Превосходство разума. День 4

"Осколки жизни"

На протяжении всей своей смены Сашка был поглощён тревожными мыслями. Он не мог заставить себя поверить в то, что рассказала ему тощая папка с фотографией Дедушки. Вернее, уже не Дедушки.

Тот измученный старик из камеры, о котором никто ничего не знал, вдруг стал реальным человеком. У него внезапно появилось всё, о чём они когда-то гадали в своих недолгих беседах: история, семья, работа… У него появилась жизнь. У него появилось имя!

Вот только из папки Сашка узнал не одно имя. И это его очень пугало. Внезапно, тот сон (который не сон), о котором рассказывал старик, начал обретать детали.

У персонажей появились имена из документов и лица с вложенных фотографий. Появились время и место действия. А самое главное — стали проявляться причинно-следственные связи между этим сном (который оказался проблесками воспоминаний) и заключением до сей поры безымянного старика.

Но самым страшным было то, что часть имён из этой истории оказалась Александру Болотникову известна…

С трудом пережив этот день и дождавшись конца смены, Сашка отправился к старику. Он знал, что должен всё ему рассказать. А также решить, как поступить с новообретёнными знаниями. Сердце его захлёбывалось в адреналине, а мысли мельтешили, как муравьи.

— Здравствуйте… — неуверенно произнёс Сашка.
— Саша? — по голосу старик понял, что что-то не так — Что случилось?
— Я всё узнал…
— О чем ты? Что узнал? — Старик занервничал, догадываясь, о чём идёт речь.
— Посмотрите сами… — Сашка протиснул в щель сложенные листы бумаги, достал из кармана помятую пачку и закурил.

Старик развернул бумаги и принялся внимательно изучать их содержимое. Почти сразу он опустился на пол. Сложно было понять: то ли он с усилием вчитывался в каждое слово, то ли просто с трудом читал (после стольких-то лет).

* Запись в дневнике *

Первая же страница выбила землю из-под моих ног. Я до сих пор не могу поверить в то, что прочёл. Что же со мной делали эти скоты, чтобы я смог потерять столько воспоминаний…

Николай Степанович Онежский… Так вот как, оказывается, меня когда-то звали. Мне нравится это имя. Или нет? Наверное, мне просто нравится то, что я иду к смерти уже не безымянным стариком.

Осужден по ст. 105, часть 2, приговорён к пожизненному лишению свободы либо, в случае особой необходимости, смертной казни… За убийство жены и малолетнего сына…

Получается, я убил свою семью? Нет, не получается. Обрывки воспоминаний говорят об обратном. Это был мой дом, в нем была моя семья. А убили их люди с фотографий, что принёс Сашка.

Но почему не меня? Женщина с ребёнком ничего бы не смогли против них предпринять. А я… Какой им прок от моего заключения? Я смутно помню, что они заставляли меня признаться в чём-то. Но какого результата они ждали от человека, забывшего даже собственное имя?

Хотя, возможно, они не верили, что я потерял память. Вероятно, это происходило постепенно, под действием препаратов, что мне кололи во время пыток. Или просто буквально отбили память ударами по голове…

Многое стало мне понятно из этих документов. Где я жил, чем занимался. Я узнал о том, что у меня была семья. Но всё это просто факты. Они не смогли вызвать никаких проблесков воспоминаний.

Я гляжу на фотографии, но не узнаю лиц. Это моя жена, на следующей фотографии — сын. Вернее, тело сына. И тело жены. Их лиц не разобрать. Однако, есть имена и фотографии людей в форме.

Судя по всему, именно они напали на наш дом. И, если верить документам, они служили вместе со мной. Возможно, с кем-то из них я даже общался. Но и их я тоже, к сожалению, не помню…

Но всё это уже не важно. Раз дата казни назначена, видимо, возникла «особая необходимость»…

* Конец записи *

— Вы что-то пишете, Николай Степанович? — полушёпотом спросил Сашка.
— Что? — он недоумевающе взглянул на Сашку.
— Вы что-то пишете? — повторил Сашка чуть громче.
— Прости, Саша, я тебя услышал. Просто не сразу понял, что ты обратился ко мне. Непривычно слышать имя, которого я не помню.
— Эти бумаги помогли вам хоть что-то вспомнить?
— К сожалению, нет. — старик вздохнул — А бумаги эти ты забери и сожги. Не хватало, чтобы ты пострадал из-за них.
— Меня сейчас беспокоит не это. — Сашка решил, что всё равно не сможет подобрать лучших слов.
— А что тебя тревожит, Сань?
— Есть ещё одна деталь. Возможно, она вам о чём-нибудь скажет… — Сашка решил выложить всё, как есть — Я не успел сделать фотографии всех бумаг, пришлось быстро исчезнуть из архива.
— И что это за деталь?
— Я случайно увидел пару строк, в которых говорилось о какой-то пропавшей девочке по имени Аня. Может быть, она вам знакома?

После этих слов и без того слабый и бледный старик побледнел ещё сильнее. Резко нахлынувшая волна подкосила ноги, и он упал, почти потеряв сознание.

— Что с вами? — испугался Сашка. — Николай Степанович, как вы?
— Я в норме… — немного придя в себя, ответил старик — Я вспомнил…
— Что? Что вы вспомнили? Девочку?
— Да, Саша. Она моя дочь…
— Вы уверены? Об этом нет информации, да и в ваших смутных воспоминаниях были только жена и сын.
— Уверен… Как только ты назвал её имя, передо мной появились образы, очертания, детали… — старик почти плакал — Её нет в том сне, потому что я не видел её той ночью.
— Они, видимо, тоже не видели, раз она записана, как пропавшая.
— Саня… — протянул старик — Найди её. Умоляю, найди…
— Я постараюсь выяснить хоть что-то… — ответил Сашка — Но времени очень мало…
— Я верю, что ты сможешь. — сказал старик — А теперь забирай бумаги и иди. И никогда больше не называй меня по имени.
— Почему? — удивился он.
— Если всё это правда, знание моего имени может убить тебя.

***

— Мне не нравится, что Болотников так много времени проводит со стариком! — громко выдал полковник.
— Думаете, он может догадываться о чём-то? — спросил его подчинённый.
— Вряд ли. Сердобольный Александр просто его пожалел. Однако, лучше это прекратить. Мало ли что у них на уме…
— Я понял, товарищ полковник. Всё сделаем как можно скорее.