Жаворонки и совы. Глава 28

  Я проснулся так рано, что застал последние бледные звёзды, медленно отступающие под натиском розовеющих облаков. Море величественно шуршало подолом мантии, а береговые скалы, как придворные дамы, застыли в благоговейном молчании, набросив на себя прозрачные вуали утреннего тумана. В комнате было холодно, но я заставил себя встать и заправить постель. Надо было собираться. Почему-то я был уверен, что Мартин согласится на моё предложение, а если и нет, нашим реальностям, как маслу и воде, всё равно не суждено было смешаться.
  Глядя на свою рубашку, аккуратно выглаженную и расправленную Хеленой на спинке кресла, я обдумывал всё, что узнал вчера от Марты об этом месте и людях, с сожалением осознавая, что природа человека мало зависит от его географических координат. Я сложил рубашку в сак, затем опустошил свой тайник, ненадолго задержав в руках тетрадь, так пока и не ставшей пристанищем для моих тайных мыслей. Ну, вот и всё. Осталось спуститься вниз и узнать, что же решил Мартин, который уже откашливался в кухне, промочив горло водой из ведра.
  Увидев меня, он сказал без церемоний:
— Собрался?
— Доброе утро. Да.
— Пойдём попозже. У меня дела.
  Я был удивлён: обычно смотритель не трудился объяснять мне что-либо. Наверно, ещё не проснулся, решил я. Мартин скрылся в спальне, зато в кухне сразу же появилась Хелена, будто бы они сговорились не сводить с меня глаз. Смена караула была произведена ещё пару раз, и, не зная, чем заняться, я сел на лавку, наблюдая, как хозяин ходит по дому, хлопая дверцами шкафов и раскручивая воронку хлопотливых сборов оборот за оборотом. Изредка я выхватывал из суеты его смех и шмелиное гудение, обращённое к жене, но он так понижал голос, что я не мог различить слов. По большей части я наблюдал за происходящим, как за причудливыми фигурами сна.
  Наконец, мы сели за завтрак, но не успели мы с ним покончить, как над забором замаячила голова Иэна, который вглядывался в окна, по всей видимости, опасаясь разбудить хозяев раньше времени. Мартин встал, отодвинул штору и замахал ему рукой, пробасив через окно:
— Сейчас!
  Иэн кивнул, вошёл во двор и расположился на корточках прямо у калитки. Но не успел он расцепить рук, которые сложил для равновесия, занимая свою птичью позицию, как смотритель, накинув куртку, уже появился на крыльце. Они ушли, но довольно скоро вернулись с добычей. В кухню перекочевали корзина свежих овощей, большая зеленая бутыль с молоком, пять кругов ароматного ржаного хлеба с тмином, несколько копчёных селедок с бронзовыми головами и застывшим, как у скульптур, взглядом и два куска солонины, завернутые в холстину — настолько белую, что у меня не осталось сомнений в её стерильности. Взвесив на руке два небольших мешочка с крупой, Мартин взглянул на меня, словно оценивая, спасут ли они меня от голодной смерти. Последним, что оказалось перед моими глазами, была небольшая голова соли, бережно завернутая в пергамент; но, наконец, Мартин передал Хелене и её, словно поставив точку в разговоре.
  Мужчины снова скрылись за забором, а я, осознав, что сейчас совершенно здесь бесполезен, толкнул калитку и направился к знакомой скале.
  Когда я забрался на плато, солнце скрылось, а небо затянула пелена, клочковатая, как бульон, закипающий в кастрюле. Я стоял и всматривался в дымку между серым и серым, пытаясь разглядеть там хоть какие-то признаки приближающегося будущего. Я жаждал одиночества и торопил время, будто выпроваживая последнего гостя, что засиделся за полночь и теперь суетливо расшаркивался в прихожей. Легкий ветер путался в моих волосах, вода тихо шипела внизу, и, если бы солнце соизволило бросить сюда хоть один луч, картина была бы идиллической; но пока что части этого мира соревновались в умении смешивать белое с черным, выставляя на суд единственного ценителя сотни серых тонов. Лишь изредка белесые буруны вспыхивали и исчезали на гребнях мелких волн, а с неба им неожиданно вторили белые искры чаячьих крыльев.
  Вернувшись к дому, я увидел, что все трое уже ждут меня у лодки, нагруженной всяким скарбом, а рядом с ними стоят предназначенные для меня сапоги.
— Явился, наконец, — недовольно бросил мне смотритель. — Обувайся.
  Я быстро переобулся, связав шнурки ботинок и повесив их на шею. Мартин коротко кивнул жене и племяннику, а затем повернулся ко мне:
— Толкай.
  Мы спустили лодку на воду. Он рывком подтянулся и перебрался через борт. Я последовал его примеру, но нога в сапоге не по размеру предательски соскользнула с мокрого дерева. Мартин, громко цыкнув, втащил меня за собой за воротник, как котёнка. Ботинок, болтающийся на шее, зачерпнул морской воды. Через минуту я уже сидел на носу, опустошая свою несчастную обувь и успев заметить, как Хелена перекрестила нас на прощание.