Дорога Жизни

               
                I

Вам, наверное, трудно представить, как можно оставаться в деревне, когда на дворе уходящая осень, поле вспаханное лежит бугорками торфяного цвета, безлюдно и только мутное сизое небо вокруг. Мои окна выходят на узкую просёлочную дорогу, а за ней поле, глазом не охватишь, огромное, ходят бездомные вороны неспешно вперевалочку, в безнадежных поисках.

В этом-то отношении у меня всё хорошо, я за лето припасла, аж полки в погребе наклонились, подпорки требуют от трёхлитровых банок с солениями, да и овощных сборов закатанных тоже хватает. Вообще, когда есть горячий борщ, картошечка с грибами, да всех видов соленья и осень можно пережить, и в зиму не застудишься с банькой-то, и с чаем липовым.

Только вот в осень смотришь в окно и щемит, и от чего, передать не могу, будто соболезную я ей, осени, вроде, как печаль её мне на плечи ложится. Сяду у окна и смотрю вроде в никуда, на самом деле в небо и такое оно сиротливое, словно
всеми покинутое, а оно ведь так и есть, мало нас в деревне осталось, я имею ввиду молодых, да и мне уже тридцать пять, не такая и молодая…

Так что, что не говорите, небо смотрит без надежды, и в моей душе её нет. И какие ветра мне надежду сюда принесут, смешно сказать, что меня при этом зовут Надеждой.

Я родилась в этом доме, дед мой его строил, когда-то колхоз был на этом месте, земля здесь чернозёмная, палку воткни – зацветёт. Вот тогда-то его народ и выбрал председателем, и землю дали у края дороги против пшеничного поля, как же оно хорошо волнуется летом, непередаваемо, словно с солнцем танцует, только пшеница плавно, игриво качается, а солнце тяжёлое, медлительное, но до захода танцует, потом видать устанет, раскраснеться и в речку упадёт…

Но это всё летом, а сейчас тоска. Бабушка жила дольше всех и дедушку пережила, и маму, и папу, правда привёз её дедушка из какого-то грузинского аула, рассказывала бабушка, в шестнадцать лет, выкрал на заре, пока весь дом спал, он служил там в каком-то полку, лет на двадцать, а то и старше был.

Пока мама с папой были живы, я в Москве училась, в общежитии жила, потом работала, снимала квартиру, вроде всё успела, построила фундамент для жизни, а только жизнь в мой фундамент не пришла, а когда осталась бабушка одна, мне пришлось воротиться в дедушкин фундамент со всем своим багажом, который поместился в один чемодан; три кофты, двое джинсов, куртка и два диплома. В прошлую осень в девяносто семь лет бабушка, не болея задремала…


                II


Нам с мужем давно хотелось купить домик в деревне, причём не в такой, которая на слуху, в тех дорого, и мы решили на нашем вездеходном джипе, хоть и десятилетнем, поездить зимой по деревням, которые в пару часов от Москвы, и смотреть, где свет в окне горит, попроситься на чай и порасспрашивать, не знают ли кого-нибудь, кто бы домик хотел продать.

Так мы забрели в один из воскресных дней, вначале девственной зимы, в небольшую деревню Митино. В ней чувствовалась жизнь, из нескольких домов шёл вверх тонкий дымок, кто-то что-то мастерил у забора. Мы остановились недалеко от просёлочной дороги и, подойдя к крайнему дому, я увидела возле окна девушку, поэтому и постучала по калитке. Надя встретила приветливо и была хороша какой-то необычной красотой; чёрная коса, видно тяжёлая, чуть ниже плеч на спине лежала, а глаза голубые и удлинённые, крепкая такая, ещё не Кустодиевская, но обещает.

Время было обеденное и, казалось, одна живёт, а дом чистый, ухоженный, приятное тепло с запахом дерева и на столе много всякого домашнего, вкусного. Надя сердечно пригласила к обеду. Нам она сразу понравилась, показалось интересным и одновременно странным, что дом был оформлен в каком-то восточном стиле - серебряные сабли висели в раме, кубки украшали камнем выложенную печь, ковёр на стене яркий в красно-чёрном орнаменте. Надя тут же объяснила, что дом бабушкин, дедушка для неё строил, чтобы она по своему родному грузинскому дому не скучала.

- Так что бабушка у меня чистокровная грузинка и дом оформляла в своём стиле. А печку – это я ей подарок сделала, я по профессии керамист, гончарное дело – это древнейшее искусство, которое передается из поколения в поколение, у дедушки эта любовь осталась в душе, а я поехала учиться в Москву. Бабушка в том году покинула наш мир, но последние два года мы прожили с ней вместе, так пока и осталась.

- А Вы случайно не знаете, никто не хочет в Вашей деревне дом продать?

Надя охотно согласилась после чая пройтись по всем соседям, она всех своих знает, выросла же здесь.

После чая, когда мы уже собрались выходить, Надя спросила:

- А что сказать, на какую сумму вы, так сказать, рассчитываете?

Тут мой муж, перехватив инициативу сказал:

- Честно говоря, у нас денег нет, мы два года, как поженились и нам родители с двух сторон собрали деньги и подарили очень хорошую в замечательном районе квартиру. Вот мы и решили её продать и на эти деньги купить в деревне дом. Конечно, не такой, как Ваш, такой не поднять, а какой-нибудь покосившийся.

И тут Надя говорит:

- А давайте сделаем иначе, можете поменять свою двухкомнатную шикарную квартиру на две однокомнатных, такой вариант возможен?

Геннадий, это мой муж, сказал:

- Не думаю, что это проблема, - и на вопрос зачем, Надя ответила:

- Я когда училась в художественном училище, нам студентам нужна была мастерская; печь для обжига, гончарный круг, также инструменты и материалы: глина, фарфор, глазурь. Мы искали, что-то подходящее, но везде было очень дорого и тогда бабушка сказала:

— Вот тебе деньги, стройте мастерскую на нашем участке, места много, стройте с кухней, печкой, баней и покупайте материалы, - вот такая у меня была бабушка, гордая грузинская княжна.

- Так что если вы поменяете свою квартиру на две квартиры, то у вас будет дом и квартира и у меня останется дом и квартира. А теперь пошли не по соседям, а посмотрите слева у реки.

Там на огромном заснеженном участке стоял очаровательный терем, с высокой шестигранный шляпой, красночерепичной крышей, на крыше ещё башенка примостилась, а внизу, вместо стен, единый стеклянный теремок, разделённый белыми балясинами, такая опоясывающая балюстрада, как застеклённая беседка.

Мы с Геной обнялись от радости и закружились, словно чувствуя, что это уже наше.

Гена сказал:

- Да берите двухкомнатную квартиру, я не могу расстаться с этим чудом.

Но Надя сказала:

- Так не честно, у вас должна быть в Москве тоже квартира, пока молодые, вам и однокомнатной хватит, а дети пойдут, к тому времени Геннадий продвинется на работе, подкопите денег и с доплатой опять поменяете.

Мы зашли внутрь теремка, там давно никто не жил и не работал, но даже мастерскую я не захотела уничтожать, место было много, и я сказала:

- Возьми меня в ученицы и пусть, когда ты захочешь что-то слепить, у тебя останется и печь и круг, можно поставить в этом же стиле красивые стеклянные ширмы.

Надя заплакала, а я её обняла и поцеловала, как старшую сестру, вот ведь как бывает, между нами, ещё три часа тому назад, было десять лет, а сейчас – это моя родная старшая сестра.

Гена взял на работе запланированный летний отпуск в начале декабря, поменялся с кем-то и кого-то осчастливил. Нашёл самое дорогое частное брокерское агентство, хозяин оказался очень симпатичным итальянцем с русской мамой.

Его профиль менять итальянские брошенные дома на хорошие Московские квартиры, модный бизнес, маме семьдесят лет, потребовался уход сына, который жил с ней до двадцати лет, потом поехал наконец-то познакомиться с папой и задержался на тридцать лет в Италии.

Сперва в Тоскане он работал брокером в папиной компании, затем папа передал ему и сводному сыну от второй семьи, по одному региону, и по десять процентов от годового дохода с каждого сына брал себе пенсионные. Марик превратился в Марчелло, очень улыбчивый, успешный и ещё не постаревший, приехал помогать маме и заодно наладил свой второй бизнес. Марчелло жил с мамой, хоть и в двухкомнатной квартире, но мечтал поместить молоденькую итальянку во вторую комнату с сестринским медицинским образованием для заботы о маме. Там уже одна медсестра учит русский, тормозило его план только отсутствие хорошей квартиры, в которую бы он сам переехал.


                III


Кода Геннадий познакомился с Марчелло и медленно объяснял, что ему нужно две квартиры, Марчелло сказал:

— Это невозможно во-первых, а во-вторых – это не мой профиль.

Но Геннадий знал, что их квартира уникальная, особенно для иностранца, поэтому он лукаво сказал:

- Окей, держу пари на бутылку хорошего армянского коньяка, проспоришь – отдашь, поедем, посмотри сперва.

Марчелло к своим пятидесяти годам не потерял мальчишечий задор, и тоже сказал:

- Окей.

Дело в том, что отец Геннадия числился завхозом в каком-то министерстве и квартирку для сына к свадьбе выхлопотал с видом на Красную Площадь, так что бой часов Кремлёвских башен была музыка их души, не говоря о том, что площадь квартир в этом элитном доме зашкаливала за сто метров.

Марчелло сказал:

- Я беру эту квартиру себе, ты получишь две однокомнатные шикарные и две бутылки лучшего французского коньяка, окей…

- Окей, - сказал Геннадий.

И в тот отпускной месяц Марчелло путём пятикратных обменов, включая брошенные замки в Италии, предоставил Геннадию, Наде и мне на рассмотрение две действительно чудные квартиры. Марчелло нашёл для нас квартиры тоже в не менее элитном, известном Доме на Набережной, где большие Сталинские квартиры строились с размахом для чиновников правительственной верхушки.

В назначенный день все собрались в офисе Марчелло для подписания договоров обмена Марчелло с Геннадием и со мной, и Надежда с обменом теремка на однокомнатную квартиру.

Надю узнать было невозможно. Куда делась Кустодиевская приятная девушка, вошла абсолютная красавица с огромными, чуть подведёнными голубыми глазами и чёрным до плеч, роскошным, небрежно рассыпанным каскадом тяжёлых волос. Белая спортивная куртка, чёрные облегающие брюки, длинные стройные ноги в высоких чёрных сапогах без каблука и мягкий шерстяной шарф, завёрнутый в низкую петлю. Она выглядела молодо, спортивно и, очевидно, от счастья возвращения в Москву, улыбка играла на её чувственных губах, нетронутых помадой.

Что сказать о Марчелло, когда мы с Геной оторопели и она, увидев наши лица засмеялась, обнажив белоснежные зубы в цвет куртки.

И тут произошло нечто самое загадочное, Марчелло влюбился в Надежду в ту же секунду, даже больше, чем в квартиру и это было видно по дрожанию его губ, рук, он потерялся, вся коммерческая хватка размякла, и он наивно, и обескураженно сказал:

- Надин возьми эту квартиру себе и меня в уголок холла, я хочу быть с тобой весь остаток своих дней.

Она засмеялась и сказала:

- Я подумаю, надо сперва посмотреть квартиру.

- Не надо, поверь, она очень хорошая.

- Не сомневаюсь, но в этом доме, наверняка, кто-то разводится и тогда твоя хорошая двухкомнатная и моя замечательная однокомнатная… ты не подумал, что мы можем претендовать на трёхкомнатную, - с юмором смеясь сказала она.

- Нет, я так не думаю, потому что я знаю две истины: одна – это то, что я никогда до тебя не женился, потому что я ждал тебя, а вторая истина – это то, что мы можем претендовать на четырёхкомнатную, я прибавлю к этой сделке старый замок на горных хребтах Тосканы…

Эта была правда, элегантно завёрнутая в юмор и казалось, что юмор сейчас развернётся и упадёт завернутый пергамент, как легкая вуаль, и в подтверждение серьёзности, Марчелло тут же встал на одно колено перед Надей, которая ещё смеялась от шуточного разговора, и сняв со своего пальца огромное бриллиантовое кольцо, надел на её средний палец…

Я осталась в деревне помочь Наде запаковывать вещи, пока Марчелло знакомил свою маму с невестой. На печке лежала забытая тетрадь, прерванная нашим приходом, её осенняя печаль…


P. S. Думала ли ты пару месяцев тому назад, в то осеннее тяжёлое ненастье, за неделю до первого нежного снега, какие ветра тебе принесут надежу… Grecale Levante — так звучат Тосканские ветра, похоже всё-таки не напрасно тебя назвали Надеждой.


Наташа Петербужская. @2023. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США.