Вербное воскресенье

               


     Было 25 апреля.
     «Подумать только, - подумал я. – Давным-давно, в такой же день, двадцать пятого нисана 33 года от Р.Х., в ворота Иерусалима вошёл неприметный, но очень привлекательный, молодой человек.
     Никем не замеченный, он вошёл и смешался с толпой праздных иудеев, толпившихся на кривых улочках в ожидании Пасхи.
     Никто не устилал путь молодому человеку пальмовыми листьями, не пел ему Осанну и никто не шёл с ним за компанию, не считая маленького человечка, похожего на лысую обезьяну.
     Примерно так вход Иисуса Христа в Иерусалим описан в «Мастере и Маргарите» у Булгакова.
     Эту картину и раньше описывали многие великие художники слова и тем более изображали просто художники, но я запомнил только картину, нарисованную Анатолем Франсом в рассказе «Прокуратор Иудеи».
     То есть не картину входа Иисуса в Иерусалим, а картину разговора старого Пилата со своим другом молодости. Тот спрашивал, не помнит ли он, как в те далёкие годы, когда он был прокуратором Иудеи, распяли некоего Христа, секта которого, «христиане», сейчас становится все наглее, крикливее и уже входит в моду у римских матрон? На что старый Понтий отвечает, что как он может помнить такие мелкие подробности, когда эти иудеи чуть ли не каждый день приволакивали к нему очередного пророка или Мессию, чтобы он его распял. «Они поднимали такой шум и крик, - говорит Пилат, - что у меня от них уже с утра начинала болеть голова, и я был готов распять кого угодно, лишь бы эти кровожадные фанатики оставили меня в покое.»
     В те времена Иудея, или, по-современному, государство Израиль, была завоевана римлянами и управлялась римским наместником, или, по-немецки, гауляйтером. Во всяком случае, историки утверждают, что его называли не прокуратором, а как-то по-другому, кажется, префектом.
     И вот, побеждённым евреям, естественно, было запрещено самим казнить кого им вздумается, а нужна была резолюция римского префекта. А то бы они наделали делов. Так же естественно, что префекту было в высочайшей степени наплевать, кого казнить, лишь бы от него отстали и не мешали музицировать на кифаре и слагать оды в честь императора Тиберия.
     Потому-то Понтий Пилат у Анатоля Франса и говорит, старческим брюзгливым голосом, что он не обязан помнить такую ерунду и мелочь, как казнь какого-то очередного Христа. Дело в том, что «Иисус»-то было именем, но «Христос» не фамилией, а как бы званием, вроде «Спасителя».
     Анатоль скорее всего прав, но разве в этом дело? Ницше назвал христианство «самой долгой по времени аферой». Но он только прикидывался безбожником, сам же был скрытым католиком, о чём писал Томас Манн. Но если оставить в стороне всех этих писателей и больных философов, то как же странно подумать, что ведь был  всё же настоящий, Тот, Единственный, Христос, Рождение и Воскрешение которого мы отмечаем уже две тысячи лет!»
     Так думал я, сидя на скамейке, покуривая и попивая минеральную водичку «Миргородская». Я не могу курить, если нет кофе, чаю, пива, или хотя бы коньяка.
     Я уже давно здесь сидел, любовался на запоздалую весну и совершенно ни о чём не думал, когда мимо прошла незнакомая  женщина , улыбавшаяся сама себе:
     - С праздником! – сказала она мне. Сделала японский полупоклон и, вся светясь нездешним светом, завернула за угол.
     - И вас тоже! – крикнул я вслед, вспоминая, что да, действительно, срывая сегодня листок календаря, я прочёл на нём о «Входе Господнем в Иерусалим».
     Я люблю покупать осенью в ноябре новый отрывной календарь на будущий год и потом вешаю его на кухне вместо старого и каждый день срываю листок и прочитываю его, сидя в «кабинете». О том что пишут в отрывных календарях, я написал рассказ, но он куда-то подевался. Помню только название: «Бабушкин кюкю». Странное «кюкю» - это закавказское блюдо вроде омлета. Отрывные календари, эти рудименты, или, лучше сказать, реликты прежней счастливой жизни, очень меня умиротворяют  и я  буду покупать их до самого конца. Судя по тому, как много их печатают, таких как я хватает.
     «Точно, - подумал я. – я. – Сегодня же Вербное Воскресенье! Подумать только, что когда-то, в точно такой же день в ворота Иерусалима вошёл один молодой человек.»
     Конечно, мы никогда не узнаем правды, каким был настоящий Иисус, как и когда Он входил в этот самый Иерусалим, как погиб и как воскрес. Разве что будет изобретена машина времени, что, говорят, вполне реально в будущем.
     Правду узнать тяжело не потому, или, вернее, не только потому, что прошло две тысячи лет, а потому что история эта много раз переписана и концов найти невозможно.
     Оставшиеся нам четыре Евангелия, называемые «синоптическими», это всё что осталось от десятков, а может быть и сотен Евангелий, то есть жизнеописаний Христа, гораздо более ранних, чем эти и рассказывавших о настоящем Иисусе.
Наверное, это был очень хороший и замечательный человек, если смог покорить воображение древних иудеев, довольно неприятных личностей, если  верить Анатолю Франсу. Решение же о Его божественной сущности было принято гораздо позже, на одном из первых Вселенских Соборов с перевесом, если верить Дэну Брауну, в один голос. Вот об этом Иисусе, просто человеке  и говорилось в тех первых Евангелиях, которых уже не осталось. Эти,  мешавшие новой Церкви документы эпохи, были сожжены и сохранились только в виде обрывков и клочков в глиняных кувшинах, которые находят  археологи в расщелинах гор.
     Смешно, что американцы, один из самых верующих народов, сами и снимают документальные фильмы  об этих еретических обрывках, о том, как оно могло, а как не могло быть, как будто кому-то  необходимо знать, что Христос не мог быть холостяком, распят был лицом к кресту и вообще жил потом в Индии до глубокой старости.
     Я только собрался углубиться в самую суть религии, о которой так душевно, а пожалуй и лучше всех, сказал Карл Маркс: «Религия – это вздох угнетённой твари, сердце бессердечного мира. Религия есть опиум народа», - но тут почувствовал, что опиум-опиумом, но зад уже начинает примерзать к скамейке, а с нашим коронавирусом и  в такое коварное время как апрель лучше не шутить и пошёл домой.
     А по пути уже ни о чём не думал, а только подумал, что как бы ни вышло, чтобы  Путешественник Во Времени, прибывший в древний Иерусалим, не сошёл с ума, ежедневно посещая разнообразные распятия и ломая голову: «Этот? Не этот? Он? Не Он?»
     А такое очень может быть, невзирая на машину времени.