Инвалиды цивилизации 20. Сусанна

19. Сусанна

Как ни переделывали людей в вебштейнов – а всё-таки некоей природной изобретательности, склонности к разного рода махинациям им вытравить из них так и не удалось. И ярким подтверждением тому являлась Сусанна.

В дни своей прежней жизни, когда Труменболт ещё именовался городом Светлоградом, а её страна называлась Союзом Советских Социалистических Республик, эту женщину звали Светланой, а фамилия у неё была Маленкова.

Родилась Светлана Маленкова в обычной трудовой семье. И, как и все дети трудящихся, ходила в детский садик, а потом и в советскую школу. После окончания десятилетки девушка поступила в кораблестроительный институт. Получив диплом инженера, она попала по распределению на судостроительный завод Океан.

В Советском Союзе многие вещи кажутся ныне нашим современникам фантастическими, чем-то вроде сказок Шахерезады. Так, медицина и образование в СССР были бесплатными. Многочисленные спортивные секции и всевозможные кружки – тоже. Коммунальные услуги и заводские путевки в пансионаты на берегу моря предоставлялись за символическую плату. Бензин стоил дешевле газированной воды, рождаемость росла ударными темпами, несмотря на уверения некоторых умников в том, что в СССР секса не было. А вот чего действительно в стране советов не наблюдалось – так это безработицы. Больше того, повсюду ощущалась острая нехватка рабочих рук. И – хотите верьте, а хотите – нет, но высшие учебные заведения и техникумы были обязаны трудоустраивать своих выпускников.

Но и это ещё не всё. Завод Океан, на котором начала свою трудовую деятельность Светлана Маленкова в качестве инженера-нормировщика, предоставлял ещё и бесплатные квартиры заводчанам – правда, для этого надо было проработать на нём энное количество лет. А до той поры им предоставлялись однокомнатные квартиры в общежитии, на заводском сленге именуемые бараками.

Здесь надобно заметить, что Маленкова была девушка фигуристая, с мягкими чертами лица и обаятельной улыбкой. Так что мужское внимание было ей обеспечено.
И работал в те времена в их цехе молодой производственный мастер с тёмными жгучими очами и мужественным красивым лицом – Юра Бондаренко.

До появления Малининой он, как и все прочие мастера, занимался бумажными делами с прохладцей. Наряды (глаза бы их не видели!) он начинал выписывать лишь в конце месяца – просыпался, как говаривали в цехе. А тут его точно подменили. Он стал захаживать в БТЗ  ежедневно. Причем наряды на нормирование почему-то нёс не старому испытанному зубру Виктору Ефимовичу Ростопчину, который на них уже собаку съел, а именно Маленковой, хотя та ещё плавала в своей работе, как и все новички, так что многое приходилось ей разжевывать и класть в рот и даже выводить её на места производства работ, дабы она могла узреть технологический процесс своими собственными очами. Желание мастера помочь молодой специалистке простиралось до такой даже степени, что он начал подсказывать ей, в каких именно сборниках и в каких таблицах ей следует брать те, или иные расценки. Словом, он проявил к девушке такое заботливое участие, что старый зубр Ростопчин только потирал руки от удовольствия, наблюдая за тем, как этот парень натаскивает его подчиненную и загружает её той работой, которую раньше ему приходилось выполнять самому.

А через пять месяцев после того, как очаровательная ножка Светланы Маленковой впервые пересекла проходную Океана, завод облетела благая весть: Бондаренко женится на нормировщице из шестого цеха!

Весть эта оказалась отнюдь не пустой: молодые люди, с благословения профкома, действительно решили создать крепкую советскую семью – ячейку общества. Свадьбу сыграли скромно, завод выделил молодым место в бараке, и в положенное время Светлана родила сына, а ещё через три годика им, как молодым специалистам, вручили ключи от новой двухкомнатной квартиры.

Вот тогда-то Маленкова и провернула свой первый шахер-махер.

Выждав, для приличия, около годика, она развелась с мужем, прописалась у матери вместе с сыном и тоже заняла очередь на квартиру – имеет право! Жить же она, как и прежде, продолжала с супругом. Иными словами, развод был фиктивным, существовал только лишь на бумаге, исключительно, как ныне выражаются наши государственные мужи, для лохов.

Трюк удался, и через пять лет одинокая мама (если судить по её документам) тоже оттяпала двухкомнатную квартиру, после чего вновь сочеталась законным браком со своим бывшим мужем, если его только можно было называть бывшим.

Вот так вот поступают не лохи, а те, кто умеет вертеться!

И всё бы шло у Светланы Георгиевны просто чудесно, да вот беда: её муж, красавец-мужчина, умный, добрый, обходительный, уважаемый всеми на заводе специалист, отхвативший, на зависть всем, такую превосходную супругу… – и вдруг запил!
Понятно, Юрия Ивановича стыдили, его увещевали, с него снимали стружку, ему приводили разные убедительные резоны, доказывая, что он катится по наклонной дорожке и плохо кончит; ему напоминали, что он перенес уже два инфаркта, и третьего его сердце может не выдержать, так что следовало бы попридержать коней – но ничего не помогало. Бондаренко сражался с Зелёным Змием до последнего вздоха и, наконец, пал на поле брани в неравной схватке с гадом – был найден мертвым в какой-то сточной канаве. 

Так, в сорок три года Светлана Георгиевна утратила мужа – на сей раз уже не фиктивно, а в самой настоящей реальности. Однако и на этом её беды ещё не окончились. Сын, в котором она души не чаяла и которому позволяла абсолютно всё, как-то незаметно отбился от рук, связался со шпаной, вырос законченным негодяем, да, к тому же ещё, и пристрастился к наркотикам. К тридцати годам он всё ещё не женился, нигде не работал, и стал поколачивать мать, живя за её счет, и она всерьёз начала опасаться, что когда-нибудь он её прирежет.

Но Бог миловал, не допустил – сын умер от передозировки наркотиками и бедная женщина, чего уж греха таить, вздохнула с облегчением.

Таким-то вот образом Светлана Георгиевна Бондаренко, в девичестве Маленкова, стала единственной обладательницей двух двухкомнатных квартир. Проживала она на жилплощади, полученной её покойным мужем, а вторую квартиру сдавала в наём. Жильцы в ней были людьми тихими, приличными, квартплату вносили исправно, да и на работе тоже наблюдался полный ажур: Ростопчин вышел на пенсию, и она заняла его место, став полноправным начальником БТЗ. Власть – пусть и не ахти какая – выявила в ней такие черты характера, о которых никто раньше даже и не подозревал. Светлана Георгиевна стала жесткой, мелочной, мстительной, лицо её загрубело, как у римского легионера, и ни одна заводская сплетня не могла пролететь мимо её ушей. Что же касается языка, то по его колкости и наполнению ядом он мог сравниться разве что с жалом гадюки. 
 
Производственные мастера теперь ходили у неё по струнке, и даже сам начальник цеха – уж на что крутой мужик был – а и тот побаивался её козней, предпочитая улаживать с ней всё щекотливые вопросы по части финансов путём мирных переговоров.

А там замаячила и новая лучезарная перспектива. Начальник ОТиЗ  завода Анна Сергеевна Шёлковая, или, как её за глаза называли Бабка, уходила на заслуженный отдых, и это был шанс взлететь на ещё более высокий шесток! А потому Светлана Георгиевна усиленно интриговала, метя на этот шесток и обгаживая всех возможных конкурентов.

Так жила-поживала на белом свете Светлана Георгиевна Маленкова: училась, выходила замуж, расходилась, снова сходилась, хоронила родственников и близких людей, всё что-то выгадывала, ловчила, комбинировала, куда-то спешила, и в час, о котором не ведал никто, кроме Господа Бога, таинственным образом была перенесена в иное время и в иное пространство.

И хотя, на первый взгляд, в этом новом мире для неё ничего не изменилось, однако же это был уже совсем другой мир. Какие-то неведомые черти здесь тоже усиленно комбинировали, интриговали, и вели свои сатанинские игры, и проникнуть в их замыслы не мог никто.

Да и черти эти были, похоже, лишь послушными орудиями каких-то ещё неведомых сил – сил непонятных, и потому казавшихся всемогущими. И в обществе зрело убеждение в том, что над всем миром довлеют некие могучие Космические Партнёры, почти что боги, управляющие всей вселенной, и что противиться их воле бесполезно.

И постепенно, сквозь привычные черты старого мира, начал проступать звериный оскал новой либеральной реальности.

Откуда ни возьмись, вдруг явились какие-то экзотические болезни, о которых никто раньше даже и слыхом не слыхивал, и горожан объял ужас. Все боялись заразиться и умереть, и каждый невольный чих стал вызывать у окружающих взрывы злобы и агрессии. В Труменболте был объявлен бессрочный карантин, люди начали ходить в тряпичных намордниках, подобно собакам, сторонясь друг друга. Однако ни медицинские маски, ни социальное дистанцирование, ни запрет на посещение общественных мест, парков, пляжей и всевозможных мероприятий – ничто не могло уберечь людей от смертельной заразы. И тогда власти провели поголовную вакцинацию горожан неким чудодейственным препаратом – разумеется, ради спасения их жизней. Это принесло свой положительный эффект, и уровень заболеваний, как свидетельствовала статистика, пошёл на убыль – так, во всяком случае, вещали по телевизору. Но останавливаться на этом было ещё нельзя. Надо было идти дальше, и для полной, уже стопроцентной победы над смертельным вирусом, следовало пройти совершенно безвредную, и даже весьма полезную процедуру облучения человеческого организма специальными оздоровительными лучами. И лишь только после этого уже ни один вирус, ни один микроб, как бы хитро он не мутировал и не мимикрировал, не мог больше причинить вреда человеческому организму – таково было единодушное мнение самых авторитетных медицинских светил. А чтобы уже совсем-совсем, уже на двести, и даже на триста процентов, обезопасить себя от заразы и позабыть о ней на веки вечные, следовало вживить в своё тело миниатюрный электронный чип. И этот чудодейственный жучок станет не только следить за общим состоянием организма, но и стабилизировать его параметры: давление, уровень холестерина и сахара в крови, и – что очень важно! – сглаживать негативные эмоции.
 
Короче говоря, наука и техника делала просто фантастический прорыв в своём развитии, обещая человеку едва ли не бессмертие. Причем укрепить своё здоровье и заполучить долголетие Мафусаила можно было почти-что задаром – за сущие копейки. Однако же и промежуток времени для этого отводился очень небольшой – месяц, от силы два, после чего эта услуга будет стоить уже баснословных денег, так что следовало спешить, вприпрыжку бежать к докторам, пока поезд ещё не ушёл и окно возможностей не закрылось. 

Так, во всяком случае, вещали адепты нового мира.

И людей охватило всеобщее безумие, каждый хотел поскорей зачипироваться, завакцинироваться, облучиться чудотворными лучами – скорее, скорее запрыгнуть в счастливый вагон.

Светлана Георгиевна во время всей этой движухи, разумеется, была в самом эпицентре событий. Она подсуетилась, сунула, где надо и кому надо на лапу, и прошла все медицинские процедуры с молниеносной быстротой, после чего стала существом нового, прогрессивного типа – то бишь вебштейном. 

Отныне она не помнила уже ни своей фамилии, ни своего имени, ни матери, ни отца, не говоря уже об более отдалённых родственниках – не помнила ничего, что было связано с её прежней жизнью. Сохранились лишь самые необходимые для её работы навыки инженера-нормировщика и биологические инстинкты.

В очищенную от «ненужного хлама» память загрузили альтернативную историю.
 
Теперь Светлану звали очень красивым именем – Сусанна, и она свято веровала в то, что некогда на планете Земля обитало могущественное племя вебштейнов, от которого и произошла вся современная цивилизация. Это племя изобрело колесо, лук и стрелы, телегу и паровую машину, оно самое первое-препервое в мире выдумало плуг, научилось добывать железо и медь, ковать мечи, заниматься пчеловодством, земледелием, рыболовством и судостроением, оно выкопало Балтийское и Чёрное море, а два брата из этого славного рода – Трумэн и Болт основали город Труменболт, ставший впоследствии культурным и торговым центром всей тогдашней ойкумены.

И жили в те стародавние времена в дремучих лесах Евразии дикие и зловредные племена москалей, иначе называемых этрусками, или же русскими. И были эти этруски многочисленны, как песок морской, и жили они в норах, подобно диким зверям. И были они очень свирепы, и промышляли разбоем и воровством, и нападали на просвещённых вебштейнов, и убивали и насиловали их дев и мужей, и уводили их в плен, и всячески измывались над ними, и пили их кровь и ели их хлеб и их сало; и эти варвары поработили свободолюбивых вебштейнов, и украли они у них их язык, их культуру, их письменность, и создали империю зла, называемую СССР, или же Союз Советских Социалистических Республик. 

И царила в СССР, или же, если точнее говорить, в «Совке», атмосфера безысходности и тоталитаризма. И была ЭТА страна превращена в тюрьму народов, и угнетенные в ней племена жили впроголодь, ели лебеду, ежей и сыроежки. И за всякое инакомыслие в ЭТОЙ стране людей карали нещадно, и не давали им вольно дышать живительным воздухом демократии, и беспощадно запрещали гомосексуализм и всякую порнографию.   
И взошёл в те времена на престол в Совке жестокий и кровожадный тиран Иосиф

Сталин, и стал он давить порабощённые народы своей железной пятой, и они тяжко стонали и охали под его коммунистическим диктаторским игом. И произошли при нём ужасные гонения на свободу и демократию. И пытали в сталинских казематах самых наилучших граждан ЭТОЙ страны, и морили их голодом, и гноили в концлагерях, и расстреливали миллионами, заставляя отречься от либеральных ценностей. 

В то же самое время в просвещенной Европе процветал, благоухая, как роза, миролюбивый германский народ, давший миру Баха, Бетховена и Гёте. И выбрал этот народ себе вождём Адольфа Гитлера путем демократического голосования, с соблюдением всех европейских норм и процедур. И этот-то Гитлер был очень чутким и душевным парнем, мечтавшим в дни своей юности стать художником. Он не ел мяса животных и птиц, не употреблял в пищу рыбу, потому что всякое насилие над живыми существами претило его тонкой возвышенной натуре. И, по доброте своей душевной, он заключил со Сталиным договор о дружбе и о ненападении. Однако же злой и коварный диктатор подло и вероломно нарушил подписанный им договор и, без объявления войны, напал на Германию, а потом и на всю Европу. Этот злобный деспот с пятиконечной звездой во лбу раскрутил маховик геноцида негров, евреев и цыган, и уже вёл бои в сердце Берлина, почти что у самого рейхстага, когда на помощь к обескровленным эсэсовцам явились доблестные американские войска. Они отбросили полчища русских вандалов от Берлина и прогнали их обратно через всю Европу вплоть до брянских болот и, загнав русского медведя в его звериное логово, вынудили его подписать акт о полной и безоговорочной капитуляции.

Такова, в общих чертах, была базовая программа, внедряемая в мозги каждого вебштейна, и затем на неё навешивались уже и остальные кластеры. После этого сознание либерала расширялось и углублялось с помощью телевизора и свободной демократической прессы, и в итоге получался совершенный образчик демократа.

Сусанну нафаршировали всей этой дичью под самую завязку – как пекинскую утку.

Она по-прежнему работала на заводе Океан, и даже успешно запрыгнула в кресло ушедшей на покой бабки, одобряла и поддерживала все нарративы партнёров – а всё остальное ей было до задницы. Проживала она на старой квартирке, а поскольку со второй жилплощади жильцы съехали, дала объявление в «Труменболтскую Правду» о сдачи её внаём. Перебрав несколько претендентов, она остановила свой выбор на одном тихом скромном мужчине.

Как уже говорилось, Сусанна прошла тотальную обработку. Однако же это вовсе не означало, что она совсем уже выжила из ума и собиралась отчислять налог в казну с арендной платы. Вот почему она уломала жильца обойтись без формальностей, потребовав с него плату авансом за месяц вперед, и этот лопух согласился.
 
Так обстояли дела у Сусанны.

В один из погожих деньков августа эта добропорядочная гражданка решила наведаться на сдаваемую ею в аренду квартиру, дабы проверить, всё ли там в порядке.

Около часа дня она звонила в дверь своей квартиры. Ей не открывали, и, полагая, что жилец куда-то вышел, Сусанна вынула из сумочки ключ и уже подносила его к замочной скважине, когда внутри послышался шум, дверь отворилась, и она увидела своего квартиросъемщика – Альфреда. Постоялец, смущенно улыбаясь, поздоровался с ней и пропустил её в квартиру. Хозяйка холодно кивнула ему и величаво проплыла мимо него в прихожую.

Придирчивый осмотр квартиры не выявил ничего такого, к чему она могла бы прицепиться. Однако же в ней находился какой-то тип – молодой, узкоглазый бурят, или монгол, и она сразу поняла причину смущения жильца и отчего он так долго держал дверь зарытой.

И хотя Альфред объяснил ей, что это его знакомый, и что он зашёл к нему на минутку и уже уходит, она была не такая дурочка, чтобы поверить в эту сказочку. Ясно было, как дважды два, что это его бойфренд. Ей, конечно, было до задницы, с кем он там трахается, однако все же она сделала ему выговор, напомнив, что запретила приводить сюда педерастов и шлюх.

Жилец, смущенно промямлив что-то о толерантности, презентовал ей коробку шоколадных конфет, и она, несколько смягчившись, удалилась.

Придя домой, Сусанна зашла на кухню и перво-наперво включила телевизор, поскольку находиться в тишине было не в её стиле. Ей непременно нужен был какой-нибудь звуковой фон: музыка, кинофильм, новости, реклама (неважно что). Главное – заглушить свои мысли, не оставаться с ними наедине, ибо ничего приятного в них не было.

Наполнив квартиру звуками из телика, Сусанна заварила чай, открыла коробку конфет, и принялась чаевничать. Конфеты были с ликером, весьма затейливых форм, и они понравились ей.

Между тем по телевизору шла какая-то фигня: приём в резиденции Грингольца президентов Соединенных Штатов Америки, Франции, канцлера Германии и королевы Англии. Сам Грингольц где-то задерживался, и высокие гости томились в просторной зале, дожидаясь его появления.

Наконец Грингольц явился – наполеоновского росточка, в костюмчике бутылочного цвета, свежий, гладко выбритый, и в самом чудеснейшем расположении духа. Босс бодрой походкой протопал по багровой ковровой дорожке к ожидающим его главам государств. Те выстроились в ряд, словно солдаты в строю, в самых почтительных позах, как оно и подобало при появлении этого столпа демократии и прогресса. Грингольц приблизился к чернокожему президенту Америки, (ибо тот стоял в шеренге первым) и эдак по-свойски, с какой-то даже развязностью, похлопал его по плечу. На лице американского президента появилась заискивающая улыбка и он с собачьей преданность заглянул Грингольцу в глаза, очевидно, желая продлить это счастливое мгновенье. Однако хозяин Труменболта уже шествовал мимо него. Он приостановился перед лягушатником, зашмыгал носом, протянул к лицу француза руку, ухватил его пальцами за щёку и потрепал её. Президент Франции, судя по возникшей на его лице подобострастной улыбке, остался весьма доволен этим проявлением благосклонности президента Труменболта. Следующим шёл канцлер Германии. Этого колбасника Грингольц дружески пхнул кулаком в бок, и тот обрадовался этому так, что даже позволил себе почтительно заблеять мелким смешком. Оставалась королева Англии – этакая древняя бабулька в розовой шляпе со страусовым пером. Учитывая её возраст, выстаивать на ногах, ожидая прихода Грингольца, ей было не так-то легко. Но, как истая англичанка, она знала свой долг и, когда Грингольц добрался до неё, изобразила на своем морщинистом лице приветливую улыбку. Грингольц, впрочем, ограничился лишь сухим кивком и, дважды шмыгнув носом, прошествовал мимо бабульки – Англия уже переставала играть в мире ключевую роль…

Миновав лидеров иностранных государств, Президент великой державы (а возможно, и даже всей вселенной) зашёл за трибуну, поднялся на довольно высокий подиум, и сразу же оказался выше всех остальных.
 
На лидера великой страны нацелились телеобъективы кинокамер, защелкали фотоаппараты репортёров. 

– Леди и джентльмены! – нервно зашмыгав носом и потерев указательным пальцем щёку, произнёс Грингольц тягучим хриплым голосом. – Я рад, что в это суровое для нашей страны время, когда мы ведём священную войну с агрессивным агрессором, и проливаем кровь на полях сражений, защищая Европу, Америку, Англию, и все другие цивилизованные страны от нашествия русско-бурятских монголов, и когда наши отважные киборги умирают, но не сдаются… и когда мы боремся тут, на этой земле, за наши европейские кейсы и кластеры, и за нашу демократию и прогресс… и я очень, очень благодарен вам всем за всё это… И сегодня вы снова проявили свою солидарность, прилетев к нам в Труменболт из всех концов нашей планеты. И мы очень ценим это. Очень и очень. И этим вы показали всем нам, что весь цивилизованный мир с нами… И что и Европа, и Америка, и Англия, и даже Франция – сегодня вы все вместе с нами… И мы благодарим вас за это. И когда я был у своей бабушки в Байденвилле…
 
Сусанна зевнула. Политика была ей до жопы. Она полистала программы и набрела на клип популярной певицы Джамалы.

После клипа началась программа «Прожектор Демократии», и в ней какой-то тип с похоронной рожей сообщал о том, что с тюрьмы сбежали три опасных преступника-рецидивиста, и что их разыскивает гестапо. За сведения о них была обещана награда – три тысячи долларов.

Ого! Подумала Сусанна. Три штуки баксов! Не хило…

Она поднесла ко рту конфету, да так и застыла с ней, глядя перед собой округлившимися глазами. С фотографий, показанных по телеку, на неё взирали её жилец Альфред и его косоглазый приятель. Третий был ей неизвестен.
 
Какое-то время Сусанна пребывала в ступоре, застыв с конфетой у рта. Потом стала соображать.

Сбить три тысячи баксов с гестапо было бы, конечно, заманчиво, очень заманчиво – это, с одной стороны. А, с другой стороны, договор-то она не заключила, может и налоговая наехать, и тогда…

Но если в гестапо не стукнуть, и оно само разнюхает об этих уродах, её привлекут за укрывательство – тут и к бабке не ходи…

Так что же делать?

Голова Сусанны заработала как калькулятор, просчитывая возможные варианты. Наконец она встала, подошла к телефону и набрала 02:

– Это гестапо?

– Да, слушаю вас.

Голос был бесцветным, без эмоций.

– Я только что смотрела телевизор… Передачу «Прожектор Демократии», – осторожно начала Сусанна. – И в нём сообщили о преступниках, сбежавших с тюрьмы…

На другом конце провода сразу оживились:

– И вы можете сообщить нам что-нибудь по этому поводу?

– Ну… – замялась Сусанна. – Мне кажется, что, в общем-то, да…

– Не кладите трубку, пожалуйста. Как вас зовут?

– Сусанна.

– Фамилия у вас есть?

– Нет.

– А какой у вас номер?

– 396445veb

– Где вы проживаете?

– По улице Петлюры 28, квартира 32.
 
– Хорошо. И что же вы хотели нам сообщить?

– Ну, не знаю… мне сначала хотелось бы уточнить один момент…

– Какой момент?

– Ну-у… Понимаете, по ящику передали, что за сведения об этих бандитах установлена награда в три тысячи баксов. Это так?

– Да. Так. Так я слушаю вас.
 
– Ну… Даже и не знаю, с чего начать… Видите ли, тут вот какое дело… – заюлила Сусанна. – Недавно я впустила к себе на квартиру одного мужчину… но пока что не заключала с ним договор, желая убедиться, что он не какой-нибудь там шарлатан. Ведь вы же знаете, как оно бывает? Впустишь какого-нибудь пройдоху – а потом не знаешь, как от него отделаться. Ну, и зашла сегодня посмотреть, не развёл ли он там срач… 

– Куда зашли?

– На Флойд стрит 37, квартира 94.

– А это что, ваша вторая квартира?

– Да.

– Продолжайте.

– Ну, так вот, прихожу я туда, значит, а там с ним какой-то узкоглазый педик отирается. То ли киргиз, то ли якут, хрен его знает… Ну, мне-то до задницы, кого там мой жилец трахает, пусть даже хоть и чукчу. Ведь мы живём в свободной демократической стране, правильно я говорю?

– Правильно.

– В общем покрутилась я там немного, и ушла. А сейчас включила телек, и вижу, их фотографии показывают…

– И вы их опознали?

– Да. И сразу же позвонила вам.

– Вы опознали только двоих?

– Да.

– А третий с ними был?

– Нет. Третьего не было. Только эти двое. 

– Хорошо. Оставайтесь дома. Сейчас к вам подъедут наши сотрудники, и мы всё уточним.

Сотрудники появились у неё через двенадцать минут. Их было двое: один брюнет лет пятидесяти, в темно-синем костюме, с короткой стрижкой и уже наметившейся плешью. Второму было не более двадцати четырех.

Гестаповцы были с ней отменно вежливы. Сусанна ещё раз пересказала им то, что уже сообщила по телефону, и они внимательно выслушали её, после чего старший показал ей фотографии трех бандитов, и она опознала двоих из них. Гестаповский чин задал ей ещё пару-тройку вопросов, и она постаралась ответить на них как можно точнее и убедительнее. Молодой составил протокол, и Сусанна подмахнула его.

– А теперь вам придётся проехать с нами, – с мягкой улыбкой сказал старший.
У него были узкие губы, широкий приплюснутый нос и цепкий взгляд холодных рыбьих глаз. Сусанна сразу поняла, что мягкость гестаповца обманчива, и предпочла ни о чём не расспрашивать его и не возражать ему. Она покорно спустилась с ними во двор, села на заднее сиденье чёрного лимузина, и сидевший за рулем шофер, ни проронив ни слова, тронул машину с места.

К дому №37 по Флойд стрит они добрались за четыре минуты. Когда машина остановилась во дворе, пожилой гестаповец произнёс:

– Сейчас мы поднимемся с вами на ваш этаж, и вы позвоните в свою квартиру. Если жильца дома не окажется, откроете дверь своим ключом. Это понятно?

Она кивнула, и они выбрались из лимузина.

Во дворе Сусанна не заметила ничего примечательного, а между тем дом был уже взят под наблюдение.

В сопровождении гестаповцев Сусанна поднялась лифтом на пятый этаж и увидела, что там сосредоточена группа захвата. При их появлении бойцы обнажили пистолеты и бесшумно заняли позиции сбоку от двери – с таким расчётом, чтобы их невозможно было увидеть в дверной глазок. Тот, что писал протокол, от них отстал. Сусанна встала перед дверью. Ноги у неё подкашивались, и она плохо соображала, что делает. Чернявый отступил в сторону и кивнул на звонок. Она подняла руку и, млея от страха, нажала пальцем на кнопку. Подождала немного… из-за двери не доносилось ни звука. Она позвонила ещё раз. Снова тишина. Сусанна перевела на гестаповца вопрошающий взгляд, и тот дал ей знак позвонить снова. Она снова нажала на кнопку звонка. С тем же результатом. Чернявый изобразил, как он проворачивает зажатый в пальцах ключ. Сусанна вздохнула, достала ключ из сумочки, вставила его в замок и открыла дверь.

Она переступила порог своего жилища, уже сожалея о том, что позвонила в Гестапо. Если преступники тут – первая пуля достанется ей.

Однако выстрелов не прозвучало.

Мимо неё проскочили секьюрити и стремительными перебежками, прикрывая друг друга, осмотрели комнаты.

Квартира была пуста.

Продолжение 21. Обер-Дон-Дон Циммерман http://proza.ru/2024/04/27/745