Твой. Без цензуры... Глава 77

Поступок отца ещё долго не выходил у Глеба из головы, напрочь вытесняя оттуда другие мысли. А ведь он был уверен, что тот до последнего будет стоять за него; все-таки они не чужие друг другу люди. Но не получилось, не срослось…

Для отца долг перед самим собой и общественными ожиданиями оказался выше личных побуждений и привязанностей. И поставив на первое место абстрактную мораль, он тем самым продемонстрировал свое желание пожертвовать ради иллюзорных идеалов чем угодно, и своими родными, в том числе, лишь бы соответствовать общественному мнению.

Нельзя было сказать, что Глеб сильно на него разозлился, ведь, по правде говоря, медицина никогда не была его настоящим призванием. Тем не менее отцовский поступок  ненадолго выбил его из привычной колеи. И покидая потом немного позже его кабинет, какое-то время он просто шел наугад, никого не замечая вокруг, пока у него в голове случайно не всплыло обещание подсобить Фролову, позволившее ему переключиться на повседневные заботы. 

Узнав, что в больницу поступила теща, Фролов был рад её ликвидировать по совету одногруппника, тренируясь дома в подготовке смертельной инъекции. Но одно дело представлять подобное действие в мыслях, и совсем другое — осуществлять его наяву.

Он уже и так, и этак подступался мысленно к этой ворчащей женщине со шприцом в руках, набрав туда предварительно обычной воды, но принадлежа к той категории людей, для которых являлось целой проблемой, к примеру, утопить в ведре ненужных котят или сбросить на мирный город атомную бомбу, не думая о том, что будет с его жителями, он принялся искать для этой цели более расчетливого, хладнокровного и не столь зацикленного на угрызениях совести человека.

Человека, для которого выполнение долга было выше личных мотивов, включая сопереживание будущим жертвам. Того, у кого чисто гипотетически не могла дрогнуть руки, если была поставлена цель пожертвовать кем-то ради общего благосостояния. И такой человек нашел. Причем в его группе. 

Им оказался Глеб Лобов, которому было уже не привыкать изгаляться над больными. Особенно если речь шла о теще одногруппника, которому навязал в качестве пациентки Березнякову, о чем сам Гордеев был пока не в курсе, читая её историю болезни, написанную от руки Лобовым.

Фролов пообещал ему исправить эту ситуацию, обрадовавшись втайне, что все разрешилось именно таким образом и он избавился от необходимости курировать «любимую» тещу. С Березняковой проблем быть не должно, а с проглоченным ею ключом он как-то разберется.

Таким образом, пообещав Фролову выполнить это задание на высшем уровне, Глеб не спешил отступать от своей миссии даже после состоявшегося пару минут назад непростого разговора с отцом. Тем более в будущей смерти Веры Анатольевны он выступал как лицо незаинтересованное, да и проходил практику в этой больнице последний день. Значит и доказать его причастность к такому преступлению будет непросто.

Перед началом лечения и операции пациентов заставляли подписывать одно соглашение, благодаря чему потом очень сложно было притянуть его лечащего врача к ответственности через суд, если вдруг что-то выходило из-под контроля и доверившийся «эскулапам» пациент умирал прямо на больничной койке.

Почему бы и не сделать в таком случае подарок одногруппнику, на которого в любом случае не могли пасть подозрения, потому тот был занят другой больной?! Вот это и роднило Глеба с атомными бомбардировщиками мирных городов, и собственным отцом, для которого общественный долг был всегда превыше всего, включая личные интересы. Поэтому запихнув куда подальше свои эмоции и остатки совести, он отправился на выполнение своего последнего практического «задания», с беспристрастным выражением лица переступая порог палаты, где уже пару суток лежала теща Фролова, чувствуя себя сегодня бодрее, чем обычно.   

— Добрый день, я пришел справиться о вашем самочувствии, — вежливо обратился он к ней, тут же представляясь и выдумывая на ходу причину, по которой зять отказался её курировать.

Так хищник пытается отвлечь жертву от печальной развязки сюжета, и доверчивая Вера Анатольевна на это повелась.

— Я это заметила, — отозвалась она, смерив парня не совсем дружелюбным взглядом.

Укутавшись в свой плед, она напоминала большую жабу, спрятавшуюся от невзгод в листве.
С одной стороны, женщина была рада, что не попала к своему зятю, который мог бы запросто отправить её к праотцам, нарочно влив в капельницу не то лекарство, с другой, что-то её насторожило в этом зашедшем в палату молодом человеке, чья безупречная манера держаться невольно отталкивала от себя.

Так иногда бывает, когда видишь перед собой приятного в обхождении человека с привлекательной внешностью и вполне презентабельными манерами, но интуиция все равно чувствует в его поведении какой-то подвох.

Что-то подобное происходило тогда и с Верой Анатольевной, отчаянно пытавшейся заглушить голос разума и доверить свое лечение какому-то практиканту.

Безупречные люди всегда её пугали, но сама себе она в этом призналась только теперь, чувствуя себя пойманной в какую-то ловушку. Словно это предопределено свыше и она не могла уйти от судьбы.

И интуиция её действительно не обманула. Потому что в лице этого парня к ней пришла сама Смерть и Рок, но все ещё надеясь, что вмешательство этого парня не принесет ей больше вреда, чем если бы её лечащим врачом назначили Фролова, немного успокоившись, Вера Анатольевна была вынуждена ему довериться, не особо, впрочем, надеясь на хороший результат.

Женщина была благодарна судьбе за то, что её лечил не зять, предоставляя ей возможность ещё немного пожить на этом белом свете. Не знала она только одного. Что нынешняя её судьба была теперь точно предрешена, и избежать своей участи у неё вряд ли получится.

«Надеюсь, это будет мое первое и последнее посещение старой дуры» — такого мнения был о теще Фролова Глеб, подходя к её столу, где стояли всякие склянки и банки.

Взяв в руки её чашку, со словами: «Сейчас я приготовлю вам успокоительное», он смерил пожилую женщину зловещим взглядом гестаповца, перед тем как закрыть дверь газовой камеры за новой жертвой.

— Э-э-э, я думаю, мне не нужно никакое успокоительное! Я просила, чтобы мне поменяли капельницу… — запротестовала она, начав частично догадываться, почему зять бросил её на произвол судьбы, предоставляя возможность другому практиканту загнать её в гроб, но Лобова остановить было нельзя.

В плане выполнения обязательств он держал данное слово, в очередной раз проявляя себя истинным сыном своего непреклонного отца.

— Что вы так переживаете? — он попытался расположить к себе пациентку дружеской беседой. — Думаете, я хочу вас отравить? 

И только она попыталась возразить, доверившись осенившему её нехорошему предчувствию, как вытащив из кармана ампулу с препаратом, который обычно применяют для травли крыс, Глеб разбил её, высыпав содержимое в небольшую мисочку и начав толочь его ступкой.

Это снадобье он планировал подсыпать в её чашку. Уничтожить её каким-нибудь гнусным и рискованным способом, как, например, убийство при помощи ядовитого порошка или растворённых в рюмке капель опасного лекарства — к такому выводу он пришел, долго обмозговывая обстоятельства будущей смерти этой женщины, чье вмешательство в семью Фролов был не в состоянии выдержать.

Сам Глеб, между тем, давно мечтал испытать на ком-то один сильнодействующий препарат. И теперь, когда подходящий случай наконец наступил, просчитав наперед все возможные риски и потери, он уже не мог так просто отказаться от своего плана, поставив перед собой цель добиться своего вопреки всему.

Пытаясь отвести от себя все подозрения относительно подмешивания в лекарство какого-либо яда, он расспрашивал пациентку о заранее употребленных ею препаратах. И даже не подозревая, с какой целью этот молодой человек интересовался процедурой её лечения, вспоминая, как она попала в больницу и что последовало потом, собираясь по крупицам всю информацию, Вере Анатольевне удалось кое-что выудить из своей памяти. И пока практикант готовил для неё «успокоительное», она неторопливо поведала ему следующее:

— На той неделе мне ваша медсестра предлагала «УПСу»… Ту самую, которая «Эффералган», но я отказалась.

— А вот это вы зря, — возразил «доктор Глобов». — Больной обязан выполнять все предписания лечащего его врача.

— Я согласна, но знаете сейчас такое положение в стране, — ворчала Вера Анатольевна, не избавившись от своей привычки критиковать все и всех даже после попадания на больничную койку. — Откуда я знаю, что «Маде ин Чайна» мне в «УПСу» эту покладет…

— Кстати, а у вас ещё остался этот самый «Эффералган»? — как бы невзначай поинтересовался препаратом Глеб, ненадолго отвлекаясь от приготовления «успокоительного».

— Да, вот он, — небрежно указала она на полупустой флакон. — Со дня рождения осталось… Отмечали в палате именины племянницы Марины по Сашиной Лиде сестры Витьки знакомого… Сани, что сейчас в Мурманске. Он на «химии» сидел с Лариской Фисэнко…

Пропустив мимо ушей все детали витиеватого генеалогического древа столь плодовитого семейства, он взял со стола флакон этого самого «Эффералгана» и изучив его состав, незаметно спустил его в карман своего халата. Для травли врагов подойдет в самый раз!

Все это время, пока он готовил «успокоительное», в его глазах мерцал такой жесткий блеск, которого Вере Анатольевне не приходилось замечать даже у своего зятя, неоднократно угрожавшем её укокошить.

Не выдержав наконец затянувшейся минуты молчания этого типа, она осторожно осведомилась у него о причине такого торжественного настроения, которого не замечала даже за медсестрами, периодически наведывавшихся сюда, чтобы проконтролировать её состояние:

— Доктор, почему вы так странно на меня смотрите? Результаты анализов показали что-то не то?! Скажите мне правду, я все выдержу! Значит операцию отложить не получится, чтобы я успела свидеться со своей дочерью и внучкой?!

Опомнившись от раздумий и словно опасаясь, как бы она не прочитала его истинные мысли, Глеб отмахнулся от её подозрений, придавая своему лицу более отстраненное выражение:

— Это я так, в общем, не обращайте внимания… Пытаюсь составить в уме картину вашего диагноза.

— Но в этом нет необходимости, — неодобрительно покачала головой Вера Анатольевна. — Мой зять мне уже все поставил.

— Свечи он вам поставил, — встретившись с ней взглядом, отрезал практикант. — За упокой.

Его приговор прозвучал в стенах палаты настолько убедительно, что вмиг побледнев, женщина казалось, была готова отправиться в мир иной уже сейчас, не дожидаясь, пока её угостят ядом.

Тем не менее подобных склонностей за безобидным на вид Фроловым она не замечала. Дикий ужас, овладевший ею, до такой степени преобразил ее полноватое лицо, что в считанные секунды Вера Анатольевна превратилась в отвратительную карикатуру на саму себя: выпученные глаза, трясущиеся щеки, — все это выглядело крайне отталкивающе, поэтому стараясь лишний раз не встречаться с ней взглядом, Глеб торопился, почти заканчивая измельчать ступкой порошок.

— Скажу по секрету, Фролов поставил вам неверный диагноз, — отозвался он, когда «успокоительное» наконец было готово. — Поэтому мы были вынуждены принять некоторые меры и перепроверить ваши анализы повторно.
 
— Н-да? — недоверчиво уставилась на него Вера Анатольевна. — Я так и подозревала, что он что-то напутает… Это так на него похоже. Странно, что мне об этом ничего не сказали.

— Возможно Николай просто не хотел лишний раз вас расстраивать, поэтому почувствовав, что не справляется с вашим лечением, он и решил передать вас в руки более опытного врача, — невозмутимо молвил Глеб, на ходу выдумывая всякие небылицы;  через каких-то полчаса этой женщины возможно не будет в живых и проверить, кому и что конкретно назначал Фролов, будет уже невозможно. — Именно поэтому я решил приготовить для вас успокоительное, чтобы выпив его, вы немного пришли в себя и подготовились к операции.

И хотя Вера Анатольевна отлично понимала, что он готовил для неё что-то совсем другое, не имевшее ничего общего с лекарственным средством, возразить этому молодому человека она побоялась. Поэтому очутившись почти в безвыходном положении, женщина казалось была готова попросить Провидение ещё немного продлить срок её пребывания на земле, но повернуть судьбу вспять уже было невозможно.

— Выпейте это и вам сразу полегчает, — молвил практикант, протягивая ей чашку с приготовленным снадобьем.

Однако заметив легкую тень сомнения в глазах пациентки, и словно опасаясь, как бы она не вылил содержимое на пол, отказываясь принимать такое «лекарство», Глеб попытался вызвать у неё чувство вины:

— Не смотрите на меня так, будто у меня на голове выросли рога, а в руках появились виллы. В конце концов, кто здесь лечащий врач — вы или я? Мне лучше знать, что вам необходимо, чтобы вы поскорее пришли в себя…

Взгляд «лечащего врача», устремленный на неё сверху вниз, ей не очень понравился. Так обычно смотрят на людей, чья судьба была заранее предрешена.

— Вы думаете, я желаю вам зла? — продолжал настаивать Глеб, вкладывая ей в руки чашку с «успокоительным». — Вы подумайте логически, стал бы я предлагать вам выпить что-то такое, чего никогда бы не попробовал сам?! Как думаете?

Заготовив целую речь о «целебных» свойствах приготовленного им снадобья, он собирался прочесть ей лекцию по этому поводу, когда дверь палаты отворилась и на пороге помещения появилась медсестра Тонечка Лебедева.

Посмотрев на практиканта и тут же переведя свой взор на перепуганную пациентку, которая держала в руках чашку, молодая женщина невольно удивилась.

Проигнорировав безумный взгляд пациентки, Лебедева решила не вмешиваться в ситуацию, ведь в случае оказания помощи Вере Анатольевне, следующей «жертвой» яда могла стать она сама. Подойдя к столу, Тонечка приветливым тоном поздоровалась с сыном главврача.

Даже не глянув в её сторону, тот лишь презрительно фыркнул в ответ.
Смекнув, однако, что против неё нарисовался настоящий «заговор», наверняка устроенным её «любимым» зятем, Вера Анатольевна попыталась разгадать, что именно скрывалось за неясными действиями медперсонала. И если каких-то пару минут назад она почти готова была поверить, что ей действительно предлагают выпить настоящее успокоительное перед операцией, то после вмешательства медсестры, не особо спешившей вмешиваться в дело, женщина заподозрила неладное. Заметив её растерянность, Глеб начал действовать решительнее.

— Ну, и чего вы медлите? — угрожающим тоном переспросил он, указывая на чашку. — Поймите, это обычное успокоительное. От него вам точно не будет никакого вреда. Можете поверить мне на слово.

Сейчас у него был такой вид, что со стороны казалось, будто ещё немного и окончательно потеряв терпение, он схватит её за шиворот и лично зальет содержимое этой чашки прямо ей в глотку.

От пристального внимания Лебедевой не ускользало ничего: ни один его жест и ни одно сказанное им слово. Она подмечала все, стараясь не особо себя выдавать. И окончательно перестав улавливать, к чему все шло, теща Фролова была на грани помешательства, постепенно теряя рассудок. Втупив в неё пронзительный взгляд, Глеб повторил свою просьбу увещевательным тоном:

— Пейте и ничего не бойтесь. Я желаю вам только добра.

Невольно вздохнув, Вера Анатольевна с опаской покосилась на чашку в своих руках. Ей ещё никогда не приходилось слышать в голосе «лечащего врача» столько ядовитой самонадеянности.

Любой человек, окажись он слабее духом, моментально бы поддался его влиянию, выполняя его самые безумные просьбы, даже если те граничили с серьёзным риском для собственной жизни. И Вера Анатольевна не стала исключением.
Конечно, логичнее было бы отказаться от питья и вылить его на пол, но испытывая перед столь самодовольным молодым человеком почти гипнотический страх, поступить по-другому она не могла.

Влияние вероломного практиканта на неё было таким, что успев раз десять попрощаться с собственной жизнью, под настороженным взглядом Лобова она медленно поднесла к своему рту чашку с питьем, и сделав первых два глотка, поставила её обратно на стол. Парень торжествующе улыбнулся.

Да, сегодня он ликовал, и его радость не скрылась от взора внимательной медсестры. Находясь словно между двух огней, Тонечка понятия не имела, что ей следовало делать в подобном случае, приняв решение просто хранить молчание.

Всмотревшись в бледное лицо пациентки, в особенности акцентировав свое внимание на её безучастном взгляде, Лебедева поделилась с практикантом своими опасениями:

— Похоже, ей немного по себе.

— Да, она как будто вправду теряет рассудок, — согласился «доктор Глобов», осторожно подхватывая запястье тещи Фролова, чтобы посчитать пульс. — Один только её бред про отказ от операции чего стоит… Мне кажется, этой женщине не помешало бы для начала пройти обследование у Филюрина.

— Да, присматривающий за ней персонал и вправду замечал какие-то странности в её поведении, — согласилась Лебедева, — но Ефим Андреевич был тогда сильно занят, что даже если бы она и обратилась к нему за помощью, он все равно бы не смог её принять. 

— Это и плохо, — пожал плечами Глеб, рассеяно взирая на умирающую пациентку. — Нельзя недооценивать все шансы на выздоровление, а теперь смотрите, до чего здесь бедную женщину довели с неправильной трактовкой её анализов. Она бедная, и вправду думала, что ей придется перенести операцию, а на деле там оказались проблемы с головой. Не досмотрел Гордеев, и вот результат.

Резко побледнев после приема «успокоительного», Вера Анатольевна начала медленно оседать на постель, делая знаки медсестре, чтобы та оказала ей первую медицинскую помощь и отвезла на промывание желудка.

На лице Лобова, хладнокровно наблюдающего за корчившейся в предсмертных судорогах пациенткой, не дрогнул на лице ни один нерв. Теща Фролова продолжала что-то хрипеть и мычать, но слов её, увы, разобрать было невозможно.

— Какое несчастье… — брезгливо поморщился Глеб, отходя от неё. — Нет ничего страшнее картины начинающегося маразма.

С озадаченным видом подперев свой подбородок рукой, словно только сейчас обнаружив одно упущение в методике лечения пациентки, он добавил вслух следующее:

— Н-да, побочный эффект «эффералгана УПСА» таки дал о себе знать… Просто удивительно, как я мог не заметить этого раньше. — Повернувшись к Лебедевой, он тотчас сделал ей выговор: — Тонечка, а почему вы здесь стоите и смотрите на неё? Разве не видите, что пациентка сейчас скончается? Вызовите кого-нибудь… — после чего оставив её одну в компании с умирающей, поспешил покинуть палату, не особо интересуясь, что произойдет с ней в дальнейшем после приема его успокоительного.

— Он отравил меня, этот парень… — еле слышно причитала Вера Анатольевна, решившись наконец на признание, едва дверь за нерадивым практикантом захлопнулась. — Вы слышите? И без моего зятя здесь дело не обошлось! Это он надоумил медперсонал избавиться от меня!

Теряя голос, женщина продолжала что-то шептать себе под нос, вспоминая о своей дочери и внучке, но Лебедева её уже не слышала, успев сделать собственные выводы относительно сложившейся ситуации вокруг умирающей.

Страх потерять работу перевешивал в ней желание помочь несчастной пациентке. Лишь когда Вера Анатольевна была совсем уже плоха и ей оставалось жить всего ничего, Тонечка побежала за подмогой, спотыкаясь от волнения на ходу.

Сын главврача отравил пациентку прямо у неё на глазах, а она ничего не сделала, чтобы помешать свершиться преступлению!

Происходящее просто не укладывалось у неё в голове, и тем не менее это было так. Но словно опасаясь, как бы все подозрения не пали на неё лично, направляясь к старшей медсестре, которой собиралась доложить об ухудшившемся состоянии пациентки, она ещё долго не могла успокоиться, обдумывая все детали ситуации и заранее отрицая свою причастность к данному инциденту.

Глава 78

http://proza.ru/2024/04/29/797