Глава 12 Анна

 
 
 Глава 12
Анна

Анна Андреевна Чахлова родилась в тысяча девятьсот девятнадцатом году, в самый разгар Гражданской войны, в глухой сибирской деревне Горбуново, скромно приютившейся на берегах небольшой таёжной речушки Аёв. Её густые тёмно-русые волосы, окаймлявшие правильный овал лица, прекрасно сочетались с большими и выразительными небесно-голубыми глазами, в которые, как некоторые говорили, окунулось небо. Энергичная, жизнерадостная, с сильным красивым голосом, она великолепно пела и играла на гитаре. Анна всегда была душой компании и находилась в центре внимания. Вместе с этим она не чуралась повседневных и однообразных крестьянских забот, составлявших основу её жизни.
С детства Анна жила в семье зажиточного крестьянина, которым и был её отец, Андрей. Семья вела большое хозяйство, и родители, хотя и имели двух батраков, сами много работали на равнк с ними. Когда во время продовольственной развёрстки у Андрея отобрали хлеб и скотину, он со всей семьёй уехал из деревни Горбуново на золотые прииски. Отец Анны был человеком работящим и предприимчивым. На золотых приисках он неплохо заработал и вернулся обратно в Горбуново. К тому времени крестьянские хозяйства разорять перестали. Андрей приготовил угощение и пригласил к себе в дом всех деревенских жителей. Люди ели, пили, плясали, пели песни. В весёлом настроении Анна запела частушки: «Милый хитрый, милый хитрый, я ещё хитрей его! Он подружку мою любит, я — товарища его!..», «Я любила его месяц, он меня — полмесяца, он меня — полмесяца, и то хотел повеситься!» Раздался дружный хохот, после чего и другие женщины громогласно и весело подхватили шуточные напевы.
Во время гулянки в дом к Андрею зашёл худощавый мужик, который участвовал в разорении его хозяйства. Мужик поклонился и попросил угостить его водкой. Андрей налил чарку и, передав её Анне, велел поднести незваному гостю. Анна взяла чарку с водкой и, подойдя к пришедшему на гулянку мужику, выплеснула ему в лицо. Гость воспринял это как должное.
— Суровая ты, Анна Андреевна! — утираясь обтрёпанным рукавом, смиренно произнёс мужик. — Знаю, что виноват! Так что делать?
— Ты не работал никогда и в результате ничего и не имел! — запальчиво выпалила Анна. — Пил да гулял, а потом хлеб у нас отнимал! А мы работали от зари до зари — и поэтому хозяйство крепкое имели! — высказала претензии Анна. — И сейчас Бог помог нам восстановить всё! А теперь убирайся из нашего дома и забудь сюда дорогу, иуда проклятый!..
— Будет тебе, Анна! — попытался урезонить свою дочь Андрей. — Пусть идёт с миром!
Андрей налил ещё водки и поднёс гостю. Тот выпил, поблагодарил и вышел из избы. Раздались звуки балалайки, запела гармошка, и праздник продолжился.
Вскоре Анна переехала жить в город Тару и вышла замуж за крестьянина Петра Телегина. Пётр Телегин был мужик рослый, с курчавыми тёмными волосами, с карими, слегка навыкате глазами. В труде он был неленив, одновременно слыл весельчаком и балагуром, умел в меру и выпить, и закусить. Через девять месяцев Анна родила сына, которого назвали Рафаэлем в честь итальянского художника Рафаэля Санти. А понравился ей этот художник, когда однажды в одной из газет она увидела репродукцию его картины «Сикстинская мадонна». Непростая крестьянская жизнь, как и у других жителей Тары, не обещала особых перемен и сюрпризов, однако Судьба рассудила по-своему.
В один из дней Пётр Телегин запряг лошадь в повозку и поехал на ней по хозяйственным нуждам в расположенную в нескольких километрах от Тары деревню Чёкрушево. На обратном пути он проголодался и решил сделать остановку, чтобы немного перекусить. Пётр свернул с дороги и привязал лошадь к ближайшему дереву, возле местного кладбища. Неожиданно налетел резкий порыв ветра, поднявший дорожную пыль и вихрем закрутивший её над вытоптанной дорожной колеёй. Пётр посмотрел на небо, так как знал, что подобные пылевые вихри обычно поднимаются перед дождём, но небольшая плотная туча шла стороной и не обещала заслонить собой солнце. Неожиданно Пётр увидел неизвестно откуда взявшегося плотного, розовощёкого человека, одетого в изысканный чёрный фрак, оттенённый белоснежными манжетами на рукавах и эффектным жабо на груди. Неизвестный мужчина был обут в блестящие лакированные туфли, и весь его вид никак не сочетался с просёлочной дорогой. Это был вездесущий Вихрь. Взглянув на Петра, Вихрь расплылся в улыбке и, радуясь нечаянной встрече, широко раскинул руки в стороны:
— Боже мой, хотя бы одна живая душа встретилась!.. А то я подумал, что это кладбище совсем забросили! Здравствуйте, уважаемый путник! — поприветствовал он решившего отдохнуть мужчину.
— И вам поклон!.. — сухо поздоровался в ответ Пётр. — Вы нездешний, что ли? Родственников решили на кладбище проведать? — обратился к незнакомцу Пётр.
— Да, решился... Давно не был!.. Даже не могу объяснить, как давно! — ответил одетый во фрак розовощёкий незнакомец. — Хочу помянуть одного доброго человека. Может быть, вы составите мне компанию? — попросил он.
— Что ж, я не против, — согласился Пётр. — Я как раз собирался перекусить.
— Вот и замечательно! — незнакомец указал на растущую у края кладбища высокую ольху. — Пройдём, Петя, туда. Там есть столик и скамеечка.
— Откуда вы знаете моё имя? — удивился Пётр.
— Работа у меня такая, всё знать! Разрешите представиться: Вихрь, — отрапортовал незнакомец и поклонился коротким кивком головы.
Пётр взял с телеги свою котомку, в которую он предусмотрительно, ещё до поездки, положил хлеб и сало. Мужчины прошли к возвышавшейся ольхе, возле которой топорщилась песчаная насыпь недавно засыпанной могилы с установленным на ней деревянным крестом. Тут же находились вкопанный в землю столик и сделанная из свежих досок скамейка. Мужчины присели на новенькую скамейку.
— Неудобно возле чужой могилы-то, — покосившись на крест, заметил Пётр.
— Она не чужая!.. — пояснил Вихрь.
Пётр достал из котомки прихваченную с собой снедь и разложил на столике.
— Ради такого случая мы угостимся чем-нибудь получше! — взглянув на простоватые продукты Петра, уверенно добавил Вихрь.
Пётр, оторопев, увидел, как мужчина во фраке сунул свою руку в воздух, при этом её часть, примерно по локоть, бесследно исчезла. Удивлённые глаза Петра расширились, рот приоткрылся. Вихрь, увидев изумление Петра, весело подмигнул ему и прокомментировал:
— Это магия!..
В это самое время в престижном ресторане «Метрополь», что на Садовой улице, в городе, который в то время назывался Ленинградом, в частично заполненном по случаю дневного времени суток большом зале резвые официанты готовили забронированные столики к приёму гостей. На белоснежных скатертях были разложены фарфоровые тарелочки с фирменными вензелями ресторана, вилки, ложки, ножи, рюмки и фужеры, сложенные пирамидкой салфетки, графинчики с водкой, нарядные бутылки с вином, различные закуски: мясное и фруктовое ассорти, икра, заливное и так далее и так далее, соответствуя запросам клиентов, их вкусам и упругости кошельков.
Худенький официант в накрахмаленной рубашке закончил сервировать стол и на мгновение замер, любуясь своей работой и изысканностью сервировки. Вдруг прямо из воздуха возле стола появилась видимая только по локоть рука, отороченная белой манжетой рубахи и фрагментом чёрного рукава фрака. Странная рука ловко прихватила рюмки, графин с водкой и исчезла. Через мгновение она вновь появилась и на этот раз, прежде чем исчезнуть неизвестно куда, прихватила вазу с фруктовым ассорти. Вслед за этим рука ещё несколько раз появлялась прямо из воздуха и утаскивала с сервированного стола различные салаты и закуски. Оцепеневший официант только и смог промычать: «Г-ра-бят!..»
Изумлённый Пётр молча наблюдал, как мужчина во фраке, назвавший себя Вихрем, извлекал из воздуха вилки, рюмки, водку, экзотические закуски…
— Ну, ты и фокусник!.. Артист, что ли? — спросил удивлённый Пётр.
— Вроде того! — согласился Вихрь.
— Я так и подумал, что ты — артист!
— О!.. Ещё какой артист!.. — Вихрь поднял графинчик с водкой. — Ну, что, Петя, выпьем? — предложил он.
— Выпьем, — согласился Пётр. — А за что будем пить? — уточнил он.
— А выпьем мы, Петя, за тебя, за упокой твоей души!..
— Так я ещё жив!.. — засмеялся Пётр и почувствовал, как лёгкая дрожь пробежала по его телу.
— Ты же знаешь, как оно бывает!.. Сегодня — жив, а завтра — хлоп, и нет!
Вихрь поднял свою рюмку, Пётр в ответ поднял свою и потянул её к собеседнику.
— Чокаться не будем, мы же на поминках! — пояснил Вихрь. — Хотя, чокнуться в нашей жизни вполне реально, — и розовощёкий артист одним махом осушил свою рюмку.
Пётр последовал его примеру, а затем взял вилочку, насадил на неё огурчик и захрустел им, закусывая.
Пока Вихрь и Пётр пробовали закуски, к столику подошёл третий мужчина. Он был высокий и худой, со странным колпаком на голове и с одним башмаком на ноге.
— Здра-а-сте!.. — протяжно поздоровался подошедший.
— Это мой товарищ, — указывая на Хроноса, пояснил Вихрь.
— Тоже артист? — осматривая необычный облик новичка, предположил Пётр.
— Да, мы из одной труппы! — разливая водку по рюмкам, пояснил Вихрь.
 Хронос присел на край скамейки, и Вихрь передал ему наполненную рюмку. Вторую рюмку он протянул Петру:
— Выпей, Петя!
— Жена ворчать будет, если нетрезвым приеду... — взяв рюмку, проворчал Пётр.
— Не будет… Сегодня можно всё!.. — попытался успокоить сотрапезника Вихрь.
Выпив, Вихрь протяжно затянул известную песню, знаками приглашая своих товарищей присоединиться к этому процессу: «Степь да степь кругом — путь далёк лежит. В той степи глухой замерзал ямщик…»
Через минуту вся компания дружно распевала русскую народную песню. Когда водка в графинчике закончилась, Вихрь снова «запустил» руку в пространство и на глазах у изумлённых официантов ленинградского «Метрополя» прихватил очередной графинчик с «беленькой».
— Вот, опять! Я же вам говорил!.. — возбуждённо заявил официант стоящему рядом с ним изумлённому метрдотелю ресторана.
Пётр совсем захмелел и скоро задремал, опустив голову на сложенные на столе руки. Снилось ему, что лежит он живой в гробу, а его засыпают землёй. Дикий страх сдавил все его внутренности, Пётр истошно закричал и проснулся. Холодная испарина покрывала его лоб. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что новых знакомых рядом с ним уже нет. Не было ни закусок, ни графина из-под водки, ни вилок, ни рюмок. Плохо соображая, он убедился, что лошадь стоит привязанная на том же месте. Котомка, в которой лежали хлеб и сало, валялась рядом. Пётр встал и, пошатываясь, подошёл к свежей могильной насыпи, посреди которой возвышался деревянный крест. На табличке, прикреплённой к кресту, Пётр с удивлением и недоумением прочитал: «Пётр Телегин». Ниже надписи были вырезаны год рождения и год смерти — нынешний год. «Странное совпадение!.. — нервно сглотнув слюну, подумал Пётр. — И год рождения почему-то точно совпадает с моим годом…» Жуткий озноб прошиб всё тело напуганного мужчины. Неожиданно реальность вокруг размылась и поплыла. Пётр зажмурился и замотал головой, пытаясь прогнать наваждение и окончательно прийти в себя. Открыв глаза, он увидел, что столик и скамейка, только что стоявшие возле могилы, бесследно исчезли, а вместо них, на этом месте, густо растёт сочная трава. Могильная насыпь и крест тоже пропали, а там, где они были, опешивший Пётр увидел странную фигуру женщины в длинном чёрном плаще с накинутым на голову глубоким капюшоном. Женщина повернулась, и он заметил под капюшоном цепкий могильный взгляд её белёсых глаз. Пётр почувствовал, как на его голове зашевелились встающие дыбом волосы. Он с ужасом попятился назад и бросился к своей лошади, судорожными движениями отвязал вожжи, вскочил на повозку и, нахлёстывая ошалевшее от ударов животное, не разбирая дороги, погнал в Тару.
На въезде в город, так получилось, что охваченный ужасом пьяный Пётр не справился с управлением разгорячённой лошади и нечаянно задавил случайного прохожего и, к сожалению, насмерть.
 Петра арестовали и посадили в тюрьму, причём в ту же самую, где досиживал последние месяцы своего десятилетнего заключения Константин Атюрьевский. Первые пять дней заключения Пётр провёл на холодном полу тюремной камеры. Дальнейшие ненадлежащие условия содержания привели к тому, что он простудился и заболел тяжёлой формой воспаления лёгких.
Анна с крынками молока и травяными настоями неоднократно обращалась к начальнику тюрьмы с просьбой передать всё это мужу, чтобы он мог попить горячего молочка и подлечиться травами. Её искреннее желание помочь мужу первоначально не находило отклика у руководителя этого учреждения. Тем не менее, позже, в один из её приходов в тюрьму, начальник всё же обратил внимание на настойчивую, молодую и сочную женщину. Он встал из-за стола, обошёл Анну сзади и, приблизившись плотнее, прошептал ей на ушко:
— Я смогу пойти вам навстречу, если вы… — возжелавший начальник просунул под локоть женщины руку и сжал своими плотными и потными пальцами её упругую грудь.
Анна посмотрела в масляные глаза беспардонного нахала и с разворота треснула его по наглой роже. Начальник крякнул от неожиданности и, потирая ушибленное лицо, вернулся за стол.
— Как хотите... Передавать передачи заключённым не положено! — подвёл он итог встречи. — Выйдите из кабинета и больше не приходите сюда!
Равнодушие надзирателей, отсутствие квалифицированной и своевременной помощи привели к тому, что через два месяца заключения, не дождавшись суда, Пётр скончался.
Анна похоронила его на краю кладбища под высокой ольхой. Над могилой друзья Петра установили деревянный крест с табличкой: «Пётр Телегин» и годы жизни. Рядом вкопали свежевыструганную скамеечку и столик. Помянув друга приготовленным самогоном и выразив свои соболезнования вдове, друзья ушли.
Анна плакала, стоя у могилы. Наревевшись, с поникшей головой Анна собралась направиться к дороге.
— Господи, горе-то какое!.. На кого же ты меня покинул и что же мне одной делать? — причитала Анна.
— Идти к начальнику тюрьмы!.. — услышала она за своей спиной женский голос.
Анна обернулась и увидела красивую цыганку, сидящую на скамейке у могилы Петра.
— Вы кто? — с надрывом в голосе спросила Анна.
  — Судьба, — ответила цыганка. — Садись рядом, родимая, — в ногах правды нет, — попросила она.
  Анна с усталой обречённостью вернулась к могиле и села рядом с цыганкой.
— Скажи начальнику тюрьмы всё, что ты о нём думаешь, —посоветовала Судьба.
— Так посадят же, — вздохнув, ответила Анна.
— Непременно посадят, но ненадолго, и это принесёт счастье в твою жизнь!..
— А долго ли я жить-то буду?
— Долго, родимая, больше восьмидесяти лет проживёшь, детей поднимешь и внуков вырастишь...
— Не знаю, хорошо ли, плохо ли ты советуешь!.. А вот возьму и, правда, всё этой твари тюремной выскажу! — решила Анна. Она вытерла слёзы спадавшим на плечи синим платком, поправила и закрепила гребёнкой волосы и почувствовала облегчение. Анна повернула голову, желая что-то сказать собеседнице, но рядом уже никого не было.
— Ушла, что ли, цыганка-то?.. — посмотрев по сторонам, тихо спросила себя Анна.
По совету цыганки она пошла к начальнику тюрьмы, чтобы выплеснуть всю накопившуюся боль и горечь несостоявшейся семейной жизни. Молодая и сильная женщина, вошла в кабинет начальника и без прикрас, и затей обложила его отборным русским матом, выразив таким способом всё своё отношение к данному заведению, к его служителям и к нему лично. Начальник тюрьмы вызвал дежурного и приказал за хулиганское поведение, «для профилактики», запереть буйную женщину дней на десять в какой-нибудь свободной камере:
— Пусть немного посидит, подумает, глядишь, и успокоится! — обосновал он своё решение.
Дежурный только-только собирался перекусить. Его уже ожидала разложенная на столике припасённая для службы снедь: варёные яйца, солёные огурчики, терпкий лук и хлеб. Он вывел Анну из кабинета начальника тюрьмы и повёл в дежурную комнату, чтобы взять ключи от свободной камеры. Около «дежурки» он увидел Вихря; тот был одет в новенькую гимнастёрку, галифе и начищенные до блеска хромовые сапоги.
— Вы кто такой? — спросил дежурный у новичка.
— Сегодня первый день, как я поступил к вам на службу, — ответил Вихрь.
— Тогда вам по традиции нужно проставиться! С вас — магарыч!..
— Уже — с собой! — Вихрь высунул из кармана и показал запечатанное горлышко бутылки с водкой.
— Я сейчас быстренько отведу задержанную и вернусь, — засуетился дежурный.
В это самое время появившийся в тюрьме Ангел, оставаясь невидимым для её персонала, заглянул в тюремную книгу и, полистав страницы, узнал, в какой камере находился Константин Атюрьевский. Когда дежурный зашёл в служебную комнату за ключами, Ангел снял с щитка ключи от камеры Константина и бросил их на стол перед вошедшим дежурным. Тот, желая быстрее приложиться к ожидавшей его водке, махнул рукой и не мудрствуя с выбором, схватил самопроизвольно свалившиеся на стол ключи и отвёл задержанную Анну в ближайшую камеру, именно в ту, в которой досиживал последние дни своего заключения Константин Атюрьевский.
При таких причудливых обстоятельствах Анна Телегина и Константин Атюрьевский встретились, познакомились и провели первые десять дней совместной жизни в одной камере... Шёл тысяча девятьсот сорок первый год. В Европе уже вовсю полыхала и гремела оружием Вторая мировая война.
Константина освободили вместе с Анной, так как его тюремный срок к этому времени подошёл к концу. Выйдя из тюрьмы, Анна и Константин поженились. Анна забеременела. Хитроумная Судьба и Ангел были довольны своей работой: они свели воедино людей, от которых должен был родиться будущий отец Любви, Александр...

Властитель Света, Ангел и Судьба стояли на берегу реки Аёв и любовались таёжными красотами.
— В заповедных местах находимся!.. — оглядываясь вокруг, восхищённо заметил Небесный Рыцарь. — Здесь — не природа, а сплошная живопись и кладезь здоровья!.. 
Ангел, соглашаясь, кивнул головой.
— Я хочу спросить, почему нужно было использовать столь замысловатые ходы, чтобы свести вместе именно этих людей: Анну Чахлову и Константина Атюрьевского, — поинтересовался Ангел и с любопытством посмотрел на Властителя Света. — Может быть, можно было найти других претендентов с более благоприятными судьбами? — добавил он.
— Рождение Любви — не простой вопрос, — Рыцарь с сияющим крестом на груди на мгновение задумался. — Любовь рассыпана множеством разноцветных, сияющих огней по всему свету, и мы помогаем ей во всех проявлениях, но в первую очередь нам нужно помочь родиться на Земле одной из самых ярких её частиц... А для этого нужно было найти такие родовые линии, чтобы в них отсутствовали патологические преступники: убийцы, грабители, воры!.. Кроме того, нужно было подобрать определённые характеры, таланты бабушек, дедушек и родителей Любви для её свтлого развития и воспитания. К тому же одна из её родовых линий должна была тянуться из древней Греции, от потомков греческой богини Любви, Афродиты…
— Да... непростая схема, — согласился Ангел.

Совместная жизнь Анны и Константина по своей продолжительности напоминала краткую встречу в безбрежном космосе двух пролетающих мимо друг друга комет: они встретились, соприкоснулись и разлетелись по своим орбитам. Их семейная жизнь едва ли длилась дольше полугода, но этого времени хватило, чтобы зачать ребёнка — плод их загадочной любви.
22 июня 1941 года фашистская Германия, нарушив договор о ненападении, вторглась в пределы Советского Союза. Константина Атюрьевского в первые же дни войны мобилизовали в Красную Армию и отправили на фронт. Получив ранение и оказавшись в госпитале, Константин написал Анне письмо, в котором были такие строчки: «Любимая моя, Аннушка, береги себя, сына и нашего будущего ребёнка! Невзирая на все трудности жизни, люби детей так, как ты любила меня...»
Выписавшегося из госпиталя, так и не дождавшегося рождения своего сына, Константина Атюрьевского отправили на фронт под Москву, где он пропал без вести...
  В комнате на Таврической улице, где за столом сидела писательница, раздался колокольный бой старых часов, из стрелок которых неожиданно появился Хронос. 
— Уважаемая Любовь Александровна, — обратился он к писательнице, — вы, вероятно, хотите узнать, что стало с вашим дедом? Пойдёмте со мной через пространство, и вы сами всё узнаете!
— Да, — немного растерянно согласилась Любаша. — Только переоденусь…
Любаша встала из-за стола, быстро выбежала в коридор и через несколько минут вернулась в гостиную в спортивных штанах, кроссовках, футболке и в куртке, в руках она держала небольшой рюкзачок.
Хронос что-то повернул на висящем у него на груди циферблате, взял Любашу за руку, и через мгновение они очутились в другой просторной комнате, где за большим столом в широком кресле сидел худенький седой старичок.
— Теперь действуйте сами! — произнёс Хронос и исчез.
Любаша посмотрела на большие окна комнаты, на красивую мебель и тихим голосом произнесла:
— Здравствуйте!
Сидевший в кресле старичок развернулся и с удивлением посмотрел на неизвестную женщину.
— Добрый день! Вы ко мне?
В худеньком лице пожилого мужчины Любаша уловила знакомые черты её отца: широкие скулы, тонкий и прямой нос, волевой взгляд несколько выцветших глаз.
— Да, я к вам. Я являюсь вашей внучкой и одновременно внучкой Анны Телегиной. Может быть, в это трудно поверить, но это именно так. — Кстати, я вернула себе свою подлинную фамилию — Атюрьевская, и даже могу показать паспорт — он сейчас со мной!
Любаша достала из рюкзака свой паспорт, развернула его и показала зафиксированные в нём записи.
— Возьмите, пожалуйста, стул и сядьте рядом со мной, — попросил старичок.
— У Анны в 1942 году родился ваш сын — Александр, и он стал моим отцом, — рассказала Любаша.
— Да, конечно, я помню… Я очень любил Аннушку... — старичок заметно разволновался. — Проклятая война нас разлучила… Страшное было время… — сквозь слёзы произнёс он.
— Я очень рада, что вы живы! Бабушка Анна рассказывала мне, что получила с фронта известие, что вы пропали под Москвой без вести, но мне очень хочется узнать, что тогда с вами случилось?
— Хорошо. Я расскажу, хотя эти воспоминания тяжело ударяют по сердцу, — старичок на мгновение задумался и начал свой рассказ: «В лесу под Москвой, после очередного тяжёлого боя, я лежал в снегу, раненый. Очнувшись, я почувствовал, что голова гудит и ногу жжёт... Осмотревшись, увидел около себя убитого солдата, и рядом уже слышалась немецкая речь... Поскольку у меня имелось высшее образование, а моя судимость была погашена, я состоял на должности взводного в звании младшего лейтенанта. На тот момент уже было известно, что всех офицеров немцы пытают и убивают, поэтому я подполз к солдату и забрал его документы, а свои положил ему в карман, в железную коробочку. Кроме того, кое-как частично поменялся с ним одеждой и после этого потерял сознание... Очнулся я в доме, где располагался немецкий госпиталь. Позже я узнал от пленных, что немцы тех, кто не был тяжело ранен, лечат и отправляют в лагеря. Вскоре и я оказался в лагере, который располагался в Польше, недалеко от Кракова. Это был «Аушвиц-Биркенау». Через неделю после прибытия в лагерь я уже был похож на скелет, но работал со всеми пленными, стараясь не показывать, что болен — мне казалось, что у меня было воспаление лёгких. Не хочу рассказывать обо всех ужасах, которые творились в этом аду... Но мой Ангел-хранитель спас меня: одному из лагерных сотрудников нужен был помощник в качестве грузчика и разнорабочего, и он выбрал себе пять человек для просмотра, в их число входил и я. Позже я узнал, что этот сотрудник был поляк, хотя он отлично говорил по-немецки. Он вызывал к себе всех по одному. Когда настала моя очередь, я вошел в отсек для просмотра. Фашистский сотрудник, равнодушно посмотрев на меня, спросил:
— Хочу уточнить, какой вы национальности?
— Русский, но в роду были поляки, — ответил я.
— В документах вы, видимо, по отцу записаны? — уточнил сотрудник.
— Да.
— У меня тоже польские корни... Вы мне подходите. Вас отведут помыться и переодеться. Теперь вы будете выполнять мои приказы, — решил сотрудник лагеря.
Я шёл по коридору, по которому меня вёл немецкий охранник, и прощался с жизнью: слово «помыться» для пленных означало смерть. Мои опасения оказались напрасными, я действительно принял душ, снял полосатую робу, одел одежду рабочего. Охранник довёл меня до кухни, где меня накормили. После этого я стал выполнять все задания, которые мне поручал поляк, которого звали Густав: я грузил ящики с разным содержимым, плотничал, иногда сообщал поляку, сколько в том или ином месте находится охраны, и другую информацию, которую он требовал. Спал я в бараке с такими же работягами. Иногда мне удавалось передать хлеб пленным, хотя я сильно рисковал... Однажды поляк подошёл ко мне и сообщил, что берёт меня с собой для выезда из лагеря. Это была поздняя осень 1944 года. Как ему удалось договориться с немецким начальством лагеря, чтобы взять меня с собой, я не знаю. Мы выехали и через некоторое время оказались в лесу. Навстречу нам вышли польские партизаны.
— Это Константин — мой помощник. Он воевал под Москвой, был в плену, — представил меня лагерный поляк.
— А вы? — удивился я.
— Я воюю за свою Польшу...
— Понятно! — радостно произнёс я и протянул руку Густаву, который пожал её и ответил:
— Располагайся здесь, больше в лагерь мы не вернёмся...
После этого я участвовал в тяжелейшем бою за Краков вместе с отрядом польских партизан и был тяжело ранен. Меня, умирающего, вынесла с поля боя польская девушка и привезла в маленькое поселение Бискупице, где и выходила. Когда я пришёл в себя, Краков уже был освобождён от фашистов силами Красной Армии. Позже я узнал, что Густав погиб. Документов у меня не было, и девушка отдала мне документы убитого польского солдата. Я уже знал, что всех, кто находился в фашистских лагерях, в нашей стране ждали те же лагеря и каторжные работы. Я воевал за свою Родину, был в плену, потом воевал за освобождение Кракова, но возвращаться в Советский Союз мне было опасно. Поэтому я не мог вернуться к Анне, так как не хотел подвергать опасности и её, и детей. Доказательств моей истории не было. Я принял документы от моей спасительницы, которую звали Агнешка. Через некоторое время я окреп и подучил польский язык. Я и Агнешка полюбили друг друга, и скоро мы поженились. У нас родилась дочка. Шёл 1946 год. Мне захотелось увидеть своих родных, но писать или встречаться с Анной я не мог — это было опасно, так как сотрудники НКВД забирали всех, кто побывал в лагерях».
— Да, бабушка мне рассказывала, что к ней не раз приходили сотрудники НКВД и спрашивали про вас, — вставила свой комментарий Любаша.
— Я договорился с моими польскими друзьями и всё же посетил Советский Союз, но у меня было очень мало времени. Я приехал в Тобольск и поздним вечером огородами, чтобы никто не видел, пробрался в дом к моей матери. Я всё ей рассказал, обнял её на прощание и ушёл... Помню, заплакал, что не могу увидеть Анну, перед которой очень виноват, и не могу узнать ничего о своем ребенке, которого она родила. Вернувшись в Польшу, я построил дом, устроился на работу и прожил до глубокой старости со своей любимой Агнешкой, которая подарила мне двух дочерей, а те, в свою очередь, внуков... Я прожил долгую жизнь и благодарен Ангелу-хранителю, который всегда помогал мне и дал возможность достойно пройти этот путь.
—Спасибо вам за рассказ и за ваши героические подвиги, — произнесла Любаша и встала со стула. — Мне уже пора...
Старик осторожно встал с кресла, медленно подошёл к неожиданно обретённой внучке и обнял её. Что-то родное и близкое окутало Любашу, она едва сдерживала слёзы. В этот момент появился Хронос, слегка прикоснулся к её плечу, и Любаша растворилась в пространстве, вскоре вновь оказавшись в комнате на Таврической, а её дед, Константин Алексеевич, стоял посреди комнаты своего дома, обнимая уже исчезнувшую внучку…