Глава 13 Война

 
  Глава 13
Война

Невиданная по своей тяжести Вторая мировая и Великая Отечественная войны коснулись так или иначе каждого жителя великой советской страны. Главную тяжесть невзгод приняли на себя несгибаемые русский и белорусские народы с его бесконечным терпением, выдержкой и умением выживать в самых трудных и невыносимых условиях. Весь многонациональный советский народ, направляемый Коммунистической партией и советским правительством, в едином порыве принимал посильное участие в защите Родины: кто на фронте в окопах, в танках, самолётах или кораблях, кто в тылу у кульмана, станков или на пашне… Великая страна напрягала свои силы и всё самое необходимое отдавала фронту и поэтому, даже в Сибири, в далёком от войны городе Тара очень многим не хватало элементарных продуктов, и люди голодали.
В тысяча девятьсот сорок втором году Анна родила второго сына и назвала его Александром. Анна записала родившегося сына под фамилией своего первого мужа, Телегин. Она объясняла это тем, чтобы её дети Александр и Рафаэль, хотя и родились от разных отцов, были под одной фамилией. В память об отце Александру досталось лишь отчество, Константинович. Анна уже не смогла вновь выйти замуж.
Судьба, перелистывая страницы книги судеб, говорила Ангелу:
—Пройдет время, и дети Александра восстановят справедливость, вернув себе кровную фамилию их деда и продолжат род  Атюрьевских...
В период навалившейся на плечи людей войны Анна, как и многие женщины военных лет, несла свой нелёгкий вдовий и материнский крест, поднимая не только своих сыновей, но и заботясь о больном престарелом отце, Андрее Чахлове, который в период войны занемог и был прикован к постели. Тяжёлый труд, когда женщины, оставшиеся без ушедших на фронт мужчин, выполняли практически всю основную работу, выматывал, забирая все силы. Анна приходила поздно вечером домой и валилась с ног, уже ничего не соображая и не чувствуя. Скудные пайки, получаемые ей самой и выдаваемые на членов её семьи, не обеспечивали возможность хотя бы какого-то приемлемого уровня питания. Родившийся крепким, Александр рано встал на ножки, но вскоре, ослабленный постоянным недоеданием, престал ходить. Отец Анны, дед Андрей тайком отдавал детям свой небольшой хлебный паёк. «Мне всё равно умирать, а детям надо жить!..» — сказал он своей дочери, когда та заметила его жертвенные «хитрости». Дед Андрей умер от голода, а дети, благодаря его пайку выжили… Научившись говорить, маленький Александр, дёргая мамку за подол и смотря на неё пронзительными голодными глазами, просил:
— Маманя, не хочу травки!.. Дай грибиков!..
А Анна с болью в сердце продолжала смешивать лебеду с мукой…
Дочка Юлии Павловны Кочкуровой, Вера к началу Великой Отечественной войны закончила физико-математический факультет педагогического университета и работала преподавателем математики в училище. Она не только в совершенстве знала высшую математику, но и прекрасно владела немецким языком, кроме того, как и Анна, она любила и умела петь. Влюблена она была в молодого человека, закончившего лётное училище, но выйти замуж за него не успела.
Рок, по поручению Тьмы, внимательно следил за судьбой Веры, решив уничтожить всех молодых людей, с которыми она знакомилась, чтобы таким способом предотвратить рождение матери Любви, Надежды. Хорошей помощницей в этом деле ему была начавшаяся война, повсеместно ломающая, коверкающая и уничтожающая судьбы людей… 
Родина направила в 1939 году только-только выучившегося, влюблённого в Веру молодого лётчика в Испанию воевать с поднимавшим голову профашистским режимом генерала Франко, где он и погиб в воздушном бою…
Позже, уже накануне Великой Отечественной войны, Вера познакомилась с другим молодым человеком, который полюбил её и захотел создать с ней семью. Но и на этот раз планам не суждено было осуществиться. С началом Отечественной войны, Родина призвала его на защиту своих рубежей. Прощаясь на перроне вокзала, возле готового к отправке на западный фронт поезда, молодой человек на прощание подарил Вере букет из пяти гвоздик и в последний раз обнял её.
Неумолимый Рок, присутствовавший при их расставании, отломил цветочную головку у одной из гвоздик. Злодей самодовольно улыбался, наблюдая за расставанием влюблённых…
Когда поезд с призванными на фронт новобранцами растаял в дымке горизонта, Вера заметила, что держит букет не из пяти, а из четырёх алых гвоздик… Посмотрев ещё раз на цветы, она зарыдала… Больше влюблённые уже никогда не встретились…
Представитель военной разведки, подбиравший и готовивший кадры для обучения в разведшколе для ведения разведывательной и диверсионной работы в тылу врага, узнав, что Вера Кочкурова владеет немецким языком, пригласил молодую и неопытную девушку прийти в военную Комендатуру для разговора. Идти нужно было через весь город, к тому же представитель военной разведки специально попросил её прийти в Комендатуру глубокой ночью. Он не скрывал, что они готовят кадры для засылки их в город Бендеры, находившийся в это время в глубоком тылу врага...
Вера за не полных три года, лишившись двух претендентов на её сердце, вырванных из её объятий безжалостной войной, имела искреннее желание отправиться на фронт. Сейчас она должна была выполнить первое и не самое сложное задание: пройти через весь город по, практически, лишённым освещения улицам, чтобы доказать и себе и представителю Военной Комендатуры, что не испугается и не струсит...
Вихрь и Судьба, определив, что в жизни Веры наступает критический и переломный момент, решили самым активным образом вмешаться, чтобы однозначно скорректировать вектор её судьбы, защитив тем самым от губительных воздействий неразборчивой и беспощадной Войны, вместе с Роком предвкушавшей скорую гибель только-что вошедшей в жизнь девушки...
— Сейчас мы должны вмешаться и поработать!.. — заметил Вихрь, обратившись к своей помощнице. — Я постараюсь самым жутким образом напугать Веру во время её ночного «вояжа» в Комендатуру, а ты отклоняй вектор её судьбы в нужное нам направление! — добавил он, приобняв Судьбу за плечи!..
Вера, полная решимости и желания поступить в разведшколу, чтобы отплатить врагу за неоднократно сломанную любовь, в назначенный час пошла по ночному городу.
Вихрь использовал всю свою фантазию, создавая самые устрашающие образы и видения, которые могли бы встретиться, сопровождать и преследовать Веру на всём её пути в Комендатуру, вызывая леденящий страх и мурашки по телу. Вихрь громко и неожиданно ухал огромной ночной птицей, чёрным силуэтом привидения таился в ближайших кустах, медведем ревел в овраге, и со сверкающими волчьими глазами бежал по следу испуганной девушки… Ей казалось, что в каждом углу, дворе и за деревьями таились зловещие тени, готовые наброситься и растерзать её…
 Вера, дрожа от страха и с замирающим сердцем, пробиралась по пугающему ночному городу к месту расположения Военной Комендатуры на встречу с подбиравшим нужные кадры офицером.
Когда испуганная, но всё же преодолевшая свои страхи, Вера пришла в Комендатуру, офицер прежде всего поинтересовался, состоит ли девушка в Комсомольской организации. Вера ответила, что из-за социального происхождения её не то, что в комсомол, но даже в пионеры не приняли, что было, кстати, очень для неё обидно.
— Вы верите в бога, посещаете церковь? — поинтересовался офицер.
— В бога не верю и в церковь не хожу…— ответила девушка. 
Далеко не из праздного любопытства офицер задал очередной вопрос:
— А не было ли вам страшно, когда сейчас, глубокой ночью вы шли в Комендатуру?
Вера хотела честно признаться, что ей было жутко, но она всё же готова взяться за военную подготовку. Но в это самое время, Вихрь своей рукой слегка передавил ей горло и, используя её голос, решительно заявил, что она вообще трусиха, страшно перепугалась и думает, что не справится с предложенным ей делом, так как не терпит боли и может не вынести пыток, в случае её поимки врагами…
Удивлённая и опешившая Вера прекрасно понимала, что всё это произнесла не она, а кто-то другой, но не смогла больше сказать ни одного слова — какой-то непонятный спазм перехватил горло…
Поразмыслив и приняв во внимание, что Вера была из купеческо-дворянской семьи и поэтому, в политическом смысле, считалась «неблагонадёжной» и, вняв настойчивым рекомендациям, находившейся здесь же невидимой, но настойчиво-властной Судьбы, офицер решил не привлекать молодую и, как оказалось, робкую женщину к разведывательной и диверсионной работе, опасаясь, как бы для него самого не стало хуже от её призыва…
Довольные полученным результатом Вихрь и Судьба провожали, возвращавшуюся домой, Веру. Ночной город на этот раз почему-то не казался ей страшным, а шедший рядом с Верой Вихрь напевал строчки подслушанной им где-то песни:

«…Красной армии штыки, чай, найдутся-а;
Без тебя большевики обойдутся!..»
 
Сопроводив Веру до дома и, как бы прощаясь, Вихрь заявил, не замечавшей его присутствия, девушке:
— А в Бога, надо бы верить, Вера! Так-то!.. А твой математический мозг нужен науке и образованию!..
— Зачем ты это говоришь? — спросила Судьба. — Она же тебя не слышит!..
— Может, и не слышит, но, я уверен, чует!..
Математический ум Веры оказал определённую пользу в программе по созданию отечественной ядерной бомбы, и в Семипалатинске, где будут проходить её испытания, она проживет около двух лет, после чего вновь вернется в родную Тару...
Ярослав,  прочитав несколько глав рукописи романа, написанных Любашей,  произнес:
— Непростые судьбы у твоих бабушек, а, главное, как мало радости они получили в своей семейной жизни!.. — сказал он, обратившись к ожидавшей его вердикта Любаше.
— Поэтому они всегда желали мне хорошего мужа!.. — Любаша с улыбкой и теплотой посмотрела на Ярослава.
— Хочешь, я заварю чая? — спросил он.
— И мёд захвати пожалуйста, —  попросила  Любаша.
Ярослав вышел из комнаты и прошёл на кухню. Взяв с подоконника белый эмалированный чайник, он по его весу почувствовал, что там недостаточно воды. Ярослав открыл крышку и, заглянув внутрь чайника, обнаружил там горелые спички. Он выдвинул верхний ящик стола, достал вилку и с её помощью вынул спички из чайника. Ярослав сполоснул чайник, налил свежей воды и поставил на плиту. Через три минуты он заварил две чашки чая, достал из холодильника вазочку с мёдом и пошёл обратно в комнату. В коридоре он встретил старого соседа. Пожилой высокий мужчина в огромных семейных трусах просеменил в туалет.
Ярослав вошёл в комнату, поставил чашки с чаем и мёд на стол.
— Странно, я уже не в первый раз обнаруживаю горелые спички в кастрюлях с супом, а теперь и в чайнике, и нож кто-то портит, — поделился он своим наблюдением с Любашей.
— Может быть, это наши дети балуются? — предположила Любаша.
— Возможно, но может быть и другая причина, — подозревая соседа-пьянчугу, ответил Ярослав.
Любаша принялась пить чай, изредка цепляя чайной ложкой мёд из вазочки. Ярослав, тоже глотнув чая, вернулся к теме романа:
— Моему отцу к началу войны было всего двенадцать лет, но его два старших брата были призваны в армию и погибли на фронте… Дедушка по материнской линии, отец моей мамы, Черёмухин Иван Иванович был на войне, и как он мне сам говорил, остался жив благодаря трудолюбию и смекалке, — начал рассказывать о своих родных Ярослав.
— Как это, — поинтересовалась Любаша.
— Когда я учился в старших классах, — продолжил Ярослав, — и мне предстояло в скором времени пойти на службу в Вооружённые силы Советского Союза, дедушка поведал мне некоторые поучительные истории из своей службы во время Великой Отечественной войны…
Черёмухин Иван Иванович родился в 1907 году и к началу войны уже давно был женат на Евдокии Васильевне, которую он с любовью называл Дуняшей, и к этому времени у них уже было восемь человек детей, среди которых была и Антонина — моя будущая мать. На мои расспросы  о том, как дед женился на бабушке, тот, скрутив из обрывка газеты, папироску, рассказывал, что до бабушки, а тогда она была молодой девушкой, он был короткое время — всего два месяца — женат на другой женщине, а на вопрос, почему с ней расстался, усмехнулся и поведал шуточную байку: «Жил-был мужик, и решил он жениться! Познакомился с цыганкой, а она ему поёт: «Эх, раз, да ещё раз, ещё много, много раз!..» Не понравилась это мужику, и познакомился он с учительницей, а она его учит: «Повторим, да повторим!.. Повторим, да повторим!..» Опять не понравилось это мужику, и познакомился он с дояркой, а она и говорит: «То, что сегодня не доделали — завтра доделаем!..» Понравилось это мужику, и женился он на доярке!..»
Иван Иванович был призван в армию в 1942 году, и первое время вместе с другими мобилизованными находился на сборном пункте. Хотя они ещё и не были полноценными военными, но с первого дня пребывания мобилизованных командирам пришлось по-армейски налаживать быт новобранцев и поддерживать порядок в подразделениях. К примеру, командир обращается к одному новобранцу и просит того наколоть дров для кухни, а новобранец отказывается: «Почему именно я?.. Я — рыжий, что ли? Пусть этим займётся кто-то другой, помоложе!..» Командир обращается к следующему новобранцу, и тот так же находит причину отказаться.  Тогда Командир обращается к деду:
— Черёмухин, надо наколоть дров!..
— Есть!.. — отвечает дед и приступает к выполнению поручения.
И так было постоянно. Всё, что поручали деду сделать, он сразу же с готовностью выполнял. Командир подразделения отметил его толковость и исполнительность…
Когда пришло время отправляться на фронт, подразделение подняли по тревоге, построили в шеренги. Командир приказал деду выйти из строя, а остальных погрузили в вагоны и отправили под Сталинград… 
Командира направили под Москву, охранять какое-то секретное производство, и он взял с собой Ивана Черёмухина в качестве ординарца, что, по всей видимости, и спасло деду жизнь в этой кровавой и безжалостной войне. Ему, как ординарцу, выдали новёхонькую офицерскую форму, фуражку и хромовые офицерские сапоги. По службе деду приходилось доставлять по различным воинским частям и подразделениям документы и пакеты с приказами и распоряжениями. Отправляясь на задание, Иван Иванович снимал с себя представительную офицерскую форму и одевал свою старую, латанную и перелатанную гимнастёрку, галифе и выцветшую пилотку, а обувался в протёртые кирзовые сапоги. Прикинувшись обычным, «затрёпанным» солдатом, он отправлялся в путь.
Дед рассказывал, что бывало, идёшь, идёшь и, случалось, подходишь к мосту через речушку, а из-под него вылезает пара здоровенных морд — то ли диверсанты, то ли бандиты — и спрашивают:
— Кто таков? Куда идёшь?..
А дед и отвечает:
— Я «Иван-дурак», после госпиталя ищу свою часть!..
Его не трогали и пропускали. А если бы он шёл в офицерской форме, всё могло бы быть иначе…
Случалось, дед выручал своего командира и в личных вопросах. Жизнь — есть жизнь, и понятно, что она не заканчивалась и в военное время… 
У командира была женщина, с которой он регулярно встречался, но случилось так, что он недели на две увлёкся другой подругой и в это время не захаживал к первой. Когда краткосрочный роман со второй подругой закончился, командир заявился к основной «пассии», оправдывая своё отсутствие тем, что находился в командировке… Подруга, однако, не поверила и принялась ругать и обвинять его в распутстве…
Мой дед, видя такое развитие событий, вошёл в комнату, где выясняли отношения командир и его подруга и обратился к командиру с просьбой, чтобы он, когда в следующий раз поедет в командировку, обязательно дал бы распоряжение старшине, чтобы тот не ставил его в хозяйственные наряды, так как они мешают исполнению его прямых служебных обязанностей… 
Женщина, услышав, что командир действительно был в командировке, сменила гнев на милость… 
— Твой дед действительно не был лишён смекалки! — с улыбкой отметила Любаша, выслушав рассказ Ярослава.
Ярослав провёл взглядом по стенам комнаты.
— Интересно, что было здесь, в этой квартире, во время блокады?  — подняв голову и осматривая лепнину на потолке, поинтересовался Ярослав.
— Я была в блокадном Ленинграде!.. Хронос показывал мне различные сцены и картины из прошлого этой квартиры, — заинтриговала Любаша. — Это не для слабонервных!.. Вот здесь, — Любаша показала на угол комнаты, — рядом с входной дверью  находилась угловая отопительная печь. Сейчас её нет… 
— Похоже, что на этом месте действительно была печь, — заметил Ярослав. — Я всегда задавал себе вопрос: почему в этом углу нет паркета, а вместо него вшиты доски?..