Глава 15 Умирающий город

 
 
Глава 15
— Умирающий город —

В блокадном городе, разделяя его судьбу, оставалось большое количество детей. Среди них были и те, которые не имели родителей совсем или потеряли их в результате военных действий, от бомбёжек и обстрелов. Такие дети проживали в специально созданных детских домах.
Ангелина Викторовна, миловидная женщина лет тридцати, работала воспитателем в таком детском доме, который располагался в одном из уцелевших от бомбёжек и обстрелов здании Смольнинского района. Она проживала недалеко от своей работы. После окончания дежурства дома её ждали собственные двое детей, мальчики пяти и семи лет. По дороге домой Ангелина Викторовна отоваривала хлебные карточки и доставала дрова. Она приходила домой, кипятила на буржуйке чайник и кормила детей. Её муж пропал без вести в самом начале войны, и женщина жила одна. Однако, раза два в неделю к ней приходил мужчина, которого Ангелина Викторовна уважительно называла Аристархом Поликарповичем. Он работал в Смольном на хозяйственной должности и хотя был женат, всё же навещал Ангелину Викторовну и бывало оставался у неё до утра… Аристарх Поликарпович помогал понравившейся ему женщине продуктами и постоянно приносил с собой то хлеб, то крупу, то консервы. Не известно, можно ли было говорить о какой-то любви, но Ангелина Викторовна ценила в это трудное время доброе к себе отношение и помощь серьёзного и обеспеченного продуктами мужчины — нужно было выживать и, главное, — сохранить детей…
Нормы выдачи хлеба снижались, и с начала октября сорок первого года иждивенцы стали получать по двести граммов хлеба в день. Начинался повсеместный голод. Обычные люди ещё могли какое-то время продержаться на сохранившихся запасах или обменять какие-то вещи на продукты, могли устроиться на работу или вступить в ополчение и получать рабочую или военную норму хлеба. Проживавшие в детских домах дети не имели таких возможностей, и им оставалось лишь медленно умирать от голода и надеяться на отвечавших за их жизнь работников детского дома…
Зима сорок первого была ранней, снежной и студёной. Казалось, что сама природа не давала поблажек фашистским захватчикам, накрыв Россию непривычным для них холодом.
Похрустывая укрывшим землю, смешанным с гарью и пылью снегом, Аристарх Поликарпович встретил Ангелину после окончания её дежурства на выходе из детского дома.
— Сегодня ночью в Смольном будут отмечать годовщину Октября — сообщил он, вышедшей на улицу, Ангелине. — После официальной части, будет банкет. У меня есть приглашение на две персоны. Мы зайдём к тебе, и ты поищешь платье получше.
— Годовщина Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года — это большой праздник,  а как же твоя жена? — взяв благодетеля под руку, спросила Ангелина.
— Жена посидит дома... Я сказал ей, что буду занят на работе, — ответил Аристарх Поликарпович.
Он и взявшая его под руку Ангелина направились по заваленной снегом улице.
— Есть одно условие,— помолчав, продолжил Аристарх Поликарпович. — Это секретное правительственное мероприятие, и никто из посторонних знать об этом не должен, как, впрочем, и рассказывать о том, что ты там увидишь, будет нельзя. Запрещено также выносить с банкета продукты. Это приказ!.. — мужчина остановился и твёрдо посмотрел в глаза спутницы.
— Хорошо!.. — согласилась женщина. — А что будет с обеспечением продуктами детских домов? — поинтересовалась она.
— Думаю, что положение станет только хуже…— сухо ответил Аристарх Поликарпович.
— Куда уж хуже!.. Дети скоро начнут умирать от голода!.. Как нам смотреть им в глаза?.. Чем кормить, чем утешать?..— посетовала Ангелина Викторовна.
— Это война!.. Здесь люди голодают, а там, — Аристарх Поликарпович махнул рукой в сторону доносившейся канонады, — умирают от пуль и снарядов!.. Руководство пытается решить проблему, но на это нужно время. Замёрзнет Ладога — будет дорога, станет легче — так у нас говорят…
Ангелина вместе с Аристархом Поликарповичем пришла домой, истопила печку, накормила детей ужином, одела своё лучшее довоенное платье и отправилась на банкет в Смольный.
Для обеспечения безопасного проведения намеченного мероприятия, вокруг скрытого маскировочными сетями Смольного были расставлены усиленные патрули подразделений НКВД.  Аристарх Поликарпович и Ангелина Викторовна миновали охранное заграждение и вошли в украшенное массивными колоннами, жёлто-белое здание…
После небольшой официальной части приглашённых на праздничный вечер попросили пройти к прекрасно сервированным столам и занять свои места. Коньяк, водка, марочные вина, салаты и закуски, икра красная и чёрная, колбасы, пирожные, шоколадные конфеты. Гости пили, ели, смеялись… Ангелина расширенными глазами смотрела на это изобилие, а в голове мелькали образы голодных детдомовских детей. В уголках глаз Ангелины появились слёзы.
— Ты почему не ешь? — слегка наклонившись к спутнице, спросил Аристарх Поликарпович.
— Я не могу!.. — сжимая дрогнувшие губы, произнесла Ангелина. — Как можно всё это есть, когда детдомовские дети не получают достаточно хлеба?!.
 — Сдерживай эмоции!.. — заметив волнение спутницы, шёпотом попросил мужчина. — Ешь и улыбайся!.. Я тебе приказываю!.. — тихо, но твёрдо добавил он и, опасливо оглядевшись по сторонам, поднял свой бокал с вином.
Ангелина молча кивнула головой, едва заметно улыбнулась и стала есть. Чуть позже она смогла, не привлекая внимания, завернуть несколько шоколадных конфет в носовой платок и незаметно сунуть этот свёрток в свою сумочку...
Утром следующего дня Ангелина по одной конфете дала своим детям, а третью конфету принесла в детский дом и незаметно вложила в руку лежавшей на кроватке четырёхлетней девочке по имени Катя. Ангелина симпатизировала этому ребёнку: глазастенькая, спокойная, совсем не жалуется и не плачет, лишь смотрит своими пронзительными и грустными глазами… Кто-то дёрнул Ангелину за подол. Она обернулась и увидела худенького белобрысого мальчика лет пяти.
— Тётя, дай картопля!.. Дай картопля!.. — повторял он.
— Скоро будет завтрак, потерпи, Антон!.. — и Ангелина погладила мальчика по голове…
В конце ноября нормы выдачи хлеба для иждивенцев были уменьшены до трагических ста двадцати пяти грамм в день на одного человека. Это было равносильно смертельному приговору. К этому времени дети уже были заметно истощены. Начинались голодные обмороки и первые смерти. Заведующая детского дома Костенко Варвара Михайловна проводила совещание с воспитателями и персоналом, вырабатывая стратегию выживания и детей, и персонала: как стабильно обеспечивать заведение дровами, где найти возможные источники дополнительного питания, составить и утвердить графики дежурств…
Когда совещание закончилось, и сотрудники детдома разошлись исполнять свои обязанности, Ангелина Викторовна подошла к заведующей.
— Варвара Михайловна, я думаю нам нужно обратиться в Смольный, к руководству города и попросить у них немного продуктов для нашего дома, — предложила она.
— У города мы не одни!.. Вы знаете, сколько детских домов в осаждённом городе? — выразила сомнение заведующая.
— Я была в Смольном на банкете седьмого ноября и видела, что они там не голодают — на столах была икра!..
Заведующая пристально посмотрела на подчинённую.
— Попросить можно, тем более, других вариантов всё равно нет, — согласилась Варвара Михайловна.
На следующий день заведующая детского дома отправилась в Смольный, чтобы встретиться с руководством города по важнейшему и болезненному для неё вопросу.
Войдя в Смольный, настойчивая заведующая попросилась на приём к Первому секретарю Ленинградского горкома и обкома ВКП(б), но, узнав по какому вопросу она пришла, помощники Первого секретаря направили её к начальнику снабжения, товарищу Хвату Провертову.
Оказавшись в кабинете начальника снабжения, заведующая рассказала о бедственном положении находящихся на её попечении детей и попросила посодействовать в выдаче её детскому дому двух-трёх мешков крупы, чтобы дети могли дополнительно получать порцию каши в день.
— Воспитанники нашего детского дома очень истощены и начали умирать от голода... Положение отчаянное, — убеждала Варвара Михайловна сидящего пред ней руководителя.
— Все детские дома города находятся в подобном положении. Руководство города делает всё возможное и всё от него зависящее, чтобы облегчить положение детей, но у нас нет дополнительных ресурсов, и мы ничем не можем вам помочь, — не поднимая глаз на собеседницу, ответил Хват Провертов.
— Мне известно, что у вас здесь проводятся праздничные банкеты на высоком, довоенном уровне, с икрой!.. А я прошу хотя бы мешок крупы!.. Мне, что, в газету обращаться или на радио идти?.. — заведующая твёрдо посмотрела на собеседника.
— Подождите меня в приёмной! — начальник снабжения попросил заведующую детского дома выйти из кабинета. — Напоите гостью чаем, — попросил он своего помощника, когда Варвара Михайловна встала из-за стола и вышла из кабинета.
Хват Провертов подумал, а затем поднял телефонную трубку и обратился к Первому секретарю городского и областного комитетов ВКП(б):
— Здравия желаю! У меня в приёмной сидит заведующая одного из детских домов Смольнинского района. Она пришла просить дополнительный паёк для детей в виде сверхнормативного мешка крупы. Что мне ответить? Запасы-то у нас в подземельях Смольного есть…
— Хват!.. Не строй из себя святого!.. Мы не знаем, как долго продлится война, и сколько нам под немцем сидеть? — Год, два или десять лет!.. И если мы будем каждому встречному раздавать свой стратегический запас, то что ты сам будешь жрать завтра?.. А нам нужны силы, чтобы решать важнейшие вопросы!.. Я категорически против!.. — рявкнула трубка в ответ.
— Но есть одна сложность! Эта женщина знает о нашем банкете… Кроме того, она оговорилась, что может обратиться за поддержкой на радио или в газету…
Телефонная трубка немного помолчала и выдохнула:
— Ты сам знаешь, что надо сделать!.. Она никуда не должна дойти!..— гудки в трубке красноречиво показали, что разговор окончен.
Хват Провертов повесил трубку, потёр шею и пригласил Варвару Михайловну в кабинет.
— У города резервов нет! — огласил свой приговор начальник снабжения. Нормы продуктового пайка под строгим контролем Первого секретаря областного и городского комитетов ВКП(б), Председателя военного Совета, а я не обладаю подобными полномочиями!..
Варвара Михайловна застыла, словно скорбный памятник. Затем она посмотрела на «должностное лицо» стеклянными глазами и молча вышла из кабинета. Начальник снабжения позвонил начальнику охраны Карлу Жалову и попросил его срочно к нему зайти…
Варвара Михайловна не чувствуя под собой ног плелась по опустевшим заснеженным улицам вдоль домов с чёрными проёмами и заклеенных бумажными полосами ослепших без освещения окон. Когда она свернула в проходной двор, за ней следом мелькнула чья-то тень, а через мгновение в глубине двора раздался приглушённый пистолетный выстрел…

Увидев все эти события на светящемся экране Хроноса, Любаша сидела в напряжении:
— Какой ужас!.. —  тихо произнесла она.
— Любовь Александровна, вы совсем не знаете, что такое власть!.. — услышала она скрипучий голос Хроноса. — То, что вы увидели — сущие безделицы!..
Любаша обернулась и посмотрела на Хроноса, суетящегося возле похожего на кинопроектор аппарата.
— Вы пишите, пишите! Всё это мы именно для вас и показываем!.. — Хронос снял с проектора бобину с только что просмотренной пленкой.
— Мне с детства казалось, что власть — это люди радеющие о благе общества, и там собираются лучшие из лучших: самые образованные и умные, добрые, нравственные, всегда думающие о народе!..
— Вы пребываете в иллюзиях, Любовь Александровна! — Хронос достал следующую бобину и начал заправлять её в проектор. — Власть часто собирает в своих рядах далеко не лучших представителей общества. Как правило, она концентрирует в себе людей амбициозных и частенько думающих прежде всего только о себе. Власть и сласть — слова синонимы. Кроме того, стремящимися во власть людьми, очень часто овладевает чувство превосходства над остальными членами общества… Если у вас было побольше времени, мы могли  увидеть такие картины нравов власти, что это могло бы вызвать даже тошноту… Власть почти всегда двулична: благообразная маска — на показ и харя — когда никто не видит!.. Интереснейшая тема для искусства, но почти не раскрытая… Какой власти это понравится?.. Но у нас всё записано!.. — Хронос похлопал ладонью по бобине с киноплёнкой. — Смешные люди!.. Думают, что можно что-то скрыть!.. Впечатанную в поток жизни энергию скрыть невозможно!.. Она всегда оставляет яркий след, в том числе и в виде последствий!..
Хронос заправил новую плёнку.
— Ну, что, Любовь Александровна, смотрим дальше? — спросил он.
Любаша повернулась к экрану…

Обязанности пропавшей заведующей взяла на себя её заместитель, впрочем, сами обязанности руководителя детского дома свелись к минимуму. К середине декабря более половины воспитанников детского дома уже умерли. Ангелина Викторовна проходила между кроватками, на которых под одеялами в пальто лежали полностью ослабшие дети. У таявших на глазах детей уже не было сил вставать и спускаться в бомбоубежище во время авианалётов, а воспитатели не имели сил, что бы выносить их на своих руках. Во всём этом чувствовалась определённая обречённость. Начавшаяся эвакуация по «Дороге жизни», через скованную льдом Ладогу, не могла за короткое время охватить всех. К тому же до предела ослабевшие дети вряд ли могли выдержать многочасовой переезд по морозной дороге.
— Тётя, дай картопля!.. — продолжал просить всё тот же белобрысый мальчик.
Ангелина Викторовна подошла к Антону и погладила его по голове. Воспитательница взяла с полки детскую книжку и стала читать вслух, стараясь таким образом отвлечь детей от невыносимого ожидания...
— Тётя, дай картопля!..
Воспитательница отложила книгу и вышла из комнаты. Вышла, чтобы не слышать эти пронзительные слова, которые разрывали сердце. В коридоре она встретила одетую в ватник пожилую и заметно похудевшую нянечку.
— Всё картошку просит?.. — спросила пожилая нянечка.
— Да, — кивнула головой Ангелина Викторовна.
— Наверное, до того, как сюда попасть, мамка его картошкой кормила…
— Очень похоже. О его родителях я ничего не знаю. К нам он поступил как сирота.
— Дети говорят, — нянечка перешла на шёпот, — что по ночам между кроватками ходит какой-то прозрачный и жутко худой мужик. Говорят, возле кого он посидит, тот на утро мёртвым делается…
— Это, наверное, галлюцинации. От голода и не такое привидится, — ответила Ангелина Викторовна.
— Не знаю, не знаю. А может им, горемычным, всё это не кажется!.. — нянечка опасливо перекрестилась.
Воспитательница вернулась к детям, чтобы продолжить чтение. Нянечка, держа в руках эмалированные туалетные горшочки, тоже вошла в комнату. Она задвинула их под детские кроватки и вышла обратно в коридор. Мальчик Антон, всё время твердивший о картопле, чуть приподнял голову, указал рукой на дверной проём и со слабой улыбкой сообщил:
— Мамка пришла, картопля принесла… — и, обмякнув, затих…
Ангелина Викторовна позвала истопника Прокопыча, и вместе с нянечкой, втроём, они завернули тело ребёнка в простыню и вынесли на улицу, оставив возле парадной двери. Отсюда тело ребёнка должна была увезти специальная команда, занимавшаяся сбором и вывозом на кладбища умерших людей.
— Если так дело пойдёт и дальше, то скоро детский дом придётся закрывать, — заметил Прокопыч.
К середине января 1942 года почти все дети данного детского дома умерли. Ангелина Викторовна забрала трёх, оставшихся в живых детей и перевезла их к себе домой на саночках. Это были два пятилетних мальчика и четырёхлетняя Катенька.
Аристарх Поликарпович вошёл в комнату, где проживала Ангелина Викторовна. В руках он держал вещевой мешок, в котором принёс хлеб и консервы. Увидев пятерых детей и молчаливый, многозначительно-тревожный взгляд женщины, всё понял. Он снял шинель, прошёл в комнату, развязал мешок, достал и положил на стол две буханки хлеба и четыре банки консервов.
— Ангелина, выйдем! — попросил он.
Ангелина Викторовна подкинула в буржуйку пару поленьев и вышла в коридор вслед за пришедшим гостем. Мужчина закурил.
— Из детского дома? — коротко спросил он.
— Да, — тихо ответила Ангелина.
— Ты говорила, что дети в вашем доме несколько дней вообще ничего не ели. Поэтому им сейчас нельзя давать много еды.
Женщина кивнула головой.
— Ангелина, мне не жалко продуктов, но ты будешь отрывать их у своих детей!.. — Аристарх Поликарпович пристально посмотрел на женщину.
— Теперь они — мои, — тихо, но твёрдо ответила Ангелина.
Мужчина потушил папироску, сунул её в жестяную консервную банку и обнял женщину.
Вернувшись в комнату, Ангелина и её гость увидели, что одна буханка со стола исчезла, а в дальнем углу комнаты на корточках сидит один из привезённых из детского дома мальчиков и вцепившись прозрачными ручонками в буханку, жадно её грызёт. Мужчина бросился к мальчику и отобрал остатки хлеба.
— Нельзя длительное время голодавшему ребёнку съедать такое количество хлеба, — заявил Аристарх Поликарпович и с тревогой посмотрел на Ангелину. 
У мальчика появилась икота, затем он скорчился и через некоторое время умер. Ангелина смахнула накатившиеся слёзы, взяла покрывало и расстелила его на полу. Аристарх поднял тело умершего ребёнка и положил на разосланное покрывало. Затем он плотно завернул умершего ребёнка и вынес на улицу, во двор. Вернувшись, Аристарх достал из мешка водку, налил две рюмки, одну из них передал Ангелине, и они молча выпили…
Загрохотала далёкая артиллерийская канонада. Послышался приближающийся свист летящего снаряда, следом раздался оглушительный взрыв, и комната, в которой находились Ангелина, Аристарх и дети, содрогнулась.
— Похоже, где-то рядом разорвался снаряд. Пойду, погляжу, — Аристарх встал и вышел из комнаты.
Через несколько минут он вернулся и сообщил, что в угол дома попал снаряд, и здание частично разрушено.
— Это не критично, но лучше поискать новое жильё, — сообщил Аристарх Поликарпович. — Я займусь этим, — пообещал он на прощание.
Ангелина взяла книжку со сказками и стала читать их уложенным в постели детям…