Поймать Аристократа

  Звонок. Это Наташа.
Тишина и её тихий голосок с интонацией виновности и плохо сдерживаемого ликования: " Я влюбилась..."
  О Боги! Всего пол-года назад я уже слышала это заклинание и вот опять.
 - "Перезвоню вечером , после шести."

  У меня было время подготовиться, чтобы выслушать её и не дать засомневаться в моём участии. Нас сблизили годы самых неожиданных и трудных переживаний в жизни обоих, мы прошли все бурные , каменистые "пороги", ни разу не бросив одна другую, и эта проверка временем и трудностями теперь явилась залогом безграничного доверия, стала нашим тайным сокровищем.

  Отопление уже отключили, хотя весна пришла капризная и в конце апреля дохнула зимним холодом, а за прошедшую ночь намело снега, как это не всегда бывает и зимой. Первая зелень газонов поседела и вскоре укрылась белым. Поэтому я закуталась в плед и умостилась в большом кресле в тёплом свете единственного настольного светильника под большим оранжевато-красным абажуром. На светлом фоне ткани абажура в рисунке ветви склонялись  под тяжестью спелых абрикосов и создавали обманное чувство, что я встречаю вечер в маленьком южном саду. Мой милый Художник подмигнул заговорщицки, оставил на столике пару ликёрных конфеток и удалился с деланным испугом , - знал, что мне предстоит выслушать исповедь подруги.

  Она ждала моего звонка,-  зная её, представляла её нетерпение и не смела томить почти родственную мне душу.

- "Всё так неожиданно случилось. Вчера вечером я подошла к окну, чтобы задёрнуть штору и вдруг увидела его. Знаешь, вдруг сердце толкнулось так сильно, как будто стремилось выскочить за пределы грудной клетки, за рёбра! Его силуэт только мелькнул и тут же скрылся за углом нашей кафешки. Но я сразу поняла , - это он!

  Впервые увидела его тоже мельком, когда выезжала на работу и не могла остановиться, - опаздывала и неизбежные утром пробки поджидали, как непреодолимые препятствия. И работы было необычно много в эти дни. Так что и не мечтала ещё раз увидеть его, но и тогда, так же дрогнуло сердце от предчувствия. Ты же знаешь, какая у меня интуиция.

  Я сразу кинулась в прихожую, накинула плащ, тот, с "брусничной" подкладкой, ты знаешь, и, как была в туфлях на каблуках, ринулась, в надежде нагнать его. Концерт по-боку, само собой! Неслась в темноте проспекта, бежала и чувствовала, как каблуки вязнут в швах ненавистной брусчатки , как полыхают красным в свете уличных ламп развевающиеся полы плаща, напоминая о красном подбое плаща Пилата, - послевкусие премьеры ,- чувствуя удивлённые взгляды редких прохожих на моём слишком открытом декольте платья, - того, цвета чёрно-зелёного жука, ты знаешь. Мне кажется, что я буквально долетела до угла кафешки, - так быстро я оказалась перед входом, за которым, я успела увидеть, он только что скрылся.

  Он был совершенно спокоен в укромном уголке нашего кафе. Он был один. Он сидел в самом затенённом месте так, что я не сразу разглядела его после уличных сумерек, и огней витрин, и ламп проспекта. Я очень старалась быть спокойной и никак не выдать своего присутствия. Его взгляд был меланхоличен, даже рассеян и чувствовалось , что ему приятно тепло, тихая музыка, приглушённый свет и немногие посетители, сидевшие вдали за столиками, на которых пламя маленьких свечей горело ровно, почти не колеблясь.

  Я не сразу увидела её. Понимаешь? Её! Она прошла бесшумно, почти как тень, не обратив на себя внимания посетителей и официанта, занятого за своей стойкой тем, что натирал столовые приборы, - неторопливо, - только посверкивали лезвия ножей, когда на них падал свет. Официант не заметил её.

  Она шла между пустых столиков, изредка поворачивала голову, обводя медленным, казалось, совершенно безразличным взглядом полупустой зальчик, -  зелёными глазами с расширенными от темноты зрачками. На ней было что-то серебристо-серое, почти однотонное, нет, скорее монохромное, если бы не угадываемый рисунок, напоминающий рябь, какая бывает на сухих дюнах барханных песков пустыни. Наверное так выглядят эти пески глубокой ночью, превращаясь из золотистых в чёрно-серые в холодном ярком лунном свете, с высветленными при падении звёзд, гранями. Но ткань одеяния была ворсистая, мягкая и под ней движения её тела буквально завораживали, притягивали взгляд нечеловеческой плавностью, изяществом и естественностью, как повадкой, которая может быть присуща живому в дикой природе, и поступь была продолжением этого тягучего движения в полутьме.

  Представь, платье с высоким , глухим воротом, почти до самых скул охватывающее длинную шею. И её замысловатая и простая, одновременно, причёска - почти пепельные, пушистые, густые и короткие волосы. Я не разглядела её лица, уловив блеск глаз, показавшийся хищным. Я возненавидела себя в моем декольтированном зелёном, - уж не придорожный жук я в этом кошмарном одеянии? И плащ с дурацкой подкладкой! И мои волосы, гладкостью которых я восхищалась ,блеском и их чернотой, прихваченные в пучок на затылке - в этом столько холода, космического, что-то от Маргариты. Хорошо, что плащ остался у меня на коленях, иначе я бы сошла с ума, представляя как выглядела бы в сравнении.

  Да! Сошла бы с ума, ещё и потому, что она направилась прямо к нему. Потому, что она,- я не видела с каким выражением,- села с ним рядом. Потому, что мне оставалась роль незаметного наблюдателя, ничего для него не значащего. Тем более для неё. Для неё, явившейся нежданным сюрпризом для меня. Пренеприятным. Ты можешь себе это представить ?".

      Ещё бы я не могла, очень даже ясно представила, слушая Наташу и подумывая, что надо бы записать этот разговор, чтобы передать запись ей позже. Она могла бы использовать её, чтобы удовлетворить свою тягу к написанию рассказиков, или ... или она уже начала писать и потому, слушая её, проскакивает мысль, что говорит как по-написаннму. Ох, Наташка! Пианистка, пальчики которой ловко прикасаются не только к клавишам рояля, но к кнопкам клавиатуры, - так она пишет "музыку" к событиям в своей жизни , пересказывая мне, как хороший артист озвучивает книгу.

   Что ж, послушаю.
Стараясь не шуршать обёрткой, я развернула шоколадную конфетку - эту историю в самый раз слушать, когда в соседней комнате гитара тихонько подыскивает аккорды и ощущая, как во рту тает шоколад и конфетка чуть обжигает ликёрной сладостью.

- "Знаешь, пусть это глупо, но меня особенно задевало то, что у них, похоже, совпадают вкусы, - он всегда одет в высшей степени элегантно, в особый серый,-  не тот, от которого тошнит в мужских костюмах,- в нём нет и намёка на оттенок голубого , это строгий серый, близкий к цвету обшивки военных катеров, но мягкий , бархатный, который он сочетает с бахатом чёрного, невольно вызывающего ассоциации с мужественностью, неторопливостью и достоинством тигра - царственного , опасного , но провоцирующего на желание прикоснуться, даже погладить! Я видела на нём галстук - он был белый, чуть серебристый с парой чёрных полос - это надо видеть, - красиво.

  Я невольно постоянно поглядывала в их сторону, но рассмотреть поподробнне, что происходило межлу ними не было ни малейшей возможности - их столик располагался чуть за угловой стеной от меня. Кажется, они сидели совсем рядом на небольшом диванчике.
Мой взгляд перехватил официант. Он оставил своё занятие, прошёл к ним, ненадолго склонился над их столиком и вскоре скрылся за створками двери, ведущей на кухню. Вернулся довольно скоро - я заметила на подносе две маленькие тарелочки и что-то белое в них , и одну , похожую на небольшое блюдо, с рыхлым, темноватым, разнообразно-мелким. Он расставил тарелочки перед ними, вернулся с маленьким флисовым пледом, которым услужливо укрыл её . Апрельский вечер был совсем холодным, промозглым, влажным, а она вошла с улицы, одетая лишь в своё серое.

  Нужно было действовать и действовать решительно, иначе другого случая, настолько фантастически удобного, могло не представиться. Но она,  она никак не входила в мой план действий, это останавливало меня, заставляло продумать всё до мелочей, учесть все последствия уже принятого раньше  решения. Ты знаешь, что во мне решительность и способность к действию всегда борется с желанием всё продумать, рассчитать - я же храбрый заяц.

  Я терпеливо выждала ещё немного, понимая, что им нужно поговорить и немного перекусить, согреться, расслабиться  - так им будет легче принять моё неожиданное появление, а ему принять то, что я собиралась предложить.

  Когда я подошла и чуть приобняла его за шею, мелкая дрожь от волнения, какая бывает, когда продрогнешь под холодным дождём, охватила меня, но я взяла себя в руки, чуть наклонилась к нему, глядя в глаза и уверенно, неожиданно для себя твёрдо и убеждённо сказала, что не уйду без него отсюда, что я несколько дней думаю о его судьбе и хочу стать её лучшей частью.
  Я взглянула на неё - в её растерянные , даже потерянные зелёные глаза, кажется, готовые наполниться слезами и улыбнулась ей, искренне, со всей теплотой и открытостью, на которые только была способна. И сказала, сама готовая расплакться и понимая что творится в её душе, что хочу стать частью и её судьбы. И что мечтаю о том, что судьбы наши будут переплетены и каждый день станет для нас троих , под крышей моего дома, как сбывшаяся мечта, как сказка, ставшая былью.
 
  Он приподнялся и прижался к моей руке большой, шекастой, бархатной головой, ткнулся в ладонь, упруго и сильно, широким лбом, коснулся шерстистыми горячими ушами благодарно и преданно, - он согласился ! Он принял меня ! Он доверился определённо и признательно. Она оробела, но видя, как он воспрял и обрадовался, вскочила, уронив плед, и глядя мне в глаза с удивительной кротостью, прижалась влажным, розовато-оранжевым носиком к другой моей руке, шекотнула упругими усиками. Я гладила их обоих одновременно, ловила на себе улыбку и понимающий взгляд официанта и была счастлива, как редко бывает счастлив человек, когда своим поступком способен изменить жизнь других. Других, таких же как мы все, нуждающихся в тепле, ласке, заботе и сочувствии, когда попадаем в трудную ситуацию .

  Он представился , немного смущаясь - моё имя -Аристократ. Так назвали меня мои погибшие хозяева, - всё из-за моей родословной и моего характера, и моих интеллектуальных способностей, которые они во мне , к моей радости, обнаружили и оценили. А моя подруга - Милена, Миленочка,  - она была обожаема в доме, где жила до несчастья со своими , близкими ей людьми, они были бездетны, немолоды и души в ней не чаяли. Она чуть избалована, но воспитана, нежна и красива. Милена - чудесная, она согреет не только звуком своего имени, но и теплом и нежностью, которые ей присущи, которые нам всем присущи.