37. Гоночный велосипед с титьками

Научно-фантастический роман «Кластер». Часть вторая

Источник изображений: images.yandex.ru
Источник: https://xn--80aacco7a1al3a7bs7e.xn--p1ai/
Авторский сайт: Ревущаябочка.РФ


Глава 37. Гоночный велосипед с титьками

На стене - священный атрибут власти. Портретный лик нового-старого, неизбывно проницательного и самого лучшего друга всех капиталистических трудящихся, а также всех руководящих империалистических работников и одновременно всех без исключения буржуазных физкультурников.

За стеной - секретарь приёмной, чернобурая молоденькая леди, несколько утомлённая вчерашним обеденным перерывом на столе у шефа. На атласной шкурке приёмной леди млела чересполосица новых смутных вожделений.
У стены - полированный, но небольшой, на семь квадратных метров стол. Уставлен кроме мерцающего монитора, факсами, вертушками и телефонами советских времён. Понты архи-пошлые.
За столом - с утра усталый от непомерных забот, сердитый на весь докучливый земной мир Андрей Валентинович Уткинд, сам, своею собственной персоной.
Он - первый зам мэра, того самого Димки-Конверта, который регулярно заваливал честной народ письмами счастья о своих славных подвигах. Он, если верить картинкам из его майских буклетов, однажды даже брал рейхстаг и тот даже не пискнул при этом. Теперь вот вспомнил и решил поведать людям о былом (хотя сам тогда ещё и не родился).

Димкин первый заместитель в свою очередь прославился тем, что охраняли его как никого, покруче, чем самого губернатора или даже чем якобы победоносного Димку. Хотя Андрей Валентинович сам не только рейхстагов, но и ничего другого на лапу не брал, кроме особо эксклюзивных и доверительных взяток, а все его баснословные доходы от спекуляций землёй и прочей недвижимостью шли в основном через подставных лиц, тем не менее, охраняли его и вправду как падишаха. Всё потому что приходилось трудолюбивому первому заместителю сидеть непосредственно на людском хозяйстве, то есть, и формально - на деньгах, притом больших, временами даже до неприличия больших.
Поэтому на лестничной площадке возле одной из его городских квартир, где он иногда обитал в будние дни, днём и ночью дежурил вневедомственный пост охраны.
Поэтому каждый его особняк также имел своих стражников, которых усиливали передвижными полицейскими нарядами, по графику выставляя их к многочисленным местам обитания неуловимого Уткинда.
Поэтому-то и возле самой мэрии постоянно и повсюду располагались вооружённые кордоны службы безопасности. Кругом расхаживали и сидели в засадах сплошные омоновцы с автоматами. Словно некие оккупанты повсюду и неусыпно берегли своего рейхсляйтера. Ни один террорист-разведчик не просквозит! Гранатку в мерседес или бентли не подкинет.


Утреннее солнышко вовремя засвидетельствовало бесценному народному попечителю своё почтение, правда, пока только в верхнем стеклопакете. Сначала этого казалось вполне достаточно. Однако потом солнышко влезло и в другие оконные проёмы и окончательно стало солнцем. Тогда всё внутри засияло отражённым блеском ближайшей звезды. Её бесцеремонная экспозиция на весь огромный кабинет как-то терпелась хозяином, хотя и с трудом. По его характеру это удивительно. Сам по себе Андрей Валентинович вполне мог быть снисходителен к проказам каких-то там солнечных зайчиков. Но чтобы так беззастенчиво располыхаться на его территории пусть даже и какому-то солнцу?! Однако Уткинд  всё же терпел, так и быть согревался природным теплом. Жалюзи в таком случае закроется попозже, к жаре, когда и сплит-система включится.

Всё-всё у Андрея Валентиновича шло своим чередом, успешно достраивался его третий особняк на элитном проспекте, да и счета в швейцарских и каймановых банках исправно пополнялись. В то же время некая внутренняя неудовлетворённость и даже озабоченность всё-таки сквозили в его микродвижениях, неуловимых вздрагиваниях холёной, но всё-таки не дотягивающей до главной хозяйской породы квадратной физиономии. До главного босса страны непосредственным обликом своим Уткинд никак не доставал, поэтому косил под своего непосредственного регионального пахана. Больше напоминал губернатора, карликового шварценеггера Шурика Холмогорова. Однако была и своя, особенная стать - большие, этнически вывороченные губы, рыхлая морда лица и в то же время необычайно юркая, классически струящаяся походка.

Поскольку самый первый заместитель мэра туземной столицы, фактический серый кардинал краевой власти сейчас не просто хмурился, щурился и вздрагивал, но вдобавок и сопел - то это могло быть свидетельством редкостного форс-мажора. Каким-то происшествием местный небожитель явно оказывался выбит из привычной колеи. Что-то случилось и в самом деле из ряда вон, то есть как раз то, что касалось Андрея Валентиновича лично, конкретно и потому беспокоило его до такой степени сильно, что даже слегка знобило. Отчего и приходилось согреваться под утренним солнышком как простому смертному, что конечно уже из ряда вон.

Заместитель мэра сам по себе бывал очень даже крутенек. Страшно не любил, чтобы его сколько-нибудь долго донимали, хотя бы и изнутри. С такими проблемами он привык справляться быстро и радикально. В этом и состоял феномен или даже секрет его успешной карьеры и личного процветания. Его столь же эффективным приёмом справляться с любыми трудностями было трендовое ноу-хау его касты: плюнуть и начхать. Всем, кто послабее - сходу обломать рога и затоптать. На вопрос равных себе: «Как дела?» - следовал неизменный ответ: «Ничем порадовать не могу. Всё хорошо!». Все остальные подобных вопросов, естественно, не задавали.
В полном соответствии со столь решительным внутренним настроем он, не колеблясь, снял телефонную трубку и, вполне обходясь без чернобурой секретарши, самостоятельно нажал все необходимые кнопочки. Верный признак, что звонит начальству. Не кому-нибудь, а самому губернатору Холмогорову, тому самому карликовому шварценеггеру, восходящей звезде большой отечественной номенклатуры местного разлива.


- Александр Иванович? Приветствую, это я. Сегодня объединённая комиссия департаментов соцжил, коммунхоза, эпиднадзора и госкомимущества принимает объекты. В-вы в курсе, да-да. Мэр с ними. Ягодкин как всегда. У него, вы знаете, бумаги - комар носа… Я что хотел только, Александр Иванович. Дело в том, что этот Д… м-м-м, Декамерон, что ли. Вы же знаете, где сиротининские ребята гужуются, быкуют по всем вертикалям и горизонталям, да-да… он, сам Сиротинин. Неплохой мужик, что вы, я ничего против него. Знаю, как много он для нас сделал. Но, Александр Иванович, я же в том доме, где он, точнее его люди открыли эту непонятную свою ночлежку, этот многозвёздочный бомжатник, а я в нём живу, да!.. нет-нет, в доме, не в бомжатнике. Да-да, именно в доме над ним, так мне всё видно. Здесь именно бомжатник, форменный бомжатник, Александр Иванович, очень даже вонючий бомжатник, почти гадючник. Да. Очень.
Вы не представляете - по квартирам стали лазить! Именно так!!! Дожили! Вы бы посмотрели на те рожи. Где только таких нашли?! Да-да, следует основательно перетрясти контингент, стыдно будет журналистам показать, если что. Особенно если не нашим. А лучше сразу прикрыть непонятную богадельню. Сколько можно пиариться и главное, что непонятно кому и для чего?! Да-да, я говорил, говорил я Бобкину, но тот увёртывается как всегда, считает, что нет данных. Нет-нет, я согласен, идея-то наверное здравая и главное - может быть такие социальные идеи и вправду исключительно нужны и важны, тем более перед выборами, но не на центральной же площади их осуществлять?! Да-да-да. Именно-именно… Я солидарен с вами. Больше того, целиком согласен. Как всегда! Можете заглянуть туда?! Ха-ха, действительно, противогазов-то и нет, разве что эмчээсника Козлова вызвать туда со всей его командой «Вспышка слева - вспышка справа» - ха-ха-ха… Но мы-то с вами мужики тёртые! Нам что с противогазами, что без. Да-да, потом решение примем, хотя, думаю, и так всё ясно. Я подготовил. В пятнадцать, Александр Иванович, в пятнадцать… аиньки?.. Алло?.. Иди к чёрту, каз-зёл! Пи-пикаешь тут!

Уловив гудки отбоя, Андрей Валентинович выпустил пар, позволил себе момент истины. Потом аккуратно положил телефонную трубку на место и откинулся на мягкую спинку стула. Беспокойство приутихло, необычная проблема обнаружила тенденцию к снятию. От этого само по себе становилось хорошо. Забарабанил пальцами, нажал клавишу селектора и сказал абсолютно принципиально и непоколебимо на как всегда нежное и тёплое: «Слушаю, Андрей Валентинович»:
- Кофе!.. И к кофе!
«К кофе» перестало млеть и кинулось готовить напиток да прихорашиваться. Обеденный перерыв, дай бог, и утром мог начаться.



- Лю-уська-а!.. Какие нести?!
Люська по кличке Пирожок, на редкость крутой, точнее, крутобедрый «мерчендайзер». Она же продавщица из стосемнадцатого гастронома, старинная приятельница Жорика,  жуя, с набитым ртом, вышла из подсобки. Она вытерла руки о передник и молча указала на штабель ящиков с картофелем, луком и свеклой-морковью. Их следовало перетаскать из одного внутреннего склада в другой и частично в торговое помещение. Смерила качающихся мужичков оценивающим взглядом. Очередные олухи клюнули на её заманчивое объявление от руки, прямо на дверях: «Приглашаются грузчики для интересной работы». Усмехнулась - мол, ну-ну, интересные вы мои. И ушла дожёвывать законное.

Фредди и Жорик в рваных фартуках носили ящики, били очередную шабашку. Бывший господин сыщик Осклизкин в таких делах обычно не участвовал, он как всегда куда-то удрал. Наверное ностальгировать по окрестностям какой-нибудь ментуры или прокуратуры.
Шабашки ему почему-то были неинтересны. В делах промыслового хищничанья, истинного бомжиного призвания, он неизменно проявлял себя скрытным. Свои настоящие каны никогда никому не выдавал, не показывал, даже доценту, но всегда возвращался - полная сума. Порой просто объеденье вываливал на стол, чуть ли не с чеками. Главное, никогда не жадничал, делился всем, что приносил. Даже почти ничего под подушкой не прятал, кроме сигарет разве что. На такой альтруизм не был способен даже доцент. За это сыщика все уважали и лишних вопросов никогда не задавали. Мало ли кто как горбатится, у кого какой промысел. Это святое и лезть туда - ни-ни. Что у бугров, что у ментопсов, что у людей.

- Эта Люська - моя старая подружка, - между делом, тем самым, интересным, на которое клюнули, Жорик принялся делиться и самым сокровенным. - Не в смысле, что старая, ты понял. Слабость её на передок всей округе известна. С помощью своей писи она ею и крутит на любой манер. Знаешь, как у неё началось это нехилое дело? Она тогда училась в своём калинарном техникуме, ходила с пирожками к бабушке в новый микрорайон через один лесок. Как-то вечерком её там один бомжара вроде нас и прищучил. Это было только раз и немного обидно. Но потом она решила: «Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз!». Одного раза ведь никогда не достаточно. Врут добрые люди.
С тех пор Люська и превратилась в Пирожка. Не знает никакого угомону. Типа вааще. Говорят, даже в Стамбул гоняла, наташить на панель, в смысле наташей шабашку бить, ты понял. Но ничего особенного на тех турецких орехах не на-наташила. У Ахмедов после наших баб обычно с первого же раза бессилие начинается. Поэтому придумывают всякие тупые отмазки на сей счёт. Типа «Одного раза достаточно!». Ага, ну да! На самом деле просто спасаются со всех ног. Теперь назад к Мухосранску прибило волнами бедненький наш Пирожок. Прозябает несчастная, как Ассоль без бизнес-плана. Простой Люськой. Без особых претензий. Однажды даже устраивалась по объявлению: «Зоомагазин примет на работу самку продавца». Но по фактуре не подошла. Да и жужжит много.

- Подружка твоя в том смысле, что и тебя не обижала? - Заинтересовалась живая творческая натура умного бомжика Серёгина.
- Какое ты всё-таки грязное животное, доцент!
- Главное тут в том, кто это сказал, ангел ты наш непорочный. А не ты ли тогда в том лесочке сам и прищучил эту Красную Шапочку из калинарного техникума, выписал профсоюзную путёвку в большую, полную очень интересными приключениями жизнь? Всё остальное, пить-курить-по фене говорить, это она уж сама научилась. Главный-то задел был уже позади. Признавайся, ты отнял у неё тогда заветный пирожок с повидлом?!
- Там была капуста.
- А-а, так ты ещё и пирожки сожрал?! Вот скотина!.. Тогда ладно, квиты.
- В принципе, с загранкой у неё, кажется, сначала по всем правилам всё было. Официально, то есть. Она и вправду клюнула на интересную объяву о наборе посудомойщиц, то ли на Кипр, то ли и вправду в Стамбул. Представляешь, какой действительно интересный облом приключился, когда у неё ни паспорт не отобрали, ни в бордель не продали, а на самом деле загнали в кабак и заставили посуду мыть?! Она же так надеялась! Пришлось выходить на самозанятость. Прикинь, у турок! С претензией на пенсию. Обалдеть. Только русская баба так может.
- Как она только вынесла, такое крушение мечты?! Это же просто невыносимо. По себе знаю.
- Не говори. Так и ты туда вербовался?! Но у тебя же такого интересного места под передничком наверняка не нашлось?! Или таки поделишься с приятелем?!

- Хватит язвить, не то опять получишь... И как же вернулась Красная Шапочка назад? Бежала по дну Чёрного моря, порвав устные договорённости с отдельно взятыми янычарскими клиентами?! Или ихними подразделениями?!
- Да как - села и прилетела назад. Решила, что мыть посуду или что другое она сможет и здесь. Тем более м#дями трясти. Теперь, видишь, и карьеру какую-нито сделала. Старший продавец, понимаешь, нас с тобой наняла!.. На такой же интерес купила, на какой её саму когда-то турки нагрели и сверху и снизу.


Передвигать тяжёлые, грязные ящики нельзя назвать слишком приятным или тем более интересным занятием. Обычная человеческая, то есть, реально тупая и скотская работа. Бодрила только мысль о грядущем воздаянии, пусть и небольшом. Что по-настоящему может взбодрить человека?! Только оно. Везде и всегда трудно свой хлеб добывал человек. Особенно трудно, когда на излёте и когда практически впотьмах. Но и сумерки бытия вовсе не означают с железной необходимостью сумерек души. Даже часто наоборот. Чем сумеречнее жизнь, тем страстнее душа проявляет к ней свой интерес. Последний вздох всегда всё озаряет. Именно в самую глухую закатную пору, бывает, как никогда живо шевелятся глубокие сказочные видения непонятно чего. Безутешные бомжики, словно давно немытые дети, давно живущие в состоянии агонии, давно и искренне не знают - явь ли нескончаемая от них не отлипает, страшная сказка, небыль или мираж с ней серёдка-наполовинку бегают вокруг, поздоровкаться всякий раз забывают. Поэтому довольно часто наиболее продвинутые среди них, точнее, недозадвинутые - пытаются изо всех сил отличить жизнь от бреда, реалити от шоу. На интерес, от винта, от балды, но всё-таки пытаются. Сражаются до конца. В отличие от остальных двуногих насекомых. Те давно и никак не пытаются, тем более, по-настоящему. Просто купаются себе на Мальдивах, набивают череп всякими впечатлениями.

Таскали, таскали потешные таракашки, а на самом деле как бы умные, точнее, в меру пронырливые бомжики Фредди и Жорик ящики с грязными овощами. Попутно занимались такой реликтовой человеческой патологией - разговаривали, причём, по существу разговаривали, можно сказать, именно по душам. То есть, вовсе не о жратве, текущем или другом каком-нибудь интересе и даже не совсем о бабах. А где таракашки могут показаться друг другу людьми, как не на работе, причём неважно какой?! Тем более, что здесь, на свежем воздухе, было не как у них в подвале, а словно на свалке за городом, среди камышей и дикого, вольного ветра. Тихо, покойно, никто ни с кем не крысится, не грызётся, даже в горло вцепиться не метит, как ни удивительно всё это. Вот просто не желает и всё тут. Даже в шахматы не играют и страшными прожорливыми дельтапланами не пугают! Обалдеть! Просто грузят мешками с картошкой. Фредди поэтому в слишком далёкие воспоминания ударился. Наверно это Люська со своей сильно интересной судьбой до такой степени его размягчила и подтолкнула.

- У моего приятеля детства, у Гошки, бабка была, сильно партийная. Древняя-древняя… Её немцы, как зашли в город, первую разыскивали, чтобы угрохать. Так и не обнаружили, она в подполье сидела, листовки печатала. После Победы всякие большие посты занимала. Бывало, сидим с Гошкой и другими пацанами в кустах, портвейн три семёрки квасим, из горла, трубим вечернюю зорьку. Тут Гошкина бабка мимо чапает, прямо так, солдатским, партийным шагом, будто из мавзолея, пост номер один сдала. Гошка сразу начинает, а мы подхватываем дружным хором старинную, революционную: «А-раз! А-раз!.. Вихри враждебные веют над нами!». Бабка с юмором, проходит и не поворачиваясь, бросает нам небрежно: «Вольна-а!». Один раз остановилась и показала на надвигающуюся с запада тучу: «Вот между тучами и морем вся х#йня и происходит!». Пацанва рты и пораскрывала от удивления. Немцы знали, на кого охотиться. Сколько раз потом убеждался в парадоксальной меткости любых её высказываний.
Вот человек был убеждённый, до предела! Она потом, можешь себе представить, в восемьдесят с лишним лет умотала в столицу одних уродов от других защищать. Советскую власть от танков дуремара Ельцина. Точнее, Паши-Мерседеса, был у него такой - самый главный среди его силовых козлонавтов, если помнишь. Тот ещё «умывальников начальник и мочалок командир», впрочем, как и его шеф. Так и погибла лучшая бабулька нашего двора где-то при обороне Белого Дома. Между тучами и морем, при какой-то очередной нашей х#йне. Даже тела нигде не нашли, не опознали среди множества погибших. Всё-таки сука этот Ельцин! Нам даже портвейн стало неинтересно пить. Почему и перешли на водку. А от неё теперь вот на одеколон. А всё никак эта безнадёга не кончается. Таков оказался у нас диалектический путь познания истины, познания объективной реальности!

- Есть женщины в русских селеньях.
- Это не то, что твой Пирожок с её вечно обламывающимся интересом. Такой интерес к жизни, как у Гошкиной бабки, чёрта с два бы кто обломал! Гошка рассказывал, что она каждое утро, представь, именно каждое утро, ровно в шесть утра, с началом шестого сигнала вскакивала со своей постели. Становилась около радио по стойке «смирно» и выслушивала весь утренний гимн до конца, приложив руку к левой груди. У неё там в рубашке партбилет был зашит, всегда с собой носила, постоянно перекладывала, но всегда на сердце был. Трепетным истуканом стоит бабулечка, губами все до единого слова текста перешёптывает, контролирует, чтоб не переврали. Но вслух ни шороху от неё, ни звука, не шелохнётся, как заворожённая, пока тот гимн про союз нерушимый не закончится. Только тогда руку с красной корочки снимает. Потом бодро скачет на работу, как будто успешно подзарядила свой аккумулятор. Представь, и так каждое утро! Восемьдесят с лишним лет! Даже под девяносто.

- Нет, я бы так не смог, - честно признался Жорик, - и одного раза наверно не посилил. Столько слов там… да и медведь на ухо наступил.
- Наш чебуратор, карла наш любимый прошлой ночкой тоже не смог. Знаешь, почему нечистая сила так боится нашего нерушимого гимна? Именно на нём обламывается. Не потому, что партбилетов у неё нет. Хотя может и поэтому. Его, этот наш гимн, как он есть и в последнем издании, единственный в мире никогда нельзя полностью спеть, как ни меняй мелодию или слова. Не потому, что кому-то не хочется петь, скажем, из принципа или личной неприязни к автору нетленной комбинации слов. Нет. Язык по любому не поворачивается, даже не чешется, будто заговорённый, словно бы и вовсе не подвешивали его никогда. А потому не поётся, что подход к гимну в корне неправильный. Надо как Гошкина бабка! Так же проделывать, как и она. Сначала дождаться начала шестого сигнала. Потом мгновенно встать по стойке «смирно». Затем руку на красную корочку под сердцем положить и всей душой проникнуться в лысый азиатский профиль на ней. Только тогда всё хоккей получится. Всё пропоёшь, как миленький. Себя не помня. Этот гимн только для верноподданных граждан и делался. Поэтому, когда его все пели, всегда тихо было и спокойно. Никто не пропадал по ночам, между прочим. Не летал по чужим хатам. И девчонки бесплатно любили.

- Нам простительно, мы никаких песен не помним. - Торжественно, печально, ни к селу ни к городу ответствовал Жорик. - Ты думаешь, у него есть музыкальный слух? Имею в виду, у чебуратора нашего, у карлы, у неведомой зверушки. Наверно просто не перенёс фактуру, само качество этого великого произведения. Или партбилет ему пока что не вшили, не зачипировали новый профиль.

- Да всё у него есть. Вшили ему всё, что положено, все нужные чипы. Слух музыкальный первым. Даже партбилет с нужным профилем скоро будет подшит куда надо, наверно на подходе. Хотя, как по мне, это-то и чересчур, перебор, несправедливо. Нельзя, чтобы у одного было всё, а других шиш с маком. Так только в спецшколах готовят, на резидента учат, да не простого, а наверное, самого-самого неуловимого.
- Мне-то как раз сдаётся, что уж если он и нечистая сила, то ему всё равно это по барабану. В гимнах не разбирается просто по ненадобности. Нужны они ему, как же! Просто звуки того песнопения для него как некое сигнальное заклятие, словно сигнальное кукареку, мол, пора сдёргивать отседова, солнышко встаёт, с этими ловить больше нечего. Не исключаю, что оно считается у таких как он и за кол осиновый, и пулю серебряную или крестное партийное знамение, от которого всем привидениям положено всегда шарахаться, кричать «караул» и убегать. Но это же совсем не означает, что пора открывать охоту на петухов, чтоб те не кукарекали перед рассветом, или на тебя, чтобы на наш любимый гимн не отъезжал!

- Всё же ты заметил, что именно слова гимна не зашли ему в уши?! Как раз на «союз нерушимый» он пустил пену изо рта и в итоге рухнул?! Эстетический вкус не выдержал у чувака. Будто споткнулся на универсальном кодовом сигнале, который из него дух и выпустил. Изгнал дьявола. Учитесь, как надо экзорцизм проводить!
- Точно. Теперь знаем верный способ отвадить любую нечисть. - Радостно заключил Жорик. - Включаем наш родной, непотопляемый - и путь наш чист и светел как наша совесть, то есть хомячок, который либо спит, либо грызёт. Наш правда в основном бздит. Слова гимна записываем и при себе носим, в тряпочке, как оберег, наподобие амулета. Получше тигриных зубов или усов будет срабатывать. Или срочно в партию к парнишкам-медведям напрашиваемся, партбилет ихневый получаем и на сердце «моментом» приклеиваем, как Гошкина бабка. Наверняка, лучше крестного знамения подействует. Как думаешь?

- Если бы так просто. Тут силы помогущественнее будут. Их только в полночный час увидеть можно. Ты почувствовал тот странный песочный шум, а потом словно в гигантский пылесос что-то сыплется, будто засасывает туда кого-то, кто уже рассыпался?! Во-во! Наконец-то, хоть один услышал! Э-э-э, да ты не видел, как у него глазки в темноте полыхают?! Куда там лазерной цветомузыке!
- Нимба ты у него не заметил, доцент? Я серьёзно.
- Нимба? Нет, нимба точно не было, я фиксировал. Пацан не оттуда, не сверху, это наверняка. Скорее всего – сбоку. Или снизу. В любом случае какой-то провокатор - сомнению не подлежит. Чебуратор-провокатор. Скоро за ним такие дяди-крокодилы повалят!.. Приставят ножи к горлу и спросят, кто тут нашего маленького обижал?!
 

Установив на место, в штабель, очередной ящик, бомжики пошли назад, к складу, слегка придерживаясь и отталкиваясь руками от крашеной облупленной стены. Ноги от такой интересной работы их теперь почему-то плохо держали. Ссадины на руках ныли. Люська-Пирожок им даже рукавиц драных не ссудила. Тем более на разовую работу. Небось, янычарам бы дала сразу. И не только рукавицы. А нашим мужикам не положено, если что, заживёт как на собаках. Нет, она определённо не уваживала даже Жорика, своего первооткрывателя, можно сказать первосвятителя. Несмотря на усталость, доцент продолжал увлечённо развивать животрепещущую тему современности.

- У меня даже есть подозрение, что он нас на измор берёт, сучок паршивый. Сам же днём отсыпается. Просто ночной зверь, наверно филин. Потому и глаза такие большие и во тьме светятся. Ты видел? Весь день практически без задних ног дрыхнет, скотина. Даже пузыри отскакивают. А нам когда?! Может, на скамеечке попробовать по старой памяти, на газетках, а? Спать-то хочется, сильнее, чем… дальше ты понял.

- Во-первых, дубу дашь. Холодно потому что уже. Да и болезнь твоя умственная обострится наверняка. - Спокойно отсоветовал Жорик. - И к тому ж - псы сходу заметут. Это, во-вторых. А в-третьих, тебе не кажется, что сыщика мы больше не увидим? Наверно после прошлой ночки как сквозанул наш бугор за бугор, только его теперь и видали. Теперь без него мы тебя точно задолбим. А то же всё не давал нам насладиться твоими творческими мучениями. Так что готовься, можешь даже подмыться.
- Не-е, ты Осклизкина плохо знаешь. Крутой обмылок, везде побывал. Этим его не напугаешь. И меня, как бы мы ни гавкались, никогда не даст в обиду. Я уверен.

Бомжики перетаскали почти весь штабель разносортного груза. Настал момент, когда отволокли последние ящики, мешки и коробки. Последний ящик Фредди аккуратно поставил на полку в ряд и с краю, чтобы проще было оттуда снимать. Да и остальные выровнял в линию, как и положено загнивающему перфекционисту. Для удобства выборки овощей даже раскрыл несколько мешков перед самым входом в торговый зал. Вежливо посторонился, пропуская снующую туда-сюда продавщицу.
- Ах-ах! Какой кавалер! – Иронично воскликнула она, окидывая доходягу равнодушным взглядом. – Какой мужчинка!
- Настоящий джентльмен только тот, кто всегда галантно подаст руку даме, когда она вылезает из подвала с мешком картошки. – С достоинством сказал Фредди и чуть качнулся, наверно от усталости. А может элементарно от восхищения красотой Пирожка.
- Это кто из подвала-то?!
- Ну да, это я клеммы перепутал.
Потом друзья-бомжики стояли, независимо переминаясь и дожидаясь, когда по-прежнему насмешливая Люська выудит для каждого из своего замусоленного передника по мятому анфасу Большого театра - за труды за тяжкие, да за интерес дико неподдельный к необыкновенно интересной работе.


Когда отправились в путь-дороженьку домой, то бишь, на благотворительную базу к деградантам, скромно так тулясь, по краюшку тротуара, почти не цепляя прохожих, но всё же слегка пошатываясь от упадка интереса, и потому задевая друг друга, доцент после некоторого молчания вдруг сказал:

- Иногда лилипутика всё-таки немного жаль. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет. Дёргается, прыгает, людей пугает, а по делу ничего ни объяснить, ни добиться не может, ни бе, ни ме, ни кукареку. Попал бы он к сыщику Осклизкину лет десять назад, я думаю, тот бы ему показал, как правильно людишек припугивать, да признания из горла вырывать. Как по-настоящему разрабатывать двуного-природное месторождение, единственное богатство державы. Не потому, что пацан такой уж дундук сам по себе, а просто он никак до нас не допрётся, никак не въедет в нашу жизнь, не поймёт, кто мы такие на самом деле. А как понять, когда мы сами этого не знаем?! Всё говорило за то, что он ни в коем разе не ожидал нас именно такими встретить. Словно бы обознался, спутал с кем-то. Поэтому-то у него, особенно поначалу, и бывал такой обалденевающий вид. Я бы сказал, своеобразный когнитивный диссонанс бедного стукнул, не мне тебе объяснять, конечно, что это такое. Потом становилось очень похоже на то, что он с нас попросту тащиться стал. Как с диковинных музейных экспонатов. Из раздела «Каменный век. Неандертальцы». Тогда уже мне самому начинало казаться, что это не он, а мы его иногда пугаем, и порой не хило так. Но тогда возникал следующий вопрос, он-то меня и занимал все последние дни - чего же такого наш чебуратор всё-таки надеялся или по-прежнему надеется в нас найти, что или кого?.. Послушных исполнителей, быдлаков, вдупель замороченных, но пока что ходячих?! Или всё-таки вольных, но слегка заблудившихся граждан города Солнца?! Ты заметил, как здорово я опять загнул, а?! Кампанелле и не снилось. Вот как можно пропить такой умище?! Да ни за что! Наливай!
Они присели на какую-то занюханную скамеечку по пути.
- Гля, какого я толстолобика у Люськи спёр? - Предпринял отвлекающий маневр Жорик, доставая из кармана вяленую рыбину. - Во лоб! Во умище! И он наверно в доценты когда-то метил, а всё равно закоптили!.. Так что имей в виду, догавкаешься! Сильно грамотный ты наш, кампанелла, прости господи!


К вечеру наступил звездопад, если в тот момент как-нибудь полегче можно было бы о таком дельце выразиться. Стартовал он у доцента, кто бы сомневался. Фрукты-овощи что-то не того… не так пошли, разумеется,  сначала у слишком умного, то есть. хлипкого. Ибо с заповедных времён то и был самый надёжный способ посрамления умного ничтожным. Молот доцентов. Фредди лежал, ходил, всё равно не помогало. Избыточный клапан никак не хотел срабатывать за нижним звуковым порогом. Или хотя бы верхним. Злые духи, словно вражеские метеоры, запускались непроизвольно, громко и внезапно. Когда одиночными зондами, а когда и целыми плеядами заградительного огня ПВО усеивали весь текущий жизненный небосклон. Никто теперь не прорвётся в бомжарню, в которой вот-вот разверзнется долгожданный портал. Поэтому оставил всякие такие несанкционированные попытки.

Сама вечность, то самое незаконное сборище мгновений больше трёх, усеялась разрывами взыскующей шрапнели и невпопад мечущимися шальными ветрами. Лишь слышался беспрерывный и укоризненный рокот живой материи. Доцент поначалу ещё загадывал желания под каждого метеорного духа, надеясь, что хотя бы под падуче-летучую ветрину пусть одна мечта да может быть и сбудется. Согласен был даже, чтобы хоть на пол-шишечки, но всё-таки просунулась бы она в эту житуху, да хоть что-то изменила в бесконечной безнадёге точка ру.

Вот за этим-то чрезвычайно важным и соответственно бесперспективным занятием Фредди Серёгина и застал сыщик Осклизкин, куда-то на целый день опять подозрительно отлучавшийся. Сыщику очень не понравилась здешняя атмосфера, насыщенная ароматами несбывшихся желаний и пронизанная отдалённым воркотанием несмолкающего грома. Но доцент быстро убедил и этого недоразвитого пришельца в несостоятельности его претензий к закономерности естественных процессов на данной планете. Если не приняла душа свежую, солнечную, но, правда, несколько неудачно помытую пищу - так что же теперь?! Укакаться и не жить?! Нет-нет, правильно сделала, что вспучилась. Хорошо и то, что начался настоящий звездопад, в простонародье метеоризм. Потому что и в данном случае можно было на законных основаниях использовать давно проверенный рецепт - расслабиться и получить удовольствие. Намного лучше - продолжать загадывать желание под каждый кудахчущий и срывающийся с насеста метеор. Авось, какое-то куда пожелалось и проскочит. Да воплотится. Может, людьми кое-кто станет, хоть на миг, пусть на всякий случай.

- Как ты думаешь, в чём основной урок западной цивилизации?! Из всего извлекать пользу. Из любого г#вна. Представляешь, какую пользу мы ещё можем принести людям?! То-то. Так что перди дальше, дорогой, перди, авось хоть в этом до чего-нибудь и допердишься.
- Какой ты всё-таки необразованный! Надо говорить ближе к тексту заимствования, как по-французски – пердю-у. Слышишь, как здорово звучит в оригинале?! Будто домовой завывает на конце. Тебе повторить?! Один или два раза?!
- Подождите, грамотеи… - Встрял Жорик. - Бам-с! Ого-го! Не ожидал! Слушай, да это просто Тунгусский метеорит пролетел! Надеюсь, и ты не промахнулся?! Успел загадать?!
- Не, я как всегда промахиваюсь. Я - как тот Вовочка из анекдота – на каждом метеоре никак не мог определиться с желаниями. Не то девушку ему подавай, не то велосипед. Так что теперь и мне замороченная судьба их точно будет в одной куче выдавать, вперемешку.
- Здорово! Значит, теперь она тебе обязательно подкинет гоночный велосипед с большими титьками. Везёт же. Синтез всех пацанских мечт. Будешь по подвалу гонять, целомудренных бомжиков пугать.
- Ага. Если бы. Держи карман шире! Если что и будет, то скорее таратайка с яйками. Чтобы светились при нажатии и жалобно мявкали «Вау! Вау!». Вместо стоп-сигнала. Это модно. Хоть и не полезно. А если честно, то по нынешним обстоятельствам я бы лучше предпочёл гоночный тренажёр.
- С титьками опять же?!
- Мастер же ты задавать глупые вопросы. Ну а как ты думаешь?!
- Правильно. Ни от одной из своих мечт отказываться никогда не надо. Даже пацанских. Особенно когда сам в полной заднице и сам себе титька.


Понятное дело, тут опять заявилась эта растрёпанная ведьма, вездесущая фурия реклама… этих… на это. Но ТЫ  поверишь.  Многоразовая, всё заплетающая,  о-очень эффективная! Хорошо помогает.