Зыбкая явь сновидений. Часть 3. Гл. 12

  Диана ответила не сразу, и Вик уже готов был нажать на "отбой", когда из трубки донеслось сонное "Алло".
  - Здравствуй! - сказал он. - Я... разбудил тебя?
  - Вик! Слава Аиту! - в её голосе прозвучала неподдельная радость. И на душе от этой радости, которой она не пыталась скрывать, стало легко и тепло. - Разбудил, но очень вовремя. Ты как? Ты ведь был там?
   - Нормально. Вот и Рубен подтвердит...
   - Он рядом? Дай-ка ему телефон! Впрочем, нет, не надо. С ним я разберусь позже.
  Вик подумал, что на месте Рубена он тоже не торопился бы звонить Ди.
    - Да нет. Я вышел на улицу.
  - Выйти смог - уже хорошо, - отозвалась Диана. - А в Аит зайти сможешь? Дай мне ключ участка.
  - В Аит я, скорее всего ближайшие ночи не ходок, - ответил Виктор. И, решившись, набрал воздуху и выпалил:
  - А ключ от моего участка у тебя уже есть.
  - Правда? - в голосе Дианы прорезалась лёгкая ехидца.
  Она выдохнула и замолчала, и Вик подумал, что она считает до десяти, прежде чем
  заговорить, как делает, когда на кого-то злится. А тут и гадать нечего на кого.
  - Что ж, могла бы и раньше догадаться, - продолжила Диана после паузы. - Лео, значит?!
  - Да. Ты сердишься на меня? - спросил он со смесью смущения и облегчения.
   - Сержусь, - подтвердила девушка. - Не за маскарад. Это было, пожалуй, даже, - она замялась, подбирая слова, чтобы ненароком не задеть самолюбие мужчины, - романтично. Да и продержался бы он до первой встречи в Аите. Ауру-то от меня маской не спрячешь. - в голосе её прозвучала лёгкая усмешка, но затем Диана вновь посерьёзнела:
  - Но вот за то, что ты пренебрёг моим предупреждением, сержусь.
  - Прости. Я не мог иначе.
  - Никогда не прощу. - Но в том, как это было сказано, вопреки смыслу, прозвучало обещание, и что-то ещё, что заставило сердце Вика биться сильнее. - И ещё минуты три поникогданепрощаю...
  - А потом? - с надеждой спросил он.
  - А потом приедешь, тогда и поговорим.
  ________
  Дыни у Рубена не оказалось. Её он ввернул в фразу для пущего акцента. Зато был прекрасный армянский коньяк, красное вино в глиняном кувшине с узким горлышком, и на плите источал дразнящие запахи свежеприготовленный плов, прячущийся в массивном чугунном казане, в меру закопчённом. Рубен в шутку шлёпнул по руке Верочку, которая попыталась подцепить крышку, чтобы заглянуть в казан. И тут же вручил ей блюдо с квашенной капустой и порезанными вдоль маринованными огурчиками, каковое блюдо, по словам Рубена, наилучшим образом сочетается с пловом. Впрочем, своей частью ноши был наделён каждый из присутствующих. Виктору досталась тарелка со смесью крупно порезанных свежих огурцов и помидоров, Лахову была вручена ваза с яблоками, надо думать, не без значения. Себе же Рубен доверил казан с пловом. Он установил чумазую посудину на изящную чугунную подставку в центре круглого стола, застеленного белоснежной скатертью с каким-то причудливым, вышитым серебристой ниткой узором. По поводу чего Верочка, до этого долго не решавшаяся опустить своё приношение на это произведение восточного искусства, протестующе наморщила носик.
  - Руби, ты же после плова её не отстираешь!!!
  - Вай-вай, женщина! Разве джигит стирает? Я не буду стирать скатерть, я её выброшю-ю.
  - Лучше мне отдай, чем выбрасывать, - рассердилась она.
  - Тогда бери сейчас! Белоснежную, как фата невесты, в первый раз выходящей замуж! Хотя нет, не будем обижать гостей. Я подарю тебе другую, ещё более древнюю.
  Верочка пила вино, хотя и попробовала коньяку, отхлебнув из Витиной рюмки. Как было не попробовать настоящего, армянского из Армении, приготовленного по старинному рецепту? Это следовало сделать уже для того, чтобы в каком-нибудь богатом застолье иметь возможность сказать с ленивым равнодушием: "А я вот пробовала настоящий армянский. Его ни с чем не сравнить.". Остальные же, не задаваясь соображениями престижа, занялись делом, сообразным с чисто мужским представлением о назначении застолья. До третьей шло просто пиршество, главным назначением которого было утоление голода. А после третьей, когда мужчины стоя выпили за Верочку, как единственную представительницу славного племени женщин, по поводу которого Рубен провозгласил витиеватый и изысканный тост, постепенно разговор свернул на деловой лад.
  Рубен вкратце рассказал о своих возвращённых сторицей возможностях сноходца и, чтобы не множить вопросов, объяснил, что и сам ещё до конца не разобрался, как и почему всё это произошло. Два слова сказал о Графе, дав его деловым снокачествам высокую оценку, и намекнул, что работать с ним интересно и престижно. Потом сдержанно и скорее одобрительно отозвался о Лахове, который по поручению того же предусмотрительного Графа, контролировал с целью страховки их начинание, давая возможность в случае опасности организовать операцию по спасению.
  Верочка рассказала о чудесном парке, пикнике на берегу пруда и приведениях, явившихся в тот момент, когда они собирались уходить. А потом было всё как в тумане... Она помнила лишь, что пропал Виктор, и что из ниоткуда появиилсь Рубен и тот самый Граф, которые вывели их с Лаховым куда-то в безопасное место. Что это за место, она не помнит, но что оно безопасное, знает точно. Потому что знает, и всё. Так она сразу поняла. Виктор же, предупреждённый Рубеном в опустевшей на несколько секунд кухне во время загрузки салатом, отделался общими словами о том, что ушёл через усадьбу каким-то тайным ходом в межсонье и, измучившись там в поисках выхода, - всем известно, что без Верочки он не ходок, - очутился каким-то образом всё-таки в своём сне. Откуда благополучно и проснулся.
  Рубен после этого рассказа посмотрел на него понимающе, Верочка - недоверчиво,
  - А как же хождение по мукам? - спросила она с ехидцей, - а набитые на камнях ножки как?
  - Так ведь пока бежал по коридорам. Там пол грубый...
  - Босиком бежал? - не отставала разобиженная Верочка.
  - Босиком, - рассердился Виктор, - и голый... Уж извини, так получилось.
  - Друзья мои, - вмешался Рубен, - не будем углубляться в пикантные подробности. Вера, мы соберёмся ещё раз, уже на трезвую голову и всё детально обсудим. Через два дня во время очередного занятия. А пока большая просьба, - он повернулся к Вере, давая понять, что это касается только её, - больше к тому месту не ходить. Всё, забыли.
  - Что я, дура туда ходить? - сердито ответила Верочка, но видно было, что она уже начала остывать. - А вот вы, Рубен Михайлович, нас дурить пытаетесь.
  - Я, - удивился Рубен, и удивление его было настолько натурально, что Виктору стало понятно, играет шеф роль и таким образом готовится к серьезному наскоку, который, несомненно, планирует совершить строптивая ученица. Впрочем, обида её вполне объяснима...
  - Вы! - ответила она дерзко. - Плов никакая не армянская, а узбекская еда! Я знаю.
  - Ай позор мне! - потешно скривился Рубен, возведя руки над головой, и Виктор почувствовал, как внутренне он расслабился. - Совсэм разоблачила! Прилюдно. Как жить с таким позором? Где мой кинжал, я зарэжу сначала себя, а потом тэбя!
  - Ой, испугали! - ответила смело Верочка, но на всякий случай отступила на шаг. - У вас и кинжала нет!
  - Есть, - гордо отвечал Рубен, и добавил тише, - только узбекский. И если ещё раз скажешь мне Вы - зарэжу!
  И засмеялся громко и заразительно. Этого смеха Верочка выдержать не смогла, махнула рукой и засмеялась тоже. А потом попросила совсем уже доброжелательно:
  - Рубен, скажи ещё: "Вай-вай-вай"!
  И он сказал. Она послушала, широко улыбнулась, а потом вдруг спросила серьезным голосом:
  - Ребята, вы мне и вправду всё расскажете? Я знаю, вам сначала надо всё обсудить. Вы же теперь кунаки. Ну и я ведь вам не чужая?
  Рубен приобнял её за плечи и проговорил негромко:
  - Ну ты же понимаешь, Верочка, что не всё сразу...
  Она поняла. Бросила быстрый взгляд на Лахова, потом высвободилась и сказала решительно:
  - Мне пора. - и добавила твёрдо, - только пусть этот сначала уйдёт. Я с ним не хочу вместе идти.
  "Этот" поднялся и молча двинулся к двери. Рубен пошёл следом и, дождавшись, когда Лахов оденется, протянул ему руку для прощания.
  - На занятие... - видно, он сначала хотел сказать, "приходи", но быстро перестроился, и вставил в фразу не совсем логичное "не опаздывай". Будто бы Лахов когда опаздывал.
  - Вер, я тебя провожу, - вызвался было Виктор, но она отмахнулась.
  - Не надо. Вдруг муж увидит, как пьяную жену мужик провожает.
  - Так ты же ушла от мужа! - поддел её обрадованный отказом Виктор.
  - А теперь вот возвращаюсь. Семья - дело святое...
  Они посмотрели в окошко, как она выходила со двора. Нормально выходила. И вернулись к столу.
  - Что мы, как европейцы? Давай уж по-русски. За Диану? - сказал Рубен, разливая коньяк. - Если бы не она, у нас было бы совсем другое настроение. Пусть она будет здорова и счастлива!
  Выпили, закусили. Виктор рассказал о том, что с ним произошло.
  Пока Виктор рассказывал, Рубен молчал, внимательно слушая, и лишь изредка вставлял реплики или задавал вопросы. Когда тот закончил, спросил задумчиво:
  - Чёрный кот, говоришь, вывел?
  - Ну да... Странно как-то. Откуда там коты?
  - А на этого не похож?
  Рубен подхватил тершегося у ног Чешира под брюхо и усадил к себе на колени. Почесал его за ухом. Чешир блаженно зажмурился.
  - Похож. Я и сам подумал...
  - Он, оказывается, у нас сноходец. А знаешь, что со мной произошло? Кто вернул мне полноценный сон?
  - Ну, нет, конечно.
  - А вот он, этот обормот! Или, - добавил он, подумав, - некто, использующий его образ. Ох, Витя, сдаётся мне, что Аит заселен плотнее, чем нам представляется. И некие сущности входят с нами в контакт не напрямую, а в образе котов, княгинь и портупей-прапорщиков. Ушастый, - обратился он к Чеширу, - а ты что об этом думаешь? Эх, если и думает, ничего не скажет. Но то, что все они являлись нам в одном и том же и к тому же устойчивом виде, наводит на размышления. А можешь описать кого-то из них?
  - Могу. Старуху и прапорщика. Ну и кота, конечно. Хотя, что его описывать? Точно такой, как этот. Княгиня такая дородная дама, уверенная, крепостница явная. Прапорщик малость с придурью. Хлестаков вылитый, только на военный лад. Ну что ещё? Не знаю даже. Да что мучиться, на семинаре зайдём ко мне в сон, и я тебе представлю их там в лицах.
  - Зайдём, - охотно откликнулся на его предложение Рубен. - А Николай?
  - Как в жизни... Сначала, во всяком случае. А потом, когда нас Харон высадил, он словно изменился. Омертвел как-то. Нет, раньше, когда прыгнули. А до этого был, как в жизни.
  - Расскажи о нём.
  - Мы учились вместе. За одной партой сидели. Дружили. После армии он в полицию пошел. В спецназ попал. Хороший спортсмен был. Рукопашник. Только первых разрядов штуки три. В горячей точке погиб.
  - Погиб? А что он про чужую могилку тебе говорил?
  - Сказал, что мы не его хоронили. Гроб был закрытый. Цинковый. Ещё говорил, что он... Что тело его не захоронено. И перевозчик то же самое сказал. Потому и брать его в лодку не хотел. Ну, туда. На ту сторону.
  - А на эту взял.
  - Да. Нас двоих.
  - Может быть, потому, что вас двое было и взял. Из-за тебя взял. Нет?
  - Не знаю... А ты это к чему?
  - Не знаю, Витя, не знаю. Очень уж твоё приключение похоже на морок. Наведённый сон. А что за этим было на самом деле, представить не могу. Только помнится мне, что Княгиня словно бы гарантировала в разговоре с Графом, - он на мгновенье запнулся, вникнув в неожиданное сочетание аристократических титулов, и, хмыкнув, продолжил, - или почти гарантировала тебе благополучное возвращение.
  - Она, значит, не морок? А Колька морок?
  - Она-то сто процентов не морок. Если судить по поведению нашего уважаемого Льва Евграфовича. Ладно, что тут гадать? Со временем, возможно, прояснится.
  - А Чешир твой - морок? Я про того, что там...
  - Вряд ли. Скорей всего это чей-то карнавальный костюм. А, Бегемотина? - он перевернул Чешира на спину и потрепал его брюшко, против чего тот не стал возражать. - Вот скотиняка, знает же, но не проговорится. Однако за то, что ты, или кто там в твоём обличии, помог нам с Витей, выделю тебе сметаны без ограничения. Как только куплю. Любишь, прохвост, сметанку-то? Любишь. Знаю. Это единственное, что я знаю про тебя точно. А давай-ка за Николая. Как бы там ни было, он ли, под видом ли его, а ведь здесь ты сейчас благодаря ему.
   Они выпили, не чокаясь.
  - Страшно было? - спросил Рубен, набирая закуску.
  - Там нет. А теперь страшно. Неужели и правда ТАМ побывал? На ближних подступах. Но, с другой стороны. Княгиня, прапорщик этот... Они ведь живые. Хоть и мертвые. Для яви они мёртвые, а вообще. Значит, и мы так можем?
  - Почему именно так? А куда Харон души возил? Туда не хочешь после упокоения? Там тоже бессмертие. Однако бессмертие и вечная жизнь не одно и то же. - Но они ведь как-то смогли задержаться на берегу. Эти, которые на выморочном.
  - Как-то смогли... Мы вот о них ничего не знали раньше, а они о нас знали. Но ни разу не окликнули. Ты настоял на встрече, а они тебя чуть было не упрятали навечно. Слишком много узнал! Или вспомнил? Если уж заговорили о бессмертии.
  - Ты думаешь...
  - А почему бы и нет? Если мы о чём-то не знаем, это не значит, что этого чего-то не было. Помнишь колесо Сансары?
  - Переселение душ?
  - Может быть... А может быть, и что-то более сложное и для нас вообще недоступное. Пока мы здесь.
  - А что с Лаховым? - спросил Виктор, - желая перевести разговор на другую тему, потому что понял: хватит. Перегруз.
  - Наш рыбак сам попался на удочку более умелого ловца. Есть такой Митрич, заочно ты с ним уже сталкивался. Короче, говоря языком детектива, его завербовали, и он регулярно сливал информацию Графу через этого самого Митрича.
  - Вот гад!
  - Да почему сразу гад? Во-первых, я предполагал, что утечка вполне может быть. Только не знал через кого... Ну-ну, что ты насупился? В тебе-то я как раз не сомневался, - чуть покривил душой Рубен. - Во-вторых, мы должны быть благодарны давшему слабину Лахову, который, сам того не ведая, обеспечил нам прекрасную страховку в лице Графа. Что нас всех и спасло... Так что, в данном случае у меня претензии не к Лахову. Совсем не к Лахову...
  - А к кому? - Виктор недоумённо вскинулся.
  - К себе, конечно. Ну и к Графу, - вдруг сделал он неожиданный логический зигзаг. - Если бы этот старый чёрт не затеял тогда против меня интригу, если бы мы действовали совместно, то и не было бы никаких осложнений. Но, впрочем, он себя реабилитировал тем, что вмешался в нужный момент и вмешался вполне эффективно.
  Виктор хотел было поставить парочку каверзных вопросов, но передумал, не желая задевать самолюбие шефа, сказал только, что его "если бы да кабы" ему - Виктору - вышло бы боком. И сравнил рассуждение Рубена с рассуждением обиженного на жену мужа, который с опозданием пожалел, что женился на ней, а не на её подруге - девушке приятной во всех отношениях.
  - Ну да, - согласился Рубен, - дети бы были другие. Так что сожалеть не приходится. Вы у меня на вес золота.
  - Что дальше, Руби? Ты говорил, что мы теперь в штате чего-то там такого могущественного и единого.
  - Почти в штате. Надо будет ехать в Москву, чтобы предстать пред светлые очи Его Светлости. День будет назначен позже. Граф сказал, что перезвонит. За это надо выпить. Давай-ка еще по одной. В самом деле, кто из нас русский?
  - Сдается мне, что оба...
  - Нет, я - обрусевшее лицо кавказской национальности!
  - Это у тебя лицо кавказской национальности, а душой ты русский.
  - А ты знаешь, как я стал русским? - спросил Рубен, разом опрокинув стопку.
  - Когда в первый раз выпил коньяк залпом? - засмеялся Виктор.
   Рубен улыбнулся.
  - Не угадал. Когда в первый раз женился. Конечно, не во время свадьбы. Что ты. В день свадьбы я был настоящий джигит. И еще неделю после этого. Пока не разъехалась родня. Я думал, что буду жить так, как было заведено у нас в роду, где мужчина это - царь, бог и воинский начальник! Я ведь не знал, что на это царство венчает только жена! Как моя мать назначила царем моего отца... Утром первого будничного дня моя молодая жена, напоив меня чаем с остатками лаваша, вручила мне веник и выбивалку, указала рукой на огромный ковер, кстати, подаренный моими же родителями, и сказала:
  - Руби, это надо вытрясти.
  Виктор, ты не можешь представить моего возмущения. Я - джигит! - должен заниматься женской работой! Она сказала мне:
  - Руби, спустись с гор, - и подвела меня к окну. Кстати сказать, жили мы в её квартире, оставшейся ей от бабушки.
  Внизу здоровенный русский дядька, очень солидный и по виду авторитетный, трепал куцый коврик. Трепал деловито и с таким умением, что мне сразу стало понятно: вытряхивать ковры - сугубо мужская работа, которую женщине из-за их неспособности ни к какому серьезному делу поручить нельзя.
  - Руби, - сказала она, гася последние мои колебания, - ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись и говорили, что у этой женщины муж никудышный, раз она сама таскает тяжелые ковры?
   Этого я не хотел! Выпроваживая меня, она подарила мне "пряник":
  - Не спеши: пусть все увидят, какой замечательный ковер подарили нам твои папа и мама. - Так я спустился с гор... Благо это пришлось делать на лифте.
  - Вот как! А в Армении ты где жил?
  - Я коренной москвич, Витя! Но у нас в квартире была маленькая Армения, исключительно стараниями матушки. И когда она приезжала к нам в гости, мне приходилось играть роль армянского патриарха. Меня это тяготило. Но ради матери можно было и пострадать недельку. Отец терпел эту роль всю жизнь!
  - Но он ведь не вытрясал ковры? Это ведь не царское дело...
  - Они жили не очень богато. Ковров у них не было.
  - А где твоя жена, Руби?
  - Проспал я свою жену... В буквальном смысле.
   Прощаясь, Рубен сказал Виктору.
   - Сегодня в Аит больше не ходи. Да и потом выходи в сон осторожно, Витя. Кто знает, что там и как теперь.