Гл. 13. Скарабейское ристалище

 После того, как Кукухаев десять раз прочитал гнусный и ехидный роман-сатиру Кефировой, он решил ответить интеллигентно и с достоинством, при этом обрушить на старую графоманку тонну сарказма. Словом, уничтожить ее с позиций литературоведения и вопиющей обиды. Ну, тонну сарказма он слепил всего за сутки, опять из любимой субстанции. И покатил этот шарик к Петрухаеву, похвастаться.

Петрухаев не хотел идти на свидание к случайному товарищу по борьбе. Ему некогда было. Если у Кукухаева все извилины заплелись вокруг гнилой соломы и ржавой скобы, то Петрухаеву, наоборот, порция резкой критики добавила адреналина в кровь, и он как бешеный стал вдохновенно прорабатывать новую главу о похождениях загробного упыря Иваныча, вразумляющего и опера, и священника на глухом-преглухом Погосте.

Слава Богу, это был не тот Погост, где до сего весело и безбедно жила  миролюбивая  старуха Кефирова.

Почему же такая разница между старым писателем Кукухаевым и молодым сочинителем Петрухаевым? А потому, что Петрухаев был гениальнее, а попросту, умнее. Он не писал поэмы со слезой про сосланного дедушку-кулака, не рисовал походы к стоматологу в лирическом ключе. Он творил! Его дух летал высоко над Погостом, и вообще, над страной!
Ум человека всегда заметен в его остроумии. Петрухаев был весельчак и острослов. Кукухаев был долбежный зануда, веселее поэм про навозную кучу и про старух-сталинисток, которые по ночам лезут к нему в окна, ничего не вышло из-под его пера.

И если Петрухаев хоть и досадовал на Кефириху, но при этом и посмеивался ее графоманским шуточкам, то Кукухаев юмор старухи не оценил, а только скрежетал зубами. Железные челюсти ему это позволяли.

Как настоящий бывший опер, Петрухаев пошел на хитрость. Зная, что Кефирова подсматривает за его рецензиями, он подпустил намеков на компромиссы. Действительно, ядовитые реплики с матом вдруг исчезли из его диалогов. Старуха тогда и поняла, насколько он умнее Кукухаева.
Она пришла открыто и стала вчитываться в монологи упыря, пытаясь понять  слегка заржавевшими мозгами, где тут и Достоевский, и Булгаков в одном флаконе.
Ее визит не разозлил Петрухаева, наоборот, порадовал. Банальная дура встала на путь исправления, констатировал он с усмешкой.

Теперь надо было отблагодарить ласковыми рецензиями тех, кто еще не бросил читать его гениальный роман. Вот этим он и был занят, когда вдруг ему позвонил Кукухаев.
— Давай у меня возле пиццерии, в шесть вечера.
— Нет,  в шесть у меня режим, кормлю кошек.
— Ну, в шесть тридцать.
— Заметано. В пиццерии выпить не дадут!
— Шурик, завязывай. Я по серьезному делу.
— Понял.

Когда немножко озябший Кукухаев увидел направлявшегося к нему Сан Саныча, он крякнул и усмехнулся. Тот отрабатывал походку Шарапова, подгребавшего к мамзели для передачи весточки  от Фокса. Небритый, руки в карманах драного пальтушки.  Вот так внедряются опера в банды.
Кукухаев же выглядел модно и величаво. Типаж был явно срисован с постаревшего режиссера С.Говорухина, который и поставил это "Место встречи". Особо Кукухаев был доволен своим кепи. Именно так носят кепи солидные литераторы. Еще и очки надел.
Поздоровались, руки пожали.
— Что за тема?— нетерпеливо поинтересовался криминальный авантюрист.
— Две темы. Первая — ты меня фотографируешь.
— Так сам бы! Селфи, раз-два — и готово! — хмыкнул Петрухаев.
— Не получается. Качество не то. Жена ревнивая, ей не доверяю. Слушай, мне надо, чтоб вид у меня был, как у серьезного, интеллигентного, уважаемого писателя, которого обгадила какая-то лесная старуха. Укоризна чтобы в выражении лица была. И немножко — угроза. Чтобы я просверлил графоманку своим взглядом.

Петрухаев готов был лошадисто заржать, но сдержался. Ну и причуды у старика! Ладно, сделаю.

С пятой попытки вроде бы получилось то, что надо.
— Слушай, Иваныч, ты ей хочешь фото послать? Может, и влюбится?
— Не язви. Это фото я вставлю в свою новую статью. Где разберу по косточкам ее гнусную и бездарную сатиру, так называемый роман.
 Опер вздохнул. Видел он начало этого эссе  — тоскливо, словно черти воют в поддувале печи, или бесы закружились на проселочной дороге.
"Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают", —вспомнилось пушкинское.

— Ну, а второе что? — спросил начинавший скучать Петрухаев, оторванный от упыря.
— Второе — надо связаться с Хрипновичем. Спросить в лоб: стучал или не стучал. Он тут разразился гневом, опять статью про мухоморы написал, которыми травится Кефирова, не любящая правительство. Честно говоря, старик так долго не протянет. Надо использовать его, пока он жив.
— Да лучше бы его не трогать, — скептично произнес опер. — А то докопается, кто хотел его на кол посадить. Не отмоешься потом, дурак шуток не понимает.
— Отмоешься. Ну придумай, как ему подбросить идею про адские замыслы Кефировой, очерняющей патриотов!
— Знаешь, Иваныч, — вздохнул Петрухаев, — мне старуху жалко. Ну что он доскребся до нее, старый дятел?
— Как?! Ты жалеешь графоманку? — изумился Кукухаев, чуть не уронив кепи в талый снег. — Ты хочешь простить ей все ядовитые смешки? Она унизила нас! Народ, подкаблучники, смеется! Мне это неприятно!

— А мне приятно, — вдруг неожиданно заявил опер.
Тут уж Кукухаев чуть не уронил пенсне с носа.

 — Ко мне народ валом повалил! Читают! Уже и рецензии пишут, увлеклись сюжетом! — выдал Петрухаев свою тайну. — Да и у тебя, небось, посещаемость подскочила. Раньше-то негусто...
— Ладно, я тебя понял. Давай, до свидания.

И рассерженный Кукухаев пошел к своему авто, где, вальяжно рассевшись,  кушал пиццу водитель. Он купил и шефу, а вот Петрухаева не угостили.
 Криминальный авантюрист  был в этот вечер богат, он сам себе купил все, что нужно. И даже то, что не нужно. Но с "Кенигсбергом" вдохновение приходит моментально! И он побежал на остановку, слыша зов шедевральных героев своего мистического триллера.

ПРОДОЛЖЕНИЕ — http://proza.ru/2024/04/28/806