Глава VII Туманность Искоменщины

Часть I
     Время было за полдень, и солнце ярко жарило. Из –под копыт коней, земляная пыль клубилась столбом, попадая в глаза и нос. Дорога была такой долгой, что барин успел вздремнуть.  Коляска вдруг остановилась и Искомин пробудился. На обочине стоял бородатый здоровый мужик в сером армяке. Он, словно леший из гущи леса, который решил показаться людям.
- Тррр! Стой! – закричал мужик, – дозволь слово молвить барин?
- Что ж, молви, – сурово ответил Искомн.
- Карета твоя далее не пройдёт. Давай – ка пособлю.
- А, что случилось? – выглядывая из окошка вопрошал барин.
- Давеча дерево завалилось.  Одному не одолеть, шибко тяжёлое…
- Нечего, сдюжим! Не так ли?! – выйдя из царствия Морфея*, проговорил Искомин.
- Ой, ли барин! Всё так, да не так. Дерево шибко большое. Не одолеть.
- Да, как не одолеть? Ты, да я. Да Прохор с юнцом. А кто ж ты и откуда? – с лёгким раздражением спросил барин.
- Да местный я. Серком меня кличут. Петров сын. Я каменщик, вот, иду в поместье Искомина. Хош, ни хош, а робить надо. Мож сгожусь на что, как думашь, а барин?
- Да, как сказать? Может и сгодишься! Кто говоришь, ты? Каменщик?! Ну, посмотрим!
Ни с того ни с сего, ясное безоблачное небо полоснула серебристая молния и загремел гром. Распряжённый конь встрепенулся и споткнувшись упал, да так, что разбил в кровь себе колени. Прохор тронул поводья, но конь не тронулся с места. Замахнувшись на него плёткой, конь было дёрнулся вперёд, но опять заартачился. Он дюжа швыркал* и мотал головой.   
- Да, тише, тише, ноги не поломай коню! –  закричал барин, скидывая свой камзол и засучив рукава, ухватился за широкие ветви упавшего дерева. 
- Погоди же, погоди! – рявкал Прохор. Он ломал ветви громадного дерева.
- Листвяк* – то какой глухой, да шибко густой, – прокряхтел юный отрок и глянул на Прохора, – ты по что так делашь – то? По что хоть над животиной измываешься? Вишь как бьётся, аж до крови. Одна кобыла, не справиться ей.
- Вот   ты и поможешь! –недовольно прошипел Прохор.
- Шибче, шибче давай. Ох, барин, блаженный ты какой – то, – тихо произнёс бородатый мужик, подымая верхушку дерева.
- Да ты Серко – богатырь! Такой же ловкий, сильный. Откуда ты в этих местах?
- Да не беглый я барин, не беглый! Барин мой – Максим Игнатьевич,
запропастилси куды – то, а потом и вовсе…, люди поговаривают, что
преставился горемычный. Некому не нужные мы, так я всё лесами, да горками – пригорками. Иду, авось пригожуся. Мне бы токмо до барина дойти… 
Освободив лесную дорогу от громоздкого дерева, Андрей поймал себя на мысли, что хорошо, что управились до дождя. Лёгкий ветерок и громовые разгулы приближали ненастье. Но дождь так и не пошёл.
- Прохор, снеси – ка голубчик из кареты корзину. Поглядим, каких корок мне трактирщик наложил, –  засмеялся Андрей Ильич. – Ну, чего стоите, словно болваны? Идите ближе! Голодный мужик – не работник, верно!
- Прощай барин. Вы, чёли разделить с нами ужин желаете? – замялся на месте Серко, – шутить изволите?
- Так мужики, налегай – ка давай! И не мешкая! Так, что тут у нас: утка, зайчатина в грибном соусе…, хорошо! Прохор, а хлеб – то где?
- Ох, извиняй барин, –  почесав затылок, проговорил Прохор, –  про хлеб – то я вовсе позабыл. Но вот кувшин с вином и квасом, а ещё, – освобождая корзину от снеди, – вот, что! Капуста, да огурчики. Ох и добрые огурчики – хрустящие!
- Вот и добро! Сейчас откушаем и снова в путь! И тебя Серко…, так уж и быть, довезу до барина. Думаю, что придёшься ко двору его.
- А правда ли говорят, – спросил юный отрок с набитым ртом, – правда ли, что град нашенский от реки Иркута пошёл?
- Дак, истинная правда, – начал Серко, – ещё прадед мой здеся жил, и дед, и отец, да вот, и я тожмо. Сначала – то Иркутский острог был, название у него было – Яндашск. Так энтот острог вот здеся стоял, в аккурат у реки Иркут.
- Ох, дядька и шалаболдать* ты горазд! 
- Ладно, – буркнул Прохор, – пойду ещё притащу, кажись, там ещё что – то имеется.
Прохор поднялся с земли и было собрался уже идти к карете, но барин его остановил:
- Постой! А что там у тебя в залежах – то ещё?
- Да, как, что. Вот, яйца, груздочки да рыжики с луком, обабница в сметане, да бублики…
- Бублики?! А говорил, что хлеба нет! Плут ты однако, Прошка! –громко и весело прокричал барин. – Давай Прохор, неси всё, а то видишь отрок – то наесться не может. Звать – то тебя как? Сказывай, голубчик!
- Михайло. Я господин хороший не безродный, у меня корни имеются. А молчу всё время, так молчание – злато, серебро.
- В усадьбу прибудем, так всё расскажешь. Нет пожалуй, не в усадьбу. Сразу на лесопилку!
- Прощевай мил барин, – пристав с земли, начал с удивлением Серко, – так, что же барин, ты и есть сам Искомин? Так возьми меня барин, не смотри на
меня, не старый я. Руки у меня работы не боятся. Я пригожусь тебе, ох как
пригожусь. 
     Уже ближе к вечеру, карета барина, громыхая и подпрыгивая на ухабах, быстро катилась по лесной дороге в сторону усадьбы. Прохор, держа поводья, умело управлял лошадью. Дорога и небольшая усталость сделали своё дело: Михайло, сидевший рядом с Прохором на козлах, задремал. Никто не знал, какие мысли посещали Прохора, но он добродушно улыбался, глядя на молодого отрока.  Надвигающаяся туча, всё же выдала обещанный дождь в сопровождении грома. Но дождь закончился также быстро, как и начался. Въехав на мост, карета остановилась. Под развесистыми кронами ивы, раздавались плеск от воды и звонкий смех девиц. Вспомнив свою бурную юность, Искомин вышел из кареты и поманив рукой Прохора и Серко, тихонько направился к спуску реки, туда, где рос рогоз. Там молодые девки голышом бегают по берегу, плескаются, визжат.
- Кто это? – прошептал барин.
- Кажись… наши. Сейчас напужаем, – весело шептал Прохор.
- Гав! – громко и весело крикнул барин, да так, что многие девки повыскакивали на берег с визгами, совершенно нагие. Но одна из баб, схватила толстую рогатину и пошла с ней на мужиков, не признав в одном из них Андрея Ильича. Барин в таком разе даже попятился назад.      
- Ах, барин – барин! Напужали – то как! Вот ужо не ожидала от Вас такое! Думала, черти бесстыжие подглядывают…, а энто Вы!  – отбросив рогатину, проговорила баба. – Ну, по что зенки таращите? Дайте девкам одеться, бесстыдники!
- Ух, ты какая боевая! – Серко не отводил глаз, – прямо русалка! Добротная…
- Да, не по твоему умишку! Не подходи злыдень бородатый, у меня палка!
- Дак тапереча воля твоя, – погладив рукой свою бороду, сказал мужик, – не обижу. Больно люба ты мне…
- Ой, ли! – подхватила баба, – так сразу и любой стала? Так в жены бери, а мож пойду. В хозяйстве мужик завсегда нужён.
- Ну, полно, полно! Пошутковали и будет, – уже почти серьёзно сказал барин, – размялись, а теперь пора. До лесопилки недалече осталось, да и лошадь нужно вычистить и искупать.
- Вот так – то будет лучше! Ждать Вас Андрей Ильич будем, – проговорила баба и приподняв подол юбки, быстро скрылась под кронами деревьев, догоняя местных девиц. 
     К высоким деревянным воротам, шелестя по пожухлой траве, подъехала карета. Прохор, сидевший на козлах громко прокричал о том, что барин прибыл. Тяжело поддавшись, дубовые ворота заскрипели и распахнулись. Встречая карету Андрея Ильича, местные мужики, раскланиваясь в пояс перешёптывались о том, что барин привёз чужака и того молодого отрока, которого намедни забрали городские жандармы. Серко – огромный, словно скала мужик с густой чернявой бородой, с виду был схож с лешим, но это только было с виду. Серко же осматривал угодья сей лесопилки и дивился, словно ребёнок: «Божечки мой! Вот это размах! Вот это мир!», думал про себя он.  Барин дал понять Серко, чтоб тот шёл с мужиками в дальние ангары к Корнею Парфёновичу и рассказал и о себе, и о своих умениях. Ведь добрые каменщики завсегда нужны здесь. Сам же барин прошёл в кабинет дома и за собой повёл юного отрока.
- Ну-с, поведай мне свою тайну, – присев в любимое кресло, сказал барин, – как тебя зовут? Михайло? Ну-с, сказывай. Сказывай всё, без утайки. А иначе, зачем ты мне здесь…, – все вопросы барина прервались вошедшей с подносом девушки. Она принесла горячую гречу со свежим топлёным маслом и горячие ржаные хлебцы с жареной рыбой, и курник, конечно же курник с тёплым парным молоком. Поставив на стол поднос, девушка молча удалилась.
- Ну-с, слушаю. Да ты присаживайся на стул, не бойся. Да тарелку сдвигай к себе. Ешь, да вещай.
- Как же так, я за столом Вашем? Как можно?
- А, что так-с? В лесу же не ёрзал же? Ну, да ладно.
- Поместье барыни Мушаниной Дарьи Петровны, имело место быть в Тобольской губернии.  И был у неё и муж, и сынок маленький совсем – Михаил Ярославович. Так, та барыня овдовела. Не долго горевала она, потому как свататься к ней стал один из знатных мужей – Кондратий Юрьевич. Барыня та была доброй и милой. Очень милой. И всё было славно. Но Дарья Петровна занемогла и вскоре преставилась. Сильно горевали все. Сын её, да и дворня вся, все словно осиротели.
- Ну-с, голубчик, это всё занимательно, но где твоя роль в этой жизни? – интересовался Андрей Ильич.
- Уход маменьки для барчука был ударом. Кондратий Юрьевич не баловал пасынка. Он начал выговариваться о нём довольно – таки скверно и мыслями своими делиться не стеснялся не перед кем. Всем имуществом, которое токмо было унаследованным барчуком от матушки своей, владел этот барин. Он был жестоким, хотя и не показывал этого. Но, скажу я Вам Андрей Ильич, это было видно за версту, шлейф самодурства так и тянулся за ним.  Повзрослевший Михаил Ярославович не смог нигде учиться и заявлять себя, так как у него не было на то, средств. Его ждала неизвестность. Вздорный барин, был убеждён, что может распоряжаться жизнями подвластных ему людей так, как вздумается. Барчук же не разделял и презирал это.
- А какой он, этот Кондратий Юрьевич? – полюбопытствовал Андрей Ильич, встав с кресла. – Поведай же мне! Ежели хочешь моей защиты, то говори всё и не утаивай.
- Как можно?! Я и не думал, – осмелился Михайло и пододвинул к себе чашку кофе с лимоной, которую вновь принесла девица, – он был молод. Широк в плечах. Его чёрные, почти бездонные глаза…, в них можно было раствориться и утопнуть. Его волос был редок и жестковат. Очень тонкие и алые губы постоянно кривились. Он был схож с горой. И что нашла барыня в таком медведе…, – на мгновенье замолчал Михайло, – он был здоров, аки боров.
- Да, как ты смеешь отзываться в таких непотребствах о барине своём, – возмутился Искомин и даже вскочил со стула. Он начал расхаживать по кабинету, словно злой пёс, которого специально злили для охоты. Но, быстро остыв, дал договорить отроку до конца.
- Прошу прощенья сударь, но Вы, позвольте заметить, сами изволили, так слушайте мой сказ до конца, – неожиданно, да с выправкой вдруг заговорил Михайло на удивление Искомина. – Так, этот Кондратий Юрьевич всегда был стойким и дюжа спокойным. Барчук рос. Ещё при живой матушке, он овладел языками, верховой ездой…, этикетом, – плавным жестом руки, взяв салфетку в руки, Михайло пристально посмотрел в глаза Искомина.
- И какими же языками владел барчук? – уже с подозрением спрашивал Искомин.
- Латынь, греческий, французкий. Далее продолжать?
- А теперь, отвечай, как на духу, – в приказном тоне произнёс барин, но беседа прервалась, поскольку дверь кабинета распахнулась. Корней Парфёнович с поклоном вопрошал барина в отношении дальнейшей судьбы Серко, на, что барин строгим тоном в голосе определил его в кузню. 

Часть II
     Всеми своими силами, вечер вступал в свои права постепенно раскидывая звёзды над мирной усадьбой Искомина. Анастасия Поликарповна нервно металась по дому в ожидании супруга. Она тосковала. Завидя в окне Андрея, она отложила шитьё и надев красивое платье, выскочила на порог дома:
- Ну, Андрей Ильич, голубчик! Ну как же так, что Вы себе думаете?! – разводя руками, роптала она, – разбой всюду, по дорогам страшно…
- Истина твоя матушка, – радостно проговорил Андрей, – на войне не страшно было, а здесь, даже на своих дорогах…
- Ранее такого безобразия не слыхивали. Ну-с, Вы дома. Сколь я натерпелась, жандармы, Мишенька канючит, у Софьи в голове одна l'amour*. Ох, батюшка благодетель ты мой…
- Ой, милая моя Анастасия, – обнял её Андрей.
     Андрей Ильич проснулся в своей мягкой постели на удивление самому себе рано. Он себя чувствовал счастливо! Выйдя на балкон, он вдохнул полной грудью свежего воздуха. Над лугами и дальним лесом стоял туман. Андрей надел на себя атласный халат и вышел из комнаты. Стояла мёртвая тишь и наслаждаясь ею, барин спустился на первый этаж дома. Выйдя на двор, он направился к своей псарне. Давненько он там не появлялся.
Молодой Антипка, очень ласково и заботливо обихаживал своих питомцев, особенно щенков, которые недавно появились на свет. 
     Из светёлки небольшого терема, который был построен для Софьи, доносился божественный аромат свежезаваренного какао. Софья часто ночевала там, поскольку именно в светёлке она так тщательно скрывала свои девичьи тайны и секреты, которые, в виде каких – то безделиц и старых писем находились в старинных сундуках и маленьких ларцах. Никто не смел тревожить её волшебный мирок, который она сама создала вокруг себя. Вот и сейчас, юная барышня находилась в компании ароматного какао и Уильяма Шекспира.
- Софьюшка, светик мой, – приоткрыв дверь и с улыбкой на лице, спросил отец.
- Папенька! С добрым утричком! Не изволите-с ли со мной разделить чашечку какао?
- Изволю-с, – в шуточной манере произнёс отец, – что занимает Вас сударыня в столь ранний час? – взяв в руки произведение, – Шекспир? Похвально!
- Ой, папенька! – поджав под себя ноги, пролепетала Софья, – очень занятная вещица! Представьте себе, но это конфуз! Но такой занятный! О любви юноши и девушки из двух враждующих веронских родов — Монтекки и Капулетти… О! – оживилась Софья, – я готова была плакать всю ночь! Несчастная любовь!   
- Спускайся светик мой, скоро завтракать пора. А после я на лесо…
- Ой папенька, а возьми меня с собой! – перебила Софья и захлопала в ладоши. Она так яростно просилась, что не давала отцу даже опомниться и тому нечего не оставалось, как согласиться.
     В одной из беседок накрывался завтрак для господ. Пироги, рассыпчатая греча в масле, а также уха из голов осетров в огуречном рассоле стояли уже
на столе и ждали своего часа. Анастасия, сидела в мягком соломенном кресле и наслаждалась звуками природы, пока кормилица занималась наследником. Она слушала природу. Её наслаждение выражалось в яркости света, которое исходило от её глаз. Анастасия, завидя домашних, привстала с кресла для того, чтобы встретить их и разделить завтрак в столь прекрасное летнее утро. Конечно же она была несколько не довольна от той новости в какую её посвятила дочь. Детство прошло, а Софья, как и прежде увлечённо бегала на лесопилку. Но от того, что она будет в окружении отца, Анастасия сменила гнев на милость.
     Из окна детской комнаты доносился звонкий голосок маленького барчука. Мишенька проснулся, а посему, жаждал к себе особого внимания со стороны няни и кормилицы. «Дети для родителей, а не родители для детей», умилённо лепетала нянька, переодевая наследника: «Вот сейчас наденем Мишеньке рубашку, будет кушать ложкой он вкусненькую кашку. Будет наш барчук расти витязем прекрасным, будет стойким как гора для врагов опасным…» 
     Прогуливаясь вдоль пруда, нянька в компании кормилицы поочерёдно держали на своих руках маленького барчука. Они тихо напевали прибаутки и временами кидали свои взоры на беседку, где мирно завтракала чета Искоминых. По окончанию затянувшегося завтрака, Андрей Ильич с поклоном целовал ручку Анастасии и откланявшись покинул усадьбу. Анастасия не перечила мужу, она понимала, что его детище превыше всего для Андрея, она мирилась с тем, что надолго остаётся в одиночестве, но и в таком положении, она находила для себя занимательные интересы. Софья иногда поддерживала матушке, но в целом жила своими интересами, не смотря на некие осуждения матери. Вот и сейчас, раскланявшись в лёгком реверансе, она отправилась на лесопилку, где её ждали любопытство и интерес в отношении новых новостей и сплетен. 
     Жаркая пора стояла этим летом на лесопилке, не было расхождений ни в чём. Работа ладилась с делом. От этого душа барина ликовала. Андрею также, как и Анастасии не по душе были интересы юной дочери. Он ловил себя на мысли, что Софья не просто его дочь, но и прелестница, каких свет не видывал. К такому цветочку лазуревому будет свататься не один кавалер. И кому же отказать, а кому доверить своё чадо? Ох, и трудный выбор!      
- Батюшка, Андрей Ильич! Благодетель ты наш! – с поклоном произнёс один из работников, – туточки до Вас какой – то барин молодой приехал…
- Какой ещё барин? –  не успев спешиться с коня, промолвил Андрей. – Ну, что ж, раз прибыл, так зови. Да проводи его в дом, я там его встречу. Вёдро какое сегодня, прохлады хочется.   
- Милостивый государь, позвольте засвидетельствовать мне моё нижайшее почтение! – громко произнёс молодой кавалер.
- Позвольте? – чуть замешкался Искомин, – голубчик! Не уж то это Вы! Сам Говоров Алексей Максимович пожаловал?! Вот это неожиданность! Ну, проходите, проходите!
- Помниться мне мой покойный батюшка сказывал, что Вы, уважаемый Андрей Ильич просватали свою дочь за меня? – расположившись на мягкой банкете, без всякого приглашения, начал Алексей.
- Да, было дело, припоминаю, – и что же Вы желаете?
- Дочь! Вашу дочь милейший Андрей Ильич!
- Да, но Софья пташка вольная, будет ли согласна?! Хотя о замужестве давно пора подумать. Скажите – ка сударь, а окромя титула, что за Вами имеется?
- Да много чего. Много! Будьте покойны! Мне нужна Ваша дочь! Софья!
- Имею честь, в память о батюшке Вашем, – перекрестился Андрей Ильич, – да, упокой его душу…, имею честь просить Вас молодой князь, остановиться в моем поместье.
- При много благодарен и почту-с за честь, – радостно ответил Алексей. 
     Искомин с превеликим удовольствием пригласил юного князя, прогуляться по огромной лесопилке, которую и за день не обойдёшь. Огромные ангары с древесиной и различными материалами, огромные горы стружки, в которых постоянно копошились крестьянские дети. Кузня, избы, лесопильные сооружения и много чего. Глаза разбегались. А ангары с мебелью…, какая же стояла в них мебель! И заготовки и уже готовая. Грубоватая отделка сей мебели была украшена резьбой и узорами. Юный князь дивился и разводил руками от такого размаха:
- Какая на вид прочная и тяжёлая мебель! Какие массивные формы!
- Зато проста в использовании своём, – учтиво отвечал Искомин. – Эта мебель бытовая, она в основном для трактиров и кухонь.  А вот, уж и готовая стоит. Здесь более облегчённая мебель из красного дерева.
- Да! Это восхитительно! Комоды, столики…, а сколь у вас бочек – то? И груды…, – не переставал дивиться Алексей.
- Здравие вам братцы! – громко обратился к мужикам Искомин, подходя к ангарам. – Вот-с, Алексей и уголь – чёрное злато.
- Дак, из дерева идёт и уголь, и дёготь, поташ, вар, скипидар, – вмешался в беседу господ один из работников, – прошу прощенья барин, мож чё рассказать? Так ежели изволите…
- Изволю, Афанасий! Поведай – ка братец обо всём нашему гостю, будь добр. – Ну, так поташ из золы делаем. Дюжа мылится он.
- А это что?
- Это? Так это смола барин.
- Смола? Я думал, что смола это, что – то жидкое. А здесь что –то липкое и густое. 
- Вар по – другому. Дак промасливаем ею и мебель, и стены срубов. А вон там вдалеке, там пильня для измельчения дерева, сушилки для опилок. Корней даже стружку в дело вводит.   
- А запах, что за запах? Откуда он?
- Ну-с, Алексей Максимович, пойдёмте – ка, я сейчас Вас отпотчую местной кухней. Бабы знатные кушанья готовят. Не такие конечно, к коим Вы привыкли, но всё же, – произнёс Андрей Ильич. По направлению к избе, именуемой столовой, Искомину встретился Михайло, –  юный отрок! Жду тебя завтра после обедни. Продолжим беседу.
- Коли на то воля твоя барин. Так сей непременно. И в ожидании жить не заставлю.
- Отчего ж поклон не бьёшь, холоп?! – почти властно начал юный князь, – знай место своё шельма!
- Ну, будя, будя, – остановил Искомин. – Это всё же мои люди, а значит, мне решать кто кому поклоны отдавать будет. Вы Алексей слишком юны. 
Благородные господа, увлечённые беседой, медленным шагом прогуливались по лесопилке. Не доходя до ворот, Андрей Ильич заметил свою дочь, та сидела на лавочке и оживлённо о чём – то разговаривала с Чангук. Алексей, заметив Софью сделал шаг вперёд и одной ногой оказался в лыве. Маленькая Чангук, прикрывая рот ладошкой тихо засмеялась: –  угваздался весь!  Юный князь посмотрев сурово на остячку, строго спросил:
- Тебе смешно?
- Не нужно пугать малышку! – проговорила барышня, – она только привыкает к здешней жизни.
- Софья Андреевна, да Вы ли это говорите?! Голубушка! Не думал, что Вы так радеете из – за черни. Ах, да! Вот он я – Ваш юный и великолепный князь!
- О! Настоящий князь не может быть напыщенным павлином! Это моветон*! – она немного помолчала, а затем вздохнув, произнесла обращаясь к папеньке, – папенька, а что юный отрок, он где?
- Ох, и любопытна ты Софья! – возразил Андрей Ильич, – я не думаю мой светик, что твоя головка должна быть забита этим отроком. Вот, юный Алексей припожаловал для сватовства. Достаточно долго в девках засиделась, вот это уже настоящий моветон! Да, и конечно в моих силах ответить на твой вопрос, – продолжал барин, – отрока того зовут Михайло.
     На следующий день над усадьбой Искоминых навис морок*. И хотя стояла тёплая погода, но тяжёлые тучи закрывали небесную синь. В этот день барин никуда не выезжал, он занимал всем вниманием молодого гостя. И токмо оставил его в окружении Анастасии и Софьи на короткое время по неотложным делам, когда пожаловал Корней Парфёнович с юным беглым холопом Михайло. Они стояли подле кабинета барина и ждали, когда представиться возможность войти.
- Подтяни свои хохоряшки*, – проговорил Корней. – Всё же пред самим барином ответ держать буш. Айда ужо, слышь, барин кличит.
- Корней Парфёнович! Проходи, проходи, что ж ты стоишь там! – обернувшись проговорил Андрей. – Присаживайся! И ты Михайло. Ну-с, голубчик, продолжим наш разговор. Не станем вожгаться. Сказывай. Сказывай далее, а мы все во внимании. На чём остановились? Ах, да! Про барина, Кондратия Юрьевича. 
- Дак, что же говоривать – то? Был он скупым и жестоким дюжа. Барчука не расповаживал*, в костюмы не ряжал…
- Ещё скажи, на балы не пущал, – прокряхтел Корней, – откель ты усё знашь? Про барчука – то? Сказывай!
- Мне лгать, не в чести. Ну право слово, – с твёрдостью в голосе произнёс Михайло. От такой неожиданности и удивления, Корней с барином переглянулись. Искомин отложил книгу на край стола и приблизился к отроку очень близко:
- Кто ты? Нет. Не отвечай, я кажется сам знаю. Ну-с, продолжай.
- После ухода Дарьи Петровны, состояние барина приумножилось. К его ногам припадали дамы, томно вздыхали и писали тайные письма. Были дни, недели затяжных увеселений, а опосля наступали тоскливые и тихие дни, когда он занимался исключительно делами и хозяйством. Он держал всё в своих лапищах. Строил новые дома, меня сызмальства приучил к столярному делу. Несмотря ни на что, он заботился о своих крепостных, но и подчинения требовал неукоснительного.
- Я наблюдаю за тобой. В тебе имеется сдержанность, рассудительность, умение контролировать эмоции свои. Ты знаешь к чему я веду это всё? – не отводя глаз, продолжал барин, – твоя выправка, жесты и движения, а ещё манеры…, твои манеры! Угадать кто ты?
- Пущай девки на ромашках гадають, – не выдержав, начал Корней, – Да кого ты понимашь о себе?! А ну, сказывай!
- Я так понимаю, что передо мной стоит не беглый холоп, а сам молодой барин – Михаил Ярославович Мушанин? Сын покойной Дарьи Петровны и пасынок Кондратия Юрьевича? Я давно это прознал. Давно. Как же ты голубчик в холопстве – то оказался? – Искомин жестом руки пригласил Михайло к столу испить чашечку кофе с лимоной. Корней Парфёнович был поистине удивлён и сам не замечая того, потянулся за чашкой кофе. Искомин это заметил, но не сделал акцента и сдержался.
- Все знали о дурном нраве барина. Но в своём имении – он царь и Бог. Много мужичья взбунтовалось и в одну ночь был совершён поджёг.  Кондратий Юрьевич не видел в крепостных людей. Он видел в них диких животных, которые понимают лишь кнут и наказания. Подзатыльники, колотушки, пощёчины. Секли за всё, по поводу и без. Он сдавал всё, кого только мог, на тяжёлые работы…
- Да, я помню, что было при моём батюшке – Илье Мифодиче, – проговорил барин, – мой папенька не отличался от других и сам продавал и менял детей, уродовал и превращал в шутов. В холодной мучал голодом и холодом. Сжигал деревни и поместья. Я этого не разделял…
- Вот и я разделяю уважаемый Андрей Ильич. Вот и я…
- А, что ж далее? – поинтересовался Корней, – как же мне прикажите тапереча вас называть? Юный отрок, али молодой барин?
- Многих до полусмерти забить велели. Господская власть витала в воздухе.  Всё, что случилось, случилось два года назад, в аккурат 1824 году, летом. Кондратий Юрьевич озлобился ещё более, чем был. Он лишил меня всего наследства, коим владел и отдал меня под суд. Сто ударов кнута и каторжные работы. Спустя полутора лет, я сбежал. Бегал по лесам. Василь, он был во служении. В кузне. Злой шибко был. Не исправимый.  Документов нет, денег нет, фамилии нет.  Так, кто я? Беглый холоп, благородных кровей! Вот кто я. Но я не душегуб! Я не озлоблен!
- Ну, будя, будя! – сказал Искомин, –  Корней Парфёнович, распорядись на лесопилке, чтоб в доме готовили комнату. Размести юного отрока там. А я покамест в город наведаюсь к Раструбиным. Со мной поедешь.
- Не извольте беспокоиться барин. Все исполню. 
- Ну, а теперь ступайте. Ступайте, мне подумать нужно.
    
Часть III
     Осень следовала теневым шлейфом за летом.  Несмотря на прохладу, юная Софья, как и всегда находилась в своей излюбленной старой покосившейся беседке, которую скрывала громадная берёза. Ажурная лестница временами усеивалась опавшей листвой. Софья наслаждалась чтением романов и своими думами: «Не уж то юного отрока зовут Михайло? Не уж то тот болезный бред детства превращается в явь? А может это вовсе не бред, может это всё взаправду со мной случалось и случается. Ну, не может это имя возникнуть из прошлого! И папенька скрывает всё, а ранее всё мне рассказывал. И этот молодой князь, будь он не ладен! Прилипчивый!»
- Софья Андреевна, голубушка, вот Вы где! – резко прервал девичьи мечты Алексей Максимович.
- Что Вам угодно сударь?
- Я давича за оконной тюлью узрел Вас и подумал…
- Об чём же-с Вы подумали?
- Не гоже перебивать, а посему, я делаю Вам замечание, – высокомерно продолжал Алексей, не обращая внимание на некое недовольство Софьи.  –  Вы голубушка прелестны!
Она повела своими бровями, застенчиво улыбнулась и нерешительно пожала плечами, будто бы озябнув.
- Тихо – то как, – продолжил Алексей, – будто все вымерли.
- Я всю жизнь живу в усадьбе и всё о ней знаю.  Сейчас самое время сено готовить. Многие тётки варенье варят да в банки, а ребятня, ой, они как мухи! – умилённо проговорила Софья, прижимая ладошки к щекам, – и мне приносят лакомство в виде пенки от варенья.
- Фи! – скривился Алексей. – И чего в этом хорошего? Увидев мужиков, он сурово прокричал: – стой! Откуда ты?
- Здравия Вам барин, – с поклоном проговорил один из мужиков, – дык ранёхонько уходим в луга. Трава – то в ранний час сочная, да росой покрыта. Косить её, в эту пору, одно удовольствие. От взмаха косы рядки ложатся пышнее.
- Ну-с голубчик, ступай уже.
- Как – то странно Вы себя сударь ведёте, – подметила Софья, – Вы не хозяин, чтоб спрос вести. Папенька распоряжается всем.
- Я не хозяин. Но скоро буду таковым и прошу заметить, что вскоре всё измениться. Чернь распоясалась, нужно в порядок всё привести. Софья, Вы до невозможности избалованный ребёнок. Но при этом, Вы самая очаровательная, удивительная барышня! Но иной раз Ваше поведение похоже на простолюдинку. Ежели так, по Вам не князь, а холоп под стать.
- Ох, оставьте! – хлопнув книгой и вскочив с лавочки, прошипела барышня. В это время Настя сломя голову бежала в сторону беседки и завидя барышню прокричала: - Софья, голубка моя, вот Вы где?! Анастасия Поликарповна, с ног сбилась, ищет Вас.
- Да успокойся ты Настя! Что же произошло, толком говори!
- Да, Мишенька приболел. А я к тётке Агафье бегу за травками. Конючит малец, пузиком мается.  А после сама по свежие травки пойду в колки.
- Ох, да я тоже собралась по ягоды. Вместе пойдём. А сейчас ступай!
- Ой барышня, дак в лесу паутов великое множество! Ну, раз так, то айда с нами. На то воля твоя. 
     Софья приближалась к дому в сопровождении юного князя. Он её занимал беседой, слов которой она даже не слышала. Она думала о своём. Думала о юном отроке – Михайло. Софья уже прознала, что Михайло вовсе не холоп, а попавший в беду молодой барчук, который остался рано без маменьки и оказался под гнётом коварного барина, который называл себя папенькой и хозяином сего поместья.  Михаил был добрым, работящим, смелым и большой силы. Его глаза пленили Софью и говорили, что можно отдать ему девичье сердечко. Он был такой, словно из романов, которыми зачитывалась барышня. Она ждала с нетерпением папеньку из города, который уехал по делам в отношении Михайло.
     На детской половине дома, разносились крики, плачи и постукивания по стенам. Местная знахарка всегда твердила, что хворь, она как живое существо, боится грохота и криков. Испужается и уйдёт. Няньки и кормилицы бегали из комнаты в комнаты, а Мишенька не переставая плакал, поджимая маленькие ножки. Горький отвар в бутылочке стоял на тумбе подле кроватки. Знахарка читала над младенцем заговоры и плевала по сторонам: «Стоит земляна нора, в ней живёт грызуха. Стала грызуха утробу выгрызать, стали грызуху святой водой заливать. Отец Осим и отец Серафим, и их батюшка, и батюшкина матушка, и старуха, иди за ними, злая грызуха, за матушкой и за батюшкой, и за отцом Серафимом, и за отчимом Осимом. Выйди за ними – и выйдет болезнь. Во веки веков.  Аминь. Слова мои, будьте крепки как горы и лепки как смолы». Перекрестившись, она продолжала: «Унесись, дурное, в воздух, чтоб утробушка стала живой. Не вернись вовек же, помни, ни сегодня, ни потом. Раб божий Михаил Андреевич исцелится пусть, уйдёт из дома комом грусть. Аминь».
Младенец спустя время угомонился и в доме наступила тишина. И только часы напоминали, что время идёт и не стоит на месте.  Анастасия своим зорким оком осмотрела всю детскую половину и спустилась в сад. Там, она хотела прибывать в тишине в окружении липового чая и щебетании птиц. Даже на Софью не было ни времени, ни желания. Сейчас её волновала только тишина. Шурша подолом своего платья, барыня присела в беседке. Взволнованная и уставшая, она думала о своём. На пригорке над усадьбой возвышалась новенькая часовня. Именно та, которую возвёл по новому замыслу Корней Парфёнович. Из дубового леса, она отличалась своей высотой и убранством. Она была изумительна красива и сохраняла традиционные свои части – алтарь, главную убранницу и трапезную.  Главная часть часовни образовывала восьмиугольник. Но самое важное заключалось в её центральном приёме, которое позволяло придавать часовне крестообразный вид. Внутреннее обрамление было расписано по сухой затирке, а пол выложен чугунной плитой. Многоярусный иконостас также был обновлён.  Сколько же времени Анастасия проводила здесь, сколько молитв она вознесла, уповая лишь на Бога и свою судьбу. Вот и сейчас, глядя на неё, Анастасия мысленно взывала к Богу и просила за себя, Андрея и своих детей: «Господи дай мне силы помоги отвести беду от земли нашей, защити того, о ком сердечко ноет».
     Царственную тишь леса нарушало лишь щебетание птиц. Софья вместе с девушками наслаждались ароматами трав и цветов. Они были увлечены энтим занятием и не замечали вокруг себя ничего. Рассматривая каждую травинку, они выбирали самую лучшую. Софье весьма плохо давалось это занятие, но она очень старалась. Её очень хотелось научиться всему, что умели уже делать в её возрасте обыкновенные девушки.
- Вот девки глядите –ка, травки здеся, видимо не видимо, – чуть слышно прошептала тётка Дарья. – Тише, тише. Лес шума не любит. Ложитесь на сыру землю, да вопрошайте её о дарах своих.  Глядишь полны лукошки наберём. – Оглядевшись, вдруг окрикнула, – Чангук! Где ты бедовая?! Не ходи длеча, медведи задерут! Чангук!
     Маленькая Чангук копошилась под лапами огромной ели и, что – то тянула из земли.
- Что у тебя тамочки? – вопрошала одна из девиц, – а, ну покаж.
Девушки окружили Чангук и с любопытством стали рассматривать, грязный мешок. Чего только не было в нём: бубны, бусики, камешки, перья и надписи на клочках бересты.
- Что это? – восклицали наперебой они.
- Это дары моего народа, – всхлипывала Чангук, – я тоже стану великим шаманом. Стану!
- Конечно станешь, – прижимала к груди тётка Дарья её. – Вот израстёшь и станешь. А покуда давай – ка с собой заберём клад твой. Да погоди слёзы – то лить, радоваться нужно, шаманка у нас имеется! – смеялась Дарья, подбадривая Чангук и всех остальных. – Ну, будя, будя. Пора уж возвращаться. Айда до дому девчата! Ещё стряпаться нужно.
     К кованным воротам усадьбы подъехала коляска. Утончённая барыня в светлом туалете и таким же ажурным зонтиком вышла при помощи лакея из экипажа. Миронова Татьяна Лукинична, давно уже проживала в Москве и нажившись, вернулась в родные пенаты. На крыльце дома её встречала сама Анастасия Поликарповна с Мишенькой на руках. 
- Анастасия Поликарповна, душечка! Как же я рада Вам! Как же я ждала этой встречи!
-  Добро пожаловать сердечная соседушка! Мы рады принять Вас у себя.
- А, отчего же-с так тихо? Где же дворня Ваша? Ах, да! Прослышана, прослышана, – подымая подол платья, лепетала гостья. – Вот-с, нажилась я в самой Москве, да потянуло в родные пенаты. А мебель какая у Вас, ну, загляденье права слово! Умиляюсь просто!
- Иногда тоскливо здесь, просто не с кем беседы заводить. Софья выросла и совсем не поддерживает бесед.
- Да, Софья! Где ж она?
- Да, как где? Как, всегда.  Убежала на лесопилку.
- Я не могу понять, что за народ здесь, – продолжала гостья, – ранее шумно было, привольно, а теперь…
- А позвольте-с узнать, – поинтересовалась Анастасия, – кто же это с Вами?
- Это моя воспитанница. Моя Мария, – проговорила Татьяна Лукинична. – Однажды прибилась к моему экипажу. Маленькая, грязная. Жалко стало её. Решила я тогда забрать её, думала не выживет, но посмотрите, как выправился мой цветик, – взяв за ручку Марию, с гордостью произнесла барыня.
- А гости к нам и правда редко заглядывают.   
- Вы курите? – бес стеснения спросила Татьяна Лукинична, при этом поймав удивлённый взгляд Анастасии, – в Москве все давно приподают к знатному табаку. Рекомендую-с Вам. А те, кто не курит, так тот табак нюхают и чихают, – в ручку рассмеялась Татьяна. 
- Нет голубушка. Но чинить препятствий я Вам не стану. Извольте курить на здоровье. – передавая няньке Мишеньку, проговорила Анастасия.
     Софья, в компании Алексея вернулась с полным лукошком лесных ягод и букетиком полевых цветов. 
- Вернулась! –  качая головой, проговорила Анастасия, – изволь объяснить юная барышня, где же ты была?
- Ой, маменька! Ой, маменька! – запрыгала, словно кузнечик Софья, – я для Мишеньки ягод набрала, а для Вас васильков полевых. – Софья поклонилась в лёгком реверансе перед гостями и поприветствовала их. Присоединившись к беседе, она легко нашла общий язык с Машенькой и откланявшись удалилась вместе с ней в свою девичью. 
- Софья Андреевна, а что в этом тереме, кто ещё живёт? – заинтересовалась Мария.
- Нет. Только я. Папенька специально приказал, построить его для меня. Но зимой, я живу в доме, разумеется. Здесь мой маленький мир волшебства.
- Нечто так можно? Одной – то? В Москве у меня не было своего угла даже, но Татьяна Лукинична, – перекрестилась девушка, – она дала мне всё. И здешний дом, и здешний воздух…
- Хм, –  пожала плечами Софья, – ничего особенного. Всё здесь привычно. Скучно иной раз, но я нахожу себе интересы.   
На крылечке терема появилась девушка в белом передничке и мило пролепетала:
- Барышни, Вас в дом кличут. Обедать.
Завидя Алексея, Мария не сдержалась и произнесла:
- Красавчик!
- Что? – переспросила её Софья.
Алексей оценивающе посмотрел на Марию, улыбнулся и остановился.
- Я рад сопроводить вас в дом, – проговорил Алексей и заглянув в глаза Марии, прошептал, – у нас ещё будет время обсудить Ваше прибытие.
Мария расплылась в улыбке, понимая намёки молодого князя. Тогда она ещё не знала, что этот дворянин, всего лишь разгульный молодой повеса. Прожигающий наследство своего покойного папеньки.
     На белой скатерти в голубом блюде лежали поджаренные пшеничные гренки в чесночном соусе, а в глиняной супнице, щи источали свой аромат квашеной капусты. Перепёлки и гуси, были настолько прожарены, что хрустели словно сухари. Зелень, сметана, разлитый куриный бульон в пиалах, а также сладости, всё это составляло сегодняшний обед, к которому были приглашены именитые гости. Не успев присесть за стол и провозгласив первый тост за здоровье Николая I, в столовую вошёл Андрей Ильич.
- Помилуй Бог! Сама Татьяна Лукинична! – разводя руками, ликовал барин, – какими судьбами? Насовсем, али как?
- Что может быть для женщины дороже всего? Токмо свобода! – улыбалась она, – вот, вернулась и больше уж никуда. Налаживать дела стану. А время придёт, так Мария продолжит. Кстати, вот и моя воспитанница! – Мария изящно поклонилась барину и вновь присела на стульчик. 
- А позвольте узнать, – интересовалась Анастасия, – правда ли люди говорят, что в Москве уже давно никто не спит на больших перинах и кровати говорят, такие узкие?
- Ах, душечка моя, Анастасия Поликарповна, сущая правда, скажу я Вам, – прощебетала Татьяна Лукинична, – токмо уж так никто не говорит, кровать. Если хочется отдыхать, то нужно сказать, что отбываю в империю Морфея. Ежели господа беседуют, то обязательно садятся не на стулья, а на удобства собеседования. Говорят, у вас был званый ужин, да ещё с размахом?
- Всё верно! Так хотелось праздника! – захлопав в ладоши, проговорила Софья.
- Праздник. А вот так теперь не говорят. Можно сказать так, – продолжала Татьяна Лукинична, – у нас был великий пост по части развлечений, а теперь наступил долгожданный час. И пришла фантазия воодушевить наши ножки, то бишь – танцевать.   
- Ах, как интересно! – пролепетала Софья, – как интересно! Нужно-с всё заучить и говорить по – модному!
- Вот пожалуйста примите любезный Андрей Ильич, – протянув свёрток, сказала Татьяна.
- Что это? – чуть пристал со стула Андрей.
- Это свежий выпуск Московской газеты «Ведомости о военных и иных делах». В этом экземпляре всегда осведомляют о достойных знаниях и памятных датах, кои случались в Московском государстве и во иных странах.
- При много благодарен. Во истину удружили!
- Москва преображается. Множество улиц и кварталов в ней. А прогуливаться по мостовой…, одно удовольствие. Скажу я Вам!
     Миронова Татьяна Лукинична безумно была рада, что вернулась в родовое поместье и с превеликим удовольствием отвечала на все вопросы и шутливо проговаривала все модные слова, коими научилась на чужбине. Сенные девушки стояли по одаль и подавали новые блюда по взмаху хозяйки дома, дабы угостить разносолами гостей. После радушного приёма, гостья решила откланяться и вернуться в своё поместье.
     После длительной дороги и сытного обеда, Искомин лежал на постели. Осмотревшись, как и прежде, он отмечал для себя, что всё здесь ему по душе. Закрыв глаза, он проспал до вечера. Барину отдельно подали в кабинет ужин. Дела не ждали и этим же вечером барин в сопровождении Алексея направился на лесопилку. Не смотря на Ильин день, жаркая пора стояла на лесопилке. Растележиваться было некогда. Все давно уж упласта;лись* от этой работы, но всё же молчали и трудились на благо Искомина. Барин расхаживал по кабинету второго этажа главного дома, держа в руках ценные бумаги, Алексей же восседал на мягком диване и внимательно слушал Искомина.
- Я давеча запросы делал, в архивы Тобольской губернии и вот, что получил, – проговорил барин, обращаясь к юному князю,  – наш беглец, вовсе не беглец.
-  Позвольте интересоваться, а кто же он?
- А вот послушай. Эта бумага, эта выписка из родовой книги: «Владелец книжки.1. Имя, отчество, фамилiя: Мушанин Михаил Ярославович. 2. Званiе: Потомственный дворянин, сын Мушанина Ярослава Константиновича, государственного советника, Тобольской регистрации. 3. Время родженiя или возраст: 1806 год. 4. Вероисповеданiе: Православие. 5. Родъ занятiй: --- 6. Состоiтъ ли состоялъ в браке: нет. 7. Отношенiе къ отбыванiю воiнской повинности: нет. 8. Документы на основанiи которыхъ выдана паспортная книжка: Свидетельство Томбовского дворянского собрания от 1815года за
№ 453334 о причислени ко дворянству. 9. Подпись владельца книжки: Если владелец книжки не грамотенъ, то его приметы: рост –  180, цветъ волосъ – русый, особые приметы – на плече правой руки, родимое пятно в виде змейки», – медленно читая, поглядывал на Алексея барин.
- Ну позвольте, что же это получается?
- Получается? А получается, то, что беглец наш, вовсе не отребье, а вот ещё один документ. Извольте слушать, – продолжал барин, – «Владелец книжки.1. Имя, отчество, фамилiя: Мушанин Ярослав Константинович. 2. Званiе: Потомственный дворянин, сын Мушанина Константина Ярославовича, поверенного советника, Тобольского уезда. 3. Время родженiя или возраст: 1776 год. 4. Вероисповеданiе: Православие. 5. Родъ занятiй: глава сыскарского дома. 6. Состоiтъ ли состоялъ в браке: состоит в браке с Дарьей Петровной Елахиной. 7. Отношенiе къ отбыванiю воiнской повинности: нет. 8. Документы на основанiи которыхъ выдана паспортная книжка: Свидетельство Томбовского дворянского собрания от 1796 года за № 2311 о причислении ко дворянству. 9. Подпись владельца книжки: Если владелец книжки не грамотенъ, то его приметы: рост –, цветъ волосъ –, особые приметы – на плече правой руки, родимое пятно в виде змейки.»    
- Что же это получается, что эта челядь – дворянин? Под стать нас? – возмутился, даже вскочил с дивана, Алексей. – Ах, собачий сын!
- Вот именно. Вот именно, ой юный друг, – продолжал барин, – а ещё у меня имеется на руках, жалованная грамота. Такая грамота имеется и в моем родовом поместье, и в Вашем, и в любом другом. Грамота на права, вольности и преимущества благородного Российского дворянства.
- Это же законодательный акт Екатерины II от 21 апреля 1785 года! – всё же удивлялся Алексей. – Да, но позвольте! Это же свод дворянских привилегий! В соответствии с ней дворянству предоставляется особые льготы в сравнении с другими сословиями…
 - Свобода от обязательной службы, уплаты податей, право на владение крепостными крестьянами, – увлечённо цитировал барин, – и земельными недрами в пределах своих владений. Видимо Мушанины были немыслимо богаты, это видно из сие документов. Могли заниматься промышленным производством или торговлей, были освобождены от постоя войск.
- Ну-с и, что же Вы надумали далее вершить, – неутомимо вопрошал Алексей, – документы исправны, но это всего лишь бумага, она и потеряться может. Что Вам этот холоп беглый? Зачем он Вам? Лишний рот.
- Да, эта грамота гласит о многих запретах. И как Вы изволите говорить, лишний рот. Запрещено лишать его жизни, чести и имущества. В том числе никак нельзя применять наказания. А также лишать дворянского титула. Опять же за этим беглецом закреплено право на земли и крепостных. Мушанин Ярослав Константинович, был весьма богат, а посему, оставил наследие своё супруге своей Дарье Петровне, а та в свою очередь в тайне от своего нынешнего супруга, всё оставила на сына – Михаила Ярославовича, когда тот был ещё слишком малым. После её от власти своей. Ох и тёмное, да дюже запутанное дело, раз обошёл много законов и сгноил на каторге пасынка своего. А бумаги – то сохранность свою имеют. Вот и выходит, что восстановить дворянский титул и поместье нашему беглецу можно. Токмо время нужно. Затраты опять же. А пока, я думаю, что надоть дать распоряжение и разместить его в доме второго этажа на лесопилке.
- Я не верю своим ушам и отказываюсь понимать такое! – возмущался, негодуя юный князь. – Ну, на всё воля Ваша.
     Прохаживаясь по своим владениям, Искомин вместе с юным князем заходили в разные ангары, домики, кузню и везде справлялся о происхождении дел. Он очень ценил старых мастеров и всецело им доверял своё дело. Многие мужики отмечали Михайло в глазах барина, говоря, что у него хорошее воображение, чувство красоты, осторожность в работе с инструментом и деревом. Что он очень терпелив и исполнителен, а ещё хорошо умеет работать с чертежами. Признаться, это радовало Искомина. И мысль о восстановлении титула его задевала ещё больше.
*Морфе;й – бог добрых сновидений в греческой мифологии.
* Швыркать – храпеть, фыркать
* Листвяк – лиственный лес
* Шалаболдаьть – болтать, врать
* l'amour – любовь 
* Моветон – дурной тон, невоспитанность
* Морок – пасмурная погода
* Хохоряшки – вещи, одежда
* Расповаживать - баловать
* Упласта;ться – устать от тяжелой работы