Раскрыт перед ними зеленый сверкающий мир

Друзья!

Из Сети.

"Иван Сергеевич Соколов Микитов родился 7 (29) мая 1892 года в урочище Осеки Калужской губернии (ныне Перемышльский район Калужской области) в семье Сергея Никитича Соколова
Во многих произведениях Иван Сергеевич описывал калужскую природу, ее леса и реки. В автобиографических заметках «теплой землей» назвал Соколов-Микнтов свою родину и всегда с глубочайшей нежностью вспоминал о ней.
В 1915 в связи с начавшейся Первой Мировой он вернулся в Россию. В это же время Соколов-Микитов серьезно увлекается авиацией. Во время войны Соколов-Микитов вместе с известным лётчиком Глебом Алехновичем совершал боевые вылеты на русском бомбардировщике «Илья Муромец».
1921-1922 годах в эмигрантских журналах «Жар-птица», «Современные записки», газетах «Голос России», «Руль», «Накануне» опубликован ряд рассказов, статей и очерков писателя. В Берлине и Париже выходят его книги «Кузовок», «Где птица гнезда не вьет», «Об Афоне, о мире, о Фурсике и о прочем».. В 1922 Соколов Микитов встретился в Берлине с Максимом Горьким, который помог ему получить документы, для возвращения на Родину.
После возвращения в Россию Соколов-Микитов много
путешествует, участвует в арктических экспедициях на ледоколе «Георгий Седов», возглавляемых Отто Шмидтом. За экспедициями в Северный Ледовитый океан, на Землю Франца Иосифа и Северную Землю последовала экспедиция по спасению ледокола «Малыгин», в которой он участвовал как корреспондент  «Известий».
Во время Второй мировой войны Соколов-Микитов работает в Молотове специальным корреспондентом «Известий». Летом 1945 года возвращается в Ленинград.
Начиная с лета 1952 года Соколов-Микитов живёт в собственноручно построенном им доме в селе Карачарово Конаковского района. Здесь он пишет большую часть своих произведений.
В последние годы жизни у писателя пропало зрение, но он не сдался — наговаривал свои произведения на диктофон. Вот такая жизнь - полная любви и внимания к людям, к природе, к родной стране".https://www.bolshoyvopros.ru/
...Други!
Что ж, истинно русский человек!
"Он не гонясь за славой, и о чем переживал, так это о том, что не видят глаза и не может он взять ружью, чтобы побродить по лесу.
Есть писатели, которые рвут нам душу, загружают мозг вопросами - кто виноват, что делать, как жить, как все безнадежно…
А есть такие, которые успокаивают, разговаривают с нами как мудрые родители, наставники или духовные отцы. Они транслируют нам любовь к родной земле, к ее людям, к ее природе, к ее жизни, настоящей, прошедшей и будущей.
«Люди, не порывающие связь с родиной и природой, не могут почувствовать себя одинокими. Как в детстве, раскрыт перед ними зеленый сверкающий мир. Все чисто, радостно, светло в этом мире.”https://dzen.ru/alferova
...Лучше ведь и не скажешь!
Вл.Назаров
*************
1.ФИЛИН

Летом однажды мне пришлось пробовать новое ружье. Я вышел в лес на глухую поляну, где никто не мог помешать. Повесив на толстой осине мишень и отсчитав шаги, я хорошенько прицелился и выстрелил пулей. Пуля насквозь пробила осину, а после выстрела из дупла вылетела огромная птица с большой круглой головою. Ослепленная дневным светом, птица неуклюже уселась на старой осине.
В необыкновенной птице я узнал филина, голос которого мы слушали по ночам в лесу. Из рассказов охотников я знал, что в птичьем мире филин слывет самым злым и страшным хищником, которого все птицы боятся и ненавидят. Чтобы приманить хищных птиц, охотники сажают на дерево чучело филина, и тогда со всех сторон слетаются ястребы и вороны чинить расправу над своим лютым врагом.
В самом облике ночной страшной птицы есть нечто зловещее. Филин сидел, как копна, на осине, и его круглая, с ушами, кошачья голова медленно вращалась, а ослепленные светом большие глаза беспомощно закрывались. По-видимому, филин скрывался днем в дупле старой осины, и пробившая осину пуля его испугала.
Я не торопился убивать редкостную птицу и, спрятавшись за стволом дерева, стал наблюдать. Филин сидел почти неподвижно, только ушастая
голова его медленно вращалась, как на шарнире. Головастое чудовище, сидевшее на голой осине, было видно со всех сторон издалека.
С появлением филина на моих глазах в лесу стало совершаться нечто необычайное. Первыми заметили филина неведомо откуда появившиеся стрекотухи-сороки. С особенным, тревожным и злым стрекотаньем закружились они над осиной. Они кружились, взлетали и падали, присаживались на сучки и тотчас слетали. Беспокойное их стрекотанье как бы возвещало по всему птичьему царству большую тревогу.
«Тра-та-та! Тра-та-та!..» — трещали, слетаясь со всех краев, сороки.
Точно по птичьему радио был передан этот сорочий сигнал тревоги. С реки, с полей, из леса на сорочье стрекотанье торопливо летели вороны и вороны, откуда ни возьмись, появились большие и малые ястребы, тучею кружились галки. Птицы слетались на великий суд над ненавистным разбойником. Они кружились, подсаживались ближе и ближе к филину, угрюмо ворочавшему ушастой головою. Даже самые маленькие птички смело подлетали к нему. Сбитый нападавшими, филин распустил крылья и, преследуемый всей птичьей оравой, неловко переместился на соседнее дерево. Но и здесь птицы не оставляли его, все настойчивее и смелее теребили его и клевали.
Чтобы не дать свершиться жестокому самосуду, я поднял ружье, прицелился. Убитый наповал филин упал с дерева. Напуганные выстрелом птицы еще долго кружились надо мною, но отчаяннее всех суетились и трещали неугомонные сороки...
Много лет спустя довелось мне охотиться в глухой лесной местности на глухарином току. Каждую весну я выезжал в исхоженные мною лесные угодья. Знакомый егерь Егорыч показал мне глухариный ток, и, разумеется, я хорошо запомнил указанное место.
После двухлетнего перерыва довелось мне еще раз побывать на этом глухарином току. Старинный приятель Егорыч встретил меня, с досадою покачивая головою.
— Плохо наше дело, — сказал он. — Наш глухариный ток нынче стал не тот. Дай бог, чтобы на всем току несколько птиц живых осталось.
— Браконьеры, что ли, завелись? — спросил я.
— Какие у нас браконьеры! Будет похуже.
— Да что такое?
— Филин! Филин разбойничает на току.
Я и прежде слыхивал от старых охотников о проказах филина, охотящегося на глухариных токах. По словам этих охотников, где повадится филин — глухариному току конец. Охотится филин так же, как люди, пользуясь беззащитностью токующих птиц.
— Что же, совсем, что ли, птицы не стало? — с грустью спросил я Егорыча.
— Есть птица, да ток теперь стал не тот, далеко не тот, — ответил мне старый приятель.
Под вечер я один отправился в лес на знакомое место. Уже на подслухе (обычно охотники приходят на ток перед закатом солнца, чтобы заранее услышать, где усаживаются вечером на деревьях слетающиеся птицы) я заметил перемену. Глухари слетались лениво и рассаживались осторожно, по краям токовища.
Возвращаясь с подслуха, я натолкнулся в темноте на черный предмет. Нагнувшись, я рассмотрел мертвого глухаря. Голова и крылья были целы. С груди и спины мясо было ощипано, торчали голые кости скелета. Я знал, что звери — лисицы, норки, хорьки, — поймав крупную птицу, обычно съедают голову. Осмотрев глухаря, я решил, что его убил хищник пернатый. «Наверное, — подумал я, — это проделки филина, расстроившего мне охоту и уничтожившего глухариный ток».
С большим негодованием на лесного разбойника устраивался я на ночлег. Сидя у костра, я вспоминал прежние удачные охоты. «Только бы мне попался этот разбойник!» — злорадно думал я, и рука тянулась к ружью.
Ранним утром, еще до рассвета, я затоптал костер и, оправив свое охотничье снаряжение, отправился на ток. Я шел тихо, прислушиваясь к звукам, наполнявшим просыпавшийся лес. Иногда я останавливался, думал: «Только, только бы встретить лесного разбойника!» Я долго бродил по токовищу. Пели всего две-три птицы. Глухарь пролетел над моей головой; я не вытерпел, выстрелил влёт, и огромная птица, ломая ветви, грузно упала на землю. Я поднял птицу, спрятал в мешок и, присев на пенек, закурил трубочку.
Странный, очень громкий, как бы наполнявший весь лес звук поразил мой слух. Я услыхал шум близкой борьбы, громкое хлопанье крыльев, раздававшееся по всему лесу. Схватив ружье, я со всех ног бросился на раздававшиеся звуки. «Филин, это филин поймал и убивает глухаря!» — думал я, продираясь сквозь густую чащобу. Задетая сучком шапка слетела с меня. Не обратив внимания на потерю, я бежал на
непрекращавшийся звук борьбы. Подбегая к раздававшимся звукам, я был уверен, что увижу филина. Ружье я держал наизготовку.
На краю раскрывшейся перед глазами лесной зеленой поляны я остановился. То, что я увидел, не соответствовало ожиданиям. Вместо разбойника-филина, приканчивающего свою добычу, я увидел дерущихся самцов-глухарей. Это был настоящий рыцарский турнир. Одетые в бронзовые латы лесные рыцари бились на покрытой бархатным мохом арене, а их прекрасные дамы, поквохтывая и ободряя бойцов, сидели вокруг на березах.
Пораженный чудесным зрелищем, едва переводя дух, я остановился. Боясь двинуться, я стоял за стволом дерева, и передо мною продолжался лесной турнир. Я близко видел надувшиеся шеи и красные брови. Громкое хлопанье раскатами наполняло лес.
Не знаю, долго ли продолжался поединок. Лесные рыцари то расходились, следя друг за другом, то вновь сшибались своим оружием. Затаив дыхание я следил за невиданным турниром. Вдруг один лесной рыцарь не выдержал — я не мог понять причины его поражения — и, опустив голову, пустился наутек. Я видел, как за деревьями мелькает черная его шея. Не переставая рассыпать песню за песней, его преследовал торжествующий победитель.
С большим трудом я нашел в чащобе потерянную шапку и вернулся к своему костру. Разбойника-филина увидеть не удалось. От Егорыча, приезжавшего летом в город, я узнал о судьбе знаменитого глухариного тока. Начав разбойничать, филин перевел на току всех глухарей, и богатое токовище совсем запустело. Однажды, бродя по лесу, Егорыч нашел гнездо филина. Огромная птица взлетела с земли, и, подойдя ближе, Егорыч увидел два больших яйца, лежавших на голой земле под сосною. За поимку и отстрел хищников охотникам полагается награда, и, найдя гнездо филина, любивший выпить Егорыч начал заранее подсчитывать будущие доходы. «Вот хорошенько примечу сосну и гнездо, подожду, когда выведут детей, тогда прикончу всех, — думал он, рассчитывал побольше заработать. — Будет мне премия тройная. А если доведется всех взять живьем, пожалуй, в десять раз больше заплатят». В надежде на большую премию и предстоящую выпивку весело возвращался Егорыч домой. Через неделю он решил проведать замеченное гнездо. К его величайшему изумлению, под сосною не оказалось ни филина, ни яиц. Яичной скорлупы тоже не было. Несомненно, почуяв опасность, разумные птицы перенесли на новое место свои яйца, и рассчитывавший на хорошую выпивку Егорыч остался с носом.
И.С.Соколов-Микитов
https://www.miloliza.com/
**************
2.ПТИЧИЙ ЗАПОВЕДНИК

Поздно осенью, с наступлением первых холодов, над пространствами материков и морей, расположенных в умеренном поясе северного полушария, начинается передвижение воздушных полчищ кочующей птицы, ежегодно отлетающей с мест гнездования на места зимовки. Первыми отлетают наиболее чувствительные к холоду виды утки. Этим чувствительным путешественникам ежегодно предстоит немалый путь в десятки тысяч километров, и удивительно думать, что наша деревенская гостья — щебетунья-ласточка и ревностный обитатель городов — стриж, полетом своим рассекающий скудное городское небо, зиму проводят на «курортах», расположенных в дебрях
Экваториальной Африки... Внимательных наблюдателей природы, не разучившихся слышать и видеть движение соков земли (к таким главным образом принадлежит особенное и счастливое племя охотников), волнуют заслышанный высоко над городскими крышами свист птичьих крыльев, спокойный переклик птичьих голосов, сквозь привычные шумы города раздающийся из ночного звездного неба. Осенью, в дни перелета, особенно богатою и волнующею бывает охота. Дупелиные и вальдшнепные высыпки (чудесно поднять вальдшнепа на закрайке раскрашенного во всевозможные цвета осеннего леса!), бекас, гаршнеп, добычливейшая осенняя охота на утиных перелетах, когда от удачного выстрела падает на землю накопившая жиру, раскрашенная в радугу кряковая, — ах, многое может рассказать и вспомнить жадное охотничье сердце! Не меньше радуются охотники весне, когда вместе с первым вздохом пробуждающейся земли, первым движением соков в узластых корнях деревьев, освобождением разлившихся рек высоко в небе над весенними рыжеющими полями появляются птичьи легкие косяки. Кто в отдаленнейших воспоминаниях детства не сохранил этого радостного крика: «Журавли! Журавли!..» Не только в поэтическом чувстве, возбуждаемом в сердце охотника видом пролетающей птичьей стаи, главная ценность наблюдений над законами кочевания птиц. В неохватных пространствах страны, у берегов бесчисленных рек и озер, живет, гнездует и селится великое множество птиц, общею массой своею составляющих немалую долю в запасе природных богатств нашей страны. Широкие пространства Ледовитого побережья, могучие реки Сибири, озера и реки таежного края являются родиной для неисчислимого количества птиц, ежегодно совершающих свой кочевой путь. Пути и законы следования пролетной птицы еще недостаточно изучены. Еще не установлено точно, какие таинственные причины заставляют некоторых птиц ежегодно бросать кормные удобные места и, рискуя жизнью, тратя запасы жизненных сил, подвигаться на суровый север. Миллионы птиц гибнут в тяжелых перелетах. Миллионы остаются в живых. Какие таинственные привязанности к местам древних гнездований, «память» далеких дней неуклонно заставляют птиц совершать свой трудный путь? Уже и теперь тщательное изучение путей перелета помогает людям, занятым упорным и кропотливым трудом составления никем не записанной Летописи Земли, в разгадывании самых сложных загадок. Государственный заповедник в заливе имени Кирова — Кизыл-Агаче представляет собою единственное во всем Союзе место больших птичьих зимовок. Многие миллионы гусей, уток, лебедей, следуя заповедными воздушными путями, находят приют на широком, поросшем высокими камышами пространстве залива, как нельзя лучше приспособленном природою для зимовок птиц. Нескончаемые заросли камышей, просторные удобные отмели позволяют птице кормиться и укрываться от бушующих над дедушкой Каспием зимних ветров.
Окружающая залив предгорная низменность с обработанными рисовыми полями, затопленными водою, представляет прекрасное место жировки, на которое спускаются тучи прилетающих с моря уток, гусей. Зимою незамерзающий залив бывает населен многими миллионами налётной птицы, часть которой отлетает дальше к берегам Ирана, а часть остается на зимовку. Весною все это множество птиц отправляется в обратную дорогу, чтобы на берегах Оби и Енисея, в тундрах и на глухих таежных озерах, на реках и болотах центральной части страны совершить свой жизненный круг и осенью, вместе с новой молодью, вернуться на гостеприимные отмели Кизыл-Агача.
Значительная часть обитающей в Кизыл-Агаче птицы остается в заливе на все лето. Удобное расположение залива, широкие камыши, обилие и доступность корма как нельзя лучше способствуют благополучию гнездящейся птицы.
Охота на зимующую птицу в районах Кизыл-Агачского залива производилась с незапамятных времен. В зимнее и осеннее время, когда в неисчислимых количествах в заливе скопляется пролетная птица и начинаются перелеты на жировку — на рисовые поля, к подножию гор, — из окрестностей приходили местные охотники для лова птиц сетями.
Множество сетей, укрепленных на высоких тонких шестах, устанавливалось в местах ночного пролета жирующей птицы. Ослепленная темнотою осенних безлунных ночей, птица с размаху падала в натянутые сети, билась и погибала. Такая охота по своей добычливости напоминала лов рыбы в весеннее время путины. Пролетевшая многие тысячи километров, спасшаяся от северной стужи птица находила смерть в сетях беспощадных охотников. Тяжелая кряковая, залитый жиром осенний гусь, бесчисленные стаи другой птицы погибали в расставленных охотниками тенетах. Ловля птиц сетями в районе массовых зимовок теперь запрещена законом, и каждый охотник, увидев расставленные сети, обязан их уничтожить. С целью охраны зимующей птицы объявлена полная неприкосновенность Кизыл-Агачского заповедника. Охота в пределах установленных границ закрыта строжайше и навсегда. Благоразумие человека, хозяйственно заботящегося о сохранении неоценимых богатств природы, уже достигло своей цели. Там, где беспощадно истреблялись миллионы редкой дичи,
почувствовав безопасность, непуганая птица с полным доверием относится к своему хозяину — человеку.
https://www.miloliza.com/
******************
3.БЕРЕЗОВЫЙ ТОК

В охотничьем хозяйстве мне показали редкостный глухариный ток, и каждую весну я выезжал туда на охоту. От многих хорошо известных мне глухариных токов этот обильный птицею ток отличался необычайной особенностью. Обычно глухариные токовища располагаются в сосновых лесах и болотах. Жизнь глухаря тесно связана с сосною (всю зиму глухари кормятся сосновой хвоею), и с давних времен охотники привыкли искать глухарей возле сосновых лесов и болот. Удивительно, что в указанном мне токовище не было ни единой сосны, а заскорузлые болотные елки попадались очень редко. Все токовище, занимавшее обширное кочковатое торфяное болото, сплошь было покрыто редким корявым березняком. В таких заросших березняком лесных болотах весною охотники обычно ищут хорошую
тягу.
Трудно сказать, почему выбрали глухари место, столь неподходящее для токовища. Быть может, в незапамятные времена здесь также рос сосновый лес, и после вырубки или лесного пожара его не стало. Таинственная привязанность к древнему токовищу заставляла птиц по-прежнему сюда собираться. Очень возможно, что в голодные годы гражданской войны, когда деревенскими охотниками было выбито и уничтожено много богатых глухариных токов, напуганные птицы сами переместились на безопасное место, и новый ток здесь обосновался.
Мы очень долго искали этот ток. Глухарей всюду было множество, зимою мы поднимали их целыми партиями с деревьев, по тридцати, сорока штук, а найти весной ток не удавалось. Однажды весною охотник проходил возле березового болота и вдруг услыхал громкое хлопанье крыльев. Он стал подходить на знакомые звуки, и перед ним открылось богатое токовище. Глухари пели посреди березового болота, на деревьях и на земле. По нашему краю ток был необычайно обильный, — охотник насчитал не менее полсотни птиц. С тех пор новый березовый ток мы держали в строгом секрете, неумелых и жадных охотников туда совсем не пускали...
Дорогу на березовый ток показывал мне приятель.
Мы шли по лесу, по нехоженым, диким местам, и по закоренелой охотничьей привычке я замечал путь. Место, где находился березовый ток, было окружено густыми лесами без дорог и селений. Полная безлюдность и глушь мне очень понравились, и, приглядываясь к местности, я радостно предвидел успешную охоту. Проходя леса, пересекая болота, мы не раз поднимали кормившихся глухарей. С треском и шумом вспархивали рябчики. На мху, на проталинах виднелись кучки свежего лосиного помета. Веточки молодых осинок были начисто острижены лосями. На коре деревьев далеко виднелись свежие погрызы.
Не раз мы видели бурые спины лосей, скрывавшихся в кустарниках и болотах. Шумом и треском наполнялся лес, когда, вскочив с лежек, ломая сушь, звери мчались по лесной чащобе. Чтобы отдохнуть и хорошенько послушать, мы присаживались на пеньки. Лес окружал нас знакомо и просто. Немного передохнув, мы взваливали заплечные мешки, шли дальше тихо и осторожно.
На место, к березовому токовищу, мы пришли только под вечер и, как водится, тотчас начали приготовляться к ночлегу. Еще до прилета птиц (глухари слетаются на ток на закате солнца) нужно нарубить дров, приготовить из веток постели. Сердцу охотника особенно приятен лесной охотничий уют, с которым не могут сравниться обычные удобства. С особенным удовольствием мы разводили костер, укладывали и развешивали походные пожитки. Здесь, у охотничьего костра, я предполагал провести не одну ночь. Приятель и спутник мой хорошо знал мои охотничьи привычки.
Вечером, приготовив ночлег, мы разделились. Спутник отправился искать соседние токовища, а я остался один.
Проводив приятеля, я затоптал костер, взял ружье и не торопясь направился в ток. Еще по первому взгляду место показалось мне совсем неподходящим. Вокруг росли корявые голые березы. Я смотрел на окружавшие меня голые деревья, и мое сомнение вырастало. «Уж не подшутил ли надо мною приятель?» — подумал я, оглядывая болото.
Сомнение мое скоро исчезло. Под деревьями я увидел множество глухариного «игрового» помета. Свежий «игровой» помет — вернейший признак глухариного тока. Нет, друг-товарищ меня не надул, и глухариный ток здесь будет наверно!
Под старой березой я выбрал высокую кочку, очень похожую на бархатное кресло, и расположился на ней с полным удобством. И кочка и березовое глухое болото теперь мне очень понравились; закурив трубочку, я приготовился слушать и наблюдать.
Для нас, охотников, особенную прелесть имеет незабываемый час солнечного заката. Чудесная, волшебная наступает в лесу тишина. Еще поет, разливается, как бы не в силах сдержаться, неугомонный музыкант — дрозд; сидя на вершине дерева, страстно воркует освещенный золотым лучом закатного солнца дикий голубь — витютень; спохватится, прокукует и, как бы вдруг поперхнувшись, примолкнет кукушка. Последние звуки в лесу подчеркивают наступающую тишину. Но уже по-вечернему тихо и прохладно внизу под деревьями. Нарушая наступившую тишину, прогудит жук и, зацепившись за ветку, свалится к ногам охотника на землю. Тихо и влажно хоркая, весь золотой в лучах закатного солнца, пролетит над головою охотника первый вальдшнеп и, как бы на секунду приостановившись, медленно потянет над сквозными вершинами леса.
Еще никогда не доводилось мне видеть на токах такого необычайного количества глухарей. Я сидел в бархатном кресле, а они слетались, иногда обдавая меня ветром своих сильных крыльев, низко садились на голые, сквозившие на золоте неба деревья. Я близко видел их бронзовые груди, сторожко поднятые головы с брусничными бровями.
Я сидел очарованный, не шевелясь, боясь двинуться, чтобы не испугать сидевших птиц. Длинноносые вальдшнепы один за другим непрерывно тянули над лесом. Пара вальдшнепов,страстно цвиркая, неожиданно спустилась на кочку, и я очень близко видел любовную их игру... Я сидел до позднего вечера, до ночной темноты. До самой ночи глухари пели, «скиркали», дрались и перелетали. Сидя на месте, я видел поющих, дерущихся птиц, — чудными, сказочными казались звуки окружавшего меня лесного мира. Не желая тревожить птиц, я решился остаться до утра в току. Развалившись в лесном кресле, я засыпал и просыпался, курил трубочку и слушал, как пошевеливаются надо мною, покряхтывают спящие птицы. Где-то пролаяла лисица. Гукали и стонали зайцы; было слышно, как прошли краем болота лоси.
Не разжигая огня, я провел среди тока всю ночь. С трепетным чувством я терпеливо ждал утра, утреннего рассвета. Картина невиданного спящего тока рисовалась моему воображению. Странное дело: утром глухариный ток молчал. Медленно наступал рассвет, на фоне просветлевшего неба выступили черные ветви деревьев, но ни единого звука не слышалось на спящем току.
«Неужто ночью здесь прошли лоси и напугали глухарей?» — думал я, стараясь разгадать причину молчания тока. Чтобы проверить подозрения, я решился тихонько пройти по всему токовищу. Тотчас над моей головою стали слетать с деревьев молчавшие птицы. Казалось, неведомый дирижер им подал сигнал молчания, и они дремали. Больше я не мог оставаться в току и, огорченный неожиданной неудачей, тронулся в путь к своему костру. Необычайная перемена наступала в лесной природе: гнилой, холодный, почти непроницаемый туман надвинулся из залива. Густой туман медленно окутывал деревья, с намокших ветвей струились и падали тяжелые капли. Моя одежда, ружье были мокры.
«Так вот почему сегодня глухариный ток молчал, — разжигая костер, думал я о необыкновенной способности птиц предчувствовать погоду.
Несомненно, глухари знали о приближении тумана, и это было причиной молчания. Мы, охотники, должны приглядываться к явлениям природы: от этого зависит успех охоты.»
https://www.miloliza.com/
*******************
4.ЖУРАВЛЬ-ЛЕТЧИК

Совершая воздушное путешествие над тайгой, я слышал от летчиков много интересных рассказов о лесных и охотничьих приключениях. Летчики рассказывали, как доводилось им наблюдать зверей в тайге. На лесном аэродроме мне показали маленького медвежонка. Доставленный из тайги на самолете, лохматый авиатор чувствовал себя с людьми прекрасно. Он жил в клетке, устроенной на аэродроме. Иногда мишку выпускали гулять, и, смешно переваливаясь, как бы выполняя роль строгой охраны, он гонялся за козами, забиравшимися в запрещенную для посторонних посетителей зону... Кроме авиатора-мишки жила в штате лесного отряда, пользуясь общим дружеским расположением, маленькая белочка Дуся, пойманная летчиками в реке (белки во время своих кочевок нередко переплывают широкие реки). Но самой большой любовью и почтением пользовался в авиационном отряде ручной журавль Василий Иванович. Важно, точно распорядитель-диспетчер, ходил он по аэродрому. Казалось, он наблюдал за общим порядком, и можно было подумать, что без Василия Ивановича не может отправиться ни один самолет. Денно и нощно присутствовал он на аэродроме, и странно было видеть ночью в свете фар въезжавшей на аэродром машины стоявшую на одной ноге его высокую, сторожевую фигуру.
Живя с летчиками в лесном отряде, наблюдая и знакомясь с жизнью людей, запомнил я рассказ о Василии Ивановиче.
Однажды летчику Ермакову пришлось лететь над лесами. Над тайгой мотор закапризничал, летчику пришлось спускаться на лес. Садиться в сплошном лесу особенно трудно и опасно. С высоты летчик разглядел внизу большое открытое болото и стал планировать. С остановившимся мотором он скользил по воздуху все ниже и ниже...
В болоте ему удалось благополучно сесть между деревьями, не повредив машины. При посадке самолет зарылся в болото и «скапотировал» перевернулся вверх колесами. Летчик благополучно выбрался из перевернувшейся машины и огляделся.
Болото было большое, чистое — на много десятков километров. На карте летчик определил место и, отправив за помощью бортмеханика, решил терпеливо дожидаться людей, не покидая своей машины. «Наверное, меня скоро хватятся и начнут искать», — думал он, приготовляясь к ночлегу.
К своей неудаче летчик отнесся спокойно. Он хорошо знал, что товарищи его не оставят и непременно скоро разыщут. Провизии с ним было немного, но у летчика было с собой охотничье ружье и патроны. Он не боялся погибнуть. На болоте летчику пришлось прожить больше недели. Каждый день он ходил на охоту, а ночью спал на крыле самолета.
Бродя по болоту, он однажды поймал журавленка. Это был длинноногий, уже оперившийся птенец, не умевший хорошо летать.
Пойманного журавленка летчик привязал за ногу к опрокинутому самолету.
«Я не знал, чем питаются журавли, и стал приносить из болота лягушек, собирал ягоды» — так рассказывал потом о своих заботах летчик. Больше недели летчик и журавль жили одни в лесу. А через несколько дней летчика нашли. Прилетевший самолет сбросил ему записку, пакет с продовольствием и ружейными патронами. Скоро к самолету вместе с бортмехаником пришли люди. Работы было много. Нужно было расчистить в болоте место для взлета, сделать настил из бревен, чтобы не завязла машина. Когда все было готово, летчик посадил в кабину своего журавленка, дал газ и благополучно взлетел.
С ближайшего пункта, где ему пришлось заправлять бензином машину, он послал в свой
отряд такую телеграмму:
«Все благополучно, вылетаю журавлем. Встречайте».
Непонятная телеграмма наделала много хлопот в штабе лесного авиационного отряда. Там никто не знал Журавлева (на телеграфе переделали слово «журавлем» в «Журавлева»). «Наверное, это приехало наше новое начальство, — сказал начальник штаба. — Нам нужно его встретить». Самолет летчика Ермакова на аэродроме встречали по форме. Едва показалась в небе машина, на аэродром вышел дежурный начальник. Почтительно подбежал он к приземлившейся у старта, еще катившейся по земле машине. Из кабины виднелось знакомое лицо Ермакова. Пассажиров в самолете не было видно. Закинув на лоб очки, Ермаков приветливо улыбался.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал он, останавливая мотор.
Держа под козырек, дежурный начальник осторожно спросил:
— А где же товарищ Журавлев?
— Журавлев?.. Товарищ Журавлев со мной, в кабине.
Дежурный осведомился тревожно:
— Может быть, товарищу Журавлеву дурно?
— Быть может...
Лицо летчика сияло. Обеспокоенный дежурный заботливо заглянул в кабину. Там, на сиденье наблюдателя, прихлестнутый поясным ремнем, спокойно сидел. журавль. Увидев нежданного гостя, дежурный рассмеялся:
— Так вот ты какого нам Журавлева доставил! А мы тут головы ломали думали, новое наше начальство летит.
Прибывшего журавля поселили на аэродроме. Скоро он привык к людям и, важно выступая, ходил возле поднимавшихся и садившихся крылатых машин. На аэродроме новый гость чувствовал себя как дома.
Новая жизнь очень понравилась журавлю. Он стал брать из рук угощение и совсем перестал бояться людей. Днем и ночью он был с людьми, работавшими на аэродроме.
Осенью, в положенный срок, журавль начал учиться летать. Вытянув шею, он брал разбег против ветра и, как разбежавшийся самолет, отделялся от земли. Сделав круг над аэродромом, журавль благополучно и аккуратно приземлялся. Следя за его полетом, летчики с уважением говорили:
— Здорово летает наш Василий Иванович!
Однажды, особенно увлекшись, Василий Иванович улетел на соседнее болото и пробыл там почти весь день.
Под вечер, когда в отряде начинались учебные полеты, он услыхал звук запускаемых моторов и тотчас вернулся.
С тех пор он часто улетал на болото, но каждый раз возвращался на звук мотора. Присутствовать на аэродроме при вылете самолета он как бы считал своей служебной обязанностью.
Поздней осенью, когда потянули на юг журавли, Василий Иванович, говорят, порядочно заскучал. Курлыкавшим в небе крылатым землякам он отвечал своим журавлиным приветствием и, подняв крылья, тревожно носился по аэродрому. Иногда, заслышав печальный голос отбившегося земляка, дикие журавли, разбив строй, долго кружили над аэродромом, как бы приглашая с собой в долгий полет; но подниматься высоко в небо Василий Иванович не решался.
https://www.miloliza.com/
****************
5.ВЕСТНИКИ ВЕСНЫ

Поразительно меняется здесь погода! Вчера прилетал самолет, был хороший «летный» день, а сейчас — пурга, нет возможности открыть наружную дверь, до самого верху забитую снежным сугробом. Под напором свирепого ветра стены и крыша трясутся. В невидимые щели ветер надувает тончайшую снежную пыль. Над крышей зимовки на всяческие голоса завывают стальные оттяжки антенны. На непривычного человека эта несмолкаемая музыка пурги невольно нагоняет тоску. Старые зимовщики к неприятным звукам и завыванию пурги относятся с полным пренебрежением. Не обращая внимания на разбушевавшуюся в тундре погоду, мы спокойно сидим за столом у раскаленной по-зимнему печки, пьем крепкий чай, беседуем, шутим.
Греясь у печки, доктор Корнеич рассказывает: несмотря на лютую погоду, сырость и жестокие холодные ветры, в полярную ночь никто из зимовщиков не болел простудой. Зимою люди не знали гриппа, никто не пожаловался на кашель и насморк. По словам доктора, полярный климат благотворно влияет на больных туберкулезом. Есть наблюдения, что легкие формы этой распространенной болезни излечиваются на Севере бесследно. Воздух холодных стран лишен бактерий. На Крайнем Севере не гниет дерево, веками сохраняется выброшенный на берег
плавник. Трупы животных и растения, погребенные в вечной мерзлоте, долго не разлагаются. В случайно вскрытых могилах на холодном Севере не раз находили покойников, пролежавших много десятков лет. На ресницах не тронутых разложением мертвецов, как в первый день погребения, пушился чистейший иней. Разумеется, не все люди одинаково переносят зимовки, переживают долгую полярную ночь. Вынужденная скученность и неподвижность, теснота и неудобства общего помещения, постоянный холод и мрак иногда докучают самым выдержанным зимовщикам. За долгую зиму выговорены все слова, выслушаны все рассказы, жесты и движения товарищей давно пригляделись. Лучшее лекарство от начинающейся тоски — ежедневная неустанная работа, длительные прогулки. Постоянно работающие люди даже на самых трудных зимовках обычно чувствуют себя превосходно.
В истории полярных путешествий были известны печальные случаи, причиною которых было неравенство людей, отсутствие подлинных человеческих отношений, обострявшаяся вражда. В царские времена тяжелой трагедией завершилось плавание «Святой Анны», бесследно погибшей во льдах полярного океана. В записях штурмана Альбанова, совершившего некогда знаменитый пешеходный поход по дрейфующим льдам, с потрясающей правдою рассказано о печальной трагедии прошлого, происшедшей в отжитые, далекие, невозможные теперь времена... * * *
Сегодня весь день жестокая пурга, носа нельзя показать за дверь. Но уже чуются признаки близкой весны. Вчера над озером видели гусей — первых разведчиков великой армии птиц, ожидающей время прилета. Гуси-разведчики летят небольшими косяками, парами и в одиночку. Под ними еще расстилается освещенная полуночным солнцем снежная пустыня. Трудно представить, где укрываются теперь застигнутые пургою, быть может обреченные на гибель, крылатые смелые вестники весны.

https://www.miloliza.com/
********************
6.ОСЕНЬ В ЛЕСУ

С детства я знаю и люблю лес: березовые чистые рощи, просторный шатер орехового подсада, бросающий на землю зеленую тень. С восторженным чувством любовались мы тысячелетним бором, до самого неба возносившим качавшиеся на ветру величественные свои вершины. Торжественная тишина в бору. Под великанами соснами кажется себе путник не больше лесного муравья. Я помню милые сердцу березовые перелески, росистые заросли молодняка. Не раз ранней весной стаивал я на тяге в молодом ожившем лесу. Я любил искать тетеревиные выводки на лесных закрайках, покрытых цветами и земляникой, манить рябчиков по берегам лесных ручьев и оврагов. Я слышал угрюмое молчание тайги, где, не тронутые человеком, умирают своей смертью отжившие век тысячелетние лесные патриархи. Навсегда запомнились мне эти налившиеся смолой мертвые великаны.
На дальнем севере страны нашей в помине нет таких величественных деревьев. Нет здесь и зеленых, радующих глаз березовых перелесков, нет пышных деревьев, покрытых плодами и листвой. Чем дальше отходит на север лес, пустыннее, скуднее растительная его природа. Самый внимательный наблюдатель не насчитает здесь много названий.
А все же сказочен и прекрасен дикий северный лес. Сиво-зеленые бороды до самой земли свешиваются с покрытых потрескавшейся корой, обросших лишайниками деревьев. Здесь мало тени, нога выше колена тонет в глубоких сфагновых мхах. Чудесны эти, похожие на пышную постель, лесные северные мхи.
С особенным чувством любуется охотник окружающей его лесной северной природой. Он видит украшенные в червонное золото маленькие березки широкий, расписанный в радужные цвета лесной и болотный ковер. Цветными яркими пятнами видится на этом ковре трепещущая листьями редкая на Севере осина. Неуловимо нежны и прекрасны тона осеннего раскраса. Тонкая лиловая дымка прикрывает раскинувшееся пространство. Здесь не увидит путешественник режущих глаз красок. Все призрачно и воздушно. Каждая моховая кочка, куст черничника, укрепившийся над обрывом, покрытый лишайниками каменный обломок вплетаются в дивный цветной узор. Еще не было художника, на полотнах своих полностью отразившего подлинную красоту северного пейзажа. Неуловимы краски, редки на Севере солнечные дни, когда во всей красе своей заблистает вдруг перед глазами уединившегося охотника украшенная осенью северная природа. Кратко чудесное время, пролетающее над Севером, точно одетая в радугу птица...

https://www.miloliza.com/
****************
7.НА ГЛУХАРИНОМ ТОКУ

В многочисленных описаниях и охотничьих рассказах повествуется об этой редкостной, исключительно русской охоте. Несомненно, на глухарином току испытывает охотник впечатления необычайные. И самая природа глухого, дикого леса, и неизбежные ночевки у костра, иногда посреди непроходимого болота (все готов вытерпеть страстный охотник!), и странная дремучая птица, чудным образом пережившая на земле сотни тысячелетий, переносят охотника в неведомый, Сказочный мир. Странна, необычайна весенняя любовная песня самца-глухаря. В природе нет звуков, похожих на щелканье, «точенье», «скирканье» лесной таинственной птицы. Слушая песню глухаря, впечатлительный охотник испытывает особенное чувство. Странные, необычайные звуки исходят как бы из допотопного мира. Ранним утром, еще в темноте, начинает петь глухарь. Необычайностью звука, его неповторимостью можно объяснить странное обстоятельство: даже чуткий, с острым слухом, но еще неопытный охотник обычно издалека песню не слышит.
Начиная охотиться, в юности я сам испытал эту странность. Первый раз водил меня на глухариный ток наш деревенский долговязый охотник Тит.
Вместе с Титом мы ночевали вблизи болота, и, разумеется, я не сомкнул глаз, прислушиваясь к лесным таинственным звукам. Наставник мой громко похрапывал у костра, сыпавшего искры в темную вышину. Освещенные отблеском света, над нами колыхались в дыму еловые ветви. Множество раз ночевал я потом в лесу, но этот первый ночлег оставил чудесное, неизгладимое впечатление.
Перед рассветом (час этот особенно чувствует опытный охотник) наставник мой проснулся. Вскинувши ружья, мы вместе отошли от ночлега. Густая, влажная, почти непроглядная накрывала нас темнота. В этой ослепившей меня темноте Тит отчетливо находил дорогу. В едва брезжущем рассвете мы шли по лесу, и странное, трепетное наполняло меня чувство.
На краю соснового болота наставник мой остановился. Мы долго стояли. Тит вслушивался в лесную окружавшую нас тишину. Слушал и я, но ничего, кроме биения сердца и шума в ушах, расслышать не мог.
Вдруг Тит вздрогнул, насторожился, легонько толкнул меня рукою:
— Слышишь: играет!
Я попытался прислушаться, но еще громче стучало сердце — казалось, шум весенней воды наполнил мои уши.
— Слышишь? — шепотом повторил Тит.
Нет, я решительно ничего не слышал. Напрягая почти до болезненности слух, я как бы ловил неясные звуки — звон и тихое щелканье, но ожидаемого звука, о котором мне рассказывал мой наставник, расслышать не мог.
— Скачи за мною! — строго приказал Тит. Помня его наставления, я стал повторять движения Тита, то замиравшего недвижимо, то вдруг стремительно, на два-три прыжка бросавшегося вперед. Задыхаясь от волнения, я едва поспевал.
Не помню, сколько продолжался подход. Остановившись, Тит иногда спрашивал (под песню, которой я не слышал):
— Слышишь?
— Нет, ничего не слышу, — шепотом сознавался я и отрицательно мотал головою.
— Ну, скачи дальше!
Песню я услыхал внезапно, как это часто бывает, когда мы были недалеко от птицы. Звук был отчетливый, даже громкий, но столь не похожий на все когда-либо слышанное мною, что непривычное ухо его не ловило. Услыхав звук, я уже не мог его
потерять и забыть, и несомненная близость неведомой птицы несказанно увеличила мое волнение, и так доходившее до предела. Под дерево, на котором токовал глухарь, мы подошли, когда в природе еще продолжалось таинственное время борьбы ночной темноты с рассветом и даже знакомые предметы казались неузнаваемыми. Я смотрел на елку, на которую показывал Тит рукою, и, кроме черных, рисовавшихся на светлевшем небе ветвей, не мог ничего разглядеть. Тит долго показывал на дерево, делал мне знаки и, возмущаясь моей беспомощностью, по-видимому, начинал не на шутку сердиться.
С ружьем в руках я стоял растерянно, до слез в глазах вглядываясь в черную вершину. Невидимый глухарь рассыпал песню за песней. Теперь я отчетливо слышал каждое колено, слышал особенный странный звук распускаемых перьев. По направлению песни казалось, что птица скрывается в самой вершине. Раздражительность наставника меня смущала. Чтобы не сердить Тита, я делал вид, что хорошо вижу птицу. Наконец я увидел темное, как бы шевелившееся на конце сука пятно. Я прицелился и выстрелил. После выстрела, прогремевшего на всю округу, с елки дождем посыпалась хвоя, но птица не падала. Мало того, стрелянный мною глухарь запел как ни в чем не бывало.
Я стоял под елкой растерянный. Тит выругался, погрозил мне рукою, похожей на медвежью лапу, и, как бы совсем отмахнувшись от неспособного ученика, стал поднимать свою одностволочку. После слабого выстрела, вылетевшего из старой пищали, глухарь встрепенулся, слетел и, тихо планируя, упал за деревьями. Теперь я отчетливо понял мою ошибку: птица сидела вполдерева, ближе к стволу, и то, что я принял за глухаря, было темною вешкою на конце сука, по которому расхаживал токовавший глухарь.
Первая охотничья неудача расстроила меня, но не истребила охотничьей страсти. Немного спустя я сам убил на току первого глухаря. Я ходил самостоятельно, без провожатых, по местам, достаточно мне знакомым. На этой охоте произошло со мною странное приключение. Подбегая к глухарю, я увлекся и вдруг обнаружил, что звук песни как бы переместился. Долго стоял я недвижно. Песня исходила неведомо откуда, то заглушаясь, то нарастая. Червячок глухариного «игрового» помета упал сверху на голову, и тогда только я догадался посмотреть над собою. В вершине высоченной голой осины сидел глухарь. Странное дело, мне он показался не больше маленькой птички, дрозда.
С величайшим волнением я прицелился в птицу, сидевшую над моей головой. Двенадцатифунтовый глухарь упал почти на меня и чуть не сломал злополучному охотнику шею. Нужно сознаться: над этим первым убитым мною на току глухарем я плясал и пел, как настоящий индеец из куперовского романа...
Много долгих и необычайных лет прошло со времени моей первой охоты. Много глухарей убил я на глухариных токах, множество ночей провел в лесу у костра, веселящего сердце каждого настоящего охотника, знающего и любящего лесную природу. До сего времени несказанно волнуют меня эти лесные ночевки. Из всех известных мне охот я предпочитаю весеннюю охоту на глухариных токах, — в лесу, в глухой тайге вновь переживаю я давнишние страстные впечатления, и глухая лесная природа как бы поэтически переносит меня в первобытные времена огня и охоты.
https://www.miloliza.com/
***************
8.ВОЛКИ

Помню деревенское ясное утро. С отцом мы едем на дрожках по укатанной, крепкой, потемневшей от ночной росы проселочной дороге. Солнце недавно взошло, — легкий, оставшийся с ночи золотистый туман стелется над лугами. В этот утренний час неудержимо хочется спать, и, прикорнув за широкой спиною отца, я клюю и клюю носом. В широкой, еще залитой легким туманом лощине отец вдруг останавливает лошадь.
— Смотри, — тихо говорит он, натягивая вожжи, показывая рукою на уходящий под гору луг: — Волки!
Утренняя сонливость мгновенно проходит. Я жадно смотрю вперед, на правую сторону, где под косыми лучами раннего солнца затейливо вьется посреди лугов речка. Там, шагах в пятистах от дороги, сгрудилось в беспорядочную кучу стадо овец. От неподвижного стада, точно разбойники с кровавого промысла, пробираются два матерых волка, ничуть не скрываясь. Я хорошо вижу их серые спины, лобастые головы с поджатыми ушами. Передний, огромный волк, зубами придерживая добычу, несет на спине зарезанного барана. Свою тяжелую ношу он легко несет, как игрушку.
— Ах, разбойники, ах, прохвосты! — с волнением восклицает отец.
Торопливо вынимает он из сумки револьвер и, соскочив с дрожек, несколько раз стреляет. Волки
немного прибавляют шагу, не выражая намерения бросить добычу. Отец кричит и стреляет еще и еще (я с трудом удерживаю вздрагивающую при каждом выстреле лошадь), и волки вместе с добычей скрываются в ольховых кустах.
Отец еще долго стоит с разряженным револьвером в руках. Разумеется, он очень взволнован. Но еще больше волнуюсь я. Недаром на всю жизнь с необычайной четкостью запечатлелась в моей
памяти давняя эта картина: росистое летнее утро, освещенный утренним солнцем луг, отец с револьвером в руках — и два серых разбойника, на наших глазах спокойно уносящих свою добычу...
https://www.miloliza.com/
******************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
29 апреля 2024 года.