С кем бы ты пошёл в разведку

         В пятницу вечером, в вагон электрички вошел высокий седовласый мужчина с небольшим рюкзаком. Его жена с двумя внуками-подростками уехала на дачу еще днем. Профессор Павел Александрович Горчаков бросил сердитый взгляд на стайку щебечущих девиц, оккупировавших места впереди. Их легкомысленный гомон грозил помешают ему серьёзно обдумать предложение проректора института. Встреча с проректором заставила его отказаться от поездки на машине с женой, и теперь ему пришлось довольствоваться электричкой.
– Впрочем, не стоит драматизировать, – одернул он себя мысленно. – Нельзя сказать, что здесь совсем уж плохо. Другое дело – этот шум…Явно неприятная штука для меня.

   Неделю назад, биохимик Горчаков, встретившись со своим давним другом и по совместительству руководителем, проректором Пахомовым, изложил ему суть своей дерзкой и многообещающей гипотезы. Владимир Валерьевич не пришел в бурный восторг, но было видно, что мысли Горчакова о новых подходах к редактированию генома глубоко его заинтересовали.
– Зайди через неделю, – бросил Пахомов на прощание. – Сейчас жутко занят. Улетаю в Москву.

И вот, через неделю, едва завидев Горчакова в дверях своего кабинета, после сухого приветствия, Пахомов торопливо заговорил:
– Ты прекрасно знаешь, Павел, что я не могу сейчас выделить тебе лабораторию и людей. Все ресурсы брошены на создание новой вакцины. Пандемия, сам понимаешь… – Пахомов бессильно развел руками. – Прекрасно понимаю важность твоих исследований, но… – проректор умолк, устремив взгляд в окно. Только ему, единственному, Павел Алексеевич доверил страшную тайну – недавно диагностированную, неизлечимую болезнь, отмерившую ему не более полугода активной жизни. Разрешить Павлу сейчас заняться чем-то иным, отличным от вакцины, означало навлечь на себя гнев вышестоящего начальства и, что еще хуже, обрушить на институт серьезные последствия в случае неудачи. А вдруг Павел прав? Вдруг его гипотеза – тот самый прорыв, который перевернет научный мир? Тогда все прегрешения канут в Лету. Победителей не судят. И какие лавры достанутся институту!
К чести Пахомова, надо сказать, что лавры его заботили меньше всего. Владимир Валерьевич внимательно посмотрел на друга; сердце его сжалось от боли и жалости.
– Знаешь что, – неожиданно заявил он, – занимайся своими догадками. Не совсем официально, конечно. Так сказать, под прикрытием. Разрешаю тебе взять одного толкового сотрудника. Только из младших научных.
Он хотел добавить: «Чтобы твои наработки не пропали даром, чтобы в будущем было кому продолжить эту важную работу», но сдержался.
Горчаков встал, склонил голову в знак благодарности: «Спасибо!» – и, быстрым шагом покинул кабинет.

    И сейчас, в душном вагоне электрички, мчащейся к дачному поселку, он ломал голову над тем, кого же выбрать в помощники. Какими критериями руководствоваться, чтобы не ошибиться? Ошибка смерти подобна. «Времени в обрез», – с горечью констатировал профессор.

   Молодые попутчицы, словно почувствовав тяжесть его дум, притихли. Одна из троицы, с копной рыжих волос, стянутых черной широкой резинкой, погрузилась в пестрый глянцевый журнал; другие устремили взгляды в убегающий за окном пейзаж.
– Девчонки, – рыжая оторвалась от чтения и взглянула на своих подруг, – в журнале тест: «Какой у тебя характер?». Маша, – скомандовала она, – дай карандаш. Сейчас узнаем, кто есть кто!
Одна из девиц послушно, порывшись в своей сумочке, протянула ей карандаш.
Горчаков невольно прислушался.
– Какие-то примитивные вопросы, – через минуту разочарованно  проворчал себе под нос. – По таким тестам истинную сущность человека не определишь.
Бросив мимолетный взгляд на журнал, профессор мысленно упрекнул себя: «Многого хочешь от глупенького чтива».
   Павел Алексеевич много лет проработал в научно-исследовательском институте, прекрасно знал коллектив. Но вот так, сходу, назвать имя будущего помощника не мог. Слишком высока цена ошибки. Времени нет.
– Моя ситуация сродни той, когда выбирают, с кем идти в разведку, – откинувшись на спинку сиденья, прикрыв глаза и спрятав ладони под мышки, профессор погрузился в раздумья. – Себе бы в помощники я взял… наверное, Берестова Виктора. Или Павлиди Костю. А может, Горшкова Андрея? Пушкова? Битякова? Валова Сергея? Итак, шесть человек подходят. Но нужен один… Кого же? Все способные, настойчивые… – профессор озадаченно взглянул в окно, не видя мелькающего за ним пейзажа.

   Вдруг он вспомнил Сергея Павловича Королева. Ему ведь тоже пришлось выбирать из шести претендентов, готовых совершить первый полет в космос, одного-единственного парня.
   Он, Королев, гениальный технарь, как же он не ошибся с выбором первого космонавта, с выбором Гагарина! Задание для первого космонавта – архисложное, и, конечно, красивый миф, что якобы за улыбку, за фамилию выбрал… Что именно такого было в Гагарине, почему именно его фамилию назвал Королев? И ведь на все сто процентов угадал главный конструктор. Наверное, «угадал» – не совсем то слово…  Каждый из шести мог бы совершить первый полет в космос. Задание ведь было не только в этом, не только в технической стороне дела…

   Королев угадал, предвидел, рассчитал послеполетное поведение Гагарина? Вряд ли главный конструктор мог в полной мере предвидеть, какая невиданная слава обрушится на первого космонавта. И как достойно себя вел Гагарин! Какой-то внутренний стержень, какие-то нравственные опоры интуитивно почувствовал Сергей Павлович в этом улыбчивом парне? (Технически рассчитать такое, наверное, невозможно… Или одаренному инженеру все подвластно?)

Биохимик Горчаков ухватился за эту мысль: «Ага, нравственные опоры, стержень…»
Его работа вполне может закончиться провалом… Такое в науке случается. И замечание датского физика: «Отрицательный результат — тоже результат», послужит сейчас слабым утешением. Слишком мало времени. Исправить уже ничего не удастся… Кто из шестерых не сломается после неудачи? А если эксперименты закончатся удачно? Слава и успех не вскружат ли парню голову, не сломают ли подающего надежды молодого ученого?

   Павел Алексеевич стал вспоминать, как вели себя эти младшие сотрудники на вечеринках, на субботниках… «Этих ребят я учил… Какими они были студентами? Так… Все уже женаты… ну, или, как там сейчас называют совместное проживание… Не суть важно. Важно их отношение к человеку, зависящему от него… К детям, к своей половинке, к родителям».
Острое желание провести свои последние месяцы жизни в компании настоящего человека пронзило его…
— А кто из шестерых самый настоящий? Кто из них личность значимая, цельная и нравственная?
Профессор наконец-то заметил суету пассажиров: электричка прибывала в дачный поселок.

   Обычно профессор отличался стремительной походкой. Но в последние дни он стал замечать, к собственному неудовольствию, что быстро устает. Однако не только поэтому сейчас Павел Александрович не спеша направился к своей даче. Он должен принять решение относительно кандидатуры помощника. На даче его ждет простая деревенская жизнь, иные мысли, другие люди, близкие и дорогие сердцу.
– Итак, личность значимая. Обладающая внутренними опорами. Что это за опоры?

Профессор остановился на тропинке. Подойдя к ближайшей березке, приложил ладонь к ее белому прохладному стволу и, подняв голову, посмотрел вверх на ее темнеющую в вечерних сумерках зеленую крону.
– Наверное, общечеловеческие ценности, ценности Homo sapiens: забота и любовь к своим детям, бережное отношение к родителям и преданность своей Родине. Защита этих ценностей. Эти качества и определяют личность человека. Достойную личность. Теперь понял, с кем я хочу работать.

   Александра Кузьминична, супруга профессора, обеспокоенно поглядывала на часы: муж должен был уже давно приехать. Накинув на плечи теплую шаль, когда-то подаренную мужем, она вышла за калитку дачи.
   Завернув в свой переулок, Павел Александрович увидел жену и привычным быстрым шагом направился ей навстречу.