Ф. Сычков и К. Вещилов. Дружба без границ

Век назад люди не знали ни телевидения, ни интернета, но находясь на большом расстоянии, близкие писали друг другу письма. Их ожидали с нетерпением, и читали как самую интересную книгу. Их хранили и перечитывали, оставляя, как память, своим детям.

Полученные письма от друзей-художников словно вырывали Федота Васильевича Сычкова из реальности, заставляя его сопереживать или радоваться успехам коллег, разбросанным судьбой по разным городам и странам. Долго потом «прокручивая» в голове события и откровения, изложенные легкоузнаваемым почерком, Федот Сычков готовился к написанию ответа. В результате из-под пера « художника радости» выходила новая «картина», картина его внутреннего мира, жизненных удач и переживаний:

«Лично мне хочется писать только радость, только человеческое счастье. А беды… ну их, они и сами, проклятые, найдут каждого из нас. Радость реже, ценнее…».

Переписка с учениками Ильи Репина: Константином Вещиловым, Исааком Бродским, Иваном Горюшкиным -Сорокопудовым, Ефимом Чепцовым помогала Сычкову жить в трудные годы, продолжать творить, подавала надежду.

*
Федот Сычков сидел у оврага за мольбертом…

- Вам опять письмо из Парижа, Федот Васильевич!-

Настенька, худенькая, подвижная девчушка, бежала к художнику, размахивая конвертом с множеством почтовых марок. Для мордовской деревни Кочелаево письма из-за границы были раннее неведомым событием, поэтому первым доставить конверт его получателю и увидеть изумление в добрых глазах дяди Федота было для местной детворы особой радостью.

- На сегодня всё, "тибрики - вибрики", сказал позировавшей ему детворе Федот Васильевич, откладывая кисти и беря конверт.

- Бегите к Лидии Васильевне. Она вас переоденет и молодыми яблочками угостит. И ты, Настёна, беги с ними - обратился художник к девочке, нежно погладив её по голове.

Лидия Васильевна была женой Федота Сычкова. Его половинкой, единомышленником и помощницей в быту. В Кочелаево все её считали «утончённой питерской барышней», далёкой от сельского труда.

На самом деле, родом Лидия Васильевна Анкудинова была из крестьянской семьи, из села Тосно под Санкт – Петербургом. Обвенчались они с Федотом Васильевичем, который был старше супруги на 11 лет, в столице в 1903 году, когда художник только закончил освоение профессиональных тонкостей в Высшем художественном училище живописи, ваяния и архитектуры при Академии художеств. Свидетелем на свадьбе со стороны жениха был его студенческий друг, любимый ученик И.Е. Репина, Константин Александрович Вещилов.

После свадьбы молодые жили в Санкт – Петербурге, ездили в творческие поездки по Европе. Ф. Сычков участвовал в Художественных выставках, много работал в своей мастерской, писал портреты на заказ, пейзажи и, конечно, своих мордовских деревенских девчушек. Во время революционных событий мастерская была разгромлена, и супруги перебрались в глухую глубинку - в мордовское село Кочелаево, на родину Федота Сычкова.

После переезда из Санкт Петербурга, супруга « художника радости», как и другие жительницы села, полола траву на огороде, сажала овощи, держала кур и козу. Но «своей» за сорок лет жизни в селе Кочелаево всё же не стала: и говорила иначе, и одевалась по-городскому, словом, выглядела как барыня. Общие темы для разговора Лидия Васильевна находила лишь с местной библиотекаршей, с которой её можно было увидеть, неспешно гуляющей по сельским тропинкам.

Жили супруги в небольшой старой избе, построенной ещё до революции. Лишь недавно Федот Сычков пристроил к старой избёнке комнату – мастерскую с прозрачной крышей – фонарём для освещения его рабочего места. Фонарь этот тоже вызывал массу осуждений и недовольства на селе.

Однако, друг с другом Сычковы жили в полном взаимопонимании: он писал своих смеющихся односельчанок, а она мыла кисти, щепала лучины для освещения, шила для натурщиц художника яркие народные костюмы.

В мастерской Дома-музея Ф. Сычкова. С. Кочелаево Республика Мордовия.
Неспешно собрав недоконченный эскиз картины, кисти и краски, Федот Васильевич направился к дому. Жена провожала уже галдящую детвору за калитку, когда он, потряхивая конвертом, радостно сообщил ей :

- Лида, смотри… от Кости!...

Письмо было полно оптимизма:

«…Мое ателье в Париже девять метров на восемь. Обставлено собственной мебелью. Газ, телефон, паровое электричество и отопление. Рай… В левом углу диван „Сомбериз“, на котором мы спим. Кругом бархат и ковер. Шкаф — 600 франков, 6 стульев модного фасона — 500 франков. В зеркале видна Маня. Видали, какая парижанка моя жена? Вот какие мы здесь молодчики! Целуемся и шлем вам привет из прекрасного далека. Костя».

Маня – племянница Лидии Васильевны. Они с Константином Вещиловым познакомились здесь, в Кочелаево, когда Мария Михайловна приезжала из Питера погостить к своей тёте. Так что теперь Сычковы и Вещиловы были ещё и родственниками.

Супруги Сычковы несколько раз перечитывали письмо, радуясь за близких им людей, долго разглядывали вложенные фотографии, восхищаясь красотой кресел и диванов в парижской мастерской, и тем, что Константин может работать допоздна с электрическим освещением[1].

Уехав из Советской России в эмиграцию, Вещиловы постоянно писали письма, звали Сычковых в Европу, зная, как тяжело живётся друзьям в селе, и, главное, что уникальные полотна Федота Васильевича в СССР остаются не востребованными. Но зато на «деревенские» картины Федота Васильевича делаются репродукции, массово печатаются открытки. Обеспокоенный К. Вещилов пишет другу: «Ты там запрети: русские эмигранты с твоих открыток здесь пишут картины...».

После четырёх лет жизни на Капри, Вещиловы - во Франции. Константин Александрович продолжает много писать. Однако теперь уже никаких огромных исторических полотен, сделавших ему имя перед революцией – нет заказчиков, нет спроса. Вещилов пишет сотни маленького размера акварельных пейзажей с видом морских прибоев, лазурного берега, русской зимней природы; работает декоратором, артистом и режиссёром; участвует в групповых выставках русского искусства за рубежом. С 1933 года — член правления секции художников при Союзе деятелей русского искусства во Франции.

Вокруг Вещиловых собирается цвет русской эмиграции. Они помогают художникам, оставшимся в СССР. Константин Александрович регулярно высылает «дяде Федоту» краски, продукты. Федот Васильевич, в свою очередь, высылает Константину Вещилову свои картины, которые тот выставляет в Салонах и продаёт, а деньги спешно отсылает обратно, на мордовский адрес.

«Когда ждать тебя? Безумно буду рад обнять тебя и приголубить старого друга. Я послал посылку на твое имя большую — мука 6 кило, сахару — 2 кило, 125 гр. чаю и масло растительное».

«…Значит, ты должен покинуть Кочелаево...

Я думаю, что ты просуществуешь с тетей Лидой на портреты, которые придется писать (сбивая цену на 1/4 стоимости), например, по 500 франков. Конечно, это на первое время (головок без рук, без ног ты должен сделать 3 штуки в месяц). 1500 франков довольно на двоих с квартирой, хорошей жизнью, с Мулен-Руж и кинематографом.

Портреты я тебе такие найду. Пополам такие писать будем, я пейзаж, а ты фигурки. Хлопочи (об отъезде). Как у тебя будет все готово, я вышлю визу. Нужно взять с собой все картины и этюды, репродукции, серебро, одежду, белье. Зимнего пальто не надо».

Федот Сычков друга во Франции навещает, но на все уговоры Вещиловых уезжать из России отказывается – он, певец народного быта понимает, что черпать вдохновение для творчества сможет только здесь, в родном Кочелаево. Только так, перенося свою любовь к этим людям – труженикам земли, к тихой природе, к национальным традициям, к детским забавам на полотно, он может высказать то, что скрывается в глубине души. И пусть его считают окружающие чудаком и сказочником, глядя на смеющиеся лица односельчан и яркие краски его картин. Он уверен, что бедность и невзгоды – это временно, люди должны радоваться, вдохновляться и надеяться на счастливое будущее, глядя на его полотна.

«Другие темы мне не так понятны, и я их не пишу, а деревенский сюжет дорог и мил, и жить мне в деревне необходимо, чтобы и теперь и потом создавать образы жизни деревни с её красотами, с её развивающейся теперь новой жизнью» - пишет Федот Сычков в своём прошении к «Высшим властям» в том же 1930 году. «Теперь после революции, когда и должно бы развиваться свободное творчество, художнику не следовало бы мешать, он не должен быть оттеснён ни от кого. Власть же, в особенности Советская, должна хранить и защищать таланты, но несчастья до сих пор не обходят меня вниманием».

А несчастий и помех для творчества хватало, несмотря на существенную помощь друга.

В стране начался процесс коллективизации. Все кочелаевцы тоже должны были объединить свои индивидуальные земли, скот, инвентарь, семена (за исключением небольшого приусадебного участка с мелкой птицей) в общее коллективное государственное предприятие. Работа оплачивалась, независимо от вложенного пая, по числу трудодней (отработанного времени) продуктами, материалами и др. Заставляют и кочелаевского художника в его преклонные годы вступать в колхоз и трудиться наравне со всеми: пасти скот, рыть колодцы, возить корма. В противном же случае, требуют от Федота Сычкова оплату неподъёмного налога, как от кустаря-одиночки в 400 рублей. Самому Федоту Васильевичу, обратившемуся в Кочелаевский сельсовет за разъяснением такого несправедливого решения, был дан короткий ответ: «Ты – «буржуй».

Председателем колхоза был тогда Кузьма Иванович Чижиков, который понимал призывы к социальному равенству по-своему: чуть что – высылка в Сибирь. Не избежал угроз и Федот Сычков.

«Неужели сельсовету так уж необходимо остановить мою деятельность художника? А ведь хотят ещё уничтожить мои работы, ибо сравнивают меня чуть ли ни с кулаком... За что мне такая напасть? Я в своих произведениях воспеваю мужика, которому теперь и стал почему-то не нужен …Лично я не нахожу это справедливым. Поэтому решил лично обратиться к Высшей власти…» - заканчивает своё Прошение «художник радости». Тогда вступился за Ф. Сычкова Совнарком по просвещению. Да и сам художник в поисках правды ездил к Всесоюзному старосте Михаилу Калинину в Москву и привёз разъяснение, что объединять художников в колхозы не следует, мол, у них свои объединения и товарищества.

В то же время председателя колхоза, так досаждавшего односельчанам, уличили в растрате и выслали туда же, куда он любил высылать других . Из Сибири Чижиков уже не вернулся.

Федот Сычков продолжает рисовать агитационные плакаты, делать декорации к революционным праздникам: 7 ноября, 1 мая, писать портреты революционеров для Наровчата, Кочелаево. Но оплачиваются эти работы редко, руководство считает, что такого рода заказы советский сельский художник должен выполнять по зову души, а не за материальную выгоду. На что Константин Вещилов продолжает наставлять своего друга: «Проси определить сумму, подлежащую к оплате. Этим актом ты только заставишь себя уважать. Я же получал по 2000 рублей за портреты Свердлова для театра в Наровчате».

*

Но вот уже и в письмах от Константина Вещилова читается другое настроение: в Европе начался кризис. Картины не продаются. Художники переходят на работу в типографии, на заказные портреты. К. Вещилов выполняет большой заказ для швейной компании «Зингер» и шутит: «скоро нужно будет вывески писать для швейцаров».

«В зале советской живописи посетителей нет, - жалуется он Сычкову. - Представлена она (живопись) одной-единственной картиной Исаака Израилевича Бродского «Ворошилов на лыжной прогулке».

Нарком К. Ворошилов на лыжной прогулке. И.И. Бродский
В 1935 году Константин Александрович переезжает с женой в Америку. Он давно хотел увидеть США, в то время страну неслыханных творческих просторов для художника.

И вот теперь он в Нью – Йорке Вещилов становится членом Общества русских художников имени И.Е. Репина и почетным членом Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Художник и здесь постоянно пишет и жертвует свои картины для благотворительных лотерей в пользу Союза бывших русских судебных деятелей, Московского землячества, Морского собрания и других организаций.

Своими впечатлениями от города Константин Вещилов делится с Федотом Сычковым:

«Сам Нью-Йорк сразу дает впечатление, будто ты попал на грандиозное мусульманское кладбище. 100-этажные, тянущиеся к облакам дома напоминают могильные памятники, поставленные над гробами давно умерших колоссов-гигантов...

Что здесь привлекает и радует душу русского человека, так это множество ресторанов, где на серебряном никеле разложены 1000 всяких дымящихся закусок, какие только можно достать в мире. Что дает ощущение, будто это у нас в России до войны.

Как приеду в Париж, пришлю тебе краски. Бродвей, 73 стрит».

Художник жалуется на то, что в США над искусством властвует доллар: всё, от организации выставок, аренды помещений, рекламы, афиш — все за свой личный счет. «Музеи здесь плохие, не то, что наш Эрмитаж. Все с бору да с сосенки», — сообщает Константин Александрович в другом письме из Америки.

«Много видим всего чудесного — сейчас пишу картину „Ниагарский водопад“, куда мы ездили 6 ноября — это далеко от Нью-Йорка, на границе Канады….

В комнате мне служит негр, а кофе подает негритянка.

Одновременно с этим письмом шлю письмо и Исааку (Бродскому).

Поклонись всем в Кочелаеве и Наровчате — я уже тоже седоватый. Но пока держусь как мальчик. Научился пить коктэл и сода-виски. 28 мая 1936 года».

В то же время творчество Федота Сычкова начинает подстраиваться под изменения в жизни мордовского села, под новое течение соцреализма. Сюжеты его картин в Советской стране тех лет очень актуальны:

· «Выходной день в колхозе» (1936)

· «Колхозный базар» (1936)

· «Учительница-мордовка» (1937)

· «Трактористки-мордовки»(1938)

К.А. Вещилов все годы эмиграции продолжая поддерживать связь с И. И. Бродским, хлопочет за друга Ф.В. Сычкова, указывая на то, что этому замечательному художнику далеко за шестьдесят, а живёт он по-прежнему без средств к существованию.

И вот, в 1937 году ректор Академии художеств И.И. Бродский приезжает в Саранск на торжественное открытие Выставки, посвящённой организации Мордовского Союза художников. В залах музыкально-драматического училища демонстрировалось около 350 работ местных художников и любителей, семь из них - Ф.В. Сычкова.

Положительные отзывы о выставке широко освещались в местной печати. В одной из газет Ф.В. Сычков пишет, что в Саранске нужен художественный техникум. Была и статья Горюшкина – Сорокопудова: «Помочь мастерам кисти».

И.И. Бродский произносит речь с анализом выставочных работ художников, в которой особое место уделяет картинам Федота Сычкова: «Я знаю этого талантливого художника лет тридцать. Он идет вперед, его картины выглядят все лучше и лучше… «Мордовка-отличница», «Отдых в мордовской деревне» и другие – на эти картины приятно смотреть, в них много настоящей радости, они вдохновляют человека, вызывают хорошие чувства, дают людям бодрость. Этому мастерству надо учиться другим художникам Мордовии».

Благодаря отзыву И.И. Бродского, впервые было куплено местным музеем 7 картин Ф.В. Сычкова. А после этого мероприятия 67-летнему Федоту Васильевичу Сычкову, наконец, присваивают звание Заслуженного деятеля искусств Мордовской АССР и назначают пенсию в 500 рублей.

Теперь Федот Васильевич обеспечен. А Константин Вещилов несказанно счастлив за друга:

«Господь возблагодарил твою жизнь — за твой идеализм и твою любовь к русским детям, — пишет он в далекое Кочелаево. — Ты всю жизнь писал русских детей, прославлял русское крестьянство — и вот за это ты по достоинству вознагражден.

Имя твое навеки запишется в Историю искусств. Дай тебе бог здоровья и силы продолжать это дело и создать что-нибудь значительное, как ты это всегда хочешь и всегда к этому стремишься.

Заслуженный деятель искусств… Ого! Ай да Федот Васильевич! Вот отличился, так отличился. Горжусь тобой и всем про тебя рассказываю..».

«Я всё в Америке тычу в нос здешним русским художникам твоим триумфом. А их здесь много и с именами...» - снова радует своего друга К.А. Вещилов.

С конца 30-х годов картины Константина Вещилова начинают выставлять в Метрополитен-музее в Нью-Йорке. В Штатах по привезённым из России эскизам он создаёт серию работ "Тоска по Родине". В местной прессе о Вещилове пишут как об американо-русском художнике, а в СССР его имя, как эмигранта-невозвращенца, совсем уже не упоминается.

Константин Александрович Вещилов скончался в апреле 1945 года от апоплексического удара. Похоронен в Нью-Йорке.

Большинство полотен К.А. Вещилова разбрелись по частным коллекциям всего мира. На Родине же долгое время его картины не экспонировали. Лишь когда в прагматичные «нулевые» работы любимого ученика И.Е. Репина стали успешно продаваться на европейских аукционах, русские музеи, наконец, открыли свои запасники.

Сейчас работы К. А. Вещилова можно увидеть в Русском музее, в Третьяковской галерее, Центральном военно-морском музее в Москве, Дальневосточном художественном музее в Хабаровске, в коллекциях музеев Новосибирска, Севастополя, Перми, Воронежа, Ярославля, Астрахани, Краснодара, Омска, Самары, Нижнего Новгорода и многих других.



ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] В с. Кочелаево электричество провели только после Великой Отечественной войны.

ДАЛЕЕ: И.С. Горюшкин - Сорокопудов http://proza.ru/2024/04/30/1330