Завещание -4

  Жизнь она бывает вялотекущая, а иногда наполняется событиями до краёв, как обычно в молодости. Именно на этот период человеческой жизни приходит наибольшая концентрация познания окружающего мира и себя в этом мире, что сперва происходит неосознанно. Вот и Алёша ещё совсем не знал себя, и поэтому мир вокруг ему казался испытательным полигоном для чувств и поступков. Он стоял и смотрел на себя в надтреснутое зеркало, одев чужой костюм и повязав галстук, наряжался, наслаждался мечтой о предстоявшем интересном вечере с нужными людьми и отбрасывал ненужные мысли, которые время от времени приходили в его неокрепшую душу.
  Жорка подошёл и встал рядом, разглядывая друга, и через кислую улыбку поинтересовался:
- Костюм взял напрокат? Дорого платил?
- Не дорого, - коротко ответил Алексей и ещё раз на себя взглянул.
- Я всё-таки не советую тебе туда идти, или ты уже всё решил?
- Ну, почему ты каждый раз меня одёргиваешь? Не порть мне настроение и не трать слов зря. Я пойду, а вот ты пожалеешь, что не воспользовался предложением таких уважаемых людей... Напрасно! - Алёшка с улыбкой положил руку на плечо Коновалову.
- Нет, я ребятам обещал... Пойду лучше к проверенным людям. Что мне эти профессора?!
- Ты так и не сказал, что имеешь против Шаховых? - настойчиво в этот раз спросил друга Алексей.
- Ничего не имею... Но, приглашения их не принимаю. Мне не приятны пошлые ужимки этой взрослой женщины. Поглядел бы ты со стороны, как она смотрела на нас с тобой, когда пришла в кабинет мужа.
- Как?!
- Изучающе, как на подопытной ферме кроликов разглядывала...
- Ну, это ты зря! Настоящая, опытная женщина имеет право на такой изучающий взгляд. Не согласен?!
- Нет, и кроме того - они все там великовозрастные, мне не интересна такая компания, скучно!..
- Унылый ты человек, Жорка, даже не думал, что ты такая кислятина!..
- Ладно, когда идёшь?
- К десяти часам.
- А собираешься заранее, аж с пяти вечера возле зеркала, как девка крутишься... Ну, хорош, хорош! - и Жорка с улыбкой потрепал Алёшу по густым волосам. - А вы, однако, очень с сестрой похожи, - окинув Егорова долгим взглядом, проговорил Жорка. - Познакомь нас поближе с ней, хоть она меня и стариком обозвала... Но, я надеюсь на взаимность. Девчонка мне твоя понравилась.
Егоров повернулся к нему на каблуках:
- Хорошо, когда хочешь?
- После нового года в первый же выходной день. Хочу пригласить её в цирк. Думаешь откажет?
- Посмотрим!.. Тут уж, как я скажу, так и будет, она меня послушается.
 - Спасибо!.. Так я надеюсь?
- Надейся, зануда! - и он щёлкнул друга по носу. - Хоть ты и унылый, но лучшего жениха ей не пожелаю - умный, симпатичный, образованный...

  Они проболтали до самого момента, когда уже пора было выходить из дома и отправляться на праздник - Егорову к Шаховым, а Жорке к ребятам-однокурсникам. Первым ушёл Коновалов, нахлобучив на себя толстое серое пальто и шапку ушанку. Алёшка всё не мог никак отойти от зеркала, ему нужно было именно сегодня произвести наибольшее впечатление на компанию профессора. Он понимал, что и Шаховы от него этого ждали, потому так усердно старался поработать над своим внешним видом. Но, вот и он переступил порог и захлопнул за собой дверь, ступая в неизвестность...

  Пробили куранты, взлетели вверх бокалы с пенными напитками, по радио разлилась торжественная музыка. Москва нарядилась огнями и праздничной суетой. Из подъездов повалил народ, который обгоняя друг друга стремился поскорее попасть в те местах, где больше всего было серпантинной суеты и игристого веселья. На площадях, в парках и скверах, под новогодними елями, освёщёнными сотнями огней, шли весёлые, озорные гулянья.
- И мы пойдёмте на площадь, к самому Кремлю! - предложила Шахова.
  Она сегодня особенно сияла, была нарядной и зажигательной, слишком обворожительной и мило притягательной. Такой она всегда хотела казаться окружающим, но сегодня преуспела в этом своём порыве. У неё не было ни одного свободного танца в этот вечер. Её приглашали все мужчины, из присутствовавших за столом, гости наблюдали, как жена профессора стреляла глазами на право и на лево, но больше всего она отмечала для себя Алёшку Егорова, и ради него стала отказывать во внимании другим гостям. Она кружила его по залу в медленном танце, заглядывая в глаза и крепко удерживаясь за плечи. Потом дошло до того, что она нежно прильнув к нему щекой, положила голову ему на грудь в танце, когда мелодия стала через чур лирической.
  Егоров сперва смущался, а потом... ему всё подливали в бокал вина и подливали. Нет, он столько никогда не пил, а тут неудержался и жутко захмелел. Перед ним выплывало из качающегося тумана лицо Изольды и её мужа Шахова, который был хмурым лишь вначале, но потом он будто бы нарочно его раззадоривал и толкал в объятия собственной жены. Наверное тоже сильно захмелел? А иначе, как объяснить было Егорову, хотя бы для себя, этот розовый бред?! Он уж не помнил того момента, когда разошлись гости и за столом остались они одни с Изольдой. Женщина стала рассказывать ему про свои путешествия, про встречу Нового года в Индии, когда была там с мужем в творческой экспедиции, и тут глаза её впервые наполнились влагой. Она погрустнела, вспоминая прошлое, положила голову на спинку дивана и протянула руку к Алексею, зажимая его ладонь своими крепкими пальцами.

  Алёшке было лестно, что именно ему, а не другим гостям, она стала открывать кладовые своей памяти и души. Она рассказала ему о многом в этот вечер, стала ближе и понятней, как женщина. Её обольстительный взгляд перестал быть для него пошлым, он почувствовал между собой и ею какую-то тонкую нотку, которая их начинала связывать в более тёплые отношения. Но относился Алёшка к Шаховой только лишь как к старшему товарищу, как к жене уважаемого им человека, и в тоже время, он чувствовал внутреннее с ней родство. Изольда старалась быть перед ним уже не тем строгим врачом и наставником, а тоже подругой и чуть-чуть влюблённой женщиной одновременно, но, Алёшка чувствовал, что это была лишь хорошая игра!
  Он сильно захмелел и не помнил, как они все вместе с Шаховыми оказались на Пушкинской площади у наряженной ёлки в кругу веселящейся толпы. Кто-то рядом читал стихи советских поэтов, кто-то выкрикивал праздничные лозунги, кто-то пел... Было хмельно и весело, празднично и задорно, но тот светлый миг чего-то неизведанного и вот-вот наступившего, быстро улетучился вместе с боем Кремлёвских курантов. И на следующее утро наступило тяжкое похмелье, а 2 января пришёл обычный рабочий день, хоть это и была суббота.

  Алёшка с больной головой всё же нашёл в себе силы и приехал, как обещал на следующий день 2 числа, к Светлане в общежитие. Он решил отоспаться на следующий день, в воскресенье, а сегодня у студентов были сокращённые занятия в связи с короткими днями. По дороге он позвонил из будки в интернат и поздравил свою младшую сестричку с праздником, пожелал ей счастья и удачи в новом году и передал приглашение Жорки пойти с ним в цирк. Тонечка немного подумав, согласилась...
  Они сидели в тёмной комнате с опущенными шторами, за занавеской посапывал малыш Эвы с которым осталась сидеть сегодня вечером Светлана, потому как его мать ушла на подработку в соседнюю школу, где мыла полы в классах и коридорах.
- А, где ваши остальные девушки? - поинтересовался Алёша.
- Они на работе, студенты-медики подрабатывают в больницах сиделками.
  Он кивнул головой и схватился за виски.
- Давай-ка я тебе налью чаю покрепче, а то ты совсем поплыл, - Светлана поднялась и вышла в кухню с чайником.
  Пока она ходила и кипятила чайник, Егоров стоял над кроваткой и разглядывал спящего малыша. "Вот и у меня, когда-нибудь, будет такой же милый бутуз, и назовёт он меня папой, а Свету... мамой! Неужели, так всё серьёзно и она примет моё предложение? А вдруг откажется быть женой милиционера, не захочет кочевой жизни и дрожи по ночам, когда я стану уезжать на всякие задания... Да, ведь это неизбежный элемент моей будущей профессии. А, если зацепиться за Москву с помощью связей? Ведь я уже знаком с некоторыми нужными людьми и профессор не прочь мне поспособствовать в этом... а почему он всё же так старается? Нет, нужно немедленно с ним поговорить по душам, я так не могу больше скрываться и быть всю жизнь его должником."
  О своих сомнениях он сейчас же рассказал Светлане, которая не обладая ещё житейской мудростью, всё же имела неплохое женской чутьё.
- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что должен Шахову? В чём заключается этот долг? - спросила Света, подливая чаю в высокую синюю чашку своему гостю и двигая к нему блюдечко с печеньем.
- Изольда Викторовна дала мне справку о том, что я годен для прохождения необходимой подготовки в школе милиции, авансом. Она так и сказала, что я ещё не совсем здоров, но она за меня ручается. То есть, я в долгу у неё, а значит и у её мужа, он так же всецело меня поддерживает и даёт дополнительный заработок, когда позвал меня привести в порядок собственные формуляры. Я подал документы на поступление экстерном в московскую школу милиции перед самым новым годом, сейчас готовлюсь сдать туда экзамены, чтобы продолжить обучение во втором полугодии с первокурсниками. Но я их сдам, ты не сомневайся, ведь мы с Женей прошли в своё время курсы в Краснодаре при воинской части, когда нас с ним завернули, не пустили в армию. Но, у него понятное дело, было тяжёлое ранение груди, пробито лёгкое, а у меня дела совсем другого плана, вот мы и оказались в нужном месте, в нужное время на этих курсах. Майор Богданов набирал ребят на работу в патрульные службы, а потом и в постовые. Женька не долго ходил в рядовых, он быстро выдвинулся, а теперь вот уехал в Ростов на обучение в среднюю спецшколу, а меня опять не взяли. Но теперь будет всё по-другому, ты мне веришь?
- Да, я рада за тебя, Алёша...
- И не захочешь меня бросить за это?
- За что?
- За то, что я буду работать в милиции... Светка, ты по-прежнему будешь со мной дружить, я могу надеяться?
- Да, а в чём проблема?! Ты мне очень нравишься, Алёша, и я не вижу никаких препятствий для наших дальнейших отношений, если они, конечно, будут и не сойдут на "нет". Как у Эвы...
- Свет, а ты во мне сомневаешься? Почему? - он легонько коснулся её плеча.
- Не знаю, мы ещё мало знаем друг друга, знакомы только два месяца и ты хочешь какого-то серьёзного ответа?
- Нет, я не тороплю, в этом деле нельзя торопиться и торопить... Просто, ты мне тоже очень нравишься, и я не хотел бы тебя потерять... по своей глупости.
- По глупости? Почему?
- Вчера на новогоднем вечере у Шаховых, я танцевал с его женой, а там были ещё преподы из твоего ВУЗа, и Балакин был, тот самый по педагогике учитель, про которого Эва говорила, что он в тебя влюблён, причём уже не тайно. Он может тебе всё преподнести не так, как было на самом деле и сделать акцент, на том, что... что мы с Шаховой друг в друга влюблены, вот я и заранее тебе говорю, чтобы ты уже знала - я не могу серьёзно относиться к жене профессора, потому что... люблю тебя Света! - и тут он впервые прикоснулся к её щеке губами и тут же отстранился, потому как боялся её реакции. - Ты на меня не сердишься? - он снова прикоснулся нежно к её щеке.
- Нет, не сержусь... Я всё поняла, Алёша! - она с улыбой подошла к кроватке малыша и заглянула на его милое детское личико. То, о чём она сейчас подумала, было отражено в её глазах и щёки Егорова залились горячей краской.

  Вечером понедельника, когда он явился домой к профессору в очередной раз и увидел его сутулую спину и страдальческое лицо, то мысль поговорить с ним о коллекции, обрела уже видимую плоть.
- Профессор, - начал он, держа в руках каталог. - Нам нужно с вами решить, наконец, что мы можем оставить для вашего постоянного пользования и внести в список экспонатов, оставленных на рассмотрение по требованию. Ведь есть же у вас свои, незаявленные в каталоге вещи. Быть может, мы их обменяем на нужные вам для работы, без огласки разумеется. Я пойду на такой подлог, тем более, что не вижу в этом никакой крамолы. Ведь мы их не воруем, они нужны для благово дела, для ваших творческих и научных трудов... Я специально изучил суть вопроса, ещё раз посмотрел заверенные нотариусом документы и пришёл к выводу, что... мы можем с вами это сделать, без ущерба для государства. Тем более, что эти вещи долгие годы принадлежали вам.
  Шахов повернулся к нему лицом, остановил на Алексее свой тяжёлый взгляд:
- Я благодарен тебе, Алёша, за твоё внимание к моим нуждам, но... Для тебя это всё-таки известный риск, а я бы не хотел испортить тебе карьеру в самом начале пути. Тем более, я подумал на досуге и понял, что мне не нужны эти капли в море. Мне нужна вся коллекция!.. Или всё, или ничего, а иначе - я не согласен. Я максималист, Алёша, увы!
- И, как же теперь быть? - не понял Егоров. - Я ведь предлагаю вам то, что могу сделать без ущерба, так сказать, а целая коллекция... Чем же я могу помочь тут конкретно? Ведь по документу получается, что ваш дядюшка ещё при жизни составил каталог и передал его Русскому Историческому музею и музею имени Пушкина. Идея передать старинные фолианты в Ленинку возникла у него уже незадолго до смерти, когда он и составил это завещание. Получается, что всё это он завещал музеям столицы, а вы лишь были хранителем его коллекции до определённого момента. У них там есть в подробностях все каталожные экспонаты. И теперь они потребуют полной выдачи этой коллекции. Вы были хранителем долгие годы, вы пользовались ею для научных трудов, а теперь в соответствии с завещанием, вы или передаёте эти экспонаты в музеи по каталогам, или ...
- Вот именно, там ещё есть и вторая половина текста. Я могу передать эту коллекцию на дальнейшее хранение своему наследнику, или наследнице, - медленно проговорил Шахов.
- Да, но у вас некому передавать...
- И тем не менее, мне нужна вся эта бесценная коллекция на дальнейшее хранение. Мой дядюшка и я собирали долгие годы эти экспонаты. Свои, понятное дело, я держу отдельно и никогда никому не передам, но это лишь, повторяю, капля в море. И меня не устраивает такой расклад вещей.
  Шахов внимательно с головы до ног оглядел Егорова.
- Понимаешь, мой мальчик, как важны для меня эти сокровища. Ведь ни в одном музее ты не найдёшь письма Пушкина своему родственнику Раевскому, и документы подтверждающие их родство. Автограф Есенина, дневники Маяковского и Лилии Брик, их последнюю переписку и записку, которой она вызвала его на их последний разговор и решилась прийти на свидание, на котором он и покончил с собой. У меня в коллекции уникальные вещи, как для педагогики, так и для дальнейших научных исследований и трудов, которыми я теперь занят. Это очень серьёзно для меня, и я не могу позволить себе их лишиться... Мы с женой несколько раз пытались и не имели возможности родить ребёнка. Тогда нам молодым казалось, что всё ещё впереди и мы найдём причины такого расклада и всё успеем исправить, но... годы шли, а детей всё не было. Но тогда медицина была бессильна нам что-либо предложить, а теперь уже наступил 1954 год, середина 20 века, и нам прошлым летом в Прибалтике всё же дали ответ на наши вопросы. Там прекрасные врачи и мы попали к хорошим специалистам на обследование. Оказалось, что - мы оба здоровы! Но, есть половая несовместимость, и от этого всё наши проблемы. Если бы нам знать заранее об этом, то мы бы постарались что-то предпринять.
- Ефим Сергеевич, а почему бы вам не усыновить ребёнка, взять сироту из приюта? - Егоров с сочувствие смотрел на Шахова.
- Нет, это не в тему. Ребёнок должен быть именно мой, наш общий!.. А вот если моя Изольда родит, от кого-нибудь, если со мной не получается, тогда не будет никаких вопросов, особенно, если группа крови совпадёт. У нас с ней у обоих первая группа, и у ребёночка должна быть та же, во избежание неудобных вопросов... У тебя, Алёша, кажется, тоже первая? - он смотрел колючими глазами на парня и тот отвернулся от этого устремлённого на него недоброго взгляда. - Об этом мне сказала жена... Не смущайся, она же видела твои справки на комиссии. Нет никакого в том секрета.
- И что же? Я не пойму...
- Ты бы мог помочь нам разрешить эту неудобную ситуацию. Я не хотел сегодня начинать такой тяжёлый разговор, но ты сам начал... Ведь Изольда ещё не старуха, она может родить ребёнка, было бы от кого, и она не станет сопротивляться, но и насиловать её волю я не могу. А тут, ты... И ты ей понравился, Алёша. Можешь себе представить мою радость, что хоть кто-то ей пришёлся по сердцу. А то ведь она и не хотела меня слышать, до встречи с тобой, - Шахов тяжело опустился на диван.
- Я, всё ещё вас не понимаю, - Егоров отложил каталог и стоял перед Шаховым, хлопая глазами.
- Сядь и давай поговорим спокойно, - профессор подвинулся и показал на место рядом с собой, но Алёшка продолжал стоять у дивана. - Ведь признайся, тебе же нравится моя жена!.. Я наблюдал, как ты смотрел на неё тут у нас дома, на празднике, как вы озорно и молодо танцевали, и она будто бы помолодела на двадцать лет. И, если она тебе не совсем противна... Короче, мог бы ты оказать любезную услугу и подарить мне, нам - ребёнка! Я не прошу у тебя сомнительных подлогов и неправильно оформленных бумаг, никаких поддельных документов, только ребёнка!.. Алёша, подумай, для тебя это всего лишь - пустяк, некая игра молодого воображения и получение опыта, а для меня... спасение!
  Егоров ошарашенно смотрел во все глаза на этого умудрённого жизненным опытом и уважаемого человека, ноги его подкосились в один момент и он плюхнулся рядом с Шаховым на кожаный диван в его кабинете.
- Я не ослышался, Ефим Сергеевич? Вы предлагаете мне... свою жену? - Алёшкин лоб покрылся крупной испариной. - Как вы смеете предлагать мне такое? Как вы можете променять честь своей жены на какие-то, пусть даже и научные, побрякушки?! Нет-нет, я этого не слышал... Нет!.. Или я не правильно понял?
- Всё правильно ты понял, потому и лютуешь сейчас на меня, сердишься, - очень спокойным голосом говорил профессор, которого ни сколько не смутил Егоровский тон. - Это пройдёт, покипятишься, а потом утихнешь, когда до конца поймёшь свою в этом выгоду. Дурачок, ведь для тебя же это ничего не стоит!.. Об этом никто никогда не узнает, мы всё сохраним в строжайшей тайне. Изольда родит от тебя ребёнка, и по завещанию коллекция останется за мной. Так как появление наследника изменит договор передачи. Такова уж была его воля, родного брата моего отца, его странная воля, которая и явилась причиной сегодняшнего нашего разговора... и в конечном счёте, решила твою и мою судьбу. И моей жены, тоже...
  Алёша тяжело дышал, он не мог справиться со своими нервами и почувствовал, что сейчас снова начнётся приступ. Он вскочил с дивана и ринулся в угол комнаты, сел на корточки и закрыл голову руками. В ушах раздался глухой шум, в глазах потемнело, захотелось кричать, кататься по полу, его стали бить судороги, но вскоре прошли. Таблетки, которые он пил каждый день, возымели своё действие. Шахов поднялся с дивана и встал над ним.
- Вот видишь, чуть что - у тебя припадок, а моя жена дала тебе разрешение на поступление в школу милиции, против всяких правил, а если она теперь же это разрешение отзовёт? Куда ты будешь такой годен? А она в любой момент может это сделать, сказав, например, что заблуждалась в своём решении, что это была ошибка с её стороны. Это вызовет негатив её руководства, но, она может сказать, что сделала это под твоим давлением, что ты подкупил её, к примеру... Ну, не смотри на меня так, я не буду опускаться до банального шантажа, мне это не надо, в конце концов, портить с тобой отношения я не желаю. И всё-таки, в крайнем случае, она может свое решение отозвать, и тогда у тебя будет самый настоящий волчий билет, она напишет тебе другую справку, зарегистрирует её официально, с которой ты уже никуда не сможешь поступить... Остынь, и подумай как следует. Ведь я же не прошу у тебя невозможного.
- А вы считаете, что это возможно? Вы серьёзно так думаете? - Алёшка поднялся на ноги, держась за стенку. - Ведь у меня есть девушка, Ефим Сергеевич, я люблю её... я не могу её обманывать. Это подло и пошло! Это гадко и низко!
- Однако, какие бурные эпитеты!.. Я знаю, кто она - это Света Зольникова, очень порядочная и хорошая, милая девушка... Тогда тем более, ты должен согласиться с моим предложением. Ведь иначе, я расскажу ей о вашей с моей женой привязанности друг к другу. Скажу непременно, что она тебя соблазнила и вы уже являетесь любовниками. И тогда, мой милый, у тебя не будет больше твоей девушки, она возненавидит тебя, и ты её навсегда потеряешь... Ну, как тебе такой расклад? Шантаж, да! Но не мелкий, а крупный, как и моя ставка на жизнь, которая связана с работой, без которой - я не человек. Приди в себя и подумай хорошенько, если есть чем думать, и мозги твои не закипели с досады, хотя я не понимаю этого твоего упорства и неприятия данной ситуации.

  То, что он попал в страшную западню, Алёшка понял, когда пришёл домой, в Жоркину комнату. Надо было готовиться к экзаменам, но куда там?! Теперь в голову не лезли никакие формулы и оружейные схемы. Он упал лицом на подушки и пролежал так, до прихода Жорки с работы.
- Тебе плохо, Алёша? - Коновалов перевернул Егорова и осмотрел его восковое лицо. - Что случилось, ты можешь сказать? Почему ты молчишь?! Вызвать врача? Алёша, что стряслось, на тебе лица нет? Ты себя в зеркале видел?
  Зеркало, нет, ему было противно на себя смотреть! Он вскочил на постели, сел, опустив ноги на пол, и уставился на Жорку полными ужаса глазами.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.