Вы знаете, сегодня для меня особенный день

         Дорогой читатель, рассказ, который ты сейчас прочтешь, не совсем рассказ… Можно сказать это монопьеса, ведь он был написан на основе, а точнее по мотивам моноспектакля «Вот и лето прошло» - по стихотворениям Арсения Тарковского. Спектакль, тоже посвящался ему и его сыну, известному режиссеру Андрею Тарковскому. В спектакле по мимо стихотворений, звучат монологи главного героя, которые составляют большую часть спектакля. Именно они стали основой, для создания этого рассказа.


                * * *

          В очень маленькой, старой квартире…, которая поведала за свою жизнь очень многое и может, могла еще поведать, если бы не сын последней, покойной ее хозяйки. Она была куплена еще при жизни ее мужа, именно в ней и родился Виктор… Виктор - главный герой.
Скрипнула дверь. Пыль, скопившаяся в щели, между полом и дверью, поднялась и рассеялась на весь коридор. Она так плотно лежала, а точнее сказать, наслоилась и закупорила, эту самую маленькую щель так, что при ее открытии, нужно было приложить усилия, не большие, но все же усилия. Скрип, тоже не был минимальным, он был похож на тот, скрип шарниров мольберта, из художественной школы в которой он учился по настоянию матери, Виктор учился там с третьего класса. Но мама, все же была к нему добра и снисходительна, она разрешила бросить ему эти занятия во время подросткового возраста. Она ждала этого момента… ведь, это художество…
 Именно этот возраст, является показателем, как она считала, истинного дара, того самого таланта, прячущегося, опять же, как говорят, в ребенке с рождения. И если, он не раскрывается в этом возрасте, это может быть и музыка и художественное искусство и балет и вокал… В общем если ребенок сам горит желанием, без настояния мамы или других взрослых людей, заниматься искусством, то он, ну… тот самый талант проявился, а если нет, Слава Богу. Да… и у Виктора он не проявился.
 Аргументом, в эти годы, для его мамы была художественная школа, находящаяся рядом с домом. Мама пыталась отгородить его от дурной компании, в которую, по ее мнению, дети в подростковом возрасте не попадут, они просто не смогут к ней привыкнуть, она же не смогла. Зато, успешно повторила действия своей мамы. Только она в детстве, ходила не в художественную школу, а в балетную студию, которую вела мамина подруга. Ходила она туда тоже не по своему желанию. Зато у нее появилась там, довольно близкая подруга Екатерина, с которой они провели почти все свое детство и юность. И как сводится, таким настоящим, что не наесть правдивым, честным, открытым перед друг другом подругам, они поругались, причем из за ерунды… Но Екатерина, прожила гораздо дольше, чем мама…
 Кстати, маму звали Людмила Сергеевна Васильева. Катя, так называла ее мама Люда, была остаток своей жизни несчастна. Она пережила Людмилу всего на четырнадцать лет и все эти четырнадцать лет была погружена в страшнейшие муки, Екатерина потеряла ребенка. Об этом чуть позже…, история поведает.
               Скрип закончился, с закрытием двери. В квартиру зашел довольно взрослый человек, в серой приземистой к голове шляпе, брюках, на которых виднелись довольно давно выглаженные стрелки, пальто, кашне. Он держал в руках коричневый потертый чемодан, с довольно изношенной и часто ремонтированной ручкой. Он долго стоял в проходе, смотря в виднеющееся, через открытую дверь в спальню окно, в которое пробивалось летнее, июльское солнце и постоянно, а точнее беспрерывно чихал и кашлял. Он понимал, что это от пыли попавшей ему в нос, но… не уходил из коридора, стоя как вкопанный на одном месте. Том самом месте, на котором стоял, когда его ругала мама, за разбитое стекло. На ее глазах были слезы, а рядом возле двери, оперевшись на косяк, стоял милиционер. Он это вспомнил и усмехнулся: - Все так же, как и было в тот день, даже одежда висевшая в шкафу не изменилась… , пробормотал он.
 Виктор прошел по коридору, зайдя сначала на кухню, потом заглянув в кладовку, где стояла кромешная тьма. Именно там, он скрывался от мамы, когда та его руга, он плакал… а после, с другой стороны начинала плакать мама. Это было в тот же день и по поводу, того самого стекла…
Сидя в темноте, Виктор понимал, что сейчас он, в этом мире один и ему здесь хорошо, но плохо… Мама же слышала его вздохи и ощущала те самые страшные, кошмарные для нее… для нее… для мамы, слезы. Она аккуратно открывала дверь в кладовую, тихо заходила к Вите, обнимала его и, они сидели вместе, в темноте, с закрытой дверью, и плакали, потом говорили, мирились. И все это… так было, по-настоящему… И все это, так по-настоящему. Промелькнуло в памяти, у стоящего перед пустой кладовкой Виктора. Пустой… нет, в ней было что-то, она же зачем-то им была нужна… Да, там были какие-то старые вещи, но он их не видел, а видел… только тот самый, странный день.
Зайдя в спальню, он сел на пыльную кровать, которая была аккуратно заправлена, красным покрывалом с рюшками и кружевами. Во всей квартире лежала пыль, как… как, в Обломовской квартире. Виктор встал, подошел к письменному столу, отодвинул стул, смахнул рукой с него пыль, замарал руку. В туалете, отмывая руку от грязи, в его голове промелькнула мысль о том, что он не готов, сейчас идти и писать, писать письмо своей маме.
Он вышел из ванной и тихим голосом, как будто что-то бормоча начал говорить:
-Вы знаете, сегодня для меня особенный день, потому что я снова буду писать письмо, своей маме.
Вдруг, Виктор понял, что он начал разговаривать сам с собой, но к этому он привык, это было с ним с детства:
-Ровно восемь лет назад, когда она умерла, мой психолог, доктор Грей, посоветовал, прописал, мне такой, интересный… способ самолечения, каждый раз в день рождения матери, каждый год… приходить, сюда, и писать письмо своей маме. Вернее рассказывать о своей боли, о своих радостях.
 Раздался щелчок замков на его портфеле, он достал ручку, а на столе лежала книга. Такой… очень красивый блокнот, довольно похожий на книгу. Виктор открыл его и начал снова говорить:
- Мои записи, в эту книгу я записываю все, что потом, читает моя мама. И сегодня открывая новую страницу, я расскажу, что произошло со мной за последний год. В Четырнадцать-тридцать у меня поезд в Швейцарию… Мне предложили, вчера новую работу мама… Поэтому… сегодня я буду краток, и быстро изложу, что произошло со мной за последний год.
А хотя… Я не буду писать, вот ни хочу писать, вы знаете, я ленивый до черта, я даже писать не могу, ну как, я пишу, я же в редакции работаю, а сегодня не хочу. Мам, уже пробило, двенадцать дня и ровно в это время, много лет назад ты родилась, мама, мамочка, родная… Ты знаешь, за последний год, все у меня было хорошо, все просто прекрасно. С Людмилой мы живем душа в душу. Вика растет, она… на тебя похожа мам. Она такая же вредная, прям как ты, такая же, жесткая… Да все у меня в жизни хорошо.


                * * *

           Тут в воздухе повисла пауза, очень большая и противная, лицо Виктора вдруг изменилось, оно перестало нести на себе очертание будничности и той самой лживой простоты.
-Нет мам, Нет, мам. Я тебе врал, причем врал два года, два года врал. С Людмилой… с Людмилой… с Людмилой, у меня уже ничего нет, мам, мы с ней, мы с ней… развелись. Да, ты, может быть, слышала и даже видела мое вранье, но я не мог тебе это… это… сказать. Мы с ней развелись. Мам, но невозможно жить с этой женщиной, ну просто невозможно, представляешь она выпила из меня все кровь… до капельки… А как она воспитывает мою дочЬ, как она воспитывает мою дочь! Твою внучку! Это просто поразительно. - Виктор не сдержался и заплакал.
- Мам, это ведь я дурак, я! Да Людмила, да Людмила прекрасная женщина, это ведь ты, виноват сам, виноват сам, а знаешь, почему ты виноват сам? - Спрашивал Виктор сам себя и при этом, очень отчаянно и сильно бил себя в грудь. - Потому что я вел себя как полный ненормальный. Целыми днями, просиживал у себя в кабинете, за своими бумажками и не обращал внимание на свою жену. А ведь она  воспитала твою дочку, Вику. И может быть, если бы не она, Вика выросла бы полной разгильдяйкой для своего возраста. Людмила, Людочка…
Виктор был очень привязан к своей жене во время брак и оставался, после развода. В первый год, она продолжала проявлять к нему повременную заботу, ухаживала за ним еще больше, чем за время брака. Она приезжала к нему на съемную квартиру, иногда даже проводила там уборки, завозила продукты. Как-то ей удалось выпросить или она сама без проса взяла ключи у Виктора, без его ведома…, и сделала, заказала копию. Виктор об этом прознал не сразу, но не был против… Но после года такого отношения к жене, отношения бессмысленного, эгоистичного, он ее просто не видел…
Людмила перестала проявлять, те самые попытки, вернуть брак. И перестала бывать у Виктора. Он как-то думал, даже, перестать тратить деньги на квартиру и переехать в материнскую, которую он все ни как не мог продать, из за этого, самолечения.


                * * *

Мам… А… я же тебе не рассказывал, как мы с Людой познакомились… нет? А помнишь, ты меня пытала… - Продолжал свой монолог Виктор. - Это случилось абсолютно случайно. Я тогда учился в университете.
У нас была, такая, деваха… Просто красавица… Весь университет за ней бегал и не только, можно сказать, весь город. Она юлила мужчинами и меняла их как перчатки… И вот, она назначила мне тоже, свидание… Да… я тоже, был дурачек и за ней бегал. И вот… я собрался на свидание, надел свои самые красивые штаны, джинсы… Да… да, те самые из за которых мы продали твой шкафчик из Югославии… А шкаф, то был хороший… зря… зря… Да ты помнишь, просто… я тогда не так тебе саму историю преподнес, совсем не так…
 Я вышел из дома, шел, был счастлив, постоянно смотря на начищенную обувь и на джинсы… И вот, как назло, в момент, когда я не посмотрел в низ, споткнулся и порвал джинсы… Ой, это был позор и крах, я не знал что мне делать, от горя и стыда, как? Как?, я сейчас… пойду к такой…, такой женщине… Я… нашел ближайшую скамейку. Шел я уже по какой-то из парковых аллей.
 В парке, да в парке…!, она назначила мне свидание. Я закрыл лицо руками, просидел я так, минут десять, как вдруг услышал плач… Очень странный, но великолепно красивый, прости… Это плакала… Люда. Да… Вот так мы с ней и познакомились… Оказывается, она тоже, тоже… шла на свидание и сломала каблук, сидела и ревела… Я у нее тогда спросил, девушка, что случилось почему вы плачете или, что то в этом роде… Она, мне так грубо ответила, что якобы не мое дело… Так мы с ней и познакомились. Прям, как у Вампилова, да мам… Виктор, встал со стула и пошел гулять по пустой грязной квартире, постоянно ворча и коря себя за такое отношение к дому матери. Вдруг, он увидел, стоящую на комоде, в коридоре, детскую, игрушечную, деревянную и безумно красивую машинку… Виктор взял ее в руки, внимательно осмотрел и продолжил свой разговор…


                * * *

Мам, а хорошее у меня детство, было да… Я же был довольно степенным ребенком, сидел, книжки читал, на улице сильно не гулял, ходил в художку. А… если и гулял, то… как-то… через курдюк. Мам… А помнишь был у нас такой Юрка… ну… тот самый, да… Да… тот с которым мы стекло разбили. Причем разбил не я, а он, но… ладно не будем это вспоминать, ты и так, все прекрасно знаешь.
 Знаешь, я тогда очень сильно обиделся на него и вообще перестал ходить на улицу… Подставил, падла, меня. Но знаешь, годы берут свое, и вот судьба свела нас так, что мы оба стали работать в редакции.
 И вот был какой-то перерыв, мы сидели на лавочке в парке, пили кофе и разговаривали. Юрка тогда, какие-то анекдоты травил. Ну, отдыхали. И вдруг… Сейчас, подожди тяжело об этом говорить… - Виктор  шел довольно болезненной и тяжелой походкой, по квартире. Он прислонил руку к голове и вытер скопившейся на лбу пот. - Вдруг в кустах раздался шелест, ну… было какое-то шуршание… - Он снова зашел в спальню и лег на пыльную кровать, чихая и кашляя, продолжая свой рассказ.
Ну… мы подумали, кот…, кошка или собака, рассмеялись. Потом шуршание продолжилось. Тут мы встрепенулись, я подумал… Может бомж или алкаш какой то, я сказал: - Юрка, пойдем от сюда… - Он сказал: - Да сиди… - Тут мне стало уже, совсем, не по себе. Становилось все страшнее и страшнее… - Юрка, пойдем от сюда - продолжал твердить я. Он мне сказал, что если я хочу, я могу идти… Он меня не держит… Тут, послышался, щелчок, как будто пистолет перезаряжают. А… мы сидели, курили, да мам я курил, но я бросил… - Тут Виктор, случайно для себя кашлянул, это было для него полной и не полной неожиданностью. Все, пыль простуда перемешались и он сам… не-по-нял… как кашель, пришелся по ситуации… -  Нет… мам… это не тот кашель, я просто болею… - Он, продолжил – Так вот, раздался щелчок… и следом… последовал… выстрел…
Я замер, на мне ступил, холодный пот… Я перевел взгляд на Юрку. А у него глаза… хрустальные… Он за живот держится. Я вскочил начал звать на помощь, соответственно подбежали люди, начали его спасать… Спустя несколько часов он умер в больнице…
 Я был не так давно, на этом месте, там где стоит, та самая лавочка… Шел я поздно вечером, уже смеркалось. Остановившись, я долго на нее смотрел, а потом… вдруг снова, услышал этот шелест… в кустах, замер. У меня помутнело в глазах и я потерял сознание… Очнулся я… очнулся я, когда на улице, уже темно было, рядом никого не оказалось. Я встал отряхнулся и пошел домой… Больше я там не ходил. Оказывается… Юрка этот, был игрок…, он все проиграл в карты и дом и машину, нажил кучу долгов, а отдавать их не хотел, вот они… его и застрелили. Да…, мам вот так… как-то…


                * * *

Виктор поднял голову, а потом и сам поднялся с кровати, сев на ее край. - Мам… слушай… - Тут его взгляд пал на шкаф, а точнее на книги которые в нем стояли.  Он встал подошел к нему, достал, ту, свою, большую и красивую книгу, которую они с мамой рассматривали в детстве… Эта была книга с эллюстрациями картин Третьяковской галереи. Он открыл первую попавшуюся страницу, там были иконы: «Троица», «Спас рукотворный» Андрея Рублева. - Мам, а я помню как ты мне рассказывала про эти иконы, помню как мы с тобой ходили в церковь, я все помню… - Тут за окном началось ненастье, гроза, небо заволокли тучи и пошел дождь, в доме стало темно… Виктор не стал включать свет, а достал с полки свечу и зажег ее. Он шел с ней освещая весь дом… Вдруг… Старые деревянные окна квартиры раскрылись, ветер завывал в них, было жутко. Виктор шел по квартире со свечей в руках, прикрывая язык пламени ладонью. Он поставил ее на полку, другую, которая находилась над входной дверью, рядом с иконой. А сам сел на пол перед дверью…


                * * *

- Гармония, да что такое гармония, если у человека в жизни гармония, то он мертв, он мертвец. Пока мы живы, пока у нас какие-то проблемы, мы живем, мы живы, действие идет какое-то во круг… Мы живем! Гармония это смерть смерь всему живому…
Виктор изменился…
-  Мам, прости меня, пожалуйста, за то что врал. Прости… я теперь буду с тобой только говорить, только говорить… В начале было слово… Пусть такие встречи у нас не будут частыми , но они будут искренними…
Солнышко вышло из за тучи, а чемодан остался стоять в прихожей недалеко от сидящего на полу Виктора… Опоздал на поезд… опоздал… Нет, я не опоздал.

Посвящается Андрею и
Арсению Тарковским