О шахматном прототипе в романе В. Набокова Защита

               
               
                Д. и Л. Соколенко
               
                "... – просто я люблю сочинять загадки с изящными решениями".
                B. Набоков. Июль 1962.

     Роман «Защита Лужина»  В. В. Набокова (1899 -1977)  был начат весной 1929 года во Франции, в маленьком курортном городке Ле Булy (Le Boulou), расположенном в предгорьях Восточных Пиреней, куда писатель приехал со своей молодой женой-Верой Слоним, ловить бабочек для своей, впоследствии всемирно известной энтомологической коллекции, начав собирать ее в возрасте 6 лет. Настроение писателя, с которым он создавал роман, хорошо передается им в его стихотворении «Тихий шум» (10), написанном в этот период в Ле Булy.

                Когда в приморском городке,
                средь ночи пасмурной, со скуки
                окно откроешь, вдалеке
                прольются шепчущие звуки.
                Прислушайся и различи
                шум моря, дышащий на сушу,
                оберегающий в ночи
                ему внимающую душу.
                Весь день невнятен шум морской,
                но вот проходит день незваный,
                позванивая, как пустой
                стакан на полочке стеклянной.
                И вновь в бессонной тишине
                открой окно свое пошире,
                и с морем ты наедине
                в огромном и спокойном мире.
                Не моря шум — в тиши ночной
                иное слышно мне гуденье:
                шум тихий родины моей,
                ее дыханье и биенье.
                В нем все оттенки голосов
                мне милых, прерванных так скоро,
                и пенье пушкинских стихов,
                и ропот памятного бора.
                Отдохновенье, счастье в нем,
                благословенье над изгнаньем.
                Но тихий шум не слышен нам
                за суетой и дребезжаньем.
                Зато в полночной тишине
                внимает долго слух неспящий
                стране родной, ее шумящей,
                ее бессмертной глубине.   
                Ле Булy, 1929.
      
     В этой ностальгии по России, под шум морских волн, в котором ему, слышен «шум тихий родины», роман был написан писателем всего за 3-4 весенне-летних месяцев.
    
     Пробная публикация первой главы романа прошла в берлинской русскоязычной газете «Руль», еще основанной отцом писателя, убитым во время террористического нападения в Берлине в марте 1922 года. 
    
     В августе 1929 года роман был опубликован, в русскоязычном, очень солидном и авторитетном журнале русского зарубежья того периода-«Современные записки», под псевдонимом Вл. Сирин.   
    
Затем роман вышел отдельной книгой в 1930 году в издательстве «Слово», тиражом 5000 экземпляров.
    
     С этим произведением В. В. Набоков вошел в мировую литературу, как классик.
    
    Вот, что пишет современница В. В. Набокова, присутствовавшая на чтении 30-летним автором в Берлине первых глав романа в редакции -«Современных записок» Н. Н.Берберова: «Огромный, зрелый, сложный современный писатель был передо мной, огромный русский писатель». (2)
    
     За всю многолетнюю историю своего существования, роман не только приобрел статус одного из самых читаемых произведений писателя, но и стал предметом всестороннего, скрупулезного изучения литературных критиков, филологов, литературоведов, психологов, и врачей-психиатров самых разных стран мира. (1,3,5,6,7,13,14, 15,16,19,20,22,24).
    
     Ему посвящены монографии, диссертации, доклады, семинары, конференции, издаются сборники статей, организованы читательские и исследовательские клубы и общества.
    
     Наряду с блистательным, филигранным владением русским языком, автор мастерски переплетает в романе самые разные аспекты человеческой жизни, автобиографические фрагменты своего детства, анамнез психического состояния своего героя на разных этапах его душевного и психологического состояния, атмосферу мира профессиональных шахмат первой половины ХХ века.
    
     Часто этот роман называют «шахматным», хотя в нем нет описания ни одной реальной шахматной позиции или комбинации, ни одного реального шахматного хода. Все передвижения на доске фигур или, как их называет автор, «резными, блестящими лаком куклами», как и перипетия шахматных поединков, переданы автором опосредственно в виде описания музыкальных звуков, пространными размышлениями и переживаниями героя.
   
     В тексте романа описания самих шахматных партий представлены игрой слов, но только не конкретными ходами конкретных фигур. Даже в набоковском словесном описании решающей шахматной партии героя, кроме слова «размен», нет каких-либо шахматных терминов, которые должны были бы фигурировать в описании любой шахматная партии или просто наименование дебюта.

     При всей многогранности писателя, шахматы были одним из главных интересов на протяжении всей жизни и занимали особое место в его литературном творчестве. (3,6,13, 14,15,19).
    
     Примечательно, что впервые имя В. В. Набокова, как автора, было напечатано
в Советской России лишь в 1986 году в августовском номере именно шахматного
журнала  "Шахматное обозрение "64", где были представлены две страницы из романа “Другие  берега”, на которых В.В. Набоков делится с читателями своим постоянным интересом к  шахматам, и в частности, к составлению шахматных задач (23).
    
     Свое начало тема шахмат в раннем поэтическом творчестве В. В. Набокова берет в марте 1919 года стихотворением “Рыцарь”, написанным перед самым отъездом семьи Набоковыx из России в эмиграцию:

                Я в замке. Ночь. Свод сумрачно-дубовый.
                Вдоль смутных стен портретов смутный ряд.
                Я не один: в углу — средневековый
                суровый страж, составленный из лат.
                Он в полутьме, как сон убийцы хмурый,
                стоял с копьем в закованной руке.
                Я расставлял огромные фигуры
                при трех свечах на шахматной доске.
                И вот огонь угрюмый отсвет кинул
                на рыцаря — и видел, слышал я:
                он медленно забрало отодвинул,
                и звякнула стальная чешуя.
                Он подошел тяжелою походкой,
                стуча копьем и латами звеня;
                сел предо мной, и руку поднял четко,
                и стал играть, не глядя на меня.
                Взор опустив и трепетом объятый,
                бессмысленно я пешки выставлял.
                Жемчужные и черные квадраты
                крылатый ветр, дохнув, перемешал.
                Последнею пожертвовал я пешкой,
                шепнул: “сдаюсь”, и победитель мой
                с какой-то знакомою усмешкой,
                привстав, ко мне нагнулся над доской…
                Очнулся я. Недвижно рыцарь хмурый
                стоит в углу с копьем своим в руке,
                и на местах все тридцать две фигуры
                передо мной на шахматной доске. 
                29 марта 1919 года
                Ливадия-Севастополь, Крым
    
     В этом стихотворении помимо шахматной темы, четко просматривается тяга молодого В. В.Набокова к эзотерике, к особому способу восприятия реальности, тяга к тайным содержаниям мыслей и поступков, которые не только наполняют весь его роман «Защита Лужина» и делает неугасающей привлекательность этого произведения писателя.
    
     Образ главного героя романа В. В. Набокова «Защита Лужина»-Александра Ивановича Лужина, именно как личность профессионального шахматиста, занимает особое место.
    
     Сам В. В. Набоков по началу на вопросы о прототипе героя его романа –Лужина уклончиво отвечал, что это «собирательный образ».
    
     Писатель так же говорил, что шахматная концепция, получившая название «Защита Лужина», придумана «самим героем» его романа, а отсюда и пошло название произведения. (8,9,11).
   
     Спустя 35 лет после написания романа, в предисловии к его переводу на английский язык  в 1964 голу В.В. Набоков указывал , что «русское название романа «Защита Лужина», относится к шахматной защите, возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером Лужиным: имя рифмуется со словом «illusion», если произнести его достаточно невнятно, углубив [u]» (29).
    
     К предисловию ко французскому изданию романа в 1965 году В.В. Набоков пишет:«Сочинять книгу было нелегко, но мне доставляло большое удовольствие пользоваться теми или другими образами …»
    
     «Собирательный образ», «Шахматная концепция придумана самим героем»,» Относится к шахматной защите, возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером Лужиным», «Доставляло большое удовольствие пользоваться теми или другими образами»...
      
     Когда читатель сопоставляет эти в чем-то противоречащие одно другому утверждения В. В. Набокова, обнародованные как сразу после публикации романа на русском языке, так и через много лет, при подготовках переводов романа на другие языки, то его охватывает ощущение, что писатель делает его участником одного из своих постоянных долгих  розыгрышей, которые он так любил., а то и свидетелем обмана (9, 11).
   
      И эти ощущения невольно подтверждается такими словами писателя: “Я люблю шахматы, но обман в шахматах, как и в искусстве, — это только часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий» (9, 30).
   
     Иллюзий? Недоверие к комментариям автора относительно и названия его романа, и шахматного прототипа его героя, при описании которого ему «доставляло большое удовольствие пользоваться теми или другими образами» усугубляется хотя бы невероятностью того факта, что, дав весной 1929 года своему герою фамилию Лужин, возможно, как версия,  заимствованную из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», в 1964 году он заявляет, что 35 лет назад имел в виду ее созвучие со словом «иллюзия» в его английском звучаний: «имя рифмуется со словом «illusion», если произнести его достаточно невнятно, углубив [u]»(34).
    
     И дело даже не в том, что в 1929 году, в русскоговорящей и немецкоговорящей среде в которых жил В.В. Набоков в Германии, слишком велика была временная дистанция в созвучии между русской фамилией «Лужин» и словом «иллюзия» - «illusion».
    
     Трудно воспринимать правдоподобие тезиса и трактовку о том, что фамилия героя романа Лужин 35 лет назад выбиралась автором из-за ее искусственного созвучия с английским «illusion».
    
     А разве возможный обман или насмешливый розыгрыш писателя в различных интервью — это не та же «часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий»? (9,11)    
    
     «Я уверен, что существует тесная связь между некоторыми миражами в моей прозе и тканью - как яркой, так и неясной - шахматных задач, магических загадок, каждая из которых является продуктом тысячи и одной ночи бессонницы»- пишет сам В.В. Набоков. (11).
    
     Несомненно, в образе Лужина есть и должна быть, в силу писательского ремесла, какая-то доля собирательности в сочетании с долей творческого вымысла писателя. Особенно, если рассматривать этот образ в целом, на протяжении всей жизни героя романа, начиная с его дошкольного детства, когда легко просматриваются на страницах романа, черты самого писателя в возрасте мальчика, растущего в обстановке и в традициях любящей семьи русской аристократии Санкт-Петербурга.
    
     Но, когда поднимается вопрос о том, кто из видных шахматистов мог служить основой для создания образа Лужина-профессионального шахматиста и что могло быть основой для резерва его «шахматного спектра» романа, то здесь возникают самые разные имена. 
    
     Так, прототипом образа Лужина называют гроссмейстера Акибу Рубинштейна (1880-1961).
    
     Однако даже поверхностный анализ шахматной и личной жизни этого польского шахматиста показывает, что такое утверждение не имеет под собой никакого внятного обоснования.
    
     Блестящее вхождение Акибы Рубинштейна в число ведущих шахматистов мира состоялось в России, во время Шахматного Конгресса 1909 года.
    
     В шахматном турнире, проходившем в залах Финансово-Коммерческого Клуба Петербурга, он вместе с действующим чемпионом мира тех лет Эммануилом Ласкером (1868-1941) разделил первое место и поделил огромный по тем временам призовой фонд – 10 тысяч рублей. В число учредителей этого фонда входили члены царской семьи, великие князья и сам российский император - Николай II.
    
     Значимость игрового шахматного статуса Акибы Рубинштейна больше относится к периоду до Первой Мировой войны.
   
     Очень сомнительно и маловероятно, чтобы она могла бы быть основой для создания образа литературного героя романа В. В. Набокова «Защита Лужина», написанного в 1929 году - через 20 таких бурных лет, как для самого писателя, так и для шахматного мира.
    
     Тяжелое психическое заболевание, которое привело этого выдающегося шахматиста к полной социальной изоляции в психиатрической лечебнице, так же никак не может служить даже приближенным основанием того, что 30-летний русский писатель, в 1929 году, мог взять это обстоятельство и этого человека за основу к прообразу Лужина.
    
     Часто прототипом образа Лужина называют немецкого шахматного мастера Курта фон Барделебена (1861-1924).
      
     Это утверждение, вошедшее в различные источники, без упоминания самого автора этой версии или хотя бы на основании какого-то авторитетного, документального доказательства, используется разными авторами видимо без проверки. Оно дошло до того, что даже в интернетовской «википедии» указывается: «...В основе сюжета - история жизни аутистичного шахматного вундеркинда Лужина, в образе которого угадываются черты знакомого Набокова-Курта фон Барделебена».               
    
     Сравнительно широкое распространение этой версии совершенно не совпадает с реальностями жизни В.В. Набокова и Курта фон Барделебена.
    
     Так же, как и однозначно не соответствует в романе уровень Лужина-шахматиста уровню шахматиста-Курта фон Барделебена в жизни.
   
     В романе, по описанию В.В. Набокова, Александр Иванович Лужин –это «Давно вошедший в разряд лучших международных игроков, очень известный, цитируемый во всех шахматных учебниках, кандидат, среди пяти-шести других, на звание чемпиона мира...» (8).   
    
     Сомнительность доводов для принятия личности Курта фон Барделебена в качестве прообраза набоковского героя Лужина, а порой и невозможность этог принятия, требуют более детального и более строгого анализа и обоснования.
    
     Летом 1922 года, сразу же по приезду из Англии в Германию, где за 3 месяца до этого, в марте 1922 года, от пули террориста-монархиста в возрасте 52 лет, погибает его отец, 23-летний Владимир становится старшим в семье. Он-кормилец.
    
     Курту фон Барделебену-шахматисту и психически не устойчивому брачному аферисту, в марте этого года исполнился 61 год.
    
     Какой, даже поверхностный интерес, может быть у юноши из русской, аристократической семьи в чужой стране, в чужом незнакомом Берлине,  не понимающему немецкий язык и не говорящему на нем, ответственному за благосостояние матери, двух младших братьев и двух младших сестер, к психически нездоровому немцу из совершенно другого социального круга, другого поколения, даже из другой эпохи, из другой культуры, при полном отсутствии возможности общения с ним хотя бы из-за языкового барьера и из-за, по его собственным словам, принципиального отказа говорить и читать на немецком, что он строго соблюдал на протяжении всех 15 лет проживания в Германии?   
    
     В сравнительно небольшом, всего-то полуторогодовалом промежутке времени жизни, между приездом В.В. Набокова в Берлин в июне 1922 года и гибелью Курта фон Барделебена в январе 1924 года, когда вся жизнь будущего писателя была заполнена борьбой за существование - изнурительной беготней по частным урокам в качестве репетитора (1 марка за 1 час урока, при стоимости пансиона - 4 марки в день), нет и не могло быть у него времени, возможностей, обстоятельств и мотивов даже просто с любопытством присмотреться к особенностям личности этого, в общем-то посредственного шахматиста и человека. Тем более, как пишут некоторые авторы, «близко» знавшие этого пожилого немца, его больше интересовали брачные аферы, чем шахматы
    
     Где, как, когда, пусть гипотетически, мог общаться В.В. Набоков с Куртом фон Барделебеном, если не общался на немецком? На каких шахматных турнирах мог соперничать В.В. Набоков, с Куртом фон Барделебеном, если по признанию самого писателя, он не играл в турнирах?
    
     Существует так же мнение, что В.В. Набоковым в качестве прототипа «шахматного» образа Лужина использовал трагическую судьбу американского шахматного гения Х1Х века из Нью Орлеана, штат Луизиана, Пола Морфи (1837-1884) - автора феноменальных шахматных комбинаций, рано ушедшего из жизни и болевшего шизофренией.
      
     К перечню имен шахматистов, которых называют в числе возможных прототипов «шахматного» образа Лужина, иногда относят и имя уроженца, (как и гроссмейстер А. Нимцович), Прибалтики, но из города Тарту (Российская империя), Лионеля (Леонида) Кизерицкого (1806-1853).
    
     Этот шахматист, входивший в 1840-1850 годы в число сильнейших шахматистов мира, слушатель Дерптского университета (ныне Тарту, Эстония), в возрасте 33 лет уехал в Париж, где с прозвищем в среде французских шахматных профессионалов «молодого русского», сравнительно быстро стал профессиональным шахматистом, мастером игры вслепую и с репутацией сторонника романтического направления в шахматах, очень модного в середине Х1Х века. Этот стиль в те годы предполагал эффектные жертвы, неожиданные варианты в дебютах, многоходовые ловушки и комбинации. В истории шахмат Лионель Кизерицкий известен не только как один из сильнейших шахматистов Европы середины Х1Х века, но и как изобретатель кубических – пространственных шахмат, в которых могли играть 3 человека, но они не были поняты и приняты современниками. Он также оставил свой след в истории шахмат, как основатель и редактор французского шахматного журнала «Ла Режанс», просуществовавшего только 3 года.
    
     В мировую историю шахмат Лионель Кизерицкий вошел благодаря проигрышу 21 июня 1851 года, уникальной по своей блистательности шахматной партии.   
    
     Это произошло в Лондоне во время первого международного турнира. Сама эта игра проходила в формате вне турнирной (легкой-товарищеской) шахматной партии.  В этой партии, начатой дебютом «королевский гамбит», и длившейся всего-то 23 хода, играя черными, получив от своего противника – немецкого шахматиста, доктора математики - Адольфа Андерсена в качестве жертв белых: легкую фигуру-слона, две тяжелые фигуры-ладьи и, наконец, ферзя, и не потеряв ни одной своей фигуры, Кизерицкий потерпел поражение матом, поставленным Андерсеном тремя легкими фигурами - двумя конями и слоном.
   
     Эта партия, потрясшая зрителей и современников своей невероятной красотой, осмысленной целенаправленностью и обоснованностью огромных жертв, блистательной слаженностью игры трех легких фигур белых, многие годы вызывала и вызывает естественное удивление и восторг профессионалов и любителей.  Она вошла в историю мировых шахмат под названием «Бессмертная;партия». Это название стало нарицательным. Эта партия «прославила» Лионеля Кизерицкого, как шахматиста ее проигравшего.
    
     В возрасте 47 лет, Кизерицкий умер в парижском госпитале, как считают от воспаления мозга. В шахматных кругах неоднократно возникали слухи и версии о том, что феноменальный проигрыш в «Бессмертной;партии» лондонским летом 1851 года и эмоциональное потрясение от этого проигрыша за 2 года стали разрушительными для психики и личности Кизерицкого, что привело его к ранней смерти.
    
     Возможно, именно это может быть не соответствующее действительности не столько реальное обстоятельство, сколько слух о раннем психическом расстройстве Кизерицкого, да и сам факт его ранней смерти, послужили основанием для включения этого французского шахматиста ХIХ века в число возможных шахматных прототипов образа героя набоковского романа.
    
     Но даже если принять за действительность психическое расстройство, Кизерицкого, за несколько лет до его смерти, то здесь уместно вспомнить, что Лионель Кизерицкий был профессиональным шахматистом в игре вслепую. Об уникальной психологической особенности его памяти - способности запоминания, ходили легенды. Современники Кизерицкого вспоминали, что он мог играть в карты одновременно двумя колодами вслепую.  Проведение шахматных партий одновременно с несколькими противниками вслепую было во многом источником его заработка.
    
     Вспомним, что и великий американский шахматист Пол Морфи, считавшийся лучшим шахматистом в мире в середине Х!Х века, с самого начала своей шахматной карьеры активно практиковал сеансы одновременной игры вслепую, устраивая из таких сеансов гастроли и многолюдные шоу. Многие из этих вслепую сыгранных партий, и по сей день приводят в восторг своим невероятным блеском шахматного искусства. Но нельзя забывать и то, что в возрасте 27 лет Пол Морфи отошел от профессиональных шахмат, и долгие годы, страдая тяжелой формой психического расстройства, умер в том же возрасте, что и Лионель Кизерицкий, в 47 лет. 
    
     Специалисты считают, что существует корреляции между игрой в шахматы вслепую и ее травмирующим влиянием на состояние психики шахматиста, а также на продолжительность его жизни.
    
     Обстоятельные исследования психологических аспектов теории и практики шахматной игры вслепую и феномена запоминания игроком позиции как на одной, так и одновременно на нескольких досках, в сочетании с пониманием механизмов работы зрительной и ассоциативной памяти человека, выли проведены в начале 2000-х в Университете Аризоны (США), на кафедре психологии под руководством профессора Э. Херста (Eliot Hearst).
    
     Эти исследования убедительно показали рост вероятности возникновения необратимых последствий в мозге и травмирования нейронов мозга для шахматных игроков при не регулярной, но продолжительной «ураганной» практике такой игры.
    
     Установлено, что непродолжительные шахматные партии, играемые вслепую, несут положительный терапевтический эффект. Они как бы являются невидимыми тренировками человеческого мозга. Возбуждая в мозге доминирующие векторы мыслительного процесса, они подавляют и нейтрализуют негативные эмоциональные переживания, развивают способность к предельной концентрации внимания в нужный момент.
    
     Эффективность позитивных результатов терапии коротких сеансов шахматной игры вслепую особенно заметна на больных, страдающих синдромом дефицита внимания и гиперактивности.
    
     Явные позитивные результаты дают короткие регулярные сеансы шахматной игры вслепую для людей, испытывающих необъяснимое, беспричинное чувство страха и беспокойства, страдающие биполярностью, манией преследования, повышенной гневливостью и агрессивностью, испытывающие неконтролируемые судорожные сокращения мышц, характерные особенно для спортсменов после ответственных соревнований (гребцы, гимнасты, фехтовальщики, пловцы).
    
     Известны случаи и эффективного положительного результата терапии шахматной игры вслепую в лечении онкологических заболеваний.
    
     Одна короткая любительская партия, игранная в стандартном, нормальном формате, пусть с феноменальным сценарием для внезапно проигравшего ее Кизерицкого- уже опытного шахматного профессионала, сама по себе, не могла послужить причиной серьезного расстройства его психики.
    
     Как отмечают сами игроки вслепую, шахматные фигуры, их расположение на доске, последовательность ходов в партии у них ассоциируется с самыми разными образами, предметами и ситуациями.
    
     В такой игре, с точки зрения специалистов в области физиологии мозга, в нем запускается процесс нейрогенеза - процесс создания новых нейронов и нейронных связей. В правильно дозированных сеансах игры вслепую такой процесс благотворен для организма человека и разрушителен при перегрузках.
   
     Некоторые шахматисты считают, что тренировки игры вслепую способствуют глубине просчета вариантов во время турнирных поединков и позволяют вести мысленный анализ развития партий на десяток, а то и больше ходов вперед.
    
     Возможное воспаление мозга, которое могло быть основной причиной ранней смерти Кизерицкого, скорее всего было вызвано долгими, регулярными перенапряжениями от продолжительной игры вслепую на нескольких досках одновременно, во время его многочисленных коммерческих сеансов.
    
     Несомненно, что В.В. Набоков не обошел вниманием и неоднократно анализировал «Бессмертную;партию». Но очевидно, что ни шахматный уровень, ни особенности шахматного стиля Лионеля Кизерицкого, ни период его активной шахматной деятельности, относящиеся к совершенно к другой эпохе, не могли дать В.В. Набокову тот творческий импульс, чтобы наделить «шахматный» образ Лужина чертами и особенностями игры этого французского шахматного профессионала.
    
     Размышляя над степенью воздействия на человеческий мозг шахматной игры вслепую одного игрока против нескольких, нельзя обойти то обстоятельство, что можно говорить об определенной корреляции между интенсивной игрой вслепую под большими нагрузками на мозг и продолжительностью жизни шахматного игрока, играющего вслепую против нескольких противников.
    
     Ниже в табличной форме приведены хронология официальных мировых рекордов в игре вслепую шахматистов, доживших при психическом здравии до конца жизненного пути и сроки продолжительности жизни каждого.

                ТАБЛИЦА
          ОФИЦИАЛЬНЫХ РЕКОРДСМЕНОВ МИРА ПО ИГРЕ В ШАХМАТЫ ВСЛЕПУЮ
                И ИХ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ЖИЗНИ
 ШАХМАТИСТЫ-РЕКОРДСМЕНЫ    ГОД РЕКОРДА   КОЛИЧЕСТВО ДОСОК           СРОКИ ЖИЗНИ,
 МИРА В ИГРЕ ВСЛЕПУЮ                годы
Паульсен,Л. (1833-1891)           1859                15                58          
   
Цукертот,И.Г.(1842-1888)          1876                16                46         

Пильсбер,Г. (1872-1906).          1900                22                33            

Рети,Р.    (1889-1929)       1919, 1924             24,25                30

Бейер,Д.   (1893-1921)         1921                25                28          
 
Алехин,А.  (1892 -1946)       1924,1932         26,28,32.                54

    Данные этой таблицы о сроках жизни выдающихся шахматистов, практиковавших игру, вслепую говорят сами за себя.
    
     В эту таблицу не включен Пол Морфи, который в 21-летнем возрасте установил мировой рекорд игры вслепую 1858 года, играя одновременно на 8 досках. Так же не включен, много игравший вслепую, первый официальный чемпион мира 1886 -1894 годов  Вильгельм Стейниц. Они оба окончили свои жизни в психиатрических больницах.
    
     В нее не включен и гроссмейстер Мигель Найдорф  (1919-1997), который играя в бразильском городе Сан Пауло в 1947 году, после своего мирового рекорда вслепую на 45 досках, в течении 24 часов игры без перерыва, получил гипертонический криз. Ему было 37 лет. При этом следует отметить и другой феномен Найдорфа. Несмотря на перенесенный в раннем возрасте гипертонический криз, он прожил 87 лет. В историю шахмат он вошел не столько как шахматист, сколько уникальный по своему легкому характеру юморист и шутник, постоянно нацеленный на доброжелательные розыгрыши. Видимо психотип человека, его психологический настрой во время сеанса одновременной игры вслепую, имеет решающее значение для его психического здоровья после игры и продолжительности жизни.
    
     Рекорд Найдорфа продержался до 27 ноября 2011 года. Побивший этот рекорд-наш современник, 41-летний немецкий мастер Марк Ланге, игравший вслепую без перерыва более 24 часов на 46 досках, дает очень важное для шахматной психологии подробное описание своего состояния после сеанса: «... в состоянии грогги - прийдя домой после сеанса, я едва мог держать глаза открытыми и сразу отключился; ... моя голова пульсировала, как грузовик». Состояние грогги–термин, взятый из практики бокса, который еще называется состоянием «стоячего нокдауна», когда после мощного, неожидаемого удара в область подбородка-челюсти, травмируется ушной лабиринт, а внезапное сильное сотрясение вестибулярного аппарата может вызвать интенсивное головокружение, потерю сознания и памяти.
    
     Нынешний мировой рекорд шахматной игры вслепую был установлен в 2016 году в Лас- Вегасе, штат Невада, США гроссмейстером Тимуром Гареевым (1988, Ташкент, Узбекистан), игравшим на 48 досках. Как профилактику от возможного поражения мозга во время игры из-за стрессовых напряжений и интенсивного притока крови к голове, Т. Гареев использует велотренажёр, вращая его педали во время сеанса, полагая, что этим он интенсифицирует общую циркуляцию крови в своем организме и снижает риск поражения кровeносных сосудов головы сильным притоком крови к мозгу, интенсивно работающему продолжительное время.
    
     Относительная «развернутость» в данной статье тезиса об игре вслепую, связана прежде всего с тем, что В. В. Набоков неоднократно затрагивает эту тему в романе.
   
     Экстраполируя результаты этой таблицы и сопоставляя ее данные с данными о продолжительности жизни А. Нимцовича (48 лет), с описанием поведения, внешним обликом Лужина и его психологическим состоянием особенно в заключительный период его жизни, с оценками его личности окружающих его людей, понимаешь, что В.В. Набоков вкладывал глубокий смысл, затрагивая тему игры Лужина вслепую на нескольких досках.
    
     Хотя он и касается этой темы как бы вскользь: »Он сражался на турнирах с лучшими русскими шахматистами, играл вслепую, часто играл один против человек двадцати любителей» (8).
    
     И наряду с этим писатель раскрывает ее более детально: «Лужин действительно устал. Последнее время он играл много и беспорядочно, а особенно его утомила игра вслепую, довольно дорого оплачиваемое представление, которое он охотно давал. Он находил в этом глубокое наслаждение: не нужно было иметь дела со зримыми, слышимыми, осязаемыми фигурами, которые своей вычурной резьбой, деревянной своей вещественностью, всегда мешали ему, всегда ему казались грубой, земной оболочкой прелестных, незримых шахматных сил. Играя вслепую, он ощущал эти разнообразные силы в первоначальной их чистоте. Он не видел тогда ни крутой гривы коня, ни лоснящихся головок пешек, — но отчетливо чувствовал, что тот или другой воображаемый квадрат занят определенной сосредоточенной силой, так что движение фигуры представлялось ему, как разряд, как удар, как молния, — и все шахматное поле трепетало от напряжения, и над этим напряжением он властвовал, тут собирая, там освобождая электрическую силу. Так он играл против пятнадцати, двадцати, тридцати противников и, конечно, его утомляло количество досок, оттого что больше уходило времени на игру, но эта физическая усталость была ничто перед усталостью мысли, — возмездием за напряжение и блаженство, связанные с самой игрой, которую он вел в неземном измерении, орудуя бесплотными величинами. Кроме всего, в слепой игре и в победах, которые она ему давала, он находил некоторое утешение. Дело в том, что последние годы ему не везло на турнирах, возникла призрачная преграда, которая ему все мешала прийти первым» (8). 
    
     Игра Лужина вслепую «против пятнадцати, двадцати, тридцати противников», была вызвана в первую очередь тем, «что последние годы ему не везло на турнирах». Это в реальности означает, что эти годы он жил без турнирных призовых премий и гонораров, то есть без заработка. Из-за этого он был вынужден участвовать в изнурительных коммерческих шахматных шоу, которые устраивал для него его импрессарио Валентинов –«некий Валентинов, что-то среднее между воспитателем и

антрепренером»–он же, бывший преподаватель гимнастики Лужина в школьные годы в Санкт-Петербурге. «Он показывал его, как забавного монстра, богатым людям, приобретал через него выгодные знакомства, устраивал бесчисленные турниры» (8). 
    
     Провалы в памяти, бессонница, отрешенность от реальностей, неопрятность, внешность человека по возрасту, выглядящего намного старше своих лет, общее нездоровье Лужина - несомненно, следствие таких сеансов и «бесчисленных турнирах» игры вслепую. И одна из уникальных сторон дарования В.В. Набокова как феноменального психолога, глубоко спрятанная им в романе причинно-следственная, несомненно, разрушительная связь между этими коммерческими шахматными шоу Лужина игры вслепую одновременно на многих досках и его психическим и физическим нездоровьем.
    
     Здесь нельзя обойти вниманием, феноменальность мастерства В.В. Набокова в создании огромной психологической глубины повествования посредством почти неуловимых штрихов, разбросанных по всему тексту романа и спрятанных порой в глубине фразы. Казалось бы, рассказывая о Лужине-мальчике, которого «ведет» по лабиринтам жизни профессионального шахматиста Валентинов, автор, как бы вскользь, вставляет странное. не соответствующее образу мальчика из аристократической семьи слово «монстр» («он показывал его, как забавного монстра»). И потом мы видим взрослого Лужина - уже больше похожего на реального монстра, с «полным лицом с тяжелым подбородком и выпуклыми веками», с «тяжелым профилем - профилем обрюзгшего Наполеона», неграмотного, ничего не читавшего, с «неуклюжей, полной безобразных, нелепых слов» речью. (8).
    
     Именно об этой стороне уникального дарования В.В. Набокова пишет его современница, хорошо его знавшая-писатель, переводчик, литературный критик - З.А.Шаховская (1906–2001): «Владимир Набоков самый большой писатель своего поколения, литературный и психологический феномен» (22).
    
     По количеству досок в сеансах вслепую, в которых играл Лужин эти сеансы сопоставимы с высшими мировыми достижениями игры вслепую тех лет.
    
     Такое количество досок в сеансах одновременной игры вслепую доступно только профессиональному шахматисту высшего международного уровня, каким и был гроссмейстер
А. Нимцович и который практиковал такие сеансы, как заработок.
    
     Это обстоятельство, по нашему мнению, является одним из важных доказательств версии - в основе образа шахматного профессионала Лужина В.В. Набоков использовал образ гроссмейстера
А. Нимцовича.
    
     Когда анализируешь мотивацию создателей голословных, бездоказательных версий того, что возможным прототипом образа Лужина является польский шахматист -Акиба Рубинштейн, немецкий шахматный мастер - Курт фон Барделебен, американский шахматный гений - Пол Морфи или французский шахматный профессионал - Лионель Кизерицкий, то невольно приходишь к выводу, что авторы этих версий исходили из одного только обстоятельства, что все эти шахматисты – трагически приходили к концу своей жизни  психически больными людьми.
      
     Авторы этих версий использовали явную или искусственно созданную психическую неадекватность этих незаурядных шахматистов, как основу для своих обоснований общности или «собирательности» образа набоковского героя-Лужина.
   
     Вместе с этим, авторы не обращали внимание на множественные параллельности линий жизни и судьбы В.В. Набокова и гроссмейстера А. И. Нимцовича (1886-1935), хронологию шахматных событий Берлина, душевное и материальное положение еще только «зреющего» в то время писателя, скрытые, писательские приемы великого мастера литературы ХХ века, тонко, сплетенные с шахматными «уловками», порой понятными только шахматисту, владеющему позиционным анализом в шахматах. Ими не учитывалась склонность В. В. Набокова к сокрытию во всех стадиях его повествований так любимых им шахматных ловушек, аналогий и головоломок. Наконец, до сих пор не анализировалось фактология и сопоставление ситуаций, эпизодов и результатов в шахматной жизни гроссмейстера  А. Нимцовича и их удивительные совпадения с шахматной жизнью героя романа.
    
     Многие «шахматные» аспекты «Защиты Лужина», при современном, внимательном прочтении романа читателем-шахматистом, с квалификацией выше среднего уровня, знакомому с историей турнирной борьбы за мировую корону титанов шахматной мысли в начале ХХ века, с биографиями выдающихся гроссмейстеров, с атмосферой шахматной жизни Берлина именно того периода, когда

писался роман, вызывают самые разные вопросы и требуют построения более детальных логических обоснований и более аргументированных выводов.
    
     Здесь, говоря о «тесной связи между некоторыми миражами» и нервной пульсацией шахматной темы романа, первое «почему?», возникает у внимательного читателя по поводу самого названия произведения.
    
     Почему из огромного числа названий стадий шахматных партий, комбинаций, ловушек, положений фигур на шахматной доске, шахматных терминов, сосредоточенных в различных словарях и, казалось бы, имеющих куда более «харизматичное», емкое, интригующее, звучное и наконец, вроде более подходящее, чем слово «защита», автором - шахматистом высокого уровня,  все-таки было выбрано именно это - такое простое слово-«защита»?   
      
     Атака. Жертва. Гамбит. Контргамбит. Забор. Гарде. Блокада. Вилка. Капкан. Засада. Ловушка. Матовая сеть. Открытая игра. Угроза. Связка. Пат. Табия.  Цейтнот. Двойной шах. Эксцельсиор (игровая ситуация в шахматной партии, когда пешка пошагово продвигается к позиции ферзя).
    
     Казалось бы, любое из этих слов, стоящее в заглавии романа, рядом с фамилией автора и главного героя, придавало бы какое-то ощущение интриги заглавию и многозначительности содержанию романа. Не говоря уже о таких широко известных в шахматной терминологии словах, как «дебют» «миттельшпиль», «эндшпиль», «гамбит», «цугцванг».
    
     Объяснение выбора В. В. Набоковым в заглавие своего «шахматного» романа такого не «шахматного» слова, как просто «защита» можно найти и понять, если кратко проанализировать шахматную жизнь Берлина, второй половины 20-х годов прошлого-ХХ столетия, с драматическими деталями борьбы за мировую шахматную корону тех лет, в сочетании с кратким обзором стиля и образа жизни самого автора и значимости личности, как шахматиста, его современника - гроссмейстера Арона Нимцовича .
    
     К 1929 году-году написания В. В. Набоковым «Защиты Лужина», А. И.Нимцович – это профессиональный шахматист, входящий в мировую шахматную элиту с очень внушительным игровым списком участия в международных турнирах. В общей сложности к 1929 году А. И.Нимцович за 24 предыдущих года сыграл в 38 турнирах, в 11 из которых он занимал или делил 1-ое место.
    
     Берлин в конце ХIХ-го и примерно до начала 30-х годов ХХ-го столетия — это шахматная Мекка (11,12,16,19). В городе постоянно царит атмосфера шахматного ажиотажа, практически ежедневно проходят шахматные поединки, партии которых многократно, детально разбираются любителями. В берлинских кафе «Kaiserhof», «Kerkau», “Royal”, в различных игровых шахматных залах играют шахматисты и самых высоких рейтингов, и середнячки.
    
     Под вывесками всевозможных клубов, объединений, ассоциаций возникают различные группировки шахматных тренеров, аналитиков-инструкторов и лоббистов-функционеров.
    
     Многие из них, тесно связанные с немецкой финансовой и предпринимательской элитой, приобретают, сильное влияние на судьбу многих шахматистов.
    
     Это спонсорское влияние - порой открытое, но чаще-скрытое.
    
     По регламенту тех лет, именно претендент на поединок с действующим чемпионом мира должен собрать основную часть призового фонда и средства на оплату обслуживающего персонала-от уборщиков до секретарей и судей. Поэтому, если одни из таких «клубов», «объединений», «ассоциаций» могут выступать «лоббистами» какого–то шахматиста, то другие могут делать совершенно обратное. Как форма бизнеса, пышным цветом расцветает деятельность шахматных антрепренёров, которая часто разрушительна для шахматиста. «Лужиным он занимался только поскольку это был феномен, — явление странное, несколько уродливое, но обаятельное, как кривые ноги таксы» (8).
    
     Берлинский шахматный клуб тех лет является сильнейшим клубом Германии. В 1925 году, «Шахматная группа Шарлоттенбург», куда входят очень сильные немецкие шахматисты, преобразовывается в «Шахматную Ассоциацию Экбауэра».
    
     В немецких шахматных листках, бюллетенях, газетах и журналах постоянно печатаются анализы партий, сообщаются сведения о новых звездах и «вундеркиндах». Так, еще в 1896 году в немецкой шахматной периодике (27) появляется сообщение о том, что в России, в Прибалтике, появился
9-летний очень сильный игрок.  Имя этого шахматного вундеркинда - Арон Нимцович. «Он не просто забавляется шахматами, он священнодействует» (8).
    
     И в немецких, и в русскоязычных самых разных изданиях германской столицы для взрослых и детей публикуются шахматные головоломки, композиции и задачи.
    
     Такие шахматные задачи, в качестве подработки в 20-ые годы составляет и относит в редакции берлинских газет и журналов и сам В.В. Набоков. Позже он напишет: “Что мне всегда нравилось в шахматах, так это ловушки, скрытые комбинации. Поэтому я отказался от соревнований и посвятил себя составлению шахматных задач».
    
     В 1925 году шахматный Берлин в восторге от двух, только что вышедших из печати, книг эмигранта, приехавшего из потрясенной революцией Российской Империи, рижанина - Арона Исаевича Нимцовича (12).
    
     Эти две обстоятельные монографии А. Нимцовича-«Шахматная блокада» и «Моя система» сразу признаются международным шахматным сообществом, и на многие годы становятся Библиями позиционной шахматной игры для поколений шахматистов разных стран мира. «Лужин что-то постиг, что-то в нем освободилось, прояснилось, пропала близорукость мысли, от которой мучительной мутью заволакивались шахматные Перспективы» (8).
    
     Эммануил Ласкер-2-ой чемпион мира по шахматам, который удерживал это звание более 27 лет, до 1921 года,- тончайший знаток позиционных шахмат, которого справедливо считают родоначальником психологического подхода к шахматам, писал об этих книгах А. И. Нимцовича: «Нимцович-смелый пионер, уверенно пролагающий в дебрях шахматных возможностей новые оригинальные пути» (4).
    
     Позже, скупой на похвалы, действующий в те годы 4-ый чемпион мира А.Алехин, у которого с А. Нимцовичем сложились очень сложные отношения, напишет: «Истинное представление о Нимцовиче, как о художнике и философе шахмат, может получить только тот, кто знаком с его книгами. Его последняя книга особенно интересна. В ней он иллюстрирует многочисленными примерами свою стратегию, которую он разработал в целую систему» (21).
   
     В 1925 году книга А.И. Нимцовича «Моя система» с подзаголовком на обложке: “Учебник шахматной игры на совершенно новой основе» издается государственным издательством в Советской России тиражом в пять тысяч и быстро становится редкостью.  Поэтому в 1926, 1927 и 1928 годах книга выходит дополнительными пятитысячными тиражами. С выходом этих книг, шахматы к 30-ым годам ХХ века становятся в Советском Союзе массовым видом спорта.
    
     Впервые, проводимые А. И. Нимцовичем идеи о фигурах в центре доски, о роли пешек и их атаках, о блокаде, об игре по полям одного цвета, о профилактике, с введением им в шахматную лингвистику таких совершенно новых терминов, как «блокада», «висячие пешки», «таинственный ход», по существу, явились шахматной революцией в области теории дебютов. Эти идеи, встреченные шахматным истеблишментом по началу резко негативно, со скепсисом, как банальные, постепенно стали подтверждать правоту их автора и с успехом использоваться в партиях ведущих гроссмейстеров мира.
    
     В декабре 1927 года в Берлине, в обстановке большого ажиотажа, проходит празднование 100-летия Берлинского шахматного общества.
    
     Апофеозом этих торжеств является проведение с 4-го по 20-ое февраля 1928 года  (за год до написания романа В.В. Набоковым) в Гражданском зале мэрии Берлина большого международного шахматного турнира.
    
     Партии этого турнира публикуются во многих немецких изданиях, ежедневно, многократно, детально комментируются по радио.  Обстановка, и на самом турнире, и около него, по заметкам современников, имеет очень сильную «политическую заряженность».  Этот турнир в Берлине, как и предыдущие турниры, последних лет, проведенные в немецких городах - в Мариенбаде в 1925 году, в

Дрездене и в Ганновере в 1926, выигрывает Арон Нимцович. Всего в 20-ые годы ХХ столетия А. И.Нимцович завоевывает 7 первых мест в турнирах и становится крупнейшим авторитетом в мире шахмат.
    
     На страницах романа мы читаем: «Ваш соотечественник, — сказал фабрикант, указывая на него бровью, — знаменитый шахматный игрок. Приехал из Франции на турнир. Турнир будет в Берлине, через два месяца. Если выиграет, то вызовет чемпиона мира» (8).
    
     Имя Арона Нимцовича этих лет - одно из самых популярных, известных и упоминаемых в прессе и на немецком радио. Также, как шахматные постулаты из его монографии – шахматных учебников: «дебют Нимцовича», «начало Нимцовича», «защита Нимцовича».
    
     И слова эти постоянно витают в воздухе берлинских площадей, улиц, редакций газет и журналов - в воздухе, которым дышит В.В. Набоков, известный русскоязычным читателям Германии, как уже признанный русский писатель Вл. Сирин.
    
     В эти же годы, в 1926 году из-под его пера выходит первый роман «Машенька», в 1928 - второй-остросюжетный «Король, дама, валет».
    
     Критика пишет о Вл. Сирине, как об одаренном русском писателе-романисте, называя его писателем нового поколения.
    
     С признанием критики, с читательским успехом, растут и гонорары В.В. Набокова. Если за первые публикации и даже книги они составляли 200 – 400 марок, то за роман «Король, дама, валет», напечатанном немецким издательством «Ulstein», В. В. Набоков получает 7 500 марок.
    
     С изменением финансового положения, приходит к писателю уверенность в правильности выбранного стиля. В этой обстановке подходит В, В. Набоков к реализации своего нового романа, в котором прототипом главного героя, он выбирает человека, который «практически живет рядом», в котором переплетаются черты вундеркинда, личная драма иммигранта на чужбине, трагедия одиночества одаренной личности и угадываемые фрагменты собственного ушедшего детства на такой далекой родине.
    
     Из всех известных, активно выступающих в крупных турнирах шахматистов в период 20-ых годов ХХ столетия никому, кроме гроссмейстера А.И. Нимцовича нельзя отнести уже упомянутый выше фрагмент фразы писателя в романе, которой он «проговаривается» о Лужине «… известный, цитируемый во всех шахматных учебниках, кандидат, среди пяти-шести других, на звание чемпиона мира»(8).
    
     Наверное только метафизически можно объяснить, синхронность выхода нового издания дополняющей книги А. И. Нимцовича – шахматного шедевра под названием «Моя система на практике» и романа В. В. Набокова «Защита Лужина» в один и тот же -1929 год.  Именно в этот год шахматный рейтинг А. Нимцовича достигает исторического максимума в его шахматной жизни - 2780. С выходом книги А. И. Нимцовича «Моя система», в шахматной терминологии, в теории шахматных дебютных систем - начал шахматных партий, появляется дебют-начало под названием «Защита Нимцовича» (14). Это полузакрытое начало шахматных партий, в основном начинающихся ходами: 1. d2-d4 Kg8-f6 2. c2-c4 e7-e6 3. Kb1-c3 Cf8-b4.  «Выдержав испытание временем, защита Нимцовича остается одним из наиболее фундаментальных дебютов и в наши дни», пишет российский гроссмейстер, участник соревнований претендентов на первенство мира М.Е. Тайманов (17).
    
     Заслуга А. И. Нимцовича заключается в том, что именно он впервые ввел это шахматное начало в практику турнирных поединков. Основная нагрузка такого начала заключается в том, чтобы буквально с первого хода создать, играющему белыми фигурами противнику, ощущение психологического давления и дискомфорта, заставить его сразу занервничать, столкнувшись с неожиданностью, увести его от домашних разработок.  «Еще накануне ему пришел в голову любопытный прием, которым, пожалуй, можно было обмануть козни таинственного противника. Прием состоял в том, чтобы по своей воле совершить какое-нибудь нелепое, но неожиданное действие, которое бы выпадало из общей планомерности жизни и таким образом путало бы дальнейшее сочетание ходов, задуманных противником» (8).
    
 
     Слова А.И. Нимцовича: «Достойная альтернатива обладанию центром, — фигурное давление на него»-становятся примером и аксиомой для одних шахматистов, и предметом яростного неприятия такого утверждения для других.
    
     По существу, в этом фрагменте текста романа, который В.В. Набоков представляет читателю, как свой комментарий к размышлению героя: «Этот игрок, представитель новейшего течения в шахматах, открывал партию фланговыми выступлениями, не занимая пешками середины доски, но опаснейшим образом влияя на центр с боков» (8).
    
     В.В. Набоков не только перефразирует приведенную выше фразу самого гроссмейстера
 А. И. Нимцовича-«Достойная альтернатива обладанию центром, - фигурное давление на него», но и озвучивает противоположную игровую философию и иные принципы техники игры многолетнего противника А. И.Нимцовича - гроссмейстера З. Тарраша (1862-1934), которого он, несомненно, представляет в романе под именем итальянского шахматиста Турати.
    
     Но главное в этом пункте — это то, по нашему мнению, что в нем наглядно и осязаемо вскрывается правота выдвигаемой нами гипотезы о том, что образ гроссмейстера А.И.  Нимцовича – основа шахматного прототипа образа Александра Ивановича Лужина-героя романа - В.В. Набокова «Защита Лужина».
    
     С шахматной же точки зрения, здесь скрыта и такая, непроходящая и в наши дни, полемика вокруг идеи эффективности шахматного дебюта с фианкеттированием слонов. Суть этой идеи заключается в фланговом развитии шахматного слона в дебюте. Считается, что фианкетированный слон – приобретает в шахматной партии роль «дирижера». Реализация идеи фианкеттирования слонов, по мнению шахматных аналитиков, оказывает давление на центральные пешки противника и создает возможность фигурного контроля центральных полей. Справедливости ради, следует отметить, что идея фианкеттирования (от итальянского фианкетто, fianco - фланг) - вывода при игре за белых в дебюте шахматной партии королевского–белопольного слона получила распространение еще в ХIХ веке и обратила на себя внимание своей эффективностью в турнирной и игровой практике двух сильнейших шахматистов мира середины Х1Х века - англичанина Говарда Стаунтона (1810-1874) и немца Луи Паульсена (1833-1891). Итак, через 3-4 года после триумфального первого выхода в Берлине шахматного учебника А. Нимцовича «Моя система», многократно сопровождающегося упоминаниями в аннотациях различных шахматных партий словосочетания «Защита Нимцовича», выходит в свет роман русскоязычного писателя В. В. Набокова, в том же Берлине, под названием «Защита Лужина».
    
     Возникшие примерно в одно время, в одной и той же стране и даже городе, название романа В. В. Набокова и название знаменитого шахматного дебюта А.И. Нимцовича воспринимаются, как производное одно от другого, и даже не для посвященного читателя или шахматиста, словосочетания «Защита Нимцовича» и «Защита Лужина» обращают внимание схожестью, как, невольно, обращают на себя внимание близнецы в многолюдном месте. Очень значительным фактором привлекательности для В. В. Набокова фигуры А. И. Нимцовича в качестве прототипа, как шахматиста, образа главного героя романа «Защита Лужина», следует признать впечатляющий список участия в крупных турнирах и побед в них гроссмейстера в 20-х годах ХХ столетия, в период до 1929 года –года выхода в свет романа В.В. Набокова. (Турниры в Санкт-Петербурге -1922, 1923, 1924, 1928 г.г.; 1925 г. - Мариенбад, 1926 г.- Дрезден, 1926 г.- Ганновер, 1927 г.- Остзебад-Ниндорф и Лондон, 1927 г.- Лондон, 1928 г.- Берлин.
    
     Здесь наверное следует более детально остановиться на на некоторых фактах биографии
А.И. Нимцовича. В 1920 году А.И. Нимцович - житель Риги,.В годы Первой мировой войны, находясь в призывном возрасте, он находится в зоне боевых действий в Прибалтике. Чтобы избежать призыва на войну А. И. Нимцович симулирует сумасшествие.
    
     Он бежит в Швецию, оттуда в Данию.  В столице Дании -Копенгагене он снимает маленькую скромную квартирку, в которой впоследствии, живет всю жизнь.
    
     В Берлине А. И. Нимцович появляется с ярлыком за спиной человека «не в себе», за которым из Копенгагена тянется молва, что он постоянно испытывает страх убийства, путем его отравления. Несомненно, что такая «метка» остается в психике А. И. Нимцовича на всю жизнь н сильно отражается на его поведении и в быту, и во время шахматных турниров на глазах многочисленных

зрителей. Современники указывают, что, когда в разговоре упоминалась фамилия шахматиста, это вызывало у многих «покачивание головы» или «многозначительную улыбку».
   
      Нимцович знал это, постоянно сталкивался с этим и мучительно переживал. Все это неоднократно приводило к тому, что А. И. Нимцович замыкался, отказывался от участия в крупных, престижных турнирах, порой сулящих немалый призовой фонд, и на годы исчезал из поля зрения публики с тем, чтобы снова появится в лучах славы новых шахматных побед.
    
     «Нимцович отличался беспокойством и подозрительностью, граничащими с болезнью, а его нервозность в разгар борьбы производила тяжелое впечатление. Эгоцентрик чистой воды...» пишет о гроссмейстере А. И. Нимцовиче Гедеон Штальберг(4).
    
     Эти слова приведены в книге английского автора Реймонда Кина (Keene, Raymond 1948-), вышедшей в Великобритании в 1974 году, которая высоко была оценена одиннадцатым чемпионом мира по шахматам, американским гроссмейстером Робертом Фишером. (1943-2008).
    
     Не об этом ли пишет В.В. Набоков “нет ничего ненормального в том, что шахматист не является нормальным”? 
    
     Сам Нимцович говорил про себя, что он не может «солидаризироваться с другими в своих чувствах и настроениях, а, наоборот, невольно становится в оппозицию к обыденному».
    
     И снова возникает вопрос, ответ на который появляется сам собой - разве это не не герой набоковсеого романа - Александр Иванович Лужин, со своими странностями в поведении и в человеческом общении? И сам стиль игры, и острое понимание позиционных шахмат, и очень непростые отношения с другими шахматистами-соперниками, и неординарная эмоциональность поведения во время шахматных поединков, и высокая результативность в шахматных турнирах, и нескрываемые амбиции гроссмейстера на мировую шахматную корону, не могли не привлечь писательского внимания В.В. Набокова к гроссмейстеру А. И. Нимцовичу, как к высококлассному шахматисту, так и к человеку с уникальной, колоритной индивидуальностью.
    
     Нетрудно предположить, что значительным фактором притягательности личности А. И. Нимцовича для В.В. Набокова являлась его открытость, простота и естественная человечность, которые сквозят в его шахматных книгах: «Моя система» и «Шахматная блокада» -1925 год, «Моя система на практике» и «Как я стал гроссмейстером» - 1929 год.
    
     Лишенный снобизма, манерности, амбициозности, спеси и алчности, которые были присущи многим из окружающих его шахматных профессионалов, он в простой, доброжелательной форме, с хорошим чувством юмора, раскрывает многие из своих тактических, стратегических и психологических приемов в шахматах. Приемов, которые он сам разработал, обосновал и реализовал на практике, затратив огромный труд и время.
    
     Несомненно, что для самого В.В. Набокова, который сам очень любил хороший юмор, и никогда не избегал возможности пошутить, весьма притягательны были шутки и юмор А. И. Нимцовича в комментариях к его партиям.
    
     Например, в комментариях к своей партии с Готтшалем, игранной в Ганновере в 1926 году, он пишет: «Мертвое ничейное положение!? Пьеса окончена!? Нет, в партии кроется очень много, и пьеса только еще начинается».
    
     Очевидно, что для В.В. Набокова, как для активного шахматного композитора, понимающего и любящего красоту в шахматах, в творчестве гроссмейстера А. И.Нимцовича особо были привлекательны его партии, отмеченные призами за красоту, как, например, партия, сыгранная с Маршаллом в Нью-Йорке в 1927 году, получившая престижный приз за красоту.
    
     Чего только стоит возможно наивный, но подкупающий своей притягательной откровенностью отнюдь «не шахматный» совет гроссмейстера: «Если вы хотите добиться результатов, то выберите себе исконного врага и постарайтесь «наказать его путем низвержения его с пьедестала». В этом «выборе врага» по А. И. Нимцовичу нет призыва к ненависти, это призыв настоящего спортивного бойца, который не может не вызвать ничего, кроме симпатии, человеческого понимания и интереса.            

     Это призыв к выбору реальной, трудно достижимой цели, путь к которой заполнен постоянной борьбой и где твой противник порой-ты сам. Призыв А. И.  Нимцовича к выбору врага в шахматах — это призыв мастера к преодолению.
    
     Тонко чувствующий, тонко понимающий и юмор, и красоту, и человеческую искренность и естественность, В.В. Набоков не мог пропустить такую личность, в качестве шахматного прототипа своего героя, приступая к написанию своего романа «Защита Лужина».
    
     К этому следует добавить и такие понятные и естественные составляющие этого интереса, как интерес соотечественника к соотечественнику, земляка к земляку и интерес российского иммигранта к российскому иммигранту, уехавших из послереволюционной России, в период гражданской войны, примерно в одно и тоже время-с разницей всего-то в 1 год.
    
     Эти – многозначащие факторы, так же как общность В.В. Набокова с А. И. Нимцовичем в родном для обоих разговорном русском языке, на фоне нескрываемом нежелании писателя общаться на немецком,-вот те основные, базовые доводы в пользу версии того, что в образе главного героя романа «Защита Лужина»- Александра Ивановича Лужина, в его «взрослый» период жизни, как человека, и как шахматиста, автором - В.В.Набоковым осознанно и целенаправленно представлен гроссмейстер А. И. Нимцович, который в эти же годы ввел в теорию и практику шахмат словосочетание «Защита Нимцовича».
    
     В пользу этих доводов следует отнести и проходящее постоянным фоном в психологическом состоянии писателя, чувство ностальгии по родине. Об этом однозначно свидетельствуют строчки, написанного одновременно с «Защитой Лужина» в Ле Булу, приведенного выше, его стихотворения «Тихий шум». Говоря о несомненно сильном воздействии при обдумывании В.В. Набоковым  «шахматного» образа Лужина таких факторов как естественный интерес писателя к прототипу-соотечественнику, прототипу-земляку, говорящему с ним на одном родном русском языке, на фоне постоянной ностальгии по родине, уместно отметить и такой несомненно важный момент, как интерес писателя к личности русского эмигранта-гроссмейстера Александра Алехина, с которым ему пришлось встретиться за шахматной доской в качестве соперника во время алехинского сеанса одновременной игры. Однако, ни страна постоянного проживания в тот период Александра Алехина-Франция, ни его подчеркнуто спортивная подтянутость, ни его психотип, ни его личностные привычки и стиль поведения на публике и на турнирах,  ни хронология его шахматных побед, несмотря на привлекательность его высокого титула чемпиона мира по шахматам тех лет, не совпадают с образом Лужина и не соответствуют этому литературному герою романа В.В. Набокова в такой мере, как личность гроссмейстера А. И. Нимцовича.
    
     Помня о склонности В.В.Набокова, о которой он сам неоднократно упоминает «прятать» как незаметные, так и значительные детали в своем тексте, его нескрываемом отношении к тексту как к шахматной задаче, решение которой зачастую построено на первом, кажущимся нелепым ходе какой-нибудь пешки, стоит обратить внимание на полное совпадение инициалов героя романа Александра Ивановича Лужина-А.И. и гроссмейстера Арона Исаевича Нимцовича-А.И. Возможно, с точки зрения части литературоведов, может показаться значительным и такое предлагаемое прочтение набоковского «тайника» в тексте романа, если гипотетически исходить из предположения, что В. В. Набоков, используя свои литературно-шахматные приемы «засад»-«закладок», в фамилии героев своих произведений, все-таки вложил какую-то смысловую нагрузку, соответствующую образу героя романа «Защита Лужина» или его прототипа.
    
      На что следует обратить пристальное внимание это то, что Александр Иванович Лужин  из «Защиты Лужина»-однофамилец Петра Петровича Лужина из великого романа Ф.И. Достоевского «Преступление и наказание». Но Лужин Ф.И. Достоевского с другим персонажем «Преступления и наказания»-Свидригайловым образует в романе систему двойников Родиона Раскольникова.
    
     Тогда, как гипотеза, возникает естественное предположение о том, что набоковская тайна происхождения фамилии героя его романа спрятана на страницах романа «Преступление и наказание», где представлен не только однофамилец Лужина, но и его двойник.
    
     А если это так, то не двойник ли набоковский Лужин того, кого его творца - великого писателя В.В. Набокова объединяет с великим шахматистом ХХ века- гроссмейстером  А. И. Нимцовичем одно слово? И слово это- «защита. Название знаменитого дебюта-шахматного начала на годы, вошедшее в

золотой фонд мировой шахматной мысли-«Защита Нимцовича» – ровесник, а то и близнец по времени и месту рождения, по своей схожести в смысловом восприятии общего доминирующего слова в заглавиях- «защита» великому роману ХХ века под названием «Защита Лужина».
    
     Таким образом, к значимым косвенным аргументам в пользу  доказательств соотношения и соответствия героя набоковского романа с личностью гроссмейстера А. И. Нимцовича, тследует онести:
     - для В.В. Набокова всегда был привлекателен «обольстительный обман» в его литературном творчестве;
     -В. В. Набоков  тесно переплетал в этих «обманах» приемы шахматных задач и композиции, пряча в текстах своих произведений, понятные только ему «закладки»;
     -над личностью самого гроссмейстера А. И. Нимцовича и в его окружении постоянно витал невидимый, но всегда ощущаемый нимб неудачника, дважды не сумевшего взайти на мировой шахматный трон в ранге чемпиона мира и сам по себе драматизм этой ситуации был интригующе привлекателен для В.В. Набокова-писателя;
     -в набоковском слове «лужин», ухо слушателя–англосакса слышит –«лузер», что на сленге многих языков мира понимается, как» неудачник».
    
     В пользу версии о том, что в образе «шахматного» прототипа Лужина автор использует в романе как именно личность гроссмейстера А. И. Нимцовича, так и конкретные факты его шахматной биографии, может свидетельствовать и четко выведенная в романе «напряженность» отношений Лужина с итальянским шахматистом Турати. Эти отношения, представленные в романе, по существу являются калькой, скопированной с реальных, шнроко известных, долголетних неприязненных отношений, переходящих в неприкрытую вражду между гроссмейстером А. И. Нимцовичем и венгерским гроссмейстером Зигбертом Таррашем (1862-1934), которого в 1907 году, после победы в турнире в Остенде называли «турнирным чемпионом мира».
      
     Сам по себе этот многолетний публичный профессиональный конфликт двух гроссмейстеров, создавал интригу, которая будоражила умы современников не только в шахматном мире, но и среди обывателей, далеких от шахмат.
    
     Привлекая внимание шахматистов самого разного уровня, этот конфликт, получивший особенно высокий резонанс в середине 20-х годов ХХ столетия-накануне написания
В.В. Набоковым романа, не мог не вызвать интерес писателя. Несомненно, близко сотрудничая с шахматными разделами берлинских газет и журналов, как шахматный композитор, он не только внимательно следил за всеми перипетиями шахматных споров А. И. Нимцовича и З. Тарраша, но и детально анализировал их шахматные поединки, вникая в перипетии комбинаций.


                ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАВЛИЦА
   РЕЗУЛЬТАТОВ ИГР МЕЖДУ ГРОССМЕЙСТЕРАМИ А. И. НИМЦОВИЧЕМ и З. ТАРРАШЕМ
№     ГОД           МЕСТО ИГР          РЕЗУЛЬТАТ ГРОССМЕЙСТЕРА А. И. НИМЦОВИЧА
1.   1904            Нюренберг                Ничья

2.   1910            Гамбург                Выигрыш

3.   1911            Сан-Себастьян                Проигрыш

4.   1912          Сан-Себастьян  Игралось 2 партии.             Выигрыш и ничья

5.   1914           Петербург                Проигрыш

6.   1920           Гетеборг                Ничья

7.   1920           Земмеринг                Ничья

8.   1923           Карлсбад                Выигрыш

9.   1925           Баден-Баден                Ничья

10.  1925           Бреслау                Выигрыш

11. 1928            Бад-Киссинген                Выигрыш

     Из анализа данных этой таблицы видно не только, что общий итог сыгранных за 24 года противостояния двух гроссмейстеров 12 партий, сложился в пользу А. И. Нимцовича, которому В.В. Набоков всегда симпатизировал, но и то, что немаловажно для подтверждения нашей версии, эти встречи проходили до 1929 года – года написания романа «Защита Лужина.
         
     Нетрудно предположить, что детали противостояния двух гроссмейстеров, как и анализ партий, сыгранных ими в годы, предшествующие написанию В.В. Набоковым «Защиты Лужина» были не только значительным шахматным ресурсом для писателя, но и мощным импульсом для придания Лужину-прфессиональному шахматисту определенных человеческих черт и игровых приемов гроссмейстера А. И. Нимцовича.
          
     Знакомство с комментариями самого гроссмейстера А. И. Нимцовича к некоторым его партиям с гроссмейстером З. Таррашем очень красноречиво и однозначно свидетельствут о том, что В. В. Набоков использовал эти комментарии,  как основу опосредственных рассуждений Лужина во во время игры с Турати, так и при описании собственных рассуждений Лужина.
         
     Так гроссмейстер А. И. Нимцович пишет в своих комментариях к партии с З. Тарашем, игранной в Бреслау в 1925 году: «Один из тех неприметных ходов, которые более неприятны для стесненного противника, которому угрожают со всех сторон, чем самая сильная прямая атака». И следом, к этой же партии: «Самые красивые ходы в конечном счете-выжидательные». Вариации этих замечаний гроссмейстера А. И. Нимцовича очень явно высвечиваются в тексте набоковского романа.
            
     Некоторые исследователи полагают, что этот роман — это одна многоходовая шахматная задача или комбинация нескольких шахматных задач.
            
     Здесь следует пристальней взглянуть и осмыслить выбор автором фамилии главного шахматного противника Лужина–итальянского шахматиста Турати.
            
     В попытках предыдущих исследователей найти возможный, именно шахматный аналог фамилии Турати, выдвигалось предположение, основанное на сходстве звучания фамилии Турати с звучанием фамилии рано умершего чехословацкого гроссмейстера, шахматного композитора и теоретика шахмат, писателя и журналиста Рихарда Ретти (1889 -1929). Однако кроме относительно близкого созвучия двух фамилий «Турати-Рети», это предположение не обнаруживает какой-либо внятной аргументации в пользу этого сходства.
          
     Высказывается и наиболее простая версия, относящаяся к миру шахмат, - В.В. Набоков, взяв за основу название тяжелой шахматной фигуры–«туры» добавив к ней окончание в виде суффикса «ти», получил подобие похожее на итальянскую фамилию
         
     Обращает на себя внимание и такой, возможно сознательно заложенный  В. В. Набоковым в хитросплетения его любимых головоломок и загадок, тот факт, что в в романе фамилия соперника Лужина - Турати, совпадает с начальной буквой «Т», и с  подчеркнуто вызывающей в середине слова буквой «Р» в фамилии Тарраш, и с одинаковым количеством букв в фамилиях Тарраш и Турати –по шесть в каждой. Вполне возможно, что это является скрытым от читателя, но как мы считаем, еще одним разгаданным нами, косвенным свидетельством того, что В.В. Набоков в шахматном образе Лужина «прячет» А. И. Нимцовича.
          
     В романе В.В. Набоков называет Турати итальянцем, хотя ни в обозримом прошлом писателя, ни в его настоящем не было крупных шахматистов профессионалов -представителей Италии.
          
     В процессе исследования истоков происхождения фамилии Турати в романе вполне жизненной является версия, в основе которой В.В. Набоков ассоциативно мог использовать, много раз слышанную и встречаемую в немецкой, и во французской прессе того времени, эту фамилию своего современника-итальянского политика-Филиппо Турати (1857-1932), основателя и многие годы лидера Социалистической партии Италии (Partito Socialista Italiano-PSI), созданной им в 1892 году.
         
    Этот итальянский журналист был весьма активен в политике в период работы В.В. Набокова над романом.
         
     Обобщенный же анализ этимологии фамилии Турати указывает так же и на ее высокую степень близости к венгерским фамилиям.
         
     Анализ лексических групп происхождения фамилий венгров свидетельствует, что большая часть венгерских фамилий образовалась от места, местности, деревни, города рождения предков, фамильных хуторов и усадьб. Венгерский город Тура упоминается в летописях, начиная с 1220 года. Отсюда возникает возможная версия, что Турати-венгерская фамилия, производная от названия этого старинного венгерского города-Тура.
          
     Но примем за основу «шахматную версию», основанную на том, что в корне этой фамилии автором заложено название весьма ценной в иерархии шахматного материала-фигуры туры. Спрятанные в углах шахматной доски, эти фигуры по две с каждой играющей стороны, имеющие официальное название - «ладьи», стоят рангом ниже ферзя, но на доске выглядит грозно и мощно. Они обычно «вступают в бой» после легких фигур и используя рокировки, прячут королей от прямых атак на них. В то же время, имея возможность сквозных ходов по вертикалям и горизонталям доски, они очень эффективны как в защите, так и в нападении и олицетворяют собой в первую очередь мощную защиту флангов-именно тех зон шахматной доски, которые по роману предпочитает Турати и гроссмейстер З. Тарраш в реальности. «Этот игрок открывал партию фланговыми выступлениями.» (8).
         
     Нельзя обойти вниманием тот факт, что в шахматных кругах того времени, за З. Таррашем-автором популярного шахматного учебника-«Учебник шахматной стратегии» (18), закрепилось уважительное прозвище «Учитель» и широко культивировалось изучение и использование его шахматных постулатов. 
          
     В числе этих постулатов, одним из часто повторяемых среди шахматистов было: «Всегда ставьте ладью (туру) сзади пешки». Нетрудно ощутить, что слово «тура» в этой фразе – главенствующее и четко обозначает особое отношение Тарраша к ладье (туре). Это выражение, где-то повторяемое с улыбкой, где–то серьезно и назидательно, быстро стало очень распространенным и почти нарицательным в кругах любителей и профессионалов шахмат. Но так или иначе, негласно, имя и облик Тарраша в шахматных кругах стал ассоциироваться с турой, как с мощной шахматной фигурой.
          
     Таким образом, мы можем понять истоки этимологии выбранной В. В. Набоковым фамилии для противника Лужина. «Расшифровывая» в шахматном аспекте смысл, заложенный автором в фамилию Турати, мы можем иметь четкое представление об игровом потенциале противника Лужина.
          
     Но не только это. Главное - мы можем увидеть веские прямые и косвенные доказательства тождественности шахматного образа Турати в романе гроссмейстеру З. Таррашу, а следовательно, зная об извечном конфликте между А. И. Нимцовичем и З. Тарращем, понять, что это отношения Лужин-Турати–это набоковский слепок этих отношений. Такой «вызывающе» скрытый факт, возможно невольно и неочевидно для него самого писателя, «выдает» явный признак того, что в шахматном образе Лужина он «прячет» А. И. Нимцовича.
         
     Вражда за шахматной доской и в жизни между А. И. Нимцовичем и З. Таррашем, ставшая «притчей во языцех» в шахматном мире, при разнице в возраcте в 24 года в пользу более молодого  А. Нимцовича, глазами лингвиста-филолога смотрится со стороны, как конфликт и как непримеримое противостояние тургеневских «отцов и детей», в котором, образно говоря А. Нимцович- Евгений Васильевич Базаров, а Тарраш - Павел Петрович Кирсанов. И так же как и в тургеневском романе, смерть младшего исчерпала этот конфликт. Сам гроссмейстер А.И. Нимцович писал: «...не будь чувства вражды по отношению к Таррашу, я никогда не научился бы настоящим образом играть в шахматы. Играть сильнее Тарраша — вот формула для всех моих вожделений» (12).
          
     Несомненно, что для описания деталей шахматных поединков и ситуаций в них  В.В. Набоковым должен был быть использован некий ресурс. Как допущение, логично априорно принять, что этот ресурс В.В. Набоков скорее всего мог заимствовать из значительных прошлых партий гроссмейстера А. И. Нимцовича.
          
     В основу этого утверждения в этой части исследования, как отмечалось уже выше, целесообразно принять временной отрезок игрового периода гроссмейстера  А. И. Нимцовича, ограниченный 1920 -1929 годами.
          
     Логично утверждать, что обоснованием выбора этого периода может служить сравнительная временная близость сыгранных А. И. Нимцовичем партий к 1929 году –году начала работы В.В. Набокова над романом.
         
    Очевидно, что В.В. Набоков, и как шахматист высокого уровня, и как шахматный композитор, неоднократно анализировал эти партии, которые с подробностями публиковались в окружающих его русскоязычных изданиях и в шахматной периодике Берлина. Анализы этих партий скорее всего и составили основной ресурс «шахматной составляющей» набоковского романа.
         
     Как уже отмечалось выше, феноменальность и мастерство В.В. Набокова, как высокого уровня «литературного волшебника», заключается в том, что у читателя складывается четкое впечатление, что автор как бы дает описание шахматной партии между Лужиным и Турати. Но, при этом В.В. Набоков при описании партии конкретно не называет ни одной шахматной фигуры, ни одного конкретного шахматного хода. Только вскользь им упоминается размен пешек и нескольких фигур: «...сшиблись две мелкие силы, и обе сразу были сметены: мгновенное виртуозное движение пальцев, и Лужин снял и поставил рядом на стол уже не бесплотную силу, а тяжелую желтую пешку; сверкнули в воздухе пальцы Турати, и в свою очередь опустилась на стол косная черная пешка с бликом на голове...», «,,, опять был размен, опять преображение двух шахматных сил в резные, блестящие лаком куклы», «...на мгновение полегчало от исчезновения двух фигур»,  «Турати поспешил предложить размен, и число сил на доске снова уменьшилось» (8). Когда же исследователи набоковского наследия, и в частности, «Защиты Лужина», да и просто любопытствующие любители шахмат, сосредотачиваются на вопросе изучения этой роковой для Лужина шахматной партии, они со смущением находят только описания музыкальных звуков, опосредственно передаваемые автором пространные размышления и переживания героя и теряются в предположениях, что следует понимать под «резными, блестящими лаком куклами». Они сталкиваются в тексте описания этой партии с самой разной игрой слов, но только не с конкретными ходами. Более того, даже в набоковском словесном описании этой партии, аналитик не найдет каких-либо действий, которыми должна быть насыщена любая шахматная партия: открытое начало, закрытое начало, размен, захват центра, угроза, рокировка, жертва, потеря, атака, просто наименование дебюта. В описании лишь упоминается, что, играя белыми фигурами, Турати, начал игру не так, как ожидал Лужин.
          
     С литературной точки зрения, пожалуй, только великий мастер, филигранно владеющий русским языком смог, не назвав ни одной фигуры на доске, ни одного шахматного хода, только через словесные описания звуков, размышлений и переживаний игрока, дать такое описание шахматной партии, что спустя многие годы, профессионалы шахмат и любители, строят предположительные позиции в этой партии и ведут дискуссии о ней. Этот, выявленный нами, уникальный литературный прием В.В. Набокова, восхищает своей оригинальностью и схож по своей неожиданности с фокусом уровня великого американского иллюзиониста Гарри Гудини (1874-1926). Лишь после перерыва, уже во время нахождения Лужина на лечении, читатель узнает, что «по словам Турати, черные несомненно проигрывали, вследствие слабости пешки на эф-четыре» в то время, как «во всех шахматных клубах знатоки…отмечали слабый пункт у белых на дэ-три» (8).
          
     Сопоставление фрагментов партий, сыгранных А. И. Нимцовичем, стиля его игры и самооценка А. И. Нимцовичем этой игры пусть с тем словесным описанием шахматного поединка между Лужиным и Турати, которое В.В. Набоков дает через восприятие своего героя, может позволить выявить признаки искомого нами сходства. Прежде всего следует указать на то, что 1914 году на турнире в Санкт-Петербурге 28-летний А. И. Нимцович, потерпел, неожиданно для себя и своих почитателей, разгромное поражение с унизительным матом от З. Тарраша. В этой партии, получившей в последствии название «легендарной», король играющего белыми фигурами А. Нимцовича, несколько раз подвергался мату. Издевательски перегнав белого короля почти через всю доску, З. Тарраш, с рядом красивых жертв, тремя фигурами-ферзем, ладьей и белопольным слоном поставил А. Нимцовичу мат. Это поражение А. И. Нимцович запомнил на всю жизнь. А гроссмейстер З.Тарраш после этой партии еще более утвердился для него в роли главного очного и заочного шахматного противника, ненавистного им оппонента и авторитетного учителя. Этот проигрыш стал для А. И. Нимцовича мощным стимулом для пересмотра не только своего подхода к игре, но и основных принципов построения стратегии и тактики шахматной партии.
          
     Результат такого самокритичного отношения к своей игре мы видим в знаменитой партии, сыгранной А. И. Нимцовичем в марте 1923 году в Копенгагене черными фигурами против гроссмейстера Фридриха Самиша. Партия эта вошла в копилку шахматных шедевров и получила название «Бессмертная игра на Цугцванг». Несомненно, что В.В. Набоков неоднократно анализировал эту очень неординарную партию. Естественно, что она вызывала в нем чувство восторга и именно ее фрагменты просматриваются в поединке Лужина и Турати. В этой партии А. И. Нимцович, проводит двойную атаку ладьями и делает тихий, на первый взгляд ничем не примечательный, ход пешкой в углу доски. После этого незаметного, казалось бы, неочевидного хода, к изумлению наблюдавших, за партией и для самого Фридриха Самиша, для его фигур, сложилась редчайшая для середины игры ситуация цугцванга –положения, когда любой ход белых ведет к жертвам и их разгрому. В шахматном поединке 1926 года, в Дрездене, играя чёрными фигурами против гроссмейстера Пола Джонера, А. И. Нимцович добивается красивой победы атакой сдвоенными ладьями и быстрым подключением к ним коня. В 1928 году А. И. Нимцович, играя черными фигурами против гроссмейстера Рихарда Рети, двумя конями создает на доске ситуацию, которая получила название «кошмарный сон» (‘nightmare’). Давая краткий анализ приведенных выше шахматных партий, мы целенаправленно подчеркивали цвет фигур, которыми играл и блестяще выигрывал А. Нимцович. Это черный цвет. Обращает на себя внимание:
         
-в своей роковой партии с Турати Лужин в романе играет фигурами черного цвета;
      
- именно для черных фигур разрабатывал свое начало гроссмейстер А. И. Нимцович и именно этот цвет лежит в основе «Защиты Нимцовича»;
         
- в списке из десяти лучших партий гроссмейстера А. И. Нимцовича, в восьми партиях он играет фигурами черного цвета.
            
     Это, не сразу заметное обстоятельство-предпочтение игры фигурами черного цвета и Лужина в романе, и гроссмейстера А. И. Нимцовича в жизни - еще одно значительное доказательство того, в шахматном образе Лужина В.В. Набоковым заложен образ гроссмейстера А. Нимцовича. Особую значимость в нашем исследовании приобретает рассмотрение, в качестве наглядного примера, фрагмента личных комментариев гроссмейстера А. Нимцовича к партии с Рудольфом Шпильманом (1883-1942), игранной 11 мая 1923 года в Карлсбаде, в которой А. И. Нимцович играл черными и которую выиграл на 25 ходу. В своем комментарии он указывает:
»готовится к главному наступлению на королевском фланге. Стратегическое отклонение здесь оправдано, так как собственные пешки в центре выглядят достаточно безопасными. То, что фланговая атака, когда ваш собственный центр находится в опасности, недопустима, мы подчеркивали уже не раз».
            
     Если учесть, например, что из десяти лучших партий гроссмейстера А. Нимцовича, сыгранных им до 1929 года, восемь партий приведены в шахматных справочниках с его комментариями и исходить из высокой степени вероятности, что эти комментарии на русском языке неоднократно перечитывал В. В. Набоков, то не трудно представить глубину ресурсов, которыми обладал писатель, чтобы наделить шахматную атмосферу романа и образ его главного героя достоверными признаками гроссмейстера А. Нимцовича.
            
     Очевидно, что все эти блестящие партии, игранные А.Нимцовичем в период, непосредственно предшествующий времени написания В.В.Набоковым «Защиты Лужина» (весна-лето 1929 г.), однозначно рассматривались и анализировались им. Эти партии могли быть во многом тем ресурсом, который позволил писателю создать в романе опосредственную через восприятие Лужина картину реального поединка. с характерным для А. Нимцовича и узнаваемым для шахматистов стилем именно его игры. Этот стиль игры гроссмейстера А. Нимцовича хорошо просматривается в отрывке романа, в котором 
            
     В.В.  Набоков штрихами, как бы вскользь дает описания партии Лужина. используя известные фрагменты из прошлых победных партий гроссмейстера: «Некоторые партии, им сыгранные на берлинском турнире, были знатоками тогда же названы бессмертными. Одну он выиграл, пожертвовав последовательно ферзем, ладьей, конем; в другой занял такую динамическую позицию одной своей пешкой, что она приобрела совершенно чудовищную силу и все росла, вздувалась, тлетворная для противника, как злокачественный нарыв в самом нежном месте доски; в третьей, наконец, партии Лужин, сделав бессмысленный на вид ход, возбудивший ропот среди зрителей, построил противнику сложную ловушку, которую тот разгадал слишком поздно. В этих партиях и во всех остальных, сыгранных им на этом незабываемом турнире, чувствовалась поразительная ясность мысли, беспощадная логика» (8).
            
     Стиль игры в любом, командном или индивидуальном, виде спорта — это очевидная «субстанция» для специалиста и совершенно не распознаваемая для стороннего наблюдателя.
            
     По стилю подхода к игре и анализа позиций Лужиным против Турати, игры, пусть даже обозначенную в романе не названиями фигур или их ходами, а словесными штрихами, текстом, на уровне размышлений, современный шахматист выше среднего уровня, в самой игре и в размышлениях Лужина может узнать стиль игры гроссмейстера А. Нимцовича.
            
     Следует остановиться и на еще одном «вызывающе» скрытом факте, который невольно для самого писателя и может быть неочевидно для него самого, «выдает» явный признак того, что в шахматном образе Лужина он «прячет» А. Нимцовича, как реального шахматного прототипа Лужина.
          
     Это – Турати. И здесь следует исходить из простой логической цепочки.
         
     В.В. Набоков наделил Турати таким количеством узнаваемых прямых и косвенных признаков, по которым любой человек, пусть поверхностно знакомый с недавней историей шахмат и около шахматных историй, легко узнает в Турати гроссмейстера З. Тарраша.  А узнав в Турати гроссмейстера З. Тарраша, любой, кто знает о долгих, конфликтных, порой полускандальных отношениях и нескрываемых на публике язвительных замечаний в отношении игры каждого, между гроссмейстерами А. Нимцовичем и З. Таррашем, сразу понимает, что «шахматный» Лужин в этих отношения и поединках - это гроссмейстер А. Нимцович.
         
     При всех перепитиях многолетних напряженных отношений этих двух шахматных профессионалов, входящих в мировую гроссмейстерскую шахматную элиту, в высказываниях А. Нимцовича о З. Тарраше, однозначно сквозит глубокая уважительность и оценка его личности, как учителя и наставника. Глубинная личностная прижизненная связь между этими двумя титанами мира шахмат ХХ века видимо перешла к концу их земного пути на метафизический уровень.
            
     Гроссмейстер З. Тарраш умирает 17 февраля 1934 года.
            
     Что вспомнилось Нимцовичу в этот промозглый, мрачный февральский день?
            
     Возможно, вспомнилась та первая турнирная партия между ними в далеком 1904 году, когда он, застенчивый, 18-летний, сел за шахматный столик перед уже признанным мэтром шахмат, одним из сильнейших игроков мира, состоятельным, успешным врачом-стоматологом, всем своим видом, демонстрирующим уверенность и свой успех в жизни. Все эти годы он никогда не мог забыть, как он, погрузившись в расчеты вариантов, вздрогнул от неожиданности и испуга, когда Тарращ внезапно вскочив из-за шахматного столика, громко произнес на весь игровой зал: «Никогда в жизни после десятого хода я не стоял в такой степени на выигрыш».  Все эти годы, по сей день он не может забыть жар того гнева, той огромной злости, которые охватили его. Та первая турнирная партия закончилась вничью. Но после этой партии не было в его жизни более ненавистного человека, который демонстративно из года в год делал вид, что не знает его.  А может быть вспомнилась их последняя турнирная партия 25 лет спустя, в Бад-Киссингене на знаменитом 4-ом международном Карлсбадском турнире в июле-августе 1929 года? Всего-то 6 лет назад. Это тогда А. Алехин-чемпион мира написал о нем в американской прессе: «... мы характеризовали Нимцовича как истинного представителя художественной школы в шахматах. Поэтому его победа должна вызвать удовлетворение у всех тех, кого интересуют в шахматах не только зрелищные и спортивные моменты» (21). Это тогда он –уже признанный лидер гроссмейстерской мировой элиты, ставший триумфальным победителем этого турнира, играя белыми против Тарраша, первым же неожиданным для него ходом спутал всю игру черных. Нет, он не начал игру тем дебютом, который в полной уверенности ждал от него Тарраш. По тому, как вздрогнули кончики усов Тарраша, как что-то мелькнуло в его глазах, спрятанными за стеклами пенсне, он тогда понял – Тарраш растерялся. И это было именно то, что он хотел и чего ждал. Он хорошо помнит нервозность толпы болельщиков, следивших за их игрой. Ведь одновременно игралась другая принципиальная партия этого турнира, между, только недавно сошедшим с мирового трона, экс-чемпионом мира - Капабланкой (1888 -1942) и претендентом на игру с чемпионом мира Боголюбовым (1889-1952) и многие почитатели кубинца специально съехались из самых разных стран, посмотреть на этот поединок. Но видимо, ожидая нового витка неутихающего знаменитого многолетнего конфликта между З. Таррашем и А. Нимцовичем, переключили все внимание на их игру.
          
     С первых же ходов, казалось их позиции равны. Но вот «тихонько наметилась какая-то мелодия». Потом он услышал «быстрое сочетание звуков». Потом» какая-то другая, густая низкая нота загудела в стороне». Вдруг он почуствовал, что «какая-то музыкальная буря охватила доску». Он «упорно в ней искал нужный ему отчетливый маленький звук, чтобы в свою очередь раздуть его в громовую гармонию» (8).
            
     И вдруг он услышал тихую, идущую из далекой-далекой глубины его души, прерывистую барабанную дробь. И сразу, следом за ней, нет он не услышал, он ощутил всем своим существом эту «громовую гармонию». Это начали бить в барабаны победы «боги его бытия». Это били барабаны победы.  Его победы.
          
     И тогда, потому как Тарраш поправил пенсне на переносице, он понял Тарраш тоже услышал тихий бой этих барабанов.
          
     Он выиграл эту партию у Тарраша, поставив мат черному королю. Для него это была не просто победа в турнирной партии. Для него это был триумф. Триумф, к которому он шел долгие годы и которому отдал много бессонных ночей, просиживая до рассвета за шахматной доской. Это было доказательство его правоты.
          
     Но тогда, и по дыханию, и по манере брать как бы ощупывая пальцами фигуры, и по вызывающе долгому обдумыванию ходов, он, с непонятным ему волнением и испугом, почувствовал, что Тарраш плох и что возможно они больше не встретятся.
          
     И он тогда поймал себя на мысли, что он по-новому видит Тарраша. Теперь перед ним сидел поблекший, глубоко пожилой человек, заурядный, уставший, отнюдь не такой уж успешный зубной врач, отошедший от принятой практики в стоматологии и лечащий зубную боль своих редких клиентов сомнительным гипнозом.
          
     Потом гроссмейстер Милан Видмар (1885-1962) в своих воспоминаниях засвидетельствует, что в Карлсбад З. Тарраш, которого он называл «Вагнером в шахматах», приехал «не столько на турнир, сколько на лечение».
          
     C уходом З. Тарраша-этого «догматика старой школы», как называл его А. Нимцович, ушло из его души, из его будней, это непередаваемое постоянное чувство предвкушения поединка и почти физически ощущаемый им выброс адреналина, когда он садился за шахматный столик напротив Тарраша. Ведь призом в каждом из этих поединков для него были не деньги. Призом для А. Нимцовича было это пьянящее чувство драйва и осознание Преодоления. «Играть сильнее Тарраша — вот формула для всех моих вожделений». Ушел тот, кто долгие годы разжигал в душе А. Нимцовича костер этих неистовых вожделений настоящего спортивного бойца. Ушел.  И видимо унес с собой смысл всех желаний великого шахматного гроссмейстера ХХ века.
            
     Как будто, лишившись жизненных сил, которыми его разум и душа питались энергией спортивной злости в непроходящих спорах с вечным противником, примерно через год – 16 марта 1935 года гроссмейстер А. Нимцович умирает.
          
     Ему было всего 48 лет.
          
     В шахматном мире не делают различия между «Защитой Нимцовича» «Дебютом Нимцовича» и «Началом Нимцовича», понимая под этими названиями не только начало шахматной партии, но и определенную систему построения фигур на шахматной доске, стратегический замысел, концепцию. Само слово «защита» в своем смысловом и лингвистическом назначении предполагает защиту от нападения противника. В этом плане обращает на себя внимание момент в тексте романа, когда Лужин, стоя на балконе в «длинной ночной рубашке», глядя на луну, обдумывает «защиту против Турати» …хотя со стороны Турати нет атаки.  Это именно то, о чем пишет в 1929 году гроссмейстер А. Алехин о А. Нимцовиче:» он иллюстрирует многочисленными примерами свою стратегию, которую он разработал в целую систему» (21).
          
     Очевидно, что в этой ситуации В.В. Набоков в слово «защита» вкладывает понятие о неком построении Лужиным фигур, некую стратегию, комбинацию, систему, концепцию, возможно направленную на атаку, а не на защиту.
          
     В этом эпизоде мы можем видеть, что и здесь писателем спрятана «Защита Нимцовича».
          
     Очень вероятно, что эпизод, описанный в романе с опозданием Лужина на игру с Турати «списан» В.В. Набоковым с эпизода из реальной шахматной жизни А. Нимцовича.
          
     Такое же опоздание произошло у А. Нимцовича на турнире в немецком Гамбурге в 1910 году. Тогда он опоздал на игру на 45 минуту.
          
     В романе Турати двусмысленно реагирует на опоздание Лужина словесной трехбуквенной неразборчивой тарабарщиной, за которй несомненно спрятаны раздражение и скорее всего грубость: «Тар, тар, третар», — затараторил, качая головой, внезапно возникший Турати. «Аванти», — сказал Лужин и засмеялся» (8).
          
     «Аванти», по-итальянски, означает, не «привет», не «извиняюсь», не «прости». «Авантюр» в переводе с итальянского на русский означает «давай, давай»,  а дальше носителю русского языка, как родного, нетрудно догадаться, что скрыто и что может следовать за этим «давай», когда, сказавши это еще и «засмеялся».
         
     Современники А. Нимцовича описывают этот эпизод несколько иначе.
          
     Зайдя в игровой зал, А. Нимцович услышал о себе грубые слова своего противника. Сделав вид, что он ничего не слышал, но затаив обиду на эти слова, А. Нимцович не бросился к игровому столу с извинениями за свое опоздание. Вместо этого, он ушел в фойе и стал, не торопясь рассматривать картины на стенах. Только после, гого как он успокоился и еще больше вывел противника из равновесия, он подошел к игровому столику и начал игру в таком быстром темпе, что затратил на первые 17 ходов всего лишь 5 минут. Пожертвовав пешку и выиграв качество, А. Нимцович выиграл эту партию.
          
     Проходят десятилетия, но шахматисты самых разных стран, направлений, школ продолжают изучать, оценивать и переоценивать наследие А.И. Нимцовича.
          
     Среди работ последних лет, посвященных изучению шахматного творчества гроссмейстера А.И. Нимцовича следует остановиться на анализе фрагмента книги видного шахматного деятеля из Великобритании, гроссмейстера Реймонда Денниса Кина (Raymond D. Keene 1948 - ), вышедшей в свет в 1974 году под многозначительным названием: «Арон Нимцович. 1986 -1935. Переоценка» (30). Эта книга в адаптированном виде была переведена и издана в России в 1986 году в серии "Выдающиеся шахматисты мира" издательством “Физкультура и спорт" (4). Из 6 глав этой книги, одна глава -№4 называется «Дуализм Нимцовича».
          
     Хотя «дуализм»,  в применении этого значения к человеку, как объясняют словари, -это философское утверждение, что  в человеке «душа и тело - две разные вещи, способные, существовать отдельно одна от другой», гроссмейстер Кин под дуализмом А. Нимцовича понимает его отличительную особенность от других крупных шахматистов не только погружаться в собственные планы игры, но и глубоко вникать в психологию и психотип своего противника, анализируя его возможную стратегию и тактику и исходить из его стиля игры и дебютных предпочтений.
          
     Это, говоря о А.Нимцовиче, отмечал и чемпион мира гроссмейстер А. Алехин:
»  большую роль здесь сыграло также его понимание психики партнера. Умение использовать психологию противника особенно ярко проявилось в его партиях против Шпильмана и Тартаковера. Зная, что Шпильман не удовлетворится в этой партии ничьей, Нимцович завлек его в длинный разменный вариант, получив в результате незначительное, но несомненное преимущество» (21).
          
     Именно этот дуализм гроссмейстера А. И. Нимцовича разглядел В.В. Набоков, введя его в образ Лужина при описаниях раздумий Лужина перед роковой встречей с Турати,
          
     Следует отметить и такое важное, по нашему мнению, обстоятельство в пользу выдвигаемой нами версии, как факты личных встреч В.В. Набокова и гроссмейстера А. И. Нимцовича как шахматных партнеров, на которых писатель мог непосредственно ощутить психотип гроссмейстера.
          
     Пример такой встречи во время сеанса одновременной игры в берлинском кафе «Экитабль», со слов самого В. В. Набокова, приводит его первый биограф –австралийский профессор Эндрю Филд (28), близко друживший с писателем с 60-х годов прошлого столетия.  Сам факт того, что место этой встречи было берлинское кафе, а не какой – ни будь элитный закрытый клуб для избранных, нетрудно предположить, что это была не единственная встреча двух русскоговорящих соотечественников – эмигрантов, примерно в один временной период уехавших из России, в результате ее революционных потрясений. Встреч, в которых люди мгновенно, на уровне биополя, узнают друг друга с первого, мельком брошенного, незаметного для постороннего, взгляда по легкой, мелькнувшей, в слегка прищуренных глазах, как тень пролетевшей бабочки, полуулыбке.
          
     В исследовательском процессе погружений в океан поисков прямых и косвенных совпадений признаков и фактов, свидетельствующих о тождественности шахматного образа Лужина в романе реальной личности гроссмейстеру А. Нимцовича, внезапно, как при решении набоковской шахматной задачи, вспыхивает озарение: – А ведь писатель не прячет прототип!
      
     Он просто не называет прототип по фамилии, открыто говоря всем - шахматная концепция, получившая название «Защита Лужина», придумана «самим героем» его романа. И этого «героя», спустя 35 лет он называет гроссмейстером, хотя в самом романе он этого не делает. Ах, какое красивое шахматное решение! Как это по-набоковски!
          
     Простенький ход, дающий решение шахматной задачи, лежит у всех на виду. Но его никто не видит.
          
     Ведь никто иной, как гроссмейстер А. И.  Нимцович  и есть «герой, придумавший название набоковского романа, заложив ключевое слово «защита» в своей книги–шахматной библии для многих поколений шахматистов, он-гроссмейстер А. И. Нимцович и есть автор  этой концепции, получившей его имя и признанной во всем мире, как «Защита Нимцовича».
          
     Ниже, в двух блоках  собраны и представлены обобщенные результаты исследований, проведенных авторами статьи.

БЛОК №1. СОПОСТАВЛЕНИЕ ФАКТОВ, ХРОНОЛОГИЧЕСКИХ ДАННЫХ И ПРИЗНАКОВ,
ПОДТВЕРЖДАЮЩИХ, ЧТО ЗА ШАХМАТНЫМ ОБРАЗОМ ГЕРОЯ РОМАНА В.В. НАБОКОВА
«ЗАЩИТА ЛУЖИНА» ПРЕДСТАВЛЕН ГРОССМЕЙСТЕР А.И. НИМЦОВИЧ

1. 1919 г.-год, когда Набоков с семьей навсегда покидает Россию.///
1920 г.-год, когда А. Нимцович навсегда покидает Россию.

2. 1922 г.-год приезда Набокова в Берлин.///
1920-ые годы. - годы активных участий А. Нимцовича в турнирах в Германии.

3. Берлин-город проживания Набокова в период замысла, завершения и издания романа «Защита Лужина».///
Берлин-город частого проживания гроссмейстера А. Нимцовича в период написания и издания романа Набокова «Защита Лужина»

4.Русский-основной (первый) разговорный язык Набокова. ///
Русский-основной (первый) разговорный язык гроссмейстера Нимцовича

5.1922-1929 гг. - годы публикации шахматных композиций, переводов и первых 3-х из 9 романов Набокова на русском языке. ///
1922-1929 г.г.- годы участия и побед в крупных международных шахматных турнирах гроссмейстера А. Нимцовича как профессионального шахматиста. Выход его монографии «Моя система» (нем.Mein System)-составленной из 5 брошюр, написанных с 1925 по 1927 год- одна из первых работ по гипермодернизму в шахматах.

6. 1929 г. - год начала работы Набокова над романом «Защита Лужина».///
1929 г - год достижения гроссмейстером А. Нимцовичем исторического максимума шахматного рейтинга в его шаматной жизни-2780.

7. 1929 г.- год первой полной публикации романа Набокова «Защита Лужина» в журнале «Современные записки», под псевдонимом Вл. Сирин. ///
1929 г.- год первой публикации объединенной монографии гроссмейстера А. Нимцовича «Моя система на практике», названной впоследствии шахматным миром «Библией позиционной игры». Появление названия дебюта «Защита Нимцовича»

8. 1930 г. – год выхода романа Набокова «Защита Лужина» отдельной книгой в издательстве «Сдово». Берлин.///
1930 г. – год выхода объединенной монографии гроссмейстера А. Нимцовича в виде отдельной книги «Моя система на практике» в Берлине и тиражом 5000 экземпляров в Москве.

9. “...нет ничего ненормального в том, что шахматист не является нормальным»
В. Набоков.///
 Избегая отправки на войну А. Нимцович симулирует сумасшествие, получая «метку» неадекватного человека. Во время турнирных поединков ведет себя очень эмоционально.

10. А.И.- инициалы имени и отчества Александра Ивановича Лужина.///
А.И.- инициалы имени и отчества Арона Исаевича Нимцовича

11. В романе В. Набоков неоднократно упоминает Лужина, как наиболее вероятного претендента на шахматный трон, упоминая его в числе нескольких сильнейших шахматистов мира./// 
Чемпиои мира по шахматам, гроссмейстер А. Алехин считал, что А. Нимцович наиболее вероятный и достойный претендент на шахматный трон.

12. Фамилия основного шахматного противника Лужина в романе –Турати.
(6 букв, заглавная «Т»).///
 Фамилия основного шахматного противника А. Нимцовича – Тарраш (6 букв, заглавная «Т»)

13. Турати-фамилия, предположительно производная от созвучного названия тяжелой шахматной фигуры ладьи- туры///
 «Всегда ставьте ладью сзади пешки» -один из основных постулатов Тарраша (прозвище «Учитель»)

14. В романе Турати-назван В. Набоковым итальянцем, что скорее всего является результатом ассоциации с информацией в прессе конца 20-х годов ХХ вкка./// 
Филиппо Турати- основатель Социалистической партии Италии. Был активен в политике в период работы Набокова над романом.

15. Турати-в соответствии с этимологией венгерских фамилий, произошла от названия венгерского города Тура./// Зигмунд Тарраш – венгерский гроссмейстер.

16. В партии против Турати Лужин играет черными фигурами. ///
 Гроссмейстер А. Нимцович играет черными фигурами в своих лучших партиях. 
 
17. Стиль писателя В. Набокова признан постмодернистским. /// 
Стиль гроссмейстера А. Нимцовича признан гипермодернистским.

18. «...относится к шахматной защите, возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером Лужиным».Так В. Набоков впервые, письменно, в 1964 году а предисловии к переводу роману на английский язык упоминает шахматный рейтинг Лужина- гроссмейстер. /// А. Нимцович-гроссмейстер

19. В. Набоков: “шахматная концепция, получившая название «Защита Лужина», придумана самим героем романа, а отсюда и пошло нвзвание произведения». /// Гроссмейстер А. Нимцович в своих монографиях называет свою систему «шахматной концепцией», давая ей обобщенное наименование «Защита Нимцовича».

20. «...и самое простое объяснение не приходило ему в голову, как иногда, при решении задач, ключом к ней оказывается ход, который представляется запретным, невозможным, естественным образом, выпадающим из ряда возможных ходов» В. Набоков «Защита Лужина». ///
 -«Один из тех неприметных ходов, которые более неприятны для стесненного противника, которому угрожают со всехс сторон, чем самая сильная прямая атака». -» Самые красивые ходы в конечном счете-выжидательные». А. Нимцович.

21. В 1964 г. В. Набоков в предисловии к англоязычному изданию книги признает, что «шахматная защита» изобретена гроссмейстером-героем его романа. /// ...русское название романа, «Защита Лужина», относится к шахматной защите, возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером...» В. Набоков.

22. В. Набоков, при обдумывании игры Лужиным, при всем огромном многообразии шахматных терминов и названий маневров фигур на шахматной доске, постоянно объединяет все в слово «защита», даже тогда когда на позицию Лужина нет атаки, что по существу, начиная с названия романа –«Защита Лужина», является нескрываемым признаком дублирования названия шахматной концепции гроссмейстера Нимцовича -«Защита Нимцовича». ///
 Гроссмейстер А. Нимцович в своих книгах-шахматных библиях, с ним и его современники, а за затем и его последователи, выстроенную им шахматную концепцию, включающую дебют, развитие фигур, отношение к центру, к флангам, к пешкам, к психологическим аспектам игры. объединяют в «Защиту Нимцовича»,

23. Дуализм в стиле игры Лужина, предусматривающий, как собственную стратегию и тактику, так и варианты блокирования фигур и позиций противника, описан В. Набоковым в романе. ///
Дуализм в стиле игры гроссмейстера А. Нимцовича отмечен в шахмтной литературе (Keene, Raymond. Aron Nimzowitsch, 1866-1935: A Reappraisal.  D. McKay Co. Inc. 1974. 334 р.

24.Жизнь Лужина, начиная с 14 лет, так и не получившего базового образования в период его взрослой, неустроенной личной жизни шахматного профессионала в бесконечных переездах, бессонных ночах в дешевых гостиницах, долго выступающего в роли «забавного монстра» в руках жуликоватого «импрессарио», с  трагическим уходом из жизни,  полна драматизма. ///
Шахматная судьба гроссмейстера А. Нимцовича уникальна по своему драматизму, как никакого другого выдающегося шахматиста в период 20-30 годов ХХ века.  «Шахматный мир должен организовать матч между чемпионом мира и победителем турнира — это его моральная обязанность. И если он окажется глух к своей обязанности, это будет ничем не оправдываемым». упущением, которое ляжет на шахматный мир тяжким укором».

25. По собственному признанию В. Набокова, за все годы проживания в Германии (1922-1937) он ничего не прочел на немецком языке, отказываясь учить этот язык и общаясь только на русском, читая только издания на русском языке. ///
На русском языке книга гроссмейстера А. Нимцовича «Моя система» вышла в 3 выпусках в период с 1925 по 1928 годы, что, очевидно, сделало ее, наряду с особенностями личности и поведения Нимцовича,  одним из основных источников шахматного ресурса писателя В. Набокова во время написания им романа «Защита Лужина» в 1929 году

          В этом блоке, состоящеем из 25 пунктов, собраны и сопоставлены факты, даты, документальные признаки, скрытые литературные приемы, свидетельства и письменные признания В.В. Набокова, аргументированно свидетельствующие в пользу  версии о том, что в основу шахматного образа героя романа «Защита Лужина» В.В. Набоковым целенаправленно были использованы фрагменты из шахматной жизни А. И. Нимцовича.
    
     Особо следует обратить внимание на пункт 5 этого блока в части того, что фактически в течении 2-х лет, с 1925 по 1927 годы «шахматная библия» А.И. Нимцовича публиковалась им в виде брошюр поэтапно частями.
    
     Это были годы, когда В.В. Набоков активно сотрудничал с различными газетами, как автор шахматных композиций и несомненно использовал мысли и идеи, изложенные в этих брошюрах, как ресурс для своих шахматных задач и головоломок, задолго до того, как книга А.И. Нимцовича была опубликована полностью, годами проникая в понимание шахматного стиля гроссмейстера.               
 
БЛОК №2. СРАВНЕНИЕ ФРАГМЕНТОВ ТЕКСТА РОМАНА
И ФАКТОВ ИЗ ШАХМАТНОЙ ПРАКТИКИ ГРОССМЕЙСТЕРА А.И. НИМЦОВИЧА

ФРАГМЕНТЫ ТЕКСТА РОМАНА /// ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ А. И. НИМЦОВИЧА 

1. «Некоторые партии, им сыгранные на берлинском турнире, были знатоками тогда же названы бессмертными».В.Набоков «Защита Лужина»./// В честь 100-летнего юбилея Берлинского шахматного общества в начале 1928 года в Берлине проводтся крупный международный турнир, который выигрывает гроссмейстер А.Нимцович. Некоторые из этих партий названы бессмертными.

2.«Прием состоял в том, чтобы по своей воле совершить какое-нибудь нелепое, но неожиданное действие, которое бы выпадало из общей планомерности жизни и таким образом путало бы дальнейшее сочетание ходов, задуманных противником».
В.Набоков «Защита Лужина». ///Главное в дебюте «Защита Нимцовича».- с первого хода создать, играющему белыми противнику, чувство психологического давления... «Выдержав испытание временем, защита Нимцовича остается одним из наиболее фундаментальных дебютов и в наши дни» М. Тайманов.

3. «Этот игрок, представитель новейшего течения в шахматах, открывал партию фланговыми выступлениями, не занимая пешками середины доски, но опаснейшим образом влияя на центр с боков». В.Набоков «Защита Лужина». ///«Достойная альтернатива обладанию центром, — фигурное давление на него».  Гроссмейстер А. Нимцович.

4. «Слава русского мальчика, уже побившего кое-кого из тех игроков, имена которых попадают в шахматные учебники, так росла.» В.Набоков «Защита Лужина»///
«.в России, в Прибалтике, появился  9 летний очень сильный игрок. Имя шахматного вундеркинда Арон Нимцович»-из заметки в Deutsches Wochenschach."Немецкая шахматная неделя». 1896 г

5.«после того незабвенного турнира ...когда двадцатилетний русский игрок оказался победителем». В.Набоков «Защита Лужина». В возрасте 20 лет эмигрант из России А. Нимцович занял 1-ое место на Мюнхенском турнире, за что Германским шахматным конгрессом этому «русскому» шахматисту было присвоено звание мастера.

6. «Давно вошедший в разряд лучших международных игроков, очень известный, цитируемый во всех шахматных учебниках, кандидат, среди пяти-шести других, на звание чемпиона мира, он этой благожелательной молвой был обязан ранним своим выступлениям, оставившим вокруг него какой-то смутный свет, венчик избранности, поволоку славы». В.Набоков «Защита Лужина»./// «Ранние выступления» гроссмейстера А. Нимцовича в международных турнирах, «оставившие вокруг него какой-то смутный свет, венчик избранности, поволоку славы»: Санкт-Петербург (1922, 1923, 1924, 1928), Мариенбад (1925), Дрезден  (1926), Ганновер (1926), Остзебад-Ниндорф и Лондон-2 (1927), Берлин (1928).

7.«Ваш соотечественник, -сказал фабрикант, показывая на него бровью, - знаменитый шахматный игрок. Приехал из Франции на турнир. Турнир будет в Берлине, через два месяца. Если выиграет, то вызовет чемпиона мира». B.Набоков «Защита Лужина». /// Победы гроссмейстера А. Нимцовича  в
7 крупных международных турнирах: Копенгаген (1923, 1924, 1928), Марианске-Лазня (1925), Дрезден (1926), Лондон (1927), Берлин (1928) вывели его в ранг  претендента на матч с чемпионом мира.

8. «...Турати, по темпераменту своему, по манере игры, по склонности к фантастической дислокации, был игрок ему родственного склада, но только пошедший дальше». В.Набоков «Защита Лужина». ///«...не будь чувства вражды по отношению к Таррашу, я никогда не научился бы настоящим образом играть в шахматы. Играть сильнее Тарраша — вот формула для всех моих вожделений...» А. Нимцович.

9. «Оглядываясь на восемнадцать с лишним лет шахматной жизни, Лужин видел нагромождение побед вначале, а затем странное затишье». В.Набоков «Защита Лужина». ///После блистательной победы в Мюнхенском турнире 1906 года, новой победы в турнире гроссмейстер Нимцович смог добиться только через 18 лет.

10. В романе Лужин опаздывает на игру с Турати. «... он опоздал, опоздал...».///
В 1910 году, в Гамбурге гроссмейстер А. Нимцович опоздал на игру с Йоном на 45 минут.

11. «...занял такую динамическую позицию одной своей пешкой, что она приобрела совершенно чудовищную силу и все росла, вздувалась, тлетворная для противника, как злокачественный нарыв в самом нежном месте доски...». В.Набоков «Защита Лужина».///В партии «Бессмертная игра на Цугцванг» против гроссмейстера Самиша, гроссмейстер А. Нимцович делает ход пешкой в углу доски, после которого сложилось положение, когда любой ход Самиша ведет к жертвам и разгрому-цугцванг.

12.«...особенно его утомила игра вслепую, довольно дорого оплачиваемое представление, которое он охотно давал...»
«...так он играл против пятнадцати, двадцати, тридцати противников».
В.Набоков «Защита Лужина». ///Количество досок в одновременной игре вслепую 15-30 доступно только очень узкому кругу профессиональных шахматистов высшего уровня, каким и был гроссмейстер А. Нимцович и который часто практиковал такие сеансы, как заработок.

       В этом блоке, состоящем из 12 пунктов, собраны фрагменты текста романа, которые  точно совпадают с ситуациями, эпизодами, фактами из шахматной деятельности и турнирными достижениями гроссмейстера А. Нимцовича.
      
     Собранные, проанализированные и ранжированные в блоки по двум основным группам, все 37 признаков являются содержательными и аргументированным доказательством, в пользу впервые выдвинутой версии (6), о том что в шахматном образе героя своего романа «Защита Лужина» В.В. Набоков целенаправленно «закамуфлировал» личность своего русскоговорящего земляка, человека, как и он сам с социальным статусом русского эмигранта из России, выдающегося шахматного теоретика, шахматного профессионала, входившего в мировую гроссмейстерскую элиту ХХ века, гроссмейстера А.И. Нимцовича.
    
     Таким образом выдвинутая  версия (6) получила емкое, убедительное и аргументированное подтверждение. 
    
     Нельзя не упомянуть замечание писателя Виктора Пелевина о В.В. Набокове, которое он делает в своей книге «Священная книга оборотня»: «Набоков проговаривается… Страницами не проговариваются, страницами сочиняют. Он проговаривается тогда, когда скупо, почти намеками упоминает…»
    
     Это высказывание Виктора Пелевина о набоковских намеках заставляет еще раз внимательно и критически отнестись к витиеватому замечанию В.В. Набокова, сделанному им в 1964 году - через 35 лет после первой публикации романа: «русское название романа «Защита Лужина», относится к шахматной защите, возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером Лужиным: имя рифмуется со словом «illusion», если произнести его достаточно невнятно, углубив [u]» (29).
    
     Тем более, что фамилия Лужин за 5 лет до написания романа, была уже использована В.В. Набоковым в одном из его же первых рассказов. Эту фамилию он дал герою своего рассказа "Случайность", опубликованном им в рижской русскоязычной газкте "Голос" 22 июня 1924 года - Алексею Львовичу Лужину.

    Как тонкий психолог, В.В. Набоков в этом замечании, сделанному к переводу к американскому изданию своего романа, не только делает, как говорят американцы,  «политически корректный», но очень неправдоподобный реверанс, утверждая, что еще в далеком 1929 году, он-30–летний, сознательно дал герою своего романа фамилию Лужин, исходя из того, что она близка по звучанию с произношением русского слова «иллюзия», которое идентично по смыслу с английским и по по-английски звучит приблизительно так же «если произнести его достаточно невнятно, углубив [u]», но за заключительной частью абзаца, за явно надуманным пассажем в ней, на котором естественно с восторгом фокусируется внимание читателя или слушателя,  он уводит в тень или откровенно прячет целый каскад своих знаменитых намеков и недомолвок.   
    
     Скрытые за внешней незначительностью и кажущейся простотой, витиеватость, разновекторность изложения, неоднозначность понимания, многосмысленность в одной фразе, в которой одновременно речь идет о совершенно разных аспектах, реальности, которые можно принять за намеки и намеки, которые можно принять за реальности, вызывают несколько простых вопросов.
   
     1. В.В. Набоков: «название романа относится к шахматной защите» ...
     Но разве о шахматной защите идет речь в романе? А не о трагизме судьбы человека, лишь фоном которой выбраны шахматы? А если все-таки речь идет о шахматной защите, то название этой шахматной защиты было написано по-русски на книге «Защита Нимцовича», которая «возможно» лежала на писательском столе В.В. Набокова во время написания им романа.
 
     2.  В.В. Набоков: «возможно, изобретенной выдуманным мной гроссмейстером Лужиным»
      
     Что означает это набоковское, двусмысленное, выделенное запятыми «возможно? То есть, это «возможно» выражает двойственность, вероятность. Другими словами, он, как автор романа в этом «возможно», не уверен «изобрел» ли он своего героя или не изобрел? Или, как автор, создавший своего героя, в этом своем «возможно» он не уверен изобрел ли его герой эту защиту или нет?

     3.  В.В. Набоков: «выдуманным мной гроссмейстером Лужиным». То есть, через 35 лет после написания романа автор неожиданно и видимо для себя самого оговаривается, что  Лужин был гроссмейстером, хота на страницах романа он ни разу не упоминает его шахматный титул. И приэтом он утверждает, что гроссмейстер Лужин им "выдуман".
    
     И это в 20-ые годы ХХ века, когда А.И. Нимцович –его соотечественник, книги которого он постоянно штудировал, а партии анализировал, был одним из самых молодых и самых титулованных гроссмейстеров мира, а звание гроссмейстер было редкостью, приравненное чуть ли к княжескому титулу, и обращение к носителю этого звания просто по фамилии без упоминания титула было практически невозможно, особенно в чопорной, уважительной  и почитающей титулы капиталистической Германии.  Это воспринималось бы в те годы, да и воспринимается в наши дни как если бы к генералу обратиться без произношения его воинского звания. 
    
     Оговорки В.В. Набокова...
    
     Много лет спустя, после публикации "Защиты Лужина", уже при размышлениях о необходимости самостоятельного перевода на русский язык своего знаменитого романа "Лолита”, В.В. Набоков оговаривается "...каждый абзац и без того полный ловушек..."
     Ловушки в каждом абзаце текста его произведений — вот он, стиль В.В.Набокова на протяжении всего его литературного творчества, привнесённый из его творчества шахматного композитора.
    
     Много сомнений вызывает эта набоковская «подчеркнутость» в его утверждении о «выдуманности им гроссмейстера». Напрашивается мысль, о том, что когда так говорят о подчеркнутости своей «изобретательской» выдумки, то хотят скрыть обратное.
      
     Нобелевский лауреат Иван Бунин, при всей симпатии к В.Набокову, особенно в начальный период их отношений, и признании его таланта, однозначно писал о неоднократных обманах В. Набокова. Так, в октябре 1946 года Иван Бунин в частном письме пишет о В. Набокове «...какой мошенник и словоблуд (часто просто косноязычный)» ...

https://t.me/tsypkintherealone/3228) .

Не «выдуман» был гроссмейстер Лужин. Но автор упорно старался скрыть это до конца своей жизни.
               
                ВЫВОД

    
     Отбросив предвзятости и штампы предыдущих лет, сосредоточив внимание:
- на масштабе личности гроссмейстера А.И. Нимцовича-живущего рядом современника, соотечественника-земляка писателя В. В. Набокова, разделяющего с ним социальный статус иммигранта; 
- на внимательном и объективном обзоре и анализе самого текста романа;
- на разбросанных и спрятанных между слов и строк, конкретных данных и деталей, в сочетании с высоким уровнем литературного мастерства;
- на сходствах в нюансах в описаниях и оценках шахматных позиций, представленных в романе;
- на представительности, объемности и доступности для В.В. Набокова описаний шахматных партий гроссмейстера А. И. Нимцовича дла создания им резерва «шахматного спектра» романа;   
- на переплетениях фактов и параллельностях во времени шахматных событий в жизни героя романа-Лужина и гроссмейстера А. И. Нимцовича;
- на общественной обстановке, личной жизни писателя В.В. Набокова и шахматной биографии гроссмейстера А.И. Нимцовича в 20-х годах ХХ столетия;
- на идентичном профессиональном уровне Лужина и гроссмейстера А. И.  Нимцовича; 
- на интригующей притягательности для писателя трагизма шахматной судьбы гроссмейстера А. И.  Нимцовича;
- на факте личных встреч В.В. Набокова и А.И. Нимцовича (26),
следует, с очень высокой долей уверенности утверждать, что в основу образа главного героя своего романа «Защита Лужина», как шахматиста, В.В. Набоков целенаправленно использовал образ одного из выдающихся шахматистов ХХ века – гроссмейстера  А.И. Нимцовича, автора оригинального шахматного начала, вошедшего в мировую теорию и практику шахмат под названием «Защита Нимцовича». 
    
     Основные аргументы и факты, выявленные авторами в пользу выдвинутой раннее (4) версии, представлены в двух блоках, включающих 37 пунктов.
    
     Парадоксальность набоковского приема в романе сопрягается со стилем его шахматных композиций, в которых, как он отмечал, самый простой, всем видимый, первый ход, но который никто не мог принять, как ключевой, лежит у всех на виду.
     «...и самое простое объяснение не приходило ему в голову, как иногда, при решении задач, ключом к ней оказывается ход, который представляется запретным, невозможным, естественным образом, выпадающим из ряда возможных ходов» (8).
   
     Именно этот прием использовал В.В.Набоков, когда писал, что «шахматная концепция, получившая название «Защита Лужина», придумана «самим героем» его романа, а отсюда и пошло название произведения». 
   
     При этом В.В. Набоков, продолжая и углубляя свой стиль шахматного композитора и любителя головоломок, упорно не называл фамилию «самого героя», указывая, что «шахматную концепцию» придумал «сам герой».
    
     Здесь следует отметить, что реальную возможность приблизиться к решению набоковской загадки с его переплетениями фраз, содержащих такие словесные включения, как «шахматная концепция» и ее «придуманность самим героем» романа, может дать развернутое рассмотрение значения самого слова «концепция», непосредственно в контексте прикладной филологии. 
    
     Хорошо известно, что концепция это:
-система или комплекс взглядов;
-способ понимания;
-трактовка;
-точка зрения;
-руководящая идея;
-ведущий замысел;
-конструктивный принцип.    
    
     Очевидно, что все эти составляющие трактовки слова «концепция», в сочетании с понятием «шахматная концепция», не могли быть реализованы В.В. Набоковым в романе без глубокого, детального освоения и систематизации значительного объема целенаправленной шахматной и около шахматной информации.
    
     При этом, как показывает анализ и текста романа, и многочисленные хронологические и событийные совпадения, основным источником шахматного ресурса В.В. Набокова был огромный и легко доступный писателю информационный потенциал как шахматного творчества А. Нимцовича, так и обширные сведения о личности этого шахматного профессионала высочайшего уровня.
    
     Казалось бы, у всех перед глазами лежит эта шахматная концепция.  Всем хорошо известно имя «самого героя», придумавшего ее.
    
     Но литературно-шахматная задача в романе так виртуозно и так психологически тонко выстроена В.В. Набоковым, что вроде бы лежащее на поверхности ее решение не обращало на себя внимание исследователей и литературных критиков на протяжении многих лет.
    
     И как тут вновь не вспомнить набоковские «полупризнания»:«... существует тесная связь между некоторыми миражами в моей прозе и тканью - как яркой, так и неясной - шахматных задач, магических загадок...» и его же -«...обман в шахматах, как и в искусстве, - это только часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий», «... мне доставляло большое удовольствие пользоваться теми или другими образами ....».
    
     Слово «иллюзия» сравнительно часто используется В.В. Набоковым в разных интервью при его рассуждениях, комментариях и оценках «Защиты Лужина» на протяжении многих лет его творчества. 
    
     Это слово всячески «обыгрывается» им, даже через много лет после выхода романа. Особенно, когда он утверждает, что фамилию главного героя Лужин он придумал сознательно, найдя по его мнению ее созвучие с английским «illuson». Хотя, как было укзано нами выше, фамилию Лужин он использовал еще в 1924 году, дав ее главному герою свего рассказа "Случайность"
    
     Тем не менее "сознательноая придуманность" автором фамлии Лужин из-за ее надуманной близости по созвучию с английским «illuson»  за многие годы это стала не подлежащей сомнению истиной, признанным постулатом.
 
     И парадигма эта повторяется во многих работах литературоведов и литературных критиков.
    
     Но в чем же, собственно, заключаются иллюзии в этой парадигме? 
    
     При всем желании читатель не может найти иллюзий ни в образе замкнутого, целеустремленного, с жестким, сильным характером мальчика-подростка, ни в образах его родителей. домочадцев, учителей и соучеников.
   
      У Лужина –подростка нет иллюзии выбора. Выбор его жизненного пути и его цели четко определен им самим. В шахматных поединках Лужина, которые ведутся на самом высоком уровне профессиональных шахмат, нет и не может быть места каким бы не было иллюзиям.
    
     Этот очень жесткий мир - мир, в который Лужин ворвался, будучи еще совсем молодым человеком и в котором многие годы находится в немногочисленном круге элитных, игроков, прагматичных соперников, не прощающих малейших ошибок и промахов. Этот мир не допускает иллюзий в силу самой сути этого вида спорта и специфики этих неординарных честолюбивых, амбициозных людей, сделавших его профессией и средством своего существования.
    
     То, что в романе может составлять возможный спектр иллюзий-это всего то деформированное восприятие реальностей, надломленной психики человека, проведшего лучшие годы своей жизни практически в социальном одиночестве, без семейного уюта, без дружбы, без любви, в постоянной сосредоточенности, без активной физической нагрузки, психологического отдыха, эмоционального разнообразия и комфорта.
    
     Тогда может быть следует говорить об иллюзии самой человеческой жизни. 
    
     Вспомним о существовании такого литературного приема, как аллюзия.
    
     Прием, при котором автор использует в тексте своего произведения по-разному скрытые намеки на известную личность или факт.
    
     Тогда-то открывается множество веских и неоспоримых доказательств в пользу версии того, что в шахматном образе Лужина автор. С помощью литературного приема «аллюзия» не столько «прячет», сколько, где явно, а открыто скрывает личность только одного человека.
    
     И этот человек- гроссмейстер А.И. Нимцович.
    
     С уникальным мастерством именно шахматного композитора-составителя шахматных задач и головоломок, В. В.Набоков до предела заполняет «шахматное» пространство романа этим литературным приемом. Но эти филигранно скрытые от рядового читателя набоковские аллюзий становятся понятными только лишь тогда, когда внимательно знакомишься с миром шахматной элиты и с историей профессиональных шахмат первой трети ХХ века.
    
     Вплетая в полотно текста романа, неведомые рядовому читателю как данные, так и конкретные факты о громких первых шахматных успехах молодого Лужина, о его участии в крупных шахматных турнирах, о его головокружительных победах, о периодах творческих застоев, неудачах и провалах, подробно описывая противостояние Лужина и Турати, рассыпая по тексту романа как бы вскользь хронологические данные, названия городов, перипетия в шахматных партиях, В.В. Набоков где намеками, а где открыто указывает в этих аллюзиях на реальные  факты и события из шахматной жизни гроссмейстера А. И. Нимцовича.
    
     И когда в своих заявлениях различным интервьюерам В. В. Набоков по поводу своего романа «Защита Лужина» с его постоянной нацеленностью на розыгрыши и мистификации, в свойственной ему шутливой манере издевки, то ли дурача, то ли насмехаясь, то ли откровенно обманывая, заявляет о созвучии английского «illuson», фамилии Лужин, а затем переходит к русскому слову «иллюзия», то у русскоязычного читателя, с детства выросшего  на литературе русских классиков, невольно возникает устойчивое подозрение, что писатель умело и целенаправленно путая слушателя, без труда «передергивает»  и манипулирует двумя очень близкими по звучанию русскими словами «иллюзия» и «аллюзия».
    
     Тем более, если, по собственным словам, В.В. Набокова, произносить их «достаточно невнятно».

     А не скрыто ли за невинным набоковским, как бы всколзь вброшенным замечанием об этой «невнятности», в стиле его шахматных задач, все просто обьясняющее словл «аллюзия», а не надуманное «иллюзия», в общенм-то отдаленно для звучания на русском языке из фамилии Лужин?

     Чтобы осмыслить, понять и принять эти магические литературные приемы великого писателя ХХ века, нужно многократно читать, вчитываться и перечитывать, анализируя и сравнивая каждое его слово, страницу за страницей этого романа, не имеющего аналогов в мировой литературе, похожего на сверкающий в океанском просторе одинокий айсберг, в котором огромная многотонная, белоснежная глыба спрятана под свинцовой гладью...то ли воды, ...то ли жизни.
 
                ПОСЛЕСЛОВИЕ

     В калейдоскопе, казалось бы, хаотично разбросанных дат, событий и персонажей, так или иначе связанных с набоковским романом «Защита Лужина», неожиданно складываются такие параллели и взаимосвязи, открываются такие решения шахматных и литературных головоломок и задач, от которых и у исследователей этого произведения В.В. Набокова, и у рядового читателя романа, захватывает дух от невероятных, мистических совпадений и последовательностей.

     В августе 1929 года роман «Защита Лужина» впервые выходит из печати и приносит ее автору мировую славу.
      
     В августе 1929 года А. И. Нимцович сенсационно выигрывает Карлсбадский турнир-один из крупнейших мировых турниров ХХ века, в котором принимали участие практически все крупнейшие профессиональные шахматисты того времени, включая экс-чемпиона мира Х. Р. Капабланку (1888-1942).
   
    
     В феврале 1934 года умирает гроссмейстер З. Тарраш.
    
     В марте 1935 года-с интервалом около года, умирает «вечный враг» З. Тарраша- гроссмейстер А.И. Нимцович, писавший – «... не будь чувства вражды по отношению к Таррашу, я никогда не научился бы настоящим образом играть в шахматы. Играть сильнее Тарраша — вот формула для всех моих вожделений...»
    
     Александр Иванович Лужин-герой романа В. В. Набокова «Защита Лужина» уходит из жизни в возрасте около 40 лет.
    
     Гроссмейстер А. И. Нимцович-предположительный шахматный прототип А.И. Лужина-умирает в возрасте 48 лет.
    
     Гроссмейстер А.И. Нимцович дважды вплотную подходил к тому, чтобы взойти на мировой шахматный трон, но так и не стал чемпионом мира по шахматам. 
    
     Писатель В.В. Набоков четырежды (1963, 1964, 1965 и 1966 г.г.) включался в список номинантов на присуждение Нобелевской премии по литературе, но так и не стал ее лауреатом.
    
     Стиль литературного творчества В.В. Набокова признан постмодернистским.
    
     Стиль шахматного творчества гроссмейстера А.И. Нимцовича признан гипермодернистским. 
      
     В.В. Набоков, как и в своих шахматных задачах, не прятал самый простой всем видимый, первый ход, но который никто не мог принять, как ключевой, когда писал, что «шахматная концепция, получившая название «Защита Лужина», придумана «самим героем» романа, а отсюда и пошло название произведения».
    
     У всех перед глазами лежит эта концепция, как и имя «самого героя», придумавшего ее.
    
     В заглавии романа В.В. Набоковым заменена только фамилия, а автором этой «концепции» в романе В. В. Набокова «Зашита Лужина» является гроссмейстер А. И. Нимцович, как и автором «шахматной концепции», носящей во всех шахматных учебниках мира название «Защита Нимцовича».   
      
     Памятник В.Набокову, установленный  к 100-летию со дня рождения писателя в 1999 году на газоне у швейцарской гостиницы « Монтре-Палас», в которой он жил 17 последних лет своей жизни,  передает, даже на языке тела, его постоянную нацеленность на розыгрыш, граничащий со стремлением одурачить собеседника. Он сидит, откинувшись левым плечом назад вместе со стулом, рискованно балансируя на двух его задних ножках, упираясь правой ногой в пол и подвернув ступню левой ноги. Глаза его спрятаны под очками.               
 
    
               

                Список использованной литературы и источников 

1. Анастасьв Н.  Феномен Набокова. - М., 1992
2. Берберова Н. Курсив мой / Публ. П. Паламарчука // Серебряный век: Мемуары.-М., 1990.- С. 431-574. О Набокове - С. 541-550.
3. Волков, И. «Защита Лужина» глазами шахматиста. Эссе.Журнал Новая Юность, 4, 2017.
4. Кин Р.  Гроссмейстер Нимцович. Серии "Выдающиеся шахматисты мира". Пер. с англ. "Физкультура и спорт".1986. 287 с.
4. Ласкер, Эмануил. Учебник шахматной игры.-М.: Физкультура и туризм, 1937.
5.Леденев А. Поэтика и стилистика Набокова в контексте художественных исканий. Москва, 2005. 44 c.
6. Леденев А.В. Фелкон Д. О шахматных прототипах романа В.В. Набокова «Защита Лужина», Научный журнал «Мир русскоговорящих стран»-2021, №3 (9) с. 69-81.
7. Мулярчик А. «Феномен Набокова»: Свет и тени / / Лит. Газ. – 1987.- 20 мая (№21).
8. Набоков, В.В. Зашита Лужина. Изд-во «Азбука-Аттикус». 2012. 230 С.
9. Набоков, B. B. Другие берега. Изд-во «Азбука-Аттикус». 2011. 250 С.
10. Набоков, Владимир.  Poems and Problems. Poems
11. Набоков, Владимир. Письмо в Россию. http://lib.ru/NABOKOW/pis_mo.txt
12. Нимцович А. И. Моя система: Шахматная блокада. Моя система на практике. М.:2016.
577 С.
13. Рябинин A. О бабочках, смайликах, и шахматах. Москва: Ревизор, 2017.               
14. Сакун С. Шахматные секреты романа Набоковa // Филологический бюл- летень. РГY. 1999. №9. 31 c.
15. Святослав, Ю.  В. В. Набоков и шахматы. «Нева»,  2008. №9.
16. Слюсарева И. Построение простоты: (Опыт прочтения романа Вл. Набокова «Защита Лужина») / / Подъем.-Воронеж, 1988.- №3
17.Тайманов, М.Е. Защита Нимцовича. М.; Физкультура и спорт,1985.-384 С.
18.Тарраш, Зигберт. Современная шахматная партия. Перевод с нем. изд. (Ленинград: Колос, 1926, 380 с.) А. И. Екименко; под ред. В. И. Ненарокова. 2017.
19. Толстая Н., Несис Г, Тема Набокова / / Аврора-1988. - №7. (Набоков и шахматы).
20. Федякин С.Р. «Защита Лужина» и набоковское зазеркалье. / / «Литература» еженед. прилож. к газете «Первое сентября»).  №48 (декабрь) 1995
21. "Шахматы " №9, 1929 г. Публикации на сайте"Генезис". Шахматы и культура. А. Алехин. О Карлсбадском турнире.
22. Шаховская З.А. В поисках Набокова. Отражения. М. Изд-во «Книга», 1991.
23. 64-Шахматное обозрение. 1986. Август.
24. Шульмейстер А.П.  О лексическом мастерстве Владимира Набокова. / / О романе «Защита Лужина». Алма-Ата, 1989.
25. Bauer, Christian. The Modernized Nimzovich Defense 1.e4 Nc6! 2020. 264 p.
26. Boyd, B. Vladimir Nabokov:The Russian Years. Publisher: Princeton Univ. Pr. 1993. 619 p.
27. Deutsches Wochenschach.-"Немецкая шахматная неделя». 1896
28. Field, A. Nabokov: His Life in Part. The Viking Press, 1st ed. 1977. 285 Р.
29. Kapitaniak Т. Nimcovich  Defence. The Chess Player. 1982. 72 p.
30. Keene, Raymond. Aron Nimzowitsch, 1866-1935: A Reappraisal D. McKay Co. Inc.1974.334.
31. Keene, Raymond . Aron Nimzowitsch : Master of Planning. Ishi Press International. 2009. 258
32. Hearst E., Knott, J. Blindfold Chess: History, Psychology, Techniques, Champions, World Records, and Important Games. Published by McFarland, 2008. 445 р.
33. Myers, Hugh. The Nimzovich Defense. Publisher: Chessco Inscribed. Booklet. 1973
34. Nabokov, Vladimir. The Defense. Published by G. P. Putnam's Sons, New York, 1964.
35. Nabokov, Vladimir Vladimirovich. Poems and Problems. McGraw-Hill. (English and Russian). 1985. 218 p.
36. Nimzovich, Aron. Carlsbad International Chess Tournament 1929, Dover Publications, Incorporated. 2004. 146 p.
37. Myers, Hugh. The Nimzovich Defense. Publisher: Chessco Inscribed. Booklet. 1973.

                Reference list
1. Berberova N. Kursiv moj = My italics. Moskva: Soglasie, 1996. 370 c.
2. Boyd B. Vladimir Nabokov: russkie gody: Biografija = Vladimir Nabokov: the Russian years: Biography. Moskva: Nezavisimaja gazeta ; Sankt-Peterburg : Simpozium, 2001. 695 s.
3.  Field, A. Nabokov: His Life in Part. The Viking Press, 1st ed. 1977. 285 Р
4. Vikipedija, Zashhita Luzhina = Wikipedia, The Defense. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Zashhita_Luzhina. (Data obrashhenija: 20.08.2021).


Рецензии