7 глава, 8 глава

VII


Никогда еще не было такого чудесного лета с погодой, как в то особенное время
лето в Уэллсе. Все население Сомерсетшира, за исключением тех, у кого
урожай требовал дождя, пребывало в раю блаженства с утра
до ночи. Мисс Томми Такер была очень занята с несколькими ученицами, и
аккомпанировала на репетициях оратории; но были и блаженные часы
когда она "изучала" собор с Фергюсом Эпплтоном, наблюдая, как он
рисует величественную Центральную башню, или часовню Богоматери, или Цепь
Ворота. Там днем ходит в ТОР Холм, петляя вверх почти ежедневно
с чаем во дворце, ибо епископ и его жена были чудеса
гостеприимство на двух американцев.

Фергюс Эпплтон рассказал миссис Кеннион о состоянии своего ума и сердца
через несколько дней после приезда, хотя после того, как его доверие было получено
, она сказала, что в этом нет необходимости, поскольку она
догадалась обо всей ситуации в тот момент, когда увидела их вместе.

"Если вы знаете, то это больше, чем знает мисс Такер", - сказал Эпплтон, "потому что я
не могу льстить себе надеждой, что она хоть в малейшей степени подозревает, что я задумал".

- Вы еще ничего не сказали?

- Моя дорогая миссис Кеннион, я знаю ее меньше двух недель! Это плохо
мужчине достаточно влюбиться за такой абсурдный промежуток времени, но я
не стал бы просить девушку выйти за меня замуж после двухнедельного знакомства. Это было бы
просто отказом в ухаживании ".

"Я рад, что ты так относишься к этому, потому что мы сильно выросли
крепится к Мисс Такер", - сказала Жена епископа. "Она так просто
и в силе, такой милый, и такой хорошей компании! Так одиноко в
мир, но так, смелым и независимым. Я надеюсь, что все сложится хорошо
для сына твоей дорогой мамы, - добавила она нежно,
пожимая свою добрую руку. - Мисс Такер завтра ужинает здесь, и
ты тоже должна прийти, потому что она предложила спеть для наших друзей.

Все согласились, что вечеринка миссис Кеннион в честь молодой американской певицы
была восхитительным и запоминающимся событием. Она подарила им песню
после песни, аккомпанируя себе на рояле Erard, за которым
она всегда создавала такую красивую картину. Его отнесло на заявку
программы, и Томми, чья память была неисчерпаемой, казалось, всегда
иметь желаемое-к песня на кончике ее языка, были его английский,
Шотландский, ирландский или валлийский. Был всеобщий смех и удивление, когда
Мадам Эрикссон, норвежская леди, которая была среди гостей, попросила ее исполнить
определенную песню Хальфдана Керульфа.

"Я знаю ее только в английском переводе, - сказал Томми, - и я
не пел ее уже год, но, кажется, помню. Простите, если я
остановка на словах:

 "Я едва ли знаю, моя дорогая,
 Что больше всего завладело моим сердцем,
 Разве что, возможно, твое пение
 Сыграло большую роль.
 Я восхищался многими голосами,
 Страстными, сильными,
 Но я забыла исполнителя,
 И я забыла песню.
 Но есть одна песня, моя дорогая,
 Которую я никогда не забуду.
 Я слушала и дрожала,
 И почувствовала, что моя щека стала влажной;
 Казалось, мое сердце внутри меня
 Ответило ясно и тихо
 Когда я впервые услышал, как ты поешь, дорогая,,
 Тогда я впервые так полюбил тебя!"

Томми пели песню сотни раз в более ранних лет, и она
имел не малейшего смущения, когда она начала его; но только
как она дошла до последних четырех строк ее глаза встретились Фергус Эпплтон. Он
сидел в дальнем углу комнаты, нетерпеливо наклонившись вперед, и держал
одну руку на спинке стула перед собой. Она пела
слова для компании, но если когда-нибудь человек был произнося и подтверждения
их было Фергус-Эпплтон на данный момент. Самая слепая женщина могла
видеть, самая глухая могла слышать, признание.

Томми быстро перевела дыхание, отвела взгляд, собралась с мыслями и
закончила, к великому удовольствию старой мадам Эрикссон, которая встала и
расцеловала ее в обе щеки.

Томми был рад, что ее часть вечера закончилась, и, чтобы покрыть ее
замешательство, предложил спеть что-то свое сочинять, мать
Гусиный стишок "Маленький Томми Такер поет за ужином" в аранжировке
оперный речитатив и ария. Юмор этого представления
проник даже в самые отдаленные уголки степенного собора
circle, и дворцовая вечеринка завершилась чем-то, что положительно
напоминало веселье, чего не всегда можно достичь в
собрания исключительно церковного характера.

Кучер епископа всегда отвозил мисс Такер домой, а Эпплтон
всегда шел к своей квартире пешком, которая находилась в противоположном направлении,
так что в ту ночь ничего нельзя было сделать, но он решил, что другой
солнце не должно заходить до тех пор, пока он не испытает свою судьбу на ощупь.

Как он мог предвидеть, что принесет "Морнинг пост", и выложить,
как непрошеную бомбу, на поднос с завтраком?

Его лондонские издатели хотели немедленно встретиться с ним не только по поводу
множества деталей, касающихся его предстоящей книги, но и по поводу
предмета, который, как они надеялись, представлял для него большой интерес и важность.

Решив, что это вопрос дня или около того, Эпплтон нацарапал записки миссис
Кеннион и мисс Такер, с которыми он должен был отправиться на экскурсию, и
немедленно отбыл в Лондон.

Все произошло в Лондоне. Американские издатели хотели
другое название для книги и еще четыре главы, чтобы удлинить ее до
размер, который продается (с прибылью) за два с половиной доллара. Английские издатели
подумали, что он довольно пренебрежительно отозвался об определенном очень
интересном периоде, и он виновато вспомнил, что был в
Бексли Сэндс, когда писал упомянутые главы. Потребуется
три дня труда, чтобы заполнить эти пробелы, подсчитал он, и насколько
повезло, что мисс Томазина Такер надежно закрепилась в
сердце церковной твердыни на следующий месяц или два;
город, где у него, насколько он знал, не было ни одного грозного соперника.
Он написал ей о своих неожиданных встречах, добавив с
законной гордостью, что один из ведущих критиков Англии предложил написать
предисловие к его книге; затем он сел за стол и принялся за работу.
над своей задачей, пока она не была выполнена, когда он отбыл с бьющимся сердцем
в город и графство, которые держали мисс Томазину Такер на своем попечении
.

Выйдя на знакомой железнодорожной станции, он взял экипаж, намереваясь
оставить свой чемодан у себя дома и отправиться во дворец на
новости, но когда он проезжал мимо благочиния на северной стороне
Кэтэдл-Грин, он столкнулся с миссис Кеннион в ее "Виктории". Она
сделала ему знак рукой и что-то сказала своему кучеру, который остановил своих
лошадей. Выйдя из своего экипажа, он шагнул вперед, чтобы пожать ей руку
приветствуя, его лицо излучало радость вернувшегося домой путешественника
.

"Если вы дадите кучеру забрать свой багаж, я хотел бы, чтобы вы
домой. Я тебе кое-что сказать", - сказала госпожа Kennion, делая
помещение для него рядом с ней.

- Надеюсь, ничего не случилось? - с тревогой спросил он.

"Мисс Такер уезжает в Америку завтра утром".

"Уезжаете?" В тоне Эпплтона слышалось явное смятение.

"Да. Все это очень внезапно".

"Парусный спорт завтра?" - воскликнул Эпплтон, вынимая часы. "От
где? Как я могу туда добраться?"

"Не отплываю завтра... выезжаю из Уэллса завтра ранним поездом и
отплываю в субботу из Саутгемптона".

"О, мир не потерял совсем, потом!"--и Аплтон откинулся
и вытер лоб. "Что случилось? Я не должен был ушел
в Лондон".

"Вчера она получила телеграмму из своей бруклинской церкви, в которой ей предлагали
лучшего положения в хор, но говорят, что они могут держать его только
десять дней. По почте в этот же день она получила письмо от нового
Йорк друг..."

"Это был Карл Bothwick?"

- Нет; некая мисс Маклауд, которая сказала, что гораздо лучшее положение было на рынке в церкви, где у мисс Такер были влиятельные друзья.
рынок в церкви. Она была
уверена, что если мисс Такер немедленно вернется, чтобы спеть для комитета
, она сможет получить зарплату в тысячу долларов. Понимаете, мы не могли сделать
ничего, кроме как посоветовать ей приложить усилия ".

"Она казалась решительной пойти?"

"Нет; она казалась немного нерешительной и робкой. Однако она сказала
откровенно говоря, хотя она заработала в Англии достаточно, чтобы оплатить свой
проезд на пароходе до Америки и последующие месячные расходы, она
не могла быть уверена, что сможет продолжать делать так много в течение лондонской
зимы. "Если бы у меня было еще немного времени, чтобы все обдумать", - твердила она.
повторяла: "Но у меня его нет, поэтому я должна идти!"

"Где она сейчас?"

"У нее дома. Епископ задержан в Бате, и я ужинаю с
друзьями вместо него. Я подумал, что ты мог бы пойти и пригласить ее на ужин в
"Лебедь", чтобы она не была одна, а потом привести ее во дворец
потом, если... если все будет хорошо.

- Если мне повезет, завтра в двух церквях будут оплакивать ее потерю.
утром, - мрачно сказал Фергюс. - Но она бы не согласилась поехать.
если бы я был ей хоть сколько-нибудь дорог!

"Чепуха, мой дорогой мальчик! Тебя не было дома. Ни одна уважающая себя девушка не стала бы
телеграфировать тебе, чтобы ты вернулся. Она была беспомощна, даже если бы ей было не все равно. Вот мы и здесь
! Мне прислать экипаж обратно через полчаса?

- Двадцати пяти минут будет достаточно, - отрывисто ответил Эпплтон. - Вы
ангел, дорогая леди!

"Оставь свои бумажки при себе! Надеюсь, они понадобятся тебе для кого-нибудь другого
сегодня вечером! Удачи тебе, дорогой мальчик!"


VIII


Эпплтон побросал содержимое своего чемодана в шкаф, избавился
от дорожной пыли, быстро переоделся и меньше чем через
сорок минут был у дверей квартиры мисс Такер.

Она была небольшая гостиная на первом этаже, и его громкий
крыса-а-тат привел ее к двери вместо салона-уборка.

В неожиданном виде его она побледнела.

- Почему... почему я подумала, что это багажник. Откуда вы приехали?
она запиналась.

- Из Лондона, час назад. Я встретила миссис Кеннион по дороге со станции
.

- О! Значит, она сказала вам, что я еду домой?

"Да, - говорит она мне. Как ты могла уехать в Америку, не сказав
до свидания, Мисс Томми?"

Она покраснела и выглядела опасно близки слезы.

"Я написала тебе сегодня утром, как только приняла решение", - сказала она. "Мне
не нравится срываться с места таким образом, ты можешь себе представить, но это
вопрос необходимости".

Он не стал спорить с ней, это был мост, пересек при
лучше было достигнуто взаимопонимание; так, как будто принимает путешествие как
неумолимая самом деле, он сказал: "выйди и поужинать со мной кое-куда, и
пусть у нас будет хороший разговор".

"Боюсь, я не могу. Сейчас я ем на подносе в своей гостиной", - и
она взмахнула салфеткой, которую держала в руке. - Я немного устала.
и мисс Скаттергуд дала мне немного бекона и яйцо из "гнезда".

"Отдай бекон кошке и положи яйцо обратно в гнездо", - сказал он
умоляюще. "Миссис Кеннион сказала: "Не позволяй ей есть свой последний ужин"
в одиночестве. Отведи ее в "Лебедь".

"О, я только в дорожном костюме, а "Лебедь" сегодня вечером полон
незнакомцев".

"Тогда в "Зеленого дракона", возле собора. Ты выглядишь одетой для
Букингемского дворца.

Она мгновение колебалась, а затем растаяла от страстности его желания.
"Что ж, тогда, если ты подождешь пять минут".

"Конечно, я пойду в углу и свистнуть экипаж из
стенд. Не торопись!"

Психические процессы мисс Томазины Такер были очень запутанными
в течение волнений последних двадцати четырех часов.

Что она любила Фергюса Эпплтон ей хорошо известно с момента прибытия
читал телеграмму, называя ее обратно в Америку. До этого времени она
огорожен с ней любовь, - парировал он, умиляясь ее, толкнул его, обращается он
обратно, убеждая себя, что у нее было достаточно времени, чтобы отвечать на вопрос, если
он пришел. С тем, что Фергюс Эпплтон любил ее, у нее тоже все было в порядке
убеждена, но этот факт не всегда означал "все", - сказала она себе.
с жалкой попыткой проявить житейскую мудрость. Возможно, он
предпочитал свою свободу любой женщине; возможно, он не хотел остепеняться
; возможно, он был помолвлен с кем-то, кто ему сейчас не нравился,
но ему пришлось бы жениться; возможно, у него не было достаточно денег, чтобы поделиться ими с
женой; возможно, он был кокеткой - нет, она ни на секунду не признала бы этого
. Во всяком случае, она была одна в мире, и охранять ее
собственного достоинства. Если она могла бы позволил, чтобы плыть по течению в
божественная неопределенность этих последних дней, не было бы никаких проблем
но когда она была вынуждена очнуться от своего восхитительного сна и
улететь от всего, что было ей близко и тепло, улететь во время Фергуса
Отсутствие Эпплтона без его ведома или согласия - это действительно было
душераздирающе. И все же ее гордость указывала ей только один путь. Она
была одна в мире и без средств, кроме тех, что заработала своими силами
усилиями. В Америке ей предложили доход на жизнь, и она должна была
принять его или отказаться от него немедленно. Она не могла телеграфировать Фергусу
Эпплтон в Лондоне и ознакомила его со своими планами, как будто решение их
зависело от него; она могла написать ему только теплое и
дружеское "До свидания". Если бы он любил ее так же сильно, как человек стоит, кто любил на
все, что он успел последовать за ней в Саутгемптон, прежде чем ее корабль уплыл.
Если бизнес не давала ему такой прыти путешествие, он мог бы попросить ее
выйти за него замуж в шиллинга шесть пенсов провода, оплаченным ответом. Если он ни пришел, ни
проводной, но прислан ящик с Резедой на пароход с его карты и
"Бон Вояж", написанные на ней, она бы похоронить что-то невыразимо дорогие
и драгоценное, что только родились--похоронить, и посадить
Резеда над ним. И она всегда умела петь! Слава Богу за
подарок песню!

Таким было настроение Томми, когда она собирала свои вещи после того, как
услышала, как епископ сказал, что Эпплтон не сможет вернуться до полудня следующего дня
. Все немного изменилось к тому времени, когда Фергюс отошел к
углу, чтобы свистнуть, подзывая экипаж. Ее серый жакет и юбка с фризом были
в самый раз, когда она поспешно надела блузку получше с глубоким вырезом
вышитый воротник, приколотый прощальным подарком Хелены Маркхэм в виде
изумрудный лист клевера. Ее серая соломенная шляпка была украшена лентой из плоских
зеленых листьев, и у нее был оттенок румянца. (Нет ничего лучше для розы
на щеках, чем спешить быть готовой к встрече с подходящим мужчиной.) Как бы то ни было,
такая красавица, как Томми, всегда была рядом, и когда она подошла к
двери, она поразила Эпплтона так, словно была "первым лучом с
восходящего востока".

Оказавшись в экипаже, они весело разговорились. Они действительно не осмеливались остановиться,
потому что, продолжая плыть по течению, они забыли о глубине
воды внизу.

 * * * * *

Тем временем Зеленый Дракон, конкурент Лебедя, остро нуждался в
их щедром и интересном покровительстве.

Швейцарский метрдотель, который был новичком в Уэллсе, был человеком с нафабренными
усами и неослабевающими амбициями. В других отелях было больше всего
туристов, но он намеревался вернуть состояние своего работодателя,
и вернуть процветание на боковые улочки. Он обожал свою профессию,
и не стал бы проливать кровь своего сердца на алтарь любой столовой
которых он занимался.

Было девять столов размещены около большого помещения, но не более
за время его пребывания в должности было занято более трех; но все они были
красиво сервированы цветами, ярким серебром и салфетками в
сложных переплетах. Картонные карточки с большими черными цифрами от
одного до восьми стояли вертикально на восьми столах, а на девятом была установлена
внушительная табличка с надписью:

 ЗАНЯТО

в письмах двух дюймов в высоту, давая мысль, что голодные толпы был
ждет всплеск и занять места.

Второй человек, прошедший тщательную подготовку, уже был
воодушевлен энтузиазмом своего начальника и разделял его бдение.

В этот самый вечер были отложенные надежды и болезненные сердца.
безразличие публики к меню, достойному короля. Разве
там не было королевского консоме, филе камбалы, "метрдотеля", "пуле в соусе"
запеканки, соте по-земному, фасоли и замечательного
Камамбер? Пикантное блюдо можно было положить в одно мгновение, а сладкое
приготовить в мгновение ока.

- Карету, Уолтер! Готовься!

Оба молча подлетели к окну.

"Две дамы; ах, они не выходят! Они хотят знать, состоится ли в соборе
вечерняя служба".

"Джентльмен, Уолтер! В четырехколесном экипаже!"

"Нет, он не ужинает. Он пришел попросить у носильщика свой зонтик".
"Экипаж, Уолтер!"

"А, они выходят." "Нет, Уолтер!" - Сказал я. "Нет, он не ужинает."

"Нет, они выходят. Ее элегантность ни с чем не спутаешь. Они молоды
женаты и хорошо поужинают. Поторопись, Уолтер, и закажи сладкое
и пикантное!

Фергюс и Томми с удовольствием оглядели уютную комнату, когда вошли
получив приветствие Густава и английский поклон Уолтера
как дань их глубоким, невысказанным надеждам.

"Где вы сядете, мисс Такер?" - спросил Эпплтон, и пока он говорил, его
быстрый глаз заметил табличку "Занято" и с молниеносной ловкостью
он подвел своего гостя к тому столику. (Там _ было_ свободное место, если хотите!
) Не достаточно быстро для Томми, но она видела его и
уселась в нескольких футах от него, заявляя о своей позиции
идеально. Густав положил меню перед своим уважаемым клиентам
процветать, и указал на винную карту так широко, как только было
в соответствии с хорошим тоном. Затем он сделал паузу и сделал психического ноты
ситуации.

"Ах, очень хорошо, очень хорошо", - пробормотал Эпплтон. "Вы могли бы передвинуть
цветы, пожалуйста; они скорее скрывают вид; и принесите суп,
пожалуйста".

"Совсем молодые женатые!" - подумал Густав, подзывая своего раба и
отходя к тому месту, откуда он мог наблюдать за картой вин. Уолтер принес
консоме, а затем занялся другими столами. Они
никогда не занимал, но это было так хорошо притворяться, так что он
отвратительный цветные рюмки, красный, зеленый и Янтарный, на различных
места, и отполировал их демонстративно чистой салфеткой в
надежду на то, что мужчина будет испытывать желание жидкости
напитки.

"Это очень весело и очень неожиданно", - сказал Эпплтон.

"Действительно, так и есть".

"Надеюсь, вы не пропустите приятное времяпрепровождение".

- Ты не должен называть это заначкой! Это несвежая вещь, или фарфоровая,
которую они оставляют, я не знаю почему - для примера, или образца, или
предложения, - сказал Томми, смеясь. "Яйцо из гнезда" - это выражение мисс
Скаттергуд, и оно означает "только что снесенное".

"О, я понимаю!-- ну, ты жалеешь об этом?"

"Конечно, нет, ведь этот роскошный ужин только начинается!"

"Вы всегда возбуждаете у меня аппетит", - воскликнул Эпплтон.

"Это скромная работа, но не из тех, которыми можно пренебрегать", - ответила Томми.
озорно фехтуя, фехтуя каждую минуту, и ее сердце колотилось
о ребра, как кувалда.

Уолтер принес рыбу и заботливо освободил карточку с вином, которая
каким-то образом залезла под груду ножей и вилок.

- Прошу десять тысяч извинений. Что вы будете пить, мисс Такер? Мы должны
выпить капельку чего-нибудь, что взбодрит нас на прощальном ужине. Вот
марочное шампанское, хорошее честное вино, которое взбодрит нас и
не оставит после себя головной боли ".

- Я не могла сегодня вечером, мистер Эпплтон, я действительно не могла.

- Тогда я отказываюсь веселиться в одиночестве, - галантно заявил Фергюс. - И вообще,
ты всегда оказываешь на меня действие шампанского. Я отказываюсь говорить
до свидания. Я даже не могу поверить, что между нами "прощание". У нас было
впереди такие восхитительные дни и так много планов ".

"Да, это не хорошо, чтобы сделать свой ум так внезапно, что получается
все шиворот-навыворот", - вздохнул Томми - "я не буду есть мясо, спасибо
вы."

Уолтер выглядел явно огорчен. "Я могу рекомендовать
шкив-Онг-cazzerole, Мисс, и есть картошку sortey с ним".

Аппетит Томми разгорелся при звуке его акцента, и она смягчилась.
"Да, я все-таки съем небольшую порцию, пожалуйста".

"Когда друзья вместе, мир кажется очень маленьким, а когда они
когда мы разделены, это становится пространством, слишком обширным для человеческого понимания - я
кажется, я слышал это раньше, но это правда ", - сказал Эпплтон.

"Да", - ответил Томми, не зная, что сказать лучше.

"Кажется, как будто мы знали друг друга много лет".

"И это меньше чем за три недели," был вклад Томми к
отставание разговор.

"Епископ предложил мне рекомендательное письмо к вам, когда писал.
вы помните, что я был в гостинице "Бексли Сэндс", но в постскриптуме он добавил,
что в случае несчастного случая он не несет ответственности. Довольно
загадочно, как мне показалось - в то время."

- Немного коммонбургского, сэр? - спросил Уолтер. - Оно очень вкусное, спелое.
и у нас есть немного свежего водяного кресс-салата.

- "Коммонбургского", мисс Такер? Нет? Тогда принесите кофе, пожалуйста.

Отчаянное молчание повисло между ними, теми, кто говорил бесконечно
днями и вечерами!

Когда Уолтер принес поднос с кофейником и двумя маленькими
чашечками, Эпплтон внезапно отодвинул свой стул назад, сказав: "Давайте выпьем
наш кофе у окна, хорошо, и, возможно, я выпью немного.
сигарету позже? Не зажигайте газ, официант, мы хотим увидеть холмы
и послесвечение.

Избежать этого было невозможно; Эпплтон и официант передали Томми
беспомощно за стол идеальным видом и закат, и это
был один, на котором огромный "занимается" плакат на дыбы себя
убедительно и с намеком.

"Мы больше ничего не нужно, официант; пойди; я думаю, что это будет
крышка законопроект", - и презирая кресло напротив Томми, Эпплтон
сел рядом с ней.

"Ты повернулся спиной к послесвечиванию", - сказала она, протягивая руку.
чтобы перевести "Помолвлена" в положение, немного менее очевидное.

"Меня ни на грош не волнует послесвечение", - и Эпплтон накрыл ее
он взял ее за руку. "Сделай так, чтобы это сбылось, дорогой, дорогой Томми! Сделай так, чтобы это сбылось
сбылось!"

"Что?" - спросила она, не то улыбаясь, не то плача.

"Плакат, дорогая, плакат! Если бы тебе пришлось путешествовать по миру,
ты не смогла бы найти мужчину, который любил бы тебя так, как я".

"Какой смысл мне путешествовать в поисках другого мужчины, когда
Я так довольна этим?" прошептал Томми. "О, помни! они
могут вернуться в любой момент!"

"Я сделаю, я сделаю, если только мне будет удобно держать тебя за руку"
после всех моих жалких сомнений! Я никогда не знал, что такое дружеское общение.
до того, как я встретил тебя! Я никогда по-настоящему не заботился о жизни до этого момента ".

"Я всегда заботился о ней, но никогда так, как сейчас", - признался Томми.
- Видишь ли, я всегда был один, с тех пор как вырос.

- И я! Как чудесно, что Судьба свела нас вместе! И ты позволишь
мне телеграфировать церквям, что ты пока не можешь вернуться домой?

"Ты думаешь, мне лучше не уезжать ... так скоро?"

"Без меня? Никогда! Ты отправишься куда захочешь, в любое время, если захочешь,
при условии, что возьмешь меня с собой. Мы уладим все эти дела
завтра - в самый благословенный день, который когда-либо наступал, вот что будет завтра
будет! Ты не мог бы выйти за меня замуж завтра, Томми?

- Конечно, нет! Во всяком случае-не утром!" - сказал Томми
озорно, выведя ее за руку и уходит опасность
зоны.

"И вы должны помнить, что ваш талант принадлежит вам, и вы можете использовать его по своему усмотрению"
! Эпплтон продолжил после хорошо заполненной паузы. "Ваш голос - это
уникальный и драгоценный дар. Я постараюсь не быть эгоисткой или
не ревновать к этому, хотя, если бы это производило хотя бы половину того эффекта на других мужчин, который это оказывает на меня
, пол каждый раз был бы усеян разбитыми сердцами
ты поешь!" - и он напевал себе под нос:

 "Я едва ли знаю, моя дорогая",
 Что больше всего завладело моим сердцем,
 Разве что, возможно, твое пение
 Сыграло большую роль".

"Ах ты, милый абсурд!" - сказал Томми, сияя и переливаясь
очаровательно. - "Я бы хотел, чтобы официант не появлялся каждый раз, когда я захочу
сказать что-то особенно личное!"

- "Разрушьте его политику, сорвите его мошеннические уловки", но мы это сделаем.
скоро будем вне пределов его досягаемости, направляясь ко дворцу.

- Мы направляемся туда? О! Я побоюсь рассказать епископу и миссис
Кеннион!

"Вам не нужно быть. Я сказал сегодня днем Миссис Kennion, что я любил тебя
до безумия. Если епископ вернулся из ванной, она прошла на
информации сейчас".

"Я как раз собирался сказать, когда официант подошел совсем близко, что дело не в
публике, которую я люблю, а в пении! Просто петь и не переставая петь, вот
чем я хочу заниматься!"

"И что ты сделаешь, так помоги же мне! Ты знаешь, ты хотел, чтобы я нашел для тебя
новое имя? Разве я не умница, что придумал Эпплтон?"

"Очень! И вы любезно избавляете меня от половины моего "причудливого
Американизма", как назвал это мой корреспондент в Торки. Что мы будем делать
с Томазиной?"

"Мы назовем ее Томми. Милое, приятное для поцелуев маленькое имя, Томми! - Нет!,
Я не собираюсь ничего делать!"

"Ты же не думаешь, что это коровахрабро с моей стороны жениться на тебе?

- Трусливо?

"Да, когда я на самом деле не доказал, что могу зарабатывать себе на жизнь;
по крайней мере, я делал это недостаточно долго или достаточно хорошо".

"Я думаю, что с твоей стороны смело жениться на мне".

"Смело?"

"Повернуться спиной к возможной карьере".

"Я люблю не "карьерный рост", хотя это покажется очень странным.
когда Томми Такеру не придется петь за ужином!-- Ну что,
пойдем? Снова входит официант. Я думаю, он думает, что мы собираемся
убежать с ложками!

"Так и есть! По крайней мере, когда мы уйдем, ложки уйдут! Я знаю, что это
плохая шутка, но я слишком счастлив, чтобы быть гениальным. Позовите старшего официанта,
пожалуйста", - это Уолтеру, который отчаялся когда-либо избавиться от своих
гостей и был приятно разочарован тем, что джентльмен, который не заказывал вино, попросил Гюстава.
заказанное вино.

Эпплтон приняли "участие" плакат со стола и использовал его
беспечно, как вентилятор при форсировании номер. Затем, когда он приблизился к
мужчин он сунул два Золотых в руку Томми.

"Я могу унести этот плакат, официант?" он спросил, как если бы оно было вполне разумный запрос. "Я привязалась к нему в качестве сувенира из самых
восхитительный и незабываемый ужин".

"Истинно, истинно!" - бормотал Густав. Он знал, что есть
романтика в воздухе, хотя он не воспринимает точку
Запрос Эпплтон.

- Юная леди вознаградит вас за вашу любезность. Нет, я помогу с
ее жакетом, спасибо.

Томми, одолевать смех и недоумение и краснеет, нажал
золото в руках изумленных официантов, которые склонились почти
на пол.

"Ты всегда даешь мне соверены, дорогой Фергюс", - прошептала она.
смех был похож на рыдание, когда они ехали в восхитительной
близости, обеспечиваемой экипажем.

"Не бери в голову", - сказал Фергюс. "Ты подаришь мне его, когда выйдешь замуж"!