Лисовство. Глава 2. Возвращение колдуна

 Костик узнал его сразу. По трёхпалой левой руке и белому шраму, пролегшему наискось через искажённый бельмом правый глаз. Смуглое лицо бывшего лесничего было всё сплошь изрыто морщинами так, что стариковская кожа напоминало скорее сосновую кору. В остальном же, вида колдун был самого не примечательного. Ростом чуть повыше Кости, зато крепко сбит и коренаст. Ото лба до самого темени раскинулась на его голове солидная плешь. Остатки некогда густой, ныне посеревшей, шевелюры длинными прядями ложились на плечи, сливаясь с кудлатой, неухоженной бородищей.  Ни выцветшая рубаха в черно-зелёную клетку, ни камуфляжные брюки на зачуханном ремешке, заправленные в резиновые сапоги - ничто не выдавало в нём жутковатого героя местных легенд и сплетен.  За спиной у лещёвского чернокнижника громоздился алюминиевый в половину стариковского роста кузов, с какими часто ходят по грибы. У ног старика вертелась странного вида чёрная, в огнистых подпалинах собака, больше всего походившая на лайку.
 В общем, было бы одно сплошное разочарование, если бы не колоритное лицо, да увечная ладонь.  
 -Ты уж погоди, милок! - мягким, с подскрипом голосом окликнул Костю дед Чащин.
 - Дай старику сойти! А ты угомонись! - грозно шикнул он на четвероногого спутника, и зверь чёрной тенью проскользнул вниз.
 Костик тут же отступил от лестницы, да так и, сам того не замечая, продолжил пятится, глядя то на колдуна, то на собаку, нетерпеливо бившую необыкновенно пышным хвостом.
 Колдун принялся спускаться с опорной башни моста, по-совиному ухая при каждом шаге. Спускался медленно, бочком, по долгу примеряясь к каждой ступеньке.  Дед неотрывно держался за перила правой здоровой рукой. Но, когда до конца опасного спуска оставалось всего три ступеньки, лямка дедовой ноши, перекинутая через правое плечо, коротко тенькнув, лопнула и короб, завалившись влево, повлёк за собой вниз старика, и тот, коротко охнув, грохнулся головою оземь.
Костик бросился к Чащину, на бегу услышав, как в спину ему обижено брякнул звонок упавшего велика.
 Дед кряхтя пытался подняться, но тяжеленный короб, всё ещё державшийся на левой лямке, придавил его основательно. Собака, поджидавшая хозяина внизу, нервно тявкала и вертелась вокруг, не понимая, что делать. Коська кышнул на неё как можно грознее и, подскочив к упавшему, опрокинул кузов на землю. Старик поднялся на четвереньки, а затем, держась за поясницу трёхпалой рукой, скрипя как сухостой на ветру, наконец-то выпрямился. Бровь над левым глазом выла рассечена и из неё, разбегаясь по лицу тёмными каплями, сочилась кровь. От этого вида Костика замутило и, чтобы успокоится, он начал дышать как можно глубже.
 - Что крови боисся? - с тихой иронией прошелестел дед. Он вытащил из нагрудного кармана платок и приложил его к глазу. - Колдуна, значится, не забоялся, а от крови пыхтишь?
 «Вот тебе и «спасибочки»! - присвистнул про себя Костик, и хотел уже вслух сказать что-нибудь про то, что ничего такого про деда и не думал, но Чащин остановил его резким взмахом ладони.
 - Да, уж видал, как ты пятился от моста, как от гадюки, - усмехнулся он. - Ничего, я уж привык. Пойдём-ка лучше мы к воде спустимся. Подай клюшку-то.
 - Я помогу спуститься!
 - Не нать. Я ног не зашиб. Последние мозги жаль токмо. Ты вот чего, милок, найди-ка деду подорожник, а? Да кузовок прибери с дороги, - сказал он Косте.
Кряхтя и скрипя как старые половицы, дед стал спускаться к воде. А Костя поспешил обратно к лестнице. Подорожника кругом было полно, и он быстро принёс колдуну охапку пыльных листьев. Но вот «кузовок» оказался совсем уж неподъёмным. Раскрасневшись и взмокнув, как следует, Костя кое-как оттащил его метров на пять в сторону, после чего поставил там же на подножку свой велосипед, и поспешил вернуться к старику.
 Колдун уже промыл рану и, к большому удивлению, подозвав свою собаку, дал ей вылизать повреждённую бровь. Затем прополоскав подорожник, разжевал пару листьев и, приложив полученную кашицу к ране, повязал платок вокруг головы на манер банданы.
 Видя Коськино замешательство, Чащин хитро подмигнул и, со значением скривив указательный палец, потряс им перед мальчишеским носом, изрекая:
 -У собаки на языке сорок лекарств! Так-то. А от этого оболтуса вреда хоть и много, да всё смех.
 Как будто поняв о чём идёт речь, пёс возмущённо тявкнул. А дед опустился на корточки рядом с коробом, в задумчивости цокая языком. Пёс деловито присев рядом тоже склонил морду к алюминиевому предателю.
 Костик, удивляясь самому себе, с любопытством, хотя и настороженно, следил, как дед покрутил в руках лямки, почесал подбородок, чуть запрокинув голову, затем хлопнул себя по ноге и, честное слово, переглянулся со своим кобелём, и, как будто соглашаясь с чем-то невысказанным между ними, кивнул, и обречённо пробормотал нечто неразборчивое себе под нос. Костику удалось услышать лишь:
 -…если так, то да - волочь придётся - худо.
 Затем колдун поднялся и тихо, даже как-то смиренно сказал, обернувшись к Просвирину:
 - Ты вот чего, милок… Спасибо тебе. Помог старику. Ты ступай, мы дальше сами. Чего уж тут?
 Но Костя вцепился в руль как в единственно надёжную опору посреди этой нелепой странности. В нём заговорило всё то, что исподволь и в лоб, с выдумкой и по наитию закладывалось всеми дальними и ближними, киношными и книжными, певчими, игровыми и прочими иными. С удивительной уверенностью, он спокойно и твёрдо сказал:
 -  Мы могли бы привязать короб к раме велосипеда и докатить его, куда вам надо.
 Брови Чащина удивлённо приподнялись, и он тут же поморщился от боли.
 - Оно-то, конечно, может и так, да только мне до самой Лещёвки, - начал было отговариваться старик, но Коська прервал его:
 - Поэтому и надо на велике. Я всё равно в ту сторону каждый день гоняю. Не далеко.
 - Ну-ну, - пробурчал старик и запустил пятерню в остатки шевелюры на затылке, словно пытаясь вычесать ответ. В задумчивости он стал водить нижней челюстью из стороны в сторону, от чего во рту деда забрякал зубной протез. И спустя бесконечную минуту, с громким щелчком, вернув его на место, дед вопросительно взглянул на своего пса. Тот, встретившись глазами с колдуном, несколько раз раздражённо тявкнул. Но не успел Коська в очередной раз толком удивиться, как Чащин, лукаво щурясь, коротко спросил:
 - Уверен?
 И крепче сжав руль, Костя решительно и быстро кивнул.
 - Телефон-то у тебя при себе, конечно? – тут же огорошил его старик.
 - Да, а что? – уже без прежней уверенности ответил Коська, ослабляя хватку.
 - Что-что!? – хохотнув, передразнил его Чащин. – Своим позвони. Предупреди, чтоб знали. Им спокойней, тебе спокойней, мне спокойней. И давай уж познакомимся наконец. Меня ты знаешь – дурак не смекнёт. А ты кто таков?
 - Костя я. Просвирин Костя, - позволив себе чуть улыбнуться ответил незадачливый велосипедист.
 - Просвирин? Уж не Петра Просвирина внук. Со Сплавной? – поправляя повязку, на которой чуть проступила кровь, уточнил дед.
 - Его, - чувствуя себя всё более раскрепощено, выпалил Коська.
 - Ну, тогда, как скажешься, дай трубочку мне. Мы с дедом твоим давние знакомцы.
 Пётр Васильевич, Костиков дед, никогда не упоминал о своём знакомстве с Лещёвским колдуном. Лишь однажды, выслушав принесённые внуком от вечернего костра байки, процитировал откуда-то: «На выдумки талантлив праздный ум». Но воспоминание об этом лишь мельком проскользнуло в сознании Коськи, который, набирая дедушкин номер, с сожалением думал о том, что на футбольном поле у моста никого нет, и никто не видит, как он запросто водится с героем жутковатых местных легенд. Воображение уже льстиво возводило его в ранг загадочного героя, с которым ищут, если не дружбы, то простого знакомства, но голос Просвирина-старшего вырвал его из пустых грёз. И Костя торопливо начал пересказывать случившееся, совершенно не ожидая, что узнав в пострадавшем старика Чащина, дед даже обрадуется и сам попросит передать трубку.
 Колдун отошёл в сторонку, и Костик смог расслышать только что-то про баланы, топляки и валежник. Под конец лесничий  громко рассмеялся и сказал на прощание в трубку: «Придумаем чего-нибудь, Петь. Ага. Ну, отбой тады». Он протянул смарт владельцу и вновь запусти пятерню в остатки роскоши на затылке. Залихвацки ээхнув, словно окончательно решившись на рисковое дело, старик объявил:
 - Значится так, клади лисопед плашмя, а я лямки распущу на кузовке, и привяжу его к раме покрепче.   
 Костик коротко кивнул и через пять минут дело было сделано. После чего вдвоём они подняли взрослика на колёса. Чащин взялся за руль, а Просвирин за седушку с багажником. Так и пошли, стараясь не дать транспорту завалиться под грузом. Дело это оказалось непростым. И потому шли они в напряжённом молчании. Старик попытался задать пару обязательных вопросов, какие диктует обыденная вежливость, но только сбил дыхание, и быстро угомонился. И только его пёс неугомонно носился вокруг с ворчливым тявканьем.
 Но, благо, идти оказалось, и вправду, не так уж и далеко. А колдовской дом стоял чуть на отшибе, с краю. И хоть был он весь чёрен от времени, но крыша была чистой, и светлыми пятнами виднелись на ней заплаты из свежего шифера. А на углу избы, над белым овальчиком с номером «7» , ярким пятном алела звезда.И всё было бы  ничего, и даже мило, как пасторальная акварель, если бы сразу за Чащинским огородом, не начиналось старое кладбище.