Эпилог

Кирилл позвонил спустя... четыре года, что ли? Может, и все пять, кто знает? Кто их считает?! Алла сперва считала часы до каждой следующей их встречи, потом дни, после них – месяцы, а затем уже годы. Потом совсем перестала считать. Потому что он перестал наведываться к ней. Ну и Бог с ним.
На самом деле странно: почему Бог с ним, а не с ней?
У него есть и жена с детьми, и она, Алла... Ну, скажем – была. А у неё вот никого нет. Был Кирилл, так и тот во временном пользовании.
Забавно, ха-ха. Десять лет – во временном пользовании... Последние три года – как затухающее колебание. Сперва она ждала его часами, затем днями, месяцами и, наконец, годами. Прогресс? Регресс? А есть ли, вообще, разница?
Но он объявился сегодня утром – позвонил и спросил о возможности встретиться. Прийти к ней вечерком, как, бывало, раньше. Снова, наверное, командировка... кхм-кхм.
«Держи карман шире, ага! И ширинку распахни, чтобы ветром чего в штаны задуло!» – язвительно подумала Алла и сказала ему в ответ:
— Ну хорошо, приходи.
Она его... ммм... любила.
«Люби-ЛААА!» – самой себе акцентировала внимание Алла на прошедшем времени глагола. То есть, это вовсе не означает, что и по сей день любит. Ха, любовь!
Любовь...
Она давно перестала мыслить такими понятиями – возможно, как раз в тот период, когда перестала считать... сначала часы... затем дни... затем... Да что ты будешь делать!!! Словно заклинило...
Алла давно перестала думать о любви – вооот что она имела в виду. Поэтому... ну, хочет наведаться к ней старый друг – почему бы и нет, верно? О том и речь: друг.
День прошёл как обычно – на работе.
В смысле – обычный рабочий день, каких было много и каких ещё больше ожидается впереди, так как до пенсии пока что, ооох, как далеко... Вернее, Алла, конечно же, хотела сказать: иии-эххх, как далеко! Ведь она ещё достаточно... отставить! – совершенно молода.
Что такое в наше время тридцать пять? Пффф... Жизнь только начинается! Вот, может, как раз сегодня вечером и начнётся, чем Бог не шутит?! В силу каких-то причин Кирилл о ней-таки вспомнил! Что, неужто решился всё же?.. наконец?..
Ааа, чего гадать: придёт вечер, и всё выяснится.
Вот, однако, и вечер.

А он мало изменился, Кирилл: такой же подтянутый, сухопарый, с прежним количеством волос на высокоподнятой голове. Причёску только сменил – ему идёт такая, кстати.
— Ну, здравствуй! – сказал Кирилл с порога, мило улыбаясь и непринуждённо целуя её в губы; коротко, словно вчера лишь расстались.
— Аллой звать, если ещё не забыл, – ответила она ему так же обыденно с лёгкой усмешкой и отступила в сторону, приглашая пройти в дом. – Здравствуй, Кирилл.
— Не забыл, Алла. Как я могу?!
— Да как все. Чего тут сложного?
Разговор сперва шёл в дверях, затем переместился в гостиную комнату.
Здесь Кирилл остановился и внимательно оглядел Аллу. Глаза его излучали мягкий свет и... Да нееет, она же сказала: такие понятия ей теперь чужды. К чему усложнять? Не первый год знакомы.
— Ты выглядишь... очаровательно, Алл. Впрочем, как всегда.
Она широко улыбнулась. Что ни говори, а слышать такое всегда приятно. Да и выглядела она на самом деле хорошо.
«Как всегда» – в этом он тоже прав.
«Как всегда, хорошо!» Это, если обобщить, было чем-то вроде эпиграфа к её жизни. Или эпитафией?..
— Спасибо. Ужинать будешь?

Они неторопливо поужинали за бокалом-другим приятного вина, которое он принёс с собой.
Поговорили о том, кто как живёт.
Кирилл: получил очередное продвижение по службе, отправил старшего в университет, младшего с супругой в Прагу, похоронил мать и сильно истосковался по Алле.
Алла: удалила миндалины, поменяла место работы, занялась йогой, собирается на море отдохнуть и... в общем и целом – всё хорошо, как всегда.
Затем Кирилл взял её за руку, привлёк к себе, заключил в объятия и не выпускал до тех пор, пока, уже под утро, не провалился в глубокий, здоровый и удовлетворённый сон.
В тот момент Алла незаметно сняла с себя обмякшую петлю его сильных и, когда требуется, нежных рук и выскользнула из-под лёгкого шёлкового одеяла, позаботившись о том, чтобы укрыть им спящего гостя.
Накинув халат, она подошла к окну и зажгла сигарету. Ах, да – это тоже новость: она начала покуривать. Забыла об этом во время беседы за ужином. Что ж, разве всё упомнишь за пятилетний срок... Или всё же четырёх...?
Она обернулась и посмотрела на него, мирно спящего в её кровати. И вдруг мысленно, не зная отчего и зачем, она себе сказала: «А он любит меня. Кирилл.» Так, без тени сомнения в том и без особой эйфории, словно прочитав случайно попавшийся на глаза заголовок статьи в газете.
— Кирилл... меня... любит, – негромко произнесла Алла, выпуская при этом клубы сизого дыма изо рта.
Она продолжала стоять возле окна с открытой форточкой, сложив руки на груди, периодически поднося зажатую между двумя пальцами сигарету к исцелованным губам и не очень глубоко затягиваясь.
Произнесённая вслух фраза ещё какое-то время повисела в воздухе и растаяла вместе с сигаретным дымом. Окурок вылетел через форточку в тёплую летнюю ночь и устремился вниз, как падающая звезда.
Алла прошла на кухню и поставила чайник на плиту – захотелось чаю с лимоном. Или кофе: сон упрямо не желал к ней идти, так она надеялась, что кружка ароматной арабики, наконец, свалит её на пару часов. Так всегда с ней бывало.

Кирилл сказал, что не может её забыть.
По крайней мере на срок длиннее, чем четыре года. От силы – пять лет... Этого он, конечно, не говорил – Алла позволила себе некоторый сарказм по поводу его слов. Но что правда, то правда: не получалось у него выкинуть её из своей жизни, ну никак!
Хотя и быть с нею вместе тоже не слишком-то удавалось: так между Аллой да своей супругой и завис. Бедняга.
К этому моменту Алла с удивлением обнаружила себя сдавленно хохочущей. С чего бы это? – думала она, но сдерживать смех не могла.
«Ох, забавные вы, мужики! Думаете, что сразу двум женщинам способны счастье принести. А на деле даже одной не получается. А мы, бабы, могли бы вас табунами осчастливливать – много ли вам надо?! – ан нет, нам подавай одного единственного! Так и тот, как правило, уже в чьём-то стойле. Вот уж поистине ирония судьбы!»
Алла выдвинула ящик кухонного гарнитура, где хранились столовые приборы, поворошила осторожно, чтобы не шуметь и не разбудить Кирилла, перебирая пальцами вилки, ложки и ножи.
На одном из них – коротком и заострённом – она замешкалась, держа его в руке, рассматривая и что-то соображая. Затем решительно положила его обратно и задвинула ящик назад.
Открыла другой и – ага! – нашла как раз то, что нужно: ножницы.

— Спишь, ненаглядный, – промурлыкала Алла, глядя на лежащего на боку и притянувшего к себе её подушку Кирилла. – Ну спи, спи.
Большой и указательный пальцы её правой руки непроизвольно клацнули ножницами. Блуждающий взгляд пробежал по комнате и остановился на кресле, где были аккуратно сложены его пиджак с брюками, белая сорочка и снятый через голову, чтоб не нарушать узла, галстук.
«Так и не научился их вязать, профессор!» – подумала Алла и улыбнулась: ну, вот с него и начнём.
Она подняла этот стильный аксессуар Кирилла за петлю до уровня своих глаз, поднесла ножницы к широкой части галстука у самого его узла, прицелилась, прикусывая верхнюю губу, и с хрустким сочным звуком разрывающих ткань лезвий одним разом отмахнула свисающий конец, который мягко и бесшумно упал на пол к её ногам.
Алла улыбнулась шире, продолжая держать перед собой кастрированный галстук, затем направила свой инструмент к петле и махом жамкнула его напополам.
Следом пошёл... хммм, дай-ка подумать... пиджак! Тут надо решить, как лучше с ним расправиться.
Алла взяла его в руки, смахнув на пол остальную одежду и усевшись в кресло. Сперва она отделалась от рукавов, отсекая их по самое плечо, затем вырезала воротник, завершая свою экзекуцию фигурным выстриганием на широкой спине дыры в форме сердца.
Алла чувствовала себя легко и весело. На удивление.
В этот момент Кирилл пошевелился во сне, поворошил обнимаемую подушку, понимая сквозь сон, что это не его женщина, и, не открывая глаз, пробормотал полувнятно:
— Алл, ты скоро? Иди ко мне.
— Сейчас, Кирилл. Одну минутку, – как ни в чём не бывало ответила ему она и принялась за брюки, которые в мгновение ока превратились сперва в бриджи, затем, после секундного обдумывания, в классические шорты: так-то лучше будет!
Оставалась лишь белоснежная сорочка, которую почему-то не хотелось модифицировать. Она была гладкая, прохладная и приятная наощупь. Алла скинула свой халат и залезла в рубашку своего гостя.
В это время начал закипать чайник, и она поторопилась на кухню, чтоб не дать ему засвистеть на полную мощь своих тефлоновых лёгких.
Ну вот, и кофе готов.

Налив себе кружку, она вернулась в спальню и села в кресло со сложенным возле него в кучку расчленённым костюмом Кирилла.
Неспеша выпив половину, Алла почувствовала, как и ожидала, блаженную волну сонливости, поставила недопитый кофе на ночной столик и сбросила с себя сорочку.
Постояв пару секунд над ней, она взяла кружку обратно в руки и небрежно выплеснула остатки содержимого на нетронутую белизну рубашки.
— Ой, какая я неуклюжая, – произнесла она с тенью фальшивой досады и залезла под одеяло, где тут же была притянута могучими руками Кирилла к груди спящего.
— Я так соскучился, Алл, – пробормотал он, приклеив ей на шею свой поцелуй, и засопел дальше.
— Да, надо полагать. За пять лет...
Алла слегка потрепала его свежевыбритую щёку и вскоре сама провалилась в сон.


. . .

На подоконнике сидел Амур с опущенными крыльями и выражением глубочайшего недоумения на мраморном лице: «ЧТО это... СЕЙЧАС только... БЫЛО?!»
Он смотрел широко раскрытыми мраморными глазами то на мирно спящую пару, то на свои руки, держащие арбалет с взведённой стрелой, то на кучу изуродованного белья на полу возле кресла.
«Психея моя дорогая! Что сейчас такое произошло, во имя Неба и Земли?»
Ответа никак не приходило, хоть ты тресни (чего ему, конечно же, не хотелось делать).
Амур поднял свой арбалет в вертикальное положение и разрядил его в потолок. Затем он бросил один последний взгляд на хозяйскую постель с двумя мерно вздымающимися телами, сплюнул через плечо и вылетел восвояси в оставленную настежь форточку.