Лабиринты времени. Часть 2. Люди и Боги

Глава 1
К тому времени, когда Ратибор впервые увидел Йорку, армия тургар достигла неимоверных размеров. Дисциплинированная, владеющая всеми видами оружия и всецело подчиняющаяся своему Каюм -баши, она только и ждала его приказа, что бы  начать победоносный поход на запад.
Но Теймур терпеливо ждал.
Наслушавшись рассказов Курдулая о великолепии и богатстве фригийского двора, первой целью его тщеславных замыслов стало завоевание это прекрасной страны.  Но, понимая, что фригийцы совсем не похожи на диких горцев и хитрых, но тщедушных кефалийцев, Теймур не торопился к новому походу. Наверняка, их армия так же достаточно сильна, как и тургарская и одолеть её можно только внезапностью, одновременно атакуя со всех сторон, в том числе и с моря. Именно поэтому он договорился с северными балтами о строительстве на его верфях могучих кораблей  и обучении тургар морскому делу. Наивные северяне, сами не подозревая того, погнавшись за лёгким амом, и не подозревали, что, согласившись на это, сами готовили себе скорую  гибель.
Тысячи рабов  трудились на  верфях самого южного когана Юкумая, граничащего с восточной стороны с Розовым морем,  строя огромные корабли для морского похода. Караваны купцов везли в степь  выменянные на драгоценности кефалийцев стальные доспехи и оружие. День и ночь тренировались молодые тургары под руководством опытных наставников, мечтая о богатстве и славе.  Сотни групп самых ловких и пронырливых воинов месяцами тайком рыскали по диким землям, собирая ценную информацию о населяющих северо-западные земли племенах.
И вот однажды, накануне вечером одна из групп  вернулась, приведя с собой несколько белолицых пленников с волосами цвета пшеницы.
В большой юрте, оббитой красной тканью, на подушках восседает Теймур и, безучастно наблюдая за полуголыми танцовщицами, эротично извивающимися своими телами,   курит длинную трубку. Теперь он уже не тот юноша, мечтающий о славе и войнах.
Заметно повзрослевший и ещё более окрепший, он стал эталоном той мужской красоты, о которой тихо мечтают девушки, вздыхая украдкой по ночам в подушку. Высокий и крепкий, с аккуратно подстриженной  курчавой бородкой и сверкающими   из под густых бровей   узкими глазами, он невольно приковывал к себе мимолётные, боязливо брошенные взгляды танцовщиц.
И только увешанная массивными драгоценностями Хайна, сидящая по правую сторону от правителя с ёрзающим на её руках мальчиком, казалось, не обращала на него никакого внимания. Безучастно наблюдая за пиршеством, молодая женщина чувствовала себя чужой на этом празднике и сверкающее на ней золото тяжким грузом давило на грудь. Как хотелось ей сбросить   невидимые оковы  и улететь свободной птахой в просторную степь! Туда, где такой счастливой и беззаботной она была всего лишь несколько лет назад!
Оставшись в когане после смерти отца, девушка хотела лишь одного: спасти  от жестокой участи мать  и брата, но очень скоро поняла, как горько она ошибалась. Мать,   не вынеся потери мужа, быстро чахла и вскоре умерла, а Алгашик… Хайна так и не смогла понять, как быстро он вырос и изменился! Как Теймур сумел вырвать детство из её братишки  и превратить в одного из лучших своих воинов? Как брат переосмыслил убийство отца и стал считать, что это была необходимость? Все действия молодого Каюма он оправдывал желанием того возвысить и возвеличить тургар, сделать их теми, кем они были тысячи лет назад. И многочисленные невинные жертвы, принесённые Теймуром на плаху смерти стали для Алгаша лишь способом добычи этого величия. «А что хорошего для нас они сделали?- парировал он рассуждения сестры о том, что это были обычные люди, мирно работающие  на своих землях и в общем-то ничего плохого и не сделавшие их народу. – Право на власть имеет только сильный. Они оказались слабее. Мы – сильнее. А слабый всегда погибает!» Каюм, словно пытаясь ещё больнее ударить по чувствам Хайны, всё больше и больше приближал к себе молодого воина. А тот, совсем ещё наивный по своим летам, дурачок, кичился своим положением и пытался учить сестру:  «Не понимаешь ты, какое счастье тебе досталось! Ну, кем бы ты была со своим Куяшем? Простой пастушкой! Одной из многих! А теперь  ты- первая женщина в степи, мать наследника Великого Каюма! Что может быть лучше? О тебе слагают песни и никто не осмелиться ослушаться твоего приказа». И действительно, после рождения сына жизнь Хайны резко изменилась.  Все не только почтительно кланялись при встрече с ней, но и наперебой старались угодить и услужить. Женщине даже становилось неловко, когда, уронив платок, она, не успев и наклониться, что бы поднять его, видела, как к ней тут же  подбегали  несколько человек и, вырывая  тряпицу друг у друга, старались первыми подать его. Даже Теймур, бывший с ней иногда несносно груб и даже жесток, стал более ласков и терпим.  И порой, в моменты его игр с сыном,  женщина с удивлением замечала в его глазах проблески той самой  чистоты, которая и привлекла её  во времена их беззаботного детства.
Несколько музыкантов, сидящих  у стены между небольшими очагами с огнём и  методично отбивающих ритм, стуча  по  бубнам и барабанам, неожиданно замолчали  и  внутрь юрты зашёл  Курдулай - военный советник и друг Теймура.
-Великий Каюм! Твоя армия готова к славному  походу, - величественно произнёс он, присев на одно колено.
Теймур одобрительно кивнул головой и жестом пригласил  военачальника присоединиться к столу.
Быстро бросив взгляд в сторону вошедшего,   Хайна проскользила им по багрово - красной   стене юрты и тут же  опустила ресницы, увидев открывающиеся  между кровавыми складками шёлкового полотна   два  круглых чёрных глаза со сверкающими белизной белками.
Учитель.
Ещё больше, чем Теймура, женщина боялась именно его.
С его приходом в степь пришла смерть.
Он искалечил молодые умы и души тургар, наполнив их жадностью и жестокостью.
Они считают себя свободными?
Нет! Свободными они были до прихода этого страшного человека. А теперь… Они простые рабы. Рабы славы и богатства. Рабы, считающие себя господами…
Учитель медленно отделился от стены,  поворачивая голову в разные стороны, и разворачивая руки наружу чёрными ладонями, стал медленно поднимать их.
И все присутствующие тут же замерли,  наблюдая, как в его плавно вращающихся руках  появился    сверкающий голубизной  шарик. Медленно отходя от стены,  чежеземец  встал между Каюм- баши  и Курдулаем, активно жестикулируя, тем самым увеличивая шар  в размерах. Расширяясь всё больше и больше, он  начал медленно крутиться,  разматываясь в прозрачно- сверкающее  полотно, зависающее посередине помещения от пола до потолка.  И Хайна ( да и все прочие) с ужасом увидели возникающие  на нём картины сражений, бегущих от пожарищ людей, растерзанные тела убитых…
-Великие победы ждут тебя, каюм, в этом походе, - монотонно произнёс Шаман. -  Многие народы сгинут в пламени твоего пожара, но ещё большие покорятся.

…Розовую гладь  спокойного моря обрамляет белая полоска песчаного берега. Редкие пальмы на высоких стройных ножках методично качают зелёными головками с широкими, словно резными, листьями. По раскалённому песку на берегу  моря весь день ходят измождённые от жары  рабы с корзинами, полными железной руды.  По всему берегу растянулась тонкая вереница  почерневших от палящего солнца тел с выпирающими от обезвоживания рёбрами, похожих на  скелеты молчаливых людей.   Несмотря на  толпы народа,  зловещая тишина окутывает берег. И только шум прибоя да  редкий свист хлыста с отчаянными  криками  боли разрезают тяжёлый от зноя воздух.
Между дальними  холмами, сопровождаемый  гулким топотом,  высоко вздымается  песок,  рассыпаясь в горячем воздухе.  Словно лавина,  плотным облаком движется он  в сторону разноцветного шатра, стоящего поодаль от воды в тени маленького оазиса. Красные кисточки шапочек и жилистые ноги лошадей,  подкованных  сверкающим на солнце железом, бросают свои блики сквозь песчаные тучи.
Небольшой отряд всадников – халибов  с яростными криками  вырывается  из – за холмов и, разбрызгивая розовую морскую  пену, несётся по краю воды, одним своим видом пугая и без того напуганных рабов.  Почувствовав прохладу воды, животные с наслаждением проносятся мимо работающих людей и поворачивают в сторону шатра, из которого им навстречу выкатывается толстенький, уже знакомый нам  смотритель Аслан и падает на колени лицом низ.
Первый всадник резко тормозит перед ним, подняв скакуна под узды прямо над телом распластавшегося смотрителя:
-Моему господину нужны рабы для галер, - не терпящим возражения тоном произносит он,  легко прыгает на песок,и, похлопав блестящий чернотой бок скакуна, идёт в сторону рабов. Отряхиваясь от песка, за ним семенит и толстяк.
-И мастер  по художественной ковке. У тебя, кажется, был такой?
Смотритель кивает, давая  за спиной всадника   указания надсмотрщикам,  и те выстраивают рабов в шеренгу:
-Есть. Куда ж ему деться? И был и есть. А господину - то он зачем?
-Не твоё дело. Этот, - указывает предводитель на высокого крепкого, ещё совсем не исхудавшего, раба и  надсмотрщик выталкивает его из строя.
-Чего они тощие такие? Ты что,  их не кормишь?- поворачивается халиб к  смотрителю.
Взгляд узких, заплывших  жиром глаз толстяка начинает  испуганно бегать из стороны в сторону:
-Как же нет? – показывает он кулак за спиной гостя рабам, - да жара такая, что и жрать - то не хочется.
Предводитель гневно поворачивает голову и упирается взглядом в глупо улыбающегося смотрителя:
-Выбери сам, кто посвежее. А я пойду, прилягу.  Ты же не будешь против, если я займу твой шатёр?  И этого, из кузни, приведи, - и  халиб поворачивает к шатру, около которого на песке под  тенью пальм уже расположился его отряд.
Смотритель, поклоном проводив нежданного гостя,  машет руками  в сторону  надсмотрщиков:
-Эй, ты, выбери, которые из недавних, да что б покрепче и этого, Немого. Давай, - и быстро перебирая короткими ножками, бежит  в сторону оазиса, на ходу отдавая приказы своим личным слугам:
-Фрукты там, вино несите, да шевелитесь вы! Совсем олухи, обленились!
Слуги начинают быстро сновать, выполняя поручения хозяина, а тот, догнав гостя, запыхавшись, отчитывается:
-Приведут. Самых лучших приведут. А вы пока отдохните, освежитесь с дороги, -  и  распахивает перед халибом полог шатра.
«Незадача - то какая, - с сожалением думает он. – Вот- вот должны покупатели прибыть. Не дай, господи, им столкнуться!»   Нечистый на руку Аслан, пропустив халиба в перёд, озабоченно покусывает губы и крутит во все стороны бегающими глазками,  пытаясь найти  выход из сложившейся ситуации.  И действительно, ему было чего опасаться.  В тайне занимаясь поставками оружия «налево»  он понимал, что сильно рисковал. Не дай боги, что бы госпожа что-то узнала!  Тогда прямая ему дорога в оковы на галеры. Или голова с плеч, что было бы, конечно же, лучше галерного рабства. Нет, надо заканчивать с этим. Что бы спокойно и в достатке дожить оставшийся ему срок где-нибудь в уютном домике на берегу среди пальм в окружении знойных красавиц. Накопил – то он уже больше, чем достаточно. Нужно просить госпожу об отставке, пока голова цела. А то последнее время зачастили к нему гости, не дай боги, пронюхают чего.  И тогда.… Ой - ей, хоть бы хоть раз припозднились!
При этих мыслях у Аслана выступила сильная испарина   и он, глубоко выдохнув,  судорожно вытер её рукавом цветастого халата. 
Лёгкая прохлада и полумрак окутали предводителя, и он с наслаждением плюхнулся на шёлковые подушки и вытянул ноги. А хозяин так и остался стоять у входа, смиренно сложив руки на груди и опустив голову.
Через мгновенье в шатёр один за другим пришли слуги с кувшинами вина, с подносами, наполненными спелыми фруктами, сладостями и пышными белыми лепёшками.
-Сам - то жрёшь, ни в чем не отказываешь, - констатировал гость, отрывая от грозди сочные виноградинки, - А девок, случаем, не найдётся?
-Ну как же, - кивает хозяин,  понимая, что, если в срок приедут его покупатели,  занятый делом халиб точно ничего не узнает, а уж с его то людьми он сумеет договориться и обрадованно спрашивает,  - беленькую, чёрненькую?  Хотя  господин, наверное, устал с дороги...
И, намекая на больное место всех мужчин, Аслан  слащаво посмотрел на него, трепетно ожидая услышать желаемое: «Уж вдвоём-то они доведут его до изнеможения. Не станет по берегу шастать".
-Давай обоих, - машет рукой  халиб, оскорблённый словами этого маленького человечка, усомнившегося в его силе и выносливости, - и вали  уже  отсюда.
Ещё раз поклонившись, довольный своей находчивостью и не переставая кланяться, смотритель спиной вышел из шатра, оставив гостя наедине со своими мыслями, полными ожидаемых сладострастий. А через некоторое время, изнемогая от вдруг нахлынувшего желания, Предводитель услышал  на улице   лёгкий шум и шёпот и вскоре перед его маслянным взором предстали      две стройные девушки, негритянка и славличанка, стыдливо кутающиеся в еле прикрывающие их прелести   покрывала.

…Яркие звёзды маленькими маячками освещают с неба   тёмное полотно дремлющей степи с колыхающимися на ней огоньками костров, вокруг которых сидят воины-тургары, молча ожидающие приготовления вертящейся над ними дичи.
Горчащий запах палёного мяса разносится по степи, вызывая волнение у спрятавшихся в темноте волков, чей голодный вой то тут,  то там слышится уставшим  воинам .
Чуть по-одаль от костра, у вкопанного в землю высокого столба сидят прикованные к нему цепями несколько пленников в изодранной одежде. К ним-то и подходит возникший из ни откуда Учитель, развевая длинным свободным одеянием кроваво красного цвета.
Он  молча обходит вокруг людей, внимательно всматриваясь в их лица и останавливается около одного, подзывая к себе воина.
-Этот, - указывает он на пленника пальцем и тургарин, отвязав его цепь, тащит несчастного  в сторону жертвенного места.
Там, вокруг большого плоского камня в землю воткнуты несколько факелов и Учитель, слегка дотронувшись до каждого из них пальцами руки, зажигает их, вызвав  одновременно ужас и уважение воинов.
Беднягу кладут на камень, крепко держа сопротивляющиеся руки и ноги и Учитель, тихо бормоча непонятные воинам слова, обходит  вокруг приговорённого, плеская в его сторону вонючий раствор.  Внезапно  затихнув, обречённый бессильно опускает ставшие ватными конечности и закрывает глаза.
Подняв руки в сторону наблюдающей за ним луны и  уныло  завывая,  Учитель начинает раскачиваться из стороны в сторону, постепенно наращивая темп, а затем   неожиданно  замирает с выпученными, обращёнными к небу белками глаз  и, достав из складок одежды огромный нож, одним точным движением вонзает его в грудину жертвы.

… Сквозь узкую щель открывающейся  где-то наверху двери, ведущей в  тёмное помещение,   проскальзывает шаловливый луч солнца. Пробежав по  сырым каменным стенам, он останавливается на лежащем в дальнем углу прямо на полу мужчине, единственной одеждой которого является  чёрная от грязи набедренная повязка.
-Эй! Выходи! Время вышло!- грубо кричит вошедший следом за лучом высокий халиб в красных шароварах и толкает спящего человека в бок рукояткой   хлыста.
Мужчина медленно распрямляет широкую костлявую спину, сплошь покрытую глубокими шрамами и ещё почти свежими, с каплями запёкшейся крови  следами от побоев.
-Давай, давай!- торопит его халиб. – Напрохлаждался, пора и работать!
Не обращая внимания на его слова, мужчина садится на пол и, проведя ладонью по влажной от сырости стене, смачивает закрытое скомканными прядями длинных волос  лицо.
-Ну, скажи, почто ты такой? А?- почти умоляюще  спрашивает его  надсмотрщик и присаживается перед ним на колени, стараясь заглянуть   в глаза:
-Вот забил бы тебя, до смерти забил, как ты мне надоел, да только нельзя. С меня шкуру спустят. Каждый раз, спускаясь сюда, жду, что найду тебя окачурившимся, а ты хоть бы что. Ну, почто боги не хотят забрать тебя?- почти стонет он. – Когда же ты , наконец, сдохнешь! Другие и года не выдерживают, а ты …
Задыхаясь от злобы, халиб  выпленул на пленника слизкий комок  и, вставая, звучно цокнул хлыстом.
Но этот звук, ставший уже более чем  привычным, никак не подействовал на мужчину. Он продолжал сидеть, не обращая никакого внимания на градом посыпавшиеся на его тело удары.
Он не стонал…
Не сопротивлялся…
Не кричал…
Он просто сидел, слегка подёргивая мышцами от соприкосновения с влажными нитями конского волоса, сплетёнными в тугой канат.
И это бесило его мучителя. Он ненавидел этого человека, ненавидел силу его духа, стойкость, волю, непокорность… Он готов был забить его прямо здесь и сейчас. И плевать на то, что может ждать его самого! Разум затмила непомерная  злоба на не  сломленного годами человека…
-Эй!-  крик сверху прервал избиение и халиб просто опустил руку, уже занесённую в очередном ударе. –Ты что так долго? Давай его сюда! Хозяин требует!
-Боги снова спасли тебя, гадёнышь, - прошипел не удовлетворивший своё желание мучитель и, схватив несчастного за руки,  волоком потащил его к выходу, оставляя на землянном полу широкий кровавый след.
«Да и меня тоже, - подумал он про себя, вспомнив указ хозяина: «Этот должен жить как можно дольше. А если испустит дух раньше времени, ты сам займёшь его место».
Вытащив  пленника на солнце, халиб тяжело выдохнул и осмотрелся.
Рябистая гладь Розового моря смешалась  с синевой горизонта и нависшими над ней мохнатыми белоснежными облаками, прикрывающими палящее дневное солнце. Лёгкий ветерок  раскачивает  тонкие стволы высоких пальм, спрятавших  в широкой  листве головы,  увенчанные крупными  плодами.
 Чуть дальше, у песчанных холмов,   монотонно копошатся занятые работой чёрные от загара рабы. Если подойти чуть ближе, то можно было  увидеть   круглые ямы с неестественно сверкающими белизной стенами  со свисающими в низ верёвочными лестницами, уходящими глубоко под землю.
 Солончаки…
 Когда-то, столетия назад,   один предприимчивый эпиец задумал развести на этом самом месте виноградники. Однако, посаженные черенки никак не хотели приживаться и чахли прямо на глазах. Думая, что всё дело в  слишком жарком климате, мужчина решил закопать корни растений ещё глубже, но каково же было его удивление, когда вместо сочного чернозёма на расстоянии двух кирок он увидел блеснувшую на солнце белизну.
С годами солянные шахты разрослись под землёй  паутиной извилистых лабиринтов,  в которых от восхода до заката трудились сотни рабов. Целыми днями, стоя на коленях и не имея возможности выпрямиться в полный рост они, окружённые облаком белой пыли, долбили своими кирками куски ценной породы  и поднимали её на верх. Там мастера придавали им   форму брусков с точным весом   и отправляли на склад, откуда те потом развозились купцами по всему миру.
Халиб закрыл глаза и вытянул в сторону щекотящего ветра свой широкий нос с раздувающимися от гнева ноздрями.
Тяжёлый вдох…
Выдох…
Ещё вдох…
Выдох…
Хлоп!
Сквозь взлохмаченные космы пленник видит, как тяжёлый кокос падает на песок, до середины увязая в нём прямо перед идущим с гружёной  белоснежными кусками    корзиной рабом. Тот останавливается и, быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто особо не наблюдает за ним,  поднимает плод,  шустро  прячет в свою ношу и, как ни в чём не бывало, продолжает свой путь.
Халиб открывает глаза  и неожиданно  невозмутимо спокойным голосом обращается к мужчине:
-Пошли уже, хозяин ждёт. И на кой ты ему сдался.

Глава 2
Среди ароматного дыма, на мягких шкурах, покрытых шёлковыми простынями, ничуть не стыдясь своей наготы,  лежит  Теймур. Обнажённые  наложницы ласкают его мускулистое тело, намазывая  маслами и благовониями.
Другие девушки в чуть-чуть прикрывающих бёдра повязках, исполняют неистовый танец, ритмично отбивая темп звенящими бубнами.
Каюм поднимается, подходит к одной из них, невосокой  рыжеволосой смуглянке с луноликими распахнутыми, словно от удивления, глазами и хватает рукой за развевающиеся в танце волосы. Затаив дыхание, девушка чуть отстраняется от него, но Теймур грубо приближает к себе её лицо, сверху в низ  в упор смотря на раскрасневшееся от танца лицо с капельками испарины на висках. Под его властным взглядом девушка испуганно опускает глаза, и сердце начинает биться ещё сильнее, поднимая упругую грудь.
-Ты будешь этой ночью со мной, - говорит ей мужчина и толкает в угол юрты на застланное шёлковым покрывалом ложе.
Ритмичные удары тут же замолкают и танцовщицы, сдерживая дыхание, молчаливой стайкой выбегают, оставив каюма наедине с избранницей.
-Откуда ты?- спрашивает мужчина, поворачиваясь к тяжело дышащей то ли от страсти, то ли от испуга девушке. – Твои глаза … Какого ты племени?
-Мой отец, - начинает танцовщица, наблюдая, как каюм залезает на кровать и, собирая коленками складки покрывала, приближается к ней , - мой отец был эпийцем, а мама …
Девушка замолкает, почувствовав, как бёдра  мужчины зажимают её ноги, а его руки с силой заходят в маленькую узкую ложбинку между ними.
-Почему ты замолчала?- как ни в чём не бывало, спрашивает Теймур, не прекращая своих действий.
-Мама, - сглотнув подступивший к горлу ком, продолжает девушка, созерцая, как плоть каюма набухает и принимает устрашающие размеры, - она … из тургар.
-Ты боишься меня?- увидев испуганные глаза девушки, снова спрашивает Теймур и, вытащив руку, приближается ближе к её лицу, продолжая зажимать между своих ног её тонкое тело и вытянутые вдоль туловища руки.
Видя приблизившийся почти в плотную к ней член каюма, девушка испуганно кивает и только успевает открыть для ответа рот, как он заполняется возбуждённой плотью.
Вскинув глаза, девушка видит закрытые в сладострастии глаза владыки, его тяжело дышащую грудь и чувствует  в своём горле сильные толчки инородного тела, мешающего  ей дышать. Задыхаясь, она начинает нервно дёргать зажатыми каюмом руками и её острые ноготочки в кровь царапают его бёдра, нанося тонкие полосы.
Почувствовав это, Теймур открывает глаза и, видя извивающееся тело девушки, прерывает своё занятие. Но, едва успев вдохнуть глоток воздуха, наложница  оказывается перевёрнутой лицом в  мягкие подушки и кричит от острой боли, разрывающей её нутро от входящей между ягодиц плоти.
Если бы в этот момент её глаза были у неё на затылке, она бы увидела звериную маску, исказившую лицо владыки, его  бешено сверкающие глаза, крупные капли пота, покрывающие мускулистую грудь и наверняка  не смогла бы узнать в этом насильнике того красавца – каюма, о котором мечтали все девушки когана.
Несколько бурных толчков, извергающих сильное семя и…
-Твой ужин, владыка,- неожиданно раздался голос Учителя и девушка, почувствовав, как  инородное тело покинуло её,  обмякла и обессиленно опустила голову.
-Твой ужин, владыка, - повторил вошедший мужчина.
Краем глаза девушка увидела, как Теймур подошёл  к стоящему в центре юрты с закрытым платком подносом в руках    Учителю.
Сбросив платок, он взял в руки человеческое сердце, внимательно рассматрел  его  со всех сторон и, обмакивая палец в кровавую лужицу под ним, спросил:
-Надеюсь, твой хозяин был храбр и смел.
-В его глазах горел огонь, а сердце билось ещё долго, - подтвердил иноземец.
-Думаю, ты будешь рад отдать свою силу  владыке степей, -довольно улыбнулся каюм и жадно откусил  кровоточащую плоть.
Струйки алой жидкости потекли по курчавой бородке, каплями падая на ворсистый ковёр.
Подбежавший тут же пёс стал жадно слизывать кровавое пятно, расползающееся по полу и,  доброжелательно подмахивая хвостом,  заскулил и поднял на хозяина влажные глаза.
Не обращая никакого внимания на с ужасом наблюдающую за нима девушку, Каюм с жадностью дикого зверя съел свой кровавый ужин и,  закрыв глаза, сглотнул и наклонился к собаке, потрепав её по длинной гладкой шерсти: 
-Ну, что , дружище? - ласково спросил он пса .-Твой ужин был так же сладок. как и мой?
Лизнув ласкающую её руку, собака развернулась и побежала следом за позвавшим её Учителем, надеясь на  шедрое подаяние.

…Далеко за песчаными холмами, вихляя между зелёных пальм и цветущих кустарников,  извилистой голубой нитью впадает в Розовое море могучая Рея.  У самого устья недалеко от деревянного причала, уходящего ступенями в самую воду, стоят со спущенными парусами несколько кораблей.
На берегу, пестрящем от разнообразия восточных товаров, идёт бойкая торговля.  Приобретённые   на севере меха и мёд   с лёгкостью меняются на тонкие ткани и шерсть, сочные фрукты и сладкое вино и  тут же грузятся на корабли.
У тюков с шерстью спорят два купца, в одном из которых без труда узнаётся хитрюга Торвальд. Он с сомнением трёт руками комок белоснежной шерсти и качает головой:
-Зачем обманываешь? Волос-то жёсткий, совсем не эпийских овец.
На что его собеседник  обиженно разводит руками:
-Э-э, дорогой! Зачем мне тебя обманывать? Неделю, как по холмам бегала, сам видел!
-Так уж и сам?- усмехается Торвальд.
Он  сразу понял высокое качество товара, но слишком жалко было отдавать  и такую же высокую цену. К тому  же, природная, вскормленная с молоком матери, страсть к торгу давала о себе знать,  и  жадный купец демонстративно отвернулся от тюка,  всем своим видом показывая якобы равнодушие к совсем недавно приглянувшемуся ему товару, надеясь, однако, на то, что собеседник всё таки его остановит. И, действительно, эпиец, молниеносно подсчитав возможную упущенную выгоду, быстро  хватает  Торвальда  за рукав халата  и сладко напевает:
-Э-э! Дорогой!  Только ради нашей дружбы…
Однако, балт со скучающем выражением, показывая всем своим видом  о пропавшем к товару интересе,  отворачивается от надоедливого собеседника  и, вроде бы как, хочет уйти. Но тот, продолжая делать в уме сложные экономические подсчёты,  приобнимает Торвальда за плечи:
-Так и быть, только для тебя,  по монете с каждых двух амов?
-С каждого ама, -  настойчиво твердит купец и делает вид, что собирается уходить, а про себя  слащаво думает: « Нет, я тебя всё таки уломаю, бобёр ты этакий».
-Ну, хорошо-хорошо, уговорил, - с неохотой соглашается торгаш, - себе в убыток отдаю.  Полтора  ама и….- оглядывается купец, - этого раба в придачу, - указывает он на  Немого.
Немой, увидев уже давно забытое славянское лицо северянина,  подбегает к Купцу и с надеждой смотрит на балта.
-Ты снова хочешь надуть меня?- возмущается Торвальд, - зачем мне раб? У меня своих – вон сколько!
Купец  подзывает раба к себе, хлопает его по  плечам и груди:
-Смотри, какой крепкий! Он гораздо больше стоит, на  больших торгах  дороже продашь!
Торвальд  приподнимает голову Немого за подбородок,  смотрит в его ярко-голубые глаза:
-Откуда ты? Славлич? Балт? - спрашивает он мужчину, но тот жестами показывает, что не может говорить и купец с возмущением поворачивается к коллеге:
-Ты что,  бракованный товар мне подсовываешь? Он же немой!
-Да я… - начинает озадаченный торгаш, но его прерывает грозный окрик одного из халибов, направляющегося прямо к ним:
-Эй! Этот не продаётся! Давай его сюда!
-Да, иди, иди,- толкает Немого Торвальд и поворачивается к купцу:
-И как не стыдно! Ну,  вот как тебе верить? А?
Немой, грустно посмотрев в сторону купцов, вздыхает и медленно бредёт к окликнувшему  его халибу. Последняя надежда, так неожиданно мелькнувшая в его серой жизни, так же моментально и испарилась, как  холодная снежинка из забытого детства,  расстаявшая  когда-то на его  тёплой ладони.
-Ладно, - сплюнув в сторону раба, машет рукой смущённый такой незадачей купец, - давай с каждого ама. По монете. Но больше не проси! Не скину!
«Тоже мне…, - пересчитывая  серебро в кожанном мешочке, усмехается,  поглядывая на фригийского торгаша, Торвальд, -   в  убыток… Рассказывай кому другому! Сам то, небось, не меньше трёшки накрутил. Всё равно в прибыли, - и передавая деньги, с сожалением сглотнул слюну.  - Э-эх, надо было настойчивость проявить, может ещё сколь сторговались бы…»

 …На палубы аккуратными рядами складываются тюки с шерстью и шёлком и закрепляются вокруг мачты верёвками. Колотун бьёт несколько раз в свой  барабан и Капитан отдаёт первый приказ. Надуваются полной грудью поднятые паруса и,  подгоняемые лёгким ветерком, корабли начинают заключительный отрезок пути до столицы Эпии.
На одном из них в тёмном сыром трюме среди прочих рабов сидит Немой, поникший от мыслей о  несбыточной мечте. Мохнатые ёлки, укутанные белоснежными шубами,  зимним вихрем воспоминаний проносятся в его голове. Замёрзшие ягоды рябины кровавыми каплями нависают на заледенелых ветках заснеженных кустов. Бескрайние васильковые поля и  кудри  белоствольных берёз…
Родина. Такая холодная и  далёкая, но такая  прекрасная и любимая. Как бы он хотел  после жаркой мовны   прокатиться по  мягким  сугробам, ощущая приятные покалывания тысяч ледяных иголок по всему разгорячённому телу!  А потом, со всего разбега, с головой окунуться в свежевыдолбленную  речную прорубь и проплыть  под  тонкой ледяной корочкой! А затем… Затем  ощутить тепло маминых рук, заботливо укутывающих его в мохнатые шкуры.
-Чего лыбишься?- грубо толкает Немого сидящий рядом раб.
Немой открывает веки  и видит обозлённые на весь мир глаза уставшего от жизни, закованного в цепи  атлета.
Ему не понять. Да, не понять. Можно потерять свободу,  родных, человеческий облик. Но оставить самое ценное, что есть у человека - его человечность.   Казалось бы, нечеловеческие условия должны были озлобить Немого, сделать его жёстким и грубым. Но нет. Наоборот. Они  ещё больше закрепили его дух и желание остаться человеком.   И именно это и отличает сильного от слабого, а не величина мышц и не умение владеть мечом.
-Чего лыбишься?- повторил вопрос атлет, гневно сверкнув глазами. Ему явно хотелось   выплеснуть на кого – нибудь  всю злобу от своего незавидного положения и сидящий рядом заросший худой раб очень хорошо подходил для этого.
 Немой просто промолчал,  отвернулся и закрыл глаза, которые не открыл даже тогда, когда почувствовал сильный  удар  атлетического соседа в свою ногу:
-Ты глухой, что ли?
Белые облака и ласковое солнце, совсем не такое, как в этих проклятых песках…
Мягкий ворс шёлковой травы, нежно  прикасающейся к  щиколоткам ног…
Лёгкий запах свежеиспечённого хлеба, щекотящий ноздри…
-Эй!- даже окрик надсмотрщика в сторону злобного раба  не заставил Немого прерваться от своих прекрасных мыслей, - у тебя будет возможность на арене доказать свою силу, - щелчок кнута у самого уха атлета заставил его наконец – то смириться и замолчать.
Краем глаза Немой заметил, как тот в бессильной злобе обнажил большие крепкие зубы и,  сверкнув, полными    ненависти, глазами  в сторону надсмотрщика, сжал сильные кулаки так сильно, что вены тонкими нитями вздулись на его крепких руках.
«Эту бы силушку, да на благое дело», - глубоко вздохнул Немой и прикрыл глаза, отдавшись  подступившей к нему дрёме.

…Подмигивающие с уснувшего небосклона звёзды осветили вереницу закованных в кандалы рабов, уныло бредущих между бесконечных песчанных волн великой пустыни. Несколько всадников-халибов, мирно покачиваясь на двугорбых верблюдах,  несмотря на усталось от дневной жары и долгого перехода, зорко следили за своими пленниками, время от времени прикрикая на слишком медлительных и подгоняя  их ударами длинных хлыстов.
-Эй!-послышался окрик  едущего во главе каравана халиба. -Приближаемся!
И действительно,  впереди  из темноты вынырнули изгибы стройных пальм, предвещающих отдых и поздний ужин у костра. Ещё немного и скучающий от одиночества пустынный островок счастья - вечно зелёный оазис -распахнул свои изумрудные объятия долгожданным гостям.
Шепчущийся   с засыпающей листвой, их встретил тихо журчащий среди  каменьев тоненький ручей  и  мохнатые   верхушки стройных пальм, склонённых под тяжестью переспелых плодов, приветливо закачали своими головками под порывами  пока ещё тёплого, но уже  с нотками  прохлады,  ветерка,  монотонно  раскачивающего тонкие стволы.   
В  верх- в низ…
В верх-в низ…
Глухой звук неожиданно упавшего с верхушки пальмы кокоса разбудил дремлющую  на остывающем булыжнике  ящерку и она, ощутив   прохладу приближающейся  ночи, юркнула в хранящую дневное тепло  расщелину  старого полусгнившего пня.
Убаюканная нежным дуновением ветерка пустыня  готовилась ко сну…
И всю эту тишину и спокойствие спрятанного от людских глаз зелёного рая неожиданно нарушил ворвавшийся на её территорию многоголосый человеческий говор и чавкающие звуки  верблюдов.
Ещё немного, и вспыхнувшие  среди ночной тьмы языки пламени  разбудили засыпающий оазис и он застонал под звуками топоров, нещадно рубящих его застоявшиеся тела. Одна за другой несколько высоких пальм рухнули на  ставший уже прохладным песок, рассыпав по нему тёмные ядра ворсистых и ярко-жёлтых плодов, тут же подвергшихся нападению  шустрых человечков. И те,   словно боясь, что кто-то, прячащийся в этом богом забытом месте, отберёт  холявную добычу, торопливо хватали утопающие в мягком песке клклсы и бананы и, озираясь по сторонам, прятали  их за пазуху.
Из-под груды камней выползла разбуженная  незнакомыми звуками длинная змейка    и,  грациозно извиваясь  чешуйчатым  телом,  бросилась на утёк   от не предвещающего ничего хорошего шума  в чернеющую   темноту. Но, так и не успев скрыться, была нанизана на остриё длинного кинжала заметившего её человека. Всё ещё продолжая извиваться и,  злобно разевая зубастую пасть, она беспомощно старалась напугать пленившее её существо, но взмах сабли отсёк смертоносную голову,  и мужчина, отшвырнув её далеко в сторону  острым кончиком сапога, растянул  длинное тело над полыхающим костром.
 -Хоть какого-то мяса пожрём, - деловито изрёк  он  под бурные звуки одобрения товарищей и, довольно облизнув  пересохшие губы, медленно перевевернул свою добычу, подпаливая чешуйчатую кожу.
Приготовление ужина не заставило себя долго ждать и вскоре, весело переговариваясь, путники с наслаждением  стали насыщать  свои иссохшие от дневной жары животы сочной кокосовой влагой, уминая уже черствеющие лепёшки и раздирая на куски свой  ещё недавно ползающий ужин.

…По колыхающимся волнам золотой нивы ковыля  медленно бредёт Старик.
Так же, как и много лет назад, когда  он спас дитя от суровой казни, легка поступь его  усталых от долгой ходьбы ног, ясен пробивающий темноту взгляд голубых глаз, добры мысли его.
Он не свернул с намеченного им пути. Не изменил своей  миссии дарить людям знания и добро, хотя он был уже давно не тем, кем родила его мать. Он был другим.
Старик остановился и посмотрел на свои руки. Его телесная оболочка была всё той же, хотя те, другие,  и дали ей новую жизнь. Его внутренняя чистота была всё такой же праведной, как и много лет назад, а ум оставался таким же гибким и прозорливым.  И теперь он знал всё!
Всё…
Он знал о рождении планеты и о происхождении рода  человеческого.
Он знал  законы природы и  тайны  людского сознания.
Он умел говорить с животными и читать мысли  себе подобных.
Он …
Не знал он только одного: зечем его наделили такой властью над природой и людьми? Кому это было нужно?
Чёрный Ведун…
Он был единственным, кого по-настоящему боялся старик.
Боялся как-то внутренне, глубоко в душе.
Кто он?
Они так же создали его?
Старик видел его лишь один раз. Но и этого хватило, что бы понять, насколько сильна и ужасна была его внутренняя энергетика.
Ведун всегда появлялся внезапно.
И исчезал так же.
И он  искал. Искал в гнилых болотах иирков и берёзовых рощах славличей. Искал среди гор и в степных курганов.
Старик знал это.
И знал, кого он ищет. Но зачем?
Йорка…
Он не смог уберечь  её.
Он не знал, чем она так важна для тех, других? Но он чувствовал, что в ней спрятана какая-то загадка, разгадав которую, он поймёт всё.
А теперь её украли.
В том, что это были иирки, Старик не сомневался.  Только они способны на такое коварство. Да и внезапное исчезновение из племени Ратибора явно указывало, что тут не обошлось без его вмешательства.
Ратибор…
Славный парень.  Но слишком уж запутал его Чёрный Ведун! Ему бы очиститься от всей той греховной нечисти.
Остановившись, Старик   задумался и провёл ладонью по верхушкам пшеницы, наблюдая, как колосья,  подняв тяжёлые от крупного зерна головки, с новой силой потянулись вверх, наливаясь спелой силой и соком.
Наклонившись, мужчина сорвал пару колосков, потёр их между ладоней и вдохнул ароматный запах созревающей пшеницы. Взмах руки-и светящимися крапинками зёрна, подхваченные ветром,  полетели, уносясь всё выше и выше в небесные дали.
Неожиданно появившаяся ниоткуда тёмная птица  схватила одно из них и быстро проглотила, устремляясь за другими. Старик недовольно сморщился,  и хотел было уже наказать плутовку, но  следом за ней появилась вторая, третья, четвёртая...
Кто-то задел развевающийся на спине плащ и, обернувшись,  Старик увидел пронёсшеюся мимо него тень оленя, ещё не успев внимательно рассмотреть которую, он  почувствовал прикосновение с другого бока.
Тень волка пробежала и скрылась в ночной мгле далеко впереди.
Шорох травы у ног.
Колыхание пшеницы…
Один за другим мимо Старика бежали, скакали, ползли тени лесных тварей всех видов.
Окружив его плотным кольцом, они выли, щебетали, курлыкали, стараясь перекричать друг друга. Силясь уловить смысл всего этого гама, Старик закрыл глаза и внутренне расслабился.
«На юге… Люди… Старое племя…Кровь…» - бедные животные были так напуганы чем-то, что мысли путались в их головах и мужчина никак не мог уловить их смысл.
Стайка птиц  вихрем закружила над его головой и Ведун резко  выбросил руку вперёд.
Одна из птах, беспомощно махая крыльями, остановилась в воздухе, словно почувствовав  петлю на своей шее, и, притягиваемая невидимой силой,   стала медленно приближаться к старику.
-Ты, птица говорливая,   какие вести несёшь?- тихо шептал старец, притянув её ближе.
Быстро порхая у его уха, пташка торопливо чирикала, поглядывая на улетающих соплеменников и, как только он отпустил её, стремглав бросилась их догонять.
-Так значит.  Время пришло,  - посмотрел Ведун в сторону исчезающих  в ночи зверей и, ускорив шаг, повернул в обратную сторону.

…Вереницей идут рабы по каменным ступеням морского причала  к сияющим своей мраморной белизной воротам, ведущим в город. Важно выпятив накаченную грудь, первым идёт атлет, явно любуясь своей фигурой и выставляя её на  показ.  За ним, оглядываясь на разгружающих товар балтов, семенит  Немой,  а дальше-ещё несколько несчастных с рудников.
-Живее, живее, - слышит Немой, как стоящий тут же, совсем рядом на причале у своего судна  подгоняет рабочих  Торвальд, - в скором  приём у Владыки. Вы знаете, сколько я добивался этого? Быть представленным ко двору? Да осторожнее, ты!
Балты аккуратно выносят с палубы сундуки и выгружают   на стоящие на  пристани повозки с запряжёнными в них странными животными с огромными длинными ушами, похожими на маленьких лошадей.
-А что, говорят тот Владыка, огромный, как та гора?- спрашивает Малыша наблюдающий за разгрузкой Дохлый, кивнув  в сторону дальних вершин.
-А бес его знает! Может и так, хотя сомневаюсь. Это сколько же на такого жрачки надо?  Нет.  Враки всё это.
-Вот бы посмотреть, - вздыхает Дохлый.
-Куда тебе! – смеётся Малыш, - ни рожи, ни кожи, а ту да же! Знаешь, сколько наш, - кивает он в сторону Торвальда, - этого приёма добивался? Нужные связи искал, тропинки прокладывал?
-А тропинки - то зачем?- удивляется Дохлый  и смотрит на собеседника.
Малыш на мгновенье замолкает, а потом разрождается громким  хохотом и так бьёт кулаком в тощую грудь друга, что тот чуть не падает:
-Вот ты!.. Темнота …  Это ж типа. Ну, вроде как… да ну тебя! Подрастёшь - поймёшь, - и, насвистывая весёлую мелодию, запрятав пальцы рук  за широкий пояс штанин, в развалочку идёт к трюму, бормоча себе под нос, - хотя куда тебе ещё расти? И так каланча каланчой. Мозгов бы побольше. А то дурень дурнем.
-И чего это он? – Удивлённо пожимает плечами Дохлый и  недоумённо чешет   лоснящуюся лысину затылка, - вроде ничего такого. И спросить - то нельзя. Сразу кулаками машет.

Глава 3
По каменистым улочкам столицы на роскошных носилках, расписанных золотом,  в сторону пристани едет красавица Айса, облизывая пухлыми губами сладкий сок надкусанного апельсина. Недалеко от ворот рабы ставят носилки на землю   и помогают ей. Обмахиваясь перьевым веером, женщина осматривается по сторонам и задерживает взгляд на веренице рабов, идущих через ворота. Отбросив в сторону недоеденный фрукт, который тут же подобирает  подбежавший невесть откуда взявшийся мальчишка, Айса направляется прямо к ним,  навстречу к  бегущему ей навстречу  надсмотрщику, придерживающему  рукой бьющую по бедру саблю.
-Ну?- нетерпеливо спрашивает женщина, - привезли?
-Как и велели, госпожа,- низко кланяется мужчина и ведёт её к стоящим поодаль рабам.
-Хорош, - улыбается Айса, похлопывая раба - атлета по мощной груди,- у владыки сегодня игрища, - обращается она к надзирателю, - думаю, он подойдёт. Отличный подарок ко двору!
Мужчина кивает головой и указывает на Немого:
- Это тот самый, по железу.
Женщина равнодушно проходит мимо, небрежно бросив на ходу:
- К ювелиру его, который на площади.  А этот, - одобрительно кивает она на следующего  раба, - вполне подойдёт для моей прогулочной галеры. И этот тоже.
Один из охранников отвязывает Немого от остальных и толкает по дороге в сторону города.
- Я буду выступать перед Владыкой, - слышит он голос кричащего в его сторону атлета, - и добуду свою свободу мечом! А ты так и сгниёшь, выпиливая узорчики на побрякушках!
Немой поворачивает голову и грустно улыбается зазнавшемуся рабу: «Пусть боги помогут тебе»,- и,  почувствовав сильный толчок в спину, ускоряет ход.

…Проходя через разноцветные стёкла, солнечные лучи оставляют на мраморном полу мерцающие блики. Вьющиеся по колонам лианы с огромными цветами  собираются зелёным ковром под высоким куполом дворца. Толстые стены   сохраняют прохладу и свежесть, а цветущие растения распыляют тонкой волной нежнейшие ароматы. Гулким эхом раздаются далёкие шаги закованных в латы воинов и весёлый смех придворных дам.  Журчание фонтанов  и шелест заблудившегося в покоях ветра смешивается со звуками струн арфы и щебетом порхающих между цветов птиц.
Раскрываются широкие, покрытые золотым узором, двери и группа балтийских купцов не уверенной походкой заходит в тронный зал и тут же пестрящее разнообразие красок бросается в глаза  поражённых роскошью северян. Привыкшие к серым блёклым холщовым одеждам и  природной скромности своего края, их глаза на мгновенье жмурятся от игры цветов шёлковых одеяний и блеска драгоценностей, пестрящих всеми цветами радуги и опускают взгляд на мраморный, сверкающий от разноцветных зайчиков, пол.
-Наши гости, видимо, шокированы?- приводит купцов в себя могучий баритон Владыки, гулом раздающийся в круглой зале.
Лёгкий смешок перерастает в мощные раскаты и, повторяемый эхом, заполняет весь купол здания, выплёскиваясь в многочисленные коридоры. Кажется, даже колонны содрогаются от раскатистого гула и вот-вот пустятся в пляс.
Разбуженные шумом птицы суетливо взлетают с верхушек лиан,  шурша мелкими крылышками и встревоженно щебеча.
Вдруг наступившая тишина заставляет купцов оторвать от пола взгляд и удивлённо оглядеться вокруг.
Мужчины, женщины, снова мужчины, снова женщины. Боги мои, сколько же их здесь? Торвальд останавливает  взгляд на статном мужчине  с поднятой ладонью, Владыке, затем переводит его  чуть ниже, к лежащему у  его ног    зверю с длинной зубастой пастью, покрытого вместо шерсти чешуёй  и прикованного толстой золотой цепью  к его креслу.
-Мне сказали, вы привезли диковинные дары с севера, - продолжает Владыка, - но пока что  вы сами вызываете удивление не только своим видом, но и поведением.
-Простите, сир, - встаёт на колено Торвальд, - но я и мои, - показывает он на купцов, - товарищи так поражены великолепием твоего двора, что потеряли дар речи.
-Я вижу много сундуков, - встаёт мужчина с трона  и спускается по мраморным ступеням к гостям. -  Что за сокровища ты прячешь в них?
Слегка поклонившись, Торвальд открывает один сундук и,  мастерски встряхнув так, что распушивается каждая отдельная шерстинка,  достаёт  шкурку чернобурой лисы:
-Дары севера. Меха мягкие и пушистые, словно волосы твоих прекрасных женщин!
По залу разносится гул одобрения, вызванный такой похвалой. Однако, Владыка, небрежно взяв шкурку, проводит по ней рукой  и бросает следующему за ним рабу:
-Зачем мне меха? В моей стране вечное солнце! – говорит он, надеясь смутить хвастливого купца.
Но тот, слегка поклонившись в знак согласия,  распахивает второй сундук:
-Солнечный камень, - и, запустив руку внутрь, загребает пригоршню сверкающих камней,  медленной струйкой высыпая их  обратно.
И, к его величайшей радости, глаза Владыки начинают жадно блестеть. Наклонившись над сундуком, он выбирает один, самый большой камень, с застывшей внутри него крылатой мошкой и внимательно рассматривает его.  Ему кажется, что каждая прожилка на крылышках насекомого, каждый волосок на её мелком тельце вот-вот оживут и она, открыв жёлтые глаза, взмахнёт и вылетит из своего заточения.
-Что это?- удивлённо спрашивает сир.
-Это?- Наклонив в знак уважения голову, купец протягивает ладонь и берёт камень в свою руку. - Это самый редкий экземпляр, повелитель.  Тысячи лет назад эта мошка попала в ещё жидкую каплю смолы и не смогла выбраться. Годы и вода затвердили её,   и теперь она может стать единственным, уникальным ювелирным украшением, достойным самой прекрасной женщины на свете.
-Я прикажу сделать из него украшение для моей жены, - громко провозглашает Владыка, рассматривая это сохранённое веками чудо.
-А это, - указывает Торвальд на следующий короб, - особый дар.
С этими словами он  останавливается рядом с самым большим сундуком и подзывает к себе двух купцов, которые  осторожно отпирают переднюю стенку ящика. В темноте слышится шуршание и тихие звуки. Стоящие вдоль стен люди с любопытством вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, что же  скрывает  тьма. Владыка хочет наклониться и посмотреть, но Торвальд знаком останавливает его и тихонько стучит по крышке. Ещё чуть-чуть и на свет горделивой поступью выходит  мохнатая рыже-белая лапа, затем появляется  рыжая мордочка с чёрным носом и с ушами, увенчанными кисточками. И вот величественная  большая кошка с пятнистой спиной, прикованная за одну заднюю лапу цепью к коробу, выходит и, свирепо скаля острые зубы, оглядывается по сторонам.
-Рысь. Дикая северная кошка, - коротко представляет её Торвальд и, поклонившись, отходит чуть назад.
Владыка восхищённо обходит вокруг рычащего на него зверя и, повернувшись к замершим от удивления и страха придворным, громогласно выносит вердикт:
-Она прекрасна!
-Она прекрасна, прекрасна, прекрасна, как прекрасна, - шепчутся между собой восхищённые люди.
-Она прекрасна, - повторяет Владыка, обращаясь к купцам и в этот момент Торвальд, чувствуя себя на вершине славы, понимает, что не зря столько лет терпел унижения, исполняя прихоти придворных Владыки, добиваясь тем самым быть представленным ко двору. И уж теперь - то он своего не упустит и звонкие  монеты золотым дождём польются из их карманов в его закрома.

…Жаркое солнце слепит глаза…
Жёлтые барханы песка кажутся бесконечными…
Такими же беконечными, как и жажда, уже много часов мучащая его и без того измученное тело.
Сколько он блуждает здесь?
Казалось, время остановилось для него в этих бескрайних, богами забытых местах. И только слепящий глаза  золотой диск вяло блуждающего по небосклону светила,       двигающегося  по   тысячалетиями установленной траектории, указывал, что на смену изнуряющей жаре обязательно  должна прийти ночная прохлада. Но,  словно смеясь над своим измученным жарой и жаждой путником,  он  вовсе не спешил уходить  на покой,  а, наоборот, предательски завис высоко над пылающим желтизной горизонтом, щедро  орошая и без того горячий песок своим огненным дыханием.
Завис и, кажется, совсем не собирался опускаться ниже.
Словно замер, любуясь мёртвой пустошью, сотворённой его убивающей силой.
И,  сколько бы не задирал голову мужчина с надеждой увидеть хоть какое то движение на прозрачном небосклоне, всё было напрасно.
Неподвижный  властный лик  на мёртвом полотне неба. Такой же мёртвый, как и окружившие  мужчину  зловещие барханы,  словно впитавшие в себя   падающий с неба золотой свет, убивший всё живое в их недрах.
Мужчина обессиленно опустился на  колени, согнув костлявую спину. Его руки беспомощно повисли, утопая кончиками кривых пальцев в крупицах песка, а широкие ступни со следами запёкшейся крови по щиколотку вошли в горячую кристаллическую массу.
По широкой кости мужчины  можно было догадаться, что когда-то он был достаточно крепок и силён. Но теперь иссохшее тело напоминало скелет, а взлохмаченные длинные чёрные волосы паклями свисали на его обгоревшее под солнечными лучами покрасневшее  лицо,  скрывая его черты.
Мужчина приподнял голову и  осмотрелся.
Бесконечное пустынное море.
Мёртвое море.
Без единого признака жизни.
Ни сухой колючки…
Ни жучка…
Ни заблудившейся змейки…
Только горячий бродяга ветер, пролетая  между сухими  волнами барханов,  плавно вальсирует, передвигая песчанные  массы  из стороны в сторону.
И зачем он сбежал этой ночью?
Когда насытившиеся мясом змеи халибы уснули, он продолжил начатое им во время предыдущей стоянки дело. Ещё прошлым утром, во время заковывания в кандалы, он заметил среди рабов - кузнецов своего прежнего соплеменника. Тот так же узнал его, но не подал виду, выполняя свою работу и только напоследок, так и не поднимая глаза,  слегка пожал шершавой ладонью его руку.   
А ближе к вечеру, после изнурительного дневного перехода через пески, мужчина заметил,   что один из   штырей, крепящих его кандалы к общей цепи, плохо закреплён и,  если помочь ему, то он выскользнет, освободив ногу пленника. И жаждущий свободы раб,  дождавшись, когда все уснут,  издирая щиколотки и пальцы рук  в кровь,  стал расшатывать крепкие деревянные колодки.
С опаской оглядываясь по сторонам при малейшем шуме, издаваемом в этом пышащем жизнью оазисе, мужчина упорно воплощал свою идею в жизнь.
Он не думал о том, куда пойдёт, получив свободу.
Он даже не знал, где он сейчас.
Об этом он решил подумать потом, когда скинет с себя сковывающие много лет оковы и ощутит блаженное чувство свободы.
И поэтому, как только последнее крепление упало  с его ноги, мужчина, низко пригибаясь к земле и с опаской оглядываясь по сторонам, быстро приблизился к спящим в стороне верблюдам, снял с одного из них кожух, наполненный накануне водой,   и бесшумно исчез в окружающей стоянку темноте.
И вот он здесь.
Один посреди жаркой пустыни.
Ночью   от ощущения свободы он потерял расудок и только жажда непомерной мести двигала им вперёд.
Но теперь…
Теперь он понял, что заблудился.
Мужчина ещё раз, прикрывая глаза,  приложил над ними широкую ладонь и огляделся.
Пески…
Пески…
Снова пески…
Но что это?
Неожиданно где-то там, далеко впереди, между очередными волнами нескончаемых барханов, зоркий взгляд выцепил блеснувшую голубизну.
Мужчина нетерпеливо протёр глаза  и, боясь своей преждевременной радости, снова посмотрел в даль. Да, несомненно, это может быть только вода. Только она может так блестеть и переливаться на ярком солнце.
Оазис?
Ну,  конечно же! Ещё немного и он спасён! Нужно приложить ещё чуть-чуть усилий и…
Ноги двигались быстрее его мыслей и, не успевая управлять ими, мужчина кубарем скатился   в низ,  но тут же подскочил   и, утопая потрескавшимися ступнями в песке, бросился из последних сил бежать в сторону манящей его живительной влаге. 

Глава 4
За крутым поворотом реки на   каменистом  берегу  между треугольных шапок колючих  елей высоко к небу   тянутся тонкие  спирали чёрного дыма. С первого взгляда кажется, что он идёт прямо из-под земли, густо усыпанной сухой хвоёй. Но, если приглядеться по-внимательнее, можно увидеть тщательно замаскированные  глубокие землянки, покрытые мохнатыми ветками, с небольшими отверстиями сверху, через которые и видно глубокое дыхание огня.
Единственным указанием на то, что это жилище, были нависшие над входом тяжёлые шкуры и воткнутые в землю колья с водружёнными на них высушенными черепами диких животных.
Неожиданно зазвучавший далеко, у самого берега  набат разбудил тишину спящего леса, а вместе с ним и его жителей.
Из хижин дружно переглядываясь  и,  перешёптываясь   друг  с другом, стали выходить  ирки:
- Единожды ударил.  Из своих кто идёт.  А кому идти? Вроде все в селе, на охоту  никто не бёг.  Да нет. Это наверняка Ратибор. Он ещё с большого базара с Кантимиром утёк. С тех пор и не видели. Сказал тоже!  Ратибор! Как есть, сгинул!  Сколько девень прошло?  Тридесять, не меньше. Так и есть, сгинул. 
Расталкивающая людей  Кайра бросила гневный  взгляд в сторону  говорящих о её любимом  мужчине и многозначительно положила сильную руку на рукоять свисающего с пояса ножа:
-Не болтай, коли не знаешь, - толкнула она особо разговорчивого охотника в плечо. -  Вернётся он. Как пить дать, вернётся. А  каркать будешь, язык  выдерну и не поморщусь. Ты меня знаешь.
Мужчины тот час замолчали, но, как только женщина отвернулась от них, переглянулись:
-Ну его, себе дороже. Лучше думу при себе держать, чем потом век молчать.
Тем временем, на поляну,  расталкивая толпу, вышел высокий крепкий мужчина с суровым лицом,  длинным седым пучком волос на лоснящейся лысине  и спускающимися до самой груди такими же белоснежными усами. Величественная походка, суровый взгляд и трость из берцовой кости лося, увенчанная золотым набалдашником в виде человеческого черепа уменьшенной копии явно указывала на вождя.
Иирки встали  в плотное кольцо и выжидающе посмотрели на него.
Стриборг,  а именно так величали главу племени,  высоко поднял трость, обводя взглядом собравшихся и только хотел начать говорить, как человеческое кольцо расступилось и в центр вошёл Ратибор, Кантимир и закутанная  в мохнатую куртку Йорка.
-Ратибор! Как в воду глядел! 
-Кантимир! Друг!
-Где пропали?
-Ты ли? Как? Где был?- тот час посыпались со всех сторон удивлённые вопросы.
Каждый из племени считал своим долгом пожать им руку, похлопать по плечу, сказать приветливое слово. Все были рады приходу славного охотника и его друга.
И только на смущённую и испуганную пленницу, кажется,  никто особо не обращал внимания.
Расталкивая толпу, Ратибор вышел к вождю и встал на одно колено, опустив голову и вытянув руку с зажатым в кулак кинжалом вперёд:
-Прости, что без ведома покинул  племя. Приму любую кару, что будет назначена тобой.
Суровое лицо Стриборга украсила чуть заметная улыбка. Он слегка кивнул головой и положил тяжёлую морщинистую ладонь на руку охотника:
-Рад видеть тебя живым и в добром здравии, друг, - и, бросив мимолётный взгляд на Йорку,  продолжил, -  вижу причину твоего отсутствия.
Отстранив Ратиборга, Вождь прошёл мимо него  к девушке и снял   с её головы капюшон:
-Надеюсь, она стоила того? – И, приподняв её голову  за подбородок, внимательно осмотрел её лицо:
-Ты забрала сердце моего лучшего охотника, женщина.
Вместо ответа Йорка смущённо поднимает глаза и быстро опускает взгляд:
-Я не хотела этого, - ворчливо отвечает она и бросает в сторону охотника недовольный взгляд.
«Что за дикие места? – осматривает  она вкопанные в землю хижины и одетых в грубые шкуры людей. –  И кто я? Рабыня или жена? Боги мои, что за дикари здесь живут? Не  зря батька говорил, иирки-люди, зверям подобные». 
Опустив  руки,  Стриборг поворачивается к  поднявшемуся  на ноги Ратибору и насмешливо улыбается:
-Она не хотела тебя? Люди!-обращается он к племени, - она не хотела его! Нашего Ратибора! Его, - вытягивает вождь в сторону охотника, - о котором  хоть раз мечтала каждая из вас! Ну, друг, - смотрит он на Ратиборга, - ты теряешь хватку.
Громкий  смех Стриборга смешивается с нарастающим хохотом толпы. Растерянный охотник оглядывается по сторонам и, среди смеющейся толпы, видит кипящую от злобы Кайру.
Тяжело  дыша, женщина не спускает гневных глаз   с Йорки, до крови сжимая острое лезвие своего кинжала, но почувствовав на себе взгляд Ратибора, быстро отворачивается и,  расталкивая веселящуюся толпу, уходит в лес.
«Надо бы поговорить с ней», - думает мужчина и вздрагивает от неожиданного дружеского удара по плечу Стриборгом,   поднявшем одну руку для успокоения толпы: 
-Мы принимаем её!
Радостное улюлюканье  и возгласы одобрения, смешанные с бряцаньем оружия и  ритмичными хлопками ладоней о бёдра заглушают остатки смеха.
Прикрыв глаза, вождь рукой успокаивает иирков и, как только наступает тишина, продолжает:
-Сегодня была славная охота! Мы завалили дикого кабана. И наш друг вернулся с молодой женой. Готовьте жертвенный огонь! Нужно поблагодарить Богов за удачный день!

 …Голубая гладь огромного озера, раскинувшегося среди уже приевшейся желтизны, манила своей прохладой и влагой. Каждая  клеточка  иссохшего на солнцепёке  тела, уже была готова   принять в себя живительные капли и вопила изо всех сил: «Я хочу тебя!». То ли от быстрого бега, то ли от ощущения долгожданной радости,  ещё сильнее билось сердце. Мускулистые ноги с ещё большим усилием вырывались из песочного плена,  стремясь ускорить встречу…
И вот…
Вот она…
Закрыв глаза, мужчина ныряет в окружившую его воду  и всё   тело моментально ослабевает под нежными прикосновениями волн. Руки бессильно опускаются вдоль тела. Задрав голову навстречу не такому уже враждебному солнцу, он открывает глаза.
Ставший багрово-красным,  диск  стремительно опускается к горизонту. Гораздо быстрее, чем поднимался утром, словно кто-то невидимый мощной рукой катит его в низ.  Его неровно полыхающий контур   старается порвать падающую на него темноту,  всё больше и больше краснея от сопротивления,  но та упорно толкает его всё ниже и ниже.
Мужчина усмехнулся, обнажив крепкие белые зубы.
Ещё недавно он так мечтал о наступлении сумерок, а теперь…
Теперь он хотел света, освещающего его свободу!
Свобода.
Свобода?
Сколько   он пытался  вернуть её?   Грубые шрамы, покрывающие его тело, говорили  о том, что не раз и не два. И чем больше попыток он делал, тем дальше и дальше от родины засылали его. Пока, наконец, он не застрял в этих чёртовых песках.  Да простят его боги, сотворившие эти земли! Ночью он отдохнёт, а звёзды подскажут путь домой. А там…
Он не знал, что он будет делать потом.
Пока не знал.
Но дорога займёт много дней и ночей и ему будет время всё обдумать.
А сейчас…
Сейчас нужно смыть с себя всю грязь последних лет и…
Закрыв глаза, мужчина наклонился ниже и, зачерпнув ладонями пригоршню воды, обмакнул в неё своё лицо.

…Ночь укутала мягким покрывалом спящий под звёздами лес. Птицы перестали петь песни, зверьки закрыли  лапками  носики  в своих норках. И только светлячки сверкающим облаком перелетали от поляны к поляне, устремляясь навстречу яркому огню, мигающему далеко среди деревьев.
Там, на большой поляне,  огромный костёр  тянул свои горячие  языки, смешиваясь с ночной мглой и освещая засохший от старости огромный дуб с острыми  корявыми ветками, под тенью которого сидели главы племени.
Запах палёного мяса, идущий от коптящейся над костром туши кабана, уносился далеко вперёд, щекоча ноздри не спящих хищников. Их зелёные  глаза жадно смотрели из-за отдалённых деревьев, готовые тут же растерзать зазевавшуюся жертву, но торжественные звуки барабанов  и  трещащие угли костра отпугивали их так же сильно, как  сильно было их чувство самосохранения. И голод заставил   диких животных  углубиться далеко в лес в поисках более доступной  и менее пугающей пищи.
Дикий танец полуобнажённых мужчин и женщин вокруг  пылающего пламени завораживал присутствующих своей простотой и  ритмичностью. Десятки рук и ног танцоров сливались в одновременных хлопках  и притопываниях по мягкой траве. Распущенные пряди густых чёрных волос диким вихрем кружились вокруг их голов и били по обнажённым плечам. Упругие животны и рязрисованные груди неистово сгибались и выгибались навстречу друг другу и пламя костра ярким блеском отсвечивало на массивных украшениях, покрывающих тела танцующих.
Вокруг костра кучками по рангам сидят иирки. Тут - женщины-охотницы, там - женщины- няньки,  женщины- собирательницы, отдельная группа- старики, заслужившие почёт и уважение своими подвигами, а теперь обременённые одной работой - спокойно без особых забот доживать свой век да баловать внуков рассказами  о былых временах. Самую многочисленную группу (и, надо сказать, самую весёлую  по причине  наиболее выпитого количества хмельных напитков)  составляют  мужчины племени. А самую малочисленную, но в то же время самую почитаемую- вождь, главы родов и лучшие охотники. Среди них - то и занимает своё место вернувшийся в племя Ратибор.
Йорка, определённая  в группу собирательниц,  укутанная  в волчью шкуру по самые глаза,    с интересом наблюдала за диким танцем и не видела злобного взгляда Кайры, не спускающей глаз с соперницы.
Не радовал её  хмельной мёд, не веселили дикие пляски. Затаилась в глубинах души  непомерная обида, наложила на  красивое лицо свою печать неприкрытая злоба.  Не понять ей, что такого совершила она?  Что сделала, что любый  отвернул свой взгляд в сторону чужестранки?
«Зачем он притащил тебя? Разве мало было ему нашей любви? Разве не была  я верной и страстной  подругой?  Разве не я предлагала перенести свой тотем в его хижину?»- думала она, с силой сжимая рукоять своего кинжала.
-Не таи злость, Кайра, - тихий голос присевшего рядом Кантимира  прервал её  мысли и девушка повернула к нему лицо, будто спрашивая: «Ну, а тебе –то чего?..»
- Выпей вина, - словно не замечая её отстранённости, иирк протянул Кайре рог  и, боясь показать вдруг покрывшее его лицо смущение, перевёл взгляд на Йорку:
«И что в ней такого? Худая, бледная. Такую прижмёшь, она и рассыплется».
Не обращая на него никакого внимания, Кайра приняла сосуд,  медленно осушила его и смахнула    тонкую струйку красного напитка, медленно стекающую от губ по шее  в ложбинку между её груди:
-То - же мне, утешитель нашёлся, - процедила она сквозь зубы, еле сдерживая клокочущую внутри себя злобу.
-Как знаешь, - развёл руками  Кантимир, - я  как лучше хочу. Не мешай ему, коли любишь.
Женщина, прикрыв рот ладонью, грубо ухмыльнулась и, ту т же сжав губы, тихо зашипела в его сторону, наклоняясь ближе и ближе:
-Это он прислал, да? Что, у самого духа не хватило? С поганкою повёлся, так тряпкою стал?
Горячее дыхание винным ароматом обожгло лицо Кантимира и он отшатнулся, вставая:
-Да нет, я сам. И вообще, больно надо!
Поднявшись и бурча что-то невнятное себе под нос, пьяной походкой Кантимир направился в сторону деревьев, где столкнулся с Ведуном, чёрной тенью вышедшим из леса.
Кивнув головой, охотник завернул за кусты  и там, спустив меховые штаны, задрал голову к небу:
-Вот всегда так! Хочешь, как лучше, а получается… Ах, - облегчённо выдохнул он,  и, испустив последние капли горячей струи,   натянул одежду.
У большого костра мужчины лакомились жирными кусками  мяса, срезанного с ещё утром бегавшего, а теперь зажаренного до чёрной корочки сочного кабана и, запивая его хмельным мёдом, смешанным со сладким вином, весело переговаривались.
-Она не похожа на наших женщин. Слишком тонка и бледна. Какой стрелой сразила она тебя, Ратибор?- Несмотря на то, что голос  вождя был спокоен,  в нём чувствовались нотки иронии и любопытства.
Действительно, что нашёл он, могучий охотник, в этом слабом  создании?  Или дерзкие соплеменницы, готовые  постоять за себя не только на охоте, но и на брачном ложе,  наскучили,  и он ищет утеху там, где в его силе нуждаются более всего? А, может, золотые локоны чужестранки  ослепили зоркий взгляд, а ясные глаза затуманили его разум? В любом случае, Ратибор уже не тот суровый воин, коим ушёл. В его глазах смешались тоска и непомерная страсть, а тяжёлая дума наложила печать на некогда невозмутимое чело.
-Мы не подвластны выбору богов, ты же знаешь! - Тихо вздохнул мужчина и бросил взгляд на группу женщин, среди которых была его избранница.
-Некоторым он  может прийтись не по вкусу.
Да, навряд ли местные девушки смирятся с  тем, что сердце лучшего охотника забрала эта белолицая женщина. Стриборг нашёл глазами Кайру и проследил её взгляд, сверлящий закутанную в меха Йорку. 
Взгляд разъярённого зверя, выслеживающего  добычу.
-Да, знаю. Но Кайра мудрая женщина. Она поймёт, - и хотя ответ Ратибора был достаточно уверен, всё же нотки сомнения выдавали  его озабоченность: «Нет,  не та это будет Кайра, которую я знал и любил   под сенью шепчущегося леса,  если смирится и поймёт. Горяча может быть месть дикой охотницы. Так же горяча,  как любовные стоны и крепкие объятия, обжигающие своим огнём влажные от пота обнажённые тела во время дикой и необузданной страсти».
-Но простит ли?- многозначительно спросил Стриборг, словно прочтя мысли охотника и поднялся, увидев  выходящего из-за тени высоких елей Шамана, завидев которого и    встали со своих мест и все остальные.
 Подойдя к пирующим,  Шаман достал из полога одежды острый нож, и, сделав надрез на своей ладони,  капнул несколько капель в сосуд, который передал вождю. Тот, в свою очередь, молча сделал тоже самое  и отдал рог по кругу другим мужчинам,  в точности повторившив его действия. .
Шаман принял наполненный сосуд из рук Ратибора и затем вылил его содержимое под корни засохшему от старости дубу:
 -Прими дар,  великий Таур! Да будет царствие твоё вечно, да будет кара твоя справедлива, да будут дети твои любить тебя!- и, взмахнув руками, старик рассыпал в пространство триллионы сверкающих частичек, которые, пролетев между сидящими, поднялись выше, укутывая собой сухие ветки древнего древа.
И в этот момент время словно  останавливается.
Йорка, с отвращением наблюдающая за всем  происходящим, замерла от удивления, видя, как тонкие струйки алой жидкости побежали по засохшему стволу дерева, наполняя его зеленью и силой. Замолкли стуки барабана. Застыли в неимоверных позах молодые танцовщицы.   Неподвижные, как каменные статуи, сидят иирки на своих местах. Мертвенная тишина окутала поляну так, что слышны только слабые сердцебиения мужчин и женщин, участвующих в магическом таинстве природы. Кажется, само время остановилось, что бы узреть свершающееся чудо. И вот оно. Молодые листочки  начали быстро распушиваться  на кончиках веток, поднимаясь всё выше и выше, к самой кроне. Один за другим совсем ещё недавно потрескавшиеся ветви наполнились молодой силой и окутались в сочные наряды. Ещё чуть – чуть и ветер заиграл листвой в ветках крепкого, наполненного силой молодостью  дуба.
Шумы и ночные звуки так же неожиданно обрушились на ночной лес, как и наступившая ранее тишина.
Треск костра, пьяные смешки отдыхающих людей, шорок листвы…
Йорка смотрела вокруг и не понимала, неужели они ничего не заметили? Как будто ничего и не случилось минуту назад.
-Мы рады видеть тебя, Ведун. – трижды обнял гостя Старейшина. - Будь гостем на нашем пиру. Выпей это, -   и протянул   рог, наполненный  напитком.
Все  на мгновенье замолчали и выжидающе наблюдали,  как Шаман  помутил в нём пальцем, который затем смачно обсосал:
-Вижу, боги не оставляют твоё племя, Стриборг.
В ответ вождь  указал гостю на место возле себя у костра и мужчины, потеснившись, пропустили его  ближе к огню.
-Боги милостивы, - кивнул вождь. - Вот и сегодня одарили нас славной добычей. И мой лучший воин вернулся из долгого похода.
- Я рад за тебя. Но я устал с дороги и хочу отдохнуть.
- Мой дом - твой дом, - обвёл рукой поляну Стриборг. -  и лучшие девушки  племени будут ласкать тебя всю ночь. Выбирай! Любая из них будет рада такой чести.
В группе молодых женщин, среди которых и Йорка, пронёсся весёлый трепет и они, взволнованно оглядываясь, поднялись со своих мест.
Встала и Йорка, ничего не понимающая, но повторяющая делать то же, что и другие, как и наказал ей Ратибор.
«Как стар этот человек?- подумала девушка, наблюдая, как по-молодецки статно направися в их сторону незнакомец.- Он не может быть молод. Но и старым назвать его сложно…»
Стараясь лучше рассмотреть незнакомца, Йорка обернулась в след прошедшего мимо неё Ведуна и тот, словно почувствовав что-то,  остановился и посмотрел  в её сторону:
-Она не  твоего племени, - указал он на девушку
 Слова Шамана словно кинжалом резанули слух Ратибора и его тело   судорожно напряглось, а ставший вдоуг  озабоченным взгляд метнулся по телу любимой. Нет, он не имеет права мешать, если выбор высокого гостя пал на его избранницу. Но как он может смириться с тем, что кто-то другой, а не он, будет ласкать её молодое, сладкое тело? Целовать её медовые губы, вдыхать аромат золотых волос?  И ладонь сама потянулась к свисающему у бока кинжалу,  но  Стриборг,  почувствовав напряжение воина, положил свою руку на его его  плечо.
-Ратибор привёл её из северных земель, - просто ответил он шаману, крепко сжав руку охотника.
Не оборачиваясь на эти слова, Ведун вплотную подошёл к девушке, пронзительно смотря в её глаза и Йорка, онемев от непонятного, захватившего всё её сознание, страха,  как испуганная мышка, загипнотизированная  ядовитым взглядом гадюки, не смогла отвести от него глаз.
А он, сверля взглядом всё глубже и глубже голубизну её очей, увидел  разгорающееся в них пламя, заполняющее всё вокруг, людей и странных существ, исчезающих в его огненных  языках. И неведомая ему сила тихо прошептала так глубоко ему в голову, что  он и сам не смог понять, действительно ли это так, или ему просто показалось.
«Отпусти!»
И Шаман, словно испугавшись таинственного голоса, так и не спуская глаз с Йорки,  вытянул руку в сторону стоящей рядом с ней черноволосой девушки:
-Ты!

Глава 5
Серые тучи рыхлым покрывалом нависли над северной пустыней. Мелкие капли моросящего дождя густым туманом опустились до    штормящего моря, разбивающего волны о скалистый берег, с другой стороны которого    раскинулась холмистая низменность, покрытая мхом и карликовым кустарником. Издалека она казалась унылой и безжизненной, но стоило подойти ближе к холмам, как открывался скрытый от посторонних глаз оплот дикой цивилизации.
С южной стороны каждого из холмов был вертикально срезанный пласт, уходящий разрезом на глубину полутора метров,  в плоской части которого была  вырыта прямоугольная яма, теряющаяся  в глубине  холма.  Перед ним  плавным подъёмов  выходила  на поверхность земли   вымощенная плоским камнем площадка и терялась среди покрывающих валуны мхов.   Все стены перед входом в столь необычный дом были плотно выложены камнями с высеченными на них иероглифами и знаками.
Тонкие ручейки падающего на землю дождя змейками сливались по каменистым дорожкам и исчезали в узких   рвах, ведущих к глубоко вырытому колодцу.
На вершинах холмов дымятся выложенные камнем отверстия и, если заглянуть в них сверху внутрь, то можно было бы увидеть уходящую глубоко вниз ровную каменную кладку, выложенную в форме трубы и переходящую в помещении в открытую с одной стороны печь с полыхающим в ней огнём.
Внутри стены помещения так же плотно выложены камнем, отчего  тепло от огня задерживалось дольше, стены хорошо прогревались  и в помещении  было сухо и тепло даже в дождливую погоду.
В полумраке, царящем внутри дома, яркое пламя огня освещало скромное убранство и несколько серых фигур людей.
На каменном стуле сидит седовласый   Ротберг  в чёрной одежде, с накинутой на голову меховой шапкой-капюшоном,  открывающей  лоб с выжженным на нём большим глазом.
Напротив  него стоит укутанный в шкуры  гонец иирков и испуганно смотрит в третий глаз иссида.
Сидящие у внутренней стены дома на плоских, покрытых шкурами, камнях,  старейшины  всеми своими тремя глазами смотрят в его сторону и выжидающе молчат.
-Старый Ведун с восточных побережий прислал срочные вести, - наклонив голову,   гонец протянул  запечатанный смолой свиток и отступил на шаг назад.
Головы старейшин тут же дружно повернулись к вождю  и так же смиренно стали ждать его реакции. Невозмутимо наблюдая за его хмурящимся лицом, они видели, что вести гонец принёс не добрые, но этикет не позволял им первыми нарушить молчание и они вынуждены были терпеливо ждать, скрывая за масками равнодушия разрастающееся любопытство.
-Тургары, - начал Ротберг и, на мгновение замолчав, обвёл собравшихся взглядом, - тургары возродили свою мощь. Их армия насчитывает несколько тысяч всадников, хорошо вооружена и готова к походу на запад. То есть на нас.
В наступившей тишине тихо потрескивал в очаге огонь, бросая отблески  на застывшие фигуры старейшин, поверженных в глубокое раздумье от услышанной вести.
Действительно, было отчего задуматься.
Сотни лет молчали тургары, мирно выращивая своих овец в далёких степях.  Напуганные полным разгромом в последней, давней битве, они долго зализывали раны, устраивая жизнь на новый уклад и запад, казалось, совсем и забыл о них.
Но, как оказалось, напрасно.
Что там у них произошло, что через столько лет молчания они снова готовы предъявить свои права?
-Их каюму,  – после длительной паузы продолжил Ротберг, -   удалось сплотить вокруг себя все кланы.  Как пишет ведун, он молод, жесток,   амбициозен и поклоняется тёмным богам, которых задабривает  многочисленными человеческими жертвами.
-О!-  , переглянувшись друг с другом, дружно выдохнули старейшины.
Конечно, всем им когда-то были известны тайные обряды. Но такие жертвоприношения стали строго запрещены после великой победы. И теперь о них можно было прочитать только в древних писаниях. Да и то это были лишь описания. А сами правила проведения таких обрядов были давно  утеряны.
Или скрыты от глаз непосвящённых.
-Осмелюсь спросить, - начал один из старейшин, - но откуда молодой тургарин осведомлён о том, что было давно   забыто?
-Ведун пишет, - развёл руками вождь, - что птицы напели ему о том, как много лет назад в степь пришёл чужестранец, владеющий тайными  знаниями. Думаю, он то и стал причиной  такого преображения тургар.
-Так, значит, быть войне?- тихо зашептались старейшины:
- А верно ли всё то, о чём пишет ведун? 
-Может, всё не так уж и плохо. 
-Птички ему нашептали.
-Да мало ли что там звери шепчут.
-Тихо, - поднял руку Ротберг, - что расшумелись, как бабы на базаре? Тут  языками не поможешь.  Дело делать надо.  Ведун, он, конечно, обо многом ведает. Но и в его словах может не быль промелькнуть. А потому…  Вот моё решение. Зигфульд!
С места поднялся   пожилой, но ещё очень крепкий мужчина.
-Ты, - обратился к нему вождь, - самый хитрый   среди нас. А посему поедешь послом к тургарам.  Возьмёшь с собой ещё пару людей, да подарки соберёшь дорогие. Каждую шкурку проверь, каждый камешек осмотри. Что б ни сучка- ни задоринки не было!  Своими глазами всё увидишь и сделаешь вывод, стоит ли нам чего опасаться или брехня всё это.   А, как вернёшься, подумаем, что к чему.  На том и порешаем.

…Что - то слизкое и  шуршавое коснулось его лица.
Он открыл глаза, но зрение словно покинуло его.
Всё казалось размытым и расплывчатым. Жёлто-чёрно-зелёные пятна плыли перед его глазами, не давая сфокуссироваться на полном изображении.
Где он?
Мужчина попробовал пошевелиться, но от даже малейшего движения всё тело заломило и застонало тянущейся болью.
Что с ним случилось?
Что бы отогнать боль, мужчина расслабился и закрыл глаза, вспоминая картины прошлого ( или позапрошлого?) дня.
Оазис…
Халибы…
Пески…
Снова пески..
Вода..
Да! Вода! Много воды!
Прохладной, не смотря на жару, чистой воды. Такой же желанной, как и женщина, снившаяся ему неожиданно холодными для этих мест ночами.
Он стоял по колени в прохладной воде посреди великой пустыни и хотел умыть лицо. Да, точно, умыть лицо. А потом…
Что было потом?
Где-то совсем рядом послышалось тихое хрипение.
Что это за звуки? Он не слышал ранее таких…
Голоса… Людей… Людей?!
Он среди людей?
Ужас парализовал всё его сознание.
Люди!
Казалось, он должен был бы радоваться этому, но слишком уж много бед принесли люди ему за последние годы его жизни. И, не зная, враги они или друзья, как мог он радоваться новой встрече с ними?
Превознемогая боль, мужчина пошевелил руками и ногами и, не ощущая какого-либо сковывания, немного успокоился. Его не заковали, а значит, это точно не работорговцы.
Но кто тогда?
Он снова почувствовал неприятное слизко-шершавое прикосновение к своему лицу и приоткрыл глаза.
На удивление, зрение его стало более отчётливым и поэтому кровь застыла в его жилах от увиденного прямо перед собой.
Огромная чешуйчатая жёлто-зелёная морда с     длинным свисающим языком  смотрела прямо на него немигающими выпученными чёрными глазами.
-Не бойся, она ручная и совсем безобидная.
Голос, прозвучавший где-то позади него,  кажется таким далёким…
-И травоядная. Так что ты вовсе не интересен ей в качестве пищи.
К мужчине подошёл высокий худой старик в длинном песочного цвета халате с намотанной на голове чалмой и, наклонившись, потрогал холодной рукой его лоб.
-Кто ты? – подозрительно сузив глаза, спросил он,  пронзая  острым взглядом карих глаз мужчину.
Действительно, кто он? Как давно не называл он своего имени? И как давно никто не спрашивал его о нём?
-Х-хасан, - запинаясь потрескавшимися от жажды губами, еле слышно пробормотал  мужчина и закрыл свой единственный глаз.

…Тускло горящий в центре землянки огонь в круглом, выложенном камнями очаге, слабо освещает бревенчатые стены с висящими на них шкурами со звериными мордами. Блики пламени падают на их оскал и пустые глазницы и те словно оживают, наблюдая за прячущейся под мохнатой шкурой Йоркой, прислушивающейся к доносящимся с улицы   слабым отголоскам пьяного веселья.
Звуки приближающегося человека заставляют девушку глубже зарыться под шкуры и закрыть глаза.
В хижину, качаясь от непомерно принятой дозы вина,  заходит Ратибор.  Откинув полог, он оглядывает помещение и останавливает взгляд на замирающей от страха девушке. Помедлив, он тихо подходит к ней и, наклонившись, приподнимает прячащие её лицо шкуры.
«Спит», - слабая улыбка нежности разглаживает суровые складки на лбу охотника. Нежно дотрагиваясь грубой ладонью до волос девушки, Ратибор тихо вздыхает и шепчет ей в самое ухо:
-Измучила ты меня своей нелюбовью. Измучила. Сил нет терпеть. Хотел бы сжать тебя руками своими, да боюсь обидеть тебя. Хочу ласкать тело твоё, да боюсь отвергнутым быть. Что же ты делаешь со мной, душа ты моя ясная, голубка моя ненаглядная?
Выветрившиеся губы,  едва касаясь, целуют золотистые локоны, спускаясь ниже, к тонкому изгибы шеи. Руки напрягаются, лаская плечи и спрятанные под холщовой рубахой упругие груди. Нестерпимое желание готово вот-вот вырваться наружу и овладеть желанной наградой.
«Ой, мамочки, - замерев  от страха, думает Йорка, - хоть бы не выдать себя, глаза не открыть. Посмотрит, коли сплю, глядишь и уйдёт».
-Нет, - резко, словно услышав её,  встаёт Ратибор, - не хочу с тобой так. Хоть с кем, но не с тобой, - и, пошатываясь, падает на соседний лежак и закрывает глаза.
Сладкий сон окутывает мужчину.  Но не  великая охота снится ему, не кровавые туши раненых зверей, не бешеные скачки на лоснящихся от блеска конях вихрем проносятся в его сновидениях.
Несбывшаяся мечта слияния с любимой, такой недоступной сейчас, окутывает всё его сознание. Два молодых тела, мускулистое загорелое и стройное, кровь с молоком, сливаются в диком экстазе под сенью шуршащего дуба на шелковой траве. Переплетённые ноги крепко держат друг друга, а страстные руки нежно ласкают обнажённые тела. Горячие поцелуи  сладким мёдом накрывают их и уносят в мир сладострастия. Длинные волосы щекочут ноздри, мешая дышать.
-Любимая, - шепчет Ратибор, сжимая девичье тело.
-Да, мой единственный, - чувственно вторят ему  крепкие губы и мужчина открывает глаза.
 Наклонившаяся над ним Кайра крепко обнимает его своими сильными руками. Жёсткие тёмные волосы хлещут по лицу.
-Кайра?!- удивлённо отстраняется Ратибор.- Зачем ты здесь? Я не звал тебя!
Ничуть не смущаясь его нежелания, женщина продолжает ласкать его лицо, сладостно прикрывая глаза и шепча ему на ухо:
-Зачем ты привёл её? Ведь нам было хорошо вместе. Разве не так?
Ратибор хочет убрать её руки со своей шеи, но не так - то просто это сделать с той, которая запросто может задушить своими пальцами молодую лань.
-Уходи, - почти просит он обессиленным голосом.
Но Кайра, словно не слыша его просьбу, резко садится на него верхом и одним порывом распахивает меховой жилет на своей груди.
Разрисованная синими узорами круглая грудь с торчащими от возбуждения сосками явно говорит о намерениях своей хозяйки:
-Но ты здесь, а она, - кивает девушка на лежащую у другой стены Йорку, - там. Чему ты хочешь быть верен?  Той, которая так унизила тебя при всех, дав понять, что не хочет тебя?
Страстные губы Кайры крепко, до крови впиваются в губы мужчины, тело которого, изнывая от долгого воздержания, уже готово поддаться безумной страсти и его руки уже пробираются к влажной ложбинке между ног девушки в предвкушении эмоционального всплеска.  Но в последний момент Ратибор грубо хватает  не понимающую такой перемены девушку за волосы и отдёргивает от себя. Разгневанный на самого себя, он готов выплеснуть всю эту злость на   коварную искусительницу и грубо отталкивает её:
-Уходи!
Кайра удивлённо смотрит на только что готового, а теперь вдруг передумавшего,  отдаться ей мужчину.
-Она другая. И я… я не могу предать её.
-И что же? Люби её! Люби меня! Разве это запрещено? Или ты не великий охотник?
Да, хитрая бестия знает, как уколоть самолюбие мужчины, опешившего от таких слов.
-Твоё тело напряжено, ему нужно освободиться, - тихо шепчет она на ухо поверженному под её напором Ратибору и он, резко схватив её за талию, грубо подминает под себя, сжимая руками её кисти,  и наваливается всем своим изнывающим от желания телом на её возбуждённые члены:
-Ты права, мне нужна женщина.
Грубо раздвинув Кайре ноги, всей своей мощью мужчина входит в её естество. Его руки больно сжимают её грудь, оставляя следы пальцев, а губы до крови кусают тонкую кожу шеи:
-Ты ведь так всегда хотела? Да?- шепчет Ратибор девушке и наотмашь бьёт её ладонью по лицу.
Но она, ничуть не отвергая его грубости, сладостно шепчет:
-Да! Да! Ты мой властелин! И моё тело-твоё! Возьми же меня!
Бросая отблески на разгорячённые тела, пламя окрашивает их  в бронзовый цвет.  Тонкие струйки солёного пота стекают с голов на напряжённые мускулы, переливаясь в свете огня.
Вечные игры полов!
Но в этой игре сошлись два равных соперника. Никто не хочет уступать другому в своей одержимости, никто не хочет показать свою слабость и поражение. И  игры любовников перерастают в схватку борцов, победитель которой  завладевает телом соперника,  входя в него мощным клинком.  И так снова и снова  до  того момента, когда   возбуждённые руки,  срывающие остатки одежды и блестящие от пота тела,  кувыркающиеся  в бешеном экстазе на любовное ложе, бессильно не упадут  на помятые шкуры,  а клочья вырванных в порыве страсти волос не разлетятся в стороны и  не опустятся рядом с подглядывающей за этим буйством Йорку.
Сотрясаемая мощными ударами истосковавшегося по любовной страсти мужского члена, Кайра, отдавшаяся на милость победителя, чувственно улыбается и, повернув голову в сторону, сталкивается  взглядом с подсматривающей девушкой.
«Видишь?- говорит  взгляд иирки, - какая я? Горячая и страстная, как огонь.  Нежность? Это не для него. Ты не нужна здесь, девочка».

Глава 6
-Ты  сбежал с рудников?
Голос старика был не громким, но с такими нотками строгости, что это вызывало непонятные чувства у пришедшего в себя Хасана. «Друг или враг?»- спрашивал он себя, исподлобья бросая тяжёлый взгляд потускневшего от невзгод карего глаза.
-Если ты думаешь, что я продам тебя, то глубоко ошибаешься, - словно прочтя его мысли, ответил незнакомец. – Человек - товар дешёвый и скоропортящийся. Да, да, - упрямо подтвердил он, встретившись с брошенным в его сторону взглядом Хасана, - скоропортящийся.  А ты в таком состоянии… Не льсти себе,  но ты  абсолютно дармовой товар.
-Зачем же я тебе?
Хассан не понимал этого человека. Спас, а теперь, говорит, не нужен?
Старик  криво усмехнулся и неожиданно по-доброму посмотрел на мужчину:
-А что, если я  просто поступил по-совести? Просто один человек спас другого?  Без всяких условий и выгод?
«По-совести?»
Хасан не верил своим ушам.  Разве возможно, что бы у кого - то в этом мире ещё была совесть? После всего увиденного за последние несколько лет, он имел полное право сильно в этом сомневаться. Может быть, он просто хочет отвлечь его?  А сам готовит западню? Но какой смысл?
-Ты лежал без сознания  среди песков.   Похожий на жареную куропатку после долгого копчения, - продолжал говорить старик, поглаживая морду странного чудовища, стоящего  прямо перед ним.
«Среди песков?- не понял хасаид.- А как же море?»
-Море? – удивился незнакомец  и поймал непонимающий взгляд своего гостя.
-Я сказал это вслух?
Что происходит? Нет, он точно  подумал это, но не говорил.
-Море? – переспросил старик.- На много вёрст тут нет никакого моря. Ни реки, ни озера, ни какого либо другого водоёма.
-Но я же ясно видел…
-Что ты видел?
Старик смотрел на него   немигающими, полными любопытства глазами и терпеливо ждал
-Голубую гладь, - после долгой паузы   неторопливо начал говорить,   Хасан, стараясь ухватить проносящиеся в голове  воспоминания. - И прохладу окружившей меня воды. И…
Внезапно он замолчал. Чёткая картина того вечера яркими красками всплыла в его пульсирующем от прилива крови мозгу. Вот он     зачерпывает пригоршню воды, что бы умыть лицо и … Неожиданно понимает, что держит в руках песок, тонкими струйками сыплющийся сквозь его пальцы. Он смотрит под ноги, вокруг себя, на  темнеющее небо и понимает, что из всего увиденного им реально только  катящееся к горизонту солнце. А всё остальное - лишь плод его измученного жаждой воображения.
«Нет!!!!!!!!!!» - вопит он и, упав на колени, изо всех сил начинает рыть руками песок. «Она должна быть где-то здесь…Должна  быть…»
-Это мираж, - просто произносит старик, прервав его воспоминания. – Ты видел то, что хотел видеть. И чувствовал то, что хотел чувствовать.  Здесь так часто бывает.

…Темнота.
Огонь в очаге почти погас.
Завывающий на улице ветер то и дело распахивает дверной полог, прокрадывается внутрь и заигрывает с остатками искр, на мгновенье разжигая их мощь.
Йорка осторожно выбирается из под шкуры и оглядывается на спящих на соседнем ложе Ратибора и Кайру. Осторожно встаёт, хочет идти, но громкий храп мужчины заставляет её замереть  и некоторое время не двигаться с места.
Вновь наступившая тишина.
Девушка делает шаг, останавливается, оглядывается на мужчину.
Спит.
Она  делает ещё несколько шагов, становясь всё смелее и смелее.
Неожиданный  треск  на полу почти у самой двери заставляет девушку  замереть и оглянутся назад.
Два чёрных глаза Кайры неподвижно и пристально  смотрят на неё.
Йорка смущается и, не зная, что ей теперь делать, переминается с ноги на ногу, смотря на ухмыляющуюся иирку. Но та широко улыбается и   слегка машет ей рукой, указывая на дверь. И  славличанка, уже было  отвернувшись, делает шаг к выходу, но  медлит и снова  поворачивается к дикарке.
«Ну, что же ты? Иди, иди»,- жест Кайры настолько понятен, что та, слегка кивнув охотнице  головой, осторожно выходит  из землянки и направляется к лесу.
А иирчанка, так легко избавившись от соперницы,   сладко зевает  и, закрыв глаза,  кладёт руку на грудь мирно спящего Ратибора.

…Дворец  Владыки  состоит из нескольких этажей, выложенных кольцом. Сам тронный зал и покои находятся на верхних ярусах, а на самом нижнем, почти врытом в землю, в своих комнатах - клетках живут рабы- гладиаторы и животные, предназначенные для боёв на арене. Таким образом, сама арена находится в центре кольца и, что бы наблюдать за представлениями, не нужно покидать пределы дворца, а   достаточно просто выйти на залитые солнцем и украшенные цветами  террасы, расположенные  по всему периметру внутреннего здания.  Обычные зрители- горожане тоже допускались на представления  через несколько входов, расположенных по кругу и рассаживались на открытых террасах с первого по третий ярусы, подняться на которые можно было только со стороны арены. Эти террасы были надёжно защищены от нападений животных и гладиаторов тонкими  железными  сетками, через которые отлично просматривалась вся площадка. На ней представления проводились не часто, а только по крупным праздникам, как в этот вечер. И, что бы попасть на него, нужно было или особое приглашение, или заплатить за вход, что  могли себе позволить совсем не многие.
Конечно,  в городе были и другие  арены, более доступные для посещения. Но и бои  представлением на них уж точно было не назвать. Просто кровавые бойни без правил. Однако, уставшим от безмятежной жизни эпийцам они очень нравились и собирали толпы народа.
Вечерело.
Разряженные мужчины и женщины начали выходить на свои террасы, а богатые горожане выстаивались в длинные очереди к входу.
На  арене по периметру устанавливались высокие факелы.
В тесных клетках, расставленных по периметру,  злобно рычали жаждущие ловкой добычи хищники.
Гладиаторы молились своим богам, уповая на победу или, в худшем  случае, на лёгкую смерть.
В ложу на самом верхнем ярусе,  открывающем  прекрасный   вид   на арену  и на  чёрное небо, мерцающие дальними звёздами,  были приглашены и угодившие своими дарами купцы.
На центральном месте восседал, разумеется, сам хозяин с женой. У его ног сидело несколько разновозрастных подростков, мальчиков и девочек, его детей. А по бокам – особые гости. Каждый раз они были новыми. Те, кто отличился в битвах, политике, сумел рассмешить или сделать достойный подарок. В общем, все, кто заслужил его особого внимания. Сегодня это были балты. Никогда не видевшие ничего подобного, северяне с высоты своего нахождения с нескрываемым любопытством наблюдали за копошащимися в низу людишками.
Солнце садилось всё ниже и ниже.
Темнота поднималась выше и выше.
И вот, когда уже стало ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, где то там, в низу, громогласно заявил о себе оркестр, разрезая ночную тишину.
Громкими методичными ударами барабаны известили о начале представления.  Присоединившиеся к ним ревущие трубы и переливы струн мелодичным трепетом заполняют всё вокруг.
Купцы удивлённо переглянулись. На тёмной арене не то что людей, но вообще ничего не видно.
Но что это?
Не понятно откуда, но внизу вспыхнул один огонёк, потом второй, третий… И вот уже десяток огней, испускаемых факирами   освещает всю арену  и стоящих между ними на коленях танцовщиц, единственным одеянием которых являются лёгкие покрывала, накинутые на плечи. Ещё мгновенье, и девушки разом распахнули сверкающие покрывала – крылья и неистовый танец, то возникающий под огненными фонтанами факиров, то поглощаемый темнотой, в полной тишине накрыл всю арену. И только редкие одновременные хлопки десятков ладоней танцовщиц  нарушают покой странного танца. Неожиданный звук барабанов прерывает тишину. Темнота на мгновенье поглощает девушек. 
Вспышки факелов.
Взмах крыльев.
Темнота.
Вспышка.
Обнажённые тела танцовщиц.
Темнота.
Темнота.
Темнота.
У невесть откуда взявшейся посередине арены деревянной стены с двух сторон  стоят стиснутые  верёвками по рукам и ногам  обнажённые  женщины. Вокруг них, образуя огненный круг, на одном колени стоят факиры, извергающие в их сторону пламя.  А дальше – вторым кругом в широких огненно- красных шароварах, сверкая намазанными малом мускулистыми телами неистово прыгают мужчины-танцоры с горящими голубым пламенем кинжалами в руках, приседая и выпрямляясь на пружинистых ногах.
Замолкают трубы, затихают  струны и только  барабанная дробь и  ритмичные хлопки огнедышащих факиров нарушают тишину, нависшую над объятой безумным танцем огня ареной.
Р-раз - и первые лезвия, объятые пламенем летят в сторону прикованных  женщины и вонзаются прямо над их головами.
Ни один мускул не дрожит на их  лицах,  ни одна мышца не  дёрнулась  на их телах.
Глухой стон удивления и восхищения.
Р-раз! Второе, третье, четвёртое… Одно за другим из рук умелых танцовщиков  лезвия стремительно свистят в воздухе и вонзаются острыми концами в тонкое дерево в миллиметре от застывших девушек, образуя горящий контур их тел, сжигая связывающие их по ногам и рукам верёвки.
Женщины спускаются с постамента и горделивой поступью проходят мимо застывших в поклоне факиров и танцовщиков.
Арена взрывается сотнями  аплодисментов восторженной публики.
Столб огня на месте стены неистовым пламенем тянется к небу и превращается в чёрные головешки ещё до того, как десятки артистов покидают сцену, последние из которых растворяются в нарастающей  темноте.
Мелкая барабанная дробь заглушает    крики  зрителей,  десятки факелов загораются по периметру арены,  превращая ночь в день,  и гладиаторы стройными рядами выходят на песок.

Глава 7
Мохнатые ели и заросли дикого шиповника  тёмной стеной окружили деревню иирков и, что бы пробраться через неё, Йорке приходится почти проползать между колючими ветками, нещадно рвущими её одежду.
Высоко на дереве мигнули два жёлтых фонаря, и вскоре взмах могучих крыльев  разрезал пропитанный ночной влагой воздух над головой беглянки.
Она инстинктивно прикрыла голову руками и вжала  её в плечи.
Жалобный писк пойманной жертвы.
И всё. Снова тишина окружила Йорку среди чужого леса, заставляя испуганно озираться по сторонам и, тихо ступая по мягкой траве, девушка,  уходить  всё глубже и глубже в лесную чащу
Вернуться? Нет, навряд ли она нужна там, в чуждой деревне. На мгновенье, тогда,  у  реки, когда Ратибор целовал её холодные губы,  странные чувства дрожью пробежали по её телу. И впервые за долгие дни она испытала прилив нежности к этому суровому человеку, так заботливо оберегающего её.  Но нет! Как она может? Он дикий варвар, укравший её из родного  племени, вырвавший  из рук самого милого  и желанного парня. 
Йорка остановилась и закрыла глаза. Мягкая улыбка открывшихся воспоминаний озарила её лицо.
Койву! Как мил и нежен он был с ней! Как добр и почтителен! Я знаю, ты ищешь меня! И мы обязательно, обязательно будем вместе.
Глубоко вздохнув, девушка открыла глаза и неожиданно встретилась взглядом с парой жадных зелёных огоньков, сверкнувших из-за  впередистоящих кустов.
«Волки»!- вихрем пронеслось в голове Йорке,  и она в панике огляделась по сторонам, готовая к отступлению, которого не было: со всех сторон на неё смотрели три, четыре, пять пар блестящих глаз.
Сколько же их! Целая стая! Нет. Она не сдастся без боя.
Из-за куста показался злобный оскал и,  осторожно ступая и судорожно клацая зубами, на поляну вышел вожак.
Не сводя с него глаз, Йорка опустилась ниже и нащупала рукой вросшую в землю толстую ветку, покрытую мхом. С силой дёрнув её, девушка потеряла равновесие и, пошатнувшись, чуть не упала.
Заметив неуверенность своей жертвы, вожак  уверенно двинулся ей навстречу.
-Не подходи, - твёрдо произнесла девушка, махнув на него палкой.
Не ожидавший сопротивления, волк остановился и, вытянув шею в сторону Йорки, громко клацнул зубами.
Ещё взмах, и он отступил назад.
Но, занятая отпугиванием вожака, Йорка совсем забыла об опасности со спины и не заметила, как одна из волчиц, тесно прижимая брюхо к земле, подползла  к ней и рванула за подол рубахи.
-А-а-а-а!
Крик отчаяния  разрезал ночную тишину.
-Прочь! Пошли прочь!
Удар сзади, и завывшая от боли волчица отползает назад, боязливо поджав под себя облезлый хвост.
Но ей на смену тут же делает выпад другой волк, третий, пятый…
Удар, ещё, ещё, ещё…
Пока ещё  девушку спасает длинная рубаха, вихрем кружащаяся вокруг её ног, но ловкое зверьё так быстро отрывает   клочья от ткани,  что вскоре им открываются стройные икры Йорки с бешено пульсирующими жилками.
Одна слабая девушка и стая голодных волков.
Бой слишком неравен.
Силы покидают Йорку,  и мысленно она уже просит богов радостно принять её в свои чертоги.
Но в этот момент…

        …Суетливо бегающие по пристани люди быстро разгружают лениво жующих верблюдов и катят к стоящему у причала кораблю массивные деревянные ящики  на колёсах, то и дело из нутри  которых доносятся странные звуки, услышав которые, один из носильщиков боязливо отступает назад и чуть не падает  со сходни в воду.
        -Эй, вы!- увидев это, кричит на них  спасший Хасана  зверолов, - осторожнее там! – и снова поворачивается к стоящему рядом с ним  бывшему вождю горных тургар.
-Точно, не хочешь пойти с нами?- спрашивает он, абсолютно не надеясь на положительн6ый ответ и  пристально смотрит в глаза мужчине.
-Нет, - уверенно покачал головой тот и, протянув руку своему спасителю, ощущает холодное рукопожатие крепких пальцев.
Теперь в нём трудно было узнать совсем недавно сбежавшего с рудников раба. Умытый и наголо выбритый в результате того, что склокоченные за много лет волосы уже никак не поддавались расчёсыванию, одетый в просторную тёмно-синюю с голубым орнаментом накидку-халат и прикрывающую от палящего солнца чалму, он скорее  был похож на мирного фрагийца-горожанина, чем на южного тургара-горца. И только сверкнувший усталой злобой один глаз выдавал угасший было боевой дух своего владельца, вспыхнувший  с новой силой при виде появившихся на пристани тургар. Они шустро спустили с телег вместительные коробы и чуть ли   не бегом  стали ловко грузить их на борт соседнего корабля.
«И сюда, значит, дошли, - зло подумал он, провожая их взглядом. – Хотя… Это даже лучше. Доберусь с ними до ближайшего когана, а там…»
-Дело твоё, - прервал его размышления зверолов. - Ты ничего не рассказал о себе, но я вижу, какие мысли терзают тебя.
От него не  ускользнул брошенный в толпу кочевников взгляд Хасана, но это уже не его дело и не в его правилах было влезать без спроса и надобности в чужие проблемы.
-Ступай и успокой свою душу, - благословил зверолов нового знакомого. - Но помни, не всё то, что кажется отвратительным, безобразно на самом деле.
И словно в подтверждение его слов, огромная змеиная морда, пристально наблюдающая за людьми из вместительной клетки на колёсах, высунула длинный шершавый язык и потянулась им  к Хасану.
-Ты понравился ей, - засмеялся мужчина.- Вот видишь, как бы не ужасна была эта тварь, но и она абсолютна безобидна к тем, кто не угрожает её безопасности.
-Почему ты не отпустишь её?
Как бы ни старался Хасан, но так и не смог за  последние несколько дней пути по пустыне привыкнуть к этой милой змеюке, так искренне проявляющей  к нему свою симпатию.
-Она не знает другой жизни. Выросшая среди людей и не ведающая опасностей, она погибнет в дикой природе.  К тому же, она служит отличной приманкой для других ей подобных. А это очень упрощает мою деятельность. Ловля зверья для имперских забав, знаешь ли, дело хлопотное.

…Многочисленные свечи,  спрятанные   в развешанных на стенах стеклянных банках, осветили каменную комнату, единственной мебелью которой являлся огромный стол с аккуратно расставленными на нём формочками, баночками, кистями, разного размера резаками и многочисленными закрытыми коробочками с цифрами и буквами.
На единственном стуле сидел Ювелир и,  зажав одним глазом большое круглое стекло рассматривал в него  кусок янтаря с застывшей в нём мошкой.
-Поразительно, - тихо восхищался он, рассматривая каждую ворсинку на теле насекомого, - просто поразительно! Какая чудная работа. Нет, ты посмотри, - обратился он к вошедшему в комнату мужчине, одетому  в длинный лёгкий балахон.
Тот быстро подошёл к ювелиру и взял протянутый ему камень.
-Ни один мастер, из тех, кого я знаю, не способен создать такую красоту, - продолжал восхищаться ювелир, - как всё - таки нам далеко до её величества природы, до её мастерства и умения. Как думаешь, что можно сделать из этой диковинки?
Ювелир с интересом наблюдал  за рассматривающим камень мужчиной, ожидая ответа, но вдруг смутился и отвёл  взгляд:
-Прости. Не привык ещё.
«Где-то я уже видел нечто подобное», - внимательно рассматривая со всех сторон янтарь  подумал Немой. И   в его памяти возникли десятки, сотни разноцветных  минералов, прошедших через его руки.
Алмазы, сапфиры, изумруды…
Сколько их крупиц он вкропил в рукоятки мечей и кинжалов, укращая их?
Жемчуг…
Нежно-розовый и ослепительно белый…
Багрово –красные рубины и нежные топазы…
Но этот камень…
Такой насыщенный бледно- жёлтый, плано переходящий в ярко-оранжевый цвет…
И этот застывший в глубине  медовой капли чёрный паучок, растопыривший свои мохнатые ножки…
Он не помнил, что бы когда-то украшал таким своё оружие.
И всё же…
-Ну, что? Есть какие соображения?- снова спросил его Ювелир, старательно  выводя на бумаге  замысловатый орнамент.
Ещё раз осмотрев камень со всех сторон Немой уверенно взял в руки заострённый уголёк и начал рисовать.
Брошь…
В голове возникли картинки массивного украшения с причудливыми завитушками  и…
Нет, слишком много всего  для такого камня.
Немой задумался и на мгновение прикрыл глаза.
Тонкая, постепенно расширяющаяся к кулону цепь на точёной загорелой женской шее с ниспадающими на плечи жёсткими тёмными волосами…
Да, точно!
Именно так!
Строгие линии плетения не будут  отвлекать взгляд от созданного природой великолепия.  А тонкие, неровные  паутинки по его краям, перетекающие в замысловатую цепочку,  только дополнят образ несчастного паучка, застывшего в плену солнечного камня.

…На освещённой факелами арене, издавая устрашающие крики, звеня оружием  и  играя накаченными мышцами, проходят ряды профессиональных гладиаторов.
Иссиня-чёрные и шоколадно-коричневые, абсолютно белые и отливающие краснотой и желтизной тела они восхищают публику  своей красотой и силой. Каждый из них,  уверенный  в своей непобедимости и могуществе, с презрением смотрит на соперников, уходя один за другим в тренировочные залы   в ожидании сражений.
Из стены медленно выползает прочная решётка  и для разогрева жаждущих крови зрителей на арену выгоняется разношёрстная толпа осуждённых за совершённые преступления жителей города. Никогда не видевшие крови воры и жестокие убийцы, мелкие жулики, промышляющие обманов  и насильники, не признающие ласк  женского тела…  Всех их объединяет лишь одно:
Страх.
Страх неизвестного.
Страх гибели от неизвестного.
Сбившись в тесную кучку, выталкивая вперёд более слабых, с ужасом они озираются по сторонам, ожидая кары.
И она медленно приближается.
Звериный рык из-за железных ворот заставляет дрожать их тщедушные тела и сильнее прижиматься друг к другу.
Глухой мощный топот содрогает землю и на арену вырывается…
Купцы с удивлением переглядываются:
-Что это? Или … кто? Какой урод!
Публика на нижних ярусах, выдохнув вздох ужаса, откидывается назад.
Трёхметровый ящер на двух мощных лапах с длинным хвостом, на конце которого в разные стороны торчат шипы и с уродливой мордой, украшенной  двумя рядами острых клыков злобно ревёт, пытаясь освободить лапу от сковывающей его  толстой цепи, мешающей добраться до трепещущего перед ним ужина.
Служки ослабляют цепь и чудовище бросается на беззащитных людей. Кто-то, не выдержав психологического натиска, бросается бежать,  других сковывает страх,  и они падают на песок там же, где и стояли. 
А ящер, разинув   над несчастными извергающую вонючую слюну  огромную пасть,  хватает их зубами, подбрасывает верх и, вытянув шею, ловит  их дрыгающие ручками и ножками тела. Мгновение – и то, что когда- то было человеком кровавыми кусками падает в его желудок, легко пройдя по пищеводу.
-Ах!- выдыхает поражённая публика и дружно переводит взгляд на следующую жертву.
Молодой мужчина спотыкается, падает  на спину и, увидев занесённую над ним лапу, пытается отползти. Но тёмная тень нависает всё ниже и ниже. Истошный крик замолкает так же резко,  как и начинается и только мокрое пятно на песке напоминает зрителям о том, что здесь кто то лежал.
-Сожри их!- кричит с трибуны пожилой мужчина, высунув руку в проём между решётками.
Ящер резко поворачивает морду в его сторону.
Круглые жёлтые глаза дикого зверя встречаются с выпученными от возбуждения, жаждущими кровавого зрелища глазами человека. Звериный оскал  лица  и струйка слюны, текущая из уголка рта  по гладко выбритой челюсти, высоко вздымающаяся под одеждами грудь… Всеми своими мыслями  человек  там, внизу разрывает тела несчастных, измазываясь в их тёплой крови и наслаждаясь их истошными криками. 
Ящер медленно приближает морду к решётке и мужчина, мгновенно превратившись из кровожадного охотника в испуганную жертву,   закрыв лицо руками, падает назад, на подхвативших его спину зрителей.
Рывок цепи   заставляет чудовище взреветь и обернутся в сторону арены, по которой носятся, падают, ползают, ища убежище приговорённые.
Вот они! Люди- цари природы!
Как ничтожны и малы перед лицом смерти!
Мощный удар  унизанного шипами хвоста  отбрасывает в сторону группу разорванных тел так высоко, что некоторые из них ударяются о защитные решётки и люди, стоящие за ними, с криками ужаса и восхищения на мгновение отступают назад, вглубь ложи.
Настигнув убегающих жертв,  чудовище бьёт их одного за другим  шипами своего хвоста,   и, хватая их передними коротенькими лапами, отправляет  в отражающую на зубах огонь пасть до тех пор, пока только мокрые пятна и  остатки  разорванных  тел не останутся на вскопанном ногами  песке.
Насытившееся животное удовлетворённо взвывает и, звучно цокнув острыми, как лучшие лезвия, клыками, в развалочку покидает арену, оставляя глубокий след на залитом кровью песке, подбирая по дороге недоеденные части ещё совсем недавно считающих себя верхушками пищевой цепи людей.
Мгновенье тишины и тысячная толпа удовлетворённых зрителей взрывает своды бурными аплодисментами и восхищёнными криками.
Побелевшие от всего увиденного северные купцы вытирают выступившую испарину с висков, испуганно переглядываясь друг с другом.
-Что это было?- дрожащим голосом спрашивает Торвальд у сидящего рядом с ним весело присвистывающего мужчины в дорогих одеждах.
-Это? А! Так! Для разогрева. Самое – самое должно быть дальше, - как ни в чём не бывало  отвечает тот,  загадочно подмигнув купцу.
«О, боги! Что может быть ужаснее?» - вздыхает Торвальд и, словно отвечая на его немой вопрос, на  арене появляются ряды хорошо вооружённых гладиаторов.


Глава 8
В то время, как публика неистовствует от происходящего на придворной арене, по причалу, низко согнувшись и  оглядываясь по сторонам, крадётся замотанный с головы до ног в длинный  тёмный плащ     человек в громоздких деревянных башмаках.
Проходя мимо мирно покачивающихся у пристани кораблей, он внимательно прислушивается к разговорам, доносящимся с их палуб.
На одной из них, покуривая длинную трубку  и сложив ноги  одна на другую, сидит Малыш и с умным видом рассказывает собеседнику, хлебающему похлёбку из деревянной чашки,  о своих впечатлениях от иноземного двора.
-И что, как там,  у Владыки?- в очередной раз отхлебнув напиток из кожанной фляги  и шмыгнув сопливым носом, с интересом спрашивает Дохлый.
Человек, крадущийся по причалу, прислушивается к разговору и, оглянувшись по сторонам, снимает с себя плащ, аккуратно сворачивает его,   привязывает к спине, туда же крепит   башмаки  и,  быстро нырнув в воду, плывёт вдоль судна.
Малыш, глубоко вздохнув,  важно  посмотрел на парня и так просто, будто для него это такая же истина,  как каждый день палубу драить, ответил:
-Бабы почти голые.
-Да ну! – удивился Дохлый,  судорожно сглотнув слюну и отставил чашку в сторону, пододвинувшись ближе к рассказчику:
-Точно говорю! Пусть боги меня покарают, коли вру!- бьёт себя в грудь Малыш, а его собеседник, недоверчиво качая головой, встаёт, поднимает чашку с недоеденной похлёбкой и, направляясь к борту корабля, тихо шепчет:
-Надо ж, голые! Это как, - поворачивается он к Малышу, - совсем, что ли?
-Да нет!  Чуть так  прикрыты.
-Как так?-  не понимает моряк   и  выливает  похлёбку за борт, не видя, как та  плюхается   в воду  недалеко от плывущего мимо  корабля мужчины.
-И  титьки  из одежды выглядывают. Пышные такие. Мягкие.
-А ты что, щупал, коли так говоришь?- недоверчиво спрашивает Дохлый, возвращаясь на место.
Мужчина за бортом видит свисающий с палубы якорный канат и быстро взбирается по нему на  верх.
-Ну, - начинает Малыш и замолкает, прислушиваясь.
-Чего там?- Дохлый с любопытством вытягивает шею через плечо собеседника в сторону моря.
-Да так, показалось, -  машет рукой Малыш и задумывается: «А классные у неё всё - таки были титьки. И жопа так, сочненькая. Надо бы с Дохлым сходить».
-Чего замолчал-то?- нетерпеливо дёргает задумавшегося Дохлый и в упор смотрит на него в жажде продолжения интересной темы.
-Чего?- огрызается недовольный прерванным воспоминанием Малыш.
-Ну, так чего эти, бабы ихние, хорошенькие?
Плохо закреплённый за спиной  взбирающегося по якорному канату мужчины башмак неожиданно  слетает в  воду и, тихо булькнув, медленно идёт ко дну.
Уловив краем уха знакомые звуки, Малыш замолкает и прислушивается. Затем встаёт и,   подойдя к борту, смотрит через него, вглядываясь в чёрную гладь воды.
-Ты кинул чего, что ли?- не оборачиваясь, спрашивает он друга.
-Не-а, не я.
Стараясь остаться незамеченным, неизвестный, схватившись свободной от каната рукой за прорезь для вёсел на верхней палубе, плотно прижимается к корпусу корабля.
-Рыба,  наверное, - так ничего и не увидев, тихо бормочет Малыш и, повернувшись  к собеседнику, продолжает: -  ну, это, как сказать… Чернявые  все.
Увидев, что опасность миновала, мужчина прислушиваясь к разговору на палубе,  тихо выдохнул и, уцепившись за проёмы в корпусе, ловко стал перебираться по боку корабля в  виднеющееся чуть дальше открытое окно капитанской каюты.
-Говорят, танцевать мастерицы? - продолжал расспрашивать Дохлый друга, но тот в ответ только  пожал плечами:
-Может  и так. Да только танец-не танец.
Для наглядности Малыш попытался покрутить круглым животом и бёдрами в разные стороны:
-Так, животом туда- сюда, туда – сюда…
-Иш, ты!.. Так уж и животом?
-Так и есть, как говорю! А живот- то, знаешь ли?  Голый!
-Это как?- удивился Дохлый.
Вместо ответа Малыш  подошёл к одной из бочек, прикрученных к палубе, выдернул  из неё пробку, налил в висящую тут же на верёвке кружку тёмную жидкость и, громко глотая, выпил. Затем, вытерев рукавом грязной рубахи губы,  заткнул дырку и хитро посмотрел от сгорающего от нетерпения друга:
-Ну,  это, как его. Юбка у них такая, что б пузо открытое было. Что б пупок видать. И сиськи, как тесто из кадки, торчат.
-Чего?
-Ну, знаешь, как бабы наши тесто в кадке мешают, а оно потом лезет-лезет. Вот и  тут.  Будто выросли, а в натитьник не помещаются. Вот и лезут наружу.
Сомневаясь в правдивости таких слов, Дохлый недоверчиво посмотрел на друга, поудобнее улёгся прям на палубе  и прикрыл глаза, всем своим видом показывает, что разговор закончен.
-Не веришь? – обиделся его собеседник, - сам сходи! У них на площади и не такое увидишь! - И Малыш, махнув в его сторону, качающейся походкой направляется в трюм.
-Смотри, схожу ведь!- не открывая глаз,  ответил  Дохлый и широко зевнул.
-Сходи, сходи!-  недовольный недоверием друга бробубнил моряк  и спустился в низ.
А в это же время поднявшийся на уровень открытого окна каюты  неизвестный, заглянув в него, быстро нырнул  в пустую тёмную комнату  и, осторожно ступая босыми ногами,  пошёл к двери, ведущей в коридоры трюма.

…Хасан долго ещё стоял на палубе отплывающего от пристани судна, прощаясь с осточертевшей ему раскинувшейся на горизонте пустыней, опалённой лучами нависшего над ней  солнца.
Сколько лет он провёл в этих песках?
Был рабом на железных рудниках, затем перепродан из-за несносного характера на соляные шахты. Несколько раз бежал, неделями сидел в холодной сырой  яме. Во время редких, но сильных ливней она наполнялась водой и он по несколько дней вынужден был стоять, не имея возможности   прилечь даже на секунду. Пропитанная  солью, вода несносно разъедала  покрывающие его ноги раны, превращая их в болезненные язвы и всё  тело трясло от наступающего по ночам несносного холода.
Как он смог выжить?
Рабы, смирившиеся с постигшей их участью, десятками умирали от непосильной работы. На их смену приходили другие несчастные.
Потом другие…
Другие…
Другие…
А он всё жил и жил.
Несмотря на голод, болезни, жару и холод,  побои и увечья, он оставался жить, чем вызывал не скрываемую злобу своих хозяев.
Что завставляло продолжать биться его сердце?
Ненависть.
Да, наверное,  ненависть  питала его истерзанное тело и наполняло энергией.
Жажда мести.
Да, конечно, жажда мести не давала   спокойно покинуть этот полный жестокости мир и воссоединиться с ожидающими его на небесах  женой и детьми.
Горец   обвёл глазами уменьшаюсуюся пристань. Среди расходящихся людей его внимание привлекла высокая фигура старца в длинном сером плаще  и накинутом на лицо капюшоне. Он неподвижно стоял среди снующих туда-сюда людей и словно смотрел на него. Ещё там, на земле, пробираясь через толпу торговцев к кораблю, Хасан почувствовал на своей спине чей-то внимательный взгляд и оглянулся. И действительно, какой-то человек внешне похожий на жителей западных земель, внимательно смотрел на него, оперевшись обеими руками на кривой посох.
-Мы не встречались раньше?- пытаясь узнать в старике хоть какие-то знакомые черты, спросил Хасан.
-Нет, ты меня не знаешь, - ответил тот так, будто сам его знал очень хорошо и, словно опасаясь распросов, быстро зашагал прочь.
И вот теперь он стоял на удаляющейся пристани и хатамийцу даже показалось, что слегка кивнул ему головой.
-Ты, должно быть, из Фригии?- хриплый голос за спиной отвлёк Хасана от терзающих его душу мыслей и он повернул голову.
Перед ним, подперев руки в бока, на широко расставленных ногах стол высокий тургарин плотного телосложени. Один из тех, кто шустро грузил  ящики с  пристани.
-Ну и жара же у вас тут, - смахнул он грязной ладонью выступившие на лице капельки пота. – И как вы только  живёте в таком пекле?
«Действительно,  - подумал Хасан, - как он смог выжить в этой пустыне?»
-Вот у нас, в степи, однако, - продолжил тургарин, не дожидась ответа, - ветер гуляет, ласковый такой, свежий. И запах стоит… Знаешь, какой запах у нас в степи?
Запах?
Да, он отлично помнил прохладный запах покрытых вечной зеленью гор и  сковывающую прохладу горных ручьёв.  Цветочный аромат долины и едкий вкус горящей  еловой  смолы.
-Ты, однако, к Юкумаю направляешься? – не унимался  словоохотливый тургарин, не обращая никакого внимани на нежелание незнакомца поддерживать беседу.
Юкумай? Он  что,  переметнулся к Теймуру?
-Или к самому каюм- баши? Его коган как раз в нескольких днях пути от юкамаевского будет. Прямого- то пути нет, вот и приходится крюк делать.
-А что, - неожиданно прервал его болтовню Хасан, - нового –то что в степи?
-Нового? – приободрился тургарин, обрадованный  решением незнакомца поддержать беседу.- Нового? А сам - то давно был в наших крах?
-Да как сказать, - начал было Хасан, но замолчал, не зная, как лучше ответить, но собеседник, не дожидаясь, сам сделал определённые выводы:
-Видно, при старом каюме ещё был, раз спрашиваешь.
И, обрадованный возможностью просветить чужестранца, тургарин рассказал и о битве с хатымийцами и о предательстве Асана и о разгроме джунгарцев и о всём том, что произошло в степи после провозглашения  Теймура великим каюм- баши.

…В то время как Немой, а это именно он так благополучно прокрался  на борт к балтам,  а затем пробрался из каюты капитана в грузовой отсек корабля, на арене начиналось главное представление.
В свете факелов, играя накаченными изнурительными тренировками мышцами и сверкая начищенными до блеска латами, появились гладиаторы.
-В те далёкие времена, - раздался звучный голос трибуна, - когда ящероголовые  поработили  жителей земли,   пришло спасение. Белые люди нашего образа и подобия спустились на сверкающих кораблях с небес  и началась великая битва. 
С этимо словами из ворот на арену вырываются огненные колесницы с привинченными к ним длинными острыми лезвиями, запряжённые вороными лошадьми.  Под восторженные крики зрителей они делают круг почёта и останавливаются вдоль стены.
Гладиаторы, выстроившись стройными  рядами, поднимают над головами  отражающие блеск огня щиты и готовятся к отражению атаки.
Мелкий топот,  смешиваясь со звериным  рёвом,  гулом отражается на арене амфитеатра,   и на сцену в клубах песка  вырывается стадо зубастых ящеров в человеческий  рост.
-Стена!
Гладиаторы делают одновременный шаг, выставив щиты вперёд.  Зеркальный свет слепит глаза ящерам и те отступают назад,  к тёмным туннелям, ведущим в подземелья амфитеатра. 
И тут же огненные колесницы срываются с мест в самую гущу чудовищ. Острые лезвия на колёсах рубят тела и лапы.
Крики боли смешиваются с криками озверевшей публики.
Спасаясь от колесниц, ящеры бегут в центр арены. И там  наступает самая настоящая бойня между людьми и животными.
Острые зубы против наточенных мечей.
Животная ярость и человеческая хладнокровность.
Разорванные части людских тел и отрубленные конечности животных.
Крики людей, рёв животных, ржание задранных лошадей, звон стального оружия…
Всё смешалось в одну большую кровавую массу, из которой то и дело вырывается очередное окровавленное  человеческое тело, падает на песок и разрывается острыми зубами налетевших чудовищ. Толстая чешуйчатая кожа рубится на мелкие куски, покрывая синей жидкостью взмокший песок. Завалившаяся на бок лошадь обезумившими от боли глазами пытается сбросить с себя грызущих её  животных, вытягивающих из её живота длинную вереницу кишок. Несколько гладиаторов подкрадываются к пирующим её телом  ящерам и яростно рубят их.
Объятые пламенем от колесниц, по песку катаются  бесформенные тела.
Пот и кровь.
Кровь и дым.
Смерть.
Ещё немного и на арене, среди кусков разрубленных и дымящихся тел, ранее бывших людьми и животными,  остаются несколько окровавленных человек с мечами, измазанными голубой кровью и рёв обезумившей от вида крови публики, удовлетворившей животные страсти,  служит им наградой.

Глава 9
Спрятавшийся за холмами Тусуркай  внимательно наблюдает за  непривычным для него укладом в главном когане тургар. Пару месяцев назад вожди иирков послали его  разузнать всё о планах кочевников и он вот уже вторые сутки разминает коченеющие от обездвиженности конечности  и думает, как бы пробраться в само логово. Однако, сделать это оказалось  не так  просто. Зорко следящие за степью часовые с башен  проверют всех, кто  приближается к главному когану и иирк понимает, что если сунется ближе, его тут же раскусят и не стоит быть ясновидящим, что бы узнать своё  совсем не радостное будущее. И мужина запасся терпением и приготовился  ждать подходящего случая.
Какого?
Он не знал.
И когда он наступит, Тусуркай то же не знал, а поэтому в очередной раз вздохнул и посмотрел на удивительно чистое небо.
Ни  облачка.
Только серебристый изгиб месяца освещает и без того залитую светом от сотен костров степь с возвышающимися над ней сторожевыми башнями.
Запах жарившейся  на вертелах  и кипящей в котлах баранины  разносится далеко за чернеющие вдалеке курганы  и заманивает голодных хищников ближе, щекоча соблазнительным ароматом их ноздри.
Однако пылающие языки пламени, разбрасывающие в ночное небо горящие искры, пугают их,  и голодные звери сверкают зелёными глазами, прячась за высоким сухим ковылём,  и облизывают пересохшие  пасти, злобно дёргая ими и наблюдая за сбившимися в табун лошадьми  и блеющими  в загоне баранами. Те, чуя доносящийся из-за курганов запах опасности, косят в темноту тёмными глазами и тревожно ржут, оббивая бока жёсткими нитями хвостов.
Один из волков, подгоняемый то ли голодом, то ли отчаянной смелостью, тесно прижавшись брюхом к охлаждённой  наступающей осенью земле, показал из сухостоя мокрый чёрный нос, принюхался и, направив облезлое тело,  пополз в манящую  овечьими запахами сторону.
Однако, не смотря на быстроту и ловкость,  полакомится зверю  всё - же не удалось. Крадущегося хищника сразил меткий выстрел стоящего на сторожевой башне тургара.
-Эй, на земле!- крикнул он с высоты своего нахождения. – Кажись, подстрелил кого, посмотри там!
Один из дремлющих у костра воинов приоткрыл глаза и, отряхивая бока от прилипших к ним  сухих травинок, встал и направился в указанную часовым сторону.
Пройдя  несколько десятков шагов,  он увидел  у  холма  чьё то темное тело, прижатое к земле и,  вытащив из-за пояса кинжал, пригнувшись, подошёл ближе.
-Волк!- крикнул воин,  подняв зверя за задние лапы.- Шкуру спущу, хорошая шапка будет!
-С чего это ты взял?- возмутился часовой.- Я подстрелил, мне и шапка!

…Между отдыхающих воинов на крепком коне проезжает Курдулай в сверкающей, состоящей из сотен скреплённых чешуек, золотой кольчуге. Длинный стальной меч, закреплённый на боевом поясе, методично бьёт ножнами по его бедру, а свободная от  узды  рука спокойно лежит на коротком кинжале с резной рукоятью.
За ним едут ещё  несколько, более скромно снаряжённых воинов, ведя за собой вереницу светлокожих девушек в длинных холщовых рубахах, закутанных в звериные шкуры.
Отрезая длинные полоски  жареного мяса, воины  прерывают трапезу, оглядываясь на северных красавиц.
-Вот поедем в поход, - говорит один из них, плюгавенький мужичок невысокого роста и хлюпкого телосложения,Улукбек - такую же себе возьму, - и, причмокнув, закрыл глаза, представив себя в объятиях белокожей чужестранки.
-Чего?- вскипятилась мешающая в чане похлёбку толстая женщина с тонкой полоской рыже - чёрных волос над губой. – Вот я тебе!
И бьёт незадачливого мечтателя большой деревянной мешалкой.  Дружный смех сидящих воинов  приводит  в смущение мужчину,  и он начинает оправдываться:
-Ну, чего вот так сразу? Уж и подумать нельзя! Сразу бац - по шапке. А я, между прочим, мужчина, мне баба подчиняться должна.
-Вот я тебе сейчас, - грозит мешалкой женщина, - покажу, кто кому чего должен!  - И начинает колотить мужа мешалкой куда попадя.
Бедный мужичок старается увернуться и укрыться от злобы рассерженной жены и отползает от костра подальше, но женщина швыряет в него поданную одним из воинов обглоданную кость,  и он, еле успев пригнуться, бранясь себе под нос, идёт к другому костру.   Подбадриваемая одобрительными возгласами  женщина возвращается к готовке, гордо выпятив грудь.
-Ну, Ханума, ну баба! – смеются воины, оглядываясь на уходящего мужа. – И не важно, что страшнее беса, зато горяча, как огонь!
Курдулай  тем временем подъезжает  к главной юрте и, спешившись с коня, входит в неё, дав знак сопровождающим его воинам подождать.

…В тот момент, когда Йорка уже мысленно распрощалась с жизнью на земле и готова была войти в обитель к богам, острая стрела, неожиданно просвистевшая в воздухе,   пронзила глаз вожака и тот упал прямо у ног своей несостоявшейся жертвы.
Девушка беспомощно опустилась на землю и с распахнутыми в ужасе глазами смотрела, как вокруг неё, пронзённые летящими древками, скуля и извиваясь от боли, падают волки, ещё недавно бывшие такими безжалостными и смелыми.
И вскоре избежавшие гибели и ранения животные, боязливо поджав хвосты,   уползли в заросли дикого кустарника в то время , как другие остались бездыханно изливаться кровью у ног изумлённой девушки.
И только вожак, озлобленный неудачей и поражением с торчащими из его спины парой тонких деревянных стержней, увенчанных  рябыми перьями, всё ещё злобно, но уже обессилено,  тянул подол разорванной юбки бывшей жертвы..
Вышедший на поляну Ратибор спокойно подошёл к не обращающему на него внимание животному и, присев на одно колено,  схватил  мощными руками  его  челюсть и нос и резко развёл в разные стороны, разрывая мохнатую  морду.
Вытирая окровавленные руки,  он из-подлобья посмотрел на обессиленно упавшую  на его  грудь   Йорку.
Пусть хоть не любимый, чужой, но человек!
-Зачем ты ушла?- тихо спросил мужчина, неуверенно дотрагиваясь до её головы.
И славличанка  посмотрела  на него такими молящими глазами, что молодой охотник замолчал, не зная, что сказать,  и просто взял её на руки, оставляя на холщовой одежде   кровавые следы.

…Сидящий на мягких подушках, Каюм отрывает пальцами куски мяса от лежащего  перед ним на подносе жирного барашка.
Время изменило его. Взгляд узких голубых глаз приобрёл выражение суровости и спокойствия, а  лицо, некогда лоснящееся от гладко выбритой кожи, теперь покрывала рыже - чёрная курчавая борода.
-Присаживайся,- поманил он жестом вошедшего друга, - отведай этого молодого ягнёнка.
Курдулай кивнул головой, присел у ног Каюма, и, оглядев жирную тушку, оторвал переднее копытце.
Да, многое изменилось за пять лет правления  Теймура.  Его юрта блестит от украшающих её золотых и серебряных чаш.  Музыканты услаждают слух нежной игрой на инструментах, а полуголые танцовщицы ласкают взгляд пышными формами. 
Справа от Каюма, как и всегда, закрыв глаза и сложив на колени свои красные руки, сидит Учитель. Курдалай никогда не мог понять, спит ли он, или просто сидит с закрытыми глазами.
По левую  руку от правителя, чуть  глубже него, поджав ноги под себя,  в простом цветастом платье Хайна  следит за играющим  заморскими игрушками маленьким крепким мальчиком, в котором без тени сомнения можно узнать сына владыки степей.
Теймур взял у подошедшего к нему слуги массивную чашу с пенящейся жидкостью и, помешав в ней длинным пальцем с большим серебряным перстнем, прыснул во все стороны.
Несколько брызг попало и на лицо Курдулая.
-Какие новости принёс ты мне, - спросил у него Каюм, рассматривая свой мокрый от вина палец.
-В северных землях скоро будет зима, - жуя сочное молодое мясо, начал военачальник. - Нужно переждать.
-Мои воины не подготовлены к бою в снегах, - задумался Теймур и поманил носильщика вина, - налей дорогому гостю такого же.
-Ты прав, - ответил Курдулай и,  взяв из рук виночерпия чашу, поднял её, - За твоё здоровье, каюм- баши!
Сделав пару глотков, он прикрыл глаза, наслаждаясь, как сладкая жидкость теплом пролилась по его горлу и пьянящим дурманом ударила в голову.
-Переждём зиму в наших степях, - продолжил он.- Воины отдохнут, наберутся сил. А как сойдут  воды, отправимся в славный поход, - и посмотрел на задумавшегося каюма.
-Что ж, - вытирая жирные руки, произнёс Теймур, - Подождём весны, - и захлопал в ладоши в сторону танцовщиц. - Пошли вон!
Отпивая мелкими глотками сладко прожигающую внутренности жидкость, Курдулай  искоса посмотрел на  друга.
Да, годы изменили его. Куда делась та юношеская удаль, которая так и манила его за величием и славой, добытых в завоеваниях и битвах?  Куда испарились мечты о вселенском могуществе и единовластии на всей земле? Сладкая лень довольного жизнью человека обволокла  его начинающее полнеть тело, отвлекая от когда-то великих целей.
Военачальник посмотрел на метнувшего на Теймура взгляд Учителя и на улыбнувшуюся Хайну.
Да, учитель то же недоволен свершающимися переменами своего любимчика. Много лет назад, ещё босоногим мальчишкой Курдулай во все глаза смотрел на него, впитывая каждое его слова, каждое молниеносное движение рук и ног, стараясь во всё походить на чужестранца. Но тот словно не замечал его усилий,  отдавая больше времени сыну каюма.  Однажды, когда все костры стойбища уже потухли, а кочевники  уснули тихим сном, Курдулаю не спалось и он вышел из своей юрты посмотреть на звёзды.
Две тёмные тени мелькнули за дальними юртами и стали уходить за накрывающими их ночным мраком курганы. Оглядевшись, Курдулай тихо последовал за ними и там, спрятавшись в высоком ковыле, впервые в жизни увидел таинство, которое все последующие годы терзало и мучало его.  Тогда то он и понял, что боги уже сделали свой выбор и ему ничего не остаётся, как послушно следовать  ему.
Низко кланяясь, так, что пышные груди чуть не вывалились из тесно сковывающих их одежд, девушки быстро скрылись из виду,  музыканты замолкли, а Курдулай смочил руки в поднесённой ему чаше с водой и вытир их.
Хайна…
Несомненно, ей удалось свернуть мужа с намеченного им пути. Конечно, её влияние на него хоть и незаметно, но очень велико. И надо быть полным идиотом, что бы винить её в этом.   Как и любая женщина, она хочет мира и счастья своему ребёнку, а планы Теймура не предвещали ничего хорошего. Интересно, как ей удалось пошатнуть его  властолюбие?
Курдулай не сомневался, что  именно  благодаря жене  каюм так просто принял его слова об отложении похода.  Казалось, ему и самому в последнее время не очень - то хотелось нарушать устоявшийся  в когане мир и идти не знамо куда.
И только данное им обещание поверявшим в него тургарам  о грядущем разграблении завоёванных земель,  заставляют его готовиться к великому походу.
Но последнее время Курдулай как-то начал сомневаться, что ему  суждено сбыться. 
-Ты говорил, у тебя есть подарок для меня?-  прервал его мысли  каюм и с интересом посмотрел  на мужчину.
Поставив кубок, военачальник подозвал к себе одного из воинов и, тихо указав  на дверь, приклонил голову:
- Сегодня прибыли послы из северных земель, - поднялся  он с ковра и встал  левее  от каюма. - Они привезли много ценных подарков.
После его слов несколько воинов заносят в юрту расписные, покрытые лаком ларцы и сундуки.
Курдулай подходит к одному из них и, достав распушившиеся шкурки  чернобурой лисы, встряхивает их:
-Меха северных животных. Они лёгкие и тёплые. Их добывает племя иирков.
-Прикажи сшить из них  шубу моей, - оглянулся он на Хайну,- жене.
Курдулай кивает и поочерёдно подносит каюму и открывает ларцы с золотыми и серебряными украшениями.
- А это, - открывает он последний сундучок, -  солнечный камень. Его добывают балты. Посмотри, как он красив!
Мужчина  достаёт один из камней и подаёт его повелителю.
-Да, красив, - разглядывая сверкающий в огненном свете огня камень, восхищённо произносит Теймур и, захлопнув ларец, спрашивает:- Это всё? Или ты хочешь чем - то ещё удивить меня?
-Самый прекрасный, самобытный подарок, повелитель, ещё ждёт тебя.
И, отойдя спиной к входу в юрту, громко хлопнул  в ладоши и  молодые девушки, ждавшие знака снаружи, скинув согревающие их шкуры, вошли внутрь.
Увидев поднимающегося к ним навстречу мужа, Хайна быстро подхватила сынишку и проскользнула мимо них к выходу.
-Они другие, - восхищённо посмотрел на девушек каюм и взял одну из них за подбородок, разглядывая её лицо.
-Её глаза голубые как небо, а волосы блестят, как золото!
Разорвав быстрым движением руки тонкую рубаху на её груди, мужчина обнажил белоснежное тело с парой тёмных кругов на груди, которые девушка тут же стыдливо прикрыла,  сильнее сжимая бёдра, прячущие золотой пушок, скрывающий влажную ложбинку.
«В нём ещё остались прежние черты, - удовлетворённо подумал Курдулай. – Но насколько сильны они и как долги будут»?
-Она бела, как мрамор, - задумчиво проведя пальцем по её груди, произнёс каюм и посмотрел на Курдулая.- А кожа так прозрачна, что я вижу,   как кровь тонкими ручьями бежит по её телу. Оставьте нас!
И, несмотря на то, что приказ каюма был чуть слышен, все, кроме Курдулая, торопливо кланяясь, стали выходить из юрты, выводя остальных девушек.
-Послы, повелитель, - раздался голос  Шамана, незаметно сливающегося с красной обшивкой юрты,  и чёрные глаза сердито сверкнули со стены.
-Ах, да,- вспомнил Теймур и, отходя от девушки, махнул рукой и крикнул:
-Эй! Ведите послов! – и, посмотрев на пленницу, кивнул Курдулаю, - приведёшь её после.

Глава 10
В тот  момент, когда Йорка покинула его жилище, Ратибор, словно почувствовав что - то, открыл глаза и осмотрелся.
На его груди тихо спала Кайра.
Огонь почти погас.
Йорка…
Мужчина посмотрел на неубранную пустую постель в дальнем углу и тут же сон как рукой сняло с него.
«Йорка?»
Грубо скинув с себя руки Кайры, Ратибор подскочил и бросился к холодному ложе.
Никого.
За его спиной раздался тихий шорох и мужчина обернулся.
Вставшая с постели   Кайра ласково обняла его за плечи и коснулась губами шеи:
-Её нет. Она ушла. Я отпустила её. Теперь никто не может помешать нашей любви.
И, прикрыв газа, девушка всем своим телом потянулась к Ратибору, но сильная пощёчина едва не сбила её с ног и, пошатнувшись, но устояв, женщина прокричала своему обидчику прямо в лицо:.
-Зачем она тебе? Если есть я? Ведь ты же хочешь меня? Я знаю это …
Ещё один удар в самые губы не дал ей договорить. Тонкая струйка крови алым ручейком потекла по загорелому лицу.
-Дура, - тихо ответил Ратибор и, быстро надев штаны и куртку, взял в руки лук, колчан и вышел на улицу.
Бывалому охотнику ничего не стоило отыскать следы беглянки,  и вскоре он увидел её, окружённую на поляне стаей кровожадных зверей.
Несколько метких выстрелов - и враг трусливо отступил в скрывшие его кусты.
 
 
Но ждёт ли награда победителя?
Нет, он не думал о ней, расстреливая клыкастые морды.
Не думал о награде, разрывая свирепую пасть.
Не думал…
И когда нёс её на руках домой, бережно отводя ветки от её лица, другие мысли заботили его.
Мысли.
О чём же он думал?
О том, что  хочет видеть её глаза, волосы, руки, сердито сжатые губки. Что просто хочет видеть её, измотавшую его душу красавицу. И всё. Больше ничего. Просто видеть и быть рядом. Без всяких обязательств и намерений. Ну, конечно, если она сама не захочет чего - то большего.
А она?
Какие мысли терзают её милую головку?
Почему он спас её? Так унизившую его перед всем племенем?
Мог бы и не идти, а оставаться с той дикой красавицей.
Неужели?..
Может быть, его чувства действительно так сильны, а он сам и не такой уж и плохой парень?
Да.
Наверное, нужно его отблагодарить.
Но как?
Фу, глупая.
Разве ты не знаешь, чего он хочет больше всего?
-Не делай так больше, - тихо попросил Ратибор девушку, бережно укладывая на постель  и,  неожиданно   чувствуя нежное прикосновение её руки на своей щеке,  тут  же отстранился, понимает причину такого поведени:
-Если ты… Если … Я не хочу благодарности от тебя, -  изнывая от желания, отошёл он от неё в сторону и отвернулся, всеми силами сдерживая  естественные порывы своего тела.
-Я знаю, - улыбнулась Йорка и, подойдя ближе, обняла его шею рукой.
Как и тогда, увидев его, растерзанного медведем в лесу, она снова почувствовала то непреодолимое желание узнать его. Тянущая теплота у её лона приятной волной растеклась по всему животу. Ей вдруг захотелось почувствовать его сильные руки, ласкающие её тело, его жаркое дыхание, обжигающее её лицо, его…
Покраснев от вдруг посетивших её мыслей, девушка опустила глаза.
Но он, нежно приподняв её за подбородок, поймал взгляд её безумно красивых глаз и почувствовал своё бешено колотящееся, готовое вырваться из груди наружу,  сердце.
-Я не хочу благодарности, - отпустил  он её лицо.  - Я хочу любви, - страстно зашептал мужчина, обдавая её лицо горячим дыханием,  и, отвернувшись,   отошёл  в сторону.
Еле слышное шуршание падающей одежды…
Тихие шаги…
И  Ратибор почувствовал нежное прикосновение девичьих рук, снимающих с него куртку, лёгкое, почти воздушное  касание губ на своей спине и закрыл глаза от в миг накрывшего его блаженства.
-Покажи мне свою страсть, -   услышал он ласковый голос и,    повернувшись к Йорке,  тут же замер,  увидев стоящую перед ним девушку во всей её природной наготе.
 Прикрывая одной рукой округлые полушария груди, а другую положив на золотистый холмик чуть ниже живота, девушка тяжело дышала, приоткрыв коралловые губы и томно прикрывая глаза. Золотой россыпью длинные локоны покрывали её плечи, спину и полуприкрытую руками  грудь, опускаясь к тонкой талии и словно выточенным из кости округлым бёдрам.
И столько милой застенчивой сексуальности было во всей её позе, что уже не в силах контролировать себя,  Ратибор,  одной рукой обхватив её за талию, прижал к себе  так сильно, что почувствовал своими мышцами биение её сердца и вопросительно заглянул  в её глаза.
-Покажи мне свою страсть, - тихо повторила девушка, взмахнув мохнатыми ресницами,   и опустила свой затылок к спине.
Не веря своим ушам, иирк осторожно обнял её второй рукой,  провёл широкой ладонью по шёлковой спине и услышал лёгкий стон, ставший немым ответом на его молчаливый вопрос.
-Научи меня нежности, - наклоняясь  к её лицу,   ответил мужчина и их   губы слились в долгожданном поцелуе.

…Окружённые отрядом вооружённых тургарийцев,  мимо юрт, озираясь по сторонам,  шли четверо послов северо-западных земель.  Это представители племени иссидов наконец-то добрались до конечной точки своего пути.
Проходя мимо  оглядывающихся на них   тургар,  каждый из послов внимательно осматривал каждую мелочь, стараясь как можно лучше запомнить всё увиденное, что бы рассказать затем вождям.
«Хороши мечи,- отметил угрюмый Улушай, покосившись на висящие  на его бедре пустые ножны. -  Такой,  если звезданёт, то наши в прах рассыпятся».
«Конница - это плохо, - подсчитывал  Ратимир  стоящих парами у каждого шатра лошадей. -  У нас  все пешие. Если наберём конных, то   сотен пять- шесть, не больше. Но вот если в леса заманить…,» - рассуждал он, сверкая нарисованным на лбу  третьим глазом.
«Интересно, а кормить - то будут?»- слыша урчание в пустом желудке сладко подумал Зигфульд, почувствовав запах кипящего в огромных котлах  мясного бульона.
Неожиданно в лоб иирка прилетел большой снежный комок и он моментально встал в боевую стойку, злобно сверкая глазами.
-Смотрите, смотрите, дикарей ведут!- закричал маленький мальчик, целясь снежком в послов, но один из воинов угрожающе направил на него длинное копьё и он, бросив ком снега на землю, спрятался  за шатом, строя смешные рожицы:
-Не поймаешь, не поймаешь!
На его голос из большой юрты, окружённой воинами, вышла невысокая крепкая женщина  с потухшими чёрными глазами в длинной собольей шубе  и, пройдя мимо послов, подозвала мальчугана к себе. Наклонившись к ребёнку, она тихо прошептала ему что-то на ухо и, взяв за руку, повела прочь. Насупившийся мальчик дерзко отдёрнулся от пытающейся взять его   женщины и, опустив голову,  бросил исподлобья не по-детски угрюмый взгляд на подошедших   послов, а  затем, воинственно размахивая руками, послушно засеменил за  матерью в сторону богато украшеной юрты.
«А ничего так баба, - провожая Хайну глазами, сглотнул Улушай, - я б такой вдул!»

…Над зеркальной гладью широкой реки с криком проносятся белобокие чайки, усаживаясь на высокие реи плывущих кораблей, от одного из которых отплывает лодка. Сидящие в ней Койву и Белояр приветливо машут морякам и стремительно гребут к каменистому берегу.
-О боги мои, зачем я вплёлся в эту авантюру, - тихо причитает, боязливо зажмурив глаза, Белояр, - сидел бы у себя в хате у тёплой печи, жевал мягкие пироги.
-Не боись, - успокаивает его друг, налегая на вёсла, - что тут такого? Вода, как вода, только больно много.
-В кустах запрячь!- кричит  с судна вахтенный, - да закрепить не забудь! На обратном пути захватим!
-Сделаю! Как надо! - Машет ему молодой человек и, спрыгнув в воду по колено, вытаскивает лодку на берег.
Белояр, тяжко вздохнув, следует за другом и хватается руками о деревянный борт.
Затащив лодку в густые ивовые кусты,  друзья  закрепляют её  узлом за крепкий ствол и, ласково похлопав её бок, Койву благодарит:
-Спасибо, старушка, выручила. А теперь отдохни, тебя не забудут. Ну, - кивает он Белояру, - пошли, что ли? Путь не близкий.
Вскарабкавшись на крутой склон, они оказываются на широкой равнине, источающей тысячи самых разных запахов. Это и цветущие ромашки, и горькая полынь, и земляничный аромат и много ещё чего, знакомого и неизвестного укутывает путников ароматным облаком. А  далеко впереди  виднеются утопающие в облаках вершины заснеженных гор.
-Спасибо, друг, что не оставил меня, - хлопает Койву по плечу молодого человека.- Там, - указывает он в сторону гор, - начинаются леса ирков.
-И как же мы туда пройдём? Говорил же, через болота идти надо. Через пару- тройку дней на месте бы были. Ты же, другой, другой путь есть. Более безопасный. Этот что  ли безопасный? И где проход то? Да и есть ли он? - ворчит Белояр и плотнее запахивается от начинающего холодать ветра в меховую куртку.
-Через горы пойдём, -  отвечает Койву и, обогнав друга, умеренно шагает в их сторону.
-Чего?- останавливается путник, - совсем сдурел? Мы и гор - то никогда не видели, тем более не лазили по ним.
-Что-то всегда приходится делать в первый раз. Ты что, - поворачивается к другу славличанин, -  струхнул?
-А если и так?  Не хочется, знаешь ли, подбитых птиц  изображать.
Койву поворачивается к другу и хлопает его по плечу:
-Ну, чего ты? Не раскисай! Где наша не пропадала?
-Где, где, - отдёргивается тот, - говорил же, через болота идти.  Давно бы на месте были. А всё ты…
-Болота –места гиблые, - перебивает его Койву, - дорогу через них только посвящённые знают.  Вот ты, скажи мне, посвящённый?
В ответ Белояр лишь отрицательно качает головой.
-Вот то-то. И я, как ты понимаешь, тоже. Поэтому путь нам один- через горы.

Глава 11
В ярко освещённой пылающими огнём чашами юрте, на высоком золотом троне, отделанном резьбой и драгоценными камнями сидит Каюм- баши. Две головы драконов с глазами - рубинами вместо подлокотников украшают бока трона. Перед ним на сверкающих подносах стоят   кушания и вина в длинноносых кувшинах.
Рядом, с правой стороны, чуть в глубине сидит красивая  женщина в полосатой шёлковой рубахе. Отблески огня бросают блики на её перемешанные пряди рыжевато - чёрных волос, придавая им неповторимый блеск и жизненную силу. Причудливое колье с единственным крупным солнечным камнем по центру, подаренное совсем недавно гостившими у них фригийскими купцами, украшает  её точёную загорелую шею.
У ног- тот самый  шаловливый мальчуган с улицы, тянущий с подносов фрукты и успешно уминающий их и дремлющая большая вислоухая собака, спрятавшая свой нос в длинной шерсти лап.
Тут же, полукругом сидят особо приближённые подданные каюм- баши и, воспевая мудрость и силу великого правителя,  угощаются жирным мясом и сладким вином.
Красные шёлковые полотна мягкими волнами спускаются по стенам юрты, делая её кроваво-красной. А отблески огня, играющие на их разрисованных фрагментами казней и боёв поверхностях, словно оживляют её, придавая ещё более устрашающий вид.
Вошедший к повелителю,  Курдулай присел на одно колено  и,  вытянув в его сторону руку с поднятой ладонью, затем коснулся ею своего лба, а потом и груди:
-Повелитель!  Позволь представить тебе послов северных земель!
С этими словами полог юрты приоткрылся,  и в юрту горделиво вошли послы. Однако, получив  удары  древками копий по  подколенному сгибу ног,  они падают на колени, тут же забывают про свою неуместную спесь и, так и не вставая с напольного ковра, выползают в центр юрты.
-Я принял дары ваших племён, - отбросив кость сразу же подхватившему её псу, просто сказал  Теймур, - чего же вы просите?
-Мира, великий правитель, мира,- громко попросил Зигфульд, приподняв голову.
И тут же на  одной из стен открылись чёрные глаза и вопросительно посмотрели в сторону послов. Затем стена словно ожила,  и из неё появились лысая голова, руки, а затем и тело, скрытое  в кроваво-красный плащ.
Учитель плавно, словно летя по воздуху, подошёл к иссиду и ткнул пальцем в его третий глаз. Его пронзительный немигающий  взгляд, сверля посла чёрными глубокими зрачками,  словно хотел достать мужчину до самой глубины сознаня. И столько непонятной мощи было в этом взгляде, что с сердце иссида словно камень упал, когда Шаман отвернулся и отошёл ( или отлетел?) от него в сторону и он,  не в силах говорить,  молча протянул свёрнутый в трубочку свиток  правителю.
Курдулай взял его, сломал печать и развернул.
-Повелитель!- торжественно начал   он читать, - Владыка южных степей и бескрайних равнин! Мы, вожди северных морей склоняем колени перед ликом твоим! Просим милости и…
-Короче, - нетерпеливо перебил его Теймур, беря с подноса большой яркий апельсин и Курдулай,  пробежав глазами несколько строк, продолжил:
-Просим милости и… Готовы преклонить колени и платить любую дань, назначенную тобой. Взамен же просим не разрушать городов наших, не жечь полей и лесов, не убивать жён и детей… так…ее идёт просьба в том же духе. Мне продолжать?
Чтец неожиданно замолк,  перевернул  свиток и посмотрел на каюма.
-Это всё?- Удивился Теймур.
-Похоже, да, - пожал плечами Курдулай и повернулся к послу, - это всё?
-Если великий каюм позволит, -опустив взгляд, ответил Зигфульд  и, увидев утвердительный кивок, достал из-за пазухи тонко выделанный кусок шкуры, свёрнутый в длинную трубочку и развернул его.
-Это карта, повелитель, - мельком взглянув на неё, пояснил Курдулай.
-И ты нам всё покажешь?- обратилтся к послу Теймур.
-Да, если позволишь, - иссид попытался встать, но тут же был прикован  приставленным к спине копьём и, раболепно ползая по разосланной на полу карте, начал водить по ней пальцем:
-Вдоль всего северного моря раскинулись земли северян. Здесь, на  берегу,  балты – рыбаки и купцы, добывают солнечный камень. Дальше, на равнине поселились славличи. Их дело  земледелие. А в лесах живут иирки-ловкие охотники и воины…
-Ловкие?-удивился Теймур.-  Воины? Я не ослышался? – посмотрел  он на подданных и те согласно закивали головами. - Никто не может быть лучше моих  воинов!
И его раскатистый бас начал дрожать глубоко в груди, вырываясь эмоциональным всплеском.  Смех у него был звучный, громкий, как раскаты грома, пробирающий до самых костей.
Не зная, как реагировать, послы, переглядываясь, начали тихо хихикать:
-Ну, конечно, великий, как мы могли. Твои воины гораздо ловчее и сильнее.
И к их раболепному смеху присоединился одобрительный хохот окружающих их тургар:
-Ловкие! Как эти дикари могут быть ловкими! Смелые! Если такие, как эти, то пусть уползают в пещеры и прячутся там!
И только Хайна, грустно опустив глаза, не наслаждается всеобщим весельем. Ей по - человечески жаль этих ничтожных, судя по их поведению, людей, рассчитывающих на милость повелителя. Нет, не нужны ему верные подданные. Тем более  - такие.  Ему нужны послушные рабы. И если они ожидают  дружбы  с каюмом, то глубоко ошибаются. Ему не нужны друзья. Ему нужны воины.
Подойдя к Теймуру,  Шаман что-то быстро зашептал ему на ухо и тот, переставая смеяться, жестом показал гостям подняться с пола:
-Я подумаю, какую дань назначить твоему народу. А теперь… Курдулай! Покажи нашим гостям, насколько милостивым я могу быть!

…Просидев в засаде пару суток, Тусуркай решил сменить место и осторожно перебрался к самым дальним, западным сторожевым башням. Конечно, сам коган отсюда практически не просматривался, но зато отдалённость часовых давала надежду на какие-то возможные  изменения. 
И иирк приготовился ждать.
Его ноздри уловили манящий запах свежеприготовленной баранины и , глотая слюни, он голодными глазами посмотрел  в сторону  двух освещённых  воткнутыми в землю факелами воинов-тургарийцев, мирно дожёвывающих  сочную баранью ляжку.
-Хороша, - облизываясь, подытожил один, - был бы царём, каждый день бы такую кушал.
-Скажешь тоже! Царям пища царская. А нам - и такая в радость.
-А ты будто знаешь, что цари едят.
-Наш - то точно только человечину и жрёт. Вот ты бы смог?
-Не а,- качает головой  воин, отбрасывая обглоданную кость далеко в степь.
-А ты бы?- кричит тургарин  сидящему  высоко на  башне  постовому.
-Чего?- спрашивает  тот, свесив вниз голову.
-Человечину жрать смог бы?
-Если прикажут, сожру, а так - и не проси. Вы чего там, бараном потчуетесь?
-На тебя  то же хватит. Давай-ка, сменимся на недолго.
За ближайшим холмом мелькнула волчья  шкура и злобный оскал серой морды вытянулся в сторону людей и Тусуркай  увидел, как  часовой  на башне вскинул лук.
Ещё мгновение и острая стрела   звонко просвистела и, разрезав ночной воздух, спряталась где-то между холмов. Протяжный вой,  раздавшийся  со стороны утопающей во мраке степи, стал подтверждением того, что цель настигла свою жертву и постовые, отложив еду, посмотрели друг на друга:
-Волки, что ли?
-Эй, внизу!- свесил голову постовой.-  Пойди, глянь! Кажись, подстрелил.
Тургарин, медленно вытирая жирные пальцы о полу куртки, нехотя встал, выдернул из земли факел  и, вынув из ножен кинжал, направился к холмам.
-Есть!- крикнул он, подойдя  к распластавшемуся на земле зверю со стрелой в морде.
-Давай его! Тащи сюда! - ответили со стороны вышки и мужчина наклонился ниже, что бы  поднять тяжёлую тушу волка.
Однако, к его удивлению, приготовившаяся к тяжести рука легко подняла казалось бы тяжёлый груз.
-Что за?.. - смотря на пустую, выделанную  шкуру пробормотал воин и, не договорив,  упал рядом.
-Эй! Ты чего там возишься?- прокричал постовой  с вышки и   свесился к сидящему внизу воину:
-Поди, глянь. Чего он там?
-Ага, сейчас, - встал тургарин и тут же упал от меткого броска сразившего его в шею кинжала.
Тусуркай  не знал того, что случилось между холмов, но видел, что  часовой на вышке быстро отскочил  от края, оглядываясь по сторонам, и уже занёс руку для удара по железному диску, висящему тут же, рядом за его спиной,  но просвистевшая в воздухе стрела насквозь пробила  его череп и он упал с высоты в низ с широко открытыми, словно удивлёнными,  глазами.
А затем из-за  холма осторожно вышел человек в полностью скрывающих его фигуру одеждах и,  наклонившись  над упавшим около шкуры тургаром, начал его раздевать.

…Такой ласковый и приятный на равнине, а в горах порывистый и холодный ветер пробирал насквозь карабкающихся по склону горы людей. Маленькими юркими червячками казались они на скалистой громадине, уходящей снежной вершиной  за самые облака. Тонкая, еле заметная тропа между камней, замеченная зорким глазом Белояра, виляя и извиваясь среди редких кустарников и валунов, скрывалась из виду высоко-высоко, в сверкающих от солнечного света снегах и замёрзших пластах льда. По ней-то и шли, осторожно ступая по скрипящему насту, наши путники. Остались далеко внизу зеленеющие равнины и дурманящий запах полевых цветов, стройные берёзки и колючие заросли шиповника.  Даже редкие кустарники со скрюченными ветками почти не попадаются на пути. Только редкие заплатки мхов да разноцветные наросты лишайников на выступах остроконечных камней напоминали об уснувшей до следующего лета жизни.
Ещё немного, и был покорён последний выступ.
 Койву, тяжело пыхтя, заполз   на широкую ровную вершину, покрытую  хрустящим настом,  и встал на ноги.
Красота!
На многие мили в стороны от него раскинулся, словно древний спящий дракон, каменный хребёт, уходящий далеко за горизонт. Пушистые шапки белоснежных облаков накрывали вершины самых дальних гор, а крупинки осколков льда, переливающихся под лучами заходящего солнца, окрашивали их мерцающим разноцветным блеском.
Койву оглянулся назад.
Редкие берёзовые рощи, знакомые равнины и извилистая полоска полноводной реки.
Впереди, почти сразу у пуска с гор, многокилометровые заросли дикого кустарника перерастали в тёмный лес, растянувшийся далеко-далеко на запад. Мохнатые ветки так тесно переплетались между собой, что, казались  одним сплошным полотном, сотканным из такой тёмно- зелёной шерсти, что издалека она казалась совсем чёрной.
-И что дальше? Я не выдержу ещё одного такого подъёма, - устало простонал Белояр, прервав любование природой.
-Надо найти какое-нибудь укрытие, - оглянулся Койву. - Отдохнуть и продолжить путь.
-Ну конечно, -обречённо вздохнул его друг. - другого я и не ожидал.
Оглядевшись ещё раз по сторонам, Койву вытянул руку вперёд.
-Смотри, - указал он, - видишь?
Далеко на западе, между гор виднелось широкое ущелье, покрытое яркой зеленью, смешанной с первыми разноцветными красками наступающей осени. Мерцающая струя водопада, падающая с покрытой сверкающей снегом вершины, скрывалась где-то внизу, между деревьев. А совсем недалеко от них на одной из заснеженных гор зияло тёмное пятно.
-Ты видел что-нибудь подобное?- завороженно спросил Койву.
-Нет, - отряхиваясь от снега,  ответил его друг, - и ещё бы сто лет не видел.
-А там, вон, левее, пятно, тёмное, - указал славлич в сторону горы, - наверняка это пещера или что-то вроде того. Если двинемся сейчас, до темноты должны как раз добраться.
-Вверх-вниз, вниз-вверх, - взмахнул руками Белояр, -  так скоро мы в горных баранов превратимся, - и тоскливо побрёл за уверенно спускающимся другом.
Горы позади.
Горы впереди.
Горы со всех сторон…
Скрипучий скользкий снег.
-Да чтоб!..
Неожиданно Белояр подскользнулся и, оставляя широкий след, быстро съехал на спине вниз и, уперевшись ногами в каменный выступ, остановился.
-Жив?- закричал  ему сверху Койву.
-Да жив я, что б его,- почёсывая зад, попытался встать Белояр.
-Подожди, я сейчас.
Койву осторожно пошёл к другу, но ослеплённый его блеском, остановился и, глубоко вдохнув холодный горный воздух, закрыл глаза:
-Хорошо-то как!
И,  сложив ладони трубочкой у рта и, ощущая эту величественную красоту всеми клеточками своего тела, призывно закричал:
-Э-гэ-гээээээээээээй!
-Э-гээээээээй! - Со всех сторон повторило за ним горное эхо.
-Ты слышал это?- воскликнул койву, обращаясь к  ждущему его чуть ниже  другу.
-Спускайся ты уже!- недовольно кричит тот, наконец - то поднявшись на ноги.
-Э-ге-геееей!- снова повторяет славлич.
-Э-ге-геееей!- вторит ему глухим голосом  эхо.
-Ты слышал?- снова обращается к Белояру молодой человек. - Горы, они умеют разговаривать! Как это…
Но внезапный толчок не даёт ему договорить.Удержавшись на неожиданно качнувшейся под его ногами замли,   Койву удивлённо смотрит себе под ноги и видит, как   всколыхнулась, а потом плавно опустилась снежная корка.
-Что это?-закричал почувствовавший толчок Белояр.
-Не знаю, - пожал плечами Койву и огляделся.
Вдруг наступившая тишина озадачила и напугала его.
«Что бы это могло быть?» - подумал он, пристально глядя на вершины гор и оглянулся на прервавшего его мысли вскрикнувшего друга.
-Да что б тебя, - зло выругался снова упавший, но теперь уже на живот, Белояр и увидел, как наст снега, до этого уверенно державшийся на  горе, медленно пополз вниз вместе с ним, - Койву!- завопил он, пытаясь удержать ползущую   поверхность руками.
Далеко наверху раздался глухой мощный гул, породивший ещё один толчок.
Гул приближался и, подняв голову, Койву увидел несущееся на них с вершины горы огромное белое клубящееся облако.
-Беги!- отчаянно завопил Белояр другу и кубарем покатился вниз.
Потерявший равновесие славлич упал на спину и, смешиваясь с кусками заледеневшего наста, полетел вслед за другом.
Камень! Ой-ей!
Сук. И откуда он тут взялся?!
Ещё камень! Бля, прямо по лбу!
Ещё.
Ещё!
Да сколько же их тут!
А, ну да, это же горы!
Что это?
Почему всё стало белым?
Всей своей многотонной мощью лавина накрыла путников и потащила вниз.
Взмах руки.
Нога.
Другая.
Тёмные части тел то и дело мелькали среди белой, стремительно движущейся массы, пока, наконец, не скрылись совсем в белоснежном плену.

Глава 12
Тусуркай так и не понял, свидетелем чьих разборок он стал, но  решил не вмешиваться и немного подождать.Он видел, как незнакомец быстро переоделся и, уверенно пройдя  мимо башни, направился в коган. Иирк, быстро оценив ситуацию,  отыскал среди холмов другого убитого часового  и  последовал примеру неизветного, так быстро упростившего ему выполнение  задания.
И вот теперь, быстро передвигаясь по спящему когану,  он, переодетый в тургарина,   в надвинутой по самые глаза шапке  внимательно  осматривает   спящих у костров воинов, отмечая их странное снаряжение.
В отличие от постовых, одетых в меховые куртки, шапки  и штаны, на воинах были  странные  рубахи  из множества нанизанных, словно рыбья  чешуя,  заходящих друг на друга  стальных  кругов, одетые поверх лёгкой одежды. Скорее всего,  такие должны надёжно защищать их владельцев от смертоносных  ударов в живот и грудь. А длинные копья с острыми наконечниками  могут быть   опасными для врагов и на дальнем расстоянии. Короткие кинжалы и длинные мечи, висящие на поясах,  пригодятся для ближнего и дальнего боя.   Странные шары с торчащими из них иглами, висящие на прочных цепях… Для чего они? Если бы у Тусуркая были такие, он, наверное, смог бы ими размахивать в разные стороны, разбивая в дребезги головы противников. Да, скорее всего, так. Нет, с таким вооружением, их армии никто не страшен.
А если к этому ещё прибавить те учения, которые иирк наблюдал весь день, замаскировавшись  в выкопанной между холмов яме,  то их можно вообще считать непобедимыми. Ещё днём он восторженно смотрел, как разгорячённые  конники на ходу рубили мечом и стреляли огненными стрелами в чучела,  каким то странным образом держась в сёдлах без поддержки узды, не теряя при этом своей меткости, и решил, что это-то и есть колдовство.  Но  теперь, осторожно наблюдая за вскакивающими в сёдла тургарами ирк разгадал их секрет.   Как же всё просто и обыденно оказалось! Никакого колдовства!  Просто вставляли тургары свои ступни в железные петли на боках лошадей, которые и могли удерживать их тела во время стрельбы. Что ж, хитро! Очень  хитро!
Натолкнувшись на неожиданно возникшего из темноты высокого воина, Тусуркай  уже чуть не выхватил из-за пояса тонкий клинок, но во время остановился и, похлопав     мужчину  по груди, хотел уже было пройти мимо, но что-то заставило его обернуться и посмотреть назад.
Тургарин тоже, заметив что-то странное в толкнувшем его постовом,  обернулся.
И иирк встретился с пронзительно холодной чернотой его единственного глаза. Настолько холодной, что поспешил отвернуться и прибавить шаг.
«Всё, валить пора». – уверенно решил он и  свернул в сторону,  намереваясь  уйти тем же путём,  но вышел прямо к  противоположной его недавнему месту нахождени окраине когана, за которой простиралась сверкающая  от  неисчислимого количества  костров степь.
«Боги мои,  – чуть не воскликнул  он. – Сколько же их тут!  У нас, если всех собрать, то, наверное, и половины этого не наберётся. Задавят. Ей богу! Если не оружием, то количеством. Нет,  в прямом бою их не взять. Тут хитрость нужна. Знать бы их слабости…»
Озираясь по сторонам, иирк  уже проходил  последний строй ровно выставленных юрт,  когда  услышал  призывной  набат.
«Всё. Попал», - только и успел подумать он, как мимо него загремели, застучали, затопали сотни вымуштрованных солдат. Рраз-и все они стройными рядами, сотрясая факелами   вскочили на коней с факелами и помчались  за периметр лагеря.
Что-бы не привлекать внимания, Тусуркай  подошёл к одиноко стоящей у юрты лошади и уже приготовился  вскочить на  её, как услышал  крик :
-Не выпускать никого из лагеря! Построение  по сотням!
Окружающие Тусуркая  тургары,  быстро перемещаясь в разные стороны, выстраивались  ровными квадратами.
Понимая, что если он сейчас не  сможет удрать, то его вычислят, иирк огляделся и, заметив, как из одной юрты вышли несколько воинов, решил, что она пуста и в ней можно схорониться на время. Быстро пробегая между лошадей, он подкрался к тыльной стороне шатра, нырнул под его полог и…

…Бродяга ветер шаловливо  дунул в натянутые до отказа паруса и покатил корабли  между  пенящихся волн дремлющего океана.
Крепкий негр с мощной грудью мёртвой хваткой держит два расположенных на корме весла, уходящие своими концами в морскую пучину и время от времени поворачивает их в ту или другую сторону, поддерживая назначенный курс.
На одном из них деревянную палубу, ограждённую в целях сохранения размещённого на ней товара  узкими решётками  усердно драят кусками пензы Малыш и Дохлый. Ещё несколько балтов  из кадок обдают её уже очищенные доски солёной водой,  тут же стекающей за борт, унося с собой остатки грязи.
 Для поднятия духа не спускавшимся уже неделю на землю морякам музыкант наигрывает тоскливую мелодию, усердно перебирает на корме дырочки в самодельной свирели.
Парочка загорелых мужчин с обветрившимися от  ветра и солёной воды торсами лениво разделывают свежевыловленную рыбу и развешивают  её тушки  на растянутой над палубой верёвке  под лучами палящего солнца,   тут же отправляя требуху  обратно в море.
А там-то на поверхности то и дело показываются   острые плавники кровожадных акул,  вытянутые гладкие тела которых   без устали кружат вокруг судна в ожидании дармовой еды.
-Эй, свистун, - кричит один из моряков, Триган, музыканту, - хватит завывать, давай чего повеселее.
И тот, быстро перебрав шустрыми пальцами отверстия на своём инструменте, молча заиграл плясовую.
-Вот,-удовлетворённо кивнул чистильщик рыбы, не отрываясь от работы,-другое дело.
-Говорил тебе, пить меньше надо, - тихо ворчит на Дохлого Малыш, ползая на карачках по грязной палубе с куском пензы.
- А сам  чего? Не больно - то и гнушался  халявой.
Толстяк, на минуту прервав работу, вытирает мокрым рукавом рубахи пот с лица и смотрит на друга:
-А ты что, маленький? Сам не можешь? За старшими повторять надо?
-Чего!?- возмущается в ответ моряк и, выпятив тощую грудь с торчащими рёбрами, встаёт в позу борца, расставив ноги и согнув в локтях руки перед собой:
-Сейчас как дам!- делает он выпад в сторону Малыша одной рукой,- посмотрим, кто тут маленький!
Коренастик, быстро подскочив на коротенькие ножки, готовится к обороне и отбрасывает пензу в сторону:
-На кулаки, чего ли,  хочешь?
-А давай, - засучив  рукава,  браво отвечает Дохлый, уповая на свою лёгкую победу.
Триган, наблюдающий за спором друзей, многозначительно откладывает нож и толкает спящего рядом моряка:
-Эй, подъём! Жара будет! – И, оглядев палубу, кричит:
- Мужики! Дохлый вызвал Малыша на поединок! Айда,  ставить!
Лениво заворочавшись, почёсывая залежавшиеся бока, балты   поднимаются со своих мест, образуя вокруг драчунов просторный круг. Свистун так же  подсаживается ближе и, весело притопывая, свистит бойкую песню.
-Доставай амы! – призывал Триган, - На кого ставишь?- обращается он к протягивающему ему монету моряку.
-На Дохлого,  - отвечает тот, крепким ударом положив ам на ладонь крупье и выкрикивая:
-Эй, Дохлый, не подвели!
-Ага, как же!- не оборачиваясь,  отвечает тот, вытирая влажные руки о грязные штаны.
-Так, давай, давай, - собирая деньги, приговаривает Триган.-  На Малыша? Малыш! На тебя ставка! Дохлый? У тебя  - то же! Малыш, кажется, ты в пролёте!
-Ну и хрен с ними! Мне ж больше будет!- задорно прикрикивает крепыш и ловко увёртывается от сделавшего в его сторону выпад Дохлого.
-Ууу!- разочарованно гудит толпа, болеющая за тощего моряка.
-Так держать, - восторженно орут болельщики Малыша.
Дохлый делает ещё один выпад и крепыш, пригнувшись, проскакивает под его рукой.
-Давай, Дохлый! Не подведи!
-Я на тебя два ама дал!
-Э! Так не честно!
-Ты чего как баба бегаешь? Давай, надери ему зад! – слышатся недовольные и подбадривающие  в толпе крики.
Играя на толпу, Дохлый разворачивается, снова делает выпад, но Малыш оббегает вокруг него и даёт сильный пинок в зад, одновременно не забывая покрасоваться на публику.
-Ха-ха-ха!- ржут  довольные  зрелищем моряки,- знай наших! Малыш! Мы с тобой!
-Держи, - через спину Тригана чёрная рука рулевого протягивает блестящую монету, - на Малыша.
Дохлый, понимая, что удача явно не на его стороне, зло встряхивает головой и хочет схватить  Малыша в кольцо, растопырев длинные руки. Но тот проскальзывает сквозь его мокрые руки вниз,   и озадаченный моряк вместо соперника хватает воздух и чуть не падает вперёд, лицом на палубу. Но удерживается. А Малыш, умело проскользив потной спиной о гладко начищенные доски между его ног, оказывается сзади и, быстро вскочив, толкает Дохлого в спину,  чем вызывает бурный восторг  наблюдателей:
-Ну, Малой, давай, сильнее, сильнее его. Всыпь по-полной!
Дохлый падает на колени, но быстро встаёт.
А Малыш, продолжая скакать вокруг него, строит сопернику смешные рожи, наблюдая, как тот  неуклюже вертится, стараясь поймать  юркого противника,  который  всякий раз проскальзывает мимо.
-Малыш! Малыш!
-Дохлый!Улю-лю!
-Давай, давай! Бей его!
-Слева, слева заходи!
-Да нет, справа!
-Это что за базар?- внезапный грозный окрик Боцмана с пустым кувшином в руке прерывает крики болельщиков и он, грубо расталкивая толпу,  выходит в круг и видит, как  Малыш валит Дохлого на спину и быстро садится ему на живот.
-Вам что, дел больше нет?- Строгий моряк окидывает грозным взглядом тут же притихших моряков  и те, переглядываясь с Триганом, нехотя расходятся по палубе.
-У! Позор!
-Молодчина, Малыш! 
-Дохлый он и есть дохлый!- раздаются слабые комментарии расходящихся балтов, косящихся на прервавшего веселье начальника.
-Ну, чего расселся, как баба на члене, - обращается Боцман к застывшему на Дохлом Малышу и победитель юрко соскакивает на палубу и чешет за ухом:
-А я что? Это всё он, - кивает тот на старающегося подняться с мокрой палубы  друга и подаёт ему руку.
Однако, Дохлый отбрасывает её и, кряхтя, встаёт сам.
-Нашёл с кем тягаться, - ухмыляется начальник  побеждённому, - наш Малыш и без кулаков кого хочешь уделает, на вот, - протягивает он кувшин, - Капитан   вина хочет.
Дохлый, обиженно косясь на победителя, берёт кувшин.
-Ну, чего медлишь?- прикрикивает на него Боцман. – Шевели маслами!
Малыш тихонько хочет пройти мимо него, но крепкая рука хватает его за плечо:
-Куда собрался? Просмоли тросы. Да шкурку новую возьми. Ну, давай, давай, стучи копытами!
И, видя, как засверкали пятки бегущего исполнять его поручение моряка, удовлетворённо насвистывая весёлую мелодию и закинув руки за спину, Боцман в развалочку идёт к рулевому, остановившись  около  делящего выигрыш Тригана:
-Мою долю не забудь.

…Незадолго до набата Теймур зашёл в шатёр жены, надеясь  провести эту ночь с ней. Несмотря на всё больше и больше наполняющий его душу мрак, отблески света все же иногда пробивались, на мгновение гася поглощающую его черноту. И такими моментами были его встречи с Хайной. Искры былой детской любви не смогли навсегда погаснуть в его всё больше  черствеющем  сердце.
 «У настоящего правителя не может быть слабостей, - говорил Учитель. - Что бы править миром, нужно в первую очередь контролировать свои эмоции. Эмоции - наша слабость. А любовь - это эмоции. Когда-нибудь она погубит тебя и все твои завоевания. Научись контролировать её и ты будешь непобедим».
А она оставалась последней  слабостью в сердце жестокого правителя.
Но был ли он жесток?
И где та грань, которая разделяет справедливое наказание от жестокости?
Хайна. Хайночка…
Зачем ему всё золото мира, если он не может добиться её любви? А, может, и правда, ну её, эту войну? Чем плоха его теперешняя жизнь? А славу на долгие века он уже снискал себе и здесь, объединив многочисленные кланы.  Продвинувшись далеко на юго-запад, со своей армией он ещё думал, насколько прав был учитель, дразня его мировым господством.
Зачем оно, если любимая женщина с укоризной смотрит на него всякий раз, когда он говорит о предстоящих завоеваниях?
Действительно, зачем? 
А, может…
Вернуться в восточные степи?   
А как же его обещания последовавшим за ним воинам?  О  богатстве  и рабах? Не может же он  обмануть их.
И Курдулай….
Верный друг начинает   сомневаться в непоколебимости своего каюма.  Вот и теперь, говоря о необходимости отложить поход, он заметил недовольство, промелькнувшее в его взгляде.
-Ваш напиток, каюм, - слуга поднес Теймуру бокал с бурлящей в нём жидкостью.
Хайна…
Когда-то, взяв её силой, где-то глубоко в душе он ругал себя. Думал, она поймёт его и простит. Но с каждым днём пропасть между ними росла всё шире и шире. Казалось, он больше не обижал её, осыпал подарками и почестями, старался быть нежным и ласковым.
Хайна видела это и в какой-то мере была благодарна, что её саму, и брата, да и всех остальных, ставших верными подданными каюма, окружает наступившая благодать.
Но какой ценой?
Она ещё помнила отсечённую, валяющуюся в пыли голову отца, жестокие казни непокорных кланов, трупы, трупы, трупы на завоёванных и разорённых Теймуром землях. 
Да, их народ стал могущественным.
Но  кому и как пришлось заплатить за это?
Когда родился их сын, женщина надеялась, что хоть он растопит сердце отца и он откажется от своих кровавых планов.
Но она ошибалась.
В тот день, день когда над степью раздался оглушительный крик новорождённого, каюм поднял его высоко на руках и пообещал подарить ему мир.
Весь мир.
…-Хайна!
Теймур, скинув со своего атлетического тела расшитый золотом халат, подошёл к уже спящей на ложе жене и дотронулся до неё рукой.
«Как же она красива»!- подумал он, гладя её жёсткие рыже-чёрные волосы и, убрав прядь с точёной шеи, нежно коснулся её губами.
-Ведь ты не отпустишь их просто так?- Не поворачиваясь к мужу, спросила женщина, открыв глаза.
-Тебя не должно это волновать.
Теймур настойчиво повернул её к себе лицом и заглянул в глаза:
-Я соскучился по тебе.
Его рука, скользя по крепкой точёной ноге, продвигалась выше, задирая тонкую цветастую рубаху.
-Они хотят мира, - продолжила женщина, не отвергая, но и не отвечая на его ласки.
-И получат его. Они слишком просты и ничтожны, что бы тратить на них свои силы.
-Так ты не пойдёшь на них войной?- встрепенулась Хайнна.
-Нет. Я отправлю несколько отрядов. Думаю, этого будет достаточно, - нетерпеливо   ловя сочные губы жены, ответил Теймур.
-Ты сам сказал, что они слабы, - отвернула лицо женщина, – будет ли это великой победой?
-Это будет показателем моей силы, - продолжая настойчиво ласкать её плечи, прошептал каюм. - Думаю, они не будут сопротивляться. И в этом случае останутся живы.
-А если…- начала Хайна, но мужчина нетерпеливо перебил ей:
-Если моим воинам окажут сопротивление, то ты знаешь, что  с ними будет.
Проскользнув руками под цветастую рубаху, Теймур нашёл руками полные груди жены, сжал их  и крепко поцеловал торчащие от возбуждения соски.
-У них, - начало было женщина, но каюм прикрыл её рот своей рукой:
-Перестань. Я пришёл сюда не обсуждать важные вопросы. Я устал и хочу насладиться твоим роскошным телом. Будь сегодня по-ласковее со мной, и, кто знает, может, я буду терпелив к своим новым  подданным.
Сильные руки  страстно, до хруста в костях, обняли маленькое крепкое тело Хайнны.  Горячие губы уткнулись в её пахнущие степью волосы и зашептали в самое ухо:
-Полюби меня снова, как когда-то давно любила меня.
Тугой пресс живота напрягся ещё сильнее, когда мужчина крепкими ногами раздвинул её стройные бёдра  и его, жаждущая освобождения, плоть уткнулась в тёмную норку между цветущих огненными красками холмов.
И Хайна, отбросив всю неприязнь к этому искренне любящему её человеку, нежно обвила его шею руками.

Глава 13
Хлюпая по лужицам воды на нижней палубе, Дохлый медленно пробирался между рядами керамических амфор и бочек. Тонкий фитиль, скрученный из бараньей шерсти,  в маленькой круглой чаше, наполненной китовым жиром, тускло освещал ему дорогу.
Неожиданно с боку послышался слабый шорох и мужчина почувствовал, как невидимое существо слегка коснулось его голой голени.
С омерзением Дохлый отдёрнул  ногу и приложил палец к губам и груди:
-Спаси меня, боги! Опять мыши завелись.
Опустив светильник ниже, он попытался разглядеть их на полу и в этот момент у дальней стены мелькнула большая тёмная тень и скрылась за бочками.
Выпрямившись, моряк поднял фонарь и продолжил осторожно идти вперёд.  Поравнявшись с одной из бочек, он вытащил из неё заклёпку и налил в кувшин красную пенящуюся жидкость, мысленно удивляясь своему недавнему поражению: «И как это он так ловко? А я-то, дурак, думал, сейчас, намылю ему шею. И вот, намылил. Чуть кочупатки мне не вывернули. Э-эх, говорил батька, не лезь на рожон, коли не знаешь» .
Раздавшийся у стены тихий шорох и прерывистое дыхание   заставило его замереть и прислушаться.
Тишина.
-Фу ты, показалось, - выдохнул моряк и продолжил следить за льющимся тонкой струёй вином.
Наполнив кувшин, Дохлый закупорил бочку пробкой и повернул к выходу, но останавился и задумался. А затем огляднулся в сторону проёма и, приподняв кувшин, сделал пару глотков. Удовлетворённо хмыкнув, вытер рот широким рукавом рубахи и, сделав ещё несколько глотков, возвратился к бочке, что бы заполнить кувшин.
И в этот момент у стены за бочками раздаётся тихий присвист, как будто струя воздуха медленно вылетает из мехов.
Моряк замирает и прислушивается.
Красная жидкость из наполнившегося кувшина льётся ему на ноги и Дохлый, очнувшись, материться:
-Да что б тебя! - затыкает отверстие в бочке и снова идёт  в обратную сторону,  но любопытство берёт в верх и он на пол пути останавливается, ставит кувшин на одну из бочек,  возвращается, и, высоко держа светильник, заглядывает в проём между стеной и бочками.
Там что-то тёмное и большое зловонно воняет и, пыхтя, шевелится и громко дышит.
Пытаясь разглядеть копошащееся внизу существо, Дохлый наклоняется ниже и оказывается лицом к лицу с неизвестным чудищем, сверкающим на него огромными белыми глазами.
-А-а-а!- орёт балт,  падает между бочек  на спину  и роняет светильник, осветивший появившуюся и тут же спрятавшуюся над бочками  взлохмаченную морду. Резко подскочив, оглядываясь и спотыкаясь, моряк несётся к выходу, оглушительно визжа:
- А-а-а-а! Нечистый! Нечистый в трюме!

…-Каюм!- полог юрты неожиданно распахнулся  и в неё торопливо вошёл Курдулай.
-Что ещё?- рассерженно закричал Теймур, поворачивая лицо от жены в сторону прервавшего момент его наслаждения военачальника.
-На дальней сторожевой вышке, - приклонил колено тот, -  на северо-западе,  убиты все постовые. С двух из них снята одежда. Кто-то тайком пробрался в наш лагерь. Наверняка, этот кто-то был с послами, прибывшими сегодня к нам.
-И за этих людей ты просила меня?- гневно посмотрев на испуганно выглядывающую из-под покрывала женщину, гаркнул Теймур и, вставая с ложа, посмотрел на воина, - ты знаешь, что делать. А ты, - обратился  он к жене, - лежи здесь и жди меня. Я ещё не закончил. Когда я вернусь, - наклонился он к её губам, - мы продолжим наши игры, - и вышел, на ходу накидывая халат.
Сдвинув  брови в единую линию, Теймур, окружённый плотным кольцом облачённых в блестящие доспехи воинов, размашистым шагом уверенно направился в сторону  гостевой юрты, цепляясь пристальным взглядом  за  строящиеся   ровными  рядами  воинами. Он гордился каждым из них. Гордился их преданностью себе, гордился их верой в него, гордился их верой в грядущие победы.
И гордился собой.
Тем, что он, единственный  сын простого каюма смог создать самую мощную, дисциплинированную и верную своему баши армию.
И вот теперь кто-то посмел нарушить созданный им порядок.
Кто-то…
Цепкий взгляд выловил очень высокую фигуру, тенью промелькнувшую позади строящихся воинов. Он точно не был среди его солдат при последней битве. Тогда он лично прошёл мимо выстроенных сотнями солдат и уж  не мог бы заметить такого великана. Тогда кто-то из новобранцев? Из последнего призыва? Он давно собирался  посмотреть на новичков, но всё как-то не было времени. Но он точно уже видел этого человека. Где же?..
-Теймур, - тихо произнёс Курдулай, положив ладонь на сжимающую свисающую  в ножнах саблю руку друга, - может быть не нужно делать поспешных выводов? 

…Бегущий по палубе с выпученными от страха глазами Дохлый сбил с ног несущего к борту рыбью требуху Тригана  и она вывалилась на совсем недавно  вычищенную  Малышом палубу.
-Да что б тебя, - сокрушённо рявкнул на него  крепыш, видя, как остатки кишок слизкими пятнами растекаются по чистым доскам.
-Нечистый!- заорал Дохлый и, подскользнувшись на ставшей слизкой от требухи палубе, упал на спину, ударившись головой и потеряв  сознание.
Сидящий рядом с ним Триган с омерзением сбросил с себя прилипшие остатки рыбы и, криво посмотрел на сошедшего с ума (а именно так и подумали все, наблюдавшие эту картину) моряка.  Затем со знанием дела приподял, а потом опустил  его руку, которая бессильно упала  на грязный пол:
-Кончился, -  причмокнул Триган и, тяжело вздохнув, встал на ноги, - за борт этого смутьяна.
-И ничего не кончился, - усомнился подошедший Малыш и плеснул на лежащего без сознания мужчину ведром солёной воды.
Тот открыл один глаз, второй:
-Я уже умер? Или мне это только снится?
-Да уж! Умер! Конечно, -  послышалось со всех сторон, - дождёшься от тебя!
-Ты чего это, - заботливо подавая руку спросил Малыш, - орал так? Случилось чего?- и подсунул  чашу холодной поды, поданную одним из балтов.
-Я того, иду, это, - жадно хлебая воду, начал рассказчик, - вижу, а там тень…
Звонкий свист хлыста из рук Боцмана, полоснувшего по спине Дохлого,  заставил его вскрикнуть и замолчать.
-Будешь пить столько, - крикнул он несчастному в самое ухо, -  не такое покажется!
-Да не пил я, видят боги, не пил!- втянув  голову в плечи под нанесённым  над ней  хлыстом, завопил моряк.
-Лады, ври дальше, - разрешил начальник, а Малыш дружески похлопал его по плечу:
-Ну, чего там было -то?
И Дохлый, с опаской посматривая на Боцмана, начал активно жестикулировать:
-Ну, думал, показалось. Дальше иду. А за бочкой слышу, дышит кто.
-Из наших, что ли?- перебивает его Триган, - Али как?- и тут же получает подзатыльник от Боцмана:
-Прикуси болтун.
-Сильно так, громко,-  тем временем продолжает Дохлый.  - Я лампу-то и поднял. А там оно. Чёрное такое, рогатое…
-Нечистый, точно, нечистый, - сплюнул кто-то из толпы, - как есть, он.
-Так, ребята. Не знаю, кто там, нечистый,  али человек какой,- выдохнул Боцман, - но мы должны его поймать. Взяли бугры там, палки. У кого что. И за мной! Но если,- зыркнул он взглядом на Дохлого, - всё это байки твоего перепившего разума…- с этими словами Боцман страшно скривил лицо и поднял здоровенный кулак над головой сежившегося моряка.- Смотри мне! До конца пути будешь в трюме прохлаждаться. Связанный.
Скучающим без особого дела в такую ветреную и славную погоду морякам, когда руки свободны от тяжёлых вёсел, любой кипишь в радость и поэтому они все, вооружившись первыми попавшимися под руку предметами, дружно последовали  за уверенно шагающим к трюму Боцманом, подбадривая друг друга:
-Да! Да, изгоним нечистого! Ага! Если и есть кто в трюме! А нет, так Дохлому мозги промоем. Пошли, братцы! Всё одно! Хоть какая развлекуха.  Давай, давай, вниз!

…Тихо опустился полог юрты  и   Тусуркай  столкнулся лицом к лицу с темноволосой обнажённой женщиной, испуганно сжавшейся при его появлении.
-Тсс,  – приложил   он палец  к губам  и женщина послушно закивала головой.
Иирк огляделся, размышляя, что ему делать дальше и снова угрожающе посмотрел на женщину:
-Прибью, если пикнешь, - прошипел он.
Но женщина, кажется, и не думала кричать.
Напротив, она приподнялась на постели и потянула руку к вороху одежды, лежащей на полу.
Тусуркай, думая, что она хочет взять оружие, замахнулся на неё, но незнакомка испуганно замахала руками, останавливая его и,  быстро схватив одну из просторных цветастых рубах, бросила в его сторону.
«Одевай», - показала она руками на сорочку.
«Я»?- не понял иирк.
Женщина закивала головой.
«А, может, она права?- подумал Тусуркай, примеривая  одежду.- Искать-то мужика будут, а тут- баба. А с чего бы это она?..» - Подозрительно посмотрел он на женщину.
«Давай, давай»!- поторопила тургарка его жестами и иирк, отбросив сомнения, скинул с себя мохнатые штаны и куртку и стал натягивать  сорочку.
Увидев, как его отчаянные попытки влезть в  сорочку, женщина тихо засмеялась.
И действительно, свободно спадающая на женских фигурах,  а теперь слегка затрещав,  рубаха плотно обтянула крепкое мужское тело.
Тусуркай разочарованно посмотрел на себя.  Ну, красавец!  Широкие плечи, обтянутые шёлковой тканью, выпирали под ней мускулистыми буграми. Глубокий вырез открывал густо-волосатую ( ну точно, совсем не женскую) грудь, а из-под коротких рукавов свисали большие кулаки, покрытые на пальцах рыжеватым пушком.   «Да,  наши бы увидели, животы надорвали. Мужик в бабьем платье. Смех!»-  Подумал мужчина и,  подняв глаза на тихо смеющуюся себе в кулачок девушку, огляделся вокруг.
 Срам-то какой! Чем бы это прикрыться?  В таком виде его уж точно сцапают. И к гадалке ходить не надо.
Женщина,  тем временем, немного подумав,  бросила ему огромную меховую накидку, закутавшись в которую,  иирк скрыл за пушистым мехом коренастую, обтянутую сорочкой фигуру и, слегка кивнув ей,  направился к выходу.
«Постой»!- жестом остановила его женщина и, выпрыгнув из постели, быстро, не стесняясь своей наготы, накинула на себя соболью шубу.

Глава 14
По тёмному трюму, освещённые одним только фонарём, согнувшись, кралась толпа балтов во главе с Боцманом.
Среди них шёл и  Малыш, держа наготове пустой мешок.
Раздавшийся сбоку шорох заставил мужчин остановиться и одновременно повернуть головы в одну сторону.
-Там, - тихо прошептал Боцман и указал  в сторону тёмной стены:
-Ты, - кивнул он Дохлому, - слева заходи,  ещё кого с собой бери,  а вы, двое, с права. Малыш, наготове будь, держи мешок шире. Ну, пошли, братцы. Только тсс!
Балты, разделившись на группы, полукольцом пригнувшись пошли   на  стену, у которой слышилось злобное ворчание.
-Сердится, гад, - пробормотал кто - то из  моряков.
-Видно, беду чует.
-Ну, сейчас мы его!
Подойдя почти вплотную к стене, Боцман взмахнул фонарём и тихо приказал:
-Давай! Дружно!  Навались!
И все с громкими криками кинулись за бочку. Кто-то в суматохе толкнул  Боцмана, тот уронилт фонарь и в наступившей темноте послышались только грохот падения, топот, дикие завывания неизвестного существа и крики людей:
-Лови!
-Держи его!
-Хватай! Хватай! Бей!
-Да не меня, придурок!
-Всё, поймал!
-В мешок его.
-В мешок!
-Ёкмакарёк, масло разлил!
-Да что б тебя!
Нащупав фонарь Боцман зажёг его и свет фитиля осветил довольные, измазанные маслом и  мукой из одного из разорванных мешком,  рожы и скалившего   кривые зубы Малыша,  сидящего на расползающемся под его задом масляном пятне и  торжественно держащего дёргающийся мешок, в котором раздавалось злобное шипение.
-Какой-то он маленький, - разочаровался один из балтов, почесывая разодранный до крови бок, сверкающий из-под разорванной рубахи.

…После того, как в её юрте появился этот чужестранец, Хайна  сразу же поняла, кто он и что с ним будет, если его поймают. И то, что он оказался именно в её юрте, был знак свыше. Ни капли не сомневаясь, она быстро приняла решение.
Быстро полоснув кинжалом по стене юрты, она на пальцах показала мужчине затаиться и ждать, а сама, выйдя  на улицу,   закричала на стоящему у её входа воину:
-И чего ты стоишь здесь, дурак?  Кто-то пытался проникнуть в мою юрту с обратной стороны.  Ты что, забыл, кто я и что головой отвечаешь за мою безопасность?
Опешивший от такого напора от никогда даже не повышающей на него голос  ханум – баши,  воин засуетился.
-Пойдём со мной, - оглянувшись, женщина завела его   в юрту и показала на длинный разрез в стене юрты, - видишь?
Показывая жестами Тусуркаю на выход, она, продолжая ругать оторопевшего воина,  вытолкнула его через дыру на улицу, а сама вышла к иирку и, взяв его за руку, повела через  снующих туда- сюда тургаров.
-Ищите везде!- приказал группе воинов один из командиров и наклонил голову, видя проходящую мимо него ханум-баши.
Быстро передвигаясь мимо юрт, беглецы вышли к окраине лагеря. Там, озираясь по сторонам,  по периметру с  расстоянием в  несколько метров стояли готовые схватить любого, кто тут появится, воины.
-Тсс, - прижала Хайна палец к губам и указала мужчине плотнее натянуть на лицо платок.
Подойдя к воинам, девушка сделала серьёзное лицо и властно приказала:
-Коня мне и … моей рабыне. Гулять хочу.
И, лихо вскочив на подведённую ей лошадь, указала Тусуркаю на другую.
«Вот так баба»!- восхищённо подумал тургарин, помогая запутавшемуся в одеждах иирку забраться на коня и попытался ущипнуть его за крепкую задницу.
Охотник,  еле сдерживаясь от негодования,  ударил его по руке и, задрав юбку и показав изумлённому воину крепкие икры явно не женских ног, пришпорил лошадь.
«Красотка!  - подумал тургарин, провожая взглядом  скрывающиеся в ночи фигуры. - Такая как приласкает, так век не забудешь!  Надо найти её после».
Скрывшись  за недалёкими холмами, скрывающими их от глаз тургар,  Хайна повернулась к Тусуркаю:
-Тебе туда, – неожиданно сказала она на северном языке и указала рукой  в противоположную горящим в степи кострам сторону.
-Ты говоришь по-нашенски?- удивился мужчина, на что девушка удивительно просто ответила:
-Ваши купцы бывали у нас, -  и, помолчав немного, добавила, - а ещё… рабы. Много рабов. Они строят корабли на восточном море.
-Поедем со мной. Тебя ведь не пощадят, если узнают, - протянул ей руку иирк.
-Нет, - покачала головой девушка, - никто не узнает. А если и узнают, не посмеют сказать.
Действительно, что будет ей, матери наследника великого каюма? Никто не заподозрит её, а если и так, то кто посмеет сказать Теймуру, что  его жена спасла лазутчика? Конечно, он не простит её. Но и тому, кто донесёт, придётся не сладко.
-Что ж, воля твоя. Спасибо тебе, - и Тусуркай, наклонив голову и приложив руку к сердцу,   пришпорил коня.
Всматриваясь в удаляющуюся в темноте литую фигуру, женщина повернула  своего коня обратно, но вдруг остановилась и, обернувшись, приложила ладони  трубочкой к своим губам и прокричала в след  своему тайному гостю:
-Не верь каюму! Он убьёт ваших мужчин, детей принесёт в жертву, а женщин превратит в рабынь!
И,  наблюдая,  как фигура воина на резвом скакуне  исчезает  на медленно выползающем на тёмном горизонте солнце,  тихо добавила:
-Если вдруг кто-то  не остановит его.
Ни она, ни скрывшийся в темноте иирк не видели, как еле заметная на укутанной ночью степи тень человека вытянула в броске руку и сверкающая сталь просвистела, разрезая ночной воздух.

…С воинственным видом, довольные лёгкой победой,  моряки выходили из тёмного трюма на свет, дружески похлопывая Малыша, бросающего мешок на палубу.
-Ну, открывай, - подошёл  к нему Боцман и обратился к остальным:
-Эй, держите крюки наготове! Если что, по морде его!
В мешке что-то продолжало шевелиться и шипеть и Малыш со всей силы пнул его.
В ответ раздаётся неожиданно жалобный вой и мешок замер.
-Больно!
-Боится!
-Значит, не так страшен, как думали, - раздаются вокруг одобрительные возгласы.
-А, может, ну его? Прям так,  за борт?-  осторожно предполагает молоденький юнга и все дружно поворачивают к нему головы с неодобрительным выражением лица.
-Да я так, просто, - отошёл назад паренёк. - Но вы не думайте  я,  как все.
Все снова отвели от него взгляд и, затаив дыхание,  переключились на развязывающего мешок Малыша.
-Ну, чего там?- нетерпеливо спросил Дохлый.
Закатив глаза, крепыш всунул в мешок руку и, довольно улыбнувшись, что-то медленно потащил наружу.
Ещё чуть –чуть.
Все вытянули любопытные шеи и открыли рты.
Ещё…
В руку Малыша клок отличной овечьей шерсти.
-Не понял…- разочарованно протянул кто-то.
-Вот зараза! Шерстью обернулся!
-Да не, видишь, там ещё чего-то.
Малыш отбросил в сторону ненужную находку и уже более уверенно засунул руку в мешок.
Вскоре на свет появился один конец толстой скрученной из нескольких нитей, верёвки.
-У-у-у-у!- зашумели люди и Малыш быстро начал вытягивать её, пока над палубой на появился другой её конец.
В мешке тем временем  что-то снова  зашевелилось.
Толпа выдохнула и слегка отступила назад.
Малыш огляделся на всех,  уверенно засунул руку внутрь и тут же, заорав, выдернул её:
-Да что б тебя!- оглядел он свои разодранные до крови пальцы и отшвырнул мешок ногой:
-Да ну его! Сами вытаскивайте!
-Точно, нечистый!
-Зубастый, гад! 
-Может, правда, за борт, а?
-Тсс, смотрите.
Неподвижно лежащий до этого мешок вдруг стал медленно отползать в сторону и все, переглянувшись, толпой, осторожно передвигаясь на цыпочках, держа наготове бугры,  палки и другие предметы нападения, двинулись за ним.
Мешок остановился.
Остановилась и толпа возбуждённых мужчин.
Мешок снова пополз и тут Боцман, растолкав моряков, звонко ударил  по нему кнутом.
Мешок взвизгнул, подскочил и опрометью побежал  к борту, наскочил  на него, повернул  и побежал  в другую сторону по палубе.
-За ним!- подняв кнут, заорал  Боцман и разъярённая толпа понеслась  за удирающим мешком.
-Лови! Держи! Бей его, гада!
 И перевозбуждённые моряки начали изо всей силы колотить, стараясь попасть в прыгающий и визжащий мешок. 
А тот вдруг высоко подскочил  и…
Из мешка с диким воплем на палубу плюхнулся огромный рыжий взлохмаченный кот и  со всей прыти пронёсся по палубе, поджав пушистый хвост.  Мужики   застывшим от изумления взглядом  проводили котяру  и задрали головы вверх, наблюдая, как тот  взбирается на самую верхушку мачты и, злобно рыча, сверкает на них испуганными глазами.
-Кот, - разочарованно  произнёс один из балтов.
-Кот, - усмехаясь, повторил другой и всех охватил безумный смех.
Сотрясаемые от всплеска эмоций, моряки дико заржали,   толкая друг друга и побросав бесполезное теперь оружие.
-Нечистый! Ну,  точно нечистый! Только рыжий!- Слышилось сквозь смех.
-Эй, Дохлый, а рога-то у него где?
-Откуда он взялся? 
-Да в белокаменном залез.
-Точно там, больше негде. Рыбу почуял и залез!
-Надо бы его достать! А то ненароком парус порвёт, тогда точно веселья не оберёмся.
И все, усмехаясь в сторону смутившегося Дохлого, стали медленно расходиться по своим местам, а Малыш зло пнул в его сторону пустой мешок и неоднозначно покрутил пальцем у виска. Боцман же, тихо подхохатывая, прошёл мимо и, похлопав по плечу, нравоучительно произнёс:
-Говорил же, пить меньше надо, и не такое покажется. Давай, ступай в трюм, приберись там. И учти, весь попорченный товар из твоего жалования вычтем. Вот так-то, - и, продолжая усмехаться, пошёл в сторону капитанской каюты.- Это ж надо, нечистый ему, мать его за ногу!..
-Вот,  влип, - сокрушённо произнёс парень и, плюнув под ноги, тихо поклялся сам себе, - всё, больше ни капли, - и вдруг задумался: «А может…  Да нет. Не кот это был, точно, не кот. Но тогда кто же?»
-Да, жёсткий котяра, – перебил его мысли подошедший Малыш, - Смотри, в другой раз кого увидишь, присмотрись, может окорок из бочки выскочит! Вяленый.  Хоть мяса нажрёмся!

Глава 15
Разноцветными красками раскрасила осень цепляющуюся из последних сил за ветки деревьев листву. Ещё жаркое, но уже теряющее свою яркость солнце бросало ласковые лучи сквозь верхушки не меняющих свой окрас елей. Кроваво-красные капли спелых ягод крупными бусинами украшали зелёный ковёр, покрывающий редеющим полотном   начавшую остывать землю.
Молодая лань рыжим пятном мелькнула среди деревьев и скрылась в лесной чаще.
Следом за ней, осторожно ступая, безшумно  передвигался  волк. За ветками можно было   разглядеть его мелькающую среди пожелтевшей листвы шкуру и оскаленную злобой пасть.
Увидев мирно жующую среди деревьев последнюю зелень добычу, хищник, плотнее припав к земле, осторожно отполз  назад, выжидая наиболее удачный момент для нападения. А та, словно почувствовав что-то, на мгновенье замерла, грациозно повернув  шею в сторону  опасности и, поведя ухом, внимательно осмотрелась.
Зверь замер, сильнее прижав морду к лапам и  лань, убедившись в своей безопасности, продолжила   трапезу.
Но  в этот момент волк, неожиданно приподнявшись на задние лапы,  резко выбросил  переднюю кисть  вперёд и мелькнувшее на солнце лезвие, тихо засвистев, разрезало укутанный осенними запахами воздух  и по самую рукоять впилось    в шею лесной красавицы.
Алое пятно багровым пламенем расползлось по рыжей шкуре и коричнево-чёрный глаз с наползающей слезой покосился, словно спрашивая,  на медленно приближающегося убийцу: «За что!?» - и навсегда закрылся, моргнув длинными ресницами.
На задних лапах волк приблизился к  ней и, присев на колени, откинул голову назад.
Под мордой зверя, отбросив копну чёрных волос, открылось невозмутимое лицо Кайры.
Точным движением руки она, ухватив рукоятку ножа, уверенно провела по горлу своей жертвы и откинула голову в сторону. Освободившаяся из тела волна алой жидкости мощным фонтаном окрасила подмятую траву и исчезла в жадной до влаги земле.
Туго связав  задние копыта лани прочной верёвкой и, перекинув другой её конец на заранее приглянувшийся крепкий сук близлежащего дерева,  Кайра подтянула сочную тушу к верху и закрепила её.
Остатки крови тонкой струйкой полились из некогда дышащего жизнью тела, а девушка, как ни в чём не бывало, села на землю рядом и, вытерев нож о штаны, принялась точить его лезвие о точило, вынутое из кожаной сумы, висящей за спиной.
«Зачем он привёл её?-думала женщина.-Худая, бледная, будто поганка. Глазища выпучены, словно у рыбины. Что в ней такого, чего нет у меня? Ведь любил же меня? Жарко, страстно любил, до изнеможения…» задумавшись, Кайра прекратила работу и вспомнила их с Ратибором игрища на меховом ложе. Потные, горячие тела, переплетающиеся в неистовой схватке друг с другом, крепкие поцелуи, сильные руки…
-Улетай, голубка, в родные края, - раздалось где-то далеко среди деревьев еле слышимое пение девичьего голоса  и Кайра, прислушавшись, вытянулась ему навстречу, как тугая струна её лука.
-Донеси, голубка, весточку мою, - переливался голос чистыми звуками и охотница, всунув нож в ножны, уверенно встала и, отряхнувшись, быстро направилась в его сторону.
-Туда, где колышаться пшеничные поля, туда, где у околицы мамка ждёт меня, - приближалось пение,  и вскоре Кайра вышла к лесному озеру у отвесной скалы, гремящему холодными струями ниспадающего водопада.
Там,  в студёной воде, с наслаждением плескалась Йорка.
Замерев от неожиданно привалившей ей удачи,  Кайра прячется за дерево и с интересом наблюдает.
Славличанка с головой нырнула в прозрачную воду и через мгновенье копна золотых волос радужным блеском разбросала миллиарды бриллиантовых капель, разлетевшихся в разные стороны. Тонкие руки с наслаждением потянулись вверх и упругое тело появилось из воды, вытянувшись в грациозную дугу. Встряхнув головой, девушка  снова нырнула, под самые струи водопада и скрылась в  его бурлящем ниспадающем потоке.
Кайра осторожно выглянула из-за деревьев и огляделась.
Никого.
Значит, она здесь одна?
Это шанс. Может быть, единственный.
И женщина осторожно вытащила  нож.
Йорка,  тем временем, встряхнув головой, чинно вышла из воды, виляя округлыми бёдрами и, стряхивая ладонями с удивительно стройного тела  остатки воды, мягко ступая по каменистому берегу, подошла к аккуратно сложенной одежде и с наслаждением потянулась.
Прищурив один глаз, Кайра, крепко сжимая рукоять,  тщательно прицелилась: «Ну, теперь - то тебе не уйти. Никто ещё не убегал от Кайры- охотницы живым», - злорадно подумала она и вытянула руку в броске.
Как тугая струна лука, выгнулось в изящном изгибе  тонкое тело славличанки,  и даже так ненавидящая её охотница на мгновенье залюбовалась этой чуждой её племени красотой.
Но в этот момент раздавшийся среди кустов шорох, заставил Йорку резко повернутся и, быстро наклонившись, собрать вещи в охапку. И этого мгновения хватило, что бы спасти тонкую шею с пульсирующей веной от летящего в её сторону острого металла.
Брошенное мгновенье назад лезвие пронеслось как раз над   головой девушки, срезав несколько золотых волосинок, и вонзилось   между  ветвей стоящего позади неё дерева.
Повернув голову, славличанка встретилась с выходящей из-за деревьев Кайрой и, видя её враждебность, отступила назад, испуганно прижав одежду к груди и озираясь по сторонам в поисках помощи.
-Зря смотришь, - нагло ухмыльнулась охотница, небрежно подходя ближе, - никого нет. Ну, кроме меня и тебя, разумеется. Но ничего, сейчас мы это исправим.
-Что тебе нужно? Я же ничего тебе не сделала!
-Ничего? Ты что, издеваешься? – удивлённо усмехнулась Кайра, подойдя почти в плотную к испуганной девушке:
-Да ты, сучка, украла у меня мужчину! У меня! Кайры!
-Прости, я не хотела, - запинаясь, попыталась оправдаться Йорка и под натиском соперница спиной зашла в воду.
-Ну конечно, а я и не виню тебя, - развела руками иирчанка, - это всё он. Но, не виляй ты так постыдно своим круглым задом и, - замолкла на мгновенье она, не зная, как бы ещё оскорбить девушку, -  своими…  - возбуждённо помахала она руками перед лицом Йорки, - он бы так и остался со мной!
С этими словами Кайра сильно толкнула девушку в воду и та упала  спиной на гладкие, покрытые водой камни.
А охотница, сев на неё верхом, попыталась схватить её слабо сопротивляющиеся руки, злобно цедила сквозь зубы:
-Но ничего. Как я уже сказала, мы это исправим. Ты же убегала уже? И почему волки тогда не загрызли тебя? Сейчас тебе не удастся вывернуться. Никому ещё не удавалось сбежать от Кайры - охотницы. Расслабься же, я обещаю, больно не будет.
С лёгкостью преодолев сопротивление Йорки,  женщине  удаётся скрутить  её  руки  и подмять под себя. Всем телом навалившись она  на бедную девушку, она погрузила   лицо соперницы в холодную, прозрачную воду, безучастно наблюдая, как со дна на неё умоляюще смотрели  два огромных, сливающиеся с озёрной голубизной глаза и кривились, пытаясь поймать крохи живительного воздуха, синеющие губы.
«Не такая уж ты и красавица»,- злорадно подумала Кайра, сильнее надавливая на её грудь.

…Яркие языки пламени в каменном очаге осветили просторную юрту, выложенную цветастыми коврами и подушками, на которых вальяжно валялись довольные успешно выполненной миссией послы и рвали руками жареное мяса, обильно покрывающее золотые подносы. Струйки жирного сока стекали по их толстыми, покрытыми перстнями пальцами и по чмокающим то ли от гастрономического, то ли от визуального оргазма  губам, скрываясь в пышных бородах и усах.
Наблюдая, как три полуголые танцовщицы развратно крутят округлыми формами, скрытыми под полосками прозрачной ткани и трясут  упругими голыми грудями с одетыми на соски массивными золотыми кольцами, Ратмир медленно облизывал длинным, покрытым белым налётом языком жирные губы и почесывал пальцами между ног.
-А, всё - таки,  он не так плох, как говорят, - вытирая руки о подол, подвёл итог вечеру самый старший из них, Улушай и, подложив руки под голову, прилёг на спину, наслаждаясь неистовым танцем восточных красавиц.
-Да, барашек что надо, - потянулся к подносу Ратмир, выбирая кусок по-лучше.
-Да я о каюме, дурень, - засмеялся старшой и бросил обсосанную кость лежащей у его ног собаке, - Теймур, говорю, ничего так. Падкий до золота. С  таким  можно дела делать.
-Только почто  его так бояться? – спросил Ратимир, обведя женщин проницательным взглядом,   остановил его на приблизившейся к нему почти в плотную яркой танцовщице с пышной,  выпирающей из под тонкой полоски одежды грудью.
Да, действительно, что-то здесь не так. Просто как-то всё. Пришли, надарили безделушек, он и обрадовался? Как мальчишка?
Ратимир потянулся губами к торчащему перед его лицом возбуждённому соску развратной  танцовщицы и, укусив его, губами потянул к себе.  Захихикавшая  девушка взяла своей рукой свободную грудь и пошлёпала ею по лицу  опешившего от её наглости иссида:
-Мальчишка он ещё, - оттолкнул он женщину и, скрывая выпирающее под его животом возбуждение, начал  копаться руками  в кусках жирного мяса. -  Глупый и жадный.
Молчавший до этого Зигфульд смочил руки в поданной ему чаше с водой и поманил к себе одну из девушек:
-Ну-ка, милая, поди сюда!
Девушка перестала танцевать и,  легко, на цыпочках подбежала к позвавшему её иссиду.  Усевшись у его ног, она стянула с них обувку и мягкими, массирующими движениями принялась тереть его костлявые, покрытые редкими белобрысыми кольцами волос ноги.
-У, - выдохнул тот, - хорошо-то как! Надо наших баб такому же научить.
-Я вот так думаю, - сквозь дрему начал Улушай, - никуда он не пойдёт. Зачем ему? Если мы сами пришли, обещали ежегодную дань? Будет сидеть себе со своими бабами и барыши считать. А мы тем временем укрепимся как следует, подготовимся, и-на тебе! Просто так уже и не возьмёшь, -и с этими словами, он, подмяв под себя пару подушек,  широко зевнул и звучно засопел, высоко поднимая широкую грудь.
Тихонько хихикая от эффекта, наступившего у Зигфульда от её прикосновений,  девушка быстро пробиралась тонкими пальчиками выше по икрам ног к   бёдрам  мужчины, застенчиво улыбаясь и моргая мохнатыми ресницами.
-А ну-ка,-  встал тот с ковра ,- пойдём, -  и, взяв девушку за руку и повёл её в дальний угол.
Проводив его взглядом, Ратимир, закончив обсасывать очередную кость, поманил к себе танцовщицу с пышными формами и развязал  ворот рубахи. Быстро поняв его намерения, девушка   уселась к нему на колени, обвила шею одной рукой, а другой нежно коснулась волосатой груди и помассировала её крепкими пальцами.
-О-о-о!- застонал Ратимир и в предчувствии наслаждения закрыл глаза.
Умелые женские руки быстро стянули с него рубашку и  массирующими движениями начали поглаживать обвисшую грудь и выпуклый живот посла.
Посмотрев  на спящего   у стены Улушая, оставшаяся без мужчины девушка смело подошла к подруге, ублажающей Ратимира, и, присев у его ног, медленно стянула мохнатые штаны, обнажив тонкие белые ноги и торчащее между ними среди бурых колец волос достоинство. Затем что-то шепнула на ухо подруге и та, подняв юбку, взгромоздилась на мужчину и плавно задвигала бёдрами.
Неожиданно полог юрты откинулся и сам каюм- баши с гневным видом вошёл в юрту, пиная попавшегося ему под ноги грызущего кость пса. Тот обиженно заскулил и, поджав хвост, метнулся  к стене, тоскливо глазея на оставленные посреди юрты объедки с лохмотьями мяса и облизывая мокрый нос длинным шершавым языком.
Тут же прервавшие любовные утехи девушки быстро поднялись со своих мест и, стыдливо прикрываясь руками,  пробежали мимо каюм-баши  и сопровождающих его воинов.
-Что? Что случилось?- натягивая штаны, спросил, озираясь  по сторонам  Ратимир.
 Ничего не отвечая, каюм молча стоял, гневно дыша и раздувая тонкие ноздри. Ещё совсем недавно такой, казалось, добрый и ласковый правитель превратился в разгневанного зверя, готового разорвать любого приблизившегося к ним человека.
Тяжело дыша, он скрипел зубами и сверкал из - под чёрных бровей гневным  взглядом, так не сочетающимся с голубизной его глаз, наблюдая за  суматошными движениями ошарашенных такой переменой чужестранцев, в торопях прикрывающих свои обрюзгшие тела.
-Взять их! -  вытянул Теймур  в сторону испуганных такой переменой послов палец с огромным серебряным перстнем.
И тут же стражники, словно сорвавшиеся с цепи псы, утомлённые долгим ожиданием свободы, ринулись на беззащитных людей, заламывая им руки и скручивая верёвками вдоль сверкающих через разорванные рубахи белизной туловища.
-Да что такое?- пытался сопротивляться Улушай, выдёргиваясь  из цепких рук стражников, отчего одежда его ещё сильнее трещала по швам и раздиралась в клочья.
-Я принял вас в своём доме.  А вы, - глаза каюма сверкнули неземным блеском, - заслали  лазутчиков?
Крепко связав полуголых послов по ногам и рукам, тургары потащили их к выходу, собирая их босыми пятками разбросанные по ковру остатки одежды.
-Лазутчиков?- не понимали послы, вертя головами по сторонам и тщётно пытаясь ухватиться кистями рук за край ковра. - Мы никого не …
Сильный удар рукоятью меча по голове  подошедшего со спины воина   вырубил Улушая и он, распластав руки, уткнулся лицом в мягкий ворс ковра.
Подошедший к нему Теймур пнул неподвижное тело посла и сверкнул горящими от  злобы глазами на притихших исидов:
-Вы познали моё гостеприимство. Теперь насладитесь моим гневом. Думаю, вы не сильно разочаруетесь.

Глава 16
По  трюму в сторону дальнего, самого тёмного угла,  прихрамывая,  шёл спустившийся с мачты избитый кот. Ярко-красный след  запекшейся крови на его спине,  смешавшийся с рыжестью мохнатой шкуркой, напоминал о перенесённых побоях и  жалобно мурлыча, котяра потёрся боком о лежащего на влажном полу измождённого Немого, а затем,  забравшись на его грудь принялся зализывать кровоточащую рану.
 -Что, досталось тебе за меня?- еле слышно спросил мужчина и слабо потрепал животное по склоченной шерсти.
В ответ кот благодарно мурлыкнул  и лизнул костлявую руку, а Немой закрыл глаза.
Детские воспоминания с новой силой нахлынули на  него  и он, впав в беспамятство, увидел проплывающие над ним голубые облака, берёзовые рощи и  пышные булки свежеиспечённого хлеба.  Вдыхая несуществующий запах, Немой  откинул голову назад,  и  темнота на мгновенье накрыла его. Морщинистые руки с длинными когтями  схватили его за плечи и два горящих глаза в упор посмотрели из темноты.
-Никому не скажеш-ш-ш-ш, - прошипел голос,  и маленького мальчика укутала зловещая тишина с то и дело появляющимися обрывками звуков.
Топот бегущих ног.
Протяжный вой одинокого волка.
     Хруст ветки.
     Топот.
         Пара мигнувших желтизной глаз.
         Всплеск воды.
         Тишина.
Крепкие руки поднимают  его и куда-то  несут.
- Славный малыш. Можно хорошо за него выручить.
Мальчик слегка приоткрыл закатывающиеся глаза.
Яркий солнечный луч ударил ему прямо в лицо.
Небо. Плывущие облака. Зелёные верхушки елей…
Белки глаз медленно закатились,  и бессильные веки, накрывшись тяжёлым свинцом,  опустились, проваливая  память в кромешную темноту.

…Вернувшись к своей  юрте, Каюм-баши увидел распластавшегося у её входа стражника.
Острая игла больно кольнула его холодное  сердце и странное предчувствие беды наполнило его нутро.
-Говори, - вмиг пересохшим горлом тихо приказал Теймур.
-Я только на миг отошёл, - запинаясь, не отрывая тело от земли,  забормотал воин,  - а её уже нет. С рабыней ушла, в степь, сказали  часовые.   С какой такой рабыней, спрашиваю.  Ну,  говорят, высокая такая, здоровая. А я что - то и не припомню такую.
-Короче говори, - замирающим от странного предчувствия голосом прошептал  каюм и пнул ногой  в живот лежащего тургара.
- Ну,  я следом. Вижу, да, на конях, двое. Далече уже, еле видать. Ну, я   и   догонять. Мол, как же, без охраны -то? А тут она и лежит.
-Лежит?- не понял Теймур, но внутренний голос уже шептал ему ответ на этот вопрос и он застывшими глазами посмотрел на распластавшегося у его ног воина: «Лежит? Кто...»- и, перешагнув через распростёртого на земле воина,  подошёл к юрте и дрожащей рукой откинул полог.
-Ну, она, Ханым-баши, - еле слышно ответил ему в спину стражник и, уткнувшись  лицом в пыль, застонал, -  виноват я, каюм, не углядел. Любую кару приму.

…Услышав набат, Хасан, нахмурив брови над своим единственным глазом, исподлобья бросая гневные взгляды на мельчешащих вокруг тургар,  немой тенью  шёл к главной юрте. Подгоняемый единственной мыслью о кровной месте, он, не услышав брошенного нечаянно задетым им воином недовольного окрика в свою сторону,  продолжал идти к намеченной цели.
Он не знает ещё, как это сделает, но был твёрдо уверен в своём решении.
Да, сейчас самое время. Хасан догадался, что  в лагерь пробрался кто-то чужой и сначала подумал, что ищут именно его. Но, поняв, что никто не обращает на него никакого внимания,  успокоился и продолжил реализовывать свой план.  Отмечая слаженность солдат, мужчина, гневя самого себя за это, всё таки признавал, что Теймур достаточно хороший правитель. Сумев объединить коганы, он смог организовать их структуру  и навести в них порядок, какого давно уже не было. Даже сейчас, когда что-то случилось, не наблюдалось никакой суматохи, всё было чётко и слаженно, каждый знал, куда ему идти и что делать.
Наблюдая, как матери быстро уносят своих детей в юрты, Хасан вспомнил своих малюток. Их хрупкие тельца, распластавшиеся на ярком покрывале, укрывшем каменное ложе. Бурые пятна, причудливыми цветами ресползающиеся по серым рубахам…
Да, он принял тогда единственное правильное  решение. Что  могло ждать их после поражения?
Хасан вспомнил    долину. Сколько лет прошло, а долгими бессонными ночами его всё ещё продолжали мучить истошные крики обезумевших матерей и плач испуганных ребятишек, трепещущей кучкой сгрудившихся среди покрывающей долину зелени.
И  дикий вопль. Вопль человека, сумевшего сотворить такое.
Человека?
А человека ли?
Разве имеет право ОН называть себя человеком?
-Смотри, куда прёшь!- хриплый окрик прервал воспоминания Хасана и он,  пробурчав что-то невнятное,  отступил   от сверлящего его взглядом воина и, прибавив шагу,  пошёл  в сторону краснеющей чуть дальше  юрты.

…На цветастом покрывале лежала Хайна.
В своей любимой изумрудной рубахе…
Такая  тихая.
Лёгкая улыбка застыла на её сочных губах.
Длинные чёрные ресницы, кажется, сейчас взмахнут   и откроют небесно-голубые глаза. «Спит.  Испугал кто? Узнаю, кто, убью, задушу своими руками», - облегчённо подумал Теймур и,  тихо подойдя, присел рядом и взял её за руку.
Мертвенный холод обдал его горячую ладонь и мужчина,  испуганно отдёрнув  пальцы,   посмотрел на любимую.
Только сейчас, вблизи, он увидел расползшееся мокрое пятно на её груди, распустившееся алым цветком  на   шёлковой рубахе.
Что?
Нет!
Это просто разлитое вино!
Трепещущей рукой каюм потянулся к нему и на мгновенье так и замер с поднятой рукой, понимая и, в то же время,  не желая принимать страшную  правду.
Нет.
Сейчас она откроет глаза.
Сядет.
Покорно посмотрит на него.
Покорно…
Столько лет прошло?
Почему она до сих пор не смогла простить и полюбить его?
Ведь он так много сделал. Вся степь была в его власти.  И даже народ, так презирающий его в начале пути, теперь уважал и боготворил его.
Нет, конечно, и боялся тоже. Боялся его строгости и правосудия…
Но как же без этого?
Разве мог он достигнуть всего этого, не держа руку крепким кулаком?
Только так, жёстко поддерживая налаженный порядок, можно сохранить власть.
Он сдержал своё слово, данное степнякам.
Ни одного из них он не покарал просто так, ради мести или забавы.
Все, казнённые им, этого заслуживали: кто за трусость, кто за бесчинство к соплеменникам, кто за воровство…
Но, с другой стороны, и награды для лучших из его когана, были достойными. Если ты хороший воин, то ждут тебя чины и богатство.
Да, в начале пути ему пришлось пожертвовать многими достойными людьми. Но все они были, так или иначе,  против него самого и против его планов. И народ в то время был на их стороне. Разве мог он позволить тем ничтожным в своей власти людишкам отнять у него мечту?
Хайна.
Теймур понимал, что всё, что удерживало её около него, это сначала была любовь к матери и брату, а потом, после того, как старуха умерла, а Алгаш вступил в ряды его воинов, их сын.
Пусть он и не был плодом их любви, но она выносила его под своей грудью и, как и любая женщина, любила своё чадо не меньше, чем отец.
И он, их сын, любил мать не меньше, чем своего отца.
-Мама?
Тоненький детский голосок за спиной Теймура прервал его размышления.
Сын…
Узнав, что Хайна беременна, он сомневался, что может быть отцом этому ребёнку. Кто знает, не сумел ли этот пройдоха Куяш обойти его? Но, только лишь взглянув в  глаза новорожденного,   вынесённого к нему на мягком покрывале, все терзающие его душу сомнения улетучились.
Да, это его глаза!
Это его сын!
Его наследник!
Его кровь и плоть…
-Мама? Ты спишь?– спросил малыш, хлопая тёмными ресницами и Каюм, повернувшись к нему, взял его за руку.
-Да, сынок, мама спит, - тихо ответил он, скрывая предательски накатывающуюся на глаза слезу.
Наклонившись над Хайной, он бережно снял с её шеи ожерелье и протянул сыну янтарный кулон с застывшим в нём паучком:
-Мама уснула  и сон унёс её  в далёкие степи, - грустно улыбнувшись, прошептал мужчина. - Но она по-прежнему любит тебя и капелька её души, спрятанная в этом камне, будет всегда рядом с тобой.
Зажав в кулачке мальчика кулон, Темур ещё раз крепко обнял его, вытирая скатившуюся слезу о его жёсткие, такие же, как у матери, и завивающиеся на кончиках, как у него самого, волосы и кивнул стражнику, который тот час же взял маленького каюма за руку и вывел из юрты.
Выпрямившись, Теймур-баши глубоко вздохнул, прикоснулся губами к   похолодевшим губам любимой и,  дотронувшись унизанной кольцами рукой до её груди,    почувствовал  на своих пальцах вязкую, так хорошо знакомую ему  слизь.

…Освещаемый тусклым светом лампады,   Дохлый,  недовольно бурча себе под нос,  аккуратно расставляет    разбросанные  по трюму тюки и  бочки, бурча себе под нос:
-То - же мне, нашли мальчика на побегушках! Дохлый, туда, Дохлый,  сюда! Сделай то, сделай это! Затем, что ли,  в море пошёл? Рыбачил бы себе да рыбачил. Думал, вот, в разных странах побываю, диковинки всякие посмотрю…
Вздохнув, он присел на край деревянного короба и, поставив перед собой амфору с изображёнными на ней обнажёнными девами, продолжил вещать:
-А на деле что? На берег сойти и то путём не дали. Говорят,  молод ещё, опыта нет. Да и драчливый.  Натворю что,  потом расхлёбывай. А я что? Я мирный! Меня не тронь и я не буду.
Задумываясь, он с силой сжимает жилистые руки и смотрит на них:
-И этот, то - же мне, устроил  петушиные бои  всем на смех. Я то что, думал, по всем правилам, как на большом базаре. А это что? Поржать,  да и только!  Э-эх, - вздохнул он, - кулаки чешутся. Подраться бы! Что б по-настоящему, по-мужски. Да не с кем. Боцман узнает, семь шкур спустит.
Услышав тихий шорох у стены, мужчина замолк  и тут же, погрозив в сторону пальцем, придав лицу серьёзное выражение, предупредил:
-Э, нет! Не обманешь!-и, вдруг мило улыбнувшись, поманил:
-Кис-кис, рыжик, выходи!
Не услышав ответа, мужчина взял лампу в руки и в наклон пошёл на звуки:
-Киса, киса, кис-с! Иди, маленький, я тебя не обижу! Кис- кис!
Увиде мелькнувший из-за бочки рыжий хвост,  Дохлый  подошёл ближе и, вытянув шею, высоко приподнял лампу. Её яркий огонёк осветил тёмные стены, вдоль которых ровными рядами лежали тугие тюки с шерстью, между которыми что-то, очень похожее на фигуру человека, темнело. Сощурив глаза и чуть опустив фонарь, балт пригляделка и увидел лежащего без сознания мужчину, о ноги которого тёрся рыжий негодник.
-Эй, - позвал его  балт, - как тебя там? Ты чего? Жив или как?
Не услышав ответ, моряк обошёл  бочонки, присел на корточки  и приложил  ухо к груди незнакомца.
-Вроде жив, - услышав слабое дыхание, решил моряк и потрепал мужчину по впалой щеке:
-Ты того, не умирай. Погодь маленько. Я сейчас!

Глава 17
На тысячи километров раскинула свои просторы бескрайняя степь. И ещё более бескрайнее ночное небо смотрит на неё мигающими миллионами глаз.
Покой.
Тишина и покой.
Прощальное Место, затерянное где-то между холмами, утопает в окружающей его темноте и покорно ждёт своего часа.
Нарастающий из-за горизонта  гулкий топот копыт скачущего к жертвеннику отряда будит спящие холмы.
Несколько всадников галопом несутся первыми. У них за спинами, волочась по  колючему сухостою, бьются о землю   связанные по рукам и ногам иссыды.
Освещаемая  сотнями факелов конница останавливается у трёх  вкопанных в землю столбов, густо обложенных сухой соломой, образуя вокруг них широкий круг, в центре которого на высоком деревянном помосте лежит мёртвая Хайна, укрытая красным, расшитым золотыми узорами, покрывалом. У её подножия стоит большой плоский камень со следами давно засохшей крови.
Четверо всадников, спустившись  со своих лошадей,  отцепляют  от них длинные прочные верёвки, связывающие окровавленных тела людей в изодранных одеждах  и тащат их в центр круга. Привязав четверых еле-живых мужчин к столбам, одного они просто бросают на плоский камень и отходят в стороны.
Из темноты появляются тургары. Мужчины и женщины, старики и старухи. Тесно прижимаясь друг к другу стоят они, опустив головы и крепко сжимая что-то между своих ладоней. Плотным кольцом они обвивают Прощальное Место. Место, на котором души умерших покидают свою телесную оболочку и приглашаются на вечный божий пир.
Из темноты, словно ниоткуда, появляется нагой Учитель. Его необычно красное, разукрашенное чёрной картой звёздного неба, тело завораживает и пугает.
Громко ударив в бубен, он запрокидывает голову назад и, широко открыв рот, испускает из него уносящуюся в ночное небо струю огня.
-Ты был плохим воином, раз не смог уберечь свою госпожу, - наклонился над распростёртым на камне голым тургаром Теймур -  Но твоя душа ещё может послужить нашему славному делу. Умри достойно, и  твои родные не останутся без моего покровительства.
Положив ладонь на грудь воина, каюм-баши выпрямился и обвёл взглядом окружающих:
-К западу от нашей степи простираются богатые пушниной и золотом леса. И скоро они станут вашими, мои славные воины! Отомстим за смерть вашей госпожи кровью диких племён!
-Да! Да!-  дружно закричали тургары и застучали мечами о металлические щиты.
-Их вождь,  - кивнул каюм  в сторону приговорённых,  -  хитёр! Но я хитрее. Их народ силён. Но мы - сильнее! Их племена разобщены, а мы - сжаты в мощный кулак! Кто победит в великой битве?
-Мы! Ты, великий каюм! Тургары!- раздалось со всех сторон и степь оглохла от  звона  рвущегося в бой оружия.
Довольно осмотрев свой народ, Теймур  подошёл к одному из послов и усмехнулся:
-Мира! Вы просили мира? А сами  заслали ко мне лазутчиков, которые отняли у меня самое дорогое, что было у меня.  Так ли поступают преданные мне люди? Я говорил, что подумаю. И ваш поступок не заставил меня это делать долго. 
Подойдяк другому, каюм взял   иссида  за подбородок и  заглянул ему в третий глаз:
-Вы возомнили себя хитрыми трёхглазыми богами. А на деле оказались лишь глупцами, думающими обвести меня. Вы хотите мира? Что ж, это ваше право. Но вот вопрос, хочу ли этого я?
И, выпрямившись, обвёл взглядом своё войско:
-Все они,-указал он рукой на пленников,-слишком лёгкая добыча, что бы мы отказались от неё!- и, распахнув в широких объятиях руки, обратился к  восхищённо слушающим его тургарам:
-Моя дорогая Хайна!  Ты была доброй ханум-баши! И твой народ будет помнить тебя вечно! Пусть путь твой в небесный мир будет простым и боги радостно примут тебя в свои чертоги!
С этими словами несколько солдат поджигают смерное ложе факелами, а безмолвствующая толпа раскрывает ладони и выпускает наружу тысячи светлячков, порхающими роем устремившихся в чёрное небо.
Гробовая тишина сменяется звоном оружия и Теймур, обведя подданных взглядом, призывает их к молчанию:
-Мои славные воины! А теперь нас ждёт весёлый костёр!
По-очерёдно подходя  к каждому из столбов, Шаман выдыхает на него огонь, который охватывает еле живых, но ещё достаточно сильных для того, что бы кричать,  людей.
Не обращая внимания на  их вопли,  он наклоняется над лежащим в центре тургаром и, что-то прошептав ему,  высоко заносит длинный кинжал и насквозь  пробивает им грудину.
Полупрозрачное облако вылетает из кровоточащей  раны и зависает в воздухе над растерзанным телом.
Всунув когтистые руки в нутро бедняги, Шаман копается в нём и вскоре вытаскивает окровавленное, но ещё бьющееся сердце и протягивает Теймуру. Взяв  живой кусок плоти, каюм внимательно смотрит на него и, поднеся  к лицу, жадно вонзается  в него своими зубами, отрывая  кровоточащие кусочки. И с каждым проглатыванием очередного куска, воздушное облако всё ближе и ближе подплывает к Теймуру, пока, наконец, в его руках не останется ничего и тогда  потерявшая своего хозяина душа  медленно растекается по телу своего нового владыки.
Почувствовав это слияние, Каюм резко выгибается назад, закрывает глаза и, сильно ударив себя в грудь, кричит в окружающую его, брезжащую первыми лучами рассвета, степь:
-Ууууу..а!
«Уууу…а!»- эхом вторят ему воины,  и звон сотен саблей поднимает ото сна отдохнувшую равнину.

…В то время, как степь была свидетельницей очередной жестокости Теймура, Хатым, затаив дыхание, прятался в тени юрты каюма, наблюдая за высоченным стражником в литых латах у входа. Безмолвной, словно вросшей в землю статуей стоял тот, вперевшись мёртвым взглядом в одну точку. Казалось, никто  и ничто не могло сдвинуть его с места и заставить пошевелиться.
 Хатым понимал, что физически ещё слаб и не сможет справиться с этим верзилой. А поэтому нужно было набраться трпения и ждать.
Ждать удобного случая, что бы прошмыгнуть  внутрь каюмовской юрты.
Ждать свершения его мести.
Ждать…
Но времени было совсем немного. Вот-вот, а из степи вернётся Теймур со своим воинством и тогда будет гораздо труднее совершить задуманное.
Хасан нетерпеливо посмотрел  в сторону полыхающих где-то далеко в степи костров и медленно приближающихся маленьких огоньков.
Это каюм- баши с верной ему свитой  возвращались  в свой коган.
Нет времени.
Нужно действовать.
Так, верзила не знает, что ты враг. А это преимущество. Нужно быть только более быстрым, чем он и всё.
Зажав тонкое лезвие с тыльной стороны ладони, Хасан решительно встал и направился к юрте. Неожиданно что-то  прошумело над его головой.
-У-ух, - услышал Хатым хриплые звуки.
И действительно, большая степная сова, вышедшая на ночную охоту и  напуганная ярким светом, неожиданно осветившем всё вокруг спешила скрыться от него среди тёмных юрт.
Хатым увидел, как птица, сделав пару кругов, быстро спустилась прямо на голову верзиле и возмущённо закрутила головой в разные стороны.
«Что?»- не понял тургарин, не увидев реакции стража и, быстро подойдя ближе,  смело заглянул ему снизу в верх в открытые глаза и чуть не рассмеялся.
«Спит! Вот она, хвалёная муштра! Спит с открытыми глазами».
Пройдя мимо дремлющего воина, Хатым  прошмыгнул внутрь  юрты и тихо позвал:
-Малыш!

…Высокое  солнце опаляет своим жаром лежащего на сухой палубе Немого и толпу окруживших его любопытных балтов,  наперебой перебивающих друг друга:
-Дышит?
-Ухо, ухо приложи!
-Да, да, послушай!
-А Дохлый - то прав!
-А может того, нечистый?
-Да брось ты! Не видишь, плохо ему.
-Да не, нечистый не дался бы.
Масса солёной воды, выплеснутая Дохлым  из кадки на мужчину слегка привела его в сознание. Немой, захлёбываясь,  глубоко вздохнул, подняв тощую грудь и быстро и тяжело задышал,  приоткрыв глаза.
Через настилающую взгляд пелену смутно виднелись размытые силуэты наклонившихся над ним фигур, освещённых размазанным по небосклону солнцем.
-На южном рынке много дадут за белого мальчика - всплыл в памяти Немого низкий мужской голос.
Мужчина попытался открыть глаза шире, что бы рассмотреть говоривших, но их белки   закатились за закрывающие их веки и непроглядная  темнота, просочившаяся в мозг,  окутала всё тело мягким бархатом.
-Вроде жив!- оглядел всех Малыш  и быстро встал, увидев приближающегося Боцмана.
-Сколько же он так? – Продолжали переговариваться балты, образуя проход для сурового моряка.
-Да седьмицу точно, не меньше.
-Чай, как в море ушли?
-Не с неба же свалился!
-Ну, что там у вас? Дохлый нечистого поймал?- дав подзатыльник замешкавшемуся  юнге, прикрикнул Боцман и, уперев жилистые руки в бока над широко расставленными ногами, подозрительно посмотрел на лежащего без сознания мужчину:
-Это откуда ж такой взялся?
Растолкав  моряков,  Дохлый  вышел вперёд  и, активно жестикулируя, затараторил:
-Я того, как ты сказал. Пошёл в трюм.  Слышу,  шорох.
-Да не тараторить ты, как сорока на дереве, - прикрикнул старый моряк, - дело  давай.
-Ну, думаю,-  нетерпеливо начал  балт, но толчок кулаком в бок заставил его оглянуться и, тормознув   самого себя, продолжить, - теперь- то ты от меня не уйдёшь! А тут этот, за бочками.  Ну,  я парней позвал, мы и вытащили.
-Жив? – Кивнул в сторону Немого Боцман и присев на колено, приложил к груди мужчине ухо и взялся пальцами за тощую кисть.
-Да, вроде, жив, -сказал кто-то из толпы.
-Вы, двое, - поднимаясь, кивнул моряк на Дохлого и Малыша, и добавил, усмехнувшись, - то же мне, сладкая парочка, унесите-ка его  вниз, что ли. Да отвар  дайте, из ложки. А я  к капитану.  А вы все, по местам,  мать вашу налево!- и, окинув всех суровым взглядом, повернулся к ним спиной.
Исполняя его приказ,  Малыш с  Дохлым  подошли с двух сторон к Немому, присматриваясь, как бы поудобнее того взять.
-Давай за руки его, что ли, - почесал за ухом Малыш, пристраиваясь к ногам незнакомца, - а я  за кочупатки возьму.
Почесав затылок, Дохлый взял, осторожно поднимая,  как бы боясь сломать, тонкие пальцы Немого, но те быстро выскользнули и ударились о палубу.
-Ниже, ниже,  под  кисти бери, - принялись советовать окружающие.
-Чего рты разинули? – оглянулся  Боцман  на   оставшихся наблюдать  за усилиями  Малышом и Дохлым моряков. – Своих дел мало?
И балты,  огорчённые  прерванным лицезрением  зрелища, нехотя начали разбредаться  по палубе, тихонько переговариваясь меж собой:
-А, можа, и вправду, нечистый какой?  Человеком обернувшийся?   
-Ты дурак? У него ж хвост и рога должны быть. А ты их видел?
-Верно говоришь, рога и копыта не спрячешь!
-А ты проверял? Может,   ещё в штаны заглянешь, хвост посмотреть?
-Ну, тя! Тебе надо, ты и смотри!
-Чего ты там копаешься?  - недовольно заворчал тем временем на  друга  Малыш, стоя спиной к другу и  крепко держа Немого за  поднятые ороговевшие ступни ног. 
Вылупив глаза, Дохлый глубоко выдохнул и  хватанул  незнакомца за кисть. Но та, вспотевшая от жаркого солнца,  выскользнула у мужчины из рук и Немой упал головой на палубу.
-Чего там? - оборачивается,  услышав глухой стук, Малыш,  крепко держащийся за    ступни ног незнакомца,     и недовольно сплюнул:
-Да что б тебя! Ну, скажи мне, из какой дыры ты вылез?
-Да знамо, из какой, - пожал Дохлый плечами, - у баб это, одна только…
-Придурок, - перебил его Малыш. -  Я не про то!
-А про что?
-Ладно, - обречённо махнул рукой крепыш, - Проплыли. Давай, бери крепче, что ли!
И, видя, как парень снова хватается за мокрые кисти рук незнакомца, с раздражением прикрикивает на него:
-Да руки ему оботри!
-Обо  что?- осмотрелся тот.
-Да хотя б об себя!
И, наблюдая, как этот высокий здоровый дылда вытирает руки Немого о свои потёртые засаленные штаны, горестно усмехнулся про себя:
«И куда смотрела мать-природа, когда одарила такого верзилу куриными мозгами?»

Глава 18
До сих пор радующийся своему чудесному спасению, Тусуркай медленно ехал на уставшем от много-часового бега коне по бескрайней засыпающей степи.
«Хорошая баба, - вспоминал он Хайну, - красивая, смелая. Прям как наши. Жаль, мужик есть.  Но ничего, победим каюма, к себе заберу».
И тут вспомнил иирк несметные полчища тургар, их железные мечи и диковинные кольчуги.  Табуны лошадей, закованных в стальную сбрую и тысячи костров.
Да, нелегко будет им одолеть врага, если тот всё-таки сунется в северные леса.
Ну да ничего!
Где наша не пропадала?
Ииркам тоже палец в рот не клади. Откусят по самое плечо. А если ещё иисиды примкнут, и славличи…  Вот тогда и посмотрим, кто кого! Хотя, честно признаться,  воины из славличей так себе, если не хуже. Но ничего, для общей массы сойдут. Надо бы только оружия раздобыть, да по-больше.
Тусуркай  посмотрел на небо правее себя.
Безжизненная темнота ночного неба  сливалась с такими же безжизненными равнинами земли.  Ни малейшего намёка  на  присутствие какой-либо жизни. Казалось, раскинувшаяся чуть дальше Пустошь протянула свои мёртвые объятия и коснулась самого неба, поглотив мерцающие на нём звёзды. Её чёрные щупальца протянулись дальше   на северо- восток и скрывались где-то далеко за укутанным мглой горизонтом.
Иирк  медленно перевёл взгляд левее.
Словно вырвавшиеся из объятий смерти, на бархатной черноте одна за другой загорались яркие огоньки далёких звёзд, мелкой россыпью разбросанные по всему небосклону.
«Сбился немного, - подумал мужчина.-  Надо бы южнее держать. Ещё чуть-чуть и до Пустоши будет рукой подать. А там места гиблые. Лучше и не ступать к ним близко.»
Мужчина хотел было уже повернуть узды левее, как что-то большое и мерцающее далеко впереди привлекло его внимание.
«А это ещё что?»-удивился мужчина  и,  движимый природным любопытством, тот - час забывший об опасности,  направил свою лошадь прямо в сторону так совсем недавно пугающей  его Пустоши.

…-Ты красивая, - обходя девушку вокруг, подтвердил Теймур, подумав про себя  : «Сколько же ей лет?» - и приподнял её лицо за подбородок:
-Как тебя зовут?
Пленница вопросительно посмотрела на него,  и каюм тут же понял свою ошибку:
- Ну да, конечно же, ты не понимаешь.
Мужчина погладил золотистые локоны волос:
«Какие мягкие. Не то, что у…»
Загорелое улыбающееся лицо Хайны с жёсткими рыже-чёрными прядями волос словно из тумана возникло перед лицом каюма и он, распахнув шёлковый халат,  обнажил свой крепкий торс и  закрыл глаза.
-Любимая, - прошептал он.
Девушка  быстро вскинула на него взгляд и тут же опустила его, отметив про себя атлетическую фигуру повелителя.
Там, у себя на родине,  ей сказали, что она будет дорогим подарком для великого каюм - баши. Отлично осознавая свои обязанности, девушка противно морщилась, всю дорогу представляя, как будет заниматься любовью с  жирным (ну, или тощим, какая разница) стариком. Но теперь… Сладкие надежды замелькали в её стыдливом уме и  девушка уже начала представлять, как будет ублажать своего господина, надеясь стать его единственной и любимой госпожой.
Белоснежная рука дотронулась до   атлетической груди повелителя, скользнула по телу ниже и коснулась  его пальцев .
Малышка Хайна дёргает  Теймура за руку:
- У меня ножки болят.
-Давай, залезай ко мне на спину, - присел Теймур и девочка, обвив тонкими ручонками его шею, схватила мальчика ногами   за талию.
-Господин, - услышал  Теймур  незнакомый голос  и открыл глаза.
Белокурая обнажённая  красавица стояла прямо перед ним и широко улыбалась.
-Ты красивая, -  жёстко прозвучал голос каюма и он, освободив руку, отошёл от девушки.
«Как он хорош! Наверное, сейчас он возьмёт меня на руки», - подумала та и прикрыла глаза, готовая испытать все радости наслаждения.
И тут…
Сильный удар шёлкового хлыста прервал её грёзы, оставив тонкие кровавые следы на бархатной коже.
-Но ты не Хайна.
Девушка удивлённо повернула голову и увидела холодные глаза красавца, занёсшего над ней рукоять, с собранным   пучком  разноцветных шёлковых нитей.
- И мне не нужны твои ласки.
Удар.
Ещё.
По спине, животу, груди.
Кровавые полосы, остающиеся  от весело свистящей плётки, сплошником покрыли вздувшуюся от  ударов кожу, навсегда сметая сладостные думы о вершинах блаженства.
-Мне нужно только твоё тело
Укрываясь от  взмахов, девушка  упала сначала на спину, потом на бок,  на колени и, наконец, поползла к выходу.
Теймур  резко схватил её за волосы, высоко задрав голову пленницы  назад,  и навалился всей своё мощью на её окровавленную спину.  Его затвердевшая плоть плотно тыкалась в её бёдра и ягодицы, пока, наконец не нашла спрятанную в золотых кольцах волос узкую ложбинку и не вошла в неё всем своим существом.
Схватив сопротивляющуюся жертву за горло, Теймур  в порыве животной страсти не заметил, как  сильно сжал его. Он не думал об этом. Им двигала ненависть ко всем чужестранцами, перемешанная  с  диким желанием удовлетворения. Нежные чувства, питаемые к любимой,  переросли в накрывшее  его чувство отмщения,  и несчастной девушке просто не повезло в это время оказаться с ним рядом. 
Пытаясь схватить задыхающимся ртом крупицу воздуха, она с обезумевшими от предчувствия приближающейся смерти глазами пыталась отодрать сильные пальцы,   до крови расцарапывая   шею. Но это, казалось, ещё больше возбуждало насильника,  и он с остервенелой яростью сильнее  сдавливал кисть на горле жертвы и, измазанный в сочащейся из её тела крови, наваливался на неё всей своей мощью. И только тогда, когда руки девушки неожиданно не обвисли под его толчками, он, так и не выплеснув накопившуюся  внутри него энергию, отпустил пленницу и удивлённо посмотрел, как её тело безжизненно упало на ковёр.
-Стража!- заорал он страшным голосом неудовлетворённого зверя.
В юрту испуганно вбежал  воин и, метнув взгляд на женщину, присел на колено.
-Убери это отсюда, - отворачиваясь от жертвы,  приказал Теймур и, направляясь к ложу, добавил, - и приведи другую.

…Приближаясь ближе и ближе к мерцающему голубоватому свету, тянущемуся  волнами от земли до самого неба,   Тусуркай не мог сдержать внезапно охватившего его волнения. Никогда ещё в жизни не видел он ничего подобного и величественного. Подъехав почти в плотную к колыхающемуся полотну, он двинулся вдоль него, разглядывая мельчащие голубовато-синие искорки, непрерывно движущиеся в одном направлении, отчего полотно, закрывающее весь горизонт, плавно переливалось и колыхалось.
Мужчина протянул руку в желании дотронуться до этого чуда, осторожно коснулся его кончиком  мизинца,  и приятная холодная теплота поползла от ногтя по пальцу, кисти, руке и ниже, ниже, в самый комок нервов, прячущийся далеко в животе.
Кровь мощным потоком ударила в голову мужчины и он глубоко вздохнул,  задержав дыхание.
Какое же  это было блаженство!  Наверное,  лучше могут быть только ласки  нежных красавиц!
О! Как давно у него не было женщины!
Изнемогая от желания,  иирк закрыл глаза.
Теплота сжала его сердце, пробираясь в самый центр души и искорки заплясали в его голове, выстраиваясь в замысловатые картины, рисуемые возбуждённым мозгом.
Тонкие голубоватые фигуры неземных красавиц нежно обвивали руками и ногами его тело, срывая ненужные одежды. Лёгкие поцелуи касались его губ и волос. Тонкие покрывала, сотканные из мерцающих искорок,  нежным облаком покрывали истомлённые конечности.
Мерцающее полотно затягивало его всё глубже и глубже, в самый центр своего естества. Всё более чёткими и красочными становились окружающие его картины.  Всё  более реальным чувствовалось настигшее его наслаждение.
Лёгкие бабочки запорхали в низу его живота, и мужчина на мгновенье приоткрыл глаза, не понимая, сон ли это или чудесная явь, явившаяся непонятно откуда в этой богами забытой степи?
«Происки ведьм!»- мелькнула быстра мысль в голове иирка и он, с силой открыв глаза, выдернул руку из засасывающего его полотна .
«Бежать!»
-Куда же ты? Не бросай нас! Мы так соскучились!- наперебой манили десятки истомлённых голосов.
«Бежать!»
И, изо всех сил пытаясь не оборачиваться на зовущие его за спиной голоса,  Тусуркай  яростно пришпорил своего коня   и во всю прыть поскакал подальше от этого чарующего и вместе с тем пугающего места.

…-Дяденька, я писать хочу, – услышал Хатым тоненький плаксивый  голосок в мешке за своей спиной.
«Да что я, зверь какой», - ругаясь на самого себя за чуствительность, подумал мужчина и,  остановив лошадь, спрыгнул на землю и опустил мешок.
Некоторое время назад, в юрте Теймура он был настроен более, чем решительно. Но, увидев высунувшуюся из под покрывало чернявую голову мальчика, вдруг замедлил.
Его неродившемуся ребёнку, наверное, сейчас было бы столько же…
Воспоминания о детях снова нахлынули на Хатыма тёплой волной и он бессильно опустился рядом с сыном своего врага на ложе.
-Ты от мамы, да?- неожиданно спросил малыш и вдруг взял его за руку. – Папа сказал, она  больше не придёт.
-Да, - сглотнув подступивший к горлу комок, ответил Хатым, - наверное, он прав.
Мужчина посмотрел на мальчика.
Как похож он на мать!
Несмотря на отсутствие одного глаза, Хатым всё ещё обладал острым зрением и тогда, целясь за барханами в свою невинную жертву, замедлил, любуясь развевающимися за её спиной длинными чёрными волосами, играющими с тёплыми потоками ветра.
Он никогда раньше не видел жену Теймура.
Но знал, что она непременно должны быть самой прекрасной девушкой среди тургарок.
Однако это не волновало его, когда он начал задуманное.  Ещё будучи на рудниках, он вынашивал планы мести.
Сначало он хотел убить Теймура. Да, просто убить.
Потом он наслаждался видениями, как будет резать на кусочки его атлетическое тело.
Потом…
Потом он понял, что это будет слишком легко дня него, умереть вот так быстро или медленно.
Нет, он должен оставаться жить. Жить как можно дольше. Жить и мучиться. Мучиться до конца своих дней.
Так же, как мучается он, Хатым.
Во время возвращения в родные земли, он много распрашивал фригийских купцов и жизни в когане и о самом каюме. И знал, что больше , чем власть тот любит жену и своего сына. И поэтому, прибыв  в земли Великого Когана, Хатым  уже знал,  что ему нужно сделать. И, проследив за выходящей их юрты Хайной, он устремился следом за ней, прячась среди скрытых ковылём курганов.
 -Дяденька, а скоро я маму увижу?
Мужчина молча посмотрел на дёргающего его за рукав мальчика. 
Маму…
Чёрные пряди жёстких волос…
Именно на них засмотрелся тогда Хатым, хладнокровно целясь в свою невинную жертву.
Засмотрелся и…
…опоздал.
Тугая тетива уже звонко дребезжала под его крепкими пальцами, готовясь выпустить тонкую стрелу, как вдруг Хайна неожиданно  дёрнулась и   мягко опустилась на круп лошади.
 Кто-то другой, но не Хатым, совершил за него свою месть.

…Парящие высоко в небе два гигантских горных орла неподвижно зависли в воздухе, увидев, как прямо перед ними развернулась голубизна неба   и из образовавшейся черноты вылетел мощный поток снега, неся с собой двух  существ. Потеряв опору, они начали стремительное падение вниз навстречу ниминуемой гибели, но тут же были  схвачены когтистыми лапами подхвативших их птиц. 
Мощные взмахи крыльев приводят Койву в себя. Повиснув на них лицом вниз, он открывает глаза и  видит, как далеко под ним расступившиеся горные вершины открывают вид на прекрасную,  утопающую в разноцветных красках долину со спускающимися в её лоно прозрачными водопадами и сверкающей мерцающим блеском высокой башней, увенчанной  круглой плоской крышей.
«Я в краю богов», - радостно подумал  славлич и, облегчённо вздохнув, закрыл глаза.
Медленно снизившись, птицы приземлились на плоскую площадку, выложенную  из плотного белого материала, перед  полупрозрачной  башней  и бережно опустили  Койву  и Белояра
С одной стороны строение подпирал гладкий разрез скалистой горы с журчащим по её боку водопадом, стекающим глубоко в ущелье, чернеющим  где-то в низу. Заснеженные вершины с обнажёнными деревьями, припорошенные инеем, зачарованно мерцали, освещаемые лучами восходящего солнца. И припушённые заледенелым снегом ветки напоминали сказочные кораллы, каким-то образом поднятые с морского дна и водружённые на величественные горы. Фруктовые деревья со спелыми плодами окружали площадку и мягкий, низко подстриженный травяной ковёр покрывал всю землю.
Встрепенувшись, орлы расправили пернатые крылья и превратились в двух молодых светлокожих гигантов     со светлыми вьющимися волосами, одетых в обтягивающие белые комбинезоны с крутящимся на груди дисками металлического оттенка.
Переглянувшись друг с другом, они  сверху в низ смотрели на  лежащих перед ними человечков,  не показывая при этом, однако, никаких эмоций и словно ожидая чего-то.
Через некоторое время  двери  башни раскрылась и к ним вышел такой же высокий, но   заметно постаревший мужчина - Кассиопей, чьи золотистые волосы переплетались с седеющими прядями и ниспадали на широкие плечи. Он наклонился над славличами и внимательно стал рассматривать их. Уже много лет, как он не видел людей так близко. Когда же это было в последний раз? А они нисколько не изменились.  По крайней мере, внешне.  Такие же низкорослые и щуплые.
-Где вы  нашли их?- спросил он молодых андромедян.
-Они появились ниоткуда прямо в воздухе в окружении снежной массы, - начал один из них, но замолчал под гневным взглядом старца.
Зачем они притащили их сюда?  У них есть более важные задачи,  требующие  ежедневного и даже ежечасного присутствия на своих постах. Да и что значат жизни двух смертных в сравнении с той миссией, которую день за днём, год за годом, столетие за столетием  выполняют несколько служителей? А люди… они слишком малы и слишком ничтожны, что бы уделять им внимания больше, чем они заслуживают. По крайней мере,  пока. 
-Мы могли бы отправить их обратно. Как того, в прошлый раз… - попытался оправдаться  один из  мужчин, ища взглядом поддержку у другого.
- Не вижу смысла - отрезал Кассиопей. – Однако, -внезапно замолчал он. – Они могут быть нам полезны. Поместите их в эко-камеру. Пусть восстановятся,  - и, повернувшись спиной к молодым людям, Старец направился в башню.
Переглянувшись друг с другом, мужчины молча подхватили людей на руки и   пошли следом за ним.

Глава 19
-Это кинжал эпийцев, - Кордулай протянул каюму орудие убийства, - только они могут так искусстно украшать их рукоятки. Очень ценное, должен сказать, оружие.
-Значит, это не послы…- вертя в руках клинок, задумался Теймур.
Казалось, бы это умозаключение должно было удручить его,  казнившего ни за что иссидов, но ни один мускул не вздрогнул на его лице, словно ничего накануне и не было.
-Не уверен, - покачал головой военачальник.
-Почему?
-Кто-то из них мог купить его на ежегодных ярмарках.
-Но ты сам говоришь, что  оно  дорогое и редкое. Навряд ли убийца  воспользовался бы им и тем более оставил в теле жер…- густой комок горечи, возникший в горле каюма,  не дал ему договорить это страшное слово и он, сглотнув, поправился, - Хайны.
-Наверное, ты прав, - согласился с ним Курдулай. – У северян в ходу всё же бронза. А сталь… Может быть, у самых богатых и важных. А вот в Эпии-это повседневное…
-Но почему они?- перебил его Теймур.- Разве не заключили мы мир? И почему Хайна? Случайность? Или намеренность?
Курдулай, не зная, что ответить, молча пожал плечами. Да, он был во дворце их правителя. Видел непомерную алчность в его глазах.  Видел роскошь, которая и не снилась каюму. Но настолько, насколько показной была эта роскошь, была и их вялость  и лень. Погрязшие в греховном разврате, за сотни лет мира они растратили свой воинственный пыл и наслаждались военными игрищами не столько для пользы, сколько для утехи своей  хищной натуры.
В том, что они были хищниками, Курдулай не сомневался.
Стоило лишь посмотреть на их бешеные во время состязаний глаза-и всё становилось ясно. Вид крови забавлял и возбуждал их, а мучения несчастных жертв приводили в ни с чем не сравнимое чувство экстаза. И, возможно, их правителю наскучили приевшиеся ему гладиаторские сражения и он, захотев чего-то большего, решил нарушить мирный договор? Понятно, что с севером и западом у него налажены тесные торговые связи и, как бы то ни было, фриги умело обводят вокруг пальцев своих недалёких соседей, набивая барышами карманы. То ли дело невесть откуда взявшиеся тургары. Ясно, что они со своими далеко идущими планами могли нарушить столетиями сохранявшийся мирный уклад. И Владыка, увидев в их лице сильного соперника, вполне мог испугаться не только своего могущего пошатнуться влияния, но и потерять во время войны тургар с северо-западом львиную долю текущих в его закрома дармовых товаров и пошлин. И, с одной стороны, заключив так называемый мирный договор и разрешив им право приобретения оружия в своих мастерских (к чему терять хорошего покупателя?), с другой стороны решил внести смуту в армию  противника. И что может быть лучше, чем убийство жены каюма? Только вот на что он надеется? Что Теймур сломя голову понесётся мстить? Кому? И этот нож… Если бы Владыка хотел отвести от себя гнев каюма, то постарался бы  перевести подозрение на других. Значит, он сделал это намеренно? Надеется  вызвать противника на бой и разгромить его? Он прекрасно понимает, что, если Теймур пойдёт на него, сделать это можно только со стороны моря. Но в данный момент к такому наступлению они не готовы. Владыка умышленно торопит их? Зная, что не подготовленную армию легче разбить?
 Курдулай мог бы ещё долго размышлять над создавшимся положением, но  вошедший в юрту страж прервал его мысли:
-Мой повелитель, - начал он и, опустив голову, замолчал.
-Что ещё? – недовольно гаркнул Темур, сверкнув глазами в сторону вошедшего.
-Повелитель….- продолжил тургарин и Курдулай заметив, как он нервно сжал полог кольчуги, почувствовал неладное.
А страж, с трудом сглотнув слюну, продолжил внезапно задрожавшим голосом:
-Ваш сын, повелитель, наследник… Он исчез
-Что?!
Никогда ещё Курдулай не видел своего друга в такой ярости. Казалось, весь гнев богов обрущился на несчастного, принёсшего столь недобрую весть. Схватив стражника за грудки, Теймур высоко поднял его и с побагровевшим лицом кинул на пол, издавая душераздирающий крик.
Потом ещё…
Снова и снова…
Ноги…
Кулаки…
Курдулай не мог разобрать, сколько же ударов и куда нанёс каюм воину. Он только слышал хруст ломающихся костей и треск разрывающейся ткани.
Он не вмешивался.
Хотя и мог оставновить это безумие.
Он молча стоял в стороне и наблюдал за крушением силы. Он всегда считал, что у Теймура нет слабых мест. Что он единственный из всех людей на земле, кто может быть одинаково силён во всех ситуациях. Что только он умеет контролировать любые человеческие эмоции, будь то страх, любовь, ненависть. Но теперь….
Теперь он увидел, что даже у самого сильного человека могут быть слабости.
Слабости, которые  заберут его силу.
 -Готовь войско. Мы выступаем,-  тяжело дыша, прошептал Теймур,  повернул голову в сторону друга и, медленно опустившись на залитый кровью ковёр,  закрыл лицо руками и безмолвно зарыдал.

…Кантимир, охотившийся в том же лесу, что и Кайра, видел, как она ловко метнула нож в лань.
«Какая баба!»- восхищённо подумал он, украдкой наблюдая за точными движениями её рук, ловко разделывающих тушу и, вздохнув, тихо углубился в чащу.
«Дурак ты, дружище, - мысленно обращаясь к Ратибору, подумал он, - ой, дурак! Такую девку упустил! И было б из-за кого. Нет, конечно, эта славличанка вполне даже хорошенькая. Но Кайра… Огонь, а не баба! Сам бы такую завалил ». -  Продолжая так думать,  Кантимир  уверенно  шёл в сторону селения,  неся за спиной несколько   тушек  ещё не разделанных  русаков.
«А она? Вот тоже, дура! Уцепилась за него всеми мыслями. Как будто других мужиков нет. Вот хотя бы я. Чем плох? Да, ростом немного не вышел. Так, совсем слегонца. Но тоже не из карликов. И стрельнуть могу. И там, - посмотрел он ниже живота, - то же всё в норме. Девкам нравится. Всё, вот подойду сейчас и прямо спрошу,  примет  мой…» - и, недоговорив, мужчина замолчал, когда,  выйдя на поляну, где совсем недавно Кайра разделывала животное, увидел  одиноко болтающуюся тушу  лани,  облепленную   стаей  воронов, нещадно вырывающих  от неё куски мяса.
-А ну, кыш, - замахнулся парень на птиц, и те с недовольным карканьем разлетелись в стороны и разместились на ветках выше, ожидая ухода прервавшего их пир незваного гостя.
-Кайра!- позвал Кантимир.
Тишина.
«Странно, - подумал охотник, - на неё не похоже. Кайра никогда бы просто так не оставила свою добычу».
Мужчина огляделся ещё раз.
Никого.
Подошёл к лани и, ослабив держащую её верёвку, опустил дичь на землю.
«Заберу с собой. Там отдам. Не то, - покосился мужчина на нетерпеливо следящих за ним птиц, - много тут всяких, охочих до чужой добычи».
Взвалив лань на плечи, Кантимир крепко обхватил руками её за копыта и продолжил путь.

…Далеко позади остались тургарские степи, а вместе с ними   бескрайние нивы шёлковых нитей ковыля и стойкий аромат чабреца, красные огоньки маковых головок  и аромат  свежевыпотрашенного барашка, смешанного с дымком костра.
Остались в прошлом Теймур и сгладившаяся временем  ненависть.
Хасан посмотрел на сидядщего перед ним на крупе лошади мальчика и что-то нежное коснулось его загрубевшего сердца.
Нет, он не смог убить его тогда.
Новое решение как-то быстро созрело в его опухающем от жажды мести мозгу и он, схватив ребёнка в охапку, завернул в покрывало, связав его концы тугим узлом.
-Тихо сиди там, -   как-то совсем не зло прошептал он.
-Тебя мама прислала, да?- так же тихо спросил мальчик.
-Мама, мама, -торопливо ответил Хатым, выглядывая на улицу из юрты.
Верзила так же неподвижно стоял на своём посту.
И так же величаво крутила круглой головой на верхушке его шапки степная сова.
Нет, он не станет убивать этого малыша.
Он вырастит из него доброго и хорошего человека и когда-нибудь он, а не Хатым, отомстит за всех  убиённых Теймуром людей.
И это будет высшее торжество его мести!
Где-то далеко впереди на темнеющем небосклоне мелькнуло голубое зарево и так же быстро пропало. А через мгновение точно такое же мигнуло чуть ближе.
Затем ещё ближе…
Ещё…
Хатым еле успел притормозить   тревожно заржавшую лошадь прямо перед возникшей  перед ним мерцающей синевой.
Словно сотканное из света и звёзд прозрачное покрывало опустилось прямо перед путниками с далёких небес и коснулось земли. Плавно переливаясь нежнейшими цветами, оно как будто дышало и лёгкий стон, тихий и глубокий, вырывался откуда-то из его глубины.
-Что это? - широко открыв глаза, завороженно пролепетал мальчик.
Хатым не знал.
Но какое-то непреодолимое желание влекло его туда, в самую гущу этого мерцания и он, спешившись с лошади, подошёл ближе, слегка коснувшись рукой таинственного сияния.
И тут же тонкой нитью  голубая молния пронеслась по всем его напряжённым мускулам, делая их в миг расслабленными и бесчувственными и расплывчатые и вытянутые картины вихрем воспоминаний вторглись в его сознание. И он не мог видеть и слышать уже ничего более, чем чёрные глаза жены и  детский смех, звонким эхом раздающийся  среди скалистых хат хатым-когана.
-Дяденька! А мама скоро будет?- послышалось где-то далеко- далеко и Хатым, закрыв глаза,  провалился в бездну укутавших его воспоминаний.
Вот он с женой, совсем ещё девчонкой, бегут по изумрудной долине и лучезарная улыбка выставляет напоказ её  крупные, белые, словно жемчуг,  зубы.
Дети…
Дети окружают его и, весело хохоча, хватают   за полог рубахи,  а он, с завязанными глазами, хочет поймать  своих щебечущих птенцов, но не может, настолько ловки и быстры его отпрыски.
Лёгкий поцелуй ароматных губ касается его щеки…
Нежное  прикосновение женской руки…
Внезапно окружившая   тишина заставила Хатыма открыть глаза.
Темнота.
Острая, раздирающая мышцы и выворачивающая суставы боль.
Тошнотворный запах крови.
Последнее, что он увидел в окружающей темноте-это звериный волчий оскал и длинные когти,  рвущие его тело.

Глава 20
Перед многотысячной армией на многие сотни акров раскинулись багрово красные дюны, уходящие каменистыми шапками  до самого горизонта.
-Это самое узкое место пустоши, - окинул взглядом равнину Курдулай. - Если идти  от заката до рассвета, за несколько дней успеем. Потом ещё дней десять  вдоль побережья и мы - у ворот белого города.
Наполнив вместительные кордюки водой из последнего в степи колодца, многотысячная армия тургар, сопровождаемая караваном невозмутимых верблюдов, остановилась у выжженной чернотой полоски земли, тонкой лентой уходящей далеко на север и юг.
Словно начертанная чьей-то невидимой рукой, она разделяла два мира: этот, кипящий жизнью в широкой степи с колыхающимися под ветром пучками ковыля и мелькающими в зелени сиреневыми огоньками цветущего чабреца и тот, с безжизненными каменистыми барханами, бурыми пятнами  разбросанными по  потрескавшейся  земле, покрытой  тонкой обезвоженной паутиной.
Первые робкие шаги копыт   ступают на забытую богами землю и в нерешительности останавливаются.
Никто за сотню лет не переходил запретную черту.
Никто не знает, что скрывается за безмолвными холмами, что охраняют каменистые пески  и что ждёт тех, кто нарушит их многолетний покой.
Теймур посмотрел на зеркально-голубой небосклон,  сливающийся у горизонта с рыжей пустошью  и, повернувшись к стоящей за его спиной армии, азартно блеснул голубым взглядом.
Тысячи глаз, голубых и серых, карих и чёрных с надеждой и покорностью смотрели на него, готовые следовать за своим командиром.
Он не может обмануть их ожидания.
Данное  им обещание сделать их богатыми и сильными ещё разжигает огонь в их сердцах.
Вот он, Улукбек (Теймур помнил его ещё по походу к Дхалибу), когда-то совсем недавно тщедушный мужичок, терпящий побои от жены, остепенился и даже словно вырос на  голову выше, величественно сидит на своей кобылке, свысока поглядывая на только что влившихся в его отряд молодых, ещё не чуявших запаха крови, воинов.
Алгаш…Брат Хайны, жаждущий мести за любимую сестру, готовый нещадно рубить и рвать голыми руками врагов.
Юкумай…
Мамлик…
Белбек…
Вон тот  молодой, ещё не прославившийся подвигами солдат, сын, кажется, славного пехотинца  Якума, погибшего в битве с Хатымом…
Многих из них он знал по именам.
У многих знал погибших в боях   отцов.
И каждый из них  сейчас смотрел на него, своего Кама-баши, и только и ждал приказа, что бы,  не думая о своих жизнях, сложить в бою головы  за великую империю.
-Мои храбрые воины! - начал Теймур. -Там, - указал он на багровые холмы , - вас ждёт славная добыча. Вам осталось только протянуть руку и взять её.    Но прежде… Прежде вам  нужно покорить это, - широким жестом каюм обвёл раскинувшуюся за его спиной местность.
-Но разве испугают эти безжизненные камни тех, кому нет равных как в бою, так и в пирах? Тех, перед которыми трепещет весь восток?- продолжил он и обвёл вопросительным взглядом слушающих его воинов.
-Нет! Нет! Не испугают! Мы с тобой! - Встрепенулась толпа слабыми возгласами. - Нет! Нет!- Слились одиночные крики в один многоголосный хор, подхваченный ветром и взлетевший над безжизненной пустыней, вздымая клубы бурого песка.
-Тогда вперёд!- выкрикнул Теймур и, вытянув саблю в сторону манящего своей неизвестностью горизонта, пришпорил коня.
Клубы красной пыли скрыли круп вырвавшейся в перёд лошади и ударили в носы последовавшей за ним громаде  неистово визжащих и кричащих кавалеристов, устремившихся за мечтой о славе.

…-Вот, как-то так,-удовлетворённо выдохнула Кайра, отпустив переставшие сопротивляться руки Йорки и поднясь на ноги.
Но в этот момент тело славличанки неестественно дёрнулось и выгнулось,  словно  туго натянутая тетива лука. Грудь засветилась голубым блеском, побежавшем мерцающими огоньками по мёртвому телу.
Кайра испуганно отступила назад и взялась за рукоятку кинжала.
Голубое сияние,  исходящее из-под утопленной, колыхающимися волнами стало   расходиться вокруг Йорки кругами, сливаясь с холодной водой,   отчего та вспенилась и забурлила, словно вода в котелке над жарким костром.
-Что за хрень, - отступая назад, пробормотала охотница и, споткнувшись о камень, упала на спину, оперевшисьлоктями рук  о землю.
Ей хотелось встать и  убежать, но неожиданно возникшая в голове разрывающая мозг боль сковала всё её тело. Словно тысячи маленьких червячков закопошились в её сером веществе, пронзая его насквозь  своими микроскопическими телами.
-Ааа!- простонала женщина, скривив лицо и схватившись руками за голову.
 Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Маленькие гады расползались в нутри её тела. Она даже видела, как  они извивались под её кожей на руках, пальцах, открытой груди…
Что бы избавиться от этих копошащихся в её теле  червей, женщине  хотелось содрать с себя кожу. До  крови расцарапывая себя, она уже не в силах была сдержаться, как в её голове раздались тысячи голосов:
 -Услышь, услышь, услышшшь, - шептались они между собой.
Перекатываясь с места на место, Кайра неожиданно наткнулась на что-то гладкое и влажное и подняла глаза
У её тела  стояла, как ей показалось, ещё более прекрасная Йорка и, грациозно вертя руками, удивлённо рассматривала, как по ним, растворяясь, бегут мерцающие голубые нити.
-Ведьма, - прошептала Кайра и Йорка удивлённо посмотрела на неё.
-Ведьма!- завопила иирка и, подскочив на ноги, бросилась бежать, ломая попадающиеся ей на ходу ветки.
«Услышь…»- не прекращались в её голове голоса.
-Ведьма!- глухо засмеялось эхо далеко в лесу.

 …Ночь настигла  армию тургар  среди  оплавленной лавы,  петляющей застывшими волнами уснувшей реки  между каменных стен, разрушенных временем и похоронивших под собой остатки древней цивилизации.
Таинственное голубое сияние, неожиданно возникшее ни откуда, тонким покрывалом  заколыхалось где-то далеко у горизонта и так же неожиданно исчезло за темнеющими  барханами.
Тысячи костров огненными вспышками озарили мёртвую пустошь, словно стараясь наполнить её новой жизнью, и  отразились яркими точками на зеркальной черноте неба.
И  она ожила.
Через сотни лет сна она проснулась, услышав тысячи голосов,  заполнивших  одинокое сердце каменистой пустыни.
Развалившись прямо на камнях у горящих костров, привыкшие к суровым условиям воины  весело шутили, вспоминая страхи перед утренним перехом по пустоши.
Солдаты Улумбека наблюдали, как их командир учит молодого тургарина готовить походный ужин и, начищая до блеска затосковавшееся по битвам оружие, тихо переговаривались:
-И что люди байки слагали, будто страшно в этом месте?
-И ничуть.
-Ни сколечко.
-Равнина и равнина. Только камень вместо земли.
-Да травы нет никакой.
-А, говорят ещё, город тут древний был. Может, сыщем его? Ну, или по пути найдётся, - предположил один из молодых тургар.
-Ну да, найдётся! Сотни лет никто сюда не хаживал. Если и было что, то ветрами да дождями давно всё разрушено.
-Да нет, правда, - не унимался юнец.- Мне батька рассказывал. А ему- дед его, а тому… Да не важно уж, кто кому. Главное, что жили тута в давнишние времена люди. И кожа была  уних белая- белая. И высокие были они такие, словно, - рассказчик осмотрелся по сторонам и, кивнув сторону помогающего Улумбеку воина, продолжил, - вон, словно два, а то и три Мамбека, поставленных на плечи один на другого.
-Ну, ты скажешь, - не доверчиво присвистнул пожилой тургарин, - это ж высота-то какая будет?
-Да это мы мелкие такие. А для древних это самая что ни на есть норма была, - не унимался молодой воин.
-Ну, а дальше-то что?- торопил его самый нетерпеливый из слушателей. - Ты не отвлекайся давай, рассказывай.
Тем временем Улумбек, проворно свернув голову годовалому барашку, мастерски, не делая ни одного надреза стянул с него шкуру от копыт, и затем  вывернул  её.
-А вот то и было. Жили они, жили. По земле ходили, даже по воздуху, словно птицы, летали…
-Брехня всё это, - перебил его снова недоверчивый тургарин.
-А ты не слушай, если не веришь. А другим не мешай, - вступились за рассказчика остальные мужчины. -  Давай, продолжай, малец.
  Улумбек отделил позвоночник от головы и, снова вывернув пустую шкуру мехом наружу, крепко связал её у основания задних ног, предварительно положив туда большой камень.
-Ну и, значит, - довольный потдержкой, продолжал тот, - жили и тут прилетели другие. В стальных коробках прилетели. И были они, словно люди, руки, ноги. Ну, всё, как у человека полагается. Вот только лица были у них не человеческие. А словно морды какие –то,  зверинные.
-Да не слушайте вы его, - забурчал пожилой тургарин и, отвернувшись, проворчал себе под нос. -  Тоже мне, люди, а вроде и не люди. Враки всё это!
-Да помолчи ты!- огрызнулся на него один из слушателей.- Ну, и пусть враки. А интересно  послушать.
-Эй, вы, хорош болтать! Давай,  начиняй шкуру, - прикрикнул командир на в миг притихших воинов.
Нехотя, тургары оторвались от рассказчика и, разделав баранью тушу на многие куски, налили в шкуру  из курдюка малость холодной воды и  слоями набросали  раскалённые булыжники и куски мяса,  пока шкура не наполнилась на половину. Далее, всунув баранью голову внутрь и крепко связав в этом месте шкуру, Улумбек приказал  Мамбеку катать и валять её на земле до тех пор, пока в нутри  не раздастся сухой треск и затвердевшая от жара кожа не начнёт лопаться.
Тем временем, освободившиеся тургары сели кружком вокруг рассказчика и нетерпеливо задёргали его:
-Ну, давай, чего дальше-то?
-Рассказывай, покаместь время есть.
-Прилетели, значит,  другие, вроде как и не люди…
-Ну и вот, - немного помолчав, продолжил молодой воин, - и битва была между ними. И  не только на земле, но и в воздухе, в стальных коробках.
-И где же это ты видел, что бы железо в небе летало? – снова повернул голову недоверчивый тургар.
-Сам не видел, - терпеливо ответил юнец.- А вот батька рассказывал.
Недовольные слушатели замахали руками на мешающего слушать солдата и снова всеми глазами вперились в рассказчика:
-Да не обращай ты на него внимание.
-Давай, дальше то что? Кто победил?- раздалось  со всех сторон.
-Битва, говорят, была такой долгой, что солнце несколько раз успело обойти землю, цветы успели  вырасти, отцвести, зачахнуть  и с новой силой поднять свои ростки.
-Ничего себе!- воскликнул кто-то из толпы.
-И тогда применили они свои секретные орудия. Мелькнули в небе огненные лучи и обрушились жестоким огнём на всё, что было вокруг и оплавили его до камней.
Рассказчик замолчал и все, кто слушал его, уныло опустили головы, представив разрушительную силу огня, опалившего землю.
-Ну, а победил-то кто?- нарушил молчание один из тургар.
-А не было в той битве ни побеждённых, ни ...
-Эй, вы!-прервал его рассказ  гоняющий по полю тушу тургарин.- Кажись, трескаться начала!
И, повскакав со своих мест, недавние слушатели, променяв сказочные байки на плотный ужин, потянулись к своим мискам, что бы   зачерпнуть из нутра пожелтевшей шкуры жирный бульон с кусками полусваренного-полупрожареного мяса и наполнить ими изголодавшееся от дневного перехода нутро.

Глава  21
Бодро шагая, Кантимир услышал раздавшийся недалеко от него треск ломающихся веток и остановился: «Мощный зверь. Никак, лось будет, - не успел подумать он, как из кустов прямо на него, развевая растрёпанными волосами,   пронзительно крича  выбежала Кайра и, обдав струёй разрезанного её бегом воздуха,  чуть не задев, промчалась мимо мужчины:
-Ведьма! 
-Что за хрень, - пробормотал тот, ошарашенно глядя в след уже скрывшейся из виду девушки и повернул в  ту сторону, откуда она прибежала.
«С озера бежала, - догадался он. - Пойду, гляну, чего там».
И, не бросая тяжёлую добычу, повернул назад .

…Сидя далеко в стороне от тургар,  Учитель думал, смотря на тлеющие угли одинокого костра.  Проходя через пустынную  местность, усыпанную грудами больших и мелких  камней,  с потрескавшейся от недостатки влаги почвой, он усиленно вспоминал, когда и где мог видеть этот унылый безжизненый пейзаж. Он ясно различал сквозь пелену воспоминаний эти мелькнувшие когда-то лишь на одно мгновение перед ним багровые холмы, застывшие столбы лавы, напоминающие  причудливые наросты, обугленные камни…
-Ты помнишь, помнишь…  - услышал Учитель за своей спиной таинственный шёпот и быстро обернулся.
Мерцающее полотно тонким облаком колыхалось перед его взором. Переливаясь всеми оттенками голубого, оно приближалось к очарованному мужчине, пока, наконец, почти не стало касаться его лица.
-Помнишь, помнишь… - прозвучало в его голове и Учитель ясно увидел, как от полотна в его сторону потянулся длинный отросток, медленно принимающий форму человеческой руки. Тонкие пальцы на узкой кисти были так отчётливы и реальны, что мужчина ясно различал еле-заметные нити линий, покрывающих женскую ладонь.
-Ты помнишь…- голос был такой знакомый и нежный, но мужчина не мог  вспомнить  его обладательницу. А что  это была именно девушка, он не сомневался.
Рука медленно помянила его.
-Посмотри на меня…
И Учитель, подняв глаза выше, увидел смотрящие на него откуда-то из глубины полотна два огромных голубых глаза, с тоской смотрящих на него.
Это была она.
Да, он не сомневался в этом.
Но как это возможно?
Спустя столько лет?
В этом месте?
Он не успел подумать, как ощутил нежное, почти воздушное, прикосновение  кончиков её пальцев к своей щеке и закрыл глаза.
Сосновые  ветки больно хлестали его по лицу.
Пелена сильного дождя промочила бы насквозь, если бы не водонепроницаемый комбинезон, плотно  облегающий его тонкое длинное тело.
Расползающееся по  животу красное пятно становилось всё больше и больше, а изматывающая боль- сильнее и сильнее.
Медленно, стиснув от боли зубы, Цхураб полз через колючие кустарники по плюхающейся под его тяжестью влажной  почве.
Он знал, пещера где-то рядом, осталось совсем немного, но измотаное тело было бессильно и не желало слушать его команды.
Ещё один рывок и…
Глаза сами закрываются, а мышцы расслабляются под натиском очередного приступа боли и бессилия…
Учитель почувствовал, как женская рука взяла его руку и приятная теплота разлилась по всему его телу.
До Цхураба кто-то дотронулся и он открыл глаза.
Неведомая сила потащила руку Учителя, словно засасывая его внутрь себя.
Огромные, голубые, добрые очи…
Сильный толчок в грудь оттолкнул Учителя назад и заставил открыть глаза.
Прямо на нём кто-то лежал.
И это был не тургарин.
Незнакомец приподнял голову и…

…Мирно сидящие у своих хижин иирки были потревожены воплями со стороны леса и,  повскакав со своих мест, бросились на их звуки.
Каково же было их удивление, когда им навстречу  выбежала растрёпанная, сверкающая безумным взглядом Кайра.
-Ведьма!- злобно заговорила она, хватая соплеменников за руки, - я  так и знала! Что не так - то просто было увести моего Ратибора! Околдовала! Люди!
Испуганные её видом, женщины шарахались от неё в стороны, вырывая свои руки.
-Ну, что же вы стоите? Убейте её! Убейте ведьму!- молила  Кайра, заглядывая сородичам в глаза, - Ха-ха-ха!  Нет, я сама прикончу её! Вот так, - выхватив нож, она  направляет  его в сторону одной из девушек, которая   еле успела отскочитьот безумной.
-Вот так, так, - продолжая тыкать лезвие в стороны людей, злорадно приговаривает охотница,  сверкая глазами и скаля в дикой ухмылке рот.
Меткий удар камня в голову заставлил её замолчать и упасть, распластав ноги и руки по затоптанной земле.
-Совсем крышу снесло, - вздохнула тощая старушка, отпнув  мешающую ей пройти ногу Кайры, - не зря говорят, любовь зла, в омут утянет.
-Злая она стала, вот и прогнал её Ратибор.  Разве можно бабе столько времени на охоте проводить?  Зачерствело сердце. Почернела душа.  Затянуло пеленой глаза, -  переговаривались между собой женщины, обходя лежащую без сознания охотницу.
-Да и что тут? Других мужиков, что ли, нет? Вон, хотя бы мой…- начала было полная женщина средних лет, но идущая рядом с ней молодая иирка шутливо толкнула её локтем в бок:
-Да чего,  твой-то? Молоко ещё не обсохло, а ту да - же его, к бабе на лежак протиснуть хочешь!
Все дружно засмеялись и, продолжая причитать и оглядываться  на бездыханную охотницу, стали расходиться по домам, постепенно переводя разговор на другие, более интересные для них темы:
-А что, закваску-то ты как, на кислом или парном заводишь?
-А я вот пару капель добавляю. Для запаха. 
-А у моего-то так и не сходят.  Уж  и не знаю, чем сводить.
-На болото сходи. Только ночью, как месяц встанет. Только смотри, что б точно над верхушками был, иначе напрасно.  Там ягодка такая есть…
«Дуры.  Все вы безмозглые дуры, - слыша их пустые разговоры, думала очнувшаяся, но ещё не открывшая глаза Кайра, - Смешно им, значит. Ну,  лады. Посмотрим, кто последний смеяться будет. О боги! Дайте силы!  Голова-то как трещит. Будто кто стучит и стучит…Да что б вас всех…»
И проваливается в тёмное беспамятство.

…Учитель узнал его.
Это был он.
Он сам.
Много лет назад. Очень много лет назад.
Вот почему это место казалось ему таким знакомым!
Он уже был здесь.
Не долго. Всего несколько секунд.
Но какие это были секунды!
Секунды, перевернувшие в дальнейшем всю его жизнь.
-Ты не должен быть здесь. По крайней мере, не сейчас, - тихо прошептал он и с силой толкнул самого себя прошлого в  сторону мерцающего полотна.

Глава 22
По мраморным плитам холодного пола раздался быстрый топот деревянных каблуков, гулом отражающийся в залах белокаменного города. Встрепенувшись от нарушивших их покой звуков, в высоком куполе заметались разноцветные птахи, щебеча и переговариваясь между собой, наблюдая свысока, как худой мужчина на длинных ногах в развевающихся шароварах быстро мчался с докладом к Владыке, сжимая в руке тугой свиток.
-Срочное донесение, - протянул он руку, упав на колени перед Владыкой и коснувшись губами кончиков его расшитым золотом туфель.
Развернув свиток, царственная особа быстро пробежал по небу глазами, с каждой строкой всё больше и больше хмуря и сводя на переносице  мохнатые чёрные брови.
-Генералов ко мне!- резко встав, взвизгнул он неожиданно таким тонким голосом, что, сам не ожидая такого, вдруг закашлялся и, отмахнувшись от мгновенно подбежавшего к нему раба, быстро зашагал в сторону переговорной комнаты.

…Бойкая торговля нарушила утреннюю тишину разнообразием тембров и звуков.
-Кабанчик свежий, утренний, по заре ещё по лесам бегал, - призывно зазывал покупателей Мясник, аппетитно тряся в руке жирной ляжкой.
Двое солидных мужчин в длинных плащах с накинутыми против солнечного удара капюшонами,  бездельно прохаживались по площади, зорко осматриваясь  по сторонам.
-Последний завоз солнечного камня, - зазывает их Ювелир, - подарите своей жене-красавице.
-У меня нет жены, - отмахнулся один из мужей, но Ювелир настойчиво схватил его за длинный рукав плаща, пытаясь заглянуть под капюшон:
-Но  у такого видного мужа наверняка есть подруга.
Второй мужчина, идущий следом, спокойно положил руку на висящий на талии стальной меч и угрожающе посмотрел на торговца, всем своим видом давая понять настырному, что б тот знал своё место,что, конечно же подействовало и Ювелир, покорно скложив руки на груди, опустил голову и попатился назад:
-Прошу прощения, что потревожил вас, милостивый.
Ничего не отвечая, мужчины направились к стоящей неподалёку оружейной лавке, а  Ювелир тут же нашёл другую жертву-  молодую цветущую даму - и, раскрыв ей навстречу руки, широко улыбнулся.
Тем временем у лавки Текстильщика остановились две женщины, Айса и её рабыня.
Подкатившийся апельсин, упавший из рук жонглирующего ими торговца фруктами, остановился у  ноги женщины и служанка, быстро подняв его, метко бросила его жонглёру.
Ловко подхватив брошенный ему фрукт,  циркач  благодарно кивнул и, продолжая  жонглировать, призывно закричал:
-Апельсины свежие, сочные. Подходи! Налетай!  Апельсины разбирай!
-Нежная и мягкая!- низко поклонившись знатной даме, торговец откидывает отворот пурпурной ткани. - А какие краски!
Никак не реагируя на его слова,  Айса, небрежно щупая ткань,  находит глазами Ювелира и подзывает его, слегка кивнув сопровождающей её рабыне, шаловливо сверкающей глазками по сторонам и та, встретившись взглядом с Мясником, заливается ярким румянцем. 
-Иди, выбери, который  пожирнее, - не глядя на служанку, приказывает  Айса, - да торгуйся лучше, -  и, посмотрев на Текстильщика, озабоченно говорит - слишком яркая. Не знаю, пойдёт ли мне?
-Что вы, уважаемая,- хитро заулыбался тот, -  такой цвет придаст загадок и очарования вашему и без того прекрасному лицу!
Подбежавший к женщине Ювелир раболепно поддакивает и открывает перед ней резную коробочку:
-А это прекрасное украшение дополнит ваш несравненный образ, ещё больше украсив пурпурный цвет вашего наряда.
В коробочке, переливаясь розовато - фиолетовыми оттенками, сверкают обрамлённые в сотканную из серебрянных кружев оправу большие серьги. 
-Достойные украшения для вашей милости, - наклоняется Ювелир, а ткач умело прикладывает цветное полотно к коробочке.
Рабыня тем временем подходит к торговцу мясом, который занят разговором с двумя покупателями- мужчинами.
-Смотри-ка,  у соседа какая  торговля бойкая!- кивает в сторону ювелирной лавки один из них.
-Говорят, война будет, - многозначительно отвечает мясник, - Теймур-баши на север собирается. Под себя их богатства подмять. Вот  солнечный камень и скупают. Иначе реку перекроют и всё, конец торговле. А и того хуже, пошлины поднимут, цены взлетят. Чего тебе, милая, - улыбается он Рабыне Айсы.
-Мне побольше, да пожирнее, – девушка вытягивает шею в сторону разложенных кусков.
-Слышали? – наклонившись ниже к мяснику, шепчет один из мужчин, - наш  войско собирает. Призыв скоро. Всех под чистую сгребут.
Мясник, взвешивая на руках сочные кусочки,  показывает один за другим покупательнице.  Та осматривает их со всех сторон и выбирает парочку.
-Брехня это!-машет рукой другой мужчина, - у меня брат при дворе. Тургары на нас не двинут. Незачем им своим железом о наше колотить. Себе дороже. А вот на севере ещё бронза в ходу. Её - то сталь в миг расшибёт.
-С тебя десять амов, милая, - улыбается мясник, бросая куски баранины девушке в корзину.
-И то верно! – продолжают меж собой разговор двое мужчин, чуть отойдя от прилавка, - зачем им равный враг, если кто послабее есть? Вот разграбят север, а там видно будет. Ну, мне пора, - протягивает он руку собеседнику и, кивнув головой торгующему мяснику, уходит.
-Десять?- разочарованно произносит Рабыня и, уповая на свою обворожительность,  делает круглые глаза.
-Ну если только за твои прекрасные глазки… Девять.
В ответ девушка застенчиво улыбается и сверкает чёрными очами из-под густых ресниц, пытаясь ещё больше снизить цену.
-О, боги! Зачем вы прислали ко мне эту искусительницу!- взмывает руки к небу мясник и, наклонившись к девушке, шепчет, положив свою замасленную ладонь на пальцы девушки - только для тебя, восемь. И… приходи к вечеру, получишь часть из них обратно.
Ещё раз сверкнув хитрыми глазами, девушка протягивает монеты и, медленно вытаскивая кисть из-под тяжёлой окровавленной руки мясника, игриво оборачиваясь, убегает к хозяйке.
-Хороша цыпа, - причмокивает мясник, - приходи вечером, - обращается к другу, - позабавимся.
-Обманет, - усмехнулся тот, - не придёт.
-Придёт, - уверенно ответил мясник, - я ей  пообещал кое-что.
И, увидев проходящий мимо  отряд вооружённой охраны, торговец, вытянув в руке увесистый окорок, заверещал:
-Мясо свежее! Только утром по двору бегало!
-Говорят, кочевники на рудниках всё железо выгребли, -со знание дела произнёс Покупатель. - И хорошие деньги давали.
-Откуда у них деньги-то?
-А с купцами нашими сговорились. Шерсть у них-уууу!
Тем временем Айса, передав  деньги за ткань и серьги, обращается к Ювелиру:
-Ты  не медли, камень скупай весь. Да не жадничай. Потом сочтёмся. После войны цены взлетят. Да, кстати, как там тот раб, ну, которого прислала тебе в помощники?
-Раб-то?- удручённо опустил Ювелир голову. - Удрал гадёныш. Я же к нему, как к сыну. Толковый малец.  А он…  Поймаю, шкуру спущу!
-Да, - усмехнулась женщина, - где же ты его поймаешь? Коли мозги есть, а они у него есть, коли мастером был, уплыл он  с купцами какими. Теперь уж точно не сыщешь,  старый ты дурак.

…Бодро шагая по раскинувшейся вдоль голубеющей горизонта равнине под завывающие звуки труб и раскатистые удары тугих барабанов, фриги уверенно приближаются к выбранному Владыкой месту потенциального сражения.
Собранная всего за несколько дней до этого многотысячная армия, состоящая из вчерашних торговцев, крестьян, ремесленников представляла собой  пёструю толпу вооружённых до зубов солдат, знающих о сражениях только из рассказов стариков и не совсем понимающих, зачем их всех вместе  собрали.
Совсем другое дело была конница, состоящая из обученных и натренированных гвардейцев Владыки. Несмотря на то, что у многих из них боевой опыт состоял только из гладиаторских боёв да пьяных драк на городской площади, они были полностью уверены в своей непобедимости и, насмешливо отзываясь о противнике, думали, как потратят награду, милостиво вручённую им по случаю предстоящей победы.
За основной армией следовало тайное оружие эпийцев, на которое Владыка расчитывал более всего. Выращенные для  боёв на арене, несколько десятков крепких двуногих ящеров  с сидящими на их спинах в деревянных кибитках лучниками, лениво шагали   огромными лапами по сочной траве, вертя зубастыми мордами из стороны в сторону.  Рядом,  придерживаемый  погонщиками за крепкие цепи, бежал более мелкий молодняк, стараясь  безуспешно вырваться на свободу.
Разведчики уже доложили командирам о приближающимся к ним тургарам и  Владыка приказал    остановиться, что бы выстроиться в боевой порядок. Пехотинцы, как наименее подготовленная и, следовательно, не представляющая особой важности,  часть армии, была разбита на сотенные отряды и  выставлена впереди для принятия основного удара противника. С флангов построились отряды кавалерии, готовясь взять тургар в плотное кольцо, а позади всех остались стоять  отряды с ящерами. Владыка, питающий особую слабость к своим зверюшкам, надеялся  всё-таки избежать надобности пускать их в бой и поэтому оставил в резерве.
Едва армия фригов успела выстроиться в боевой порядок, как далеко впереди послышался гул  и вскоре все увидели летящее прямо на них тёмное жужжащее облако. Так и не успев ничего сообразить, через какое-то мгновение на  центральные отряды пехотинцев обрушился  огромный рой безжалостно жалящих насекомых. Стараясь избежать укусов, фриги отчаянно махали руками, закрывая лицо, но противные твари лезли прямо в рот, ноздри, уши, причиняя острую боль.
Поддавшись панике, отряды быстро смялись.
Убегая от кусающих их пчёл, солдаты бежали в разные стороны.
Обезумевшие  лошади срывались с мест и, не слушая команд своих наездников, неслись по равнине.
Отпущенные  отмахивающимися погонщиками ящеры, почувствовав свободу,  рвали зубами попавшихся им под ноги людей…
И в это время…
Сотни стрел чёрной дугой опустились на пиникующих эпийцев
Это приблизившаяся армия тургар начала обстрел противника.
-Щиты!- завопили камандиры.
-Приготовить мечи!
-Держать ряды!
Но разбросанные по всей равнине солдаты или просто не слышали их, или были уже не в состоянии выполнить их команды. Кто-то всё-таки попытался выстроиться в боевой порядок и дать отпор скачущей на них орде, но  был сметён нахлынувшей на  них мощью противника.


       Глава 23
Глубокая ночь окутала своим бархатом опустевшую  площадь и закрытые створки  торговых лавок. Кое-где через узкие щели деревянных дверей виднелся тусклый свет лампад, освещающий подсчитывающих барыши торговцев. И тихий звон монет, льющийся в их  потайные закрома, показывал, что и этот день прошёл недаром.
Между темнеющих рядов  пробежала тёмная фигура, закутанная с ног до головы в длинный плащ. Быстро оглянувшись, она останавилась у закрытой лавки мясника и трижды постучала по деревянной двери.  Приближающийся к выходу свет говорит о том, что  этот стук был услышан и вскоре тихий мужской голос осторожно спросил:
-Кто там?
-За возвратом пришла. Как и обещалась, - защебетал в ответ игривый женский язычок и дверь быстро открылась.
Показавшийся в проёме мясник быстро осмотрел пустую улицу и пропустил девушку в темнеющее за его спиной помещение.
Пройдя мимо висящих над дымящимися углями коптящихся туш, парочка оказалась во вполне уютной комнатке, завешанной мягкими коврами и усыпанной подушечками самых разных размеров. Огоньки лампад освещали развалившегося на них утреннего Покупателя в широких шароварах и обнажённой грудью, покрытой редкими пучками густых чёрных волос. Закатив глаза, он умиротворённо сосал трубку кальяна и наполнял комнату  ароматными кольцами дыма. Услышав шаги, мужчина лениво открыл глаза и увидел сквозь пелену рассеивающегося смога вошедшего друга и спрятанного в плащ человека.
-Ну-ка, красавица, - снял с гостьи накидку Мясник, - удиви нас своими прелестями.
Ничего не отвечая, девушка -Рабыня Айсы- игриво протянула руку:
-Ты обещал вернуть часть монет.
-И верну,- нетерпеливо ответил мужчина, развязывая шнурок на её плаще.
-Сколько?
Голос девушки был спокоен настолько же, насколько и требователен. Она видела горящие глаза мужчины и прекрасно понимала, что теперь он полностью во власти её чар и хочет непременно воспользоваться своим положением.
-А это уже зависит от тебя, дорогая.
Коротенькие толстые пальцы Мясника наконец-то справились с крепким узлом и  шуршащая ткань упала на пол, открывая стройную фигуру девушки. Ничуть  не стыдясь, она выпятила вперёд сочные груди и стала их вызывающе ласкать тонкими пальцами, продолжая извиваться всем своим телом.
-Богиня,-восхищённо защептал Мясник, уткнувшись губами  в её шею и, крепко обхватив одной рукой за впалый живот, другой быстренько погрузился в иссиня-чёрный пушок чуть ниже.
Прикрыв глаза и томно улыбаясь, Рабыня вытянула палец в сторону   наблюдающего за ними курящего мужчины и игриво подозвала к себе. Тяжело впиваясь в глаза девушки своим взглядом,  тот, наблюдая за ласкающим её тело Мясником,   вплотную подошёл к ней спереди и, положив руки на её груди,  сжал выпятившиеся бугорки сосков.
-Ах, - тихо вскрикнула девушка, ощущая его сильные руки на своём теле,  и тут же замолкла под   страстным поцелуем, накрывшем её губы.

…Тихо скользя, в стене открылись вертикальные створки и, пропустив внутрь белолицего мужчину в ниспадающем белом одеянии, так же бесшумно закрылись, оставив его в темноте.
Держа в руках прозрачную светящуюся  пластину,  Кассиопей,  не отрывая от неё взгляда,  сделал шаг и тут же волна холодного света, мягко перекатываясь вперёд, осветила необычайно высокое,   тёмное помещение. Вдоль его стен стройными горизонтальными рядами стояло множество вытянутых капсул с продолговатыми полупрозрачными окошечками, освещяемых светом всякий раз, как только мужчина  проходил мимо.
Почти не останавливаясь, он быстро скользил, словно летел,  по полу, мельком бросая взгляд в стороны и ловко перебирая пальцами по пластине,  на которой молниеносно мелькали какие - то цифры и знаки.
Остановившись у крайних капсул, мужчина  скользнул  пальцем по пластине  слева-направо и та, под движением его кисти,  собралась в тонкую плоскую полоску, которую мужчина положил в спрятанный между складок одежды карман.
У одной из капсул  мужчина нажал на её тёмную панель   и та засветилась от множества перебегающих по оконцу знаков. Выстроившись в определённом порядке, знаки остановились,  и внутреннее содержимое капсулы осветилось голубоватым светом.
И только тут по достоинству можно было бы оценить действительный  рост  Кассиопея, настолько высоким он оказался по - сравнению с находящимся внутри капсулы человеком, пытаясь разглядеть которого, он наклонился почти по пояс. Однако, такое положение вряд ли устраивало андромедянина и он, нажав на несколько знаков на панели капсулы, присел на выросший неизвестно откуда у него за спиной круглый  полупрозрачный  диск на тонкой ножке и ещё раз внимательно посмотрел на Койву.
Погружённый в прозрачную жидкость, полностью обнажённый,  славличанин стоял на широко расставленных ногах с  разведёнными в стороны руками. Бесконечное множество трубочек,  с  текущей по ним алой жидкостью, шло от его тела и головы к задней стенке капсулы.
«Один, два, три…»- равномерно билось его сердце,  одновременно высвечивая на панели  соответствующие цифры.
Мужчина,  достав пластину из внутреннего кармана, раскрыл её и,  набрав знаковую последовательность, скопировал её на панель капсулы и через мгновенье  на  её  потемневшем лобовом стекле  замелькали  берёзовые рощи, река, деревянные  избы славличей, снующие туда- сюда люди…
«Один, два, три, четыре…»- быстро замелькали цифры и бешено колотящееся сердце Койву, казалось, вот- вот выскочит у него из груди, разорвав её мощными ударами.
…выскочивший из леса волк хватает девушку и тащит вниз по реке.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть…»
…снежная лавина несёт с собой вниз две кувыркающиеся людские фигурки.
Темнота.
«Один, два, три…»
Сердцебиение успокаивается, принимая первоначальное значение, дыхание становиться ровным и спокойным.
Удовлетворённо кивнув,  Кассиопей  встал  со сразу же исчезнувшего из - под него стула  и дотронулся до  панели капсулы.
Оконце  тот час же  потемнело,  скрыв находящегося в ней человека, а андромедянин,  мельком взглянув на колыхающегося в жидкости в следующей капсуле Белояра, сделал на пластине отметку    и  прошёл дальше.

…Выйдя на берег лесного озера, Кантимир оглянулся и увидел лежащую на песке обнажённую девушку.
-О, боги, - воскликнул он, решив, что девушка утопилась и, сбросив лань с плеч, бросился к Йорке.
-Ты чего это вздумала? А? - Забормотал он, тряся девушку за плечи, -  Ратибора нет, спасать некому! Ну-ка, давай!
Приложив ухо к её груди, мужчина облегчённо вздохнул и захотел  встать, но торчащий прямо перед его глазами тёмный сосок приковывает его взгляд и Кантимир, чувствуя в низу живота предательское шевеление, резко отвёл голову от груди девушки и, встав рядом на колени, дал ей несколько сильных пощёчин.
И славличанка тут же приоткрывает глаза и, увидев иирка, резво приподнимается, пытаясь отползти на локтях в сторону:
-Ты чего это вздумал?
Растерявшись, мужчина встал и, отвернувшись, бросил ей через плечо:
- А сама-то что? Валяешься тут, на берегу, в чём мать родила.
 -Да я...- оглянулась девушка в поисках одежы и,  видя  вздувшуюся от попавшего в неё воздуха холщовую рубаху, надутым пузырём плывущую по озёрной глади к струям водопада, растерянно разводит руками.
-Погоди, я сейчас, - оценив ситуацию, Кантимир быстро скинул с себя штаны и куртку, нырнул в воду и несколькими размашистыми бросками достиг  платье.
- На вот, накинь, - стараясь не смотреть на девушку, протянул он рубаху.
- Она же мокрая, - недоумённо взяла её в руки Йорка.
- И что? Ты в таком,- окинув её взглядом, спросил мужчина, - виде в племя заявишься?
Понимая, что он прав, девушка, сжавшись от коснувшейся её тела холодной влаги, медленно влезла в поданую её одежду.
«А она очень даже…- одобрительно взглянув ещё раз на одевающуюся девушку, подумал иирк. –Интересно, в постели она так же хороша?»- и тут же, испугавшись своих мыслей, отвернулся в другую сторону:
-Ты одна здесь?- осторожно спросил он, оглядываясь по сторонам.
-Да, -  сжимаясь под мокрой рубахой, ответила   Йорка и попросила:
-Ты это, Ратибору не рассказывай. Ругаться будет.  Я обещала одна не ходить, -  и так жалобно посмотрела на Кантимира, что он чуть не засмеялся: «Вот баба дура! Натворит чего, а потом…», но вслух спросил:
-А сам-то он где?
-В соседний род уехал. С утра ещё. Я сразу и пошла искупаться.
-Одна?
-Ну да. Ваши девушки меня не особо. Да мне и не нужно. А ты-то как здесь?- подойдя  к нему ближе поинтересовалась Йорка.
-Да я, - начал было отвечать Кантимир, но в последний момент решил промолчать об его странной встрече с обезумившей Кайрой, и просто продолжил, кивнув на лежащую недалеко тушу лани, - охотился вон и решил понырять немного. А тут ты.  Голая. На берегу. Чего случилось-то?- с интересом заглядывая ей в глаза, спросил он.
В ответ девушка пожала  плечами и, нагнувшись, подняла с песка мокрую куртку:
-Подскользнулась, видимо.   Камни тут… Мокрые да гладкие.  Ну и … упала, наверное. А тут ты…
«Память отшибло, что ли? Не может быть так просто, - подумал охотник,  вспоминая бегущую с безумным взглядом Кайру.- Нет. Что - то здесь всё таки произошло. Но вот что?»
-Ты это, замёрзла совсем. На вот, накинь, - скинув с плечь, он протянул   куртку дрожащей девушке, - а свою просуши на ветру. Солнце ещё теплое, быстро просохнет.

Глава 24
Глухой многократный стук, раздавшийся на крыше,  разбудил обнимающего молодое женское тело Мясника. Открыв глаза, он посмотрел на потолок.
Тук-тук-тук-дзынь!
Что-то упало между дощатыми перегородками.
Мясник, убрав руку утомлённой от безудержных ласк женщины со своей груди, встал и, накинув длинную рубаку поверх волосатого тела, поспешил к выходу, откуда доносились редкие крики разбуженных шумом людей и странные, напоминающие удары камней по мостовой, звуки.
Приоткрыв дверь, мужчина тут же отпрянул назад в ужасе от открывшейся перед его глазами картины: то тут, то там с неба прямо на дома и головы людей падали горящие камни и, взрываясь от соприкосновения с землёй, разлетались осколками  в разные стороны, калеча и убивая старающихся укрыться от них жителей города.
Мужчины и женщины…
Лежащий в луже крови с раздробленными ногами ещё недавно так умело жонглирующий торговец фруктами и растоптанные чьими-то пытающимися убежать ногами остатки апельсинов, испускающих последние капли ароматного сока…
Женщины и дети…
Схватившийся за окровавленную голову старик, раскачивающийся из стороны в сторону…
Две бродячие собаки, опьянённые запахом палёного мяса и крови с остервенением, не обращая внимания на рушащийся вокруг них мир,  копошатся клыкастыми мордами в животе мёртвой женщины, вытаскивая связку кишок и злобно рыча друг на друга, ничуть не обращая внимания на голого младенеца, выпползшего из-под её безжизненной руки. Судорожно всхлипывая и даже не имея сил кричать, он лежит в растёкшейся из под  матери луже крови и жадно сосёт её палец, схватившись за него своими цепкими  ручонками.
Бегущий  прямо на ребёнка   мужчина  готов вот-вот раздавить малютку, и его широкая ступня уже занесена над только начинающим свой жизненный путь тельцем, но резкий  толчок отбрасывает его в сторону и сильные руки пробегающей мимо женщины на ходу подхватывают младенца,  а   крепкие ноги уносят   прочь от страшного места.
Прямо    через дорогу  пылает лавка Ювелира и тот, прижимая  к груди остатки своего сверкающего добра, вылупленными от ужаса глазами молча стоит перед ней на коленях, наблюдая крушение своего маленького мира.
Пробегающий мимо него паренёк ловко уворачивается от пролетающего рядом камня и так сильно толкает ювелира, что тот падает, рассыпав груду драгоценных камней и золотых побрякушек,  сверкающим ручейком покатившихся   по горящей земле в сторону от своего бывшего владельца. Паренёк протянул было руку, что бы загрести несколько катящихся камешков, но тут же был отпихнут ударом  широкого каблука раззорённого ювелира.
-Не трожжжжь…- злобно прошипел он над ухом юноши  и, сильно оттолкнув его, навалился всем своим телом на разбросанные по земле сокровища, руками подгребая их под себя.
-К морю!- услышал Мясник чей то призывный голос и посмотрел в его сторону.
Высокий крепкий мужчина, несущий на своём горбу вцепившегося в его шею мальчика лет семи, оглянулся в бегущую за ним толпу и замахал руками:
-К морю давай! На корабли!- И быстро побежал вперёд, словно не чувствуя за спиной ношу.
«Это лишь сон. Только сон. Сейчас я проснусь и…», - как-то отчуждённо подумал Мясник, не в силах вопринимать увиденную им картину и посмотрел в даль.
Там, в центре полыхающего города, на высоком холме,  тёмной мощью чернел не тронутый пламенем дворец Владыки.
«А если не…», - подумал он, ощущая, как всё нутро его сжалось от предчувствия возможной утраты всего нажитого благосостояния. Ему плевать на жизнь. Зачем она, если рядом не будет куска сочной баранины, чарки доброго вина  и пары золотых монет?
-Что это?- услышал Мясник у своего уха голос любовницы, но не успел ничего ответить, так как за его спиной раздался оглушительный взрыв и он, внезапно осознав всю реальность происходящего, был  вытолкнут  из дверного проёма ударной волной и упал лицом на горящую мостовую.

…В сторону песчаного берега, окаймлённого верхушками кучерявых деревьев, подгоняемая чёткими взмахами гребцов  и разрезая ровную гладь моря,   быстро плывёт узкая длинная лодка, до верху груженная пустыми корзинами и курдюками.
Вдалеке, качаясь на  то и дело набегающих на её корпус волнах, красуется громада купеческого корабля с изящно вырезанной на корме фигурой прекрасной девы с рыбьим хвостом и крыльями вместо рук.
Оглянувшись на неё, сидящий в лодке Немой вспомнил, что видел точно такие же статуи, только гораздо меньшего размера, помещающиеся на ладони,  в каморке ювелира.
Много дней назад, удачно сбежав от своего нового владельца, он  нашёл приют  на  корабле, с которого слышалась почти забытая речь  его родины.
Несколько дней прячась в мокром тёмном трюме, изматываемый бесконечной качкой, его нутро не могло принимать ни найденную в мешках пшеницу, ни сладкое вино из стоящих рядом бочек. Всё,  что бы он ни съел и не выпил, низвергалось с виде  слизкой, с тошнотворным запахом массы, вызывающий ещё больший приступ. «Боги наказывают меня», - подумал он и решил больше не красть чужую еду. Всё равно, вскоре после употребления она оказывалась на полу, с которого её, благодарно мурлыкая, слизывал большой рыжий кот.
Прячась за дальними бочками, когда кто-то спускался вниз за очередной партией вина, мужчина с тоской разглядывал северные обветренные лица моряков  и слабая надежда на  то, что его кто-нибудь увидит, боязливо трепетала  в его сердце. 
Сколько так продолжалось, Немой не понимал.  Приступы жуткого голода сменялись приступами бредовых видений детства, во время которых он не мог уследить за сменой дня  и ночи. Он уже готов был выбраться на верх сам и просить милости у находящихся на палубе людей, но слабость так сковала его обезвоженные конечности, что он не мог даже ползти.
«Как несправедливо, - думал он, - умереть свободным, в этом тёмном, воняющем трюме, когда встреча с манящей  родиной так близка».
-Так, ребята,- прервал его воспоминания суровый голос Боцмана, -  набираем воды и в лодку. Дохлый, бери Немого и быстро в рощу.
Из причалившей к берегу лодки бойко выпрыгивали не чувствовавшие много дней землю моряки и,  утопая босыми ногами в  обжигающем кожу песке, уверенно шли к виднеющимся неподалёку зарослям.
Поймав выброшенные корзины, Дохлый сунул одну из них Немому:
-Давай, за мной. Только быстро! Шевели маслами-то! –прикрикнул он   и  рысью побежал в сторону зелёной стены дервьев.
Пробираясь в высокой сочной траве, вскоре все вышли к апельсиновой роще. Там, свисая яркими шарами с наклонившихся под их тяжестью ветвями, спелые фрукты так и манили путников сорвать их.
«Съешь меня!» - просили они, сверкая отблесками прокрадывающегося через верхушки пальм солнечных лучей на своих боках
-Знаешь, что это?- спросил Дохлый, бросая сорванный фрукт в корзину и посмотрел на отрицательно качающего головой Немого:
-У! Вкуснатища! Давай, налетай!
И, сорвав яркий шар, потянулся за следующим.
Немой, разглядывая неизвестный фрукт, принюхался и с наслаждением закрыл глаза.
Запах свежести и лёгкой горечи, перемешанной с ароматом восточных сладостей,  ударил ему в нос.
«Вкусно, должно быть»,  - подумал он, осторожно надкусив плотную кожицу и тут же сморщился, почувствовав горько-кислый запах.
Громкий смех Дохлого, увидевшего его скривлённое лицо  заставил Немого обернуться.
-Ха-ха-ха! Его ж чистить сначала нужно!
Взяв один из шаров мужчина цепкими пальцами отодрал с него рыжую шкурку, белую и пушистую внутри и протянул Немому фрукт, состоящий из полупрозрачных долек,  с просвечивающимися внутри зёрнышками.
-Да не трусь, давай, жри!- видя недоверчивое  лицо Немого, подбодрил он его.
Сочная сладкая жидкость,  окутав рот свежестью и ароматом,  покатилась ниже.  Капли живительной влаги, медленно просачивающейся из  полукруглой дольки, скатились по жадно впитывающей их плоти и, смачивая кисловато-сладким соком горло,  упали в сжавшийся от долгого недоедания желудок.
О, боги!
Каким же удивительно прекрасным был этот ни с чем не сравнимый вкус!
-Руби их!- еле слышный крик Боцмана с берега прервал гастрономический оргазм и мужчина,  поперхнувшись проскользнувшим сочным куском апельсина, закашлялся, пытаясь вытолкнуть инородное тело  наружу.
-Чего там?!- вытянув шею в сторону берега, спросил  Дохлый, и, бросив рыжий фрукт в уже полную корзину, взвалил её на плечи.
-Давай, шевелись! Живее!- доносилось со стороны моря.
-Бежим, что ли?
Кивнув в сторону  криков  Дохлый, смешно поднимая длинные ноги, побежал мимо продолжающего кашлять Немого, на ходу сильно хлопнув его по спине.
Недоеденный апельсин  дугой вылетел изо рта мужчины и упал в высокую, примятую корзинами траву, подхватив одну из которых,  Немой бросился догонять друга.

…Добравшись к ночи до города, остатки армии фригов садились на корабли и спешили покинуть опасное место. Сам же Владыка, оставленный  солдатами и не в силах расстаться со своими богатствами,  скрылся за стенами дворца, надеясь выдержать длительную осаду со своей семьеё и личной гвардией, так и не посмевшей оставить своего повелителя.
Объятые ужасом горожане, слушая рассказы своих спасшихся мужей и сыновей, быстро собирали пожитки и бежали к  покачивающимся на волнах  у причала кораблям.
Толкаясь и давя друг друга,  люди  наперебой совали капитанам монеты, умоляя дать им местечко. Но, как бы ни были  алчны морские волки, но и они понимали, что не смогут принять на своих посудинах всех желающих. И поэтому командам были даны приказы бить вёслами всех, кто захочет пробраться без разрешения на корабли и сбрасывать их в воду.
И вскоре сотни окровавленных мужских, женских и детских тел так и остались качаться на волнах вокруг устремившихся в открытое море судов. Но как же горько было их разочарование, когда, выйдя из бухты, все увидели, что путь к свободе перекрыт вражеским флотом, мирно покачивающимся на тихой воде.
Путь к отступлению был перекрыт.
Торговые судна не были преспособлены к морскому бою и капитаны приняли решение повернуть к берегу, но в это время на небе над тёмным городом пронеслись огненные шары и рухнули прямо на городские здания.
Объятый пламенем город заполыхал, окрасив тёмное небо огненным заревом.

…Раздирая о кусты  и без того рваную рубаху, Дохлый, высоко поднимая ноги, с быстротой зверя несётся к берегу. Спелые апельсины то и дело выпрыгивали на землю из свисающей за плечами корзины и, растоптанные бегущим следом Немым, рыжими лохмотьями оставались  зелёной траве.
Подскользнувшись о скользкую корку одного из них, Немой упал на спину ногами вперёд и, судорожно собирая рассыпавшиеся из своей корзины остатки уцелевших фруктов,  стал ползать по утоптанной траве, оглядываясь на скрывающегося за деревьями Дохлого.
-Да брось ты!- услышал он удаляющийся голос друга и, вскидывая за плечи корзину,  побежал вперёд.
-Ах ты, з-зараз-за!-  услышал он  крик Боцмана с берега и прибавил шаг.
Но усталость и болезнь последних дней сказались на нём и вскоре, запыхавшись от бега, Немой на секунду остановился, что бы перевести дух.
Дохлый, тем временем,  выпрыгнул  из кустов и увидел  кровавое окончание недавней битвы.
Проткнувший не за долго до этого полуголого  чёрного мужика в звериной маске  на лице и в каких-то странных лохмотьях,  свисающих с талии, Боцман  свирепо скалился,  медленно вытаскивая  длинную саблю из его голого пуза.
-Ну вот, как - то так,- вытирая оружие о штаны,  довольно бробурчал  он и оглянулся.
Два туземца с распоротыми животами и вывалившимися из них внутренностями омывались набегающей на песчаный берег солёной водой. Одного из них крепко обвили щупальца зелёных водорослей и, подхваченные волнами, поволокли на глубину   синего моря.
Два балта, тем временем, поднатужившись,  затаскивали в лодку прикрывающего бок раненого друга.
-Давай, - увидев Дохлого, замахал  ему  Боцман.
-Ну вот, - огорчился тощий мужчина, - без меня начали, без меня закончили. Подраться и то не успел,  - и, огорчённо вздохнув, вышел из-за пальм на берег.
Но, словно услышав непреодолимое желание Дохлого, из дальних кустов выбежала целая  группа туземцев и с истошными криками, свирепо махая каменными топорами  и целясь из луков, понеслась в сторону моряков.
Те, увидев превосходящую их втрое группу черномазых,  быстро столкнули лодку в море и усердно налегли  на вёсла.
-Давай, быстрее, шевели копытами!- заорал  Боцман Дохлому, увидев, как  одна из стрел вонзилась прямо у ног Дохлого, отчего  тот, высоко подпрыгнув, прибавил шаг.
Ещё стрела.
Ещё.
Выскочивший из леса Немой увидел, как Дохлого догнал выбежавший из леса высокий мощный туземец и, стукнув огромным кулаком в спину,схватил его за талию и повалил на песок.
Нырнув тут же обратно  в зелёные волны джунглей, Немой затаился и, изо всех сил стараясь не выдать своего присутствия, стал наблюдать   за приставшей к кораблю лодкой с балтами и за группой туземцев,  связывающих автивно сопротивляющегося  Дохлого, закрепив которого его за руки и ноги на толстом шесте, они   понесли его  в сторону   чернеющей своей вершиной среди высоко поднимающейся зелени скалы. 

Глава 25
Поднявшееся над морем солнце осветило обугленные осты городских домов и чернеющие  башни ещё вчера белокаменного города. После ночного обстрела  сам город был почти разрушен. Лишь одиноко возвышающийся  центре на холме дворец Владыки ярким пятном указывал на его когда-то былое величие.  Однако, городская стена, щедро покрытая выбоинами, всё-таки устояла под метким обстрелом и её массивные ворота удивительным образом сдержали наступление тургар.
Теймур знал, что её толщина   была настолько большой, что пробить её насквозь не удастся. А раздвижные ворота с секретным механизмом  при особом положении не просто плотно прилегали створками друг к другу так, что их невозможно было развести, но ещё и закреплялись парой десятков специально выкованных стальных блоков так, что попасть в город извне было практически невозможно.
Оставалось одно: длительная осада.
Перекрыв каналы с питьевой водой, поступающей из огибающей город реки, спускающейся прямо в море, Теймур обрёк жителей города на мучительную жажду под палящим солнцем,  а приказав  возввести  плотный честокол, через который и мышь не смогла бы пробраться, лишил их возможности улизнуть и скрыться.
Помимо этого, на длинные острые колья были насажены трупы погибших в битве тургар и захваченных с  пытавшихся отчалить кораблей ещё живых жителей таким образом, что бы их чётко было видно и слышно  с городских стен.
А взятые в плен эпийские воины,   приколоченные к городским стенам в несколько рядов, медленно умирали от жажды и палящего их тела жаркого солнца.
Целый день вопли и стоны мучительно умирающих людей терзали души укрывшихся за стенами оставшихся в живых жителей.
 Разместившись плотным кольцом  по периметру города, армия тургар расположилась на отдых.
Проезжая на своём воронном жеребце между полыхающими кострами, Каюм - баши благодарил воинов за верную службу и обещал щедрую награду после захвата Белокаменного.

…Вздрагивая от малейшего шороха, Немой,  прячась и таясь, мелкими перебежками следовал за таврами и скоро оказался у их деревни, расположенной у подножия высокой скалы  с плоской вершиной, уходящей одной стороной в морскую пучину.
Прячась за деревьями, он с интересом рассматривал полукруглые  хижины из вертикально воткнутых в землю стволов с наброшенными поверх огромными ветками с листвой вместо крыши, около которых полуголые женщины жарили над огнём куски мяса, время от времени прикрикивая на играющих рядом детей.
Рядом, на шестах красовались (если можно так сказать) высушенные  (и не очень) человеческие черепа и головы,  увидев которые,  Немой еле сдержался, что бы возгласом не выдать своего присутствия и самому не оказаться   на месте несчастной жертвы. И, зажав рукой рот, он продолжил наблюдать за   укладом жизни этих, казалось бы,  мирных дикарей.
Практически голые женщины (некоторые из которых были очень даже ничего), если не считать несколько листьев, болтающихся на талии спереди и сзади, с измазанными белой глиной лицами, сидя на корточках, тщательно переминали что-то в кривых глиняных горшках. Тут же бегали голые дети с выпирающими кругленькими животами, швыряя друг в друга круглые камешки и ракушки.
В центре деревни, на самом солнцепёке  стояла большая деревянная клетка,  в которой томилось несколько белых мужчин , среди которых был и Дохлый.
Дети то и дело подбегали к ним и, вытянув шеи, дразнили пленников языками и кидали через прутья мелкие камешки, стараясь попасть в несчастных и, когда им это удавалось, громко смеялись.
К плоской вершине скалы вели множественные каменные ступени, многие из которых были полуразрушены, но некоторые, однако, имели вполне приличный вид.
«Как это такие дикари смогли сделать такое »?- подумал Немой, разглядывая каменные выступы,  и перевёл взгляд на пленников.

…Запах палёного человеческого мяса предательски разносился по узким улочкам города, щекочя потрескавшиеся от жажды губы изголодавшихся  выживших фригов.
Голодные и обезвоженные, лежа прямо на мостовой между обломков зданий,  они с ненавистью смотрели на красующийся  дворец Владыки.
-Жрёт, падла,- со злостью сказал кто-то из мужчин и послышался смачный звук его чмокнувшихся губ, пытающихся выдавить из горла остатки слизи для плевка.
-А мы тут дохнем, как скот, - ответил ему другой.
-А что, братцы, коли свернём ему шею, может и пощадит нас Теймур?- с надеждой предположил ещё один.
-Ну да, конечно же, пощадит. Дождёшься от него!- раздались с разных сторон слабые голоса.- А вот припасов там явно хватит не на один день. Почему мы должны подыхать, как голодные собаки, пока там жрут мясо и пьют вино?
Молча переглядываясь друг с другом,  приободрившиеся мужчины поднялись и медленно побрели  в сторону дворца, по пути собирая других оставшихся живых солдат и валяющееся на  земле оружие.
Вскоре отряд, состоящий из сотни измождённых, но с упорством хватающихся за свои жалкие жизни людей подошёл к дворцовым воротам.
-Откройте! Мы хотим есть!  -заорала толпа обречённых людей, пытаясь приковать к себе внимание отвернувшегося, едва заметившего их приближение, стражника.
-Чего надо?- грубо огрызнулся один из них.
Уверенно стоящий на ногах,  с презрительной улыбкой на довольном лице он разительно отличался от кучки оборванцев, потревоживших его покой.
-Мы хотим есть, - повторил протиснувшийся через толпу мужчина.
-А я тут при чём? – снова огрызнулся гвардеец. –В городе полно трупов…
-Ты предлагаешь нам жрать людей?!- возмущённо перебил его мужчина и, повернувшись к толпе, крикнул:
-Посмотрите на его рожу! Он явно вдоволь есть и пьёт из кладовых! А нам предлагает жрать человечину!
-Убить его! Убить!- взвизгивает разноголосный хор и десятки исхудалых рук схватилис прутья решёток , пытаясь изогнуть их.
-Эй!- испуганно закричал  гвардеец.- Вы что творите! А ну, пошли отсель, голодранцы!
И, видя твёрдые намерения протестующих, он отступил назад, доставая из ножен загнутую саблю, которой собрался уже полоснуть   по вцепившимся в ворота пальцам, но в этот момент просвистевшая в воздухе стрела,  пущенная сквозь тонкий стальной  узор прутьев впилась прямо в его шею.
-Есть!
-Есть!
-Убит! – неистово закричала толпа.
-Сильнее! Налегай!
-Она поддаётся!
Предназначенные  скорее для статуса, чем для обороны   ажурные ворота   не выдерживают натиска обезумевшей толпы и, медленно наклоняясь, вскоре падают на зелёную лужайку, подмяв под себя обездвиженное тело солдата.

…Поднимающееся над горизонтом солнце осветило чернеющие головёшки  деревянных  построек и каменных стен. Запах гари и остатки дыма ночного пожарища медленно расползались по  песчаным дюнам, растворяясь в утренней синеве. И на её фоне десятки катапульт чернели на розовеющем небосклоне, и, словно наслаждаясь творение рук своих, смотрели  деревянными  носами на искалеченный город.
Стройные ряды многочисленных всадников растянулись вдоль периметра каменной стены, зияющей огромными чёрными дырами от ночного обстрела, оставив далеко за спиной краснеющий песок мёртвой пустоши.
-Часть жителей погибла при обстреле. Наши воины прочёсывают город и собирают всех оставшихся в живых.
Теймур молчал.
Он смотрел на головешки некогда прекрасного города и думал.
 Прочесав  вдоль и поперёк  лабиринты эпийского дворца, его люди так и не нашли каких-либо следов его сына. Более того, подвергнутые допросам и пыткам придворные и в помине не знали о каком-либо пленённом мальчишке.
Всё это казалось более, чем странным.
Подойдя к стенам города, Теймур был уверен, что Владыка отдаст ему мальчика, что бы спасти город. Но этого не последовало. Почему?
Ответа он никогда не узнает.
Уже не узнает.
Единственного, кто смог бы ответить, уже нет в живых. И, как ни странно, он, Теймур, в этом не виноват. Менее всего на свете он хотел бы причинить вред Владыке. Именно поэтому он строго настрого приказал бомбить город так, что бы ни один камень не упал со стен дворца, надеясь на скором воссоединении со своим малышом.
И ждать пришлось совсем недолго.
Всего лишь через несколько дней осады после разгрома эпийской армии ему доложили, что ворота города открылись и  горожане просят с ним встречи. Он знал, что это случиться. Но не думал, что так быстро.
Группа ободранных, со следами крови и сажи людей представляла жалкое зрелище. Проходя между рядами гогочащих от их вида тургар, они боязливо переглядывались и  жались  друг к другу.  Совсем недавно умеренные в своём превосходстве, а теперь униженные и побитые, словно бродячие собаки, они могли рассчитывать только на милость победителей и, в лучшем случае, возможность умереть свободными, доживя до глубокой старости. Впрочем, некоторых из них вполне бы устроила и жизнь в неволе, если бы она гарантировала кусок хлеба да чашку кукурузной похлёбки.
Молча вывалив к ногам Теймура сморщенную в предсмертной агонии голову Владыки, они распластали свои исхудалые тела на земле, уткнувшись грязными лицами в песок.
-Кто это сделал? – пнув голову своего недавнего союзника, только и спросил каюм у надеящихся на милость посетителей.
И те, молча переглянувшись друг с другом единогласно указали на одного из них, наиболее крепкого фригийца с разрисованной узорами грудью – Мьянхмы.
-Встань!- приказал ему Теймур и мужчина, уверенный, что его ждёт награда, уверенно поднялся с колен и, свысока осмотрев всех вокруг, нагло посмотрел каюму в глаза:
-Ну,  да, я, - с вызовом ответил он.
Как же он награди его? Сделаем командиром своего отряда? Или даст мешок монет? А, может…
Толпа эпийцев,  разбивая стоящие в коридорах огромные фарфоровые вазы с вечно цветущими растениями и рубя изредка попадающихся им на пути гвардейцев, с криками прорывается к спрятавшемуся в залах Владыке.
Ворвавшись в трапезную, они видят щедро уставленный кушаниями стол и, хватая еду грязыми руками, судорожно запихивают её в рот, запивая булькающими глотками вино из золотых кувшинов.
- А они себе ни в чём не отказывали!- отбросив пустую бутыль, крикнул Мьянхма.
-Пусть испробует и нашего угощения!
-Эй! Где ты прячешься, царь?  Выходи! Или сидеть за одним столом с простыми горажанами постыдно? – кричала опьяневшая толпа.
Неожиданно одна из дверей, ведущих в трапезную, отворилась и оттуда, глухо шлёпая по мраморному полу мокрыми лапами, выползло зелёное чудище с длинным мощным хвостом и зубастой пастью. Звонко щёлкая острыми зубами, оно быстро приближалось к пирующему сброду, настолько занятому пореданием деликатесов, что не видящего приближения опасности.
Крик боли и ужаса, неожиданно раздавшийся в трапезной, оторвал их от наслаждения едой и, повернувшись на его звук, люди увидели, как чудовище вцепилось своей огромной пастью за ногу одного из фригов и стало неистово мотать его из стороны в сторону.
-Бей его!- завопил кто-то и вся толпа бросилась бить чудовище всем, что первым попалось им под руку: палками, топориками, ножами, вилками и  посудой до тех пор, пока оно не отпустило исходящего кровью несчастного и, быстро перебирая мощными лапами не пустилось бежать, оставляя за собой широкий кровавый след.
Горожане молча отступили от переставшего кричать друга и с ужасом смотрели на его переставшее дёргаться тело и вырванную от бедра ногу с торчащими из неё костями и висящими волокнами мяса.
-Трусливый собака! Он побоялся выйти сам и прислал своих зверюшек! Бей его!
И, возбуждённая видом крови толпа бросилась по комнатам искать спрятавшегося где-то там Царя.
Рассчитывыая на щедрую награду, мужчина  никак не думал, что, стремясь угодить завоевателю, нарушит его планы и тем самым сделает себе только хуже.
-Царя убить может только царь, - сурово изрёк Теймур, впиваясь испепеляющим взглядом в самую душу Мьянхмы, и, неожиданно повернувшись спиной к горожанам, пошёл от них прочь, коротко бросив Курдулаю:
-Всем пленным мужчинам в городе отсечь большие пальцы обеих рук. Что бы не смогли взять      оружие. А убийцу царя  - четвертовать. Прилюдно! На площади!

        Глава 26
За долгие  часы ожидания удушающая жара сморила  Немого и он так и уснул, упав на высокую траву среди  дурманящих ароматов  кустов.
Глухие звуки бубна,  раздавшиеся откуда-то сверху, разбудили его и, открыв глаза, Немой  провалился в окружающую его кромешную темноту, среди которой высоко-высоко между листьями трепещущих под напором ветра пальм просвечивались только редкие звёзды.
Мужчина  выглянул из-за деревьев , протерев не выспавшееся  лицо и привыкшие к темноте глаза разглядели пустые хижины, клетку, разбросанные по земле горшки…
«Куда все подевались?»-удивлённо подумал Немой и вздрогнул от раздавшегося где-то высоко среди верхушек деревьев  глухого стука.
Подняв голову, он увидел полыхающий среди звёзд костёр и, не веря своим глазам,  с силой зажмурил их и открыл снова.
Нет, зрение не может обмануть дважды. Языки  пламени переплетались между собой среди мерцающих звёзд и тянулись выше и выше, уходя в самые глубины космоса.
«Что за?..»- подумал было Немой, но тут, привыкшие к темноте глаза стали различать очертания еле видимой  в темноте скалы с ровной вершиной, на которой и пылал огонь.
«Ну конечно!»- ударил себя по лбу мужчина и, озираясь по сторонам, подбежал к горе и стал взбираться наверх по неровным каменным ступеням.
Вскоре из-за густой растительности, покрывающей край  скалы, Немому представилась картина первобытной дикости, увидев которую раз, не забудешь её никогда: в центре у  огромного костра полукругом сидели   спинами к спуску и скрестив ноги, полуголые туземцы, единственным одеянием которых были лиственные  набедренные повязки и украшения из морских ракушек на кистях рук и щиколотках. С выпученными глазами, положив руки друг другу на плечи, они плавно раскачивались в такт ударов звенящего бубна в руках измазанного синей краской голого шамана с нарисованными на его теле несколькими парами чёрных глаз.
Чуть в стороне от них стояла такая же клетка, как и внизу. И в ней, ожидая своей участи,  лежали, сидели, стояли исхудавшие, почерневшие от солнца представители «высоких цивилизаций», находящихся теперь в полной власти примитивных дикарей.
Высоко поднимая ноги и как бы на мгновение зависая так в воздухе, Шаман медленно прыгал вокруг костра и пламя освещало его свирепо раскрашенное лицо.
-У-у-а! Бумбарабара! У-а!- завыл Шаман, ударив в кожаный бубен, украшенный по дуге стучащимися друг о друга ракушками.
-У-у-а! Бумбарабара! У-у-а!- заунывно ответили ему сотни голосов.
-О, Матерь великая Аютага! Смилостись над рабами твоими!
И туземцы тут же подхватили его призыв:
-У-у-а!
-Прими дары наши!
-У-у-а!
Под вой и улюлюканье соплеменников стоящий рядом с клеткой высокий туземец вытащил одного из пленников к обрыву и поставил на колени лицом к спокойно плещущемуся далеко у подножия  скалы морю.
Вытягиваясь с каждым шагом к небу на цыпочках, Шаман, сменив бубен на увесистую дубинку, пружинисто приседая,  подошёл к несчастному и наотмашь со всей силы ударил его по затылку. Мужчина упал лицом в лужу собственной крови и тёмная яркая  жидкость, вытекшая из раздробленной головы, медленно расползаясь, потянулась к краю горы и каплями стекла в шипящее пеной море.
Что бы не закричать, наблюдающий за этим убийством Немой,  с силой   зажимает себе рот, но тут же вспоминает,  что не может говорить и тяжело выдыхает, вытирая грязным оборванным краем рукава моментально выступившую на его лбу испарину.
-Дай спасение от страшных напастей, мора и голода!-  завывает тем временем дикарь и под  хор дружных голосов единым диссонансом  подхвативших его,  и сталкивает бездыханное тело вниз.  Разбиваясь об острые выступы, оно падает в   воду и так и остаётся там, плавно раскачиваясь  на то поднимающих, то опускающих  его волнах.
Единая цепь  из сцепленных кистей рук туземцев одним движением поднимается над их головами и опускается к земле.
-У-у-у-у!
Тем временем, двое мужчин направляются к клетке, и Немой, замерев от страха, закрывает глаза и молится всем известным и не известным ему богам: «Хоть бы не Дохлый, только не его». И, наверное, боги услышали его немые мольбы, потому что,  открыв глаза,  мужчина видит, как  двое дикарей   тащат неизвестного ему, сильно упирающегося,  крепкого пленника.
-Кто тот великий воин, пленивший неверного?-обращается Шаман к племени и один из туземцев  невысокого худощавого телосложения (Немой даже усомнился, точно ли он смог пленить того крепыша), горделиво выпятив грудь  поднимается и подходит к нему.
-Прими душу врага твоего! –торжественно вещает Шаман и протягивает  дикарю остро наточенный каменный нож:
-Да будет она верным стражем дому твоему!
-Нет! Пустите мен! Вы, дикое отрепье!- кричит пленник, стараясь вырваться из крепких рук туземцев,  но один из них бьёт его своей ногой под колени и мужчина падает на землю.
Наслаждаясь собственным превосходством, дикарь поднимает голову пленника за волосы, вытянув его шею и, приставив к горлу нож, надавливает на него.
Острый конец медленно входит в мягкую плоть дрыгающегося человека по самую рукоятку и режущим движением ведёт в сторону. Тоненький ручеёк багровой крови, показавшийся из раны, сильным ручьём брызжет во все стороны  под мощным движением руки и вскоре голова несчастного, отделённая от его тела, повисает в победоносно вытянутой руке туземца.
-У-у-у-у! А-а!- трясут дикари кистями рук и внезапно замолкают, устремив свои взгляды в сторону моря.
 Повернувшись в ту же сторону, Немой, оцепенев от ужаса,  видит, как там, над скалой вырастает огромная волна. Поднимаясь всё выше и выше, она принимает очертания невообразимо огромной женщины с растрёпанными волосами и свирепо улыбающимся лицом. Наклонившись своим гибким телом к земле, она приближает свою голову к Шаману, к дикарям и, внимательно оглядев каждого из них, высовывает изо рта длинный язык, которым проводит по очарованной ею толпе. Капли солёной воды стекают по их довольным лицам, обласканным морской богиней, а дева, подняв узким языком обезглавленное тело, резко подбрасывает его вверх. Перевернувшись несколько раз в воздухе, оно падает в широко открытый рот и скрывается в морской пучине.

…Голова трещала так, словно по ней не переставая били и били десятки свинцовых молоточков. С силой приоткрыв слипшиеся от свернувшейся крови глаза, Мясник сел и тут же уткнулся глазами на распластавшегося  на земле мужчину.
Лежащий прямо перед ним Ювелир был мёртв и, судя по всему, ему так и не удалось сберечь свои сокровища. Единственным напоминанием о былом богатстве был зажатый в окоченевшем кулаке голубой  камешек, предательски сверкающий из-под посеревших от пепла пальцах.
В свете наступающего дня представшая перед  глазами Мясника картина выглядела ещё более ужасающей, чем накануне ночью.
Если тогда крики и возгласы бегущих людей всё-таки указывали хоть и на погибающую, но всё таки, жизнь, то теперь…
Мертвенная тишина…
Тлеющие головёшки торговых рядов…
Занесённые пеплом трупы людей…
Тенями блуждающие  полуживые  мужчины и женщины…
-Дави его!- услышал Мясник визгливый крик и повернул голову.
Чуть дальше от него трое  странных узкоглазых  мужчин  в смешных кожаных шапках треугольной формы скручивали руки  сопротивляющемуся изо всех сил чернокожему рабу.
-Эй, ты!- не успев оценить события, услышал Мясник и почувствовал сильный удар в плечо, отчего оно сильно заныло и растеклось тянущейся болью по всему предплечью.
-Вставай!
Рядом с Мясником  стоял отливающий бронзой мускулистый конь с сидящим на нём в сверкающих    доспехах всаднике. Тот широко улыбался, скаля кривые зубы и щуря и без того узкие голубые глаза, и тыкал обратной стороной копья в плечо мужчине.
-Давай, давай, шевели копытами!- не переставая улыбаться приговаривал чужеземец,побуждая мужчину встать с земли.
Не сводя глаз со своего несчастного ( или, может быть, наоборот, более счастливого?) соседа,  кряхтя от возникающей при каждом движении боли торговец  поднялся и, обернувшись, посмотрел на свою разрушенную лавку. Там, наваленные друг на друга доски с тлеющим в центре чёрным пятном похоронили под собой всё накопленное годами добро. Тошнотворный запах сгоревшего мяса неприятно щекотал ноздри и ещё больше напоминал о том, сколько же жирных кусков запропало в этом кострище! А ведь могло принести не один десяток монет в   глубокий карман его фартука.
 И где-то там, в глубине  этой кучи, среди зажарившихся туш и почерневших деревяшек,  лежала она, его последняя черноокая любовь.

…Дождавшись, когда после кровавой вечеринки туземцы спустятся вниз,   а у клетки останется  лишь один из них, охраняя остолбеневшего от всего увиденного Дохлого, Немой приготовился к решительным действиям.
Увидев, что дикарь, подперев дверь клетки своей широкой спиной,  мирно задремал, оперевшись о высокое копьё, он, тихо ступая по каменистой поверхности, подкрался к ней с другой стороны и просунул между прочными прутьями заранее приготовленную ветку в спину   сидящего с безвольно опущенными руками  и широко раскинутыми ногами друга.
От неожиданного прикосновения плечи Дохлого высоко дёрнулись и он чуть не заорал, но успел прикрыть рот, увидев корчащееся в призывах  к молчанию лицо Немого.
Маска неподдельной радости озарила лицо пленника и он, указывая пальцем на дремлющего туземца, другой рукой показывал режущее движением по своей шее.
Поняв, что от него требуется, Немой, вытащил из-за пояса длинный стальной нож, кивнул,  тихо обошёл клетку и, занеся руку над глубоко дышащей голой грудью, остановился и посмотрел на Дохлого.
«Режь!»- нетерпеливо показал тот.
Но Немой нерешительно опустил руку.
«Ну, чего же ты»?- немым вопросом спрашивала рожа Дохлого и Немой снова занёс руку над дикарём и снова опустил   её, посмотрев на недовольного друга,  молча ругающего Немого, который  наконец-то в полной  решимости поднял  руку в очередной попытке, посмотрел на дикаря и…
Встретился с его взглядом.
Широко открытые вылупленные глаза туземца с ненавистью смотрели на Немого, а мускулистая рука тянулась схватить его кисть, держащую нож.
И тут…
Дохлый навалился на клетку и схватил туземца своими длинными руками за талию.
-Да режь ты его!- злобно зашипел он на Немого и тот, взмахнув рукой, резко опустил её вниз, разрезая острым лезвием мощную грудину туземца до самого живота, наблюдая широко открытыми глазами, как алая кровь в перемешку с кишками вывалилась на руки Дохлого  и он брезгливо отдёрнул их.
-Ни хрена себе, - ошарашенно пробормотал он, переводя взгляд с испачканных рук  на стоящего с дрожащей челюстью Немого.
Медленно оседая на землю,  туземец  удивлённо смотрел на свои внутренности, пытаясь запихать их грязными руками обратно, а потом перевёл вопрошающий  взгляд на Немого, словно спрашивая: «И как это ты, такой щуплый…» - и,  завалившись на бок, закрыл глаза.

…Нависая остроконечными  шапками над потемневшим морем, свинцовые тучи тяжёлыми хлопьями затянули  небосклон.   Падающие с неба капли дождя непроглядной пеленой   растянулись от облаков до самого горизонта, сливаясь с бурлящими от ветра волнами, которые вздымались  и падали, разбиваясь о болтающееся среди них, беззащитное перед морской стихией, судёнышко. Погружаясь в бурлящую пучину валов и,  на мгновение,  показываясь над их вершинами, оно делало отчаянные попытки сопротивления настойчиво преследующим  волнам, кружащим  его в бешеном вихре вальса.
-Держи лагом!- мощным басом пытался перекричать Капитан ревущие порывы ветра и Кормчий влитой фигурой, широко расставив ноги, повёл весло в сторону, пытаясь поставить корпус корабля поперёк ветра.    
Как яичная скорлупа, затрещало  деревянное тело  под натиском    морской пляски и заметалось  в разные стороны от непредсказуемых па капризной партнёрши, злобно пенящейся от соприкосновения с хрупким и неумелым  танцовщиком. Каждый раз, ныряя кормой в пучину её страсти, кораблик вырывался из смертельных объятий и падал  в новые, более мощные и крепкие. И казалось, не было ни конца ни края этой бешеной пляски. Всякий раз, чуть поднявшись на гребень новой волны,  морской странник плашмя падал в бушующий водоворот, но тут же нежно подхватывался следующей, стремительно возносящей его до самых свинцовых тучь, и там бешеным вихрем кружила между мигающих звёзд, а затем, вдоволь наигравшись, словно надоевшую игрушку  бросала на самое дно.
И так снова и снова.
Как повторяющееся рондо.
Как борьба, перерастающая в нежные объятия…
Как объятия, сменяемые   суровым отторжением…
Как изматывающая и губительная  страсть…
Но вот, казалось,  мучениям наступил конец.
Шторм закончился так же внезапно, как и начался.
Из-за туч, словно разведённых чьими то невидимыми руками, мелькнул луч солнца и осветил истерзанное тело морского бродяги, качающегося на успокаивающихся волнах.
Побитая и израненная команда в трюмах, тяжко охая и вздыхая, готовая зализывать раны, выползла на палубу, щуря глаза от пробившегося сквозь тучи яркого света.
-Кажись, пронесло, - Капитан вытер лицо мокрым рукавом своё лицо и осмотрел команду.
На корме здоровяк Кормчий  продолжал невозмутимо направлять весло, а Боцман, не давая балтам опомниться, кричал   первые распоряжения:
-Эй, давай, давай, шустрее. Шевели маслами. Крепи реи. Паруса…
И пока на палубе начинала возрождаться привычная будничная суета, в  нижнем трюме, ползая на карачках по залитому водой  с масляными пятнами полу, Торвальд подсчитывал свои  убытки:
- О, горе мне, горе! Пять чаш с маслом! Шерсть! Тончайшая шерсть! Надо причалить к берегу. Просушить всё на тёплом южном солнышке. Не то загнеёт.
Одобрительно наблюдая за слаженной работой своей команды, Капитан пристально вгляделся в тихую морскую гладь: с одной стороны наступившее затишье должно было бы радовать его, но… Что-то необычное было в этом мертвецки тихом безветрии, во внезапно застывшем море.
Капитан выглянул за борт.
Казалось, всё вымерло. Ни большой,  ни малой рыбёшки, ни…
Что это?
Откуда - то из далека послышался странный гул.
Капитан уже слышал такое. Да, точно. В молодости во время перегона табунов лошадей можно услышать подобные звуки. Но здесь… Словно топот приближающегося огромного стада,  гул  нарастал и становился всё ближе и ближе.
Что это может быть?
Капитан всмотрелся в ясное   небо и внезапно возникший то ли от неожиданности увиденного, то ли от предчувствия чего-то ещё более ужасного, чем пережитый шторм    ком в горле перехватил его дыхание:  по всему горизонту, плавно нарастая, перекатываясь и бурля,  огромным веретеном катился водный вал. Он словно собирал в себя  всю массу воды у своего основания, становясь всё выше и выше, вырастая в неимоверных размеров гребень со злобно  пенящейся верхушкой.
-В трюм! - заорал Капитан и все,  напуганные непонятным гулом, толкаясь и падая,  понеслись в укрытие.
Пусть не столь надёжное, как если бы они были на земле, но всё же.
Капитан, скатившийся с мостика, поддавшись манящему его пению океана оглянулся и широко открыл глаза: приближающаяся ровная стена воды    выросла настолько, что, казалось, достала  своей вершиной  самое небо.
Но что это?
Мужчина  замер, не в силах двигаться, заворожённый   увиденной им  картиной.
-Капитан!- заорал Боцман, высовывая голову из трюма,  но, увидев то, что не может быть увиденным,  тут же нырнул обратно:
-О, чёрт!
Нет, это невозможно! Несколько раз зажмурив дряхлые веки, Капитан  широко открыл  глаза, не в силах поверить тому, что открылось его взору.

Глава 27
-Ну ты, блин, даёшь!- не переставал удивляться Дохлый, высоко поднимая тощие колени, стараясь не отстать от  на удивление выносливого, несмотря на пережитые невзгоды, Немого. - Вот так р-раз- и всё! А он то, гад!   Думал всё, кранты! А ты…
Молодые люди стремительно выбежали на ночной берег и, тяжело переводя дыхание, осмотрелись: прямо перед ними, отражаясь серебряным серпом на пустынной морской глади и оставляя длинную колыхающуюся на мелкой ряби дорожку, на тёмном небе завис сверкающий месяц.
-Ушли! Чёрт! Они бросили нас! – в отчаянии закричал Дохлый и, обхватив  голову руками, упал  коленями на мокрый песок.
Набежавшая на берег волна тут же окатила его сног до головы и, уронив лицом в низ, потянула  за собой в море. Полный отчаяния, мужчина даже не думал сопротивляться её объятиям, отдавшись на милость и ласки стихии, но Немой, не согласный с таким решением друга, подхватил   его подмышки и вытащил  на сушу.
-Что? Ну, что нам теперь делать?!-завыл мужчина, выдирая себе и без того жидкие волосы.
Усевшись с ним рядом, Немой лишь тихо вздохнул и приобнял балка за плечи, ободряюще похлопав по прилипшей к   спине мокрой рубахе, через которую выпирали острые лопатки и бугристый хребет позвоночника.
-Наверное, судьбой мне написано быть  ужином у этих дикарей, - опустив голову, причитал Дохлый, никак не реагируя на прикосновения товарища. - И зачем я подписался на это плавание? Сидел бы и сидел дома, горя не знал! Нет же! Дальние страны подавай! Явства заморские! Девок южных в натитьниках! Приключения хотел! Вот тебе приключения! Нате! Кушайте на здоровье!-неожиданно зло выкрикнул  Дохлый и обвёл   рукой пустынный берег.
Становясь всё сильнее и сильнее, ветер сгибал длинные тонкие стволы дремлющих пальм, наклоняя их  мохнатые головы чуть ли не до земли, омываемой  подкатывающими  всё ближе и ближе к зелёным кустам волнам, уносящим с собой   сорванную  порывами ветра листву.
Проснувшиеся после дневного сна звёзды, вспыхивая одна за другой среди нависших над морем грозовых тучь молча наблюдают за сгорбленная парочка одиноко сидящих на берегу людей. Мокрая и несчастная, они, прижимаясь друг к другу,  с тоской смотрят на теряющийся в серых тучах горизонт, стараясь уловить хоть малейшее движение возвратившегося за ними парусника.
«Может, разбились о скалы?»- пытаясь оправдать исчезновение балтов, думает Немой и искоса смотрит на совсем сникшего друга: « Укрыться надо. А завтра решим, что и как.»- и, соединив пальцы  рук над головой, толкает Дохлого в плечо.
 
-Лады,-  всхлипывает  тот, - пойдём, чего сидеть-то без толку,  там видно будет, - и, тяжко вздохнув, поднимается на ноги, отряхнул со штанов крупицы влажного песка.

 …Оставшись стоять один на один перед нависающей  прямо перед носом корабля водной стеной, Капитан вдруг   увидел, как та медленно расползлась на части, принимая отчётливые формы   когтистых рук,   окружённую ореолом растрёпанных волос голову со злобно сверкающими  огромными глазами, тонкую шею, высоко поднимающуюся обнажённую грудь… Ещё немного и  уродливая,  исполинских размеров женщина, созданная миллионами тонн солёной воды, протянула  свою ладонь к  кажущемуся таким крохотным рядом с ней кораблику и, подняв его за дно, поднесла к своему криво смеющемуся лицу, на котором в  двух её бесконечно глубоких зрачках отразился испуганый, но старающийся не потерять выдержки Капитан. Лицо женщины  в плотную приблизилось к  балту и мужчина чётко различил, как стайки мелких рыбёшек косяками пронеслись от её переносицы к щекам, а затем, обогнув длинную щею, спустились ниже и спрятались в глубокой ложбинке чуть ниже грациозной талии. Мелко переливающаяся рябь прозрачно-голубого тела пробилась брызнувшими во все стороны золотистыми лучами вырвавшегося из-за туч солнца, превращаясь в сияющую  радугу, короной накрывающую  взлохмаченную голову.
Женщина вытянула губы трубочкой и тихо засвистела.
Волна тёплого ветра, смешанная с нежными трелями окутала  Капитана и он отвёл зажмуренные в страхе глаза в сторону.
«Живи  пока», - услышал он в своей  голове и…
Тишина…
Безветрие…
Мокрый мазок чего-то невообразимо длинного по лицу…
Открыв глаза, мужчина увидел, как безмолвно смеющаяся  богиня расползлась по морской глади и бесследно исчезла в пучине её вдруг ставшей спокойной синевы.

…В большой хижине Стриборга душно от выкуренных в большом количестве мятных трубок. Вытесненный прохладой,  идущей от земляного пола, их дым поднимается выше и клубится под куполом крыши, выползая в узкое отверстие. Тихо потрескивая, огонь очага трепещется огненно-красными языками по сухим брёвнам, пожирая их плоть и превращая  в безжизненные чёрные головешки.
В тесноте  от множества находящихся в избе людей, кажется, и яблоку негде упасть. Представители десятков родов  иирков, разбросанных  по всей северо-западной тайге,  собрались  в одном месте, что бы обсудить новости, принесённые накануне возвратившимся из степей Тусуркаем.  Стриборг, как старейший из них, имел честь принимать их всех в своём доме. 
Лучший охотник племени Ратибор тихо стоял в стороне, наблюдая за переговорами старейшин.
-Их армия хорошо вооружена, - заметил кто-то из присутствующих.
-Благодаря нашим друзьям с юга, - тут же съязвил  Стриборг.
-Не важно, кому. Гораздо важнее, что у них выработанная годами дисциплина и сноровка.
-Наши охотники владеют не хуже ножом и стрелами и могут заманить любого зверя в ловушку.
-Сравнил! То зверь, а то - воин!
-Не вижу разницы.
-Может, ты и прав. Если разработать правильную стратегию…
-Друзья! Вы забыли про их  мечи и дротики.
-В ближнем бою, думаю, от дротиков мало толку.
-А их Шаман? Вы слышали? Он же людей жрёт!
Ратибор, у которого голова уже шла кругом от бесконечных споров и возражений,   не приводящих ни к какому результату,  осторожно пробирался вдоль стены к выходу.
 Разрозненные роды, прекрасно существовавшие друг без друга десятилетия, не умели, да и не хотели  слушать других. Каждый считал свою информацию более важной и лишь свои действия единственными правильными. И как они могли идти против тысячной армии, объединённой одним руководством и одной целью?
- Нужно заслать гонца к иссидам. Они всегда были воинами.
-Да, да! Это их армия победила в десятилетней войне!
-Вспомнил! Когда это было?   Тысячу лет назад! С тех пор их воины разжирели и  если и грабят и убивают, то только случайно забредших в их места путников.
-Вместе с балтами они ходили за дальнее море и, говорят, поработили там  желтокожих дикарей.
-Ну,  удивил! Дикарей с каменными топорами, живущих в пещерах!
-Что бы вы ни думали, но они единственные племена, которые знают хоть какой - то толк в войне.
Выйдя на улицу, Ратибор с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Летящий густыми хлопьями снег приятной прохладой косался его лица и  пушистым покрывалом ложился на землю, скрывая  множественные следы  у входа. Его плотная пелена застилала темнеющее небо и лес, скрывая от взгляда всё, что находилось дальше вытянутой руки.
С тех пор, как Йорка легла к нему на ложе, счастливее не было человека в племени, чем Ратибор.  Далеко остались в шальной молодости пьяные драки и сумасшедшие оргии.  Не нужны были другие женщины и друзья - товарищи всё реже и реже видели его на своих молодецких забавах. «Да, в конец испортился  парень», - думали они об оставившем их охотнике.
Спокойствие и стабильность стали его второй сущностью и мысли о сыне всё чаще и чаще стали приходить в голову.
Одно огорчало молодого человека.
Кайра.
Да, он прекрасно знал, на что способна обиженная иирка,  и больше всего боялся за свою златовласочку.  Но проходили дни. Кайра не только не показывала   какой  либо  агрессии, но, казалось, не замечала ни его самого, ни его возлюбленную. И он успокоился.
Йорка, знающая секреты домоведения славличан, поделилась многими из них с местными жительницами. А те, в свою очередь,  перестали смотреть на неё, как на чужую и, к великой радости Ратибора, приняли в своё общество.
Всё налаживалось.
Тишина. Стабильность. Любовь…
И тут. Леший бы их побрал! Тургары!
О них,  тихо обитающих в своих степях, казалось все и позабыли.  И, как оказалось, напрасно. Разбитые и осрамлённые, сотни лет они строили планы отмщения и готовились к  новой битве. И надо же, что б это случилось именно сейчас!
Зоркий глаз охотника выцепил фигуру  мелькнувшего  вдалеке тёмным пятном человека,  тут же исчезнувшую за скрывшим её   снегопадом.
«И кому это дома не сидится в такую погоду?»- подумал Ратибор и, собрав ладонью  горсть снега, растёр её между пальцев,  вернулся к переговорщикам.
Споры о том, кто же всё-таки сильнее и опытнее в воинских делах, сменились разговорами  о недавних охотах, неожиданно пришедшей зиме и женщинах. Подогреваемые сладкой медовухой, оставшейся с летней торговли и наслаждаясь сочными кусками свежеиспечённой  дичи, старейшины, вытирая жирные пальцы, смеялись и, радостно бахляясь, кричали:
-Ну и пусть приходят!  Мы их-раз-раз!  И башка с плеч!  Подумаешь! Шаман! Ха-ха! У нас своих, что ли нет? 
И, продолжая пить и веселиться, мужчины не заметили, как  вскоре их, распаренных жаром кострища и одурманеных тяжёлым  запахом пота, еды  и славличанской медовухи, сразил коварный сон.
А за стенами тёплого жилища пушистые хлопья неожиданно рано выпавшего снега застилали землю пышным ковром, сквозь который проглядывали травинки, не успевшие  приготовится к столь ранней зиме.

…Как и предполагал Теймур, засевшая  во дворце знать не долго смогла существовать отдельно от внешнего мира. Не подготовленные к длительной осаде люди, привыкшие ни в чём себе не отказывать, быстренько умяли скудные запасы из кладовых Владыки и решили перейти на томящихся в ожидании боёв  зверюшек. Так как нападение случилось поздно ночью, то погонщики и смотрители диких животных, естественно, мирно приняли смерть у себя дома,  и смотреть за ящерами стало некому. И  те, оставшись без пропитания не долго думая, растерзали всех, кто, самоуверенно возомнив себя всемогущими,  посмел к ним приблизиться. И тогда толпища крыс, почуяв безопасность, противно визжа и толкаясь друг с другом, ринулись в подвали на дармовое лакомство.
По указу Теймура, отряд наименее восприимчивых к запаху в следствии хорошего вознаграждения    тургар неустанно освобождал подземелье от останков и вскоре проход был прочищен. Однако доносящиеся из глубины угрожающие звуки отпугивали людей, помнящих во время битвы нападающих на них монстров и они, испуганно переглядываясь друг с другом, нерешительно топтались на месте.
Так как Теймур намеревался остаться во дворце на зимовку, то нельзя было позволить заразе, разносимой крысами из подвалов распространяться по городу. К тому же, нужно было что-то делать с оставшимися в живых животными, пугающими своими криками армию.
И Учитель пообещал решить эту проблему.
Вонь и смрад от гниющих тел, царящие в подземельях дворца были невыносимыми для обычных людей. Но он-то был не из таких. Вдыхая несносный аромат, щекотящий его ноздри, он медленно шёл по широким тёмным коридорам, равнодушно переступая через разлагающиеся трупы.
Еле уловимый запах, продирающийся через всю эту вонь, манил и звал его к себе всё ближе и ближе.
-Р-р-р, - слабое рычание,   возникшее где-то в темноте было скорее жалобным криком о помощи, чем угрожающим рыком.
Пара огромных жёлтых глаз неожиданно открывшихся прямо перед Учителем, тоскливо посмотрела на него и он, протянув руку, слабо дотронулся до чешуйчатой кожи животного, прикрыл  глаза и всем своим сознанием унёсся далеко-далеко.
Туда, где когда-то ждала его любовь…

Глава 28
По краю берега, утопающего в густой зелёной растительности, устало брели Немой и Дохлый. Всю ночь прячась под корякой большого дерева, они не могли сомкнуть глаз, вздрагивая при каждом ударе молнии и порыве беснующегося ветра. И только под утро, вымотанных и уставших, их окутала победившая их сопротивление дрёма.
Но кошмары преследовали друзей и во сне. Кровожадные туземцы с нанизанными на копья человеческими головами дико скакали и кричали, будоража сонное сознание до тех пор, пока  взмокшие от пота, перемешанного с влагой дождя, путники в ужасе не проснулись. Решив, что уж если отдохнуть и выспаться им не суждено, то нужно двигаться вдоль берега подальше от опасного места.
-Жрать-то  хочется! Хоть волком вой, - огорчённо вздохнул Дохлый,  посмотрев на свой и без того впалый живот, оглянулся на беззаботно шагающего Немого и, с завистью наблюдая за его беспечностью, сказал:
-Ты, наверное, привыкший на пустой желудок. А я, брат, люблю накинуть пару кусков. И чтоб мёду кружку. А лучше, если б  две.
Неожиданно подняв руку, Немой вдруг останавился и,  прислушавшись, посмотрел   в сторону леса.
Тут же присев ниже, Дохлый  и  тихо прошептал:
-Ты чего?
Вместо ответа Немой указал пальцев куда то в глубь и, показав жестами другу следовать за ним, свернул в сторону.
-Эй, куда тебя леший?- дернулся было за ним Дохлый, но нерешительно  остановился:
-Эй, ты! Как тебя там! Я остаюсь! – но, увидев, скрывающуюся в кустах фигуру последнего оставшегося с ним человека,  с сожалением сплюнул и, агрессивно работая локтями, побрёл следом:
-Да чтоб тебя!
Но секунды промедления сделали своё дело и, потеряв  Немого из виду, мужчина с опаской останавился, боясь затеряться в этом зелёном океане растительности:
-Э-эй!- осторожно позвал он, оглядываясь по сторонам.
Тишина.
Лишь странные звуки, разносящиеся где-то недалеко, пугают и настораживают балта.
-Эй!- повторил мужчина и в панике осмотрелся, вытянув шею, но шорох травы заставил его пригнуться и спрятаться за листву, нащупывая на земле какое-нибудь оружие.
«Ну, нет, второй раз просто так меня не возьмёшь» - зло подумал  он, сжимая найденный  корявый дряхлый сук и приготовился к яростной атаке, прислушиваясь к приближающимся шагам.
Так…
Сейчас…
Приготовиться…
Прямо перед еголицом  раздвигаются пучки высокой травы…
Р-раз!- бьёт мужчина невидимого врага и в этот момент из кустов появляется ошарашенное лицо Немого, потирающего голову, покрытую рассыпавшимися от удара щепками.
-Ты… Ты чего подкрадываешься?- пытается оправдаться Дохлый, переводя взгляд   с   рассыпавшегося в его руках оружие  на друга.
Однако тот, естественно ничего не отвечая,  с широкой улыбкой протягивает ему золотистые ячейки слипшихся от густой сладкой слизи   пчелиных сот.

…Несколько моряков, стоя по щиколотку в воде, под руководством старика Боцмана откачивали её из нижнего трюма. Трое из них давили на длинный рычаг помпы, по которой вода поступала в деревянный бочонок, а остальные   балты передавали наполненную ёмкость  друг другу по цепочке на верх и выливали за борт.
-Надо было своих дождаться, - зашептал Малыш своему соседу, передавая ему бочонок.
-Верно говоришь, боги разгневались, что земляков  бросили, - согласился тот.
-Эй, вы! Шевели костями, мать вашу, - услышав треп моряков, закричал на них Боцман и направился к выходу на палубу.
-Больно- то нужно им из-за какого-то Дохлого напрягаться, - заворчал старый моряк за рычагом, но тут же замолк под тяжёлым взглядом начальника.
-А Торвальд - то злой, не подходи, - продолжил Малыш, как только Боцман отошёл дальше.
Увидев, что старших нет, балты тут же приступили к разговорам:
-Ещё бы, столько товару попортилось.
-Зато теперь на берег сойдём. Глядишь, дичь постреляем какую.
-Смотри, как бы тебя дикари самого не подстрелили.
-Да не, с этой стороны их нема.
-Ты почём знаешь?
-Да я тут который год плаваю.
-И чего? Что который? Раньше, может быть, и не было, а сейчас-то кто его знает?
-Точно нет, говорю же. Они сюда ни ногой.
-С чего бы это?
-Ага, тебя испужались, такого смелого.
И, дружно загоготав многоголосием тембров, продолжили  передавать друг другу бочонок.
-Да точно нет. – упрямо повторил бывалый моряк. -  Мы, как прошлый раз ходили, под  другим началом только, тут и пристали. Ну, как обычно, пошли за запасами. Да только я с карифаном чуть дальше ушёл. И вышли мы к горе какой-то. Белой такой, ровной, без единого выступа. А из нутри свет идёт. Да не обычный какой, а переливается весь так, сверкает. Ну, мы и затаились. И вдруг, видим, из света этого, в горе который, чудо появляется.  Прямо перед нами. Ну, ребятки,  я тогда, ей богу,  чуть в штаны не наклал. За ним - другое. Вроде бы и человек, да только выше, в белом во всём, а на груди круг  такой блестит, вроде как золотой, но я об этом точно сказать не могу, золотой ли. И крутиться весь так, крутиться…
Разинув рты, моряки до того заслушались рассказа, что не заметили, как вода из наполненного бочонка полилась обратно.
- Эй! Растяпы!-привёл их в чувство реальности грозный окрик вернувшегося к ним Боцмана, - Охренели совсем? Не видите, вода хлещет?  Байки заслушались! Поговорите мне ещё, и домой на пеших почалите.
Шустро шевелясь, моряки принялись исправлять ситуацию, в полголоса переговариваясь:
-Ну, а дале-то что?
-Ну и крутится так, - продолжил рассказ моряк.
-Кто? Человек тот?
-Да нет, круг тот, что на груди евоной.
-Да чего ты про круг, да про круг.  Ты про этих давай, что в белом.
-Ну,  так вот, смотрим, а руки их того, в крылья  обернулись.
-Врёшь ты всё!
-И ничего не вру!
-Да помолчи ты со своим неверием, дай дорассказать!
-Ну а потом глядим, уж и не люди это, а птицы какие то, взмахнули крыльями и только мы их и видели. 
-И чего дальше?
-Да ничего. Постояли мы так, постояли, и обратно пошли.
-А гора то?
-А что гора?
-Ну, я б тоже зашёл!
-Ишь ты, смелый какой! Зашёл!  Я же  сказал, что ровная она, без входа и выхода.
-И что? Раз открылась, значит вход есть. Ведь есть?
-Не-а. Мы, прежде чем уйти, всю её облазили. Думали, может клад там какой.
И моряки замерли, каждый представив себе, что бы это был за клад такой, но рассказчик отрицательно повачал  головой:
-Но не было там не то что клада, ни хрена не было!
-И всё-таки я не верю,- снова  подверг сомнению его рассказ один из моряков, - выдумал ты всё! Ну, вот как это,  руки в крылья обернулись? Вот ты, обращается он к одному из балтов, -видел такое когда?
-да вроде, нет, - пожал тот плечами.
-То-то! И я не видел и никто не видел. Только ты один. А значит, нет такого. Байки всё это!
-Да ну тебя, Фома неверующий, всё тебе не то, не это!
-А я так думаю – многозначительно закончил рассказчик, - боги это на землю пришли. Может у них того, типа дома в том месте, ну или ещё чего.

…Бушевавшая несколько дней метель закончилась так же неожиданно, как и началась, оставив после себя сугробы покрытого хрустящей корочкой снега. Блеклое солнце осветило снежные шапки, покрывшие низкие, вкопанные в землю избы  почти по крыши, из которых валил чёрный едкий дым, оставляя вокруг  круглого отверстия частички пепла и сажи.
Обрадованные наступившему улучшению погоды, из домов стали выходить люди,  протоптывая между домами дорожки.
-Доброго тебе денёчка, - поприветствовал старый иирк своего соседа.
-Был бы добрый, - покосившись в сторону дома Ратибора, сплюнул тот, - да, видать, недоброй вся зима будет.
-Да, что ни говори, зима   нынче рано пришла, - присоединился к их разговору ещё один проходящий мимо иирк весьма преклонного возраста:
-Дичь не идёт. В силки одни зайцы лезут.
-Меня  бабы ругают.  Мол, что за охотник, коли добычи путёвой нет? Пока кабана не принесёшь, в постель не пустим.
Оставляя в мягком снеге глубокие следы, мимо них проходит задумчивый Ратибор и мужчины замолчали, провожая его взглядом. Несмотря на то, что большинство рода во главе с самим вождём приняли Йорку в своём племени, из стариков были ещё те, кто не принимал  этого и сетовал на вольные нравы молодёжи.
-Это она всё, ведьма, напустила, - зашептались иирки, как только широкая спина охотника скрылась за тяжёлой шкурой со звериным оскалом.
-Зря Ратибор её притащил. Что, местных девок мало, что ли? Вон, Кайра! Огонь, а не баба!
-Да, такой огонь, что и сжечь может.
Грубый мужицкий смех разбудил дремавших на мохнатых ветках  ворон и те, шумно взлетев, обрушили на землю комья держащегося  на ёлках снега.
 Бросив мимолётный взгляд на гогочущих соплеменников,   к хижине Ратиборга  быстрым шагом прошла Кайра.
Она знала, что Йорки дома нет   и в очередной раз решила попытать счастья.
-Смотри, ка, - присвистнул один из иирков, оборачиваясь в сторону девушки.
Все дружно перестали смеяться:
-Вот жара будет! Ну, Ратибор! Мужик! С двумя бабами!
И, тихо шепчась между собой, оглянулись в сторону хижины и захохотали.
-А, всё - таки, если ведьма эта покинет нас, жалеть не буду, - сквозь смех проговорил один из них.
-А, как по мне, так норм баба. Вон, мою научила мёд варить. Такой крепкий! По башке хмелем бьёт так, что искры из глаз.
-Ты бы угостил, чем бахляться.
-А ты, значит, как пить, так можно, а как винить кого, так  только и нашёл крайнюю!
-Может и так. А, может, и как иначе…

…Огненные блики упали на задумчиво сидящего у очага Ратиборга. Тревожные мысли назойливой лапой лезли в его голову.   Ведун говорил, что грядёт большая война. Сотни лет дремавшие на востоке тургары  окрепли и превратились в мощную смертоносную армию, победоносно шагая по выжженной огнём земле и покоряя мелкие, независимые племена. Предатели южане, поджав хвосты,  тут же приползли к ним на брюхе, стали лизать пятки и   забыли обо всех своих обязательствах перед  западом. Конечно, иирки славные охотники. Но как они могут противостоять хорошо обученной и вооружённой армии степняков? Йорочка… Куда это она запропастилась?
Шорох откидывающегося полога у входа прервал его размышления и  сердце мужчины радостно забилось.
«Йорочка!» -  встрепенулся он и посмотрел на дверь. Однако, к его разочарованию, в жилище вошла Кайра.
-Ты?- удивился мужчина.
Кайра подошла ближе, присела и, раболепно заглядывая в глаза бывшему любовнику, спросила:
-Что, скажи мне, любый,  что мне сделать, что бы былой огонь вновь разгорелся в твоей груди?- и взяла его за руку.
-Не начинай!- отвернувшись, отрезал Ратибор, осторожно вытаскивая пальцы из её ладоней и,  внимательно посмотрев, спросил:
-Ты пьяна?
-Да, так, немного, - усмехнулась Кайра и зашептала:
-Это она, да? Она погасила  твою страсть. Ведьма!
Размахнувшись, девушка размашисто ударила его по щеке, но тут же, словно прося  прощения, нежно взяла ладонями его пылающие щёки и умоляюще заглянула в глаза:
-Ну чем я, чем я хуже?
-Уйди! Имей гордость, - отводя руки иирчанки, резко ответил мужчина и оттолкнул её так, что она упала спиной на земляной пол.          
-Гордость? Ты убил её! Моя любовь к тебе убила её!- в отчаянии выкрикнула девушка, пытаясь подняться, но крепкий хмель так сильно сковал её ноги, что они не слушались и, видя это, Ратибор подал руку:
-Прости, я не хотел…
-Но сделал, - крепко беря руку  ответила Кайра и, резко поднявшись с помощью охотника, вплотную подошла к нему и нежно погладила по ударенной ранее щеке:
-Когда - то нам было хорошо…
Чувствую свою вину за оскорблённые чувства этой в общем-то хорошей женщины, Ратибор отвернулся и, отойдя к дальней стене, бросил через плечо:
-Ты молодая, красивая. Найдётся ещё тот, кому ты отдашь всю страсть своего сердца.
-Но мне никто не нужен, кроме тебя!- перебила его девушка, всё ещё надеясь на хоть каплю нежности от любимого, но в ответ   услышала твёрдые и настойчивые слова:
-Уйди,  прошу тебя, уйди.  Не убивай то хорошее, что осталось между нами. И давай будем просто… друзьями.
-Мне не нужна твоя дружба. Мне нужна твоя любовь! –резко прервала Кайра мужчину, пытаясь встать перед его лицом
-Ты знаешь, - покачал головой Ратиборг, - это уже в прошлом, - и неожиданно нежно, словно прося прощения, отодвинул её рукой в сторону.
Видя, что ни уговоры, ни просьбы, ни даже угрозы не помогут ей вернуть любимого, девушка отвернулась от него и пошла к выходу, перед которым на мгновенье остановилась и, слегка повернув голову в сторону мужчины, зло произнесла:
-Ты ещё пожалеешь, что отверг меня!
И вышла, резко отбросив полог.
-Может быть, потом,- вздохнул Ратибор, - но не сейчас.

Глава 29
Идя по высокому, заросшему травой, склону, Немой и Дохлый вскоре вышли  к уютной бухте. Там, далеко внизу, плавно раскачиваясь на мелкой ряби, стоял   корпус знакомого  корабля, на палубе которого мелкие фигурки копошащихся на нём людей, натягивали потрёпанные паруса, готовясь к отплытию.
-Наши! Ну,  вусё! Теперь пожрём!- Дохлый радостно хлопнул Немого по плечу  и друзья начали медленный спуск вниз, крича и махая руками находящимся на судне балтам.
-Кажись, Дохлый, - обернулся в сторону берега Малыш, услышав еле доносящиеся до корабля крики.
-Точно, он. Больше некому.
-Ну, ка, ребятки! Шлюпку на воду, - быстро скомандовал Боцман и сам первым принялся отвязывать болтающуюся за бортом лодку.
Споткнувшись, Дохлый кубарем скатился вниз по отвесному склону горы, подминая под себя попавшуюся траву и кусты. Следом за ним, цепляясь руками за попадающиеся ветки, бежал Немой, со всех сил стараясь не упасть. Однако,  ему это не удалось и он падает на спину и едет вниз, оставляя широкую полосу примятой травы.
Вскоре друзья, один за другим, приземляются на влажный песок и, подскочив, машут руками и бегут к приближающейся к берегу лодке:
-Эй! Это я! Мы здесь!
Охраняемый  каким-то странным чувством, Немой оглядывается назад и в этот момент видит выбегающих из дальних кустов туземцев, быстро несущих узкую длинную лодку к воде.
«Только не плен. Нет, только не это»,  - проносится у него в голове и он,  догнав друга,  хлопает его по плечу, пытаясь что-то сказать, но Дохлый весело прыгает в стойке боксёра вокруг и обнимает Немого:
-Мы спасены, брат! Бежим! Они не оставят нас снова. Что? Ну, чего ещё? - оглядывается он в сторону, указанную другом, на мгновение замирает и вдруг, резвее самой прыткой  лани, подскакивает и, высоко поднимая ноги, пускается бежать, усиленно работая руками:
-Бежим!
Заметно прибавив скорости,   они забегают в воду и в припрыжку бегут к приближающейся лодке, разбрызгивая густую солёную пену.
Однако туземцы тоже спускают своё плавательное средство на воду и начинают дружно грести, пытаясь отрезать беглецов от спасения. Десятки стрел одна за другой летят в сторону убегающих людей. Одна из них пролетает над головой Дохлого, но он успевает нырнуть под воду и, оглядываясь, бросается размашисто плыть:
-Скорее! Сюда! Ой! Ё!
Видя, что их друзьям грозит смертельная опасность, балты ещё больше налегают на весла:
-Дохлый! Давай! Поднажми!- слышатся крики поддержки и беглецы, то и дело  ныряя под воду от настигающих их стрел, всё ближе и ближе приближаются к друзьям.
И вот тощая рука Дохлого цепляется за край лодки:
- Я знал, ты не бросишь меня, - слабо хватает он  протянутую ему Малышом  руку.
-Мечтай меньше! Где я ещё такого дурня найду?- смеётся тот и вытаскивает друга на борт.   
-Давай, - кричит Дохлый уже почти подплывшему Немому, - руку давай!
И в этот момент одна из стрел пронзает плечо беглеца, вылезая   острым концом  над его бешено колотящимся сердцем. Алая струйка крови багровым цветком расползается по водной глади. Онемевшая рука, потеряв способность грести,  повисает вниз и тянет за собой пытающегося из последних сил плыть Немого.
«Спи, мой мальчик, засыпай,- слышится откуда-то из глубины давно забытый голос матери, - свои глазки закрывай. Пусть тебе присниться сон. Пусть счастливым будет он». Бархатная глубина воды окутывает тело мужчины и он, закрыв глаза,  проваливается в её бездонную темноту.

…Неожиданно наступившая зима белым покрывалом накрыла тёмную тайгу с расположившейся в ней деревней иирков.  Пришедшие накануне  на совет старейшины родов вторые сутки не могут пуститься в обратный путь из-за бушующей на улице вьюги, а поэтому продолжают наслаждаться гостеприимством Стриборга, проводя весь день в безуспешных переговорах, а по вечерам  опустошая  запасы вина и медовухи. Ночью опьяневшие и усталые от пустой болтовни вожди  греют   дряблые старые тела в крепких объятиях молодых красавиц и, кажется, совсем и не печалятся из-за своей затянувшейся поездки.
Йорка, проводившая утром Ратибора на один  из таких  советов, решила заскочить  посудачить  к соседке, а заодно научить печь пышный славличанский  хлеб вместо жёстких лепёшек.  Ещё накануне девушка учила её делать закваску:
-Всё дело в  ней,  в родимой, - говорила она подруге, - берёшь вот эти шишечки,- показывала она на шишки дикорастущего хмеля, -  их много в лесу бывает, по лету заготовишь, заливаешь водой, ну и ждёшь, когда забурлят. Затем отжимай и добавь в отвар мёда,  что  б  не сильно густо.   Да, по осени, как зерно закупим, немного его прорасти, а потом просуши. Я после покажу, как.  Изотри сильно и добавляй по - немногу к закваске, а уж потом муки чуток.  Ну,  и до следующей вечере оставь. Только накрой чем и в тепло.
И вот сегодня пришло время приступить и к самому хлебу.
Умело сделанная ароматная закваска настоялась, отдохнула и выросла, вылезая из горшка пышной шапкой.
Замесив на её основе  мягкое тесто,  девушки  разделили его на несколько частей,  скатали их  в  небольшие круглые комочки, которые положили на разогретый до красна тонкий железный лист над очагом и накрыли конусными  железными пирамидками  с отверстиями наверху.  И  как только из дырочек повалил ароматный дымок,  подруги   достали из-под   куполов румяные пышные булки белого хлеба.   
-Ну вот, - довольно произнесла Йорка, - теперь знаешь, что да как. 
Распрощавшись с подругой, девушка вышла на улицу и  направилась к своей хижине, пробираясь через свирепствующую, заметающую все следы метель, с новой силой забушевавшую ближе к ночи.
Хруст, раздавшийся позади неё, заставил девушку обернуться. И последнее, что увидела она  через слепящие лохмотья валящего снега - это  быстро приближающуюся к ней через пургу  фигуру человека, поднимающего в высоком замахе сжатую в руке дубинку.

…-На южном рынке много дадут за белого мальчика из племени славличан, - сверлит сознание  тихий и вкрадчивый голос.
Безжизненно лежащий на руках несущего его раба мальчик пытается разомкнуть слипшиеся от грязи глаза. Но они только чуть-чуть приоткрывают  веки, через узкую щель которых он видит покрытый зеленью склон горы и одиноко стоящий корабль.
-Очнулся?- наклонился над ним купец,  и мальчик разглядел  круглое улыбающееся лицо с  розовыми щеками, обрамлёнными чёрными кольцами жёстких волос.
-Очнулся?- услышал Немой повторяющийся вопрос и  поднял веки.
На него смотрело такое же круглое, но заметно постаревшее лицо с глубокой вертикальной морщиной, пересекающей лоб  и  поседевшими кольцами волос.   
И от прикосновения его рук, сухих и холодных, Немой дёрнулся и окончательно открыл глаза.
-Жить будет, раз такой прыткий, - резюмировал Торвальд,  отходя от мужчины, и продолжил, отвечая на немой вопрос Дохлого,  - рану я обработал, так что не загниёт.
-Ну, брат, и напугал же ты нас!- похлопал Немого по плечу друг.
-Ты как нырнул со стрелой в плече, так он, - кивнул на Дохлого  Малыш, - следом за тобой. Ну а там мы все, с божьей помощью вас и вытащили.
-А дикари обратно повернули, - поняв устремлённый на берег взгляд Немого, произнёс один из балтов, - мы так торопились, что нас если только сам чёрт и то не догнал бы!
-Благо,  вот он, - кивнул на купца Малыш, -  толк знает. Он-то и стрелу помог вынуть и дырку заделать. Так что ты ему теперь, вроде как,   обязан.
Немой посмотрел в сторону разговаривающего с Капитаном Торвальда и задумался.
-Входим  в устье, - осматривая работающую команду, произнёс  Капитан, обращаясь к Торвальду, – а там, седьмица  и мы дома. Ты как, большие потери?
-Если не считать несколько разбитых амфор с маслом, да десяток унесённых тюков, можно сказать, что пронесло, - вздохнул Купец, подсчитывая убытки.
Качающееся на волнах под рваным парусом судно плавно приближалось к каменистому берегу, раскрашенному всеми цветами начинающейся осени: тут и золотистые кудри белоногих берёз, и ярко-красные ягоды рябины, гроздьями свисающие с начинающих желтеть веток, и блеклая зелень травы…
Плавно вальсируя,  корабль  ровным ходом вошёл в широкий рукав Реи и  замедлил движение.
-Опустить парус! Вёсла в руки!- скомандовал Боцман и, лавируя кормовым веслом, Кормчий задал курс. Исполняя чёткие команды руководства,  команда, предвкушая скорую встречу с родными, начала ещё более усердно грести, заходя острым носом  в узкое устье реки.

…Вторые сутки на улице метёт метель, а в хижине Кантимира тепло и душно от горящего очага и тёплых женских тел, ласкающих его крепкие члены.
Устав ждать  взаимности упорной Кайры, молодой мужчина наконец-то решил оторваться как следует. «Ну и пошла ты, - зло думал он, - дура безмозглая.  Хочешь продолжать сохнуть, твоё дело.  А я  не подписывался. Будто бы других девок нет! Вон, любая ко мне прыгнет!»
 И действительно, после того, как самый завидный жених племени   бросился покорять семейную жизнь, девки гурьбой повалили к Кантимиру.  А что? Весёлый, крепкий парень. Что ещё нужно для холостяцких утех?
И мужчина с головой окунулся в разгульный вихрь плотских наслаждений, пытаясь выкинуть из своего сердца суровую красавицу. Вот и теперь, в то время,  когда старейшины занимались важными для народа вопросами,  в доме Кантимира   был  проходной двор. Одна за другой девушки сменяли друг друга на тёплом ложе, зализывая   сердечные раны отвергнутого мужчины.
И в этот холодный ветреный вечер, когда на улице снежные вихри наметали сугробы, а небо затянули тяжёлые тучи, Кантимир лежал в объятиях двух   молодых красавиц и думал, нежно поглаживая их упругие тела.
Кайра…
Чем зацепила она молодого охотника?
Необычной дерзкой красотой?
Нет. Есть немало девушек красивее  её.
Боевым нравом?
Да все женщины племени стреляли и метали кинжалы  не хуже, а то, может и лучше неё. И в морду могли так дать, что звёзды градом посыпались бы.
Почему именно она впилась когтями  в его сердце и никак не хотела отпускать,  сдавливая его всё больнее и больнее?
И чем больше он подпускал к себе других женщин, тем  сильнее думал о ней.
-Кантимирчик!-сладко прошептала одна из проснувшихся девушек, нащупывая шаловливой рукой его плоть, и припала сочным поцелуем к его губам.
В ответ Кантимир одной рукой крепко обнял её, а второй нашёл  влажную ложбинку  между её ног и вошёл туда крепким пальцем.
Проснувшаяся от их возни другая девушка крадучись подползла к ним и  вцепилась жадными губами в твердеющую плоть, отбросив руку соперницы. Та ничуть не обиделась и освободившейся рукой провела по вздрагивающей груди мужчины.
Шесть рук и  три пары ног сплелись в единый клубок страсти и неземного наслаждения. Игриво борясь за плоть довольного их вниманием мужчины, девушки, не переставая, однако, ласкать друг другу груди и покрывать их поцелуями,  по очереди запрыгивали на неё и плавно двигали бёдрами.
-Так-то ты думаешь обо мне, - усмехающийся  женский голос заставил любовников прервать свои игры и посмотреть в сторону входа.
-Кайра?- удивился Кантимир.
-Присоединяйся, дорогая, - промурлыкала одна из девушек, - нашего мальчика на  всех хватит.
Ошалело смотрящий на впившуюся в него взглядом Кайру,  мужчина попытался откатится от девушек дальше:
-Пошли, пошли, - настойчиво стал он их  прогонять, освобождаясь от  объятий.
-Что же ты обижаешь девушек, - заулыбалась Кайра, - я могу потом зайти, - и повернулась к выходу.
-Нет, - резко закричал мужчина, - постой, подожди, -  и подтолкнул девушек с ложа.
-Ну, Кантимирчик, - недовольно защебетали те, -  не прогоняй нас. Вот и Кайра не против.
-Давай, давай, собирайтесь, - махал на них   ещё совсем недавно такой любвеобильный мужчина, подскочив с мохнатых шкур.
«А он ничего так», - подумала Кайра, оценивающе взглянув на иирка,  и опустила взгляд на поднявшуюся в ожидании плоть.
Поймав взгляд девушки, Кантимир посмотрел вниз и, рванув с ложа одну из шкур, стыдливо прикрылся.
-Ну,  давай, милый, - одевшись, девушки засеменили к выходу, бросая недовольные взгляды  на помешавшую их играм Кайру, - может, повторим как-нибудь. Ты, как соскучишься, зови. 
И, весело хохоча, выбежали на  успокоившуюся от непогоды улицу.
-Я это, - замялся мужчина, бегая глазами, - не ждал.
-Вижу,- спокойно ответила Кайра, и,  проходя мимо него, крепко схватила и сразу же отпустила его достоинство  и села на ложе.
Мужчина съежился от внезапной боли, но, всеми силами стараясь не показать этого, сел рядом.
-Я ухожу из племени, - просто сказала Кайра.
-Что?- подскочил мужчина.
Девушка просто посмотрела на него и повторила:
-Я ухожу из племени.
-А как же… Одна?!
Уходит? Зачем? А как же он? Тьфу ты, дурак! Больно ты ей нужен! Сколько времени прошло, а она всё о нём и о нём…
-А что мне здесь делать? – внимательно посмотрела девушка на Кантимира. - Люди смеются над моими чувствами. А я…
-Я не смеюсь, Кайра. Я всё понимаю, - мужчина встал на колени перед ней и раболепно посмотрел в глаза, - останься со мной. Ты же знаешь…
-Знаю? О чём ты?- перебила его девушка, словно не понимая.
-Что люблю тебя. Что готов на всё.
-Так ли на всё?
-Что скажешь, сделаю.
-Пойдём со мной, Кантимир, - девушка взяла в ладони его лицо и зазывающе посмотрела в глаза.
-С тобой?.. - Неуверенно начал охотник и замолчал.
-Найдём новое место,-продолжала уговаривать его Кайра, нежно гладя по щеке. -   Пойдёшь? Ты ведь говорил, что любишь меня, готов на всё. А я  буду любить тебя. Так, как никого и никогда не любила.
И, словно в подтверждение своих слов, влажные женские губы поймали податливый рот Кантимира и прижались к нему сочным поцелуем.

Глава 30
Мягким покрывалом опустилась  ночь на   дремлющую  в объятиях леса реку. Далёкие звёзды мерцающими огоньками отражались на водной  глади,   и, казалось, тонули в  её бархатной глубине. Холодный ветерок слегка  трепал надутый парус корабля, дающего тень развалившимся на его палубе в глубоком сне балтам, выползшим из душного трюма на свежий воздух.
Где-то там, в кормовом отсеке спал Купец, даже во сне не перестающий считать барыши.
Страдающий от бессонницы Капитан вышел  из своей каюты и плотнее закутался в овечью шкуру: «Не по времени холодно», - подумал он и, осторожно обходя закреплённые у мачты тюки,  прошёл к носу корабля, осмотрелся и вернулся к себе.
Ночную вахту на руле нёс недремлющий Боцман, уверенно держа в своих морщинистых, но ещё крепких руках, кормовое весло. Десятки лет месяц за месяцем  ходил он по одному, изученному, как  все морщины на  пяти пальцах  его мозолистой руки,  маршруту. Каждый поворот,  каждый выступ скалистого берега был с детства знаком ему. Ещё сопливым мальчишкой, потерявшим  родителей, взял его к себе  большой седовласый капитан с угрюмым обветренным лицом. И с тех пор не знает он другой  жизни, чем эта, полная опасностей и  приключений. 
Так и не заведя семью (а зачем она, если девять месяцев в году проводит он в  плавании), единственной его любовью стало море. Тихое и безветренное, бушующее  и грозное. Не раз выводил он свой корабль  победителем  из страшных штормов и молился богам за спасение. Но то, что он видел  накануне… 
Никогда ещё не было ему так страшно. Нет, не высокие волны, накрывающие судно, пугали его, не порывистый ветер, рвущий паруса.  Всё это было до боли знакомо и предсказуемо.  Но образ морской девы, знакомый ранее только по рассказам бывалых моряков, ещё более старых, чем он, острой занозой впился в его мозг, не давая покоя.
Ничего до селе более прекрасного и ужасного он не видел. И, наверное,  не увидит уже никогда.
Боцман посмотрел на мирно сопящую команду и по - отцовски улыбнулся. Все они были его детьми, его ребятками. И, как бы он не ворчал и не кричал на них, злобно пощёлкивая плёткой, если придётся, он отдаст свою жизнь  за каждого из этих парней.
Вот Дохлый.  Ну,  дурень-дурнем. И что толку в том, что  природа наградила его высоким ростом и большими кулаками? Случись чего, паника будет его вторым «я», а огромными ручищами только и махать-то  может, и то мимо цели.
Пузатый Малыш. Это хитрый малец. За несколько лет совместного плавания  Боцман хорошо изучил его изворотливый ум. Выкрутится из любой передряги. И,  при этом, ничуть не пострадает. Обманщик и плут, одним словом. Но, нужно сказать, верный и надёжный друг и товарищ.  И, если «бьют наших» первым ринется на их  защиту.
 Немой. Как он сумел пробраться на корабль? Кто он, откуда? Наверняка, бывший раб, каким-то чудесным образом сбежавший с рудников. Об этом говорило выжженное на плече клеймо, которое Боцман сразуже выцепил зорким глазом.  В морском деле не смыслит, но знает толк в металле. Сразу заприметил отличную фригийскую сталь у него  на поясе. И чего с ним делать по прибытию? Да бог с ним, пусть Капитан решает. Это его дело. А моё - довести вас до дому, благо, осталось-то всего ничего. А Рея-река тихая, спокойная. Отродясь ничего не случалось. Вот и теперь всё хорошо будет.
Оперевшись о весло, Боцман широко зевнул и мимолётная  дрёма укутала его уставшие от напряжённого всматривания в даль  глаза.
Далеко впереди, от самого горизонта  высоко в небо тянулась огромная шапка надвигающихся грозовых облаков, закрывающих собой звёзды. Непривычная для этого времени года прохлада  коснулась корпуса корабля и спящих на нём людей.
Проснувшийся от холода Немой встал, сонно покачиваясь, спустился в душный, но более тёплый трюм и, подложив под голову какой - то мягкий тюк, развалился прямо на полу. Но сон, казалось, навсегда покинул его. С новой силой воспоминания далёкого детства и юности  коснулись его души и красочными картинами предстали перед взором.
Маленьким мальчиком попал он на рудники. В начале прислуживал господину, исполняя его мелкие поручения, а потом шустрый малец  приглянулся дядьке-кузнецу. Тот и научил его   кузнечному делу. Да только тонкие, хоть и огрубевшие,  пальцы юноши так ловко наносили кованные узоры на рукоятки мечей и кинжалов, что прослыл он вскоре умелым мастером и отошёл от тяжёлой работы,  оставаясь, как его прозвали «стальным ювелиром».  Украшенные им изделия имели огромную популярность среди покупателей и стали приносить огромные барыши хозяину и тот  милостиво одаривал раба подарками:  девушки-рабыни раз в месяц или по праздникам,  тонкая овечья накидка, лишний кусок хлеба… Но разве могло всё это сравниться с непреодолимым желанием свободы? 
Торвальд…
Где он  видел этого человека?
Скорее всего, он мог приезжать к его господину за оружием. Может быть, даже брал у  него из рук. Нет, он не запоминал лиц покупателей. Зачем? Они приходили и уходили, ничем не меняя его жизнь. А он всегда оставался. Наедине со своими мечтами и воспоминаниями.
Думы Немого прервал тихо подкравшийся   кот,  дотронувшийся до его ноги своим хвостом  и нежно замурлыкавший.
«А, это ты, рыжик»,- подумал Немой и погладил мягкую шерсть мурлыки.
Спёртый воздух забитого мешками помещения вернул утраченный на прохладе сон и Немой громко захрапел, обнимая прижавшегося к нему рыжего кота.

…-Его поймали, когда он шлялся у городских стен среди пленных!
Небрежно швырнув к ногам Теймура невысого паренька, тургарин сделал шаг назад и, широко расставив ноги,  деловито сложил руки за спиной.
Цветастая чалма, плотно обтягивающая голову человека и одним концом закрывающая его лицо, от удара о мраморный пол съехала на бок, освобождая чёрный локон.
-Его? – переспросил Теймур и дал   знак   приподнять пленника.
Тут же двое воинов подхватили несчастного под руки,  поставили на ноги и  отошли в сторону.
-Ты не похож на мужчину.
Подойдя ближе, Каюм с высоты своего роста посмотрел в тёмные,  словно бросающие ему вызов, глаза незнакомца.
-Скорее на мальчика, - закончил он и резко сорвал с лица повязку.
Звонкая пощёчина, казалось, громче самого громкого грома прозвучала в полупустом зале и отозвалась звучным эхом под его куполом.
-Не смей дотрагиваться до меня, грязный кочевник, - скрипя зубами процедила Айса и, намереваясь снова ударить посмевшему тронуть её человека, резко выбросила вперёд руку с зажатым в ней маленьким кинжалом.
Но, молниеносно перехваченная в воздухе сильной рукой, скривила лицо от пронзившей её боли и, разжав тонкие пальцы, выпустила своё оружие.
Звон упавшего металла мелкими перезвонами отозвался в каждом уголке белокаменного зала и находящихся в нём людях.
-А ты смелая, - отбросив Айсу на пол, прошептал Теймур.- Мне нравятся такие. Только вот что же мне с тобой делать? Может, отдать на потеху своим воинам?
С наслаждением наблюдая, как его слова  испугали женщину, Каюм с силой прижал руку женщины ногой к полу и вдруг почувствовал давно забытые ощущения в низу живота и окинул её взглядом.
Хороша…
Просторный плащ мягкими волнами опустился на   округлые бёдра, обнажив  стройную лодыжку, покрытую мелким тёмным пушком…
Чёрные жёсткие локоны, смуглая кожа, пухлые чувственные губы, прожигающий насквозь взгляд…
Нет, она не была простолюдинкой.
Стать и власть ощущались во всём её виде. Даже теперь, лежа на полу, она не была похожа на  загнанного в ловушку зверька.
Скорее, на змеюку, готовящуюся к прыжку.
Обжигающая  волна сильнее зажурчала в животе Теймура, теплом растекаясь по всем его членам.
- Ко мне её, - убрав с пленницы ногу, хрипло произнёс Каюм и быстро зашагал прочь, направляясь в спальню.

…Малыш, зябко поёжившись, открыл глаза и встал, потирая озябшие от холода плечи.
Спящий рядом с ним   Дохлый, казалось, не ощущал внезапно наступившую прохладу, пробирающую до самых костей.
«Да, - подумал, глядя на него Малыш,- везёт же некоторым», - и, укутавшись в толстую медвежью шкуру, одним её краем накрыл друга и, сладко зевнув,  закрыл глаза.
Однако странный треск,  доносящийся впереди,  не дал ему заснуть и Малыш, подобрав полы шкуры, прошёл к носу корабля,   посмотрел вдаль и протёр  слипшиеся сонные глаза.
Начинающийся рассвет осторожно выбросил первые лучи восходящего солнца,  на растянувшийся далекий речной горизонт, освещая уходящую ночную темноту и  белые шапки низких облаков, от которых тянулась  сверкающая  пелена дождя.
Малыш ещё раз протёр, а затем выпучил глаза: « Что за хрень?!»
-Эй, батька,- крикнул он задремавшему на весле Боцману и тот  испуганно дёрнулся, открыв глаза.
-Посмотри-ка, что это там?
То, что сначала Малыш принял за быстро приближающиеся низкие грозовые облака,  оказалось ледяной глыбой шириною в реку.
Пробираясь  между каменистых берегов она плотной стеной тесно прижималась к крутым берегам, подминая под себя пахнущие осенью деревья и кусты.
Старый моряк посмотрел в сторону вытянутой руки и, моментально прогнав пытающуюся завоевать его дрёму, ударил свободной рукой в стоящий рядом барабан и истошно закричал:
-Айда, ребята! Подымай зады!
Треск приближающейся глыбы нарастал всё сильнее и сильнее.  И подскочившие от шума моряки увидели ползущую на них ледяную массу,  состоящую из множества больших и мелких кристаллов льда.  Продвигаясь по вдруг заледенелой реке, она ломала её корку, подбирая под себя её обломки, отчего становилась всё выше и шире.
Снежная буря, идущая следом за стеной,  своими порывами толкала её вперёд, прямо на застрявший  в ледяных объятиях корпус корабля,  готовая обрушиться на него всей своей мощью.
-Давай, давай, к берегу! Живо! Берите только необходимое! – командовал  Капитан.
-Груз! Груз спасайте, - прыгал вокруг тюков Торвальд, останавливая бегущих с палубы моряков, прыгающих за борт.
Пробивая тонкий, не окрепший лёд, балты прыгали в холодную воду и быстро гребли к чернеющему  недалёко берегу.
-Моё вино!- причитал Купец. – Шерсть! Лучшая овечья шерсть!
Хватая тюки, он выбрасывал их за борт, надеясь хоть на какое-то спасение своего товара и те резиновыми мячиками выпрыгивали из воды и плавно качались между разбитыми кусками льда.
Пробегая мимо купца, Немой на мгновение остановился и стал толкать  его к борту, но Торвальд больно ударил его кулаком в грудь и заорал:
-Я не брошу свой товар!
«Ну и дурак», - подумал было Немой, пытаясь оттащить его   и тут  вспомнил, где видел этого постаревшего, а тогда ещё молодого,  человека.
Узкие улочки каменного города.
Вереница рабов, подгоняемая надсмотрщиками, среди которых он, маленький бледный немой мальчик.
Торговая площадь.
И он, этот человек, выводящий Немого на торги.
«Белый мальчик племени славличан, послушный и робкий», - верещал молодой Торвальд.
Оттолкнув Купца, Немой задом попятился к борту, намереваясь прыгнуть, но  замер, наслаждаясь увиденным.
Вот она! Картина мести!
Беспомощно мечущийся над своим нечестно нажитым богатством, человек, жажда наживы  которого не знает границ. Сгребая в кучу катящиеся по палубе тюки, он пытался удержать их своими коротенькими пухлыми руками, но они предательски проскальзывали под ними, вырываясь на долгожданную свободу, так вовремя распахнувшую им свои объятия.  И он, Немой,  ставший невольным рабом   непомерной алчности  купца, теперь спокойно наблюдал за крахом его империи, уповаясь ласкающей его взгляд  картиной  падения совсем ещё недавно считающего себя властилином жизни, а теперь ставшего таким  ничтожным   человечка.
Тем временем, первые выбравшиеся на сушу люди  карабкались по отвесному берегу, стараясь забраться как можно выше, а чудовищная глыба уже  почти вплотную подошла  к кораблю, врезаясь  в него своим скрипящим боком.
Деревянный нос уткнулся в холодный лёд, образовав огромную вертикальную трещину, которая, медленно скрипя, начала расходиться шире и шире, рассыпаясь на ледяные кристаллы, звенящим горохом рассыпающиеся по окоченевшей палубе, пока чернота тонкой нитью не коснулась её вершины.
И тогда…
Тысячи высоких и низких звуков режущим перепонки  скрежетом пронзили тонкий человеческий слух и Торвальд,  скривив от невозможности принятия этого диссонанса лицо, зажал уши  руками и вжал голову в плечи, зарываясь носом в мохнатый меховой ворс, стараясь уберечь лицо от обжигающих холодом осколков, бесперебойно сыплющихся с вершины айсберга. Их острые колючки вонзались в его голую шею,  расползаясь мокрыми пятнами на горячем теле,  и стекали холодными ручейками вниз,  впитываясь в сухой холст нательной рубахи. Вместо того, что бы бежать и спасаться,  Торвальд, бросившись  на дорогой его сердцу товар, закрыл его своим телом, подгребая под себя катящиеся мимо тюки.
Упавший  прямо перед лицом  купца  осколок льдины заставил его задрать голову и посмотреть в верх.
О ужас!
Огромная остроконечная вершина словно целенаправленно полетела прямо на него, словно пытаясь пронзить его насквозь и навечно приковать к так любимой им фригийской шерсти и перламутровому шёлку.
Не в силах отказаться от своего богатства, Торвальд сильнее зажмурил глаза и крепче прижал   тюк с выбившимся из него ярко-красным куском полотна.
Увидев, как льдина, перевернувшись в вышине, плашмя упала рядом с купцом, зажав его между мачтой и кучей расколовшихся льди,    Немой  подошёл ближе и присел перед его лицом.
Открыв один, а затем и второй глаз, Торвальд, сообразив, что ему удалось избежать смерти, поймал  промелькнувшую у себя мысль, что это ещё не конец, попытался выбраться из-под льдины, но та оказалась слишком тяжёлой. Несколько раз дёрнувшись, он посмотрел на наблюдающего за его бесполезными попытками выбраться Немого  и зло выкрикнул:
-Ну,  помоги же  мне!
Но тот, к его великому удивлению,  широко улыбаясь, встал и отходя к самому борту,  приготовился  к прыжку.
Нет!
Ты не может оставить меня здесь одного! Это несправедливо!- кричали ставшие вдруг жалобными глаза купца.
«Несправедливо?»- словно услышав его мысли повернулся к нему Немой.
-Я же спас тебя тогда! Помнишь? – в отчаянии выкрикнул Торвальд, но тут же словно увидел, как слабая надежда на его  спасение гаснет в безучастных глазах Немого. И в ощущении своей полной беспомощности и приближении скорой смерти, он бессильно опустил голову и смиренно закрыл глаза: «Почему?!»- пронеслась в его голове последняя мысль.
Но тут чья-то сильная рука одним рывком выдёрнула его  из смертельной западни и швырнула в раскалённую от холода воду.
Тысячи острых иголочек пронзили пышное тело Торвальда,таща его под плавучие льды. Но инстинкт самосохранения заставил мужчину отчаянно работать коченеющими руками и ногами и всё таки всплыть  на ледяную поверхность. 
А затем…
Затем чьи-то руки схватили его за шиворот рубахи  и волоком  вытащили  на берег.

 Глава 31
Уставшая бушевать метель наконец-то утихла и спряталась в свои тайные чертоги. Накрывшие озябшие деревья белоснежные шубы то и дело стряхивали лоскуты своего наряда, обнажая мохнатые ветки  и озябшие сучки.
Белые клубы дыма, вылетающие из горячих печей хижин,  пышными облаками поднимались в небо, окрашивая расползающейся белизной  тяжёлые серые  тучи, плотным одеялом закутавшие небосклон.
Вечерело.
В маленьких окнах-прорезях, прикрытых на зиму кусками слюды, начали светиться тусклые огоньки  факелов и  молодёжь ряженая в неимоверные наряды, весело вывалилась пёстрой толпой из   натопленных изб, выпуская за собой клубы тёплого пара.
-Как на ночь на тёмную
Месяц уродился
И за дали-дальние
Колесом  катился,
Луною обратился,
С папабом породнился, - раздалось звонкое пение, сербрянным звоном разрезающее морозный воздух.
Весёлый смех и хвалебные песни, прославляющие богиню - мать и бога - отца  лёгкими голосами полетели далеко за границы деревни, теряясь в заснеженном  лесу.
Там, на большой поляне стоял Вечный камень с выдолбленными на нём тайными знаками. Кто и когда нанёс эти знаки ровными рядами на твёрдую поверхность, никто из славличан не знал. Ещё прадеды рассказывали своим внукам о таинственном пришествии богов на эту землю. А им - их прадеды, а тем- их… И сколько поколений длилась  эта цепочка рассказов, никто уже и не помнил,  да и не ведал.  Смысл был один:  беречь и помнить.  А остальное – их не касаемо.
Рядом с камнем на освобождённой от снега земле лежало  колесо с восьмью спицами, покрытое посередине  большим пучком соломы   и два вместительных сосуда: один пустой, а второй с начинающей леденеть водой.  Вокруг колеса по широкому кругу стоят двенадцать снопов, прикрывающих  столько же вытесанных из камня божественных  фигур разного размера, от совсем низеньких, почти в ровень с землёй, до уходящих верхушками голов высоко в небо и доходящих до вершин вековых елей.
Звуки песнопений и весёлого смеха заполнили дремлющий лес,  и на поляну вышла толпа молодок и молодцев с бубнами и барабанчиками в руках  во главе с Ведуном. За спиной  одного из парней со всей силы  визжал, чувствуя неладное, связанный по копытам поросёнок. Его маленькие чёрные глазки- бусины боязливо косились по сторонам, а жирное тело упруго дёргалось, стараясь высвободиться из крепкой хватки несущего его молодца.
На поляне испуганное животное положили на камень брюхом в верх, держа за дрыгающиеся копытца.  .
Взяв сосуд с жидкостью, Ведун тихо зашептал над ним заклинание и, помешав в нём пальцем, трижды обошёл поросёнка по кругу, плеща при этом на него водой. Тут же замерев толи от заговоров Ведуна, то ли от мёртвой воды, животное   бессильно свесила лапки и голову с   остекленевшими маленькими глазками.
Дружно замолкло веселье и все с упоением смотрели на воздавшего руки к небесам Ведуна, не переставая при этом ритмично стучать  ладонями по деревяшкам.
Обходя каждый сноп,  Ведун зажигал его, брызнув из кувшина несколько капель на сухую солому и, подойдя к поросёнку, поднял руки и начал   призывно вещать:
-Возьми дух треба, Великий Семаргл, отгони вражей от землей наших!- и, подставив пустой сосуд под недвижимого поросёнка, сделал  ему тонкий боковой надрез, из которого  полилась пенящаясь жидкость с поднимающемся горячим паром.
Заполыхали двенадцать снопов.
Глухо застучали барабаны и бубны.
-Как эта кровь тебя питает, так и ты, плодородная Апи, защити детей своих, - брызжет кровью на снег перед полыхающими снопами Ведун, наблюдая, как  она горячими пятнами прожигает холодную белизну снега, уходя глубоко в  окоченевшую землю, а затем плещет  водой на центральный пучок соломы, который,  вспыхивая жёлтым пламенем, ползёт по деревянным спицам колеса.
-Возьми  чрево треби нашей на радость свою, великий Папаб!-вынимает Ведун внутренности животного и швыряет их в самый  центр  полыхающего зарева, обильно поливая вязкой красной жижей, злобно шипящей на горячих углях.

…Вросшая  в ледяную корку, из реки виднеется верхушка тёмной мачты с сидящей на ней одинокой птицей  и обрывком застывшего от замёрзшей воды паруса.  Глыбы льда  развалившейся от неожиданного препятствия ледяной стены покрыли остывшую реку, торча из неё неровными углами. То тут,  то там среди льда темнели тёмные поплавки всплывшего и сразу же вмёрзшего в лёд груза.
-Я разорён. Что теперь будет-то?-тихо причитал сидевший на берегу Торвальд,  обхватив руками поникшую голову.
За его спиной на берегу, тесно прижавшись друг к другу,  у разведённого наспех костра грелись потерпевшие кораблекрушение балты, глотая из горла тросниковой бутылки горячительную жидкость, спасённую во время бегства с корабля запасливым Малышом. Продрогшие до костей в ледяной воде люди  молча смаковали  терпкий напиток, передавая бутылку друг другу и думали, глядя на полыхающие языки пламени.
Малыш думал, какой же он молодец, что успел захватить эту нужную теперь для всех них вещь.
Дохлый сожалел об упущенной возможности поглазеть на южных красавиц. Когда - то теперь Капитан возьмёт его снова в море?  В другие-то команды даже не суйся, все места давно заняты. Вот если помрёт кто…
И, будто смекнув, что его нехорошие мысли могли прочитать, Дохлый испуганно огляделся по сторонам.
Но нет.
Его не слышали.
Все заняты своими мыслями.
Никому нет до него дела.
Немой косился на сидящего в сторонке на берегу Торвальда и хмурился всё больше и больше.
«Чего это он невесёлый такой?- подумал Малыш, глядя на него.- Человека спас. Сам уцелел. Радоваться должен».
«И на кой  его вытащил?- спрашивал себя Немой.- Пусть бы тонул со всем своим барахлом. Поделом было бы. – И тут же вспомнив, как купец залечивал его раны после бегства от тавров,  опустил глаза. -  И чего это я? Ведь он мне жизнь спас тогда. А теперь - я ему. Вот и квиты будем. В другой раз можно будет и мимо пройти.  Только, вот,  будет ли он, другой раз?»
«На южном рынке маленький славлич дорого стоить будет»,- вспомнил он слова молодого Торвальда и снова нехорошо посмотрел в его сторону.
И как-то жалко ему стало этого уже пожилого, потерявшего в одночасье  все свои богатства человека.  Такова, видимо, была кара богов, за все  его   подлые поступки, что потерял он всё то, что нажил нечестным путём.
Глотнув из бутылки, Капитан похлопал по плечу сидящего рядом с ним Боцмана и направился к горевавшему в одиночестве купцу:
-С весной льды растают, - присел он рядом. -  Можно будет достать кувшины и амфоры.
Торвальд грустно посмотрел на него из-подлобья и снова устремил полный боли  взгляд на похоронившую его мечты о спокойной старости  реку.
-А шерсть? Ткани?- грустно посмотрел тот на Капитана.- Разве можно вернуть это? О,  моя прекрасная фригийская шерсть!
Тихо вздохнул, Капитан понял, как нелепо звучала его попытка приободрить потерявшего свой товар купца и тоскливо посмотрел на чернеющую изо льда мачту.
Вот и всё.
Сгинула его красавица.
Погибла кормилица.
Сколько лет он ходил на ней?
Сколько стран повидал?
Летом  придётся рубить лес, гнать его на верфи, нанимать работников.
Без малого,  год уйдёт на новое судно. Не говоря уж о финансовых потерях. Хорошо ещё, что команда уцелела. Все живы - здоровы. Даже вот он, купчишка, и тот выжил. Слава богам, успел Немой его из воды дёрнуть! А то ж нет!  Вот, вцепился в мешки свои, чуть жизнь за добро не отдал. Одним словом, торгаш! Надо будет с него поиметь, как лёд сойдёт. Сам-то  он в воду не полезет. А товар доставать надо.
-Тут,  вроде, родовое село славличей недалече?- прервал мысли Капитана Торваль. – Можно было бы у них зазимовать. Что б далече не ходить. А как лёд сойдёт, так сюда и поспешить.
«Хитрюга. Словно мысли мои прочёл», - усмехнулся про себя моряк, а в слух продолжил:
-Дело бачишь. До дому всё равно по такой погоде не дойдём. Тем более без припасов и одёжки.  Перезимуем как-нибудь, а там видно будет.

…Проникая через   мозаику купола, свет бросал на мраморный пол цветные блики.
Ничего не изменилось…
Кроме, наверное, самого хозяина спальни…
Ещё будучи маленькой девочкой, Айса и не думала, что когда-нибудь станет вот так, запросто бывать во дворце Владыки. Тем более, станет его доверенным лицом в делах торговли и   вся фригийская знать почтёт за честь бывать на обедах, устраиваемых этой когда-то бедной девочкой.
Совсем ещё юной  её  продали богатому эпийцу.
Старому и толстому   дворцовому распределителю.
Проезжая мимо их дома, тот услышал звонкий смех, следом за которым из ворот бедной хижины выбежала тоненькая девочка и, развевая по ветру копной длинных волос, промчалась мимо него, обдав ароматом свежести и невинности.
Мать просто продала её.
Продала за несколько серебрянных монет.
Айса с тошнотой вспомнала, как её лапали жирные пальцы её нового хозяина, а его слюнявый рот мусолил её губы.
Как он пыхтел и сопел, ёрзая на её теле.
И как же она была счастлива, что всё закончилось слишком быстро. Так быстро, что она и понять-то особо ничего не смогла.
А потом…
Потом она лежала рядом с ним на широкой, мягкой кровати и, слушая его хрюкающий трап, думала.
Думала долго. До самого утра. Но, когда первые лучи солнца коснулись через створки окна её лица, она знала, что перестала быть девочкой и только от неё зависит, останется ли она рабой этого противного человека или сама станет хозяйкой своей судьбы.
-Ты красивая, - прервав её размышления, произнёс Теймур, почти коснувшись её уха.
Как он вошёл?
-Даже очень. И своенравная, -  продолжил мужчина и, не дождавшись ответа, добавил:
-Кем ты была при дворе?
-Не всё ли равно, кем я была тогда?  - Айса с вызовом повернулась к Каюму и посмотрела ему прямо в глаза. - Гораздо важнее, кем я стану теперь.
Он хорош.
Высокий, крепкий самец с белоснежной улыбкой.
Совсем не такой, как  её бывший  муж.
Скорее, как…
Владыка посмотрел на женщину и, слегка кивнув головой, улыбнулся:
-И ты скрывал такое сокровище от нас?
Краем глаза Айса заметила, как её старый боров-муж неловко замялся и, шаркая беззубым ртом, промямлил:
-Откуда я мог знать, ваше владычество…
А потом…
Потом она почувствовала на себе другой взгляд.
Жгучий и страстный…
-И  умная, - словно раздевая женщину глазами, добавил Теймур, вспомнив пришедшие на ум слова Учителя: «Не важно, кто ты сейчас, важнее всего то, кем ты хочешь быть и что готов сделать для этого».
Да, такую женщину гораздо приятнее иметь в союзниках, чем во врагах.
Или в любовницах…
-А в постели ты так же умна или скорее безрассудна?- обходя Айсу  и лаская свой взгляд её формами спросил каюм и, приблизив её лицо за подбородок, заглянул в глаза.
-Ты хочешь это узнать?- не отводя взгляда вызывающе спросила женщина.
«Такой же кобель, как и все,  – внутренне усмехнувшись  подумала она. – Но ты не знаешь, с кем решил связаться.»
-А ты хочешь чем-то удивить меня?- вопросом на вопрос ответил Теймур, всё больше наслаждаясь её обществом.
В первые за  последнее время он не просто хотел обладать красивым телом, но и просто разговаривать, слушать и упиваться каждым сказанным ей словом.
Как когда-то …
С Хайной…

…Высокая отвесная скала, спрятанная  в зелёных еловых зарослях,  была больше похожа на ледянной конус, местами покрытый островками пушистого снега.
Сотни волчьих следов, начинающихся у еле заметного взглядом лаза уходили в глубь горы, теряясь в её лабиринтах, и выходили к огромной пещере, украшенной причудливыми наростами сталактитов и сталагмитов, разноцветными  конусами свисающих с потолка и стен пещеры.
Капли прозрачной воды, скопившейся на стенах сказочной пещеры, тоненькими ручейками текли к сверкающему от отблесков огня размещённых на стенах факелов озерцу, со всех сторон которого  между мраморных наростов в стенах чернели плотные двери из обтёсанных досок  с ведущими к ним высеченными каменными ступенями.
За одной из таких дверей на полу, покрытом покрывалом из тонкого пуха, лежала Йорка, а у её ног, свернувшись калачиком - большой чёрный волк.