Как Славой Жижек в Аглицкий клоб баллотировался

               
    Летов в одной из своих крайне политизированных песен, бывали у него и такие, говно, конечно, полнейшее по определению, как весь, к примеру, Тальков или Джигурда, орал, что Солженицын писал о совсем другом. В коротенькой стихозе между треков он, поминая помирающего Передонова, уточнял, что Кастанеда об этом ничего не писал, но серый котейко в ботинок ссал.
    - Преосвященному донесу ! - орал Мосейка, устав ковырять пальцем в замочной скважине.
    - Он в соседней книжке, - подсказал ему сумасшедший Егор Яковлевич, с распростертыми объятиями встречая приехавших к нему посоветоваться Бальзаминовых. - Вы из Чехова, я из Островского, а откуда конкретно ваш преосвященный, извините, не упомню.
    Сидевший в небрежно накинутом на сутулые и покорно опущенные плечи сером халате в углу Достоевский встрепенулся было, уловив нечто смутно знакомое в прозвучавших словах знаменитого советчика из сумасшедшего дома, талантом Островского вошедшего в золотой фонд мировой культуры, но увидев собственное отражение в только что отмытом санитарами стекле окна, за ради уважения к визитерам лишенного и решеток, пожал плечами, ничего не сказав. Вошедший в палату за матушкой Бальзаминов подумал, что этот бородатый старикашка не просто так промолчал, хотел, видимо, сойти за умного, но бросившийся навстречу Егор Яковлевич привычно спутал смутные мысли ищущего жену с капиталом, бережно усадившего матушку на кровать предупредительного Мосейки, вытащившего из кармана халата куколку поганого пса.
    - Жид, - жизнерадостно хохотнул Егор Яковлевич, толкая Бальзаминова в грудь кулаком, - собакам собачья смерть !
    - Да плевать на эту нечисть, - легкомысленно отмахнулся Бальзаминов, угощая советчика специально для такого случая купленными в лавке купцов Аршиновых душистыми турецкими папиросами, - что псы, что жиды, Егор Яковлевич, нам нисколько неинтересны.
    - Раздельно, - гулко произнес Достоевский, с ненавистью глядя на Бальзаминовх, - сволочь.
    - Ты не сволочись, мил человек, - напевно вступила в общественную дискуссию матушка Бальзаминова, чуть приспуская вологодскую шаль со своей седой, пропахшей порохом головы, - а войди в понимание, что как бедный должен жениться на богатой, так и богатый на бедной, а грамоткой твоей сыт не будешь.
    - Не будешь ! - угрожающе загудел растревоженным шмелем Мосейка, выбрасывая тряпичную собачонку в открытую форточку. - Не станешь ! - приплясывал по палате Мосейка, содрогаясь и жуя бороденку. - Никто, никаких, никому и никак !
    - Новый рэп, - заметил вполголоса Егор Яковлевич, раскуривая папиросу, - это у них баттл такой с содержащимися по соседству Пауком Троицким и целиковым составом Пусси мать их райот.
    - Однох...венное говно, - вновь влез личным мнением Достоевский, с ненавистью посматривая на Егора Яковлевича, - у Паука хоть Орден Сатаны клевый был, и то благодаря вокалу Борова, а у феминисток нечего и помянуть.
    - Ты почему с ненавистью смотришь ? - схватил Мосейка Достоевского за бороду, страшно оскалившись.
    - А как мне еще на вас всех смотреть - то ? - флегматически ( или флегматично ? ) пожал плечами Достоевский. - Думаете, что коала просто так привел именно меня для сравнения с шайтанами и Пикачу ?
    Душевнобольные и Бальзаминовы не знали. Да и знать не хотели. Каждому, как говорится, свое. Ремарк книжки хорошие писал, холливудчики тридцатых просто плохо их экранизировали, а Достоевский умер. Давно.