Часть вторая

— Я ОГЛЯНУЛСЯ ПОСМОТРЕТЬ, НЕ ОГЛЯНУЛАСЬ ЛИ ОНА, ЧТОБ ПОСМОТРЕТЬ, НЕ ОГЛЯНУЛСЯ ЛИ Я —

    Задолго до того, как он вынырнул из объятий Морфеуса, неумолимо завлекающего в свое царство всех без исключения, его пробудившийся наполовину мозг, уловив стук колес о рельсы, послал телу сигнал не делать резких движений, дабы не свалиться с верхней полки прямо на голову Александре Натальевне и все лето терпеть ее подколы и упоминание данного инцидента по поводу и без, - имея приблизительное представление о характере сей дамы, не так давно справившей сорокачетырехлетие, но выглядящей максимум на тридцать семь, можно было легко представить, как в одной из параллельных Вселенных, при условии, что они существуют, мадам Свиридова, стряхнув крошки с покрывающей колени кружевной салфетки, хватает розетку с малиновым вареньем и, послав серию лукавых взглядов в адрес раскрасневшегося от неловкости племянника, понизив голос, оканчивает свою речь ехидным «это случилось в аккурат за месяц и три недели до падения Виссариончика, напугавшего меня так, что я сослепу решила, что это астероид, предвещающий конец света, однако, к счастью, вместо куска каменной глыбы я, нацепив лорнет, обнаружила трепыхающегося на линолеуме fellow и выдохнула с облегчением: до начала апокалипсиса, как подсказывает моя интуиция, еще полно времени, и я, возможно, успею повторно выйти замуж и обзавестись детьми, как того желает моя младшая сестренка Нинни и ее несносный супруг, обзывающий меня одалиской и напрочь игнорируя тот факт, что я - позвольте напомнить - являлась законной женой турецкого визиря Мустафы, и все горничные робели передо мной, пока я не узнала, что параллельно они исполняют обязанности наложниц, ублажая моего благоверного, пока я маюсь мигренью и не сбежала из обители разврата, прихватив с собой сундуки с украшениями, подаренными до и после свадьбы». Опустив левое плечо на смятую подушку, юноша, прислушиваясь к мерному «будумс-будумс», попробовал вернуться в сновидение, где его ждали вещи куда более приятные, чем беззлобно подтрунивающие родственники, но казавшаяся огромной лазейка вдруг сузилась до размеров игольного ушка, отсекая любую возможность проникнуть в мир иллюзий, и Виссарион остался в неприютном тамбуре подсознания, и как кэрролловская Алиса, силился протиснуть хотя бы руку в крошечное отверстие, откуда сочился волшебный зеленый свет, перелетали с цветка на цветок эльфы и бродила между заросшими мхами стволами Альбина Туманова - живая, невредимая, с закрученной на затылке в некое подобие бараньего рога косой, сборником стихов Степсона («мой король, я устала до смерти вас ждать, дайте мне ненадолго вздремнуть; игры кончатся, вам ли, милейший, не знать кровеносности рек на снегу»), пахнущая карамелью, грецкими орехами и лавандовым маслом, которым мать сбрызгивала кончики ее локонов с целью защитить их от расщепления, задумчивая, неулыбчиво-серьезная, лишенная напрочь кокетства, коего с лихвой отмерили ее сестрице, однако резко затормозивший состав дернулся, парень, вздрогнув, стукнулся виском о стену и пробудился окончательно, внемля позвякиванью амулетов, развешанных Александрой Натальевной, непутевой кузиной его матери, соблазнившейся роскошной жизнью в Энкаре и сбежавшей оттуда со скандалом, выяснив, что восточные мужчины о полигамии не слышали и считали нормальным заводить многочисленные интрижки с прислужницами, приводить в дом молоденьких девиц и закрываться с ними в своем кабинете, а на гневные вопли миссис Свиридофф отвечать: «скажи «спасибо», что всего лишь любовница, на не second wife», поэтому, несмотря на любовь к пылкому Мустафе, знающему толк в науке страсти нежной, своевольная особа, не желая мириться с наличием у благоверного связей со всякими прошмандовками, вернулась в Элозию и, обратившись в турецкое посольство, подала на развод, объяснив свой поступок тем, что their love boat, как бы банально сие ни звучало, разбилась о быт.
    Тетушка Саша, рано осиротевшая и воспитанная с двоюродной сестрой, отличалась от прилежной Нинель, впоследствии выскочившей замуж за Матвея Капитоновича, получившего от parents впридачу с ласкающей слух фамилией и громким титулом князя фармацевтические заводы под Биттербургом, прямолинейностью и нестандартным мышлением. Пока her sister вышивала крестиком, училась вязать или записывала в тетрадку рецепт сытного борща, каллиграфически выводя заглавные буквы и снабжая заглавные «джи» и «кью» закорючками, выходящими далеко за пределы строчки и нависающими угрожающе-сорочьими хвостами и завитыми атласными лентами над испуганно жмущимися друг к дружке «эй», «си», «пи», Александрочка, натянув приготовленные на выброс штаны, подпоясывала их бечевой и мчалась с ватагой чумазых ребят на рынок, где таскала коробки, а на вырученные копейки покупала пирожки с картошкой и лакомилась ими, пренебрегая домашними обедами, состоящими, как правило, из клецок, макарон, пожаренных с кусочками рубленой говядины и суфле на десерт. Ненавидя все эти «штучки-дрючки», Александра Натальевна пышным юбкам с кружевными оборками предпочитала платья свободного кроя лишь потому, что за хождение по улицам столицы Элозии в мужском костюме ее однажды задержали офицеры и выпустили только после того, как отец Матвея Капитоныча, обладающий связями, послал государю Иннокентию прошение не раздувать конфликт из-за придури молодой дамы, начитавшейся эвропейских газет, с восторгом сообщавших, что в Хелльмании, Сфенции и Иудалии каждое воскресенье собираются на митинг сотни суфражисток, требующих предоставить femmes избирательные права. На зависть величающим ее «имбецилкой» она поступила во французскую Сорбонну, написав блестящие сочинения на четырех языках и сразив принимающих вступительные экзамены профессоров своей эрудицией, но завершить обучение ей помешала вызвавшая слабость в коленях passion к учтивому молодому человеку с аккуратной бородкой и смеющимися светло-карими глазами, и Саша, впервые за всю свою vita наплевав на принципы (впрочем, корить себя за что-либо мадам Свиридова не собиралась, целиком и полностью доверяясь судьбе и повторяя, что споры с госпожой Фортуной до добра не доведут), сочеталась узами Гименея с османским визирем, убежденная, что ради нее Мустафа бросит вздорную затею обзавестись гаремом и, застав его несколько раз со спущенными кальсонами то с одной, то с другой профурсеткой, не мудрствуя особо, первым же пароходом уплыла в Индрию, познала там дзен и, посетив затем несколько штатов Гомерики, растранжирила оставленное родителями состояние, вернулась в родной и нелюбимый Биттербург - стеречь поместье Кулибиных, а когда гувернер Виссариона, герр Рильке, пропахший насквозь горькими микстурами и неимоверно раздражавший довольно миролюбивого мальчика своим нудным «Der Absatz wird linksbunding ausgerichtet» и «перепишите это наново в чистовик, голубчик, будьте паинькой», отдал богу душу, сидя за столом в тесной каморке и перепечатывая на машинке очередной рассказ для детей про щенка, считавшего себя утенком, Нинель Андреевна, вспомнив, что hermana безупречно владеет как хелльманским, так французским, гомериканским и сибанским помимо элозийского, предложила кузине заменить почившего Эриха и перебраться к ним в Конте-Марло, где Матвей Капитонович обосновался со своим семейством потому, что влажный климат северного города, промозглого и сырого, губительно сказывался на хрупком здоровье его единственного сына (по причине отрицательного резус-фактора госпожа Кулибина, дважды разродившаяся мертвыми младенцами и едва не умершая от лихорадки после выкидыша, finally произвела на свет в августе Виса - шестимесячного, синюшного, слабого, незамедлительно помещенного в инкубатор), начинавшего кашлять, как только температура воздуха опускалась ниже пяти градусов, посему eleven months Кулибины проводили в особняке, расположенном буквально в километре от Бирюзового побережья, и ведущая себя аки наседка мать, беспрестанно кутая мальчонку в шерстяную шаль, отводила на пляж и заставляла сидеть в тени огромного зонта и наблюдать, как худощавые джентельмены в купальных костюмчиках и дамы в кружевных панталонах плещутся на мелководье, бросаются, хохоча, резиновым мячом, машут пролетающим мимо реактивным самолетам, тарахтящим похлеще геликоптеров и используемых помешанными на моде кокетками для того, чтобы, отстегнув пилоту кругленькую сумму, смотаться на шоппинг в Париж и упиваться на приеме в королевском дворце негодующими вздохами соперниц, щеголяя нарядом, усыпанным бисером и кокетливо отмахиваться от вопроса «где достали сию прелесть?», нарочито небрежным тоном выдавая: «ах, я просто перебирала содержимое бабушкиного комода, обнаружила не изъеденную молью парчу и обратилась в ателье. Of course, это не творение Верты Боссе, если хотите, загляните завтра на чай и убедитесь в отсутствии бирки», - оную, как правило, заблаговременно отпарывали маникюрными ножничками.
    Виссарион терпеливо сносил кудахтанье Нинель, понимая, что предыдущие беременности, окончившиеся трагически вкупе со страстным желанием подарить мужу наследника превратили maman в донельзя тревожную дамочку, вскидывающуюся, стоило ему, подавившись какао, издать натужное «кхэм-м»,  - тотчас же захлопывались все створки, экономка Жоржетта, подгоняемая зычным «golooboshka, bitte, mach schnell», ставила на огонь турочку с молоком, срочно вызывался вечно измотанный с черными как у панды кругами under eyes специалист по легочным заболеваниям, уверявший заламывающую руки мадам Кулибину, что никакого муковисцидоза у ее драгоценного сыночка не обнаружено, а симптомы туберкулеза выявляются на этапе, когда медицина бессильна. Юноша, привыкший к одиночеству с младых ногтей, не шибко расстраивался, созерцая гомонящую детвору, - гораздо интересней было выписывать в блокнот из энциклопедий длинные слова и составлять из нах предложения, передающих приблизительный смысл заковыристых терминов, сочинять увертюры (соседская псина, крошечная черная идиотка, заливалась визгливым лаем, заслышав издаваемую скрипкой мелодию, that’s why музицировать приходилось в духоте даже весной, когда чирикали попугайчики, цвели олеандры и с грохотом катили свои тележки торговцы свежими ягодами), раскладывать пасьянс «Красная вдова» из пяти разных колод и слушать, как тетя Саша, виртуозно смешивая между собой четыре известных ему языка, повествует о цитрусовых садах в Сан-Фалассаре, где она познакомилась с внебрачным сыном иудальянского банкира Паваротти и провела умопомрачительный уикенд на его яхте и не представлял себя плавающим в студеной реке с почерневшими от загара сверстниками или жарящим ночью у костра маршмеллоу, замогильным голосом повествуя товарищам легенду about bloody dead woman, выбирающуюся в полночь из зеркала, коль соблюсти следующий ритуал: зажечь свечу из черного стеарина, проследить, чтобы диск черной луны освещал подоконник, а в камине тлели угольки, - данные забавы казались ему нелепостью, словно он родился старцем и преисполнился в своем cognition настолько, что простые и доступные радости, увлекающие людей вокруг, вызывали стойкое недоумение. Вис искренне не мог понять, отчего его единственный друг Глеб Ястребов бунтует и  огорчает предков категорическим отказом тащиться на прием к какой-то герцогине, приглашать на вальс ее некрасивую дочь с усиками над верхней губой и просвечивающей сквозь жидкие волосы лысиной, - все просьбы Нинель Андреевны он выполнял безоговорочно, а если настроение идти на пляж улетучивалось,  он брал с собой сборник пьес и, заткнув уши, погружался в сгенерированную мозгом реальность, основанную на шедеврах мировой драматургии и очень живо представлял актрису, стоящую в центре отбрасываемого прожектором конуса, окруженную подчеркивающей важность of the moment темнотой и произносящую тот или иной монолог, убеждая себя, зрителей, противостоящих ей героев в своей правоте. Невзирая на то, что Матвей Капитонович с трудом изъяснялся на хелльманском и общался с супругой исключительно на родном языке, Виссарион элозийского практически не знал и не мог взять в толк, отчего карандаш или ручка on the table - лежат, чайники, миски со стаканами - стоят, а синонимом вежливого «кушать подано» является жаргонное «жри что дают, неблагодарная ты скотина», но поскольку в дореволюционной Элозии все члены высшего общества использовали в основном французский и гомериканский, а native language считался диалектом простонародья, обитивших в селениях крестьян, не имеющих possibility  обеспечить своим отпрыскам хотя бы пять классов гимназии и гувернера из Швеццарии, свободно владеющего иудальянским, хелльманским и сибанским, поэтому, прибывая в Биттербург every year в начале июля, fellow игнорировал смутно знакомую речь, оставив попытки с помощью Александры Натальевны разобраться в куче исключений, находящихся в конфронтации с основными правилами, самим фактом своего существования подвергающих сомнению различные утверждения, отделенные от набившего оскомину «but» запятой, после которой следовал длиннющий список cases, когда то или иное существительное надлежит склонять совершенно иначе, но больше всего Кулибина-младшего вводило в заблуждение обилие знаков препинания, обладающих не только разделительными, но и выделительными функциями, и от обилия деепричастных оборотов и сложносочиненных предложений, тянущихся паровозиком и не умещающихся на одной странице, рябило в глазах, и было совершенно неясно, зачем элозийские писатели снабжают свои тексты детальными описаниями, если можно ограничиться емким «waxwings are surfing in the air» и не выводить сумбурное «стая свиристелей, выпорхнувших из-за виднеющейся на горизонте полосы зимнего леса, рассыпалась по бескрайней синеве крошечными бусинками, постепенно набирая высоту, а затем и вовсе пропадая с поля зрения, растворившись в стратосфере точно брошенный латте кусочек рафинада», и даже глубокие платонические чувства к живущей в двух кварталах от Императорского сада Альбине, похожей на Виссариона Матвеевича больше, чем на сестру-близнеца и потому завладевшей его вниманием в позапрошлом году, не простимулировали тяги к родному языку, и диктуемое тетушкой «three little bears were gathering blueberries in the wood» он фиксировал в блокноте с умышленно допущенной смысловой ошибкой, желая насладиться спектаклем, даваемым эксцентричной Александрой Натальевной, проверяющей his notes на предмет неточностей и катающейся по полу от смеха, восклицая:
    - Ой, пристрелите меня, чтоб не мучилась! Где это видано, чтобы медвежата собирали чернику в лису? По-твоему, они ее ухайдокали и использовали в качестве корзинки? Как такое вообще взбрело тебе в голову, малыш?
    - Ich weiss nicht, - дергал невозмутимо плечом парень и, косясь на Жоржетту, громким шепотом вопрошающую у поджавшей губы мадам Кулибиной, нет ли у ее кузины эпилепсии, мысленно уносился в лето 1911-го, когда впервые увидел одну из дочерей Ираиды Тимофеевны Тумановой и, неожиданно для самого себя замедлился, гонимый жаждой обернуться, подойти и заговорить, нов место этого скрылся за поворотом, отдышался, рванул домой и, заперевшись в своей комнате, раз за разом воскрешал in the memory светлый образ понравившейся девушки.