Детсадовская карусель Действие Второе

Феликс Довжик

Детсадовская карусель



Действие второе.

На сцену к столу президиума подходит Туричин.

Туричин (в микрофон). Товарищи, прошу занять свои места. Продолжим нашу работу.

Туричин идет по сцене. Стол президиума и трибуна уезжают со сцены, на смену им въезжает кабинет Туричина. Входит Горюшко. Туричин встречает его.

Горюшко. Сергей Егорович, я к тебе без предупреждения, без предварительной договоренности.
Туричин. Входи, Тарас Федорович, располагайся.

Горюшко намеревается сесть, потом снимает пиджак, аккуратно вешает на спинку стула, отодвигает стул с пиджаком и устраивается на свободном стуле.

Горюшко. Разговор у меня нетелефонный. Ты не занят? Можешь уделить пару минут?
Туричин. Я сам хотел с тобой поговорить.
Горюшко. О работе?

Туричин. О жизни. О работе мы с тобой через месяц наговоримся, когда я сдам тебе свою продукцию. Пока у тебя ко мне производственных претензий нет, рад случаю тебя выслушать.

Горюшко. Сначала я тебя послушаю. Хозяину первое слово.
Туричин. У тебя в исполкоме друзья – ты все знаешь. Объясни мне, почему Чижова проявляет такое упрямство?

Горюшко. Директор сам виноват. Дело яичной скорлупки не стоит. Какой дурак берет начальство в лоб? Не получилось – отступи, не дразни старших. Ублажи – она пойдет на уступки. А он в лоб да в лоб (стучит кулаком себе по лбу) – вот и отлетает.

Туричин. Наши не успокоятся. Жаловаться будут.

Горюшко. Бесполезно, потому она и не боится. Она же начальник – большой начальник в масштабе района. Ну ошиблась – с кем не бывает? Кто об ошибках знать должен? Вышестоящий. Он пожурит, он укажет. А массы об этом не должны ни гу-гу, и подчиненные тоже. Иначе где авторитет? Где власть? Критика – это знаешь, это так: в допустимых пределах в разрешенное время.

Туричин. Но ведь вышестоящий может отменить ее решение.

Горюшко. Боже упаси. Он же себе не враг. Порядок – сила! Уступи бунтарям один раз – в другой захотят сделать по-своему. Мог бы ты править людьми в отделе, если бы директор твои решения отменял? Ты не пустил человека в отпуск, а директор отпустил. Что бы получилось? А?

Туричин. Другой раз со зла не пустишь, а потом одумаешься – можно было пустить.

Горюшко. Правильно. Если человеку нужно, пусть тебя ублажает. А ты милость проявишь. Он потом за тебя в лепешку расшибется. А если ты не пустишь, а директор отпустит? Ты – плохой, а директор – хороший. Ни черта не получится с такой методикой. Если я не разрешил, сотрудник должен знать – кроме меня, никто не разрешит. Вот тогда будет полный порядок. Я как раз по поводу твоих девочек в гости к тебе пришел. Сильную власть они приобрели. Не могу внука в детский сад устроить. Твои все решают.

Туричин. Ты с ними говорил?
Горюшко. Что ты? Вдруг откажут, а потом попробуй переубеди. А тебе отказать не смогут. Я тебя очень прошу: помоги мне в этом деле, упроси, уговори. Я перед тобой в долгу не останусь.

Туричин. Непосильную задачу ты мне ставишь. Нового сада, сам знаешь, нет, а старый укомплектован сверх меры. Как же они твоего внука возьмут, когда у них свои дети еще не устроены.

Горюшко. Своих им нельзя устраивать. Разговоры пойдут – совестно будет. А у Горюшко взять можно – начальник крупного цеха. Окажи содействие Сергей Егорович. Обработай их, а за мной не пропадет.

Туричин. Переполнен сад, дальше некуда.

Горюшко. Знаю, Сергей Егорович, но умные люди мне подсказали, и я тебя научу. Детишки-то болеют. Как заболел который, взять моего будто бы временно, а потом оставить совсем. Нет такого закона, чтобы из сада ребенка вышвыривать. Ну будет лишний. Стерпят. Поругают и забудут. Э, что говорить, Сергей Егорович, мигнуть только надо: свой, мол, идет, нужный.

Туричин. Охота тебе, Тарас Федорович, связываться с этим садом. Найми няньку. И хлопотать не надо, и внук меньше болеть будет.

Горюшко. Не могу взять няньку, Сергей Егорович, с деньгами затруднения. Я тебе по секрету скажу: очередь на машину подходит, да и гараж с погребом строю, а на гараж ох, сколько непредвиденных расходов требуется. Нажми на них, Сергей Егорович. Ты со своей стороны, я со своей. Вместе мы их одолеем.

Туричин. Попробую, Тарас Федорович, но не обещаю.
Горюшко. Попробуй, попробуй, Сергей Егорович. Испытай свою власть. Очень тебе буду обязан.

Горюшко и Туричин уезжают со сцены. На сцену въезжает лаборатория. Ира сидит, обхватив ладонями голову. К ней подходит Кардович.

Кардович. Что пригорюнилась? Как жизнь семейная?
Ира. Зачем ты об этом спрашиваешь?
Кардович. У меня на душе кошки скребут. Посмотрю на вас с Юрой – вы как чужие.

Ира. Если бы знала, никогда бы не пошла в одну лабораторию с мужем работать. Хоть здесь бы его не видела. Посуду моет – стоит, как истукан, пошел за веником – потерялся. Стоит, о работе думает. Месяц будет думать, а ты ему потом за пять минут нос утрешь.

Кардович. Задергали нас. Я утром опомнился: сижу на кровати в одной штанине, вторую держу в руках.
Ира. Тебя бы я растормошила, сделала бы из тебя мужа и человека.
Кардович. Жаль, что Юра мне друг.

Ира. В таких случаях разве считаются с дружбой? Ведь жить без другого человека не можешь.
Кардович. Я на Юру посмотрю – думает, как сына воспитывать, а я бы его воспитывал себе удобным, лишь бы мне не мешал. Чтобы вдохновиться на такую работу, надо быть родным отцом с пеленок или пройти все консольные балки.

Ира. Не надо фантики клеить. В жизни все гораздо проще: есть любовь или ее нет.
Кардович. Как было бы просто, если бы все было так, но в жизни чаще и есть, и нет одновременно, и чего больше, сам себя не поймешь и не взвесишь. И тут уж – замри и живи, как живется, авось случайная волна куда-нибудь выплеснет.

Ира. У меня сейчас все плохо. Дома – плохо, с работой – плохо, с садом – плохо, и ты стал меня избегать. Я думала, на твою руку я могу опереться.
Кардович. И на руку, и на плечо, и на сердце, а больше я ничем помочь не могу, ни тебе, ни себе.

Входит Артем Журин.

Артем. Вы одни? Я вам не помешал? У вас роман? А я договорился насчет автокара. Где Курмыш? (Зовет.) Курмыш!

Входит Курмыш.

Курмыш. Что отнести, что принести?
Артем. Куражишься?
Курмыш. Раз зовут – носильщик нужен.
Артем. Пойдете за приборами. Все пойдут: инженеры и техники, не ты один. Собирай команду.
Курмыш (отходит в сторону и зовет). Мужики!

Входит Стропилин, за ним Ермицкий.

Стропилин. За приборами? Как чувствовал.
Курмыш. Разговорчики!
Кардович. Пошли что ли?
Артем. Идите, идите. (Уходит.)

Кардович, Стропилин, Ермицкий и Курмыш идут по сцене. К ним присоединяются два инженера. Лаборатория уезжает со сцены, въезжает автокар. Курмыш пытается его завести.

Стропилин (Курмышу). Тете Поле звонили?
Курмыш (возится с механизмом). Сами заведем.
Стропилин. А надо бы.
Первый инженер (Курмышу). Нажми оба рычага.
Кардович. А тетя Поля легко заводила.

Второй инженер. Жми сильнее.
Стропилин. Силой не заведешь – умом надо.
Кардович (Курмышу). Не ломай технику, ищи тетю Полю.
Курмыш (кричит). Тетя Поля!

Ермицкий стоит в стороне. Кардович и Стропилин подходят к нему.

Ермицкий (задумчиво, грустно). А здесь когда-то столб стоял… и нет уже больше столба.
Кардович (подлаживаясь под тон Ермицкого, глубокомысленно). И так вся жизнь.
Стропилин (очень серьезно). Жизнь – что, столб жалко.
Курмыш (полулежа на автокаре). Тетя Поля!

Заглядывает рабочий в ватнике.

Рабочий. Зарплата идет – чего орешь? Не даёшь человеку в буфет сходить. (Уходит.)
Кардович. В буфете сосиски дают – будем ждать битый час. Надо назад идти. Пошли строем! Курмыш, командуй.
Ермицкий (Курмышу). Не зарывай талант в землю.
Курмыш. Я всегда пожалуйста. Стало быть, братцы, стройся!

Все выстраиваются по росту. Первым стоит Ермицкий.

Рядовой Ермицкий, почему первым стал?
Ермицкий. По росту.
Курмыш. А ты задание Родины выполнил? Стань сзади, чтобы стыдно было. В обратном порядке – стройся!

Все, кроме Кардовича, быстро перестраиваются.

Кардович. Вот это мысль – всё наоборот. Как же это я раньше об этом не подумал. Курмыш, ты же мне золотую идею подбросил.
Курмыш. Кардович! Здесь вам не там. Здесь ногами думают. Головой там подумаешь. Стать в строй!

Кардович.   Есть стать в строй и спасибо за идею.
Курмыш.   Разговорчики – прекратить! Слушай мою команду, бездельники! В затылок –  равняйсь!
Ермицкий. Затылка не видно.
Курмыш. Разговорчики! Шагом – марш! Ать-два, ать-два. Запевай, братцы.

Маршируют и поют.

Наша Таня громко плачет:
Уронила в речку мячик!
-  Тише, тише, Танечка, не плачь:
Эх, не утонет в речке мяч.

Курмыш. Отставить плаксивую песню! Это что за упадочнические настроения? А ну бодрую – запевай!

Маршируют и поют.

Грудью вперед бравой!
Кто там шагает правой?

Курмыш (маршируя сбоку от шеренги). Левой! Левой! Левой!

Маршируют и поют.

Пусть,
оскалясь короной,
вздымает британский лев вой.
Коммуне не быть покоренной.

Курмыш. Левой! Левой! Левой!

Хором.

России не быть под Антантой!

Курмыш. Левой! Левой! Левой!

Последние строчки повторяют несколько раз и уходят со сцены. На сцену въезжает лаборатория. Возвращаются Кардович и Стропилин. Тоня Купинская нетерпеливо поджидает их.

Тоня. Мальчишки, вы с ума сошли! Директор из окна заметил, как вы маршируете, и позвонил Туричину.
Кардович. Зато какую идею вымаршировали. Теперь Туричин не возьмет нас без сковородника.
Тоня. Придумали?

Кардович. Что поделать, если мы автокар заводить не умеем. Приходится работать головой.
Тоня. Хорошо, что придумали, но жаль, что так быстро. Такая комфортная жизнь была. Вы ничего не поручали, я кофту связала, а Артем не ругал. А сейчас гонка начнется.

Кардович. Еще какая. Туричин нас голыми руками не возьмет. Я профорг или не профорг? В этом квартале займем первое место в соцсоревновании.
Стропилин. Ничего не выйдет. Тоня раз-другой опоздает.
Кардович. Тебе поручим взять над ней шефство. Тоня, тебя устраивает такой шеф.

Тоня (смеется). Не очень. Он загса боится, как черт ладана.
Кардович. Опасается семейной скуки.
Тоня. Жизнь сложнее ваших игрушек.
Кардович. Да, но не каждый человек с первого взгляда – загадка.

Тоня. А со второго?
Кардович. До этого надо несколько раз споткнуться и набраться мудрости. Дай срок – поймет. (Зовет.) Курмыш!

Показывается Курмыш.

Курмыш. Опять за приборами?
Кардович. Нужно оформить рацпредложение. Леша даст идею. Половина вознаграждения тебе, половина женщинам на конфеты.
Стропилин (притворяясь возмущенным). На одного две нагрузки?

Кардович. Меняемся. Я беру шефство над Тоней, а ты возьмешь на себя Туричина и директора.
Стропилин. Зачем такие крутые повороты?
Кардович. Курмыш, согласен?

Курмыш. Сто процентов женщинам на конфеты.
Тоня. Курмыш, ты – молодец. Я тебя люблю. (Изображает губами поцелуй, чмокает.)

Кардович. Только не на моих глазах. Умру от зависти.
Стропилин (спохватываясь). И я.
Тоня. Пойдем, Курмыш, уединимся. Пусть умирают. (Уводит Курмыша, оба уходят.)
Кардович. Это я сказал, это я предупредил. Вы у меня попляшете.

Стропилин. Гриша, тебе не кажется, что Туричин от удовольствия потирает руки. Он не знал, как нас отшлепать, а мы сами штаны снимаем. Я нынче всю ночь с боку на бок ворочался – приборы варил. В наши лета бессонница, а зачем? Кто из кожи не лезет, живет спокойно.  Соседи кроссворды разгадывают, а получают не меньше нашего. Любителей штанги таскать раз, два и обчелся.

Кардович. А когда жрать станет нечего, каждый закричит: так нельзя, создайте условия, чтобы бездельничать было невыгодно.
Стропилин. Пока есть энтузиасты, не жди перемен. Мы-то в душе считаем себя героями, а мы-то и есть тормоза прогресса. Латаем дыры – усугубляем болезнь. Повернулись бы все в сторону бездельника – тут уж немедленно меняй правила.

Кардович. Не пытайся вставлять палки в колесо истории или подкручивать его. Сандалии сомнет, а запасных не достанешь. Давай делать то, что умеем. Это самый надежный путь.

Лаборатория уезжает со сцены. В своем кабинете на сцену въезжает Туричин. Входит Артем Журин.

Туричин. Артем, не вижу темпов.
Артем. Вот тебе раз. Помнится, недавно, Сергей Егорович, вы не верили, что мои мужики справятся с работой. Или я запамятовал?

Туричин.  Ты со своими орлами держал нас на голодном пайке. Аппетит приходит во время еды, а хороший аппетит требует перемены блюд.
Артем. Вообще-то людям положен отдых. Даже мешки таскают с передыхом.

Туричин. Какой ты командир, если думаешь о привале? Командир при малейшей удаче заботится о развитии успеха.
Артем. Так это – крупный. А мелкий захватил бугорок и скорей окапываться.
Туричин. Я тебе окапываться не дам.

Артем. Ладно, пойду нажимать.
Туричин. Гони, не давая отдыха.
Артем. Только тем и занят – хожу и покрикиваю: давай-давай.
Туричин. Пригласи ко мне Лену и Иру.

Артем уходит. Туричин набирает номер телефона.

(Говорит по телефону.) Алло! Горюшко на месте?.. Да, это я… Нет, соединять не надо. Я ему самому через пару минут позвоню. (Опускает трубку на рычаги.)

Входят Лена и Ира.

Лена. Сергей Егорович, звали.
Туричин. Да. Проходите, садитесь. Только одну минуту. Я должен Горюшко позвонить. Застряли наши приборы у него. План срывается.

Туричин набирает номер телефона. В углу сцены виден Горюшко.

Тарас Федорович, посодействуй. Лежат мои приборы у тебя без движения.
Горюшко. Сергей Егорович, рад тебе помочь, да не могу. Домой бежать должен. Старуха моя звонила – внук ее доконал. Ты же ее знаешь, где ей справиться с моим сорванцом. Не идет мне работа на ум. Войди в мое положение.

Туричин. Тарас Федорович, я тебя понимаю. Я своих девушек несколько раз уговаривал. (Подмигивает Лене и Ире.) Не делается такое дело быстро. При первой возможности ты получишь место в саду – я тебе обещаю.

Горюшко. Так и приборы твои никуда не денутся: будут в целости и сохранности. Я тебе тоже обещаю. Как разрешу домашние вопросы, так и займусь твоими.
Туричин. Погубишь ты меня, Тарас Федорович. Дай команду.
Горюшко. Команда – что, Сергей Егорович, команда – полдела. Пока сам не возьмешься, не сдвинется твое дело с мертвой точки, а сам не могу, извини. Святое дело – дела домашние.

Туричин. Тарас Федорович, я тебе помогу, я обещаю.
Горюшко. Ты давно, Сергей Егорович, обещаешь, а дело не движется. Вместе нам надо поднатужиться и подсобить друг другу.
Туричин. Я тебе позвоню через час.
Горюшко. Звони, если застанешь, очень рад буду.

Горюшко исчезает.

Туричин (кладет телефонную трубку). Вы меня простите, что я без вашего согласия дал ему гарантию. Я всегда шел вам навстречу, думаю, вы мне поможете. Судьба отдела в руках Горюшко, а он не сдвинется с места, пока не устроит внука в сад. Я вас очень прошу.
Ира. Сергей Егорович, разве так можно? У Горюшко бабушка не работает, материальное положение – дай бог каждому.

Туричин. Если Горюшко может урвать, он своего не упустит. А что мне делать? Он саботирует наши приборы, вымогает у меня место в детском саду.
Ира. Нельзя так, Сергей Егорович. Если мы при такой нехватке будем раздавать места в саду тем, кто их меньше всего заслужил, грош нам цена. Идите к директору. Пусть он прикажет Горюшко.

Туричин. Не могу я стать на официальную ногу – документация сырая. Отделу от цеха поблажки нужны.
Ира. Я не соглашусь. Мы даже директору отказали, когда он просил за Горюшко.
Туричин. Директору?
Лена. Правда! Честное слово, отказали.
Туричин. Тогда я сдаюсь, тогда мне делать нечего. Идите и скажите, чтобы Журин зашел.

Лена и Ира уходят. Туричин набирает номер телефона.

(Говорит по телефону.) Где Журин... Найди, пусть немедленно зайдет ко мне. (Кладет трубку, потом снова набирает номер телефона.) Журин у вас?.. А где он?

Входит Артем.

Артем. Здесь я.
Туричин (раздраженно). Ты знаешь, что твои приборы лежат у Горюшки без движения?
Артем. Я вам два раза об этом докладывал. Надо жаловаться директору.
Туричин. Горюшко тебе пожалуется. Почему у тебя документация сырая?

Артем. Ну вот, здравствуйте. Я же вам говорил. В такие сроки таким маленьким коллективом сделали такую работу.
Туричин. Коллектив у тебя не маленький. Ты мне голову не морочь! У тебя в лаборатории половина бездельников!

Артем. Хотел бы я знать – кто такие. Если уж у меня бездельники, то кто работает?
Туричин. Чем у тебя заняты Ермицкая и Каюрова?
Артем. Ничем не заняты. Общественной работой увлекаются.

Туричин. По какому праву в такое горячее время два инженера бездельничают?
Артем. Опять двадцать пять. Вы же сами по просьбе директора просили их ничем не загружать.
Туричин. Загрузить немедленно! Брось всех на документацию. Через неделю переделать начисто.
Артем. Ничего не получится.

Туричин. Ермицкую и Каюрову загрузить в первую очередь и без моего ведома никуда не отпускать. Давай им на каждый день конкретные задания. Я сам буду ежедневно контролировать.
Артем. Вообще-то, между нами говоря, производственной погоды они не сделают, но загрузить можно. Мужикам будет подспорье.

Туричин и Журин уезжают со сцены. На сцену въезжает садовая скамья. К ней подходят Кардович и Ира. У Иры к платью приколота брошка. (В последующих сценах брошка снята.)

Ира. Ну что нам делать с Горюшко?
Кардович. Уступить. Война обойдется дороже.
Ира. Мы с Леной остались одни, даже вы против нас.
Кардович. Иногда целесообразность сильнее принципов.

Ира. Плоды вашей позиции.
Кардович. Ты не задумывалась, чем нас приворожила работа? В работе я пляшу под свою дудку и штурмую крепости, которые сам выбираю.

Ира. А я поняла, что каждый может дать больше, если его тормошить, двигать, щипать. Вы сидите и ждете перемен к лучшему, а вам подберут новых начальников, не таких, как Туричин и Журин, тогда запляшете под их дудку, но поздно будет. (Присаживается на скамейку.) Ну что за жизнь? У нас свидание, а я тебя отчитываю. Я больше не буду. Что ты еще хотел сказать о Горюшко?

Кардович. Работает он с грехом пополам, но за свои кровные интересы сражается, как лев, и очень изобретательно.
Ира. Я понимаю, но как трудно отказываться от принципов, когда это несправедливо.

Кардович. Как нам, с твоих же слов, намекал один товарищ. Существует система, и не нам ее переделывать.
Ира. Что же тогда делать с проклятым садом? Сдаваться?
Кардович. Если чувствуешь в себе силы, сражайся.

Ира. Как? Написали в «Известия», переслали Андрею Андреевичу, а он Чижовой. Брось ты свои приборы, придумай что-нибудь.
Кардович. Мы сплясали под окном директора, и пошли мысли. Пинок сбоку нужен, чтобы все это сдвинулось, нелепица или чушь какая-нибудь.

Ира. Ну и придумай эту чушь.

Кардович. Я недавно был в родном институте. Преподаватели вспоминали давних выпускников. Большакова из обкома называли другом-соперником Сокольского. Напишите ему, что вы теряете. (Задумчиво, грустно.) Замотаешься ты с садом, забудешь меня. Кто будет меня вдохновлять?

Ира. Что ж ты замолчал? Скажи еще что-нибудь.
Кардович. Тебе пора домой. Юра будет тревожиться.

Ира. Сейчас пойдем. Еще чуть-чуть. Я так отдохнула. Спасибо тебе. Мне так необходимо иногда с тобою встречаться. Заботы без конца, такое чувство, что дальше будет труднее и труднее. Так хочется иногда снова почувствовать себя, как в юности, на минуточку стать беззаботной, и впереди жизнь, еще не ясная, с надеждами, и прежнее волнующее чувство приятной тревоги – что там впереди?

А когда знаешь, что будет дальше, и каждый день одно и то же, и так месяцы и годы, грустно становится. Я тебе не надоела? Спасибо, что ты меня вытащил. После такого вечера кажется, что еще не все потеряно, что еще будет жизнь. А тебя не страшит жизнь и одиночество?

Кардович. Когда сижу и нет идей, на душе скверно, а когда придумаешь что-нибудь неожиданное, тогда и жить, и любить, и взлететь над землею хочется. Мы еще с тобой спляшем на свадьбе наших детей. Станем дедушкой и бабушкой, встретимся здесь в городском парке. У тебя внучка, у меня внук. Вспомним былое и подумаем: как хорошо, что в свое время не наломали дров.
Ира. Моя внучка будет колотить твоего внука, и мы снова будем ругаться.

Кардович. Зачем драчунью растишь?
Ира. Я на тебя обижаюсь, а проходит время, и мне уже кажется, что ты был прав. Может быть, так и нужно жить, а остальное – пустые мечты, но так хочется, чтобы не было очередей, чтобы у всех были квартиры, детские сады, чтобы люди не ссорились в больницах, в магазинах, дома. Как много надо работать, чтобы все это было.

Кардович и Ира уходят. На сцену въезжает институтская проходная. Входят Тоня Купинская и Стропилин.

Тоня. Леша, ты надо мною шефствуешь или ухаживаешь?
Стропилин. Совмещаю приятное с полезным, личные интересы с общественными.
Тоня. А хочешь – новость скажу? Девчонки собираются ехать сегодня в обком.

Стропилин. Не сломать бы шею. Директора в райкоме предупреждали, чтобы кляуз больше не было. Ему врежут, а он их за самодеятельность по голове не погладит.
Тоня. Говорят, там у директора рука.

Проходят проходную и уходят. Входит Ира и Ермицкий.

Ира. Юра, что нам делать с Горюшко?
Ермицкий. Спроси у Гриши.
Ира. А что ты посоветуешь?

Ермицкий. Ты же все равно посчитаешься с его мнением. Вот если бы я поменялся с ним местами…
Ира. А ты бы хотел?
Ермицкий. Я свой выбор однажды сделал.

Ира. И не жалеешь?
Ермицкий. Не жалею.
Ира. Ты не обижайся. Должна же я с кем-то советоваться, когда мы в ссоре. Хочешь – попрошу прощения, я теперь умею. Меня Лена научила.

Входит Артем.

Артем. Вы одни, так рано… и не проходите. Я не помешал?
Ира. Помешал.
Артем. У вас роман? Дома, дома продолжите. Пошли работать.
Ира. Мы с Леной едем в обком.
Артем. Только с разрешения Туричина.

Ира. Тебя не затруднит передать ему: мы берем внука Горюшко.
Ермицкий. А Лена!?
Ира. Артем, спроси заодно: он отпустит нас или нет?
Артем. Ладно, ладно, пользуйтесь моей добротой. (Подталкивает Ермицкого.) Пошли, пошли. Встречи и проводы будут дома.

Ермицкий и Артем проходят проходную и уходят. Проходная уезжает со сцены, на сцену въезжает работник обкома Большаков. Ира встречает Лену, вместе подходят к Большакову.

Лена. Игорь Евгеньевич, к вам можно?
Большаков. Заходите. Где у меня ваше письмо? Вы садитесь. Значит, вы от Вадима Сокольского.

Лена. От Вадима Даниловича. Вы его знаете?
Большаков. Приходилось воспитывать в комсомоле. Как же, институтская гордость. А отчего же пошли ходатаи? Наруководился?
Лена. Он – хороший директор!

Большаков. Хорошие умеют с властью ладить. У кого вы были? (Заглядывает в письмо.) У Андрея Андреевича? Вот совпадение. Мне как раз нужно с ним поговорить. (Набирает номер телефона.) Алло, Андрей Андреевич, Большаков говорит. Подожди одну минуту. (Лене и Ире.) Выйдите из кабинета. (Показывает телефонной трубкой направление). Подождите там, я вас позову.

Лена и Ира выходят из кабинета.

Андрей Андреевич, твоей портниха не нужна?..  Я тебе лишь бы кого не посоветую. Настоящий талант. Моя у нее шила – потрясающе. У меня три недели медовый месяц тянулся… Талант, я тебе говорю. Пальчики оближешь. Умеет подстроиться под капризы и провести свою линию так, что потом ахнешь, когда подруги умрут от зависти… Заработок у нее? О чем речь? Она сама на мою вышла. Меня не проведешь, я сразу понял – не в деньгах дело. Она сама приплатить может…

У нее там какие-то неурядицы с жильем. Для тебя ее проблемы – раз плюнуть. Пусть твоя моей позвонит. Талант надо поощрять. Соглашайся, не пожалеешь, а удовольствие получишь на две недели медового месяца, а остальное доберешь на стороне. (Смеется.). Значит, договорились…

Да, а зачем я звонил? А, чуть не забыл. Что за история у Чижовой с Сокольским? У меня петиция лежит… А, понял. Можешь больше не объяснять.  Я так и предполагал. Что же вы отдали пташку на растерзание соколу? Надо Чижову перевести на партийную работу, а против Сокольского поставить крутого мужика.

Пусть с барина спесь собьет. Подумаешь, пуп земли. Обломает ему рога – и жалоб не будет... Значит, по рукам. Моя ждет звонка и сводит их, а ты уж об остальном. Договорились?.. Желаю удачи в личной жизни. Держись молодцом.

Большаков кладет трубку и нажимает кнопку. Раздается звонок. Входят Лена и Ира, топчутся, не решаются сесть.

Проходите, садитесь.

Лена и Ира садятся.

Вы знаете, что сейчас главное для вашего института?
Лена. Знаем: сад и жилье.
Большаков. План, план и еще раз план. Если вы выполните работы, которые вам, молодому коллективу доверили, у вас будет не один сад, а столько, сколько потребуется.
Лена. Но это не скоро будет, а сад мы можем получить в ближайшее время.

Большаков. А кто вам мешает? Осваивайте новый участок. Полгода – это не срок, пока вы обиваете пороги, вы потеряете больше. Неужели хоть это Сокольский не мог вам объяснить? Что он там комбинирует и выгадывает?
Лена. Он делает все возможное и невозможное. Ему очень трудно. Кадры разбегаются, текучка огромная.

Большаков. А вы бы хотели без трудностей? Если бы трудностей не было, их надо было бы выдумать. Трудности закаляют человека. Пусть убегают трусы. Настоящие люди останутся. На трудности надо идти с открытым лицом, а что мы видим? Сокольский показывает спину, а общественность с ним заодно. Я вообще не пойму, в чем предмет вашего спора с Чижовой? Старый или новый участок – какая вам разница?

Ира. Как вы не понимаете? Что мы людям скажем? Люди нам поверили, а тут вдруг… То один участок, то другой. Исполком принял решение, председатель отменил решение. Вы не можете этого не понимать. Или вы хотите выгородить Чижову, но честно об этом не говорите?

Большаков. Для меня все равны: и вы, и Чижова, и Сокольский. Я болею за дело, этим и только этим определяется моя позиция. Вам не на что жаловаться. Вашему предприятию несколько раз пошли навстречу и, я вижу, совершенно напрасно. Вы стали жаловаться по любому поводу. Между прочим, у вас у самих дети в каком возрасте?

Лена (растерянно). У нас?
Большаков. У вас, именно у вас.
Ира. Какое это имеет значение?
Большаков. Вы не увиливайте, вы ответьте честно на мой вопрос.
Лена. В детсадовском.

Большаков. Вот в чем суть дела. Как вам не стыдно? Вы своих детей хотите устроить и проявляете такую настырность. Вы думаете, у нас в стране только у вас такое положение. Но другие матери умеют терпеть. (Возмущенно, с изумлением.) Эгоизм какой. (Успокаиваясь.) Идите и работайте.

Лена и Ира встают, медленно отступают.

Ваша стройка не первая и не последняя. Мобилизуйте все силы на выполнение плана – и у вас будет все.

Большаков уезжает со сцены.

Ира. Лена, мы хотим, чтобы наши дети попали в этот сад?
Лена. Конечно!
Ира. Мы старались на совесть?
Лена. А как же?

Ира. Вот и все кончилось.
Лена. Что же делать?
Ира (вздыхает). Ничего. Работать.
Лена (тихо). Я вчера мальчишек видела.

Ира (отрешенно). Вчера было воскресенье.
Лена (с воодушевлением). Они работали. У них все получилось. Такие счастливые шли.
Ира. А почему Юра не работал?
Лена. Они ему выходной устроили.

Ира. Спасибо им. Мы дома все-все переделали. Юра после обеда в Москву съездил, продукты привез, а я пирогов напекла. Какое это счастье, когда в семье мир, и уже кажется, что можно жить.
Лена. Какое счастье, что у нас такие мальчишки! А мы их еще ругаем. Не надо вешать носа, мы еще победим!

Лена и Ира уходят. На сцену въезжает лаборатория. Кардович работает, Тоня роется в сумочке.

Тоня. Гриша, что ты там пишешь?
Кардович. Тоня плюс Леша равно любовь.
Тоня. Дождешься от вас любви. Оторвись от тетради. Сказать новость? Вчера на партхозактиве директор хвалил наш отдел. Впервые в институте сделана большая самостоятельная работа. Ты не рад этому?

Кардович. Приятно, но это вчерашний день. Новые задачи надо решать.
Тоня. Какой ты недогадливый. Я перед тобой демонстрирую пустой кошелек. Я у тебя взяла в долг, мне неудобно еще просить, а у меня юбка горит.

Кардович. Двадцать рублей могу дать. (Достает деньги.)
Тоня. Все равно не хватит.
Кардович. Соберешь по частям.

Кардович передает деньги, Тоня прячет их в кошелек. Входит Стропилин.

Тоня. Леша пришел! Наконец-то. Где ты пропадал. Мы по тебе соскучились. Какой ты сегодня симпатичный.
Стропилин (невозмутимо). Сколько?
Тоня. Что сколько?
Стропилин. Сколько рублей нужно?
Тоня (растерянно). Двадцать.

Стропилин достает деньги и передает Тоне.

Лешка, ты чародей. Как ты догадался? Приходи вечером в гости. Я буду в новой юбке.

Стропилин (притворяясь возмущенным). Как?! С одного сразу два взноса?
Кардович. Леша, ай-ай-ай.

Тоня. Я уже привыкла к его шуткам. Побегу, а то перехватят. А вы вечером приходите, я вас буду ждать. (Убегает.)
Стропилин. У соседей девчонки собирали. Меня Курмыш ждет, а я сюда – своих покупателей выручать.

Стропилин уходит. С другой стороны сцены входит Ира, подходит к Кардовичу.

Ира. Изобретаешь?
Кардович. Стихи пишу.
Ира. Поэму о приборах?
Кардович. Две строчки придумал, из головы не выходят. (Декламирует.) Этот год уносит много бед. Тяжело и нет тебя со мною.

Ира. Что же ты со мной делаешь? Только я успокоилась, а ты такие слова говоришь. Я же буду иногда к тебе подсаживаться. Буду шептаться с тобой.

Входит Артем.

Артем. Вы одни. Я не помешал?
Ира. Он нам не помешал?
Кардович. Не лаборатория, а проходной двор. В любви не дадут объясниться.
Артем. Изощряетесь, а мне предстоит неприятный разговор и драка с соседями. Чувствую быть мне битым.

Артем берет документы и уходит. Навстречу ему идет Ермицкий с тетрадью.

(Ермицкому.) О жизни надо думать, а они мировые проблемы решают. Ты их приструни. (Уходит окончательно).
Ира (радостно). Юра, мне Гриша в любви объяснялся.
Ермицкий. Я его работу за это покритикую. Гриша, посмотри. (Передает тетрадь.) У меня идея или не идея?
Ира. Что ты за мужчина? (Берет его под руку, смеется.) У тебя жену собираются увести, а ты о работе думаешь.

Звонит телефон.

Кардович (по телефону). Алло… Ее нет… (Ира хочет увести Ермицкого, но Кардович делает знак, чтобы она подождала.) Я передам. (Ире.) Секретарь директора разыскивает Лену.
Ира. Ой, что будет. Наверно до директора дошло, что мы без спроса ездили в обком. Я побегу ее искать. (Ермицкому.) Да идем же.

Ира увлекает за собой Ермицкого, оба уходят. Кардович уезжает со сцены. На сцену друг другу навстречу выходят Сокольский и Лена.

Лена. Вадим Данилович, я к вам. Вы нас ругать будете.
Сокольский. Наоборот, хвалить. В районе произошли большие изменения. У нас новый председатель горсовета. Соберите документы и поезжайте к нему. Он согласен отменить решение Чижовой. Сад – как кость в горле, но отменять решение, потому что оно неправильное, будет не совсем дипломатично. Нас выше не поймут. Придумайте хитрую обтекаемую формулировку.

Лена. Придумаем! Спасибо вам, Вадим Данилович.
Сокольский. Вам и всей вашей команде спасибо. Обращайтесь ко мне в любое время.

Сокольский и Лена уходят. На сцену въезжает садовая скамейка и останавливается. Пока она находится на сцене тихо звучит нежная грустная музыка. Скамейка уезжает со сцены. На сцену въезжает лаборатория. Присутствуют Кардович и Стропилин. Входит Ермицкий. Подходит к Кардовичу, берет свою тетрадь.

Ермицкий (со скрытым волнением). Смотрел? Годится.
Кардович (обыденно). Как эскиз, как пища для раздумий.
Ермицкий. И ничего нельзя использовать?
Кардович. Нужен нестандартный подход. Пинок сбоку или кувырок через голову.

Ермицкий. Кувыркаешься, кувыркаешься, а кому лавры? На чужие диссертации? Пора и на себя поработать. (Бросает тетрадь на пол.) До каких пор штаны протирать? А тем временем одаренные жену уведут. (Уходит.)

Стропилин. Слышал хруст? Еще одна душа сломалась. (Заглядывает за стол.) Сюда бы веничек – осколки вымести. Следующая очередь – наша?

Стропилин поднимает тетрадь, листает ее. Кардович ходит по сцене. Иногда в глубине сцены стоит неподвижно спиною к зрителям, иногда приближается к Стропилину, присаживается на край стола, скрестив на груди руки.

Впрочем, сломалась ли? Стала на нормальный жизненный путь. (Ждет ответа.) Молчишь? Жалеешь или обиделся?..  Наши приборы не знают жалости. Им подавай высокую надежность. (Бросает тетрадь на пол.)

А на жизнь не обижаются. Ее или принимают, или нет, но ты же не хотел кончать самоубийством. Или переделывают. На голом энтузиазме, без плавок… Не хочешь? Отбили охоту?.. Как нам Артем сказал? «Юноши, и я был молодым.» Все – в пределах разумного, никаких кувырков. Ты тут как-то декламировал, что в любую бурю устоишь. Бури-то не было, так – мелкий дождик для курицы, а ты уже мечешься.

Входит Ира, с ней инженер Кноль.

Кноль. Внуку Горюшко вы отдали место. На ближайшей конференции вам это припомнят, но я не мальчик, я понимаю, кто стоит за Горюшко. Я вам доверяю, но хочу сам проверить.

Ира раскладывает перед Кролем документы, изредка с удивлением и тревогой смотрит на Кардовича. Кардович, не находя себе места, бродит по сцене: то отрешенно играет телефонной трубкой, то поднимает и листает тетрадь Ермицкого, потом в задумчивости кладет ее на стол Стропилина, а тот брезгливо отодвигает её на край стола.

Когда же сад будет построен?

Ира. Теперь все зависит от нашей активности. Всю черную работу должны сделать родители.
Кноль. Мне объяснять не надо. У меня третий год лето пропадает. Первое – дом закладывали, второе – отделывали. Получил жилье – затеял гараж.

Входит Артем, он чем-то взволнован, молча проходит к своему столу, прислушивается к разговору.

Ира. А сад поможете строить?
Кноль. Признаться – мне бы не хотелось. Я бы согласился, чтобы дольше строили, лишь бы не принимать личное участие.
Ира. Нет. Так не будет. Не все могут отправлять детей к бабушке.

Кноль. Вы же установите какие-то нормы выработки. Норму я как-нибудь выполню.
Ира. Не как-нибудь, а хорошо. Мы строим для своих детей.

Кноль. Не надо меня агитировать. Ни лучше, ни хуже других я не буду. (Отодвигает документы.) Пока очередь как будто составлена справедливо. Я буду проверять. Вдруг чей-нибудь ребенок окажется впереди моего, а я для своего не все сделал, что мог. Я себе этого не прощу. До свидания. (Уходит.)

Стропилин. Познание человечества продолжается. Я так понимаю, что мы были свидетелями общения с типичным представителем человека разумного.

Артем. Должен вас огорчить. В отделе намечается повышение. Только что заседали у Туричина. Я со всеми переругался. Партком дал команду удерживать кадры любой ценой и повышать в первую очередь женатых. Меня перекричали. Ссылки на сложную работу и загрузку и слушать не хотели. Не очень загружены, раз два инженера заняты общественной работой.

Стропилин. Знакомая новость. Пока мы штанги таскали, другие заняли очередь возле кассы.
Артем. Давай без паники. Что-то вам перепадёт. И еще информация. Ермицкий договорился с Горюшко и переходит к нему с большим повышением – начальником участка.
Стропилин. Как?! За трех богатырей тянуть двум заморышам?

Ира. Вы не обижайтесь. Наверно, это правильно. Он найдет свое место, а с вами ему трудно. Гриша, почему ты сегодня молчишь?
Стропилин. Учится плавать. Окунулся глубоко, а вынырнуть не может.
Артем. Ира, а без вас сад построят?

Ира. Построят, но мы построим быстрее. Мы не дадим строителям простаивать. Панели и блоки из-под земли достанем. Сад мы не бросим. Он изменил меня. Я боялась жизни. Я от Ермицкого только требовала и не знала, чем ему помочь. Мне самой нужна была опора. Теперь у меня двое мужчин, я им нужна. Гриша, ну что ты молчишь, не похвалишь, не улыбнешься? Разве я не права?

 Очень многое можно сделать – в семье, и на работе. Мы получили сад из ничего, из нашей энергии. Мы доведем его до конца. Когда в нем будут дети, мы пройдем с Леной, и нам будет приятно. Мы сделали все, что могли. Гриша, разве это не так?

Кардович. У меня возникла идея. Обойдемся без Ермицкого… без его работы.
Артем. После такой пламенной речи нам надо засучивать рукава.

Входит Туричин.

Туричин (издалека). Одну минуту. Подождите засучивать рукава. Гриша, Леша, сходите в партком, заберите переходящее красное знамя, принесите и поставьте мне в кабинет. Вы его заработали, вам и нести.

Пауза.

Что носы повесили? Станьте на мое место. На всех не угодишь, а разделить надо. Отбиваешься от тех, кто берет за горло. Еще одну такую работу провернете, и вам будет по максимуму.

Ира. Обязательно провернут. У Гриши появилась идея.
Туричин. Пошла мысль?
Кардович. Как не пойти? Такие пинки со всех сторон сразу.

Туричин. Тем более полезно прогуляться. Какое удовольствие получите – со знаменем по территории можете идти строем.
Стропилин. Пошли, Гриша, тяжести носить под барабанный бой. Смирись гордый человек, раз не имеешь гибкий позвоночник. Выше нос на дистанции. России не быть под Антантой, пока в ней водятся обормоты!

Все уезжают со сцены. В зрительном зале загорается свет. На сцену въезжает проходная. Участники спектакля проходят через проходную и уходят.

Занавес