Детсадовская карусель Действие первое

Феликс Довжик

Детсадовская карусель

Пьеса в двух действиях



                Действующие лица


Сокольский Вадим Данилович, директор НИИ.
Тамара Ивановна, секретарь директора.
Туричин Сергей Егорович, начальник отдела.
Журин Артем, начальник лаборатории
Кардович Григорий –
Стропилин Алексей –
Ермицкий Юрий      –    инженеры лаборатории.
Ира Ермицкая          –
Лена Каюрова          –
Тоня Купинская       –
Курмыш, техник.
Горюшко Тарас Федорович, начальник цеха.
Кноль, инженер.
Чижова Любовь Андреевна, председатель горсовета.
Зиночка, секретарь Чижовой.
Тетя Шура, старая активистка.
Петр Петрович, начальник из госкомитета.
Сидор Сидорович, начальник из областного АПУ.
Андрей Андреевич, начальник из облисполкома.
Большаков Игорь Евгеньевич, работник обкома партии.
Вахтер, старик.
Первый инженер.
Второй инженер.
Рабочий в ватнике.




Действие первое

Гаснет свет в зрительном зале. На освещенной сцене кабина и турникет проходной. На сцену выходит Кардович, подходит к микрофону на подставке.

Кардович.   События, о которых мы вам расскажем, начинались в то время, когда под Москвой, как грибы после дождя, возникали научно-исследовательские институты и города возле них. Перед вами проходная одного из таких НИИ. Утро. Спешат на работу люди.

Через турникет по очереди проходит Тамара Ивановна, Кноль, Горюшко, Туричин. Кардович комментирует.

Тамара Ивановна, секретарь директора. Инженер Кноль. На работе себя не проявил и не проявит, ему это не нужно. Начальник цеха Горюшко – человек нашей закваски. Начальник отдела Туричин. (Туричину.) Доброе утро, Сергей Егорович.

Туричин. Доброе утро, Гриша. (Уходит.)

По радио объявляют: «Говорит Москва. Передаем сигналы точного времени». Слышен бой часов и сигналы. Подставка с микрофоном, кабина и турникет уезжают со сцены. Входит Стропилин.

Кардович (зрителям). А вот и мой друг, Леша Стропилин. (Стропилину.) Леша, видел изобретение века? Прекращают пропускать строго по сигналам точного времени. Теперь до полного прогресса рукой подать.

Стропилин. Наконец-то нам привьют вкус к дисциплине.
Кардович. В нашем отечестве давно замечено: насильно мил не будешь.
Стропилин. Стерпится – слюбится, а там – хоть трава не расти.

Стропилин и Кардович идут по сцене. На сцену въезжает лаборатория: несколько письменных столов в два ряда, сбоку стол начальника с телефоном. За одним из дальних столов работает Ермицкий. Звонит Телефон. Кардович поднимает трубку.

Юра, привет (садится за стол рядом с Ермицким).

Кардович (по телефону). Алло… Артема нет, Сергей Егорович… Начальство задерживается. Может, в цех зашел, а может, Курмушу дает задание, что-нибудь тяжелое принести… Хорошо, я передам. (Долго стоит, задумавшись, играя трубкой.)

Входит Тоня Купинская, за ней Лена Каюрова.

Тоня (радостно). Мальчишки! Опоздавших сколько, а я проскочила.
Лена (озабоченно). А Ира пришла? (Ермицкому.) Юра, где жена? Я уже на автобусе ехала, а она с сыном куда-то бежала.
Ермицкий. Опять, наверно, с нянькой приключение.

Кардович (Ермицкому). Попадешь ты ей сегодня под горячую руку.
Стропилин. На то и муж, чтоб рассчитываться за все орехи.
Кардович. Туричин велел опоздавшим писать сочинение на заданную тему.
Тоня. Так я и знала.

Входит Артем Журин.

Артем. Тоня, ты о чем?
Тоня. О новых порядках.
Артем. Перенесите дискуссию на конец рабочего дня.

Тоня. Вот-вот. Теперь даже Артем будет нас прижимать. (Забирает вязание и уходит.)
Артем. Вчера меня Туричин отругал – и вам спуску не будет.

Кардович. Давление, производимое начальством, передается по всем закоулкам без затухания.
Артем. Изощряетесь? Оттачивайте, юноши, свое остромыслие, а я пойду по делам. (Стоя собирает документы.)

Входит Ира.

Вот и Ира. Наконец-то все в сборе.

Ира. Хоть ты меня не трогай. Я в таком состоянии, что накричать могу.
Артем (спокойно). Я уже как громоотвод – на меня все кричат. (Садится.)
Лена. Артем, не задевай Иру. Человек в себя прийти не может.

Ира. Это ужасно. Нянька опять отказалась принять ребенка. Вчера не предупредила. Специально устроила, чтобы показать, как мы от нее зависим.
Стропилин. Ай да нянька – без дополнительной оплаты дает уроки человековедения.
Лена. Леша, помолчи, дай человеку высказаться.

Ира (Лене). Представляешь, Лена? Просила, умоляла, чуть не поругалась с ней. Побежала к одной женщине, к другой – никто брать не хочет. Еле-еле одну уговорила. У нее двое, а тут еще мой. Доехала на попутке – как назло, мелочи не оказалось, а шофер обругал. Так обидно было. Прибегаю в проходную – тетя Маша не пускает. Все одно к одному. Живут же где-то люди. Каждый день водят детей в детский сад.

Лена. Хочешь – я свою няньку уговорю взять ещё твоего.
Ира. Это не выход. Надо строить детский сад.
Лена. Давай, в чем же дело! Идем в местком!
Артем. А там из вас создадут инициативную группу, и начнется хождение по мукам. Вы проклянете день, когда ввязались.

Лена. Не проклянем! Всем назло построим!
Стропилин. Собственным мужьям за милую душу переламывают кости, а уж чужому дяде – в два счета.
Артем. Вообще-то в лаборатории работ выше крыши. Если не выполним, кое-кого могут помести, и он этого нам не простит.

Ира. Как не стыдно! Сразу на попятную. Ермицкий, ну скажи ты.
Стропилин. Да, Юра! Ты муж или не муж?
Ермицкий. Пусть Гриша скажет. Он – профорг.
Кардович. Численностью персонала работу не потянешь. Нужны идеи, а это – дело мужское.

Артем. Ну ладно. Вам скоро отобьют охоту, а ведущие к тому времени что-нибудь придумают. Идемте, я вас провожу. Мне по дороге. Или на попятную?
Лена. Ни в коем случае! Пошли, Ира!
Артем (подгоняя Лену и Иру). Пошли, пошли, но на нас потом не пеняйте.

Артем, Лена и Ира уходят.

Кардович. Пожалуй, карусель они закрутят.
Ермицкий. Работать, работать надо, а мы много болтаем.
Кардович. Ошибаешься, Ермицкий. Бездельничать больше надо, а то толковая идея придет, а мы заняты.
Стропилин. И чаще смотреть по сторонам. Поехали?

Кардович, Стропилин и Ермицкий уезжают со сцены. На сцену въезжает садовая скамейка. Входят Лена и Ира.

Ира. Нежданно-негаданно пришли к власти.
Лена. Давай повторим классификацию профсоюзных деятелей.
Ира (вспоминает).  Первый тип – случайные.
Лена. Это не мы.
Ира. Второй – проходимцы.

Лена. Это тоже не мы.
Ира. Третий и четвертый – романтики и заинтересованные.
Лена. Мы – романтики?
Ира. Романтики быстро скисают, а заинтересованным что-то надо, и за это они добросовестно работают.

Лена. Нам придется контролировать существующий садик. (Говорит тихо.) Мы можем своих детей без очереди устроить, а потом добросовестно отработать.
Ира. Лена, как тебе не стыдно! Разве я такая негодяйка. (Садится на край скамьи и отворачивается от Лены.)

Лена. Ира, не кричи, пожалуйста. Я спросила и подумала: если Ира согласится, я работать не буду, и мне так грустно стало.
Ира. Как могла ты так подумать? Ты меня обидела на всю жизнь.
Лена. Ты подумай, это хорошо, что я так поступила. К нам еще будут обращаться с такими предложениями. Я буду знать, что ты меня всегда поддержишь.

Ира. Я этой обиды не прощу. Я тебя не стала проверять.
Лена. Правильно! Не прощай! Зато я в тебе теперь уверена. Я бы пошла с тобой в разведку.
Ира. Не подлизывайся. Я тебя тоже испытаю.
Лена. Хочешь – я возьму горячий паяльник и буду держать, пока ты не разрешишь отпустить.

Ира. Глупая ты, как маленькая. Скажи, ты с мужем ссоришься.
Лена. Зачем? Мы мирно живем. Правда, один раз поссорились. Он последнюю пятерку истратил на технический справочник. Я накричала, а потом мне стыдно стало – ругалась из-за пяти рублей.

Ира. А мы часто дуемся друг на друга (вздыхает), и долго не разговариваем. Другие женщины жалуются, что мужья им не помогают. Мне помогает, но не мужское это дело. Помнишь, я про отца рассказывала. На каникулах пройду с мамой по городу – какой-нибудь старик остановит и маме рассказывает, какой у нее был замечательный муж, как себя не щадил.

Не могу я видеть мужчину в кухне. Надо жизнь переделывать. Не помогать стоять в очередях, а уничтожать очереди, строить жилье, больницы, магазины. Вот что главное. Какую жизнь мы детям оставим? Как подумаю, вырастет сын и будет толкаться в очередях. Не могу, не могу не ссориться.
 
Лена. Ира, ты все правильно говоришь, но не может твой Юра быть героем, и мой Каюров не может. Давай сами будем! Давай ради детей бороться и ради других мальчишек и девчонок.
Ира. Как хорошо, что у меня есть ты.
Лена. Убедила? Идем скорее. Я чувствую – мы победим!

Лена и Ира уходят, скамья уезжает со сцены. Отчетливо слышны, а потом затихают звуки работающей пишущей машинки. На сцену в своем кабинете въезжает Петр Петрович, начальник из госкомитета. Лена и Ира возвращаются, входят в кабинет.

Лена. Петр Петрович, к вам можно зайти?
Петр Петрович. Вы уже зашли.
Лена. Вы нас примете?
Петр Петрович. Я не хотел вас принимать, но раз вы здесь, я вас выслушаю.

Лена садится.

Лена (Ире). И ты, Ира, садись.

Ира садится.

Петр Петрович, у нас сложилось очень тяжелое положение, мы вас очень просим помочь.

Петр Петрович. Вам не о чем беспокоиться. У вас директор – не дитя малое.
Лена. Но ему ничего не дали.
Петр Петрович. И не дадут.

Лена. У нас шестьсот неустроенных детей, институт молодой, бабушек и дедушек нет. С жильем плохо. Няню достать невозможно.
Петр Петрович. Вы мне не открыли Америку. В комитете нет ни гроша, и нам не о чем разговаривать.

Ира. Хорошо, нет денег сегодня, но, может быть, они появятся в конце года. Какое-нибудь предприятие не освоит, не выполнит план. Вы бы могли их деньги передать нам?
Петр Петрович. Деньги полдела. Нужны фонды, а их тоже нет.
Ира. Мы сумеем достать. Мобилизуем общественность, поедем по заводам.

Петр Петрович. Вот что вы нам предлагаете? Вы знаете, чем это пахнет? Дирекция и две трети нуждающихся катаются по области и ищут, где что плохо лежит. Надо план выполнять, а у вас и ваших мужей головы забиты панелями и рамами. В любой момент такое строительство могут заморозить. Начнете письма писать. Нам работать, а к нам комиссия за комиссией.

Лена. Петр Петрович, мы вас не подведем. Разрешите в порядке исключения.
Петр Петрович. Почему мы именно для вас должны делать исключение, а почему не для Крутовальска. У нас там два жилых барака в аварийном состоянии. Вы это можете понять?

Ира. Можем, потому что у нас тоже плохо.
Петр Петрович. Нет, нет и нет. Будьте любезны. До свидания.

Лена и Ира, пятясь, уходят от него.

Работайте по своей специальности. Повышайте качество своих изделий. Об остальном за вас подумают.

Ира. Что-то пока очень плохо думают.
Петр Петрович. А вам дай всё и сразу? Удрали из своих деревень чтобы не работать в колхозе. Видал я таких общественников. Получат жилье и детсад, а потом от них ни работы, ни активности. Голодный кот мяукает, а сытый греется на солнце, а нам надо крепить оборону страны, чтобы внешний и внутренний враг чувствовал силу.

Ира (издалека). Как можно крепить оборону, если не знаешь, что в это время происходит с твоими детьми?
Петр Петрович. Я вам про Ивана, вы мне про Петра. Всё. Разговор окончен. Желаю успеха. (Уезжает со сцены.)
Лена. Может быть, он прав, и нам надо бросить всё и работать.

Ира. На небоскреб в Москве для работников аппарата нашлись деньги и фонды. Не может он быть прав. Я не верю этому человеку. Походишь здесь по кабинетам – все ухоженные, все благополучные. Что-то для них главное, но оно в стороне, оно не связано с нашей жизнью, а в нашу жизнь им не хочется опускаться. Нам нельзя сдаваться. Надо в ЦК писать.

Лена. Ира, ты – молодчина. Это замечательно, что у меня есть такой друг.
Ира. Надо написать очень толковое письмо.
Лена. Нам ребята помогут, а родители подпишутся. Идем скорее.

Лена и Ира уходят. На сцену, положив на спинку садовой скамейки раскинутые руки и глядя в небо, въезжает Кардович. Входит Стропилин.

Стропилин. На небо собрался?
Кардович (пробуждаясь от оцепенения). Идей нет. Работа стоит. Ничего толкового в голову не приходит. Одна мелочь.

Стропилин. Чего тянуть? Кончай самоубийством.
Кардович. Не рано?
Стропилин. Что ты в этой жизни увидишь, чего бы ты не видел? Плети и хомуты? Новые лямки потянешь – семейные, производственные, общественные?

Кардович. На штангу груз навешивают – посмотреть страшно, а есть охотники поднимать.
Стропилин. Атлет нашелся. Ну и выбрал я себе друзей. С вами не отдохнешь. Атлету от природы во плечи достались. (Показывает какие.)

Кардович. Ввяжешься в какую-нибудь нелепую историю…
Стропилин. В детсадовскую.
Кардович. В азарт войдешь, шишки набьешь…
Стропилин. Глядишь – дурак уже и набитый. Умный голову не подставит.

Кардович. Попал я однажды случайно на море и на тебе – шторм. Вышел на палубу…
Стропилин (иронично). Красота?!
Кардович. Кошмар. До борта, вот он рядом, дойти не могу. Страшно – смоет. А добрался, постоял – вроде уже и не щепка.

Стропилин. Крупнее? Бревно?
Кардович (встает). Работу-то надо сделать.  Мы – жизнь или она – нас?
Стропилин. Можешь не сомневаться. Многократно проверено.
Кардович. А все-таки. Чем черт не шутит? А поскулить на луну еще успеем.

Кардович и Стропилин уходят. На сцену въезжает приемная директора. Видны двери кабинета с табличкой: «Директор НИИ Сокольский В.Д.». В приемной секретарь директора Тамара Ивановна, Туричин и Горюшко. Горюшко – в просторном черном давно вышедшем из моды пиджаке с высокими плечиками, в серых не по размеру широких и длинных брюках, сидит на стуле. Туричин ходит. В приемную входят Лена и Ира.

Лена (Туричину, объясняя). Нас вызывали.
Туричин. Начальники отделов могут подождать? Производственные вопросы теперь на последнем месте?
Ира. Сергей Егорович, от вас я такого не ожидала.

Лена. Хотите – проходите первым, мы с Ирой подождем.
Тамара Ивановна. Девочки, директор торопится – проходите, не задерживайтесь.

Лена и Ира уходят в кабинет. Горюшко встает, подходит к Тамаре Ивановне.

Горюшко. Тамара Ивановна, Вадим Данилович нас примет?
Тамара Ивановна (сортируя документы). Не знаю. Ждите.
Туричин. Жди, Тарас Федорович. (Отводит Горюшко в сторону.) Ты по какому вопросу?

Горюшко. Директор, как дитя малое. Комсомольцы у него спортзал потребовали. Он им пообещал один пролет в цеху. Ко мне хлопцы пришли и требуют.
Туричин. Ну и отдай. Он у тебя пустой.

Горюшко. Что ты такое говоришь, Сергей Егорович. Какой я буду начальник, если в моем цеху хлопцы футбол гонять будут.
 
Из кабинета выходит Сокольский. За ним Лена и Ира. Сокольский подходит к Тамаре Ивановне, стоя подписывает документы.

Сокольский (Тамаре Ивановне). Машина пришла?
Тамара Ивановна. Давно ждет.
Сокольский. Сергей Егорович, я уезжаю. Заходи завтра с утра.
Лена (Туричину). И мы с Вадимом Даниловичем. Вы нас отпустите?

Туричин. В госкомитет?
Лена. В АПУ – в областное Архитектурно-планировочное управление.
Сокольский (подходит к Туричину). Так это твои кадры?
Туричин. Мои. Мне же и подножку подставили – увозят директора.

Сокольский. Замечательные у тебя кадры. Ты знаешь, чего они добились? Денег для детского сада! Вот какие у тебя кадры. Тамара Ивановна, этих девушек пропускать ко мне в любое время вне очереди. Сергей Егорович, подожди до утра. Завтра ты первый ко мне. А ты, Горюшко, на меня пришел жаловаться?

Горюшко. Вадим Данилович, так как же так? Разве же можно цех в футбольное поле превращать?
Сокольский. А ты почему до сих пор оборудование не завез? Теперь будешь с комсомольцами соревноваться – кто раньше займет пролет?
Горюшко. Вадим Данилович, так это вы в шутку заявили, чтобы меня подхлестнуть?

Сокольский. Вполне серьезно. Не достанешь оборудование – молодежь института в твоем цеху будет заниматься спортом.
Горюшко. Вадим Данилович, так что же я сделать могу? Заявки я вовремя подал, Главному инженеру докладные писал, снабженцев регулярно подталкиваю.

Сокольский. А цех пустой.
Горюшко. Я-то чем виноват? Не моя это компетенция. У Главного хватки нет, напирать и давить не умеет, а за него Горюшко приходится отдуваться.

Сокольский. Ты против Главного инженера общественное мнение не формируй и на него не сваливай. Докладными записками ты у меня не отделаешься. Мне оправдательные квитанции не нужны. Когда ты о своей квартире заботился, весь исполком поднял на ноги. Вот с такой отдачей и для цеха поработай. Иного разговора у нас с тобой не будет. Пошли девчата.

Сокольский, Лена и Ира уходят.

Горюшко (Туричину). Называется, поговорили. Одна радость, что распек, можно сказать, наедине. Крепкая рука у него наверху, иначе стремился бы завоевать авторитет кадровых руководителей. Другой бы подумал, да промолчал. Бесцеремонный. Никакого же такта не имеет. Помяни мое слово, пойдет он наверх.

Туричин и Горюшко уходят. На сцену въезжает кабина проходной. В ней вахтер. Входят Сокольский, Лена и Ира.

Ира. Лена, ты на этот раз паспорт не забыла?
Лена. Нет.
Ира. Пропускная система отнимает много времени.
Сокольский. Ничего не поделаешь. Таков порядок. Я быстро освобожусь и отвезу вас. Ждите.

Сокольский достает из нагрудного кармана пропуск, раскрывает его и показывает вахтеру. Вахтер преграждает ему дорогу рукой.

Вахтер. Вам придется заказать разовый пропуск.
Сокольский. Не придется. (Опускает пропуск в карман и, не обращая внимания на вахтера, проходит через турникет и уходит.)

Вахтер торопливо выходит из кабины, но Сокольский уже далеко.

Вахтер. Кто это?
Лена. Наш директор.
Вахтер. А чего он прет напролом?
Лена. У него пропуск такой.

Вахтер. Министерский, что ли?
Лена. По этому пропуску его куда угодно пускают.
Вахтер. Подумаешь персона – директор. У нас сюда много всяких ходит. Свои пропуска я знаю, а к чужим не привык.

Лена. Вы недавно работаете?
Вахтер. Недавно.
Ира. Скучная работа?
Вахтер. Ничего. Работа как работа. А вы зачем пришли? За косой бороздой?

Лена. А что это такое?
Вахтер. Не знаешь? Вы с бумагой пришли?
Лена. С бумагой, но не сюда.

Вахтер. Сюда или туда. Нынче без бумаги и ни сюда, и ни туда. Нынче без бумаги не ходят. Вы про свое по полю, по бумаге пишите, а начальники наискосок бороздят. Хотя какие они начальники? Писальники, а не начальники. Начальники раньше были. Бывало, и приказать умел, и спросить с тебя мог. А теперь? «Прошу разобраться. Прошу ускорить.» Тьфу. Все просят. Никто не приказывает. Как он просит, так и работа идет. Не нравится мне здесь. Старуха уговорила. «В тепле будешь, радикулит вылечишь.» Уйду я скоро.

Ира. Однообразная работа. Не у каждого терпения хватит.
Вахтер. Терпения хватит. Стой себе. Одного пускай, другого не пускай. А чего его не пускать? Кому не надо, тот не пойдет. А иной, как ваш лезет. Ему, может, и делать нечего. Дружка проведать пришел.

Лена. Наш по делу.
Вахтер. Я к примеру.

Входит Сокольский, проходит мимо вахтера и показывает ему пропуск, вахтер отворачивается от него.

Сокольский. Поехали, я по дороге довезу вас до АПУ.

Сокольский, Лена и Ира уходят. Кабина с вахтером уезжает со сцены. На сцену въезжает Сидор Сидорович, начальник из Архитектурно-планировочного управления. Входят Лена и Ира.

Лена. Сидор Сидорович, здравствуйте! К вам можно.
Сидор Сидорович. Здравствуйте, дорогие девушки. (Встает.) Конечно, можно.  Проходите, садитесь.
Лена. Спасибо. У нас короткий вопрос. (Передает Сидору Сидоровичу бумаги.)

Сидор Сидорович. Я не смогу сидеть, если передо мною будут стоять женщины, не привык, а стоя ваши письма читать неудобно.
Лена. Спасибо. Мы сядем.
Сидор Сидорович. Прошу, пожалуйста.

Все садятся. Сидор Сидорович просматривает документы.

Почему ваш директор или его заместитель не пожаловали к нам?

Лена. Простите их, Сидор Сидорович. Им некогда. Им надо решать много разных вопросов, а мы занимаемся одним детским садом.

Сидор Сидорович. Я понимаю. Для нас не имеет значения, кто конкретно к нам обратился. Мы рады помочь всем и каждому. (Просматривает документы.) Трудное у вас положение. Не умеют еще у нас работать по-человечески. Целиком и полностью с вами согласен. Будем выходить из положения. Решение горсовета об отводе участка приложено?

Лена. Да! (Беспокойно тянется к документам.)
Сидор Сидорович. Вы не волнуйтесь. Если есть, мы его найдет. Вот оно. Подпись с палочкой. Ай-ай-ай. Кто это его подписал?
Лена. Заместитель председателя горсовета.

Сидор Сидорович. А почему не сама Чижова Любовь Андреевна?
Лена. Она была в отпуске. Исполком состоялся без нее.
Сидор Сидорович. Нехорошо, ох, нехорошо.
Ира. А в чем дело?

Сидор Сидорович. Иногда заместитель решит одно, а у председателя на уме другое, а что у него на уме ни я, ни вы, ни его заместитель не догадаемся. Ох, быть беде. Не люблю, когда не сам подписывает. Да, а где решение облисполкома? Что-то оно мне не попадалось.

Лена. Не ищите, Сидор Сидорович, его пока нет. Мы приехали вас просить, чтобы вы начали работу без этого документа. Вы будете работать, а мы тем временем оформим решение. Можно так сделать?

Сидор Сидорович. Что вам сказать? Формально, это большой непорядок, милые девушки. И председательша ваша ручку не приложила. Любовь Андреевна. Нехорошо, быть беде. И вас огорчать не хочется, такие юные, красивые. И детей ваших жалко. Я-то вас понимаю, там (показывает пальцем в потолок) тоже волынить будут. Ваш сад для них – не самое срочное. Ладно, пойдем на риск.

Ира. Спасибо, Сидор Сидорович!
Сидор Сидорович. Спасибо потом скажете, если все обойдется гладко. Начнем мы работу, но вы не затягивайте с оформлением. Как только получите решение, сразу ко мне. Оно должно быть у меня под рукой.
Лена. Большое спасибо, Сидор Сидорович, мы постараемся сделать быстро.

Все встают. Сидор Сидорович провожает Лену и Иру.

Сидор Сидорович. Быстро такие дела не делаются, но сделать надо. Ничего не попишешь. Простите уж меня, стреляного формалиста.

Лена, Ира и Сидор Сидорович уходят со сцены. На сцену въезжает лаборатория. Присутствуют: Артем, Кардович, Стропилин и Ермицкий.

Артем. Мужики, не пора ли нам возвратить наших женщин? Я думал, им намнут бока, и они вернутся к нам покладистыми, а у них то получается, то не получается, песня без начала и конца. Дел в лаборатории по горло, у меня Туричин каждый день интересуется, когда сдадим работу, а наши ведущие еще мыслят.

Стропилин. В наш огород булыжники.
Кардович. Всякая мысль должна созреть, как помидор. Сорвешь незрелым – есть не сможешь.

Ермицкий. А чем нам женщины помогут?
Артем. Дело кончится комиссией, а у нас пустуют рабочие места.
Кардович. Устроим показуху, что все заняты.
Стропилин. Исключительно дальновидно. Надо взять на вооружение.

Артем. Ладно, ладно, напустились. А я тут о спецпремии хлопотал. Во всяком серьезном деле полезно окропить работников живою водою. Директор даже не обещал, однако рассчитывает на наше усердие. С чего бы вдруг? Я решил докладную написать, небольшой тарарам устроить. Не на одном нашем НИИ свет клином сошелся. Пусть в верхах обратят внимание или, сами понимаете, пока мы не увязли, сделают скидку на молодость и передадут работу матерым. От нее, я посмотрю, беспокойства много, а удовольствия никакого.

Ермицкий. Артем не верит, что мы справимся с работой.
Кардович. Как бы себя не перехитрить. Детсад просим, жилье и премии просим, а работу – дяде.

Артем (собираясь уходить). Юноши, я бывал в вашем холостяцком возрасте. Мечтал, как и вы, благими порывами мир перевернуть. Старшие надоумили, и сам в семейной кастрюле поварился и понял: стремись туда, где выгоднее, – в дураках не останешься. (Уходит.)
Ермицкий. Работать, работать надо.

Кардович. Тут работой не поможешь. Нас заклинило. Нужен толчок, сальто через голову, и все пойдет.
Стропилин. А где наши соратницы-подруги?
Ермицкий. Сражаются в исполкоме у Чижовой.
Стропилин. Ну, власть, держись! Пух и перья полетят.

Все уезжают со сцены. На сцену въезжает приемная и кабинет Чижовой. В приемной Лена, Ира и секретарь Чижовой Зиночка в короткой узкой юбке. Входит тетя Шура, старая активистка.

Тетя Шура. Ух, запыхалась я. Высоко Любка забралась. Она у себя?
Зиночка. Вы кого спрашиваете? Любовь Андреевну?
Тетя Шура. Ее, уважаемая, ее.
Зиночка. Любовь Андреевна не принимает.

Тетя Шура. Это их, молодых, не принимает. Они подождать могут, а меня она всегда принимает. Иди скажи, что тетя Шура пришла.
Зиночка. Когда она освободится, я ей передам.

Тетя Шура. Я, милочка, ждать не привыкла. Я свое прождала. (Идет к кабинету.)
Зиночка (догоняет тетю Шуру, останавливает ее). Я вас не пущу.
Тетя Шура. Как не пустишь? Меня, старую активистку, которая идет к своему председателю по важному политическому делу? А ну прочь с дороги, меньшевичка!

Из кабинета выходит Чижова – женщина средних лет, в строгом костюме, среднего роста с несоразмерно большой головой.

Чижова. Тетя Шура, ты шумишь?
Тетя Шура. Ты прикажи своей охраннице, чтобы она меня в лицо помнила. С каких это пор меня к тебе не пускают?

Чижова. Ты бы лучше, тетя Шура, ко мне домой в гости пришла.
Тетя Шура. Зазналась ты, Любка, ох, зазналась. От масс отрываешься. Я не чай пить пришла. Я по важному политическому делу.

Чижова. Проходи скорее, не шуми.
Тетя Шура. Что, молодые? Я говорила. Меня пропустили, а вы подождете.
Лена. Любовь Андреевна, вы нас примите?
Чижова. Заходите в кабинет, я с тетей Шурой быстро поговорю.

Все, кроме Зиночки, входят в кабинет и усаживаются.

Что у тебя случилось, тетя Шура?

Тетя Шура. Ты, Люба, была на последней демонстрации? Как котенка по площади пронесли, видела? Что это такое, я тебя спрашиваю? Где уважение к традициям? На следующей демонстрации козу поведут? Ради этого мы боролись? Ради этого мы с твоей матерью босиком маршировали по этой площади с портупеей через плечо в юбке и гимнастерке хаки?

Чижова. Успокойся, тетя Шура. Райком об этом знает. Виновник будет наказан.
Тетя Шура. Крепко его накажите. Я, Люба, как увидела котенка, понимаешь…
Чижова. Тетя Шура, у тебя еще есть вопросы?
Тетя Шура. Какие вопросы? Вопросов нет.

Чижова. Приходи вечером ко мне домой, а сейчас мне некогда: посетители ждут. За сигнал – спасибо. (Подходит к тете Шуре, помогает подняться.) Иди домой, иди, я тебя провожу. (Поддерживает за руку, провожает.)
Тетя Шура (останавливается). Важный вопрос у них?
Чижова. Очень важный. Иди, тетя Шура, иди.

Тетя Шура. Ладно, пойду. Ох, Любка! Не забывай старых активистов. Мы же с твоей матерью – во! (Поднимает руку над головой и машет кулаком. Выходит  приемную, обращается к Зиночке.) Что, оппортунистка? Пустили меня к председателю? Я ее знала, когда она пеленки мочить не умела, а ты меня не пускаешь. Нам, старикам еще жить хочется, а нас на обочину. Нельзя так, дочка. (Уходит.)

Чижова (возвращается к столу). Она вместе с мамой моей работала. На старости забываться стала.
Лена. Любовь Андреевна, это мой муж нес котенка. Сын не хотел идти в колонне. Муж прицепил котенку бант, и дети со всего двора пошли с нами.

Чижова. Секретарю парткома вашего предприятия за это нагорело, и вы будете оправдываться перед ним. Вы пришли по поводу земельного участка?
Лена. Да!
Чижова. Исполком отменил прежнее решение. Вам отвели новый участок.
Лена. Любовь Андреевна, прежнее решение исполкома было правильным!

Чижова. Не будем обсуждать, что правильно, а что неправильно. Есть новое решение, и будем его выполнять.
Лена. Новый участок нас совсем не устраивает. К нему надо тянуть теплотрассу и канализацию. Это значительно удорожает строительство, а у нас нет лишних денег. Нам дали минимум и то благодаря письму в ЦК.

Чижова. Нашли минимум – найдут и дотацию.
Лена. Любовь Андреевна, на новом участке надо сносить два частных дома. Это четыре квартиры, а у нас с жильем еще хуже, чем с детским садом.
Чижова. Мне понятны ваши проблемы, но это ваши проблемы, вы их и решайте.
Ира. Любовь Андреевна, новый участок находится на отшибе, на окраине города.

Чижова. Ваш институт в состоянии проложить туда дорогу.
Ира. Это детский сад! Почему дети должны ютиться у черта на куличках.
Чижова. Я понимаю ваше упрямство. Вы ищете для себя легких путей, но я не могу с этим согласиться.
Ира. Речь идет о детях. Вы же мать!

Чижова. Да, я – мать. Как мать и председатель исполкома я обязана заботиться об интересах матерей всего города. Есть продуманное решение исполкома, давайте его выполнять, и не надо здесь спорить.
Ира. Тогда почему ваш ребенок ходит в детский сад в центре города, а наших детей вы хотите сослать на окраину.

Чижова. Вы упрекаете меня моей дочерью! Как вам не стыдно? (Плачет, встает, вытирает слезы.) У вас мужья и восьмичасовый рабочий день. Мне недавно дочка сказала: «У всех мамы, как мамы, а ты не обращаешь на меня внимание». Вы свое отработали – и к детям, а у меня то сессия, то заседание, то прием. Дочь растет без матери, а вы меня попрекаете.

Лена. Любовь Андреевна, поймите нас.

Чижова. Не пойму – и не просите. Дочке врачи прописали заниматься плаванием.
Не моя прихоть – врачи. Я не всегда могу дать свою машину, и тогда мама моя возит ее в Москву на электричке, а у нее больное сердце. Я себе места не нахожу. Если что-нибудь случится и на глазах у дочери. А ей надо плавать. Ее здоровье – это тоже результат моей нервной работы.

В городе старая больница, с городским транспортом плохо. Надо закладывать котельную, надо строить очистные сооружения, а строительной организации нет. Ваш молодежный коллектив ежегодно прибавляет городу более ста детей, а кто будет расширять детскую поликлинику?  Вы возводите производственные корпуса, но вы строите по старинке.

Жилья не хватает, быт не устроен. Горсовету средств не отпущено, только ваше предприятие может их получить. У вас такая общественность, вы можете чего угодно добиться, а вы отрываете лучшие куски у города. Вы добивайтесь, чтобы вам немедленно включили в план новый микрорайон с детскими садами, с новой школой, с плавательным бассейном. Да! С бассейном.

Лена. В план нас, если не обманут, включат только в новой пятилетке, а время идет. Надо находить выход из положения.

Чижова.   Раз построили такой большой институт – значит, он нужен и наверху знают о вашей потребности в садах и жилье, но вы же не требуете – значит, положение терпимое. А вы требуйте. Всегда есть возможность перераспределить средства и направить их туда, где положение самое острое. Ваш директор хитрит. Вместо того чтобы добиваться в госкомитете, он наседает на горсовет.

Конечно, это легче – уломать председателя, а наверху ему зачтется: средств не требовал. Нет, я вас не пойму и не хочу понять. Вы не должны паразитировать за счет города. Мы вместе должны бороться за наш город. Институт со своей стороны, я со своей. Нам вместе жить и работать.

Ира. Любовь Андреевна, все, что вы говорили правильно, и мы с вами согласны, но время идет, вы – мать, вы должны…
Чижова (перебивает Иру). Да, я – мать и как мать тоже хочу чего-то для своего ребенка. Именно поэтому вы меня не уговорите. Я буду стоять на своем – и больше нам не о чем разговаривать.

Ира. Ну что ж, очень плохо.

Ира уходит. Лена идет за ней. Ира внезапно останавливается.

Вы специально отвели такой участок, чтобы мы не могли его освоить. Вы сознательно сделали так, чтобы у нас оставался единственный путь – микрорайон. Вы хотите, чтобы ваша дочь училась в новой школе.

Чижова. А вы не того ли хотите – детский сад возле своего общежития.
Ира. Раз вы так поступаете, мы, мы будем говорить с вами в другом месте.
Чижова. Пожалуйста, сколько угодно. Можете жаловаться, вы это умеете, но ко мне больше не ходите. У меня вы ничего не добьетесь!

Чижова уезжает со сцены. Лена и Ира уходят, а затем возвращаются вместе с Сокольским.

Лена. Вадим Данилович, мы правильно поступили или неправильно?
Ира. Наверно, мы все испортили.
Сокольский. Вы сделали все, что могли. Я тоже ничего не добился.

Лена. Она хочет, чтобы институт построил целый город.
Сокольский. Так оно и получится.
Ира. Это же несправедливо! А как же своя работа?

Сокольский. Справедливо или несправедливо – таково положение вещей, и не нам его переделывать. Вы можете не соглашаться с отдельным решением, можете не соглашаться с поступком отдельного руководителя, но, я вас очень прошу, никаких обобщений. Существует определенная система, и с ней надо считаться.

Если вы хотите чего-нибудь добиться, оспаривайте только отдельные частности и никакого пессимизма сверх этого. Руководитель может ошибаться, его поправят, решение может быть ошибочным, его отменят, но – не более того. Если вы меня поняли, мы с вами построим детский сад.

Лена. И более того.
Сокольский. И более того – город вокруг института. Надо выкручиваться. Райком, коллектив, подшефный колхоз – все требуют свое, а всем не угодишь. Надо изворачиваться. Попробуйте придумать что-нибудь по своим каналам. Если потребуется моя конкретная помощь, я всегда к вашим услугам. (Уходит.)

Лена.  Не будем обобщать?
Ира.   Не будем, но как это трудно.
Лена.  Будем работать! Поедем в облисполком к Андрею Андреевичу.

Ира. Не верю я начальникам наших начальников. Лучше сразу жаловаться в высокие инстанции.
Лена. А там спросят: «А в исполкоме вы были?».
Ира (вздыхает). Так и быть, поедем. Ни одну ступеньку не обойдешь.

На сцену в своем кабинете въезжает Андрей Андреевич, начальник из облисполкома. Лена и Ира подходят к нему.

Андрей Андреевич. Я получил ваше письмо. У вас что, нет работы? Вы думаете, мы по каждому вашему капризу будем ставить на колени городскую власть?
Лена. Андрей Андреевич, у нас безвыходное положение. У нас пропадут деньги.

Андрей Андреевич. У вас – может быть, у государства не пропадут. Я что-то не видел, чтобы деньги валялись и портились. Их с удовольствием использует другое предприятие. Вот и весь разговор. Между нами, ваш директор получил то, что заслужил, Чижова могла бы приласкать его, но дело сделано и достаточно чисто.

Лена. Андрей Андреевич, как же нам быть?
Андрей Андреевич. Вам – никак, а директор пусть почешет голову. Ни рубля не дал городу, а уже ходит барином. Было бы перед кем шапку снимать. Если мальчик с лапой, пусть у дяди спросит, как себя вести. Тут одно из двух. Или выбивает деньги на микрорайон, или ладит с Чижовой. Нищие не должны быть гордыми.

Лена. Андрей Андреевич, мы очень рассчитывали на вашу помощь. Нас все уверяли, что вы не откажете и рассудите справедливо.
Андрей Андреевич. Всегда меня удивляло, сколько в мире наивных. В государственных делах на первом месте целесообразность, а не справедливость. Поживете и согласитесь со мной.

Лена. Построим детский сад и убедимся.
Андрей Андреевич. Вот именно. Так что решение окончательное и обжалованию не подлежит.
Ира. Но так нельзя. Нас не устраивает такое решение.
Андрей Андреевич. Как вам не стыдно!? Я говорил с вами откровенно, я вам сказал то, что никому другому не скажу, сказал без вранья и сиропа.

Лена. Простите нас. У нас безвыходное положение. Нам еле-еле наскребли деньги, нам Сидор Сидорович выполнил все работы.
Андрей Андреевич. Не выполнил! От меня Чижова поехала к нему. Можете зайти и убедиться. Ваше дело назад далеко уехало, так что с меня и взятки гладки. Будьте здоровы и благоразумны. Желаю вам успеха. (Уезжает со сцены.)

Лена. Вот и все. Придется вернуться на работу. Я уже соскучилась.
Ира. Не люблю я технику. За мальчишками не угонишься. Так грустно. Работаю, работаю – ничего в памяти не остается, а про соседских ребятишек, кто и чем болел, – все помню. Надо было стать детским врачом. Когда учились в школе и даже в институте, кто из нас понимал, какая работа будет по душе, какой нужен муж?

Лена. Ира, можно я скажу. Только ты на меня не обижайся. Наверно тебе не надо так вести себя с Гришей.
Ира. Ну что ты, Лена. Он такой разумный. И за себя, и за меня все обдумает. И захочешь – не даст оступиться.
Лена. Если женщина захочет, ни один мужчина не устоит.

Ира. Ой, Лена, если бы мы были такими талантливыми, мы бы давно были счастливыми. Где оно – счастье? Я совсем запуталась. С садом, с семьей, с жизнью.
Лена. Ира, нельзя же так. Правда, я все умею? Но иногда бывают такие моменты, когда мой Каюров сыну нужнее меня. Ты устала, поэтому ссоришься с Юрой. Давай бросим все и отдохнем.

Ира. Нельзя ничего бросать – только хуже будет. Одни неудачи во всем. Не знаю, что делать. На местах ничего решить не могут. Нужны деньги – пиши в ЦК, участок отняли – пиши в ЦК. Сегодня там так решили, завтра – иначе.
Лена. Мы победим. Отдохнем и победим. Объявим Чижовой войну. Пусть знает: ее не ждет легкая жизнь.

Ира. Я знаю, что делать. Нужно выступить на конференции.
Лена. Ира, ты – молодец! Мы всех втянем в нашу войну.
Ира. Хороший я товарищ?
Лена. Замечательный!
Ира. Настоящий?

Лена. Ты будешь настоящим товарищем, если сама выступишь.
Ира. Что ты, Лена? Я никогда не выступала.
Лена. У тебя получится. Ты умеешь горячо говорить. Я тебя прошу, ну пожалуйста.

Ира (вздыхает). Попробую.
Лена. Идем, вместе речь напишем.

Лена и Ира уходят со сцены. На сцену въезжает президиум конференции. За столом Туричин, председатель, слева от него Сокольский и Горюшко, справа Чижова. Во втором ряду еще несколько человек. Недалеко от стола президиума трибуна с микрофоном. Несколько человек со стульями занимают места в проходах зала у стен.

Туричин (встает, стучит карандашом по графину, потом щелкает пальцем по микрофону). Товарищи, прошу внимания! Продолжим нашу работу. Я предлагаю заслушать еще одного оратора, а потом сделать перерыв. Слово имеет Ира Ермицкая – представитель научного отдела приборного производства.

Ира с бумагами в руках поднимается на трибуну.

Ира. Товарищи! Меня назвали представителем научного отдела. Это, конечно, правильно, но говорить я буду не о приборах, а о детях и о строительстве детского сада, который мы давно должны были иметь, но не имеем до сих пор. (Сворачивает бумаги в трубочку, держит в руке.) У нас почти шестьсот неустроенных детей.

Голос из зала: «Не может быть!».

Можете проверить. Если мы не начнем строительство, у нас пропадут деньги, а время идет. Коллектив молодой. Жизнь требует свое. Через год мы будем иметь семьсот неустроенных детей. Я не знаю, какими соображениями руководствовалась товарищ Чижова. Я допускаю даже, что общественными интересами, но плохи те общественные интересы, из-за которых наши дети останутся без детского сада.

Шум, голоса: «Правильно». Горюшко машет, зовет Иру. Ира сходит с трибуны, садится рядом с Горюшко. Туричин совещается с Чижовой.

Туричин. Тише, товарищи. Слово предоставляется председателю исполкома товарищ Чижовой Любовь Андреевне.
Чижова (сидя, громко). Так дело не пойдет. Я собиралась выступить в конце, но не могу удержаться.

Шум в зале.

Туричин (встает). Тише, товарищи. (Стучит карандашом по графину.)

Голос из зала: «Перерыв скоро?».

Скоро. Сейчас выступит товарищ Чижова, потом сделаем перерыв. (Ждет, пока встанет Чижова, потом садится.)

Чижова (встает). Товарищи, решение принял исполком, а не Чижова, и исполком принял правильное решение!

Голос из зала: «Неправильное!».

Исполком знает, что делает, а вот о ваших представителях этого не скажешь. Им объясняли суть дела, а они хотели взять нахальством. Это я могу понять. Я не могу понять другого. Почему администрация института потакает нахальным ходатаям? Я делаю вывод, что директор не справился с ситуацией и не сумел повести за собой коллектив.

Голос из зала: «Правильно! Перерыв давай!». Чижова садится, встает Туричин.

Туричин. Товарищи, Вадим Данилович просит пять минут.

Голос из зала: «Перерыв обещали!».

Товарищ, если вы не в состоянии терпеть, выйдите, не мешайте работать! Вадим Данилович просит три минуты. Я думаю, мы дадим ему возможность выступить.

Аплодисменты. Голоса в зале: «Дадим!».

Сокольский (встает). У меня два слова. Мы будем строить на новом месте и построим!
Ира (возмущенно). А деньги, дороги и все прочее!
Сокольский. Деньги и все остальное – сделаем!

Ира собирается возразить, Горюшко удерживает ее.

Чижова (встает). Товарищи, я рада, что я ошиблась, и готова принести извинения.

Чижова протягивает Сокольскому руку, тот пожимает ее.

Туричин. Объявляется перерыв на двадцать минут.

Президиум уходит со сцены. В зрительном зале загорается свет.