Эго-двойник

Говорят, что прогресс невозможно остановить. Что нет предела тому, что может сотворить человек – в хорошем и в плохом смысле. Я расскажу одну историю, а вы уж сами решайте – к добру это произошло или к худу. Сам я так и не смог это определить.
* * *
Я был знаком с ним с детства, жили в одном доме. Первый памятный случай, связанный с ним, произошел в начале осени, когда мне было лет четырнадцать. Гоняли мяч перед домом. Мяч улетел за пределы двора, и кто-то попросил возвращавшегося домой Дуюка перекинуть его обратно. А зря! Удар от его ноги был так силен, что мяч перелетел условное поле  и вышел с другого его конца. Здоровяк-капитан проигрывающей команды злобно заорал на Дуюка, приказывая принести мяч. А тот стоял перед капитаном, моргая через очки, и… улыбался, явно не испытывая страха.
«Да он толком не знает, как ударить по мячу», – вмешался я и попросил принести мяч другого парня. Я был не самым сильным во дворе,  и в качестве лидера меня не воспринимали. Тем не менее прислушивались. Я не только первым среди сверстников угнал машину своего отца и совершил на ней первую аварию. Мне также легко удавалось выпрашивать деньги у взрослых соседей, за счет чего наша компания ходила в кино или уплетала мороженое.
Особого желания тесно общаться с дворовыми ребятами Дуюк не проявлял. Если вдруг начинал говорить, то на непонятные и не интересные для нас темы. Мы любили шумные игры, поддразнивания товарищей и пошловатые комплименты в адрес проходящих мимо девушек. А он говорил об электронных полях, которым можно будет задать определенные параметры, чтобы обогревать дома, о возможности намагничивания облаков – чтобы перемещать их от излишне дождливых местностей к слишком засушливым. Слушая эти речи, мы взирали на него с ироническим недоумением, но он не обижался, ведя себя как взрослый, хотя выглядел намного младше сверстников.
Словом, Дуюк был из тех, у кого в мыслях сплошная сумятица. Впрочем, для него это было нормальное состояние, хотя любого другого его образ мышления свел бы с ума. Не успевал он озвучить одну идею, как у него уже зарождалась другая, и он перескакивал на нее, говоря с невероятной скоростью.
Ко времени окончания школы он сильно вырос, но остался худым, с жесткими светлыми волосами и абсолютно прямыми бровями. Носил очки, не снимая, и некоторые утверждали, что он в них даже спит.
В жизни ему везло, причем он не прикладывал для этого особых усилий. Везло даже с девушками – те слушали его описания будущих технических чудес, как завороженные, несмотря на отсутствие славословий в адрес их красоты. Я ему не завидовал, как и многие другие, считая, что дуракам всегда везет (именно таковым его считали окружающие). Но дураком он не был, что доказывали его оценки, которые были лучшими не только в классе, но и в школе. Дуюк и здесь особо  не старался, просто у него все получалось как бы само собой.
Мне казалось тогда, что он уважает меня, возможно, из-за той истории с мячом. Тем не менее мы не были особо близки. Со временем все больше и больше тех, кто знал Дуюка, проникались уважением к нему. Хотя он продолжал держаться особняком. Мне представлялось, что он еще не испытал горечи подлости, но знал о ней и посему усиленно оттягивал эту неизбежную встречу.   
Мы с ним поступили в один и тот же университет: я – на финансовый факультет (мать настаивала, чтобы я стал бухгалтером, постольку всегда найдутся те, кому понадобится верно подсчитать их доходы), а он (что было ожидаемо) – на факультет электронных технологий. Виделись мы крайне редко, но встречались тепло, и я замечал, что он все более увлекается темами, которые изучал.
Дуюк женился на красавице, с которой познакомился сразу после школы. К двадцати шести годам у него уже было двое детей и работа в лаборатории со странным названием «Эго-Центр». К тому времени он давно переехал из нашего дома и жил в пригороде. Поэтому его субботний звонок меня крайне удивил. Он говорил еще быстрее, чем раньше, глотая окончания слов. 
– Я остановил свой выбор на тебе! – радостно заявил он после очень краткого обмена приветствиями. Заявление было по меньшей мере неожиданным – Дуюк не входил в мой ближний круг общения. «Интересно, что это за выбор?» – подумал я.  Но спросить не успел, поскольку Дуюк с пулеметной скоростью продолжил:
– Как у меня дела? Почему я пропадал? Я позже объясню. У меня все хорошо. Так вот, сообщаю тебе приятную новость.
В его монологе наступила пауза. И как вы думаете, сколько она продлилась? Секунд пять, в течение которых я, естественно, ничего не мог придумать, а он тут же повторно вогнал меня в ступор:
– Да, я выбрал тебя!
Я молчал, не зная, что сказать. И тут Дуюк, словно оправдываясь, сказал:
– Точнее, это не совсем мой выбор. Но я предложил твою кандидатуру и после месяца пристальных изучений биографии и внешних данных ты оказался среди избранных.
Тут я уже не выдержал и рявкнул в трубку:
– Слушай, не знаю, о каком выборе идет речь! Ты пропадал пару лет, а сейчас объявился черт знает с чем! Ты сам-то понимаешь, о чем говоришь?
И почти на грани грубости приказным тоном добавил:
– Встречаемся в 16:00 у кафе на главной площади. Сегодня. Тогда и расскажешь.
Гадать о том, что творится в голове Дуюка, – дело бесполезное и бессмысленное. Это я понял еще в детстве, поэтому даже не стал пытаться, а решил пройтись пешком до места встречи. Прогулка, между прочим, на час. Что хорошо – заодно мозги проветрю.
Когда я добрел до кафе,  увидел, что Дуюк с нетерпением переминается с ноги на ногу у столика в кафе под открытым небом. Заметив меня, он широко улыбнулся и поспешил навстречу. Видимо, ему не терпелось поделиться подробностями. И мне не терпелось…
Пожав мне руку и не объясняя, почему пропал на годы, он подвел меня к столику и даже отодвинул стул. Такая услужливость меня слегка испугала. Он окликнул официантку, и та подошла с двумя чашками. 
– Знаю, что ты предпочитаешь черный кофе, вот и заказал заранее. Надеюсь, твои вкусы не изменились.
Надо же, он запомнил, что я люблю кофе! Когда мы подростками сидели в кафе, угощаясь на деньги, выклянченные мною у соседей, я был единственным, кто пил кофе (сначала подражая взрослым, а потом это вошло в привычку), остальные заказывали мороженое или лимонад. Сам Дуюк в таких посиделках участвовал всего раза два, да и там держась особняком.
Его странное поведение меня беспокоило, и я грешным делом подумал, уж не в дурдоме ли он провел последние месяцы? Надо быть осторожнее.
– Да, предпочитаю кофе,  – максимально равнодушно ответил я.
– Это очень важно, – он сцепил пальцы, уперся локтями на столик и вновь радостно улыбнулся. «С меня хватит!» –  решил я.
– Слушай,  ты наконец объяснишь, кто, куда, а главное – зачем меня выбрал?! И с чего вдруг тебя стала волновать моя любовь к кофе? Все это очень странно.
– Ничего странного, я все объясню. Трем сотрудникам нашей лаборатории поручили предложить по кандидату, на которого будет создан двойник.
Что сделали бы вы в этой ситуации? И что делать мне?!  Перевернуть столик и уйти со скандалом? Тихо и спокойно распрощаться? Вариантов было много, но я решил остановиться на одном. Разозлиться, вылить кофе на газон и опять-таки удалиться.  Я уже начал привставать со стула, как меня остановило его замечание:
– Только не торопись с выводами. Понимаю, это неожиданно. Но это и для меня было неожиданностью.
– Двойник, говоришь? – я опустился на стул, решив дослушать этот бред до конца.
– Да, именно так. – На его лице вновь расцвела улыбка.
– Как у руководителей некоторых государств? – с легкой издевкой спросил я.
Он переменился в лице.
– Каких руководителей? Каких государств?
«Вот так тебе!  – подумал я. – Не всё же мне одному выглядеть дураком».
– Президентов, которые опасаются покушений или которым надо часто разъезжать по стране, заменяют двойниками.
– Да нет же! – облегченно вздохнул он. –  Я говорю об электронных двойниках.
«Ах, да! – подумал я. – Он же учился на электронщика». А вслух сказал:
– Тогда давай по порядку.
Я уже упоминал, что Дуюк был сотрудником лаборатории «Эго-Центр». Как он объяснил, лаборатория эта занималась абсолютно всеми естественными науками, и целью ее работы было улучшение жизни человека (пафосно, но стандартно, как и у всех подобных заведений). Так вот, младшим сотрудникам, в том числе моему бывшему соседу, поручили найти кого-нибудь из знакомых (родственников, друзей, однокурсников), чьи физиологические и психологические данные будут скопированы в машину – электронный двойник. У некоторых сотрудников двойники уже были созданы, но для дальнейшего развития идеи требовалось привлечь людей со стороны. Таково было требование правительственного указа.
Дуюк предложил меня. Во-первых, потому что был знаком со мной больше пятнадцати лет и знал мои привычки, поведенческие характеристики и физические возможности. Во-вторых, был уверен, что я не откажусь от создания собственного электронного двойника (хотя что это такое, я пока толком не понял).
Я выслушал его до конца.  Мы договорились, что с решением я могу не торопиться, а если не соглашусь, то должен был держать все в секрете (я умею это делать – Дуюк прекрасно изучил меня за долгое время нашего знакомства). Сказав, что я все равно толком не пойму суть эксперимента по созданию двойника, он продолжил: 
 – Имей в виду, что тебе предлагается также возможность взглянуть на себя со стороны. Ты увидишь себя в формулах.
– Это как? – к концу его невнятных объяснений я уже перестал чему-либо удивляться и потому спросил спокойно.
– Все окружающее – что мы видим, слышим, едим, говорим, речь, движения, горе и радость, – можно представить формулами. Физическими, математическими, химическими. Формулы, описывающие двух разных людей, почти идентичны, но разнятся в деталях. К примеру, у одного нос шире, у другого – длиннее. Формулы, скажем, слона и человека разнятся еще больше. Хотя и здесь возможно перестраивание.
– Перестраивание формул человека и слона? – неожиданно для самого себя удивился я.
– Кажется, я забежал вперед, – смутился Дуюк. –  Короче, мы тебя пригласим в лабораторию, закрепим на тебе приборы и на экране получим твой «сформулированный» образ.
– Но ты же знаешь, что я с формулами не особо дружил.
– Мне ли не знать, – улыбнулся он. – Но у тебя появится возможность увидеть себя на мониторе. А там увидишь, как меняется твоя формула под разным воздействием. Прямо на экране.
И он с мольбой посмотрел на меня.
Возможно, я бы и отказался от визита в лабораторию. Человек я прагматичный и люблю иметь дело с тем, в чем хоть что-то смыслю. Но почему-то мне показалось, что Дуюку нужна помощь, причем – именно моя. И я дал согласие.
* * *
В десять часов утра назначенного дня я был в лаборатории «Эго-Центр». Первым делом Дуюк меня повел в кабинет руководителя лаборатории, господина Ойрета. В кресле сидел невысокий человечек лет под 70, полноватый и в очках.
– Ваш друг рассказывал о вас.
Сказав это, он приподнял сиденье, так что ноги перестали доставать до пола,  и, держась за стол, стал крутиться на кресле вправо-влево. Я никогда не видел, чтобы так развлекались пожилые люди. Хотя, возможно, ему это доктор прописал. 
Дуюк стоял, прислонившись к стене, скупо улыбался, а я забеспокоился, но не настолько сильно, чтобы этого нельзя было скрыть. Я не против помочь старому знакомому, но если этот странный Ойрет выкинет еще что-нибудь подобное, могу и отказаться. Почему-то мне показалось, что его вращение остановит только внешнее воздействие. Так оно и оказалось – он оттолкнулся от стола так сильно, что не смог удержаться и, описав на кресле почти полный круг, ударился ногой о  шкаф, и с его верхней полки свалилась резиновая игрушечная мышь. Она отскочила от пола и запищала. Руководитель лаборатории, несмотря на боль в ноге, которую выдавала гримаса на лице, резво спрыгнул с кресла и попытался выключить мышь. Попытка не удалась, и на помощь ему пришел Дуюк. Совместными усилиями им удалось справиться с упрямым животным.
Их действия показались мне настолько слаженными, что я подумал: «Это явно не впервые. Может, у них в лаборатории разработан такой ритуал для  встречи посетителей?» Сценка, которую я назвал бы «Принуждение мыши к молчанию», выглядела в их исполнении дурацкой, но довольно веселой. У нас в финансовой конторе такого не увидишь.
Ойрет сел в свое кресло и хотел было вновь начать крутиться, но опомнившись, остановился.
– Вижу, вы не беспокоитесь. Это хорошо, – добродушно заметил он.
– А с чего вдруг я должен беспокоиться?
Несмотря на довольно веселую, пусть и странную, обстановку, мне его слова о беспокойстве не понравились. Но я скрыл свое раздражение. От Дуюка я подвоха не ожидал. Но мало ли что взбредет в голову этому почти старику с несуразно детскими повадками. Таких может бросить из одной крайности в другую.
– Видимо, я неверно выразился. Просто дело, над которым мы работаем, для большинства выглядит по меньшей мере странно.
– Понимаю, – успокоился я.
– Но уверяю вас, за этим – будущее человечества. – Не опустив сиденья, Ойрет спрыгнул с него. – Значит, можем приступать?
– Можем, – максимально уверенно ответил я.
– Вы пока побудьте со своим другом, а я попрошу подготовить оборудование. Хотя оборудование – слишком громко звучит. На вас наденут только два браслета.
– Я могу предложить ему кофе? – спросил Дуюк у  босса.
– Конечно! Мы же не вводим камеру ему в желудок, как делают некоторые врачи-изуверы.
Дуюк на радостях сжал мышь, которую все еще держал в руках. Резиновый грызун истерично запищал. Ойрет подпрыгнул от неожиданности, выхватил у моего приятеля игрушку и торжественно водрузил ее на прежнее место.
Вместе с Дуюком мы прошлись по всей лаборатории – видимо, эта экскурсия была изначально обговорена с начальством. Он показал оборудование, названия которого я не запомнил, а о проводимой здесь работе сказал, что если ее и нельзя назвать полностью секретной, то в любом случае распространяться о ней не стоит. И я понял, что мне доверили некоторую информацию в обмен на согласие участвовать в эксперименте. 
Через минут двадцать меня пригласили в одну из комнат и  предложили занять место в таком глубоком кресле, что до пола оставалось всего ничего.
– Как вам кресло? – добродушно осведомился руководитель лаборатории.
– Прекрасно. Вставать не хочется. Не думал, что кресло для эксперимента может быть таким сверхкомфортным.
– Я сам отдыхаю в нем после обеда. Но главное для нашего эксперимента – не кресло, а вот этот прибор и экран.
Дуюк подкатил к креслу прибор на колесиках, достал из каких-то выемок, видимо из зарядных платформ, два браслета и надел их на мои запястья. Нажал на какую-то кнопку на столике оборудования,  и послышался звук плавно работающего агрегата.
– Держитесь как обычно. Можете волноваться, если хотите, – посоветовал Ойрет. Но по тому, как он иногда делал резкий вдох, я понял, что он сам волнуется.  Дуюк отошел в сторону и  стоял, скрестив руки и переводя взгляд то на босса, то на меня, то на экран. 
– Ты, кажется, забыл, что только после того, как браслеты завершат считывание формулы твоего друга, желательно включить экран, – ехидно прокомментировал его взгляды босс.
– Ах, да! – Дуюк стукнул себя ладонью по лбу.
– Дело в том, что эти браслеты сейчас читают весь ваш организм, обратился ко мне Ойрет. – Буквально то, из чего вы состоите. Скажу больше – посредством их также считываются и ваши мысли и эмоции. Ведь мыслительный процесс, что бы люди ни думали о нем, есть химия, то есть материя. Завершится процесс выстраивания вашей формулы примерно минуты через три, а затем я включу экран.
Чтобы скоротать время, Ойрет начал рассказывать о своем детстве и так увлекся, что превысил обозначенное им время. Дуюк остановить его не посмел. Что ж, придется это сделать мне.
– Кажется,  время вышло, – резко заметил я. Мне надоело сидеть в кресле, которое могло превратить в лентяя даже вечный двигатель. К тому же браслеты, весившие граммов сто, уже казались мне пудовыми.
– О, тогда начнем, – сказал Ойрет и включил экран. На нем появилось изображение человека с раскинутыми руками и широко расставленными ногами.
– Это вы, – усмехнулся завлаб. Дуюк тоже смотрел на меня и улыбался.
– Но я же сижу. А это похоже на иллюстрацию из учебника по  анатомии, – ответил я и тотчас же заметил несколько вспышек на лице и  голове человека на экране.
– Вы заметили? – спросил Ойрет.
– Да, – ответил я и забеспокоился – вспышки появились вновь. Но их стало больше, и они были ярче.
– Вы начинаете сильнее волноваться.
– Еще бы, – сказал я, и экран снова ответил вспышками.
– Так вот, послушайте: человек на экране – это вы, со всеми вашими данными. И неважно, что здесь вы сидите, а на экране он стоит. Это для того, чтобы показать электронного двойника в действии. Но если хотите…
Он нажал на кнопку, и на экране появилось точное изображение меня сидящего. Правда, кресла подо мной не было…
– Только не подумайте, что экран изображает вас как снятым на камеру. Видите – кресла нет, есть только вы. С помощью этих браслетов мы передаем только ваши данные. Это не только физиология – то есть лицо, цвет кожи, группа крови и прочее. Это еще и речь, и эмоции, и мысли. А еще то, какую позу вы приняли – ваши ноги согнуты, руки лежат на подлокотниках, а бедра и ягодицы нашли пристанище в мягком кресле. Видите, как красным цветом вспыхивает ваша голова на экране – это  мысли. Они, видимо, паникуют – усмехнулся Ойрет и деловито попросил: – Поднимите, пожалуйста, руку.
– Какую? – сказал  я и понял, что задал самый идиотский вопрос.
– Любую.
Я поднял правую руку,  и  человек на экране ответил тем же. А на его голове в дополнение к красным вспышкам появились еле заметные синие.
– Синие вспышки отображают мозговую деятельность, связанную с поднятием руки. Как видите, они слабы по сравнению с красными, что вполне естественно. Команда поднять руку малозначима в сравнении с вашим волнением. Вот если бы у вас рука была сломана, то боль отозвалась бы очень сильными синими вспышками. Ваш мозг усиленно напрягся бы при мысли о том, как поднять больную руку.
– Надеюсь, ваш эксперимент не включает в себя ломание рук, – мрачно пошутил я, пытаясь скрыть  возрастающее волнение.
– Да нет же! Мы на страже вашего здоровья. Не так ли, Дуюк?
Тот был застигнут врасплох и вместо ответа ограничился растерянной улыбкой.
– Вы хотите видеть формулу своей руки? – продолжил Ойрет.
– Руки?! – удивился я и тотчас заметил, что красные вспышки в голове человека с экрана (моей голове, как я понял) стали ярче и увеличились в количестве.
– Да-да. Мы имеем возможность рассмотреть формулу каждой части тела, каждого внутреннего органа и даже зуба в отдельности, – сказал Ойрет и  нажал на кнопку. На экране появилась формула со множеством цифр, букв и математических знаков. От волнения я непроизвольно опустил правую руку на подлокотник. Красных вспышек становилось все больше и больше, что еще сильнее пугало меня.
 – Ваша рука, как и все тело, является объектом органической химии. Это значит, что строение руки можно выразить посредством химических формул – кости, мышцы, сосуды, кровь. Вы же знаете, что всякая материя имеет свою формулу?
– Да, – ответил я и отвернулся от экрана, чтобы не видеть вспышек.
– Вам не нравятся вспышки. Не беспокойтесь. Человек с самого начала своего существования боялся того, что не мог объяснить. Наберитесь чуточку терпения. Так вот, строение руки и есть химия. Однако помимо химического строения, рука представляет собой и механизм. Значит, движения руки могут быть объяснены законами физики. И не только движения, но и воздействие холода и тепла. А там, где физика, обязательно появится и математика. Под каким углом вы поднимаете руку, чтобы взять чашку со стола? Вы когда-нибудь рассчитывали такой угол, чтобы не пролить ее содержимое?
Я пожал плечами и опять посмотрел на экран. Там появились зеленые вспышки.
– Это вы стали вспоминать, рассчитывали ли угол, под которым поднимаете руку для взятия чашки. Зеленый цвет означает, что вы задействовали части мозга, которые отвечают за память. Это хорошо. Значит, вы отходите от беспокойства, вызванного происходящим.
Он был прав – я действительно старался вспомнить, занимался ли когда-либо расчетом угла поднятой руки. 
За меня ответил сам Ойрет:
– Нет, конечно. Никто так не делает. Если только не по работе, конечно, – завлаб  посмотрел на Дуюка, и тот двинул бровями.
– А вот вам формула всего тела. – Он нажал на кнопку, мое изображение и формула руки исчезли, а экран заняла огромная формула с меняющимися цифрами и буквами.
– А почему формула меняется? – спросил я и поймал себя на том, что почти успокоился.
– Потому что в вас постоянно происходят изменения. Как и во мне. И в Дуюке. Да и в любом индивиде – человек вообще существо весьма переменчивое. Взять хотя бы сам мыслительный процесс – вас то бросает  в беспокойство, то вы начинаете вспоминать прошлое... Встаньте и походите! – Последние его слова неожиданно прозвучали как приказ.   
Я встал и сделал несколько шагов. Буквы и цифры в формуле действительно начали еще чаще сменять друг друга, перескакивали с одного места на другое или вовсе исчезали. Я начал понимать,  почему формула меняется, и беспокойство исчезло совсем. Не дожидаясь команды Ойрета, я вернулся в кресло. Он одобрительно улыбнулся.
– Формулу человека выводят не для того, чтобы просто смотреть на нее. Это быстро надоедает. Главная цель этого – определить наиболее  оптимальную формулу для конкретного индивидуума, чтобы, например, найти лучшие способы для лечения его недугов – физических и психических. Формула человека и есть его электронный двойник. Более широкое разъяснение даст ваш давний знакомый. Я прекрасно понимаю, что при слове «двойник» в мыслях возникает образ двойника-человека. Мы же создали ваш электронный двойник.
Он хмыкнул и добавил:
– Но если когда-нибудь и создадут настоящего физического двойника – гуляющего по улице, управляющего автомобилем и так далее, то это будет вовсе не человек во плоти, с почками, печенью, сердцем и настоящей кровью. Нет! Это будет превосходный человеческий муляж с вот такой маленькой электронной платой. – И Ойрет сблизил пальцы примерно на сантиметр.    
Я удивленно смотрел на него.  А он тихо шепнул:
– Впрочем, о настоящем двойнике, как и вообще обо всем, что вы увидели здесь, лучше не распространяться.
Оценив мое молчание (Дуюк все это время тоже молчал и загадочно улыбался), Ойрет продолжил:
– Думаю, хватит. Остальное можете обсудить в кабинете. С Дуюком. Мое участие необязательно. Или вы хотите поговорить и со мной?
«Конечно, лучше с Дуюком», – подумал я, но вслух промычал что-то неопределенное.
– Я вас понял, – весело вскрикнул завлаб. – И это очень хорошо, поскольку меня ждет внук. Он сегодня играет в школьном спектакле.
– А что насчет браслетов?
– Это превосходный вопрос. Вы полностью преодолели свою растерянность. Поэтому вполне достойны их носить.
* * *
– Ну, как тебе мой шеф? – сияя, спросил Дуюк.
Мы с ним сидели в кабинете. И я вдруг понял, что никогда не видел его смеющимся. Ни в детстве, ни потом. Даже сейчас, после успешного эксперимента, он от радости лишь улыбался. Как будто какой-то невидимый барьер не позволял его улыбке превратиться в радостный смех. Я знал, что он невероятно рад тому, что его шеф остался доволен мной. И рад, что и мне понравился сегодняшний эксперимент. Но я не знал, почему он не позволяет себе смеяться от души – то ли из-за чрезмерно аристократичных манер, то ли из-за широкой осведомленности о превратностях жизни.
– Он у тебя супер. Свойский, – я был искренен. – Хотя странностей у него хоть отбавляй.
– А ты только представь, что было бы, будь он другим. Например,  чересчур занудным или нервным. Он не смог бы справиться со странными, порой даже сумасшедшими проектами, которые здесь разрабатываются.
– А что, у вас есть и другие разработки? – Я был не прочь узнать о лаборатории побольше. Тем более, что проведенный полчаса назад эксперимент начал казаться мне совершенно невинным. Я даже не против ношения браслетов, если мне объяснят цель их использования.
– Только не подумай, что все наши проекты такие, как бы сказать, легко воспринимаемые, как тот, – он кивнул головой в сторону коридора.
– Ты, кажется, научился здесь читать мысли, – засмеялся я. – Слушай, попроси для меня кофе.
Мне было приятно пить кофе и слушать рассказ Дуюка о том, как и чему будет служить электронный двойник. В его голосе не чувствовалось особого азарта, но говорил он так уверенно, что не оставалось сомнений – все, что он скажет, сбудется. Точно так же он говорил и лет пятнадцать назад, в те редкие дни, когда присоединялся к сверстникам во дворе. Тогда мы ему не верили и насмехались за спиной. А теперь он действительно вплотную приблизился к целям, которые и сейчас непонятны для большинства.
– Ну, примерно понятно, как работает электронный двойник. Понятно, что всё – тела, движения и даже мысли – можно выразить через формулы, которых я не понимаю, да и не хочу, поскольку не смогу. Но зачем все это?
– У каждого человека своя формула. Но нет формулы идеального человека.
– Что за идеальный человек? – удивился я.
Дуюк слегка нахмурился:
– Это человек, у которого нет слабостей: он не болеет, не стареет, не беспокоится, не скучает…
– …Никуда не торопится, – мне захотелось чуточку поддразнить его.
Дуюк улыбнулся:
– Ну вот, сам все понимаешь. Идеального человека не может быть в принципе. Поэтому наша лаборатория утверждает, что формула каждого, скажем, нормального человека наиболее подходящая или базовая для этого человека.
– А что, если бы я болел астмой? Почему астма должна подходить моей природе? Не хочу я астму – этой болезнью всю жизнь страдал мой двоюродный брат.
Дуюк опять нахмурился:
– Если бы вместо тебя здесь был он, то мы сначала вывели бы его текущую формулу на экран. Потом добавили бы в эту формулу другие элементы, скажем, формулы антибиотиков, гормонов. Или наоборот – убрали из его формулы.
– Понимаю,– кивнул я.
– Так вот, в результате таких попыток  мы пришли бы к той формуле, при которой твой двоюродный брат чувствовал бы себя лучше. И вот на основе новой или измененной формулы твоего родственника можно было бы начать его лечение.  Вероятно, мы смогли бы даже вылечить его  окончательно. Вот чему служит электронный двойник. Иными словами, у нас будет подопытная машина для каждого, кто нуждается в изменении своего организма. В будущем электронные двойники будут так же распространены, как тонометры. И лекарства для конкретного человека будут выписываться на основе данных его же электронного двойника.
Я ему верил и знал, что все будет в точности так, как он описывал.
– А что дальше будет со мной? На этом мое участие в вашем эксперименте заканчивается? И скажи, для чего мне носить браслеты?
– Нет, твое участие продолжится, – он встал и повернулся к окну, разговаривая, словно сам с собой. – Ты будешь носить браслеты, и изменения в твоей формуле постоянно будут поступать к нам для анализа.
– Вы же могли взять моего двоюродного брата. Ему как раз нужна помощь. Может, даже вылечите. У него бывают астматические приступы – вот вам и задача для анализа.
– Мы бы так и сделали. Но существует определенный правительственный регламент, который мы пока не можем оспорить. Правда, у него есть и хорошая сторона.
– И какая?
– За участие в эксперименте ты каждый месяц будешь получать определенную сумму. И немалую.
Я вытаращил глаза. Вот уж никогда бы не подумал, что Дуюк – человек, всегда весьма далекий от житейских дел, – дал мне возможность подзаработать.
– В таком случае, хотелось бы принять участие и в других ваших проектах, – полушутя сказал я.
Дуюк вновь улыбнулся, но промолчал.
* * *
Раз в две недели я посещал лабораторию. Менял свои браслеты на другие, заряженные.  Иногда встречался с Ойретом, но в основном общался с врачом и психологом, которые дотошно расспрашивали меня о самочувствии. Дуюк всегда был рядом. Однажды меня даже попросили подробно рассказать обо всем, что я ел последние десять дней. Процедуры стали обыденностью, и я был совершенно не против такого легкого приработка. Однажды при очередном посещении Дуюк шепнул мне в ухо:
– Я поговорил с боссом. Он не против, чтобы ты попробовал прибор, который сейчас находится на рассмотрении регулирующих органов. Заходи завтра к пяти часам.
На следующий день Дуюк завел меня в небольшую комнату, где одну из стен целиком занимал экран. В центре комнаты стоял прибор, к которому, словно в салоне автомобиля, были прикреплены водительское сиденье, руль, ручка от коробки скоростей и педали. 
– Ну и ну! – усмехнулся я. – Ты разве не помнишь, с какого возраста я стал водить машину?
– Помню. Но главное в дороге – это безопасность. А прибор, которым ты сейчас воспользуешься, надолго отбивает охоту превышать скорость. Или даже насовсем. Могу поспорить.
Я надел шлем – его резиновые бока прижали уши, а лицевая часть, сделанная наподобие бинокля, плотно прилегла к глазам, – и сел за руль. Дуюк выключил свет, и я ощутил себя в роли водителя. Зная, что главная цель прибора – поймать водителя на нарушении, старался не превышать скорости, указанной на знаках виртуальных дорог. Машина двигалась то по густонаселенным городским улицам, то по высокоскоростным шоссе, то по проселочным дорогам. То, что можно увидеть в подобных центрах, где виртуальное вождение очень близко к реальному.
Картина вначале была довольно скучной, но с какого-то момента я заметил, как остальные машины обгоняют меня, невзирая на ограничение скорости. Их водители бешено, как на гонках, проносились мимо меня, сигналили, а некоторые бросали довольно злобные взгляды. И эта картина показалась настолько реальной, что я действительно почувствовал себя за рулем настоящего авто. Я начал бороться с этой идеей, пытаясь выкинуть ее из головы, и тут заметил, что какой-то упырь сигналит мне сзади, хотя ширина дороги позволяет ему объехать меня. Он яростно давил на сигнал, а рядом с бешеной скоростью проносились другие. «Ну и черт с ним! Не стоит уподобляться дураку», – подумал я и решил плавно перестроиться в правую линию, заблаговременно включив поворотник. И вдруг нос старого седана пролетел по правому борту моей машины, и я еле смог удержать управление. Меня аж бросило в пот от испуга, но я быстро сообразил, что надо остановиться для разбирательства инцидента. Однако увидел, как седан, вместо того, чтобы тоже притормозить, прибавил скорость и к тому же издевался надо мной надписью на заднем стекле: «Стопроцентный металл!»  Вспомнив, что нахожусь на виртуальной дороге, и, возможно, никакого разбирательства не будет, я махнул рукой и продолжил свое плавное вождение. Хотел включить музыку на радио, чтобы быстрее избавиться от стресса произошедшего, как заметил, что к моей машине  чуть ли не носом вплотную пристроился очередной упырь и беспрерывно сигналит. На этот раз ничто не могло заставить меня менять линию.  «Ну и наплевать на ограничение», – решил я и, чтобы избавиться от очередного  преследователя, вдавил до упора педаль газа.
Видимо, принимая это решение, я уже не вполне давал себе ответ в том, где нахожусь:  в реальности или в виртуале. И вдруг наехал на собаку, перебегавшую дорогу. «Ее же здесь не должно быть», – подумал я, но было поздно. Череп собаки встретился с виртуальным бампером моей машины, и этот костяной стук, я уверен, будет преследовать меня до конца жизни. Переднее стекло окрасилось подтеками крови, и мне показалось, что я тону в этих струях. Собака отлетела на десять метров, а я изо всех сил нажал на тормоз. Но это не остановило машину, и она переехала мертвое тело дважды, со страшным хрустом. Это был второй звук, который я запомню навсегда. Меня затрясло, словно голого на морозе.
Я попытался снять шлем, но руки тряслись так, что ничего не получалось. Помог Дуюк. Я вскочил и бросился в туалет, где меня вывернуло наизнанку.
– Ничего себе! – наконец отдышавшись, выдавил я. ¬ – Вы бы еще сымитировали  наезд на человека – было бы страшнее.
– Мы посылали такой запрос, но знали, что откажут. Хотя и сами не стремились выставлять людей жертвами. А запрос понадобился нам для того, чтобы: во-первых, узнать, чем будет обоснован отказ, во-вторых, чтобы закрепить за собой приоритет такой попытки. Кто знает, может, впоследствии для определенной категории водителей действительно потребуется применять образ человека.
 – И какова была причина отказа?
– То, что люди, прошедшие этот курс, станут психологически травмированы. И что в будущем это может повлечь за собой их обдуманный наезд на пешеходов.
– А разве наезд на животных не травма?
Для меня-то это точно стало травмой.
– Поэтому дело и находится в регулирующей организации. Мы ждем ответа. Придется также согласовывать его и с обществом защиты прав животных.
Травма травмой, но я провел еще пять сеансов виртуального вождения, и только после последнего перестал превышать разрешенную скорость, несмотря ни на угрозы в свой адрес от других водителей, ни на разбитые камнями стекла. Отныне я и за реальным рулем никуда не спешил и, соответственно, избавился от стресса, которым сопровождается быстрая езда.
После «водительского» эксперимента мы подружились. Я даже пожалел, что не был особо близок с Дуюком в детстве, хотя помнил, что он и сам всегда держал со всеми дистанцию. Да и сам Дуюк стал со мной более открытым. Иногда мне казалось, что и он жалеет о своей детской обособленности. Хотя если бы тогда он был одним из нас, то, возможно, не стал бы тем, кем стал сейчас.
Дуюк часто связывался со мной, расспрашивал про браслеты. «Возможно, он слишком избирателен в выборе друзей. С детства любил напрягать мозги», – такая странная идея вдруг пришла мне в голову. Однажды он дал прочесть книгу о раздвоении личности. Я чувствовал,  что это неспроста. А когда поинтересовался еще каким-нибудь экспериментом, он, тщательно подбирая слова, предложил:
– Мы, конечно, можем проделать еще опыт. Но он может укачать человека.
– Что это – укачать?
– Человеку представится возможность посмотреть на себя со стороны, будучи совершенно другой личностью.
– Значит, книгу ты мне все-таки дал неспроста.
– Да. Но ты подумай. Если согласишься, скажешь.
– А этот опыт меня тоже чему-то научит?
– Однозначно. Это как тренировка для мозга.
* * *
Тот же кабинет, где я занимался виртуальным вождением, только без автомобильных атрибутов. На экране – кабинет с прозрачными стеклянными стенами, в нем  – два человека. Они сидели, расставив ноги, спиной к одной из стен. Одежда самая обычная, но настолько мятая и грязная, что придавала им вид бомжей. Они ели конфеты. Один из них, черноволосый, встал, вытащил конфету изо рта, бросил на пол стал давить ее башмаком. Затем сел, снял башмак, отодрал от подошвы конфету и вновь сунул ее в рот. На втором, со светлыми волосами, обуви не было, но он проделал то же, что и первый. С той лишь разницей, что ему пришлось отдирать конфету не от подошвы, а от собственной пятки. И это его очень злило. От злости он заплакал, а первый – засмеялся.
– Эти люди – двойники настоящих. Стопроцентные копии. Мы создали их в виртуале по их же собственным формулам. Ты сейчас переместишься к ним. Перемещение будет виртуальным, а когда ты окажешься там, все покажется реальностью, как с вождением. Сам увидишь. В этом и есть суть тренировки мозга – все вокруг должно быть максимально реалистичным. Иначе никакой тренировки для настоящего мозга не получится.
Я молчал: лицезрение двух грязных бомжей было малопривлекательным. 
– Для них мы не интересны, пока не заглянем в их мир. Представляешь, еще месяца два назад эти двое были вполне преуспевающими людьми. Они поступили к нам на обследование неделю назад. Мы взялись за их лечение.
Мне хотелось спросить, по какой причине они потеряли рассудок, но картина на экране была столь удручающей, что я не рискнул, опасаясь, что Дуюк опишет их  жизнь похожей на мою.
– И что я должен буду делать? – спросил я. Мне захотелось отказаться, но было стыдно спасовать перед Дуюком, чтобы не потерять уважения к себе.
–  Через минуту виртуально переместишься к кабинету. Постучи и зайди к ним. А там все будет, как в реальной жизни. Они примут тебя как своего.
Я сделал, как сказал Дуюк: оказавшись перед кабинетом, я постучал, и  те двое, перестав жевать конфеты, устремили взгляд в прозрачную дверь. Я зашел, а они начали шептаться между собой. Потом подвинулись, предлагая мне сесть между ними. Только успел я занять место, как черноволосый протянул руку, чтобы поздороваться. Но, заметив, что к пальцам прилепилась конфета, протянул другую, тоже грязную.
– Меня зовут Александр.
Я назвал себя.
– Македонский, – дополнил  он.
– Что?
– Меня зовут Александр Македонский.
Я бы рассмеялся, если бы не его отталкивающий вид: жесткие волосы, торчащие в разные стороны, куски непонятной слизи, прилипшие кое-где к волосам и щетине, нервно дергающиеся толстые губы в ранках, оголявшие при разговоре грязные зубы.
– А почему именно Александр Македонский? – спросил я.
– Спросите у него, – ответил он и указал на светловолосого.
– Так почему его зовут Александром Македонским? – повернулся я к блондину.
– Потому что меня зовут Тимуром.
– А почему вас зовут Тимуром? – я начал уставать от своих же вопросов.
– Потому что его зовут Александром Македонским, – ответил светловолосый, и они оба рассмеялись. При смехе они широко разевали рты, словно специально демонстрируя грязные зубы.
Интересно, они вообще когда-либо чистили зубы?  Хотя щетина у обоих не была особо длинной, значит, их кто-то бреет.  Тут я вспомнил, что они на лечении около двух месяцев, а доверять им бритвы никто не станет. «Рассуждаю правильно», – обрадовался я и тотчас же испугался своих мыслей – с моим рассудком всегда все было в порядке. И с какой стати я должен сравнивать себя с двумя психически больными: только потому, что по собственному желанию оказался с ними в одной компании? Я решил больше не задавать вопросов, постольку ответы умалишенных могут быть смешными для них самих, а для меня лишены всякого смысла. Но эти двое явно не хотели оставить меня в покое:
– А как тебя зовут? – спросил тот, который назвался Тимуром.
– Я же представился, – возмутился я.
– Ты представился Александру, а не мне, – возразил Тимур.
Я вновь назвал свое имя, широко распространенное не только у нас в стране. Они расхохотались.
– А разве такое имя существует? – спросил Александр. Я не знал, что ответить, чтобы не провоцировать их на дальнейшие обсуждения.
– Эй, англичанин, а какая из конфет тебе нравится больше – моя или Александра? – спросил Тимур, тыча мне в лицо свой палец, увенчанный конфетной начинкой.
– А почему ты решил, что я англичанин? – спросил я.
Ответил Александр, судорожно двигая губами:
– Потому что ты говоришь с нами по-английски.
– Нет, я говорю не по-английски, – разозлился я и хотел отодвинуться, чтобы не касаться их грязных одежд. А они нарочно начали прижимать слева и справа. От злости я уже хотел было пройтись кулаком по физиономии Тимура, как кто-то постучал в дверь.
Мы втроем, вытянув головы, как по команде, устремили свои взоры на прозрачную дверь. И тут я понял, что в точности скопировал их движение в тот раз, когда сам стучал в дверь. Это меня сильно напрягло. Хотел вскочить с места, чтобы избавиться от этой мерзкой компании двух чудаков, но решил дождаться и узнать, кто стучит – может, еще один псих?
Тут дверь отворилась, и на пороге появился… я.
В первый момент я решил, что сам сошел с ума. Но тут меня осенило, что таким образом мне дали понять, что время сеанса окончено. Я быстро встал, отряхнулся и перед тем, как выйти, бросил гневный взгляд на черно-белую парочку. Они опять смеялись, а еще Александр бросил на прощанье:
– Кто он такой, англичанин?
Тимур продолжил:
– Будем тебя ждать.
Мне до жути захотелось повернуться и показать им средний палец, но я решил, что в своем безумии они воспримут этот непристойный жест как благодарность за гостеприимство.
* * *
 В течение полутора часов после первого сеанса я делился своими впечатлениями от этой «тренировки мозга». Меня ужасала мысль о дальнейшем «посещении кабинета», но сказать открыто Дуюку я не решился. К тому же он начал меня подбадривать.
– Они вскоре будут раздражать все меньше и меньше.
– А это не опасно? – вырвался у меня вопрос.
– Главное, что в жизни ты такой, какой есть. В конце концов, ты существуешь в реале, а сеанс просто для тренировки.
И впервые за все время нашего с ним знакомства я усомнился в его словах.
* * *
 Дуюк оказался прав: с каждым сеансом меня все меньше и меньше раздражала компания Тимура и Александра. Мало кому хоть раз в жизни не хотелось наплевать на то, что о нем подумают другие. Имеет же право человек хоть иногда отдохнуть от условностей.
Таким образом, я начал воспринимать сеансы в прозрачной камере как время, когда я могу быть самим собой. Дальше – больше: к концу сеанса, когда я вставал, чтобы покинуть «кабинет»,  чувствовал, что мне будет не хватать Тимура и Александра. Перед уходом я пристально смотрел на них, своих настоящих друзей, и думал, что знал их с детства, просто встретились недавно. Кстати, я действительно начал чувствовать себя англичанином и поделился с новыми друзьями возмущением по поводу широко известного изъяна в этом языке – почему выражение «как вы поживаете?» должно звучать  как «how are you?»,  а не как «how you are?»! Почему поменяли местами слова «you» и «are»? Не принимали такое положение и мои новые приятели.
На время сеансов я взял отпуск на работе и даже попросил Дуюка увеличить время каждого сеанса – Тимур и Александр нравились мне все больше и больше. Наше общение было легким и непринужденным – с ними рядом я осознавал, что у меня нет и не должно быть никаких устремлений. Они мне просто не нужны. Не понимал, зачем нужно умываться, чистить зубы и бриться, если волосы растут сами собой.
Жизнь за пределами прозрачной кабины начала казаться мне неинтересной и искусственной.  Отсутствие идиотских привычек меня  однозначно не разочарует! Каждый раз перед началом сеанса мне хотелось зайти в кабину друзей без стука, как к родным, но Дуюк мне не разрешал, повторяя: «Ты здесь, в реальной жизни! Стук в дверь – это разрешение войти в виртуальный мир, но ты все равно находишься здесь».
Выражение его лица при этом становилось напряженным и озабоченным, чему я удивлялся, поскольку никогда его таким не видел. Я понимал, что он имеет в виду – что без стука граница между двумя моими «я» сотрется. Ну и пусть! Я чувствовал себя полноценным лишь рядом с Тимуром и Александром. Со временем второй стук в дверь, обозначающий конец сеанса, становился все более тихим, а мое собственное лицо (лицо входящего к нам троим) еле различимым.
Мои «тренировки» мозга завершились печально. В конце концов я перестал видеть себя в конце сеансов. Помню, как на последнем сеансе я ни в какую не хотел покидать кабину. Кричал, бился головой о стены, бросался с кулаками на каких-то здоровяков, кусался. А Тимур и Александр хватали меня за руки, не давая этим здоровякам вытащить меня из камеры. Они отчаянно боролись за мое спасение…
Пришел я в себя только через два дня. То есть я не терял сознания, на мне не было смирительной рубашки, и меня не запирали в комнате с мягкими стенами. Дело в том, что только на третьи сутки у меня восстановилась прежняя ясность сознания. Я вспомнил прозрачную кабину, Тимура и Александра, даже собственное возмущение правилами английского языка, ставшими причиной моего безудержного смеха. Я осознавал, насколько близко подошел к тому, чтобы лишиться рассудка. Думаю, если бы мне предложили повторно пройти этот эксперимент, я бы отказался наотрез.
– Хочешь посмотреть, что в тебе изменилось в результате опыта в прозрачной камере? – спросил Дуюк, и по его лицу было видно, что он доволен результатом. Хотя мне показалось, что и он сам за эти дни изменился. Видимо, переживал за меня. 
– Да не особенно, – искренне сказал я.  – Мне жаль этих двух людей. Они излечимы?
– О них поговорим потом. А пока все-таки хочу показать тебе результат твоего эксперимента.
– Как покажешь?
– Все той же формулой.
На этот раз при выведении формулы присутствовал психиатр. Пользуясь непонятной для меня терминологией, он сравнивал формулу моего мозга, выведенную во время первого посещения, с той, которая получилась после «тренировки» мозга. В переводе на обычный человеческий язык это означало, что сейчас я могу вынести намного большее напряжение, чем прежде. Может быть, так оно и было. Точнее, я верил, что так и есть на самом деле. Но все же чувствовал себе разбитым и никак не мог забыть тех двоих, оставшихся в прозрачном кабинете,  которые не хотели меня отпускать. Через несколько дней я связался с Дуюком и спросил о них.
– Мы их вылечим. Это безусловно. Кстати, в этом вопросе ты уже  здорово помог нам.
Меня его ответ обрадовал, хотя я не представлял, каким образом смог помочь тем бедолагам. Я попросился в лабораторию, не дожидаясь следующего визита по «браслетному» расписанию. Почувствовал себя тем мальчиком, который удачно выпрашивал деньги у взрослых и затем тратил их на лимонад и мороженое для приятелей.
Летел туда, как на крыльях. Надо же, как время всё меняет – мне стал очень интересен человек, который запомнился в детстве лишь привычкой держаться поодаль.
– Как вы их вылечите? И при чем здесь я? – засыпал я его вопросами, как только переступил порог лаборатории. Я был не похож на себя, но понял это только впоследствии. Что понятно, ведь не каждому приходится сталкиваться с экспериментами, в которых я участвовал. 
– Именно твои виртуальные визиты той кабины здорово помогли им. Тоже находясь в виртуале, они становились свидетелями, как ты покидаешь их в конце каждого сеанса. Будучи даже умалишенными, они понимали, как ты возвращаешься в нормальную жизнь, которую они успели забыть. С каждым твоим уходом росла их зависть к тебе. Их начинало тянуть к нормальному образу жизни.
– Но в последний день они противились моему уходу.
– Уже до этого дня они постепенно начали возвращаться. Мы следили за ними настоящими по изменениям их формул – электронных двойников. А последняя ваша встреча стала мощным толчком к возврату.  На последнем этапе мы их виртуальные образы переместим в нормальную среду, в которой они пребывали не так давно. Эти образы, изменившиеся в лучшую сторону, окажут воздействие на настоящих больных. Обещаю, все будет нормально. Но мы еще долго будем наблюдать за ними. Как-никак, это новые разработки.
Я был счастлив, что знаком с таким прекрасным человеком, как Дуюк. И даже выразил желание встретиться с Тимуром и Александром, когда они вылечатся.
Он назвал их настоящие имена.
– Мы тоже заинтересованы в том, чтобы люди, встретившиеся в виртуале, узнали друг друга в реальности. Думаю, когда все это закончится, они вместе с тобой от души посмеются над именами, которыми назвались.
Наш разговор получился просто прекрасным, мой ум был ясен как никогда. Он отвечал на все мои вопросы, пока я не спросил:
– Вы создаете виртуальных двойников. А что насчет настоящего? Твой босс как-то сделал определенный намек.
Он приложил палец к губам и тихо произнес:
– Мы можем.
И поведал, что  такой проект уже существует. Причем главным в создании двойника является не только его формула – это они уже делают.
– Ты же помнишь, как Ойрет говорил, что внешность физического двойника будет представлять собой муляж из искусственных материалов. Эта часть довольно проста. Главное в его создании – «материализация» его Эго.
Я удивленно уставился на него.
– Возьмем прыжки в высоту, скажем, на два метра. Ты, например, даже не будешь пытаться сделать это. Потому что отчетливо понимаешь,  что тебе такая попытка грозит увечьем, поскольку ты не прыгун-олимпиец. В тебе говорит чувство самосохранения. То есть твое Эго. Твои физические данные не рассчитаны на такой прыжок, и ты отдаешь себе в этом отчет. А вот у прыгуна такая задача не заденет его Эго. Он не станет защищаться. Два метра для него пустяк. Эго прыгуна заставит его рассчитать правильный момент прыжка, правильное приземление. То есть в этом вопросе его Эго отличается от твоего. Эго каждого – сложная система, целью которой является защита человека от посягательств. Оно индивидуально. А посягательства бывают разные: от физического, к примеру удара до словесного глумления. Все наши внутренние органы функционируют для поддержания Эго. Если у кого-то подводит сердце, то мозг направляет его к доктору за лекарствами. Если человек боится темноты, то мозг подскажет ему отложить дело до утра или взять с собой собаку. Мозг подскажет, и как избежать издевательств однокурсников.
Вот это и имел в виду мой шеф. Для физического двойника надо создать электронную плату, искусственный мозг, который включает в себя эго-систему человека. Это и есть «материализация» Эго. Искусственное Эго будет построено на основе физиологических возможностей человека и его мироощущений.
Видя, как внимательно я слушаю, он спросил:
– Я сложно объясняю?
– Может, я вник не во все детали, но все же думаю, что понял. При создании двойника надо, помимо прочего, понять причину его тревог, что он любит и чего избегает, какие мысли возникают у него в конкретных обстоятельствах, которые приводят к конкретным шагам и поступкам. 
– Правильно, – подтвердил Дуюк.
 – И долго надо ждать? – мне действительно не терпелось.
– Ты хочешь?.. – Дуюк испытующе посмотрел на меня. Я понял, что он и сам горит проверить идею на практике.
– Хочу.
– Ты носишь браслеты больше трех месяцев. Поэтому «материализация» твоего Эго – дело недолгое.
* * *
Мы дождались первого нерабочего дня. Рисковали оба, но особенно Дуюк. На такое нарушение он пошел впервые. Думаю, он решился на это не из-за меня. Вернее, не только из-за меня. Он хотел решить задачу, которой посвятил жизнь. 
Эксперимент проходил в той же комнате, где когда-то создали мой электронный двойник. Сегодня она была полутемной, и оборудование, с которым возился Дуюк, скрывала ширма.
Итак, я вновь в кресле, делающем лентяев, прислушиваюсь, как тихо  работает какой-то прибор – словно пылесос вбирает в себя электронную пыль. Наконец из-за ширмы появился Дуюк.
– Хочешь увидеть? – Его голос дрожит.
– Да! – Мое сердце колотится так, как было только раз в жизни – когда родился мой первенец.
Он осторожно отодвинул ширму, и я увидел человека  в полумраке. Его лица не видно. Поднимаю правую руку. Поднимает и он. Отпускаю, и он повторяет это движение. «Может, это розыгрыш?» – подумал я, и вдруг вижу, что Дуюк идет включить свет. Я хотел крикнуть ему, чтобы он этого не делал, но не успел.
…Он был точной копией меня. Я помнил, что он собран из пластика, что это всего лишь муляж. Но почему-то меня беспокоило то, что  находится в его голове. Я поднял указательный палец ко лбу. Он сделал то же самое. Он повторяет мои действия или читает мои мысли? Или, что еще хуже, думает как я? У меня перехватило дыхание, хотя я знал, что одного из нас не существует на самом деле. Но кого именно? Я с ужасом подумал:  а вдруг именно я и есть двойник, получивший все мысли и чувства оригинала?
Но в течение следующих секунд я всё же решил, что он – мое изображение из прозрачной кабины. Он сумасшедший, а я нахожусь в той кабине и если не выйду сейчас отсюда, то действительно стану им, своим же двойником.
Я сделал шаг назад и увидел, что он настороженно смотрит на меня. Я сделал несколько шагов к двери и заметил, что он готов броситься на меня.
Я удирал что было мочи. Перепрыгивал сразу через несколько ступенек, ударился всем телом об входную дверь и вылетел на улицу. Согнулся, чтобы перевести дыхание, и услышал, что он бежит и просит меня остановиться – моим же голосом. Пересек улицу, не обращая внимания на машины. А он прекрасно лавировал между ними, по-моему, даже лучше, чем я. И мы продолжали бег.
Я удивился тому, что не лишился способности соображать, пока несся, сломя голову. «Неужели  месяцы общения с Дуюком сделали меня более сообразительным?» – подумал я. Видимо так, поскольку нельзя было иначе объяснить, почему я точно знал причину, по которой двойник гонится за мной – он понял, что я впал в панику и решил сбежать, а это неминуемо привело бы к обнародованию факта его существования. Поэтому двойник стремился меня остановить во что бы то ни стало.
Он защищал себя. В нем заговорило его собственное Эго, впрочем, как и мое. По-другому и быть не могло, поскольку все мы – и я, и Дуюк, и двойник – понимали, что его не должно быть. Что, по меньшей мере, это – нарушение закона.  Что двойника непременно уничтожат или запрут в секретной лаборатории.
Но я бежал не в сторону полицейского участка или телестудии, где мог бы доказать, что я есть я и что тот, кто меня преследует, – не человек вообще.  Я направлялся домой,  вспомнив, что жена с ребенком уже неделю гостят у её родителей, и пока не появятся, я могу удержать двойника у себя. Надеялся также, что такое решение будет по душе и Дуюку, поскольку события грозили вот-вот выйти из-под контроля, а если информация просочится в СМИ, то его карьере в лаборатории придет конец. Я молился, чтобы не встретить во дворе знакомых, которые непременно заметили бы, что я преследую самого себя. Сказки про брата-близнеца здесь не сработают!
Через полчаса я, задыхаясь и весь в поту, уже сидел в своем кресле. А он стоял передо мной.
– Ты не устал? – поинтересовался я, чтобы еще раз подтвердить для себя, что передо мной не человек.
– Твой вопрос вовсе не глупый, – тихо и спокойно начал он. Я удивился этому заключению, поскольку не ожидал такой реакции на этот дурацкий вопрос. Он так же спокойно продолжил:
– Я целиком списан с тебя. Поэтому должен был уставать. Хотя бы внешне. Так было задумано. Но моя внешность всего лишь отображение твоей. Ты же знаешь, что у меня нет мышц и легких, значит нечему задыхаться и уставать.
– А почему тогда ты меня не догнал по дороге?
– Устроить сцену на улице?! Это привлекло бы лишнее внимание. Мне это не нужно. Вот если бы мне удалось удержать тебя в лаборатории Дуюка. Поговорили бы… 
При последних словах на его лице появилась гримаса досады. Точно такая же, которую я не раз видел в зеркале.
Весь его тон, манера поведения, а главное – рациональные умозаключения мало-помалу снизили уровень моих опасений – я начал понимать, что его существование зависит от меня. И от Дуюка, который скоро появится здесь (в этом я не сомневался). Я вздохнул и полусерьезно-полушутя спросил:
– А ты не собираешься убить меня?
Мой вопрос его совершенно не удивил.
– Я рассчитываю все варианты. Убить? Чего я этим добьюсь? Я списан с тебя. И если ты умрешь, неизвестно, что произойдет со мной? Вполне вероятно, что мой искусственный мозг перестанет действовать. К тому же любое противоправное действие неминуемо приведет к моему наказанию. Да и твои родные скоро обнаружат, если я заменю тебя. Так что нам придется дружить.
Я было полностью расслабился, как он вдруг произнес:
– А твои домашние еще долго будут гостить у родни?
Я открыл рот, чтобы спросить, откуда ему это известно, но не успел – он ответил на этот невысказанный вопрос:
– Моя память идентична твоей.
– Да. Они приедут дней через десять.
– Это хорошо. Хотел уточнить, – сказал он и уселся на соседнее кресло. Мне он начинал нравиться – это я, но более рассудительный. Вот бы самому стать таким.
Скоро подоспел и взволнованный Дуюк. С его очков падали капли пота. Он всегда казался спокойным, уверенным, рассудительным и даже слегка высокомерным. Но сейчас от всего этого  не осталось и следа. Он советовался с нами обоими (подумать только – советоваться с машиной!), как быть дальше. Он понимал важность Эго – моего и двойника. Я предложил двойнику переселиться в лабораторию. На что он спокойно возразил: «Там меня разберут на части. Не могу рисковать». Да и сам Дуюк не согласился с моим предложением. Решено было, что двойник «поживет» у меня неделю, а к тому времени Дуюк переговорит со своим боссом. По его мнению, Ойрет найдет выход – он постарается избежать скандала и не дать погибнуть новому открытию.
Прошло три дня. Мне было забавно находиться в компании двойника. Я даже размечтался, что в качестве эксперимента мне позволят иметь его рядом. Официально! Но каждый раз приходил к мысли, что этого не примет жена.
На четвертый день, пока я был на работе, домой приехала жена. Как оказалось, во время вечерних посиделок кто-то из родственников вспомнил, что у ее деда была страховка, которая после его кончины не была предъявлена к оплате.  Жена вспомнила, что видела этот документ среди прочих у нас дома и решила посреди ночи сама поехать на машине за ним домой – за ней такое водится. Приехала она только к утру и, застав в квартире двойника, удивилась, почему я не на работе. Двойник от моего имени ответил, что приболел. Жена почувствовала что-то неладное (ее трудно провести) и решила… позвонить мне на работу.
Я поднял трубку, сказал «это я» и услышал в ответ ее жуткий крик.
* * *
В тот день мы с двойником наделали шуму во всем городе. Да что там в городе – во всей стране! Двойника схватили и то ли уничтожили, то ли заперли в секретной лаборатории – узнать точнее мне так и не удалось, несмотря на все уговоры научной общественности вкупе с лучшими адвокатами страны.
Всё произошедшее нанесло серьезный удар по имиджу правительства, которое втайне санкционировало создание двойников. Дуюку и его боссу Ойрету удалось избежать сурового наказания. Дуюк с семьей уехал из страны, сейчас преподает за рубежом и пресекает все мои попытки связаться с ним. У Ойрета произошел инсульт, и он скончался спустя год после инцидента. Ему разрешили воспользоваться электронной формулой, чтобы определить лучший для себя метод лечения. Но он отказался.
Иногда я встречаюсь с теми двумя из прозрачной кабины. Мы вспоминаем прошлое и смеемся над нашими выходками. Эти двое подробно описывают психическое состояние, в котором они находились в течение нескольких месяцев. Это похоже на то, как люди после перенесенной и вылеченной травмы рук или ног спокойно делятся переживаниями.  Вспоминаем и Дуюка. Мы многим ему обязаны. Очень многим.
Хотя я точно знаю, что прогресс остановить невозможно, но очень надеюсь, что следующий шаг в своем развитии человечество сделает без моего участия. А определять, в каком направлении пойдет этот шаг – к добру или к худу, будут  уже наши дети и внуки.
И я им не завидую.