Первомайский ёрш

I
1 мая 1990 года развесёлая и жизнерадостная компания молодых балбесов собралась на трамвайной остановке "Олимпийский".
Я был инициатором этого комсомольского шабаша.
Собрались мы, что называется, "по взрослому" встретить праздник весны и труда. Решили забуриться подальше от цивилизации с её демонстрациями, надувными шарами и красными стягами, в тихие уютные леса. На природу.
Развитой социализм был на износе. Великому социальному строю жить оставалось всего ничего, но о таких глобальных изменениях мы не думали. А думали мы только об одном, достанут Сергей с Андреем пиво или нет. Сергей "зуб давал", что достанут, что всё договорено и всё "на мази;", но мы сомневались. Пиво достать было сложно. Страна вверглась в эпоху предразвального продуктового дефицита. По заводам и фабрикам начали выдавать талоны на вермишель, сахар, крупы и прочее. Уже пропали из свободной продажи сигареты. А что касается водки, так она была. После бесчеловечного Горбачевского эксперимента с осушением советского общества и избавлением его от яда зелёного змия, наступил некий алкогольный ренессанс. Очереди у "Мавзолея" на микрорайоне Интернациональный и "Космодрома" на Парковом сократились раз в десять. Уже никто не душился в усмерть у этих двух магазинов с лаконичным названием "Виноводка", прозванных старооскольчанами именно "Мавзолей" и "Космопорт".
Поэтому пять бутылок водки, на случай если пиво не достанут, у меня лежало в рюкзаке. Я ещё не знал тогда, что скоро начнет исчезать и водка тоже. Что скоро появятся первые "комки", коммерческие магазины со спиртом "Рояль" и как грибы в лесу, из ниоткуда по всему городу вырастут рюмочные, торгующие на розлив какой-то смертельной гадостью неизвестного происхождения.
Да и знай я это тогда и что с того? Ну скажи я тогда ожидающей, пива, компании: А знаете, пацаны, вот вермишель пропала, а скоро и водка пропадет и будут продавать вместо водки жидкость для розжига каминов! И тут же мне ответили бы что-то типа: ... аа ну тогда пъем экономно, по полстакана. Ну и поржали бы.

- Однако где ж эти двое зябликов?
- Да наверное ждут, когда бочку притаранят на пятак.
- Ну и притараеят и чо? Они с такой тарой сунутся их пошлют!
- Ну может и не пошлют!
- Может. Но трикошники увидят, сколько они берут в з.. у полезут.
- Ну полезут и отскочат...
- Да вон они ползут!

К пешеходному переходу, семеня, приближались Андрюха с Серёгой и тащили они за обе ручки большой алюминиевый бидон. Бидон был из тех, в которых привозили во времена СССР в гастрономы сметану. Объем его составлял 38 литров или 10 американских галлонов. И кстати сам советский бидон собственно и являлся точной копией американского.

На трамвайной остановке началось лихое ликование. И конечно двое из наших могли бы рвануть на смену вспотевшим пацанам. Шутка ли, тащить вдвоем этот бидон целых метров восемьсот! Но мы прекрасно понимали, что это их триумф и лишать их минуты славы неприлично.
И вот они плюхают аккуратно добычу на бетон остановки и открывают крышку, и все тянут воздух ноздрями, и торжествующий взгляд двух добытчиков, получивших тут же полную индульгенцию на все мало-мальские зашквары и тупаки за все 19 лет прошедшей жизни, сияет благородством и счастьем!
Подошёл дребезжащий скоростной трамвай. Мы шумно и весело ввалились в его нутро, окупировав всю заднюю площадку. Тут же забрынчала гитара в моих руках и дачники заулыбались нам, потому что мы были весёлыми, а не дебильными. Мы умели ездить в трамваях весело и при этом никто не страдал от нашего веселья.

Где-то в районе Воротниково наш бидон начал пускать обильную пену, которая пёрла из под крышки и уплотнителя. Пришлось воспользоваться остановкой трамвая и крышку приоткрыть. Густой пивной дух моментально заполнил весь, предоставленный ему, объём и вся мужская пассажирская братия томно начала вздыхать. В одиночном трамвайном кресле гордо восседал мужичок, интимно прижимавший к своей груди авоську с двумя трехлитровыми банками под полиэтиленовыми крышками. Банки были с тем же пивом, которое революционно пенилось в нашем бидоне. Когда аромат нашего бидона достиг его носа, он тревожно обернулся и увидев бидон обильно обтекающий пеной, сконфузился, скукожился и как-то поблек что ли. Понял, что не он герой нашего трамвая.
А мы меж тем пели, смеялись, живо обсуждали приключение наших в пивной очереди к бочке у "пятака". Кто-то по тихому курил в открытое окошко. Кто-то заигрывал с молодой кондукторшей записывая номерок её телефончика на билетик. И было так хорошо всем. Радостно было!
Строитель! Вот она, наша остановочка!
С гвалтом и шумом мы вывалились из травая и полубегом пересёкши трассу с проносящимеся жигулями, москвичами и запорожцами, растворились в лесу.
Через минут сорок вся наша компания оккупировала большую поляну недалеко от родника. На этой поляне всегда тусовались любители палаток, турслетов и костров. Но не в этот раз. Кроме нас там не было никого.
Все деловито принялись обустраивать лагерь. Все были туристами и каждый знал что и как нужно делать.
Кто-то ставил палатки, кто-то таскал дрова. Уже горел приличный костёр. Мясо лихо нанизаное на шампура ждало углей. Шум потихоньку разбился на локальные всплески отдаляясь от поляны к роднику в кусты и далее в сторону Игнатовки. Разбрелись.
Я варганил шашлыки. Юрец, зажав сигаретку зубами, что-то наигрывал на гитаре, искренне полагая что это соляк из Металики. Метрах в двадцати от нас Славон метал топор в сосну.
От родника послышался хохот и крики. Наверное кого-то головой мокнули - подумал я.
- Головой наверное кого-то мокнули - пробурчал Юрец себе под нос, подтягивая третью струну, отклонив голову от табачного дыма.
- Наверное головой кого-то макнули - крикнул Славон и метнул топор.
- Костян - протянул сквозь зубы с сигаретой Юрец
- Чё...
- Рюкзак свой пожалуйста дай!
- Вам хотца воды?!
- Хотца.
- Не рановато?!
- В самый раз.
Я залез в палатку, вытянул соблазнительно звякнувший  рюкзак и поставил у полога.
Вернувшись к шашлыкам я продолжил обдумывать свою дальнейшую жизнь: Наверное истфак, потом видимо армия курсе на втором, потом восстановление на том же истфаке. Дальше что? Предметником в школу? Может в архиве придется работать? Анкета у меня приличная. Пожалуй возьмут в архив.
Прозрачный сок капал на угли, тут же вспыхивая язычком пламени и угасая. Сизый дым окутывал сочные куски и вбирая аромат мяса норовил залезть мне в глаза и нос. Монотонный стук втыкаемого в ствол сосны, топора стих. Гулко ударила дюроалюминиевая крышка о бок бидона. У родника притихло. Где-то затрещало дерево - кто-то нашёл сушнину и вставив её меж двух стволов, ломает для костра эту сушнину на куски.
- Да твою же мать! Вдруг неожиданно воскликнул я и резко повернулся в сторону палаток. Поздно! Юрец вливал в бидон с пивом последнюю, пятую бутылку водки. Славон, согнувшись над горловиной, терпеливо ждал конца этой алхимии.
- Юрец, ***ть! Ну на хера?! Воскликнул я с тоскливым упрёком
- Ща побухаем - равнодушно отозвался Юрец и откинул пустую бутылку в кучу к остальным, опорожнённым.
- Прощай здоровье - многозначительно заметил Славон - и выпрямившись в полный рост зычно проорал - Сарыыыынь нааа кичкууу бродяги!!! Шааашлыыык готооов!

II
Ели жареное мясо, сало с прослоечкой запёкшейся на живом огне, нанизаное  на прутики орешника между ломтей черного хлеба. Ели печёную картошку. Ели и пили ёрш. Знаете конечно же, что в СССР пиво с водкой называли ершом. Бидон опустошался, а мы откровенно пьянели и в конце-концов опьянели в полное гавно.
Мы были молоды и опыта в пьянстве практически не имели. Мои родители были не пьющими, но я часто видел пьяных. В СССР пили много и зверски. До соплей в носу. До скотского состояния. Было с кого пример брать.
Темнело.
Мы орали неприличные песни с матом. Откровенно врали о своих сексуальных похождениях. Бесились как черти в аду. Впрочем за этим мы сюда и пришли. Для того и спрятались.
Толпа, наконец-то половозрелых мужских особей, оставивших лозунги, комсомольские билеты и прочий социалистический флёр, там в городе.
И пришла женщина.
Она вышла на поляну не одна, а в сопровождении Олега.
Ничуть не стесняясь нас, она, широко улыбаясь, достала из своего рюкзака две бутылки коньяку "Белый аист", лихо, одной рукой воткнула их в мох и отчётливо, в полной тишине произнесла
- На общаг!
- Это Света - многозначительно сообщил Олег
- Ну и где ты эту Свету нашёл?! - спросил кто-то
- На тропе - хмельно улыбаясь ответил Олег кому-то.
- А Света кто? - с вызовом спросил Паша.
Он старался говорить членораздельно, но это у него плохо получалось. И вышло примерно так: " Аа веттта то? "
А я спросил
- Главноийе веттта засем? Аа?
Тут в разговор вступила Света, которая объяснила, что Игорёк пригласил её на шашлыки с ночёвкой, что с Игорьком должны быть Коля и Андрюша, а ещё Таня и Оля. Но вот их нет. А тут вышел ей на встречу Олежечка и пригласил к нам на пикничок.
При этих словах Света взяла руку Олега и положила себе на плечо.
- Дааа- произнёс Олег
При этом ноги его виляли в разные стороны и ладонь с плеча два раза соскользнула на активно выпирающую из под тонкого свитера, Светину грудь.
Выпипив полбутылки Белого аиста в три приёма, Света хмельно и по б... ки посмотрела на Олега. Олег сделал широченный жест руками описывая ими круг в сторону моей палатки икнул и выдал
- Летцгоу бейби
- Оф кос - ответила Света, встала на четвереньки и мелькнув своим круглым задом в малиновых брюках исчезла в палатке.
Я с тоскою обвёл глазами лагерь и понял: ночевать мне негде. Олег и я собирались ночевать в моей палатке. Это было нормальным в конце 80-х и начале 90-х когда в походе в одной палатке спят несколько мужиков, потому что мужики тогда были нормальные, без задней мысли. Но что толку от нормального Олега, когда он затянул в мою палатку Свету с совершенно определенной целью. А вот ночевать втроем в палатке в виду этой цели которую преследовал Олег, как раз-таки считалось не нормальным.
- Гад ты, Олег! - злобно и громко сказал я поднимаясь на непослушные шаткие ноги
- Нееет, он мииилый - простонала Света, видимо оставшись уже без своих малиновых брюк
- С кулаком игривый - ответил я в рифму и пошёл в сторону родника.
Так я остался без ночлега будучи зверски пьяным в холодной майской ночи.

III
Нестройное дребезжание гитары, пьяный ор и шум лагеря становились всё тише и глуше. Чем ближе приблежался родник, тем больше ночных лесных звуков окружало меня.
Вокруг всё шаталось, качалось и кружилось. Шатались сосны, качался месяц, двоились звезды на чёрном, вечном небосклоне, вертелась Земля. Земля вертелась, вертелась и неожиданно влюбилась в меня! Не желая больше сдерживать свои земные желания, Земля бросилась на меня неожиданно, мощно и страстно и прижала к себе неистово и неудержимо. Я поцеловал Землю в самое лоно и провалился сквозь неё. Падал я долго, вечно. Кружился как кленовый осенний лист. Падал неизбежно, неотвратимо и не мог никак упасть на самое земное ядро. Устав падать я разделился на две части взял сам себя за руки и начал кружиться сам с собою но уже вверх. Потом к нам подлетело огромное насекомое. Первый - я, сел насекомому на спину, а второго - меня, насекомое схватило лапками и мы втроём полетели к небу. Насекомое скинуло меня первого со своей спины на огромный спасательный круг, парящий в небе, а другого меня слопало. Затем, превратившись в огромный вертолет, насекомое-машина начало летать вокруг меня стрекоча крыльями-винтами.
Налетавшись вволю, вертолёт превратился в стрекозу, подлетел ко мне, замер передо мной и пристально глядя мне в глаза проорал на немецком языке - Штет ауф!
Я дёрнулся раскрыл глаза и обнаружил себя сидящем почему -то на сосне, обнявшем её ствол, метрах в трёх над землёй усыпанной толстым слоем прелой сосновой хвои.
Было светло и зябко. Родник, метрах в пятидесяти был окутан туманом.
Я неуклюже начал спускаться вниз и плюхнулся возле соснового ствола. Боль, спящая  в голове вспыхнула огненным цветком.
С трудом поднявшись на ноги я побрел в сторону лагеря.
Лагерь спал в похмельном угаре. Проклятый бидон, пустой, валялся на боку. Остатки еды громоздились вперемешку с сосновными иглами и жухлой травой на смятом покрывале. Потухший костер чернел истевшими, потухшими углями. Из палаток доносилось сопение. Сырость царила повсюду.
Неуютно. Влажно. Мерзко.
Превозмогая тягостное, ершовое похмелье я достал из рюкзака, валяющегося у моей оскверненой палатки, целлофановый пакет с зубной пастой, зубной щеткой, мылом и бритвенным станком в жестком чехле.
Раздеваться у родника было жутко. Опыта походной жизни было у меня полно. Много раз я мылся и брился у рек, колодцев, родников. Но тут эта боль в голове! Эта слабость в мышцах. Эта дрожь!
Превозмогая все эти недуги, я разделся по пояс и начал мыться в ледяной воде. Стало легче намного. Потом я начал бриться с помощью этой ледяной воды.
К лагерю я пришел уже совсем здоровым и бодрым.
Вскоре костер полыхал. Чай был заварен. Варилась вермишель, была открыта тушёнка. Через час народ повыползал из палаток. Только из моей никто пока не вылез. К полудню все, более менее, пришли в себя. Начали убирать лагерь, готовить обед, рубить и пилить дрова.
Выяснилось что пили ёрш! Лениво материли Юрца.
- Мудак ты, Юрец!
- Да я что! Я подумал: мало будет...
- Во-во, я и говорю: мудак ты, Юрец.
- Да чё вы! Ну побухали и чё!
- Поздравляю тебя Шарик, ты балбес!
- Не, Шарик ты не балбес, ты сволочь!
Мою палатку не замечали. А там было тихо.

IV
Пятеро с рюкзаками вышли на поляну к двум часам дня. Трое взрослых парней лет двадцати восьми и две девушки. Встали они от нас метрах в пятидесяти и начали, как говориться, распивать.
И тут из моей палатки вылезла мятая, несвежая Света. Пошатываясь она побрела в сторону кустов и в это мгновение над поляной буревестником пронеслись слова: Я не понял, Света, это ты, что ли?!
Света испуганно обернулась и замерла, как перед неожиданно встреченной в лесу дикой собакой.
- Походу Игорек - лениво обмолвился Юрец
- Походу проблемы - чуть более тревожно добавил Славон
- Разминайте кисти рук, господа - ответил Сергей и взяв топор, по тихому сунул его под дно палатки.
Андрей повесил на свою шею нунчаки предварительно энергично хрустнув ею влево, вправо.
Я вздохнул и вытащив эластичные бинты из бокового кармана походных брюк начал бинтовать кисти рук.
А между тем Игорёк угрожающе приближался к Свете и продолжал накручивать себя
- Ты чё, а? Ты с этими что ли, а? Ты со всеми, а? Света, ты ****ь, да? *****?!
- Да ты сам меня позвал, я пришла - нет вас никого, ребята дали палатку я просто переночевала и всё
- Эти? Да? Кто это, а?
И тут вылез из моей палатки на свет божий абсолютно голый Олег. Тарзан, бляха-муха!
Потянувшись с хрустом, он зевнул и неожиданно для всех весело проорал: "Светуля, пойдем я у родника тебя задеру!"
Андрей снял нунчаки с шеи.
Ничего так не сближает коллектив как совместная драка - стенка на стенку!
И драка началась сразу же после того, как Игорёк предположил, что Олег лох чилийский, и упрекнул нас в нетрадиционной половой ориентации.
Мелькали кулаки и ступни ног в кроссовках. Радзавались глухие удары в область печени, сопровождаемые короткими выдохами. Свистели нунчаки. В руках одного из дружбанов Игорька свернуло холодной сталью что-то очень опасное и острое, но ему скоренько навесили маваши в голову, а железку пнули далеко в сторону. Юрец орал: "Где топор?" Ну и конечно все орали, не только Юрец, а света с подругами визжали, постепенно заходя ближе к нашим палаткам. Да уж. Чуют женщины за кем победа и с кем им дальше праздник отмечать.
Побоище было знатное. Кровь хлестала из носов. Кисти рук распухали. Лица наливались гемотомами и зияли рассечениями. Эти трое лихо махались. По любому там был первый юношеский, а то и второй взрослый по боксу.
В итоге на поляне остались мы и Света с подругами.
А Игорёк с корешами своими позорно бежал, долго крича, что скоро он вернется и нам всем п... ц!
Вещи они побросали. Водку мы взяли в трофеи. Правда кроме Юрца и женской кодлы её никто не пил. Ждали. Вдруг вернутся с подкреплением.
Нет. Не вернулись!
День подходил к концу, приближалась вторая ночовка. Но ночевать опять на сосне мне не климотило и я жёстко отшил распухшего лицом, Олега. Но и выспаться в одиночестве мне в эту ночь не светило. Не успел я раздеться, чтобы залезть в спальный мешок, как вжикнула молния на входе в палатку и женский, грудной, низкий голос произнёс: Можно?

01.05.2024