Даша и Наташа -ЧП заключительная

Мы ожидали приезда гостей. Галя не знала, стоит ли ей с ними вообще встречаться.  Вова созванивался то с Наташей, которая жила в Костроме, то с Дашей, которая жила в Питере, и говорил, что они собираются приехать. Потом он  сообщил, что Дашка не приедет из Питера.  Она не может - что-то у нее не складывается. А еще через два часа он сказал, что она все-таки едет со своим молодым человеком из Питера автостопом. Теперь надо было снимать еще один номер для Даши с молодым человеком. «Я думал вы уедете в субботу на дачу, а я с ними тут побуду», - сказал Вова. «Нет, - сказала Галя, - я так не могу». Вова сел за стол, обнял голову и голосом клоуна сказал: «Наделяль дядя Вольодя дел… Не знаю, как мы встретимся. Одну двадцать лет не видел. Другую не видел вообще… Может мне Дашку забрать в Германию?» У него  была идея фикс забрать дочку в Германию, как будто это был горшочек с маслом. Галя в ответ на эти его слова посмотрела на него и спросила: «Куда? Ты сам не устроен». Накануне ей звонила Ира и просила уговорить Вову не тащить дочь в Германию. «Галя нам и так негде жить. Он хочет ее сюда притащить… Он что с ума сошел? Ты скажи ему там, чтобы он этого не делал».

 Перед самым приездом гостей Галя смягчила свою позицию и согласилась встретиться с племянницей и ее матерью. Я несколько раз принимался ее уговаривать познакомиться неожиданными родственниками.  Мне было обидно за Володю. Он пригласил сюда своих женщин и им негде встречаться. «Ну, и куда ему вести гостей? В какой подворотне праздновать встречу? Пусть они к нам придут и здесь познакомимся. Накроем им стол, потом мы пойдем в спальню, а они пусть общаются», - говорил я Гале, которая промолчала. Она очень переживала за Володю, за его жену Иру и дочерей. Как они на все это будут реагировать, как будут относиться после этого к ней. Она ставила себя на их место, и сердце ее сжималось, потому что вспоминала свое детство. Она слышала, как ругались поздним вечером отец с матерью. И только годы спустя узнала почему. Взрослой женщиной она узнала, что, оказывается, у ее отца есть незаконно рожденный сын. Она с ним познакомилась только перед самой смертью папы. И вместе с этим в полной мере поняла, как  переживала ее мать, которая все знала о сыне мужа на стороне и молчала. И от брата Олега, родившегося  от другой женщины, она узнала, как мать того  не пускала сына гулять к ним во двор и в другие места, где гуляли законные сын и дочь его отца. Теперь выясняется, что у Вовы тоже есть незаконнорожденная дочь, с которой он хочет познакомить сестру. Я слушал Галю, вспоминал свою жизнь  и думал о том, что в жизни так или иначе все повторяется из поколения в поколение.

Вова нервничал перед приездом гостей. На следующий день наши гости должны были приехать. Он говорил, что деньги у него есть и в то же самое время беспокоился, что ему не хватит средств, чтобы достойно встретить дочь и  мать.
Вечером накануне их приезда он взял сумку и собрался выйти из дома. «Ты куда?», - спросил я. «Сигареты купить, - ответил он и, помолчав, покачал свертком в руке и добавил. – Хочу микрофон продать. Я тут с одним договорился. Это хороший микрофон. Второй в мире по качеству воспроизведения звука. За него хорошие деньги можно взять. Он тысяч сорок  стоит. Я бы его за двадцать продал». Я спросил Вову, зачем он это делает, это же его микрофон, который может понадобится для работы. «Если нужно будет, я себе еще куплю», - сказал Вова, как человек, который живет чувствами и желаниями текущей минуты, и вышел из квартиры. Его не было око часа. Вернулся он оживленный в приподнятом настроении. «Ты продал микрофон?» - спросил я. «Неть», - ответил он мягко и благодушно. И принялся рассказывать.
«Я пошел в ресторан, у вас тут на углу находится. Днем заходил, посмотрел заведение. Хороший грузинский ресторан с большой печкой, чтобы готовить разные блюда на углях. Есть приличная аппаратура, место для танцев. Я порасспросил и мне сказали, что певец приходит к шести часам вечера и поет до десяти часов. Вот я и пошел. Взял микрофон, захожу, послушал немного, как парень поет, и подхожу к нему. Вижу, микрофон у него плохой. Показываю свой. Рассказываю, что к чему. Парень из Кутаиси. Лет двадцать пять - двадцать шесть. Он говорит: «Надо бы попробовать». Я ему говорю: «Давай, я спою, и ты сразу поймешь». Даю ему флешку со своими записями. Он вставляет флешку в аппаратуру. Начинает звучать музыка, и я как запел: «Рюмка водки…» И все посетители встали с мест, начали танцевать. Народ оживился. Я пою еще одну песню. Аплодисменты. Спел несколько песен. Заканчиваю петь. Снова аплодисменты.  И тут откуда-то выбегает владелец ресторана, жирный, волосатый  такой и сразу ко мне: «Послущ, ты ихто такой?.. Нет, ты мне скажи, ты ихто такой?... У меня будешь петь в ресторане. Все, я тебя на работу беру…» Я ему объясняю, что уезжаю в Германию. Он мне говорит: «Давай выпьем!» Ему тут же приносят бутылку коньяка. Он наливает в фужеры, мы выпиваем. Потом он говорит: «Давай на брудершафт!»   Снова выпиваем, и он стал уговаривать меня остаться. Говорит: «Оставайся! Послущ, зачем тебе Германия?» Ну, чего я ему скажу. У меня уже билет на самолет в кармане.   Хозяин ушел, я спрашиваю у певца: «Микрофон будешь брать?» Он говорит: «Я только что приехал. У меня денег нет. Через месяц я у тебя его куплю…» Вова достал из сумки микрофон с голубым проводом. В этот микрофон все певцы пели у Гали на юбилее. Там были другие микрофоны, со шнурами и радиомикрофон. Но исполнители все пели в этот микрофон.  Вова посмотрел на микрофон и сказал: «Не знаю, если я его не продам, то кому-нибудь подарю». И действительно перед самым отъездом подарил его Эдику, словно для него, что продать, что подарить было почти одно и то же.
Галя легла спать. Мы еще какое-то время разговаривали на кухне. «Ты чего такой хмурый?» - спросил я. «Понимаешь, - сказал он. – нехорошо получилось. Опустил я этого парня… Опустил…» - «Какого парня?» - спросил я. «Певца из ресторана. Не нужно мне было петь… Не нужно…» Я посмотрел в его грустные глаза и сказал: «Ладно, забудь… Что сделано, то сделано».
Вова все тянул со сном, то покурить пойдет, то чай сядет пить – нервничал.

Рано утром на следующий день в четыре часа утра Вова собирался ехать, чтобы встретить с поезда Наташу.  Метро закрыто. Транспорт не ходит. Оставалось такси или мне на машине везти Вову на вокзал. До этого мы обсуждали, как лучше поступить. И Вова сказал, что такси возьмет. Поутру Галя встала раньше всех. Она сама решила отвезти Вову на вокзал и привезти его с Наташей в нашу гостиницу на первый этаж. «Ты спи», - сказала мне. «Вызови такси», - сказал я. Но она именно сама хотел поехать и привезти для брата его гостей. Душа болела за брата. Я остался спать. Галя привезла Вову с Наташей и, когда они вошли в гостиницу, поднялась к нам в квартиру и тоже легла спать. Вова остался с Наташей в номере гостиницы, который для нее сняла Галя. Днем они ходили гулять по городу. Поздно вечером позвонила Даша и сказала, что со своим парнем подъезжает к Москве. Они добирались на попутной машине с водителем, который ехал в Москву из Питера, заплатив ему за бензин. И после этого они еще час примерно добирались на метро и от метро шли к нашему дому по навигатору. Я сидел за компьютером в маленькой комнате, когда Даша и ее парень вошли в квартиру. Я видел, как Вова открыл им дверь и отошел назад, полностью освобождая небольшую прихожую. Выражение его лица стоило того, чтобы самому выйти из комнаты. Я  вышел в прихожую и посмотрел на гостей. Молодые люди раздевались. Оба непривычно высокие жизнерадостные. Она с большими красивыми волоокими глазами, пышными губами и округлыми щеками. Не смотря на ее длинные руки и ноги, она выглядела гармонично. Дашин рост был заметно выше среднего и немногим выше моего, а ее парень оказался на голову выше ее. Вова обнялся с ней, глядя снизу вверх и сказал сам себе: «Ой мамочки!» Даша повернулась ко мне, и мы тоже обнялись. «Просто супермодель», - вырвалось у меня. Парень протянул мне руку, и я ощутил в своей руке нечто странное неполноценное. Новому ощущению я не придал значения, чтобы не поставить его в неудобное положение. Потом я еще пожимал ему руку и понял, что у него маленькая недоразвитая ручка с маленькими пальчиками. Родовая травма или что-то в этом роде. Мать Даши Наташа пришла раньше и ждала их за столом на кухне, который мы накрыли к их приходу. Но самое интересное, что волосы у молодых людей у обоих были выкрашены комбинированным образом. У нее черные длинные волосы с малиновой частью волос справой стороны. У него тоже были длинные черные волосы с зеленой частью с той же стороны. Вова рассматривал их с заметным недоумением. Он не представлял, что его дочка будет почти на голову выше его и так экзальтированно выкрашена. «Что это вы так оба покрасились?» - осторожно спросил Вова.  «У нас в Питере все так ходят», - ответила Даша. Его дочь чертами напоминала мать, которая была чуть выше Володи. Я вспомнил, как Вова реагировал на комбинированную покраску волос Оксаны, искоса посматривал на него  и с трудом сдерживал смех. Мы прошли на кухню и сели за стол.  Позже приехали Оксана, Женя с женой Катей. И мы все на кухне как-то разместились. У Гали был такой принцип: все родные должны познакомиться друг с другом. Поэтому она пригласила приехать Женю и Оксану. Все перезнакомились. Было поздно. Вскоре Оксана, Женя и Катя уехали. Мы с Галей ушли в спальню и легли спать, давая возможность Володе пообщаться с приехавшими. Через час они все погрохатывая стульями, шагами они ушли и закрыли за собой дверь. Свет, который проникал в комнату из-под двери погас.  Володя ушел с ними и в этот день не вернулся.
Утром ближе к десяти Володя зашел к нам, чтобы переодеться для прогулки по Москве. Галя хотела его усадить завтракать. Но Вова сказал, что позавтракал в гостинице. Он позвонил другу, и они договорились встретиться в центре города. Друг Юра тоже собирался приехать на встречу со своей  дочкой и внучкой.   
Они гуляли до вечера, а вечером приехали в гостинцу, сняли куртки и пришли к нам. К этому времени мы с Галей сходили в магазин, купили все необходимое и накрыли стол. Я наблюдал за Володей и мне показалось, что он не нашел  общего языка   с дочерью и бывшей возлюбленной, не нашел того общего, что объединяет людей. Тех  чувствительных точек, которые способствовали соединению. У них не было общего прошлого. И все связи, когда–то порванные,  за прошедшее время и за сегодняшний день так и осталось с оборванными кончиками, которые не соединялись, не связывались.  Еще лет пять назад дочь искала себя в жизни и  нуждалась в отце. Сейчас она общалась с молодым человеком, и ей никто не был  нужен.
За столом центром разговора стала Даша. Мы с Галей расспрашивали ее о жизни. Даша рассказала, что закончила художественное училище, по профессии устроиться не удалось и она уехала в Питер. Галя спросила, где она познакомилась с молодым человеком. И вместо Даши ответила ее мать. Наташа сказала, что молодые люди вместе учились в школе. Даше первая уехала после окончания училища  в Питер, а парень поехал за ней следом.  На вопрос, чем они занимаются в Питере, Даша ответила, что они работают в компании, которая занимается расселением приезжих по хостелам. Пока продолжался разговор  я из комнаты принес картину самодеятельной художницы – нашей знакомой, которую та подарила Гале на день рождения, и которая меня раздражала крайним  дилетантизмом.  Я показал  Даше картину и сказал: «Что ты можешь сказать об этой картине?» На картине акварелью был выписаны самовар на столе, баранки в связке, чашки, блюдца. Такой натюрморт из предметов для чаепития.  Даже блики на предметах картины располагались так хаотично, что нельзя было понять, откуда падает свет. Гале картина понравилась, а мне нет. И мы с ней поспорили. Даша посмотрела на картину и сказала, что это написал не художник, что передний план не прописан и задний тоже. Картина смотрится немного плоской. Я улыбнулся и закивал головой: «Да, это не профессиональный художник написал. Было такое течение, движение у художников «Примитивисты». Они специально писали картины просто до очевидной примитивности. Но там хотя бы было видно, что они владеют кистью. Здесь все достаточно просто, примитивно до дилетантизма  и видно, что нет мастерства, нет владения кистью и что это первые опыты».  Даша тоже улыбнулась довольная, что правильно поняла картину. «А вот эту картину посмотри!..» – сказал я и принес из рабочей комнаты картину, где лежали сложенными и неразобранные подарки после дня рождения  Гали, написанную в итальянском стиле. На ней изображался каменный домик в зелени с дорожкой к нему. Эту картину Гале купили наши знакомые в картинной галерее, в знак чего на обратной стороне стоял штамп этой самой галерее. «Это профессиональная работа, - сказала Даша. – Но тоже передний план не прописан и задний тоже». Я сам посмотрел на картину и сказал: «Здесь так много солнца и все так ребристо, зыбко от яркого света, что все как будто в движении. Здесь не нужен ближний план также и как и задний. Сама по себе картина слишком играет и искажена солнечными бликами, которые размывают контуры и делают все нечетким, неясным… Мне Володя говорил, что вы хорошо рисуете…»  Даша кивнула. И мама ее сказала: «Да, Даша хорошо рисует…» Я посмотрел на Володю и сказал: «Папу можете нарисовать?» Она  посмотрела на Володю и сказала: «Да».  Я тут же попросил: «Нарисуйте… Что вам принести? Бумагу, карандаши…» Даша смутилась: «Вы что хотите меня проверить?» Я ответил: «Нет. Просто мне захотелось посмотреть, как ты увидишь отца, и что появится в результате на бумаге…» 
Мы еще немного поболтали и пошли с Галей спать.  Гости посидели  за столом и пошли в гостиницу. В понедельник утром Наташа уезжала в Кострому. Вечером в тот же день  Даша и ее молодой человек уезжали в Питер. Володя их проводил на первый этаж в гостиницу  и вернулся назад.
Утром мы с Галей ушли на работу. Володя проводил Наташу на вокзал. 
Когда вечером я вернулся с работы, Вова провожал дочь и ее молодого человека. Они оделись в прихожей и собирались уходить. Вова тоже оделся, хотел проводить их до метро, но Даша сказала, что они пойдут быстро и их провожать не нужно. 
Прощание
Мы сидели с Вовой за столом и разговаривали.
- А где Галя? – спросил он.
- На работе, - ответил я.
- Почему она на работе? Почему она так поздно приходит домой? – возмутился он. – Я не понимаю, как можно так жить?
Вова попал в мое больное место. Мне тоже не нравилось, что Галя так отдавалась работе и увлекалась ей настолько, что подолгу задерживалась и приходила поздно
- Она любит свою работу, - сказал я. – А я люблю ее.
- Ну, ты бы ей сказал…
- Я говорил…
- Разве так можно жить?
- Можно. В семейной жизни важны компромиссы. Нужно договариваться о чем-то принципиальном и уметь  друг другу прощать.
И тут Вова скис. Я видел, что он разочарован встречей с дочерью и с бывшей возлюбленной. Мы сидели и молчали.
- Ты веришь, - сказал он, - я у Наташки провел всю ночь.
Я кивнул.
- И мы проговорили с ней до утра. Ничего не было. Она мне все о себе рассказывала. Я ей все о себе рассказывал. У меня женщины не было семь лет…
- Так может быть тебе с ней начать жить?
- Нет. Она на боге зациклена. Работы нормальной в городе нету. Получает гроши. Зарплата шесть тысяч.
- Как же она живет?
- Не знаю… - Он пожал плечами и отвел глаза в сторону. – Представляешь, у нее никого не было. Она мне сказала: «Спасибо тебе за дочь».
На глаза ему набежали слезы и не пролились. Мы оба молчали.
- Я никому не нужен.
- Почему никому? – спросил я. – У тебя есть Оля.
- Я к ней приезжал после операции, когда очухался. Она мне сказала, что у нее появился немец. Сейчас она мне звонит и говорит, что пошутила. Я знаю, она меня любит.
- Живи с ней.
- Нет, у нее дочка какая-то чокнутая. И сын тоже. Живет с цыганкой. И она его то выгонит, то снова к себе жить пустит.
- Живи с Ирой.
- Она меня разорила… Я один.
- У тебя все же есть выбор.
Вова молчал.
- У тебя внуки, которые тебя любят, дочки.
- Ты знаешь, как я живу. Ты не знаешь. С Ирочкой я не могу жить. Мы с ней ругаемся. Живем, как кошка с собакой. Я приезжаю к ней в квартиру помыться, а так я все время на даче с кошками.  Выйдешь из дома, кругом темно. Только вдали огоньки. Пойду в магазин, что-нибудь куплю и обратно. У нас на дачах никто зимой не живет. Не разрешается. Один я живу с кошками. Я и кошки.  Филимон Петрович и Маркиза. Они спят со мной.  Воды нет. Я либо талую собираю, либо покупаю в супермаркете. Посуду мою знаешь как? Сначала свою помою и потом этой же водой мою посуду кошкам. Спасибо электричество не отключают. Я включаю обогреватель, чтоб не замерзнуть. Телевизор у меня есть и холодильник.  Так и живу. Иначе,  совсем замерз бы. У нас появился новый председатель  дачного кооператива, бывший полицейский. Он издал распоряжение о том, что на дачах животных держать нельзя. Никаких домашних животных – ни кур, ни кроликов, ни кошек, ни собак… А как я без кошек? Я только им нужен. Мне без них никак. Если я уезжаю к Ирочке или к детям, то они меня садятся у входа на дачи и ждут. Как без них? Я написал бумагу, пошел по всем участкам и стал спрашивать у всех бабушек, мешают им мои кошки или нет. Все кроме одной, подписались на бумаге, что мои кошки никому не мешают. Тогда я выступил на собрании, показал бумагу с подписями и все бабушки меня поддержали. Нашего председателя они обругали, называли живодером и бездушным человеком. После этого председатель мне разрешил оставить одну кошку. И что мне теперь делать? Филимона Петровича я оставлю. А Маркизу мне придется кому-то отдать. 
Он сидел жалкий и потерянный. Весь его гонор с претензиями на что-то особенное в жизни куда-то делись. Еще недавно он с возмущением говорил мне: «Разве так можно жить?» Теперь он сидел с опущенной головой и жаловался на свою жизнь. Ему не хватало внимания, простого человеческого внимания. Он всегда жил так, чтобы всем вокруг было хорошо. Но теперь отсутствие внимания, работы, осознание своей нужности окружающим его остро хватали за самое горло и заставляли страдать.
- Ты же рассказывал, как ездил в Шанхай, как тебя там Марина с Эдиком хорошо встретили. Как внуки тебя любят… Когда мы заезжали в Страсбург  к Эдику и Марине они рассказывали, как ты учил внуков играть на гитаре. Старший тогда, я помню, учился игре на фортепиано и даже нам что-то сыграл.
- Да, они любят, как меня увидят, рукам и машут и кричат: «Опа! Опа!...»
- Ты рассказывал, что внуки в Шанхае  создали ансамбль и поют песни «Айси-диси». И  Оксаной с детьми тебя навещает на даче. 
Вова задумался и утопая в беспросветной грусти ничего не ответил.
- Тебя приглашают петь в рестораны.
- Я больше не буду петь, - сказал он.
Я представил, как он поет на сцене, и все смотрят на него и, когда все заканчивается он снова становится, никому не нужен. Это как с яркого света шагнуть в темноту, откуда ты только недавно вышел.
Входная дверь в квартиру от поворота ключа в замке дрогнула и открылась. Это Галя вернулась с работы. Она явно внесла оживление в наше общение.  Пока она кушала на кухне, мы сидели с ней и разговаривали обо всем. Они вспоминали родителей, дедушку, какие-то события из той давнишней жизни. 
- А как ты с ней познакомился? – неожиданно спросила Галя.
- С кем? – удивился Вова.
- С Наташей.
- Она работала варьете в нашем ресторане. Однажды мы сидели вечером у кого-то в номере. Она спросила: «Кто меня проводит». Я пошел ее проводить. Утром решил ее навестить. Подошел к ее номеру, постучал. Она открывает и в руках у нее мой крестик. Я говорю: «Это мой крестик». Она говорит: «Я его нашла на коврике перед дверью». И у нас закрутилось.
- Это твой крест, - сказала Галя, подводя итог жизни Вовы. 
- Да, - сказал Вова задумчиво.
Кто-то позвонил по городскому телефону, Галя взяла трубку и  позвала Володю. Пока он говорил по телефону, а Галя мыла посуду, я зашел в рабочую комнату и сел за компьютер. Мне нужно было закончить стихотворение. Володя закончил разговаривать и зашел ко мне в рабочую комнату.
- Пишешь? – спросил он, стоя у меня за спиной.
Я повернулся к нему и кивнул.
- Почитай, - попросил он.
Я ему не смог отказать. Перебирая на экране названия стихотворений я остановился на стихотворении, которое задумывалось как песня, могло его заинтересовать  и называлась «Сочи».  И я начал:
- Южный берег. Пальмы дамы и платаны капитаны провожают корабли…  Сочи!.. Сочи!.. Жарки очи, поцелую что есть мочи… Сочные, сочные ночи… Сочные, сочные дни…
- Так, - сказал Вова, когда я закончил напевать текс, - А еще что есть?
Глаза его загорелись. Я ему показал еще одни стихи. Ему снова понравилось. Он меня заразил своей азартом и всколыхнувшимися эмоциями.
- Хочешь я спою тебе песню, которую я посвятил Гале? Эту песню я спел на юбилее у жены, выбрав такое время, когда вы с музыкантами вышли покурить. Тогда я начал говорить слова благодарности Гале и сказал, почти шутя: «Сейчас спою…» И когда все притихли я действительно спел. Это была весна, май, цвела черемуха. Галя шла со мной в обнимку в моем пиджаке. И строчки о черемухе, которую мы с ней так запомнили приходили мне в голову. Оттого, что я нервничал, голос сначала подрагивал, но потом зазвучал, как следует. Я пел о нашей любви и, как всегда, а капелла, то есть без музыкального сопровождения. Галя не усидела, подскочила ко мне и стала петь со мной вместе. В кругу своих друзей я это иногда проделывал подобное со своими песнями, которые посвящались нашим общим событиям. 
- Спой, - сказал Вова.
И я запел в голос и с душой…

Ветка черемухи, белая - пряный запах любви.
Дивная, смелая, милая делит со мною мечты.
Помню я любимая, как сбывались сны. 
Как кружили головы запахи весны.

Припев:    Той весны метель снова, каждый день
Нам стелила набело свежую постель. 
Лепестки черемухи отдавали цвет.
Если любит милая, то не скажет нет.
Лепестки черемухи отдают нам цвет
Любит, любит милая и не скажет нет.

Мы гуляли под руку – прямо ну хоть пой.
Встретились нечаянно с вечной красотой.
Веточки невестились  белизной фаты.
Деревце-красавицу мимо не прошли.
Обломал я веточку, засмеялись мы
И околдовали нас  белые цветы.

Припев: Той весны метель снова,  каждый день
Нам стелила набело свежую постель. 
Лепестки черемухи отдавали цвет.
Если любит милая, то не скажет нет.
Лепестки черемухи отдают нам цвет
Любит, любит милая и не скажет нет.

Ветка черемухи, белая - пряный запах любви.
Дивная, смелая, милая делит со мною мечты.
Веточка та белая высохла давно.
Но!!!.. Цветет черемуха под моим окном.

Припев: Той весны метель снова,  каждый день
Нам стелила набело свежую постель. 
Лепестки черемухи отдавали цвет.
Если любит милая, то не скажет нет.
Лепестки черемухи отдают нам цвет
Любит, любит милая и не скажет нет.

- Ну-ка, ну-ка… - сказал Вова, быстро пошел в зал,  где спал, расчехлил гитару и стал подбирать мелодию.  – Еще раз… Как там? Помню я, любимая…
Я спел ему еще раз.
- Хорошая песня. И мелодия есть… Ты можешь мне распечатать эту песню.
- У нас дома принтер сломался. Поскольку он нам не особо нужен, то мы его не чиним. Завтра я тебе принесу с работы в распечатанном виде.
- Ты распечатай все песни.
- Зачем тебе все? Давай несколько для начала.
- Хорошо.
Вова остался, сидя на кровати с гитарой, подбирать мелодию.
- Спокойной ночи.
- Спокойной… - сказал он, перебирая струны. – Ты все равно певцом не будешь. Это надо голос тренировать. Знаешь, как голос себе поставил. Надевал на голову кастрюлю и орал… 
- Спокойной ночи, - снова сказал я и улыбнулся, потому что слышал его рассказ о том, как он ставил себе голос.
- Спокойной ночи, - ответил он и уже не отвлекался от гитары.
На следующий день вечером я принес ему распечатанные песни. Он выбрал из нескольких листочков песню «Черемуха» и пошел за гитарой.
- Дай мне чистый листок бумаги и карандаш.
Я принес ему чистый лист и карандаш.
- Напой-ка мне еще раз, я гармонию запишу…
Я тихо запел.
- Подожди… - попросил он и стал на листочке со стихами по вертикале широким столбиком записывать музыку. – А припев как?
Я пропел начало припева.
- Подожди… - Вова снова принялся записывать. И так он записал всю песню. После этого он пробежал глазами по записям и проиграл мелодию на гитаре. Мелодично получилось точно, как я хотел.
До отлета ему оставалось несколько дней. В тот же вечер к нам приехал его музыкант Эдик. И Вова, заряженный на творчество, посадил его на кухне, дал в руки гитару и отдав ему песню «Сочи», сказал: как ты это видишь? Эдик в молчании прочитал текст, потрогал струны и запел текст, на ходу преобразовывая его в песню. Получилась интересная авторская песня. Галя была в восторге от исполнения Эдика. Эдик поговорил с Вовой на кухне и уехал.
- Вот так надо. Показывать песню всем и каждый что-то в нее добавит своего. Витя Мамуля может так сыграть любую песню, что это будет нечто особенное. У него талант на аранжировку.
Потом он каждый день встречался с друзьями-музыкантами, и они ходили в звукозаписывающие студии. Одна из них располагалась недалеко от нашего дома. За студию нужно было платить, но они ходили туда по знакомству. Когда работа студии заканчивалась, собирались друзья и играли, записывали музыку и песни для себя. После первого раза Вова пришел воодушевленный.
- Сейчас я вам покажу. Сегодня мы записали песню. Это Мамуля написал. Он музыку пишет и стихи. Мы пришли, Витя раздал всем листочки с нотами и мы прямо с листа записали его песню.
Вова включил записанную песню на телефон, и мы стали слушать. Стихи мне показались слишком просты. Но музыка завораживала. Когда-то один из знакомых музыкантов мне сказал, что композиторы разделяются на симфонистов и мелодистов. Одни пишут музыку замечательную музыку с интересными ходами, а другие пишут музыку с узнаваемыми мелодиями. Витя был симфонистом. Его музыка заставляла всех слушать ее, но повторить ее казалось сложным.
- Я всем раздал твои песни. Теперь все пишут на твои стихи музыку, - сказал мне Вова.
Ему несколько раз звонили из Германии и спрашивали, когда он прилетает. Жена попросила его привезти лекарство для соседки, которое в Германии стоят в гораздо дороже.  И я в аптеке купил это лекарство для лечения печени, принес и отдал Вове.
Последний день перед отлетом домой в Германию Вова снова пропадал в студии.

В день отлета он проснулся рано утром и принялся собирать чемодан и сумку. До этого он почти все свои вещи уже сложил в чемодан. Оставалось за малым. Чего-то он не хотел везти с собой и пытался отдать нам с Галей. 
- Галя возьмешь сумку для туалетных принадлежностей? – спросил он.
С этой пластиковой тонкой сумкой он приехал и у него в ней лежали туалетные принадлежности, кремы, шампуни, щетки. Она была удобна для путешествий. Эта сумка появилась у нас в ванной комнате, когда Вова приехал к нам.
- Нет, - ответила Галина.
- Возьми рубашку… Хорошая рубашка… - обратился он ко мне.
- Нет-нет, не возьму, ответил я.
Вовиных рубашек у меня уже было предостаточно. Но он не успокаивался и все хотел нам что-то оставить. И это было похоже на него. Но то, что он начал собираться заблаговременно перед отъездом было для Вовы чем-то новым. Обычно он до последнего сидел за столом, выпивая и закусывая на дорожку и его нельзя было уговорить, чтобы он начал собираться. И это тянулось до тех пор, пока не наступала паника, которая начиналась после слов:
- Мы же опаздываем…
ОН почти собрался и снова сказал:
- Возьми рубашку. Хорошая рубашка.
Я не стал спорить и взял рубашку, чтобы еще одну его рубашку повесить в дальний угол гардероба.
 
Мы провожали Вову на в Шереметьево. Точнее мы на машине привезли его на Белорусский вокзал, откуда ходила аэроэкспресс. Я достал его чемодан из багажника, он выпал из рук и запрыгал по асфальту. Кажется, я нервничал. Я поднял чемодан, и мы направились на вокзал покупать билеты на аэроэкспресс.
За это время пока Вова у нас жил мы как-то сроднились, лучше поняли друг друга. Мы часто говорили по душам. В последний вечер перед отъездом он мне снова сказал:
- Я никому не нужен.
- Это не так, - сказал я, – тебя все любят. Родственники из Германии звонят каждый день. И Ольга тоже звонит…
- Они меня любят, но я им не нужен.
- А они тебе нужны?
- Нужны.
- Если они тебе нужны, то и ты им нужен.
- Нет, - покачал головой Вова. Им некогда и не о меня.
- А как же друзья? – спросил я.
- Они все здесь. Все мои друзья переехали из Сочи в Москву.
- Они все тебя любят. Просто ты от них хочешь того, чего они тебе дать не могут.
- Чего они мне не могут дать?
- Внимания.
- Да, нет, мне от них ничего не нужно.
  - Ошибаешься. Если они тебе нужны, то и ты им нужен. Я это вижу. Они звонят, расспрашивают о тебе, заботятся. Раньше  женщины доставались тебе легко и друзья находились сами. Теперь тебе нужно самому завоевывать внимание окружающих. А ты часто уходишь в запой и тебе никто не нужен. И ты себя держишь в нем так долго, что тоже становишься не нужен другим.

Мы купили билет на аэроэкспресс, зарегистрировали Вову на рейс и прошли на перрон, куда подали состав. Вова стоял в дверях и все не уходил. Галя так волновалась, что у нее прослезились глаза. Вова заметил это и у него тут же тоже прослезились глаза. Осенний солнечный день моментально сделался излишне влажным.
- Так, все, хватит, хватит, - сказал я, чувствуя, что у меня тоже увлажнились глаза.
Какое-то время никто из нас не мог сказать ни слова.
- Иди, садись, - сказала Галя брату мокрым голосом.
- Вы сами идите, - сказал Вова. – Тогда я и пойду.
- Нет, я не уйду, - сказала Галя.
- Сейчас двери закроются.
- Ну и что? – сказала брату Галя.
- И ты побежишь за поездом? – спросил Вова.
- Да, как папа… - сказала Галя и снова прослезилась.
- Иди, Володь, - попросил я.
Вова ушел, положил на сидение свою сумку и вернулся.
Он оставался стоять в дверях. Воротник поднят. Русые волосы, голубоватые глаза в блеске чувств расставания. Он достал сигареты и снова убрал в пачку. До него можно было дотянуться. Нас разделяли секунды. Прозвучавший голос в динамике. И, наконец, закрывшие между нами двери. Мы почувствовали, что может быть больше не встретимся. Это всегда происходит на вокзалах, когда люди расстаются. Жизнь скоротечна, витиевата и не предсказуема.  Именно в это время она кажется ускользающей, хрупкой. Вагон медленно поплыл мимо нас. Лицо Вовы удалялось. И Галя, чтобы сократить это увеличивающее между нами расстояние пошла за вагоном. Они махали друг другу руками.  Я шел за Галей вслед за вагоном и тоже махал Володе. Галя очень любила брата и очень за него переживала.
Мы молча уходили с вокзала.
- В Сочи у него в квартире всегда было полно людей. Он всем давал кров, кормил и веселил. У него было много друзей, - сказала Галя, когда мы шли к машине.
- Так часто бывает, пока человек раздает себя другим у него много друзей. Когда ему нечего больше отдать, друзей становится гораздо меньше. Вова всего себя раздал. Ему нечем жить, потому что нечего больше отдать. А иначе он жить не может. Лучшие времена его прошли. Прошла молодость, выросли дети.

На следующий день Галя позвонила ему. Вова сказал, что он хорошо долетел. Через неделю он сам позвонил и сказал, что ему звонила из Шанхая Марина и предложила купить для него квартиру. «Она сказала, папа, хватит тебе жить кое-как. Давай мы тебе купим квартиру. Начинай жить, как следует.  Конечно, квартира потом их детям отойдет, - говорил Вова.  – Мы нашли риелторов и ищем квартиру около дачи. Пока ничего подходящего не нашли. Одна квартира была. Пока мы думали, ее купили».
Он был в хорошем расположении духа. Галя звонила ему и попала на жену Иру. Та тоже была отчего-то счастливая.
- Может, у них все наладится, - сказала она мне.
Я кивнул и представил, что у них действительно пойдет с этого дня все хорошо.
Через  несколько дней нам стали звонить его друзья-музыканты. Они говорили, что сделали задание Вовы и не знают, что дальше делать. Вова не отвечает на звонки и куда-то пропал. Мы тоже ему дозвониться не смогли. Он мог всех расшевелить и втянуть в новое дело. Но уехал…

До Нового Года мы потеряли связь с Володей. За делами время пролетело быстро. НА праздники Галя хотела созвониться с братом, но он не брал трубку. И до его жены она дозвониться не смогла. Она звонила ему несколько раз. Наконец, Галя дозвонилась Ирине и спросила о брате. «Пьет коньяк, - сказал та. – У него кризис. Ему, понимаешь ли, любви нужно…»
- Значит, у них все плохо, - сказала Галя после разговора с женой брата. Вовка говорит, что ему любви нужно.
- А кому не нужно? – спросил я. Только вот ему некому ее дать. Ирка уже не может…
- Ирка сказала, что купила себе дачу… Она хотела иметь дачу отдельно от Вовы.
  - Да… Они же ругаются…
Время от времени мы с Галей возвращались к разговору о Володе. Мне не хватало его, как и ей.  Мы вдвоем переживали за Володю. Это был человек-праздник. Когда праздник уходит, его начинает не хватать. Если его долго нет, то это тяжело переносится.  Володя привносил в жизнь такую живость, без которой потом трудно жить и дефицит которой очень трудно восполнять. От Володи, как от праздника, можно было устать. Он заставлял жить на пределе возможного. Рядом с ним обязательно что-то должно было происходить.  И когда тебе заполняет все новое, праздничное, занимательное, обязательно наступает такое время, когда хочется остановиться, прекратить заполнение и начать в тиши потихоньку тратить наполненное, чтобы оно не расплескивалось через края. Вова уехал, прошло какое-то время, и мы с женой стали  скучать по нему.
Однажды я подумал: «И чего я так к нему проникся чувством?» Подумал и понял, что в нем есть то что есть у Гали и за что я ее полюбил. Открытость, бескорыстность, душевность, желание помочь ближнему, чем только можешь, предельная чувственная эмоциональность, чуткость и отзывчивость. Они оба были порывисты и сентиментальны. Никогда не обижались долго, не держали в себе обид и не копили неудачи, стремясь вперед.  Оба играли на каких-то тонких струнах жизни и отдавались ей самозабвенно.

В середине января поздним вечером, когда в Германии только наступал вечер, прозвенел звонок телефона. Я подошел к телефону и взял трубку.
- Алло!
- Здорово, батька!
- Вовка, Ты? – вырвалось у меня. – Где ты пропал? Мы тебе дозвониться не можем.
- В больнице лежал. Инфекция, вирус… Где-то в автобусе подхватил. Я сделал прививку от гриппа. Но на вирус прививки не действует.
- Как ты живешь?
- Хорошо. Ирочка мне еще одну дачу купила с каменным домом и  камином. За тысячу евро. Немцы продали задешево. Но они ее так запустили. Я несколько дней грязь вывозил. Ремонт нужно делать. Марина купила мне квартиру. Теперь и квартира и две дачи находятся на расстоянии триста метров. Помнишь, я приглашал вас в гости, а ты сказал, что у тебя спать негде. Теперь у меня много места. Две дачи и квартира. Так что приезжайте. А где Галя?
- Спит… Ей завтра рано на работу.
- Ты не думай, я тут над твоими стихами работаю.
- Да это ладно. Ты сам там не болей.
- Все, поправляюсь.
Голос его был жизнерадостный и даже веселый. За все время разговора он только один раз сказал с заметной самоиронией: «Несчастный я человек…»
- Я соскучился по вам. Собираюсь летом снова приехать.
- Приезжай.
Мы разговаривали с ним довольно долго и попрощались.
- Подожди, - сказал я, когда мы попрощались. – Что Галине передать.
- Передай, что я ее очень люблю, - сказал Вова с таким чувством, что в искренность его слов нельзя было не поверить.
- Ладно, - сказал я, проникнувшись сказанным. – Передам.