Снайпер Хинганской дивизии. Десант

                Глава первая
                Десант
       Причал «Каменистый овраг», окраина Благовещенска, девятое августа тысяча девятьсот сорок пятого года. Мелкий моросящий дождь, видимость на Амуре, по утверждениям матросов, - нулевая. Бурлящая чёрная вода у деревянного пирса абсолютно незаметно для присутствующих создаёт угрюмую, наводящую грусть обстановку. Плывут обломанные деревья, как огромные пауки, корнями почему-то кверху. В затоне в белой пене крутятся брёвна, доски, щепки и другая всячина; видно, река где-то подтопила населённые пункты и несёт всё, что люди не уберегли, к Татарскому проливу. По линии причала вырисовываются расплывчатые очертания катеров, барж и плоскодонных понтонов. Сапёры, стрелки, артиллеристы вышли к месту переправы: погрузка ведётся одновременно, без сутолоки и излишней суеты. Выкурив папиросу или самокрутку с крепким табачком, бойцы бросают окурки у берега и молча, окинув взглядом мрачные улочки города, прощаются с Родиной.
        До отказа гружёные суда, разрезают бешеный поток воды, двигаются к противоположному берегу. Как будто вдогонку грохнул залп дальнобойных орудий, нарушив громовым раскатом тишину, зарево света разорвало пелену, и где-то на вражеских позициях заполыхали пожары. Одновременно с пушечной канонадой завыли реактивные снаряды: это с бронекатеров по маньчжурской территории дружно ударили «катюши». И вот уже десант третьего батальона 586 стрелкового полка, спрыгнув с катеров, под командованием капитана Громова сходу ринулись в атаку. Артиллерия неприятеля открыла заградительный огонь, только шквал разрывов не остановил наступление, передовой отряд проскочил зону обстрела. Японские смертники бросились навстречу с намерением уничтожить храбрецов. Поздно. Русских достаточно, чтобы удержаться. На пологом бережку разгорелся ожесточённый бой. Камикадзе – живые бомбы, взрывают себя, калечат без разбора окружающих, выкрикивая перед смертью непонятные призывы.               
       Сержант Дроздов, находясь на палубе, пытался ориентироваться – издали различить своих от врагов. Старается унять мелкую противную дрожь во всём теле. Сердце стянуло холодком. Страх не даёт возможности сосредоточиться, рассеивает внимание, парализует мозг.               
       Откуда-то с маньчжурского берега, злобно шипя, пролетела над головами мина и недалеко от судна рванула воду в клочья. Перелёт. Следом завизжала вторая, ударилась гораздо ближе, окатив десант с ног до головы. Недолёт. Жди третью, по стили ведения огня, это – «вилка». Третья мина разбросала осколки веером; взвыли раненые, кого-то из сослуживцев выкинуло за борт. Все думают одинаково: «Быстрей бы берег».               
       Едва дно катера коснулось отмели, сержант повёл вверенных ему красноармейцев в завязавшуюся бойню. Вязкая грязь налипла на тяжёлые американские ботинки: тянут вниз как килограммовые гири. Бежать невозможно, передвигаться приходится, не отрывая ног от земли, весьма медленно. Всё же цель достигнута, и вот уже они барахтаются в шевелящейся куче из скользких людей. Штыки и приклады – главное оружие рукопашного боя. Только на пятачке тесно, в ход пошли сапёрные лопатки, ножи, тесаки.               
        Русские военнослужащие продолжают прибывать. Японцы не выдерживают натиска, пятятся к укрытию. По соседству на правом фланге красноармеец Бандура забрасывает самураев гранатами, первым врывается в траншею. Следом за ним устремились его товарищи. Словно пчёлы в разворошённом улье суетятся хозяева, пытаясь истребить пришельцев.
       Взвод, в котором служил Дроздов Михаил, преодолев противотанковый ров, ввалились в траншею в пятистах метрах от первого прорыва по левому флангу вместе с отступающими солдатами Страны Восходящего Солнца. В жёлтой жиже, в белой глине люди похожи на болотных чудовищ, на новую породу рептилий. Они режут и колют, царапаются и кусаются, бьют и душат друг друга. Постепенно жижа поменяла цвет с соломенного на клюквенный. К месту схватки прибывают всё новые и новые бойцы с противоборствующих сторон, углубление наполняется трупами и ранеными.
       Больше всего Михаила удивляют низкорослые самураи, которые подпрыгивают вверх, затем ногой наносят удар высоченным красноармейцам по голове. Огромные парни падают под ноги бьющейся толпе, не в состоянии подняться. Вращающиеся волчки, то есть каратисты, орудуют в самой гуще боя, бесцеремонно наносят удары то левой, то правой ногой, а то и рукой, бьют и бьют. Но нашлись умельцы, приловчились летающих воинов насаживать на штык и бросать через плечо.
       Японцы, убедившись в бессмысленности своих контратак, по команде отошли, укрываются на сопке за проволочным заграждением во второй траншее. По наступающим снова открыт огонь из дальнобойных орудий. Вынуждены залечь, - наступать невозможно.               
        Наконец-то прекратился дождь. Солнечные зайчики заиграли на поверхности мутных луж золотистыми, бежевыми, персиковыми, шоколадными оттенками. Тёплые лучи проглотили застилающую пелену, прояснилось, видимость удвоилась. Сразу же заработали снайперы неприятеля, и довольно успешно: местность заблаговременно пристреленная. Да и понятно, наступающая сторона всегда несёт больше потерь, одно дело наступать, другое – стрелять из укрытия.
       – Рассади «кукушек», - приказывает взводный Дроздову, - отстреливайте пулемётчиков.
       Стрелки рассредоточиваются. Одни приготовились к подавлению огневых точек, вторая группа продолжает вести снайперскую дуэль.
       Сутки, конечно, исчисляются секундами, минутами, часами. Правда, никто этого не замечает. Тем не менее, время неумолимо уходит, а неприятель упорно сопротивляется. Незаметно пролетает день.
        Пятьсот восемьдесят шестой стрелковый полк разворачивает батальоны во фронт, рота за ротой, продолжает наступление. Японцы отброшены от берега реки на шестьсот, семьсот, по некоторым участкам на восемьсот метров. Солдаты Рабоче-Крестьянской Красной Армии, преодолев заграждения, пытаются овладеть второй траншеей. По центру сержанту Гонюкову удалось ворваться в неё. Снова разгорелся рукопашный бой. Снайперы не ввязываются, работают целеустремлённо по уничтожению огневых точек, истребляют наиболее активных самураев и офицерский состав противника.               
       Дроздов понимает, сейчас стрелки больше нанесут урон врагу точным огнём, в рукопашном бою от них толку мало. Понимает и то, что через пару часов стемнеет, может и раньше, - впереди ночь. Темнота может преподнести немало сюрпризов.
        – Товарищ сержант, - дернув за рукав, крикнула ему перепачканная глиной и кровью белокурая санитарка, - в тылу японцы. Там!.. Там!.. – кричит она, показывая в сторону Сахаляна (Хэйхэ).
       Два десятка хорошо подготовленных самураев наступают, тесня хозяйственный взвод и медицинский персонал.
        – Откуда они взялись? – спрашивает Михаил сам себя. 
        – Шут их знает… Они на окраине прятались, - кричит санитарка, решив, что сержант задал вопрос ей, - в заброшенных фанзах.
        – Вилен, Саша, за мной, - зовёт он товарищей, и они вчетвером перемещаются к месту столкновения. Траншея изгибается то влево, то вправо, виляет как змея, ведёт, ведёт, и вот они – самоуверенные, хорошо подготовленные автоматчики. Сержант рукой подаёт команду: разместиться в разных местах. Принялись отстреливать. Неприятель, определив опасный участок, перестроил боевой порядок и открыл плотный огонь.               
       Дроздов опустился в траншею в том месте, где притаилась санитарка.
       – Звать-то как?..- спросил её.
       – Надя!.. – последовал ответ.
       Уселись рядышком. Её дыхание участилось, возможно, после пробежки запыхалась. Возможно?.. Безусловно. Он поймал себя на том, что секунду-другую бесцеремонно рассматривает её колени. Осилив свою чрезмерно чувствительную слабость, поднял голову, увидел лукавый и загадочный взгляд голубых глаз.
       Пули свистят над головами, с шипением шлёпаются в желтую грязь, превращаются в свинцовые комочки, чем-то напоминают орехи лещины.
        – Меня – Миша. Давай, Надя, сменим укрытие. Просто беда. Японцы – вояки хоть куда, одним словом, хулиганы, не дадут нам головы поднять.
       Девушка оценила шутку, прыснула в кулачок, а Дроздов пополз через бруствер, пытаясь переместиться в глубокую воронку. Совсем недалеко, со стороны укрепрайона, ухнули орудия. Из-за сопки вылетели мины. Хлопок. Второй. Третий. Четвёртый. Теплая волна охватывает сержанта, что-то тяжёлое ударило по каске, отбросило на дно траншеи.               
       – Миша!.. Миша!.. Да очнись ты… - откуда-то издалека услышал он. Его уложили на спину. Разомкнув веки, понял, что видит хорошо, а слышит весьма плохо. Как будто уши заткнуты пробками или ватой. Зарево со стороны Сахаляна освещает девушку. На него смотрят широко распахнутым бездонным взглядом знакомые глаза.
        «Где её видел? – подумал контуженый. – Да! Точно. Где-то видел…»
        И вдруг вспомнил. Вспомнил! Это та самая санитарка, которая позвала его. Сержант пытается восстановить в памяти, что было дальше, но такое ощущение, что голова раскалывается надвое. Спросил:
        - А японцы где?
        – На косогоре. Отстреливаются, - отвечает мужчина.
        – Вилен?
        – Я, товарищ сержант.
        – А те, у реки?..
        – Постреляли их.
        Вокруг Михаила всё закружилось, почувствовал, что проваливается в бездну. Отключился.
        Вскоре очнулся, абсолютно ничего в первые секунды не понимая; вскочил оттого, что вздрогнула под ним земля. Слышны взрывы. От пожаров светло. Столбы чёрного дыма, напоминающие огромных чудовищ, стремятся с юга от города переместиться на север. В распадке, где разместился полевой госпиталь, стоит оглушительный гомон: тарахтение телег, ржание перепуганных лошадей, бряканье металла и говор возбуждённых подвозчиков. У «шоковой» палаты стонут страдающие и раздаются в агонии крики тех, чья участь предопределена, кто отдаёт душу Богу. Плачут женщины и смачно матюгаются мужики. После обработки хирургами тяжело раненых, их вместе с покойниками грузят на повозки, в спешном порядке везут к Амуру. У кромки воды стоят суда, угрюмые матросы принимают этот груз и доставляют на противоположный берег. С России-матушки привозят и привозят свежие подразделения. В ротах в основном молодёжь, большинство не «нюхали пороха», не обстрелянные. Не пройдёт часа, ринутся молодые в атаку, первый бой – экзамен без скидок и поблажек, выявит, кто воин, кто паникёр и не в состоянии перебороть страх.