Твой. Без цензуры... Глава 81

— Вов, ты немного не в себе, — бормотала Валерия, с ужасом вглядываясь в пьяные глаза Рудаковского, который крепко удерживая её за руку, с силой тащил по коридору, — и пока ты находишься в таком состоянии, у меня нет ни малейшего желания разговаривать с тобой.

— Да, и что из этого? — окрысился он на неё, толкая к стене.

— Приди в себя, тогда поговорим, — дрожащим голосом пробормотала Чехова, пытаясь высвободиться из его хватки. Никогда ещё ей не приходилось видеть своего одногруппника таким решительным. 

— А если бы на моем месте оказался Глеб, то ты, конечно же, не имела бы ничего против его прикосновений, не правда ли?! — ехидно осведомился Рудаковский, однако Чеховой было уже не до выяснения с ним отношений.

По правде сказать, теперешнее его поведение ничего, кроме чувства омерзения, у неё не вызывало. 
Маловероятно, чтобы Вовка ревновал её к Глебу, но все могло быть.

Другой причины, послужившей катализатором «перевоплощения» её когда-то лучшего друга, она для себя не находила, не став, разумеется, озвучивать свою версию вслух.

Тем не менее, его беспочвенные претензии её ни разу не смутили. Рудаковский и раньше был подвержен периодическим вспышкам неуправляемых страстей, но сегодняшнее его поведение вышло за рамки приличий.

На какое-то мгновение ей даже показалось, будто он выпил или употребил что-то накануне забористое, сделав его более мстительным.

Кажется, от него действительно разило спиртным. Но когда именно он успел напиться? И главное, зачем это сделал?

Нынешнее поведение Рудаковского оставляло желать лучшего, что не помешало ему в таком виде заявиться сначала на занятия к Гордееву, а потом посетить больных из «голубой» палаты, где скоропостижно скончался Кукарека,  не выдержав неумелой пальпации с его стороны.

— Что с тобой происходит? Ты можешь сказать мне по-хорошему? — перепросила Чехова,  пугаясь новых повадок своего давнего друга, которые обычно были ему несвойственны.

— Что со мной? — воскликнул Вовка, резко останавливаясь и хватая её за плечи. — А ты сама не врубаешься? Или мне надо в деталях рассказать, как ты развлекалась вчера с Глебом, наврав мне, что была все это время с Гордеевым?!

— Моя личная жизнь тебя не касается! — прикрикнула на него Валерия, отталкивая его прочь. — А теперь отпусти мою руку и дай мне пройти!

Проигнорировав просьбу, он покрепче вцепился в её локоть, требуя от неё дальнейших объяснений.

— Сначала Гордеев, теперь этот… Кто следующий на очереди, Лер? Толик или Фролов? А может, лучше с Вадика Левицкого начнешь? Тебе же все равно, с кем кувыркаться в постели, не так ли?!

— Вов, ты совсем с ума сошел! Скажи, кого ещё подозреваешь в качестве моих любовников? Можешь пациентов тоже сюда припишешь! И Емельянова, в том числе! К нему ты тоже меня приревновал? В таком случае предъяви свои претензии также и Олегу Викторовичу! Ведь он тоже меня иногда обнимает под видом «отеческой» опеки.

Не договорив, Чехова оттолкнула одногруппника. Разговаривать с Рудаковским, когда тот находился в таком состоянии, было невозможно. Опыта подобного общения с Глебом, приревновавшего её когда-то к Гордееву, ей и так хватало с головой. Больше проходить через что-то подобное ей не хотелось.

И между тем, где-то в глубине души ей было интересно, как отреагирует Рудаковский на её небольшой загул в компании сводного братца, которого она якобы всегда ненавидела.

Но если её ссора с Глебом закончилась вполне невинными посиделками в ночном клубе, а позже страстной ночью, от которой у неё до сих пор шла кругом голова, то противостояние с Рудаковским могло закончиться куда плачевней. В чем она окончательно убедилась, увидев в его руке заточенный скальпель.

Валерия понятия не имела, где и когда он умудрился его раздобыть. Скорее всего стащил эту штуковину во время операции, куда Гордеев так и не рискнул его допустить, не став опосля пересчитывать по её окончанию количество уцелевших инструментов.

— Ну, так что же, Лер? Кто следующий у тебя на примете? — не унимался Рудаковский, чувствуя себя трагический фигурой дешевой мелодрамы. — Смертин?

— Оставь хотя бы Толика в покое! Тем более он скоро жениться.

— На Агнессе Мандель-Штамм! — саркастическим тоном заявил одногруппник, будучи пока не в курсе его воссоединения с Алькович. — Невесте восьмидесяти лет от роду. Ничего не скажешь, «хорошая» партия для парня его возраста… Скажи спасибо Глебу, надоумившего его брачеваться с престарелой чучундрой!

Чехова едва удержалась от желания закрыть уши, чтобы не слышать всего этого бреда. Да, в чем-то Рудаковский был прав, но не до конца.

Став главой почитаемого семейства еврейской общины, Смертин вряд ли бы оставил после себя потомство, но женись он тогда на такой женщине, то имел бы шанс стать самым богатым молодым человеком во всей округе, никогда ранее не обладая таким количество финансовых ресурсов.

С Алькович он такого богатства точно б не нажил. Так что может Глеб был не так уже неправ, советуя доверчивому приятелю обратить свое внимание на состоятельную вдову?!

Все-таки, как не влекли Смертина «прелести» фигуры Алькович, на фоне мерцающего злата и банковских счетов престарелой вдовы её внешние данные наряду с молодостью все равно проигрывали. Отныне и навсегда продавшись будущему состоянию, Смертин не сразу осознал всего трагизма своего дальнейшего пути, как и точки невозврата.

Мирское благополучие и стабильность оказались для этого парня важнее собственных чувств, через которые он спокойно переступил, не испытывая по данному поводу никаких угрызений совести. И продолжая играть на его алчности, Глеб был уверен, что одногруппник просто шутит и у него точно хватит ума как раз НЕ жениться на этой старухе.

Но как показала практика, даже он со своей интуицией и проницательностью недооценил всю силу рвения Смертина продать собственную душу за материальные блага по мере роста ставок. И только смерть старушки помешала ему добиться желаемого. Лишь благодаря ей он снова переметнулся к Алькович, заботливо принявшей бывшего кавалера под свое крыло, о котором была рада заботиться, пока на горизонте не появиться новая обеспеченная вдова… А так у них пока все было хорошо.

— Вика себе места не находит, а он…! — негодование захватило Рудаковского с такой силой, что он был уже не в состоянии выразить всю полноту испытываемых им сильных эмоций. — Хотя Смертин может оказаться совсем не в твоем вкусе, ведь тебя обычно привлекают такие подонки как Глеб, либо великовозрастные самозванцы вроде Гордеева, который к тому же до сих пор не развелся со своей женой, представляешь? А ты всюду за ним волочишься как потаскуха… Конечно, на фоне этих двоих я всегда буду недостаточно для тебя хорошим. Но чего ты ещё хочешь от Гордеева? Только говори честно. Мечтаешь пополнить его «гарем» и стать третьей по счету «наложницей»? Почему везде преследуешь его, когда сам он только рад спрятаться от тебя хоть на даче Куратова?!

— Я не собираюсь обсуждать с тобой ни Гордеева, ни мою личную жизнь, — отрезала Валерия, тщетно пытаясь избежать его общества. 

— А почему? «Светило» тебя снова бортанул, переключившись на жену, а ты, «оставшись не у дел», решила снова переметнуться к Глебу?

— Нас с ним ничего не связывает.

— Так не связывает, что Гордеева тебе оказалось мало, и ты решила вдобавок ко всему замутить интрижку ещё и со сводным братцем!

— Как бы это ни называлось, но перед тобой я не обязана отчитываться! И вообще, перестань разговаривать со мной таким тоном!

Сопротивляясь, Валерия попыталась позвать кого-то на помощь, но сегодня коридоры больницы как назло были пусты. Ни пациентов, ни санитарок, ни врачей. Никого! Как будто всех в один момент захватило каким-то смерчем и унесло на необитаемый остров за несколько сотню тысяч километров отсюда.

Раньше в больнице было не протолкнуться: все палаты заняты, а врачи при деле. Сегодня же, на удивление, в здании наблюдалась почему-то другая картина. И нельзя было сказать, что Чехову она сильно радовала.

— Ты с ним заодно!!! — закатывал истерику Рудаковский, не в состоянии успокоиться.

Самолюбие неуверенного в себе парня было уязвлено. А известие о том, что Чехова провела ночь с тем, кого он считал не просто своим соперником, но ещё и заклятым врагом, окончательно пошатнуло его и без того неустойчивую веру в самого себя. И прекрасно понимая, что она никогда не ответит ему взаимностью, он поставил перед собой задачу ей за это отомстить. А ведь раньше он был о ней гораздо лучшего мнения.

— Стало быть, со мной покончено? — вопросительно уставился на неё Рудаковский, не спеша сдаваться.

— С тобой у нас, Вов, ничего и не начиналось! — отрезала Чехова, тщетно пытаясь избавиться от его неприятной компании. — Напридумывал себе невесть что… А ведь мы даже никогда не встречались с тобой по-настоящему, не говоря уже обо всем остальном!

— Лерочка, ну, почему ты так груба со мной? — не выдержав, захныкал Рудаковский, стирая со своей щеки скупую мужскую слезу. — Я тебе почти в любви признался, а ты…

— Где ты любовь эту увидел, Вов? Не было её у нас с тобой… Угомонись!

— Давай, я у тебя сегодня останусь — будет, — кивнул он, глуповато захихикав, что совсем не вязалось с его недавними слезами.   

— Тебе Глеб прибьет. Лучше к Шостко езжай. Тем более она давно тебя зовет.

— Лерочка, я не люблю её, — жалостливо промямлил Рудаковский, захлебываясь собственной слюной и слезами. — Мне нужна только ты одна. — Однако, почувствовав, что его слова не произвели на неё ровным счетом никакого внимания, окончательно потеряв голову, схватился за скальпель, тут же ей угрожая: — Раздевайся или я сам тебя раздену!

— Вов, да ты с ума сошел! — с недоумением покосилась на него Чехова, упираясь спиной в стену.

Дело принимало неприятный поворот. И чем больше Рудаковский терял над собой контроль, тем меньше она узнавала в нем когда-то робкого и смешного приятеля.

Сейчас он выглядел глупо и нелепо, и его дурацкие поступки больше не казались ей смешными. В принципе, употребленное в неограниченном количестве спиртное могло развязать руки кому угодно, (особенно таким застенчивым парням как Пинцет, обретавших желанную раскованность лишь после пары-тройки опрокинутых стопок спиртного), но для него даже эти несколько грамм, судя по поведению, оказались перебором.

— Я расскажу обо всем Олегу Викторовичу и он тебя убьет!!! — крикнула Валерия, когда зафиксировав её так, чтобы она не дергалась, парень вдавил её в боковую часть стола кладовой.

— Да рассказывай, кому хочешь! — бросил одногруппник, надавливая острием скальпеля на тонкую кожу её шеи. — Я никуда отсюда тебя не выпущу, пока не получу желаемое!

— Ты в своем уме?

Сердце Чеховой бешено колотилось.

— Я кому сказал, раздевайся! — в очередной раз пригрозил ей Рудаковский, изображая маньяка.

И заметив, что, несмотря на предпринятые им попытки запугать одногруппницу, раздеваться она так и не спешит, навалившись на неё, он вдруг попытался задрать ей халат.

В следующий момент Чехова почувствовала, как его рука скользнула вдоль её бедра, отчего её ноги совсем стали ватными. Она силилась закричать, пытаясь его оттолкнуть, но спазм перехватил ей горло.

Нащупав рукой края её одежды, Рудаковский собирался перерезать ткань одним движением скальпеля, когда ударив его по голове подвернувшейся ей под руку железякой, Чехова оттолкнула от себя обезумевшего парня, и мигом выскочив из кладовой, помчалась куда глаза глядят, нигде не останавливаясь.

Схватившись за и свою и без того бедную голову, Рудаковский быстро пришел в себя, но догнать строптивую одногруппницу уже было невозможно. Чехова убежала слишком далеко и о том, чтобы броситься за ней вдогонку, и вернуть её назад, не могло быть и речи.

Глава 82

http://proza.ru/2024/05/03/609