Часть I, глава 27. Светопись

    Отец Комара держал светописное заведение на Твердохлебной улице. Пока он не приобрёл новейший светописный аппарат, его клиентам приходилось часами высиживать неподвижно перед неживым стеклянным оком. С клиентами отец был человек лёгкий и любезный, впрочем цену человека определял сразу и с бедными мужичками, пришедшими сделать светописный портрет "вяршок на три четверти" на какое-нибудь отпускное свидетельство, мог не церемониться.
   - Чего ёрзаешь, борода, за уши мне тебя прибить, что ли? - шутил он иногда.

   Комару в числе прочего доверили закапывать посетителям в глаза особый раствор, который помогал высиживать сеанс светописи не моргая. Закапывать молодым женщинам и девушкам ему очень нравилось. Он приближался к запрокинутому лицу с наполненной пипеткой. Посетительницы смотрели кто в потолок, кто прямо ему в глаза. Большинство были напряжены, но некоторые улыбались, как будто что-то обещая. От таких у Комара бежал мороз по коже. И все, все они были в эту минуту в его власти, каждой он как будто овладевал! У Комара оказалась лёгкая рука. Он безошибочно ронял каплю прозрачной  влаги,  не задевая ресниц, в колодезно-глубокий кружок зрачка, капля как будто растворялась в глазу. Вот только после процедуры женские очи  становились как будто стеклянными. Посетительница поднимала запрокинутую голову и смотрела прямо перед собой холодным, неживым взглядом. Комар не любил этот переход и не любил стоять с ярко и ровно горящим факелом, освещая сидящую перед аппаратом изменившуюся в лице клиентку.  Но с новейшим аппаратом сеансы проходили быстро, и надобность в закапывании отпала. Комару осталось часами сидеть в освещённой красным каморке, болтая в химических растворах осклизлые стеклянные пластины, прислушиваясь к  парализующим приказам отца: "Вдохнуть... Не дышать!" В такие минуты Комару казалось, что отец это ему, Комару, велит не дышать. Он решил уехать.