Горизонт всё ближе...

 

Общество "Знание" направило Виктора Володина с тремя другими старшекурсниками местного пединститута для чтения лекций патриотической тематики в маленький посёлок с дюжиной - другой домов-бараков на берегу Ледовитого океана. Сюда заходили рыболовные суда с короткой остановкой для пополнения топлива, воды, продуктов питания, здесь искали замену для неожиданно выбывших членов команд. И здесь же обитали резервисты путины и отставшие, как правило, по пьянке, от своих траулеров - "бичи" (моряки, слоняющиеся без дела). Секретарь общества Роза Львовна, кстати, мама студента Ильи Рыбкина, шумливая и суетливая женщина небольшого росточка, два дня гоняла их по подготовленным текстам, прощаясь, сказала:

- За контингент заранее извиняюсь. Пощады вам не будет: они почти все с похмелья, злые, будут избивать вас вопросами... Не хитрите, не юлите, не знаете ответа, лучше так и скажите, постарайтесь вместе разобраться в данной ситуации. У меня сын половину каникул там пробыл, привёз чесотку и выбитый передний зуб. Так отстаивал наши социалистические ценности. Вы знаете моего Илюшу? Можете посоветоваться с ним, он ещё дома, не уехал к бабушке на юг.

Всё, что располагалось ниже Полярного круга, здесь называлось югом. Некогда было советоваться, челночный катер, как они узнали в траловом флоте, уходил в посёлок около шести утра следующего дня. Мама собрала Виктора быстро, но ему пришлось доказывать ей, что байковое одеяло, наволочка и простыня не нужны и что там есть водопровод, даже банька, а кормят три раза в день, правда, с вычетом из будущей зарплаты. На катере вместе с тремя пограничниками их собралось человек десять, Виктор не полез в тесный кубрик, остался на палубе, но через полчаса почувствовал, как продрог на ветру и что неплохо бы где-то укрыться. Катер был не пассажирский, небольшая посудина типа перевозчика имущества первой необходимости. Парень постарался спрятаться за рубкой с противоположной от ветра стороны, зная, что мучиться осталось не так долго: от военной базы, которую они прошли, до посёлка рыбаков - рукой подать.

В океане был отлив, голые зеленовато-замшелые столбы у причала напоминали ноги каких-то чудовищ, но явно не морских. Виктор любил море, видел его на юге полуострова в жаркий, но очень короткий купальный сезон, когда закончилась его педпрактика в местной школе и ему, студенту, разрешили несколько дней пожить в общежитии рыбозавода, понежиться на удивительно чистом пляже из мельчайших песчинок. А здесь, в перевалочном пункте рыбаков, на берегу океана, всё было по-другому: седые валуны, покрытые мхом, укрывали берег от посторонних глаз, одинокая будка то ли кассы, то ли туалета, взгромоздившаяся на широкие доски причального настила, вызывала своей откровенностью, по меньшей мере, улыбку.

Администратор порта, молодая статная женщина с льняными волосами и яркими губами, разместила студентов в отдельном доме для гостей, прибывающих с материка. Там были две комнаты с кроватями, туалет и умывальник, что-то наподобие кухни с двумя электроплитками, а также комната с несколькими столами и стульями для чтения газет и журналов. На подоконнике - радиоприёмник, орущий на полную мощь. Здесь же располагалась отдельная комната с письменным столом для представителя Главрыбы и совместная комнатка участкового милиционера и фельдшера бассейновой больницы. Мужчина в очках, с узким галстуком на рубашке, сказал при знакомстве с ребятами: он - работник райсовета и что они давно ждут "новую кровь на политическом фронте". Такие смелые выражения несколько напугали студентов, но когда они познакомились поближе, поняли что товарищ не только с красными глазами невыспавшегося человека, но и с хорошим запахом перегара. А тот закончил их знакомство словами:

- Читать лекции будете прямо здесь, в ленинской комнате, реже - на сейнерах. Они на пополнении, их команды в сокращённом виде, но люди там есть и их нельзя бросать неохваченными политучёбой...

Встречаясь с обитателями посёлка, студенты, вначале, читали по бумажке свои тексты, на удивление, их спокойно выслушивали полтора - два десятка рыбаков, собранных в ленинской комнате, вопросов от аудитории, как правило, не поступало. И через несколько дней данная процедура напоминала скучные уроки в школе. А что надо сделать, чтобы оживить, встряхнуть аудиторию, студенты не знали. Понимали, что их попросту терпят: кто-то из собравшихся читал затасканные библиотечные книжки, но, в основном, люди спали почти с открытыми глазами. В день приходилось выступать, минимум, с двумя лекциями, но выручало то, что студентов собралось четверо, всегда создавалось окно для отдыха.

Несколько раз после встречи с моряками происходили курьёзные и даже неприятные случаи. К Виктору как-то подошёл обычный на вид мужчина, встреть его в городе, не обратишь внимания, кашлянул, сказал с некоторым подобострастием:

- Сильная, материалистическая лекция получилась, нормальная на восприятие. А вот скажите: не одолжите ли мне трёшник до получки? Скоро нам привезут зарплату, ей богу, не вру, сразу разыщу вас и верну...

- Радугин, сколько можно тебя воспитывать? Неприлично у незнакомых людей просить деньги. Тем более, у студентов... - Моряк, лет тридцати по возрасту, с двумя золотыми нашивками на погонах (наверное, второй штурман или механик) развернул просящего вокруг оси и ботинком под зад отправил того к двери. Обратился к Виктору:

- Прости, брат... Такой уж народец здесь, голыми могут оставить кого угодно, хоть маму родную.

- У студентов - похожая картина, - улыбаясь, сказал Виктор, - денег никогда нет.

- Ну, вы же не на водку занимаете... А здесь - одна цель, одна, но пламенная страсть. И, представь себе, он был не последним человеком на флоте, старпомом (старший помощник) капитана ходил на приличном судне. Не слышал его фамилию - Радугин, даже в газете писали? Пару лет назад ЧП было в городе? Сорвался моряк домой, прямо отсюда, со стоянки судна, истосковался по семье и жене, а рыбачить надо было ещё пару месяцев. Собирался обернуться в три дня, вроде бы погранцы на катере были у него в родственниках. Прибыл домой за полночь, видит такую картину: пьяная жена в постели с мужиком, рядом - её подружки валяются, сына-дошкольника не смог найти в квартире. Взял жену на руки, открыл дверь балкона и выбросил её на улицу...

Моряк замолчал, Виктору хотелось спросить: что было дальше, но тот помалкивал. И парень вместе с рассказчиком стал смотреть на проходившую мимо администратора, восхищаясь её фигурой, грудью, ногами. Сосед продолжил разговор, когда женщина вышла из ленкомнаты:

- Вот, смотри, жена начальника метеостанции, Лиля Дмитревна зовут, умереть - не встать, красотка. И сколько нашего брата получали от неё по мордасам! Все знают это, и ни один не может дурного слова сказать. А ведь живём, как на необитаемом острове, ничего здесь нет. Особенно женщин. Так что держать себя можно, если поставишь это дело на правильные рельсы...

- А что с Радугиным-то было? - Спросил Виктор, не уверенный, что разговор продолжится.

- Следствие, суд... Его счастье, что за него были факты, свидетели и случай: балкон третьего этажа выходил во двор, где не успели убрать снег, его жена, упав в сугроб, даже мизинец на ноге не вывихнула. Тем не менее, факт насилия - налицо. Дали три года, условно... Но из партии исключили, должность и регалии потерял. Сейчас здесь обитает, сторожем, что ли. От жены ушёл, та гуляет до сих пор, ещё хорошо, что сына приютили его родители. Пил страшно, щас вроде одумался, слышал, на переподготовку собирается подавать заявление. Дай бог, специалист он - отличный. Но ты ему денег не давай, соблазн велик...

- Надо других ребят предупредить, - сказал Виктор. - Он так подъедет, не удЕржатся, выручат его, тем более, все говорят, о какой-то скорой зарплате...

- Да уж, постарайся. Это ему только на пользу пойдёт. А так-то - я первый за него проголосую: и за снятие судимости, и за переподготовку, и за восстановление на флоте...

***

Лекторы спали в передней комнате, если считать помещения от входа в дом. Далеко за полночь, когда всё пространство над бухтой погрузилось в тёмную массу с посверкивающими огоньками траулеров, продолжающими нести вахту и иногда всхлипывающими своим железным нутром, в доме раздался жуткий звук разбитого вдребезги стекла. Виктор всё это слышал, но проснуться никак не мог, вечером долго читал журнал "Вокруг света", уснул, словно убитый. Первым вскочил с постели парень из параллельного курса, будущий историк, высокий, крепкий на вид Пашка, бросился к выключателю, в ярком свете лампы все увидели на полу булыжник килограммов на 5-7 весом. Фактически, полрамы осталось без стекла, с улицы задувал холодный воздух. Тут же повскакивали с постелей остальные и, кто в чём, побежали к входу. Наконец и Виктор натянул шаровары, куртку, сунул ноги в галоши и поспешил к входной двери. Студентов встретила гробовая тишина: ни шороха, ни звука, ни тени человеческой не было видно на улице. Разбившись на пары, помчались вокруг дома. Тоже никого не встретили, правда, дверь с другой стороны строения показалась Виктору чуточку приоткрытой.

"Если есть дверь с торца, значит, там живут? - Думал он, стоя у основного входа. - И ведёт в неё дверь не из коридора, а с улицы..." И тут же сказал шёпотом:

- Айда в торец, там, вроде, есть ещё один вход. Посмотрим, куда ведёт...

Действительно, он вел в небольшое помещение с окном, к нему была прижата солдатская кровать, на которой кто-то спал, завернувшись в одеяло с головой. Виктор, найдя выключатель, зажёг свет, подошёл к спящему, приподнял одеяло. Из-под него выглянула голова Радугина, тот стал морщиться, выражая недовольство прерванным сном. Неожиданно замахал руками, показывая, невольно, что лежит в ватнике, а потом, свесив с постели ноги, обутые в валенки со срезанными голенищами, заорал:

- Чё надо, салаги! Это служебное помещение... Здесь сторож живёт. Я - сторож. Щас братву позову, тошно будет всем!

- Щас разденем тебя и положим голым на стёкла на полу, - тихо сказал историк, успевший до института отслужить срочную на подводной лодке. - А утром участковому сдадим. Когда тебя из сторожей попрут, тут уж никто не поможет. Три рубля ему дайте, на подарки детям... - Передразнил он Радугина.

- Ребята, вот этого не надо делать... Я - всё ещё под надзором, осталось меньше полугода, чтобы ходатайствовать о снятии судимости. И окно я не разбивал, спал, матерью клянусь и своим сыном...

- А чё же ты в ватнике и в валенках-то спишь? - Спросил в лоб Валерка, будущий математик.

- Так осень скоро, уже холодно ночью, и дрова только вам припасены. Других нет, и леса здесь нет. Привезут уголь, но чуть позже...

- Что ты забиваешь нам голову всяким дерьмом? - Сказал ещё один студент - физик Костя, от которого за несколько дней никто не услышал ни одного лишнего слова. - Поймаем за этим занятием, не дай бог, окно заткнём твоим телом... - Костя пошёл из подсобки, не сказав больше ни слова.

За ним потянулись другие ребята. Вдогонку им неслось:

- Презумпция не-ви-новности... А по-русски: не пойман, не - вор!

Дело замяла администратор Лилия Дмитриевна, сказав, что на её голову только этой ночной дряни и не хватало. Да и Радугин, выходило по её словам, вроде бы успокоился, перестал колобродить, готовится к переаттестации. Участкового милиционера с утра не было, разбитого окна он не увидел: двое умельцев быстро вставили новое стекло. И всё списали на пьяных рыбаков, только что пришедших в посёлок для заправки судна и отдыха экипажа. Якобы они страшно не любят "чужих", которые приезжают промывать им мОзги".

***

И снова Север, через десять лет всё тот же пейзаж: среди невысоких сопок заметно разросшийся посёлок рыбаков, хотя, по сути, он так и остался перевалочной базой для флотов. Но появились здесь своя средняя школа, детсад, жители радовались открытию судоремонтных мастерских и заводика по переработке рыбы. После углубления бухты, а главное, причальной линии сюда стали заходить даже большие рыболовные траулеры.

Накануне ленинских дней, в апреле, комсомол решил провести выездное заседание бюро с приёмом школьников в свои ряды. На катере добрались до посёлка все руководители района, включая и отдел образования, и дворец пионеров, и даже шефов с судоверфи и промыслового флота дождались. Секретарь горкома комсомола Виктор Володин заметно волновался: в новой роли он ни разу не был в посёлке. Хотя та, первая в его жизни командировка от общества "Знание", видимо, навсегда останется в памяти. Перед торжествами он поздоровался с коллегами из райсовета, ему стали представлять людей из подшефных организаций. Лицо человека из промыслового флота показалось знакомым, но он больше внимания обратил на три золотых полоски на его погонах, подумал: "Молодцы, шефы с БМРТ (Большой морозильный рыболовный траулер) или плавбазы - люди и богатые, и порядочные. А для детей - это очень важно..." И вдруг услышал:

- Старпом БМРТ - Радугин. Собирался сюда наш помполит, но приболел. Вот пришлось срочно выручать его... А вас, Виктор Иваныч, я точно где-то видел.

- Чего только не бывает в жизни, - постарался отшутиться лидер молодёжи, хотя он точно вспомнил встречу с моряком в номере старой гостиницы-общежития посёлка, где почти месяц они, четверо студентов, сначала робко и скованно, потом всё ярче и крепче пытались отстаивать и защищать социалистические устои нашей страны. Но он не стал напоминать старпому об их довольно бурных отношениях, произошедших десять лет назад, хотя в ушах до сих пор слышались последние слова скандалиста: "Презумпция не-ви-нов-ности..."

На бюро приглашали по одному человеку, школьники очень волновались, поскольку впервые за длинным столом, накрытым красным кумачом, их слушали сразу больше десятка взрослых людей. Да, в порядке исключения, бюро разрешило присутствовать здесь шефам, за отдельным столом сидели представители судоверфи, видно было, как искренне волнуется за своих подопечных моряк рыболовного флота - Радугин.

- Сергей, - обратился секретарь горкома к восьмикласснику, выглядевшему немного старше своих сверстников, - расскажи, как ты вместе с родителями разыскал своего дедушку и отстоял его доброе имя?

- Так это весь посёлок знает... - Пожал плечами парень. - Дед сидел в лагерях больше десяти лет, хотя воевал вместе с Михаилом Васильевичем Фрунзе, командовал полком. Они брали Верный в Казахстане, бились с басмачами в Туркестане, он недолго, правда, был там руководителем одной из республик. Но после смерти Фрунзе его дважды арестовывали, судили, сослали в Кировск, на строительство апатитового комбината. Так мы все оказались на Севере. На поселении дед женился, родились несколько сыновей, один воевал в годы войны. Но деда на фронт не пустили, надо было срочно вводить комбинат в строй. А мой отец родился после войны, работает здесь начальником метеостанции. Мы подняли с ним все архивы, что касалось жизни деда, и доказали, что никакой он не враг народа. Деда реабилитировали, в Кировске ему, как строителю комбината, открыта памятная доска.

- Вот так, ребята, надо отстаивать честь и достоинство, как своё, так и ваших ближайших родственников, - резюмировал рассказ будущего комсомольца Виктор. - Если они своей жизнью и преданностью Родине заслужили того.

Он, видя, как радовался за мальчишку Радугин, невольно вспомнил, что небезызвестная администратор гостиницы, Лилия Дмитриевна, была женой начальника метеостанции. "Значит, они знакомы до сих пор, может, дружат семьями? - Подумал он. - Надо всё-таки поговорить со старпомом, вспомнить нашу тогдашнюю бурную жизнь..."

И случай представился с неожиданной стороны: местные судоремонтники организовали для всех приглашённых ужин в столовой новой гостиницы: там восседали не только заводчане, но и шефы с флота, местное начальство, капитаны судов, стоящих в морской бухте. Виктор Иванович попросил быть тамадой на вечере заведующего отделом народного образования, весёлого и остроумного, умудрённого жизненным опытом человека. Тосты перемежались шутками и анекдотами, на 5-6 рюмках кто-то затянул любимую песню: "/Забота у нас простая, /Забота наша такая: /Жила бы страна родная, /И нету других забот..."

Виктор тогда курил, нечасто, но иной раз не мешало прерваться на пару минут, чтобы подумать над сложным вопросом, который выкидывает нередко жизнь. Вот и здесь, чтобы сделать паузу в застолье, он достал сигареты и незаметно вышел на крыльцо. Буквально через минуту рядом с ним оказался старпом Радугин, тоже достал, правда, пачку папирос "Беломорканал" и закурил. Затем сказал серьёзно и уважительно:

- Что, Виктор Иваныч, признали Радугина?

- Такой командировки к рыбакам, которая была первой в моей жизни, забыть нельзя. Или я не прав, Анатолий Савелич? Так, доложила мне разведка, вас зовут-величают? - Виктор улыбался, стараясь смягчить полуофициальный тон.

- Так точно. А вы - уже первый секретарь комсомола всего побережья Ледовитого океана? Слышал много хорошего о вас, да вот судьба всё не сводила нас вместе...

- И кто сейчас ваш начальник? Я знаю многих капитанов больших судов...

- Вы, наверное, и не вспомните: тот, кто меня так удачно отвадил от вас пинком под зад... Помните, как я просил у всех студентов трояк до получки, а Георгий Степаныч, мой нынешний капитан-директор, предупредил, чтобы не давали бичам денег? Вот он-то и спас меня, и со снятием судимости помог, и переаттестацию я прошёл при его поддержке, а потом стал у него же самым младшим механиком БМРТ, ха-ха-хёх...

- И дорос до старпома, поздравляю. А сынишка как? Учится?

- В средней мореходке, тоже на механика. Хороший парень, ничего не скажешь... А я так и живу с мамой, дай ей бог здоровья ещё на долгие годы. С женитьбой не получается, переживал, теперь успокоился и завожу только знакомства. Так надёжнее, серьёзно говорю, существовать в нашем мире.

- Можно хороший, поучительный очерк напечатать в газете про вашу жизнь, про второе, так сказать, рождение. Для ребят с флотов - это важно и очень полезно будет. Хотите, у меня есть знакомые журналисты?

- Ни к чему это... Мы привыкли удивлять всех уловами, тоннами и месяцами, проведёнными на промыслах. А остальное - пусть остаётся нашей личной жизнью.

- Хорошо. Вам жить, вам виднее... Вопрос частного порядка, Анатолий Савелич, не хотите, не говорите. Кто бросил булыжник в комнату студентов?

- Я почему-то был уверен, что вы узнали, кто. Не тогда, думаю, позже, когда стали комсомольским начальником. А, не прав я?

Он помолчал, как-то заново разглядывая Виктора, видимо, понимая, что тот докопался бы до истины. И тогда прощай помощь Георгия Степановича, который в то время отвечал в посёлке за хозяйственную часть, принимал суда и команды, знал многих людей, был общителен, решал многие вопросы в оперативном порядке, по договорённостям, под "честное слово". И сочувствие администратора Лилии Дмитриевны точно бы улетучилась, и милиционер раскрутил бы "дело о покушении..." на новый тюремный срок. И пока ещё не была снята старая судимость, одному богу было известно, что тогда бы произошло.

- Бросал не я, но дело прошло не без моего участия. Я подкупил бутылкой водки кочегара Мишку-Чахотку, который топил котёл со второго торца общаги и гостевого дома. Там же, за широкой кирпичной трубой, была у него лежанка и стол, сбитый из ящиков. Обед он не готовил, чайник кипятил на плитке. Так вот и жил, горемыка, один - одинёшенек...

По рассказу старпома, выходило, что с судна нынешнего кочегара списали, видимо, по болезни, ехать было некуда, хорошо ещё пристроился здесь истопником: в тепле, с бесплатным углом для жилья, да ещё и деньги какие-никакие платили. Когда болезни совсем доставали его, он приходил к фельдшеру, просил что-нибудь, снимающее боли, а взамен - ходил пилить и колоть дрова, чистил от снега двор или участок улицы возле дома. В исцеление водкой он не верил (а немало рыбаков, кто верит), поэтому пьяным его никогда не видели. Но выпить мог и даже много, особенно к ночи, когда и кашель, и другие боли заставляли это сделать, чтобы забыться на несколько часов во сне. Видимо, на этом и поймал его Радугин, заверив, что студенты даже не проснуться от разбитого стекла. Как оказалось, проснулись, но найти небольшую дверь в кочегарку не смогли. А Радугина чуть не казнили, на сто процентов уверенные, что сделал это он, чтобы отмстить за позор, который тот пережил от пинка под зад, да на глазах у каких-то салаг-студентов, пацанов без рода и племени.

- Так что, совесть моя больная, дорогой Виктор Иванович, за что и прошу простить. - Радугин говорил  с заметным волнением, видимо, это событие его сильно задело. - Миша умер, схоронили мы его здесь, прямо у моря есть небольшое кладбище. Что ж, он своего берега достиг, хотя рано, конечно, тем более, по болезни. Говорили, был хороший боцман, его уважали на судах. И мне уже скоро на пенсию, выработал и северный стаж, и профессиональный, выше этой должности - не прыгнешь. Значит, и мой горизонт уже рядом... А вот вам желаю большого плавания к вашему дальнему горизонту. У вас всё для этого есть, в смысле авторитета и уважения людей. И давайте встретимся, когда вы пойдёте на пенсию. Я дождусь вас, ха-ха-хе-хех, - задорно рассмеялся старпом. - Георгий обещал помочь с созданием прямо здесь, в посёлке, дома ветеранов флотов. Он будет предлагать мою кандидатуру на должность директора. Если всё сложится, вот и приезжайте на рыбалку. Нигде у нас на побережье Ледовитого океана нет такой трески, какая именно здесь ловится...

***

Радугину прямо на БМРТ пришла посылка, в которой лежал огромный серый булыжник с автографами четырёх бывших студентов, активистов общества "Знание".