Пушкин. Кокю и Письма о роковом кокюаже

(I)

Невесте НН Гончаровой Пушкин написал 14 писем
Женке-жене – 64

Вот выписки из этих писем о нарастании подозрений мужа, созревании в нем ревности и росте неудовольствий (негодований) по поводу публичного поведения жены:

1. 8 декабря 1831 г. Москва = Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне всё что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы

2. 10 декабря 1831 г. Москва = вечер провёл дома, где нашёл студента дурака, твоего обожателя. Он поднёс мне роман Теодор и Розалия, в котором он описывает нашу историю. Умора. Всё это однакож не слишком забавно …  Не люблю я твоей Москвы

3. Около (не позднее) 16 декабря 1831 г. Москва = не дружись с графинями, с которыми нельзя кланяться в публике. Я не шучу, а говорю тебе серьёзно и с беспокойством.

4. 16 декабря 1831 г. Москва = Зван был всюду, но был у одной Солдан, да у Вяземской, у которой увидел я твоего Давыдова — не женатого (утешься)

5. 22 сентября 1832 г. Москва = Ей богу, душа моя, не я с ними кокетничал, они со мною амурились в надежде на лишний билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка, и как маленькой Иосиф вышел чист от искушения. Ах, жёнка душа! что с тобою будет?

6. 25 сентября 1832 г. Москва = Кстати: смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги себя на первых порах. Верьхом не езди, а кокетничай как-нибудь иначе. …Твой Давыдов, говорят, женится на дурнушке. Вчера рассказали мне анекдот, который тебе сообщаю. В 1831 году, февр.<аля> 18 была свадьба на Никитской в приходе вознесения. Во время церемонии двое молодых людей разговаривали между собою. Один из них нежно утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы. А несчастный любовник, с воздыханием и слезами, надеялся со временем забыть безумную страсть etc. etc. etc. Княжны Вяз.<емские> слышали весь разговор и думают, что несчастный любовник был Давыдов. А я так думаю, Петушков или Буянов или паче Сорохтин. Ты как? не правда ли, интересный анекдот?

7. 27 сентября 1832 г. Москва = Спасибо и за то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во первых, потому что при мне он у нас ни разу не был, а во вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням. Вследствии сего деру тебя за ухо и цалую нежно, как будто ни в чём не бывало … Сегодня еду слушать Давыдова, не твоего супиранта, а профессора

8. 30 сентября 1832 г. Москва = Я ждал от тебя грозы, ибо по моему расчёту прежде воскресения ты письма от меня не получила; а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? Смотри! Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякой день видимся. А до жён нам и дела нет. Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к жёнам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадоны etc. etc. Знаешь русскую песню — Не дай бог хорошей жены, Хорошу жену часто в пир зовут. А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своём тошнит.

9. Около (не позднее) 3 октября 1832 г. Москва = По пунктам отвечаю на твои обвинения. 1) Русской человек в дороге не переодевается и, доехав до места свинья свиньёю, идёт в баню, которая наша вторая мать. Ты разве не крещёная, что всего этого не знаешь? 2) В Москве письма принимаются до 12 часов — а я въехал в Тверскую заставу ровно в 11, следственно и [не у<спел>] отложил писать к тебе до другого дня. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? виновата 1) потому что всякой вздор забираешь себе в голову, 2) потому что пакет Бенкендорфа (вероятно важный) отсылаешь с досады на меня бог ведает куда, 3) кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, да ещё жалуешься на своё положение, будто бы подобное Нащокинскому!  жёнка, жёнка!..

10. 20 августа 1833 г. Торжок = Машу не балуй, а сама береги своё здоровье, не кокетничай 26-го.

11. 21 августа 1833 г. Павловское = в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш etc. живёт управитель Парасковии Александровны, Рейхман, который поподчивал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живёт здесь в соседстве. Но я к ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен … Забыл я тебе сказать, что в Ярополице (виноват: в Торжке) толстая Мllе Pojarsky, та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого такая красавица, что я встретя её (?) ахнула. Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться. Письмо это застанет тебя после твоих имянин. Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, ч<то> с твоим лицом ничего сравнить нельзя н<а све> те, — а душу твою люблю я ещё более твоего лица.

12. 2 сентября 1833 г. Нижний Новгород = Городничиха и тётка так были восхищены моим рыцарским поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим покровительством, на что я великодушно и согласился. Таким образом и доехали мы почти до самого Нижнего — они отстали за 3 или 4 станции — и я теперь свободен и одинок. Ты спросишь: хороша ли городничиха? Вот то-то что не хороша, ангел мой Таша, о том-то я и горюю. — Уф! кончил. Отпусти и помилуй.

13. 19 сентября 1833 г. Оренбург = Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю - и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику. Знаешь ли ты, что есть пословица: На чужой сторонке и старушка божий дар. То-то, жёнка. Бери с меня пример.

14. 2 октября 1833 г. Болдино = Въехав в границы Болдинские, встретил я попов, и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи. Смотри, жёнка. Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня — искокетничаешься. Одна надежда на бога да на тётку. Авось сохранят тебя от искушений рассеянности. Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорождённый младенец. Дорогою волочился я за одними 70 и 80-летними старухами — а на молоденьких <------> шестидесятилетних и не глядел. В деревне Берде, где Пугачёв простоял 6 месяцев, имел я une bonne fortune — нашёл 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от неё не отставал, виноват: и про тебя не подумал.

15. 8 октября 1833 г. Болдино = Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты пококетничалась; я приеду к тебе, ничего но успев написать — и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое, а я буду работать и спешить.  Безобразов умно делает, что женится на к.<няжне> Хилковой. Давно бы так. Лучше завести своё хозяйство, нежели волочиться весь свой век за чужими жёнами и выдавать за свои чужие стихи. Не кокетничай с Соболевским и не сердись на Нащекин … Так Фикельмон приехали? радуюсь за тебя; как-то, мой ангел, удадутся тебе балы? В самом деле не забрюхатела ли ты? что ты за недотыка?

16. 11 октября 1833 г. Болдино = Что твои обстоятельства? что твоё брюхо? Не жди меня в нынешний месяц, жди меня в конце ноября. Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с ц.<арём>, ни с женихом княжны Любы … Что касается до тебя, то слава о твоей красоте достигла до нашей попадьи, которая уверяет, что ты всем взяла, не только лицом, да и фигурой. Чего тебе больше

17. 21 октября 1833 г. Болдино = В прошлое воскресение не получил от тебя письма и < имел глупость на тебя надуться; а вчера такое горе взяло, что [давно] и не запомню, чтоб на меня находила такая хандра. Радуюсь, что ты не брюхата, и что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних балах. Видно, Огорев охотник до Пушкиных, дай бог ему ни дна ни покрышки! кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности — не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебе, жёнка, соперничать с гр.<афиней> Сал.<логуб>. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Всё равно кабы гр.<аф> Шереметев стал оттягивать у меня Кистенёвских моих мужиков. Кто же ещё за тобой ухаживает кроме Огорева? пришли мне список по азбучному порядку. Старам стала и умом плохам

18. 30 октября 1833 г. Болдино = Вчера получил я, мой друг, два от тебя письма. Спасибо; но я хочу немножко тебя пожурить. Ты, кажется, не путём искокетничалась. Смотри: не даром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нём толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе <------->; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Парасковьи Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого нападёшь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селёдкой. [Фо<ма>] Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: Красавицы! не кормите селёдкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму. Видишь ли? Прошу, чтоб у меня не было этих академических завтраков. Теперь, мой ангел, цалую тебя как ни в чём не бывало; и благодарю за то, что ты подробно и откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гуляй, жёнка; только не загуливайся, и меня не забывай. … Опиши мне своё появление на балах, которые, как ты пишешь, вероятно уже открылись — да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во всё тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю всё, что пахнет московской барышнею, всё, что не comme il faut, всё, что vulgar… Если при моём возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя. Политике скажи, что за её поцалуем явлюсь лично, а что-де на почте не принимают. А Катерина Ивановна? как это она тебя пустила на божию волю? Ахти, господи Сусе Христе!

19. 6 ноября 1833 г. Болдино = Друг мой жёнка, на прошедшей почте я не очень помню, что я тебе писал. Помнится, я был немножко сердит — и кажется письмо немного жёстко. Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведёт; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету:  уважения.  Радоваться своими победами тебе нечего. После этого, изволь гордиться похищением мужских сердец. Подумай об этом хорошенько, и не беспокой меня напрасно.
Жёнка, жёнка! я езжу по большим дорогам, живу по 3 месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, — для чего? — Для тебя, жёнка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc., etc. — не говоря об cocuage, о коем прочёл я на днях целую диссертацию в Брантоме.

20. 17 апреля 1834 г. Петербург = Жду от тебя письма из Нова-города; а покамест, вот тебе отчёт о моём холостом житье-бытье. Третьего дня возвратился я из Царского села в 5 часов вечера, нашёл на своём столе два билета на бал 29-го апреля и приглашение явиться на другой день к Литте;  я догадался, что он собирается мыть мне голову за то, что я не был у обедни. В самом деле в тот же вечер узнаю от забежавшего ко мне Жуковского, что государь был недоволен отсутствием многих камер-геров и камер-юнкеров и что он велел нам это объявить. Вообрази, что мне с моей седой бородкой придётся выступать с Безобразовым или Реймарсом — ни за какие благополучия!
Тётка, приехала спросить о тебе и, узнав, что я в халате и оттого к ней не выхожу, сама вошла ко мне — я исполнил твою комиссию, поговорили о тебе, потужили, побеспокоились; и решились тебе подтвердить наши просьбы и требования — беречь себя и помнить наши наставления. Потом явился я к Дюме, где появление моё произвело общее веселие: холостой, холостой Пушкин! Стали подчивать меня шампанским и пуншем, и спрашивать, не поеду ли я к Софье Астафьевне? Всё это меня смутило, так что я к Дюме являться уж более не намерен и обедаю сегодня дома

21. 19 апреля 1834 г. Петербург = смотри, не сделайся сама девочкой, не забудь, что уж у тебя двое детей, третьего выкинула, береги себя, будь осторожна; пляши умеренно, гуляй понемножку, а пуще скорее добирайся до деревни.

22. 20 и 22 апреля 1834 г. Петербург = Все эти праздники просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трёх царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упёк меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвёртого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тёской; с моим тёской я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибёт. Теперь полно врать; поговорим о деле; пожалуй-ста, побереги себя, особенно сначала; не люблю я святой недели в Москве; не слушайся сестёр, не таскайся по гуляниям с утра до ночи, не пляши на бале до заутренни. Гуляй умеренно, ложись рано. Отца не пускай к детям, он может их испугать и мало ли что ещё. Пуще береги себя во время регул — в деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения, жёнка. Кокетничать позволяю, сколько душе угодно.

23. 30 апреля 1834 г. Петербург = Я зол на Петербург и радуюсь каждой его гадости. Возвратясь домой, получаю твоё письмо, милый мой ангел. Слава богу, … с бала уезжаешь прежде мазурки, по приходам не таскаешься. Одно худо: не утерпела ты, чтоб не съездить на бал кн.<ягини> Галицыной. А я именно об этом и просил тебя. Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где хозяйка позволяет себе невнимание и неуважение.Ты не Мllе Sontag, которую зовут на вечер, а потом на неё и не смотрят. Московские дамы мне не пример. Они пускай таскаются по передним, к тем, которые на них и не смотрят! Туда им и дорога. Жёнка, жёнка! если ты и в эдакой безделице меня не слушаешь, так как мне не думать… ну, уж бог с тобой. Ты говоришь: я к ней не ездила, она сама ко мне подошла. Это-то и худо. Ты могла и должна была сделать ей визит, потому что она штатс-дама, а ты камер-пажиха; это дело службы. Но на бал к ней нечего было тебе являться. Ей богу, досада берёт — и письма не хочу продолжать.
24. Около 5 мая 1834 г. Петербург = Летний сад полон. Все гуляют. Гр.<афиня> Фикельм.<он> звала меня на вечер. Явлюсь в свет в первый раз после твоего отъезда. За Салог.<уб> я не ухаживаю, вот-те Христос; и за Смирновой тоже. Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц.

25. 12 мая 1834 г. Петербург = Какая ты дура, мой ангел! конечно я не стану беспокоиться оттого, что ты три дня пропустишь без письма, так точно как я не стану ревновать, если ты три раза сряду провальсируешь с кавалер-гардом. Из этого ещё не следует, что я равнодушен и не ревнив. Я отправил тебя из П.<етер> Б.<урга> с большим беспокойством; … Письмо твоё очень мило; а опасения насчёт истинных причин моей дружбы к Софьи К.<арамзиной> очень приятны для моего самолюбия. Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у К.<арамзиных>, ей не встащить брюха на такую лестницу; кажется, она уже на даче; гр.<а-финя> С.<оллогуб> там также не бывает, но я видел её у кн.<ягини> В.<яземской>. Волочиться, я ни за кем не волочусь. У меня голова кругом идёт.

26. 18 мая 1834 г. Петербург = Одно из моих писем попалось полиции и так далее. Смотри, жёнка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не дашь; если почта распечатала письмо мужа к жене, так это её дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных сношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не должен знать, чт; может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни. Я пишу тебе, не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в ком не удивляет.
Дай бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! Неприятна зависимость; особенно когда лет 20 человек был независим. Это не упрёк тебе, а ропот на самого себя

27. 26 мая 1834 г. Петербург =Что ты путаешь, говоря: о себе не пишу, потому что не интересно. Лучше бы ты о себе писала, чем о S.<ollogoub>, о которой забираешь в голову всякий вздор — на смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма. Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, кажется, выдти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерский мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Вот тебе и мораль. Ты зовёшь меня к себе прежде августа. Рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? что мне весело в нём жить между пасквилями и доносами?

28. 3 июня 1834 г. Петербург = Я не писал тебе потому, что свинство почты так меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство ; la lettre. Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности (inviolabilit; de la famille) невозможно:  каторга не в пример лучше. В прошлое воскресение представлялся я к вел.<икой> княгине. Я поехал к её выс.<очеству> на Кам.<енный> Остров в том приятном расположении духа, в котором ты меня привыкла видеть, когда надеваю свой великолепный мундир. Но она так была мила, что я забыл и свою несчастную роль и досаду…
Веду себя порядочно, только то не хорошо, что расстроил себе желудок; и что желчь меня так и волнует. Да от желчи здесь не убережёшься

29. 8 июня 1834 г. Петербург = Не сердись, жена, и не толкуй моих жалоб в худую сторону. Никогда не думал я упрекать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив; но я не должен был вступать в службу и, что ещё хуже, опутать себя денежными обязательствами. Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать как им угодно. Опала легче презрения. Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога. Но ты во всём этом не виновата, а виноват я из добродушия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни.
30. Охота тебе думать о помещении сестёр во дворец. Во-первых, вероятно, откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому П.<етер> Б.<ургу>. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускаться в просительницы. Погоди; овдовеешь, постареешь — тогда пожалуй будь салопницей и титулярной советницей. Мой совет тебе и сёстрам быть подале от двора; в нём толку мало. Вы же не богаты. На тётку нельзя вам всем навалиться. Боже мой! кабы Заводы были мои, так меня бы в П.<етер> Б.<ург> не заманили и московским калачем. Жил бы себе барином. Но вы, бабы, не понимаете счастия независимости и готовы закабалить себя навеки, чтобы только сказали про вас: Hier Madame une telle ;tait d;cid;ment la plus belle et la mieux mise du bal. Прощай, Madame une telle
На того я перестал сердиться, потому что, toute r;flexion faite, не он виноват в свинстве его окружающем. А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к <----->, и вонь его тебе не будет противна, даром что gentleman. Ух кабы мне удрать на чистый воздух

31. 26—27 июня 1834 г. Петербург = Ваше благородие всегда понапрасну лаиться изволите (Недоросль). Буду отвечать тебе по пунктам. Когда я представлялся в.<еликой> кн.<ягине>, дежурная была не С.<оллогуб>, а моя прищипленая кузинка Чичерина, до которой я не охотник, да хоть бы и С.<оллогуб> была в карауле, так уж если влюбляться… — Эх, жёнка! почта мешает, а то бы я наврал тебе с три короба. Я писал тебе, что я от фрака отвык, а ты меня ловишь во лжи как в petite mis;re ouverte

32. Около 28 июня 1834 г. Петербург = Я перед тобой кругом виноват, в отношении денежном. Были деньги … и проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-нибудь. Всё Тот виноват; но бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси.
33. 30 июня 1834 г. Петербург = Твоя Шишкова ошиблась: я за её дочкой Полиной не волочился, потому что не видывал, а ездил я к Александру Семёновичу Ш.<ишкову> в Академию, и то не для свадьбы, а для жетонов. Прости, жёнка. Благодарю тебя за то, что ты обещаешься не кокетничать: хоть это я тебе и позволил, но всё-таки лучше моим позволением тебе не пользоваться.

34. 11 июля 1834 г. Петербург = Ты, жёнка моя, пребезалаберная (насилу слово написал). То сердишься на меня за С.<оллогуб>, то за краткость моих писем, то за холодный слог, то за то, что я к тебе не еду. Подумай обо всём, и увидишь, что я перед тобой не только прав, но чуть не свят. С С.<оллогуб> я не кокетничаю, потому что и вовсе не вижу, пишу коротко и холодно по обстоятельствам тебе известным, не еду к тебе по делам, ибо и печатаю П.<угачёва>, и закладываю имения, и вожусь и хлопочу — а письмо твоё меня огорчило, а между тем и порадовало; если ты поплакала, не получив от меня письма, стало быть ты меня ещё любишь, жёнка. За что цалую тебе ручки и ножки.
Кажется, не за что меня бранить. О тебе в свете много спрашивают и ждут очень. Я говорю, что ты уехала плясать в Калугу. На днях я чуть было беды не сделал: с тем  чуть было не побранился — и трухнул-то я, да и грустно стало. С этим поссорюсь — другого не наживу. А долго на него сердиться не умею; хоть и он не прав.

35. Около (не позднее) 14 июля 1834 г. Петербург = Дай, сделаю деньги, не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю — но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости. А <о> каком соседе пишешь мне лукавые письма? кем это меня ты стращаешь? отселе вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий по выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать — по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли? А ты, бабёнка, за неимением Того и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно!
— Надобно тебе поговорить о моём горе. На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет ещё 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать, и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута, и что их маменька ужас как мила была на Аничковских балах. Ну, делать нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это хуже либерализма.

36. 14 июля 1834 г. Петербург = Все вы, дамы, на один покрой. Куда как интересны похождения дурачка Д.[401] и его семейственные ссоры. А ты так и радуешься. Я чай, так и раскокетничалась. Что-то Калуга? Вот тут поцарствуешь! — Впрочем, жёнка, я тебя за то не браню. Всё это в порядке вещей; будь молода, потому что ты молода — и царствуй, потому что ты прекрасна. Цалую тебя от сердца — теперь поговорим о деле. Если ты в самом деле вздумала сестёр своих сюда привезти, то у Оливье оставаться нам невозможно; места нет. Но обеих ли ты сестёр к себе берёшь? эй, жёнка! смотри… Моё мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети покамест малы; родители, когда уже престарелы. А то хлопот не наберёшься, и семейственного спокойствия [не набер<ёшь>] не будет. Впрочем об этом ещё поговорим.

37. Около (не позднее) 26 июля 1834 г. Петербург = Женщина, говорит Гальяни, est un animal naturellement faible et malade. Какие же вы помощницы или работницы? Вы работаете только ножками на балах и помогаете мужьям мотать. И за то спасибо.

38. 3 августа 1834 г. Петербург = Просил я тебя по Калугам не разъезжать, да видно уж у тебя такая натура. О твоих кокетственных сношениях с соседом говорить мне нечего. Кокетничать я сам тебе позволил — но читать о том лист кругом подробного описания вовсе мне не нужно. Побранив тебя, беру нежно тебя за уши и цалую — благодаря тебя за то, что ты богу молишься на коленах посреди комнаты. Я мало богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для нас.

39. 15 и 17 сентября 1834 г. Болдино = Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее будет мне хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось. Не знаю, придёт ли вдохновение. Здесь нашёл я Безобразова (что же ты так удивилась? не твоего обожателя, а мужа моей кузины Маргаритки).

40. 25 сентября 1835 г. Тригорское = Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а всё потому, что не спокоен.
41. 2 октября 1835 г. Михайловское = Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твоё, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами, подкованными у Mde Katherine. Надеюсь, что теперь ты устала и присмирела. Жду от тебя писем порядочных, где бы я слышал тебя и твой голос — а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица.
18 мая 1836 г. Москва = У нас убийство может быть гнусным расчётом: оно избавляет от дуэля и подвергается одному наказанию — а не смертной казни. По мне драка Киреева гораздо простительнее, нежели славный обед ваших кавалергардов, и благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выдет история, так их в Аничков не позовут. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: Vous avez tromp; и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; чорт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!
Весело, нечего сказать. Прощай, будьте здоровы. Цалую тебя.

(II)

Историк Р.Г. Скрынников в монографии  «Тайна гибели Пушкина» (2007) особо выделил уисторию с кокюажем Пушкиных и его влияния на роковые события  их жития :
<<<
Осенью 1832 г Пушкин в письме к жене впервые обозначил тему своих семейных переживаний:   «Уж не кокю ли я?”
В 1833-ем Пушкин постоянно укоряет женку из Болдино (исходно – Еболдино):

«Не говори, что искокетничалась» (8 октября 1833 г.)
через 3 дня  = «не кокетничай с царем» (11 октября)
через 10 дней  =  «кокетничать я тебе не мешаю» (21 октября)
через девять дней  = «ты, кажется, не путем искокетничалась» (30 октября)
через неделю   «кокетство ни к чему доброму не ведет» (6 ноября).
В письме из Болдина Пушкин писал Натали осенью 1833 г.:
«Кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности   не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему».
В другом письме того же периода поэт внушал жене: «Повторяю тебе..., что кокетство ни к чему доброму не ведет; и хоть оно имеет свои приятности,  но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейного благополучия, ни спокойствия в отношениях к Пушкин приучил супругу к откровенности, и она добросовестно излагала ему историю своих успехов.
В ноябрьском письме Пушкин просил Наталью:
«Не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc., etc.   Не говоря об cocuage (положении рогоносца), о коем прочел я на днях целую диссертацию в Брантоме».
Французский писатель Пьер Брантом составил жизнеописание знаменитых красавиц. Один из томов его  сочинений был посвящен дамам, украсившим своих мужей рогами. Этот том поэт иронически именовал диссертацией.
>>>
Так акцентировал  характер того, что сам Пушкин назвал кокюажем (cocuage),  историк Р.Г. Скрынников «Тайна гибели Пушкина» (2007))

(III)

Эту тему “Пушкин, Натали и кокюаж» мы пытались с мстинским  фра АИЯ рассмотреть в наших заметках:
18. 19. 1. Пушкин Кокюаж Николай 1 и Натали

18. 19. 2. Пушкин Кокюаж Часть 1

18. 19. 3. Пушкин и кокюаж. Часть 2

18. 19. 4. Пушкин и кокюаж. Часть 3

18. 19. 5. Пушкин и кокюаж. Часть 4

18. 19. 6. Пушкин и погибельный кокюаж. Часть 5

18. 19. 7. Пушкин и погибельный коюаж. Часть 6

18. 19. 9. Пушкин и кокюаж. Часть 8

18. 19. 10. Пушкин Какая ты дура, мой ангел

18. 19. 12. Пушкин и Царь. Кокюаж наоборот

18. 19. 11. Пушкин и кокю. Часть 10

18. 19. 13. Пушкин и кокюаж. часть 11

18. 19. 14. Пушкин и кокюаж. часть 13

18. 19. 15. Пушкин Кокюаж. Ликбез

Кокюаж в семье Пушкина. Женка - кокетка. Муж - кокю.

В частности, в заметке «18. 19. 13. Пушкин и кокюаж. часть 11» сборника мы отметили следующее в откровениях Пушкина о женке-жене и его показаниях в судный день:
<<<
1833
8 октября: “Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты искокетничалась”.
11 октября: “Не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царем…”
21 октября:  «Кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему»
30 октября: “Ты, кажется, не путём искокетничалась… Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться! Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею ”
Там же: “…не кормите селёдкой, если не хотите пить давать…”
Там же: “Гуляй, жёнка: только не загуливайся…”
Там же: “Да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай…”
6 ноября: “Повторю тебе... что кокетство ни к чему доброму не ведёт…” Там же: “Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc. etc”.
>>>

(IV)

А теперь об обещанных нюансах кокюажа и положении рогоносца (выделено мужем – Пушкиным!)
(1) Пушкин не просит и, тем более, не требует прекратить  отношений с царем = это, судя по иерархии придворной интимности и общему этикету  поведения с монархом и самовластцем, невозможно
(2) Пушкин не требует как муж «отшить» ухажера и искусителя – поставить на место царя как мужика
(3) Пушкин требует одного – не кокетничать публично
(4) Пушкин замешан в кокюаже, ставшим семейным: жена кокетничает, а он использует царя как основного своего кредитора = попросту говоря, берет деньги … (*)
(5) Упреки в кокетстве, однако,  и приступы ревности были у супругов Пушкиных взаимными
(*) НА день смерти Пушкина его долг казне, возникший по высочайшему соизволению царя, составил 43 333 рубля. Эта сумма почти равнялась 20 годовым окладам  имперского губернатора 1-ой категории
Когда Пушкин собрался издать книгу по истории бунта казака Ем. Пугачева, он обратился к Канкрину с прошением о выдаче ссуды из Государственного казначейства в размере 20 тысяч рублей.  Во всеподданнейшем докладе о выдаче Пушкину ссуды на издание «Истории Пугачевского бунта» Министр финансов Российской империи граф Егор Францевич Канкрин писал:  «Как Пушкин обязывается сумму сию уплатить в два года, то министр финансов, к уважению краткости срока, равно и того, что ссуда предназначена для напечатания книги, полагал бы произвести ссуду сию без процентов и без вычета в пользу увечных». Вычет в пользу увечных воинов, пострадавших в Отечественной войне, составлял 5%. Значит  министр финансов граф Канкрин пытался оставить Пушкину 2 500 рублей.
Выпущенная на волю в конце 1834 г в количестве 3000 экземпляров «История Пугачевского бунта» к огорчению историка успеха у публики не имела и большая часть тиража осталась нераспроданной. Поэтому платеж за первый год в Казенную палату от Пушкина так и не поступил. 
Отметим  что 1833-1834 – это пик роптаний Пушкина на кокетничанье женки с Царем. 11 октября 1833 г. в письме из Болдино он впервые упрекнул женку не просто за позу публичной кокетки, но за кокетничанье с царем.
Но это (долг и молва) Пушкина не остановили. Жить надо было … на что-то и на широкую ногу. Кстати, молодожены Пушкины в 1831 г.  за три месяца спустили на ветер  17 тысяч … Не глядя…. Уметь надо. После этого Пушкин привез молоденькую женку в Сарское (тогда) село – именно там располагалась летняя дезьем резиданс царя и толпящихся у трона … Он хотел, выставив женку на царский подиум,  потешить свое тщеславие – похвалиться приобретением первой красавицы всей фамусовской московщины и заодно отчитаться о выполнении условий сговора от сентября 1826г = непременно перебеситься, остепениться и жениться.
Так вот об неостановке кредитной линии царя и потока транш: в 1835 г (суицидальном для поэта по И. Сурат…)  Пушкин вновь просил выдать ему из казны еще 30 тысяч рублей взаймы. В письме графу Канкрину, с ходатайством о ссуде он в обоснование нужды и требы рассказывал о своем бедственном положении, указав в завершении: «Осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о разрешении получить мне сполна сумму, о которой принужден я был просить государя, и о позволении платить проценты с суммы, в 1834 году выданной мне, пока обстоятельства дозволят мне внести оную сполна».

Канкрин, почуяв неладное и готовя проект о денежном вспоможении поэту, предполагал выдачу 30 тысяч рублей взаймы с удержанием жалованья и вычетом 10 000 рэ по «пугачевской» ссуде с причитающимися за просрочку процентами. Выслушав министра финансов, Николай I «согласился» выдать Пушкину полную сумму 30 тысяч. Обидеть «добрую женщину» ( царское определение натуры Натали Пушкиной) самовластец никак не мог

На момент смерти поэта размер погашения ссуды Пушкиным составил жалованье за год и четыре месяца 6666 рублей 66 копеек. Какая цифра! Два транша по 666! Долг казне составлял не 50 000 рублей,  а  всего 43 333,33 рубля.

Финансовые дела Пушкина и его вдовы пошли в гору только  после его насильственной смерти:
- казна оплатила все долги Пушкиных, которые составили порядка «150 тыщ« (более половины = долги так называемой чести = проигрыши в кабальную игру в карты)
- казна очистила недвижимость от долгов по залогам и перезалогам
- вдове и дочерям назначен казенный пенсион
- мальчиков определили в пажеский корпус на казенный  счет с выплатой денежных пособий
- вдове = 10000 рублей единовременно из казны

Кроме того, в «золотой парашют» вдовы по случаю успешного убиения возмутительно ревнивого мужа и ритуального траура высочайше повелено издать собрание сочинений Пушкина на казенный счет в пользу вдовы и детей
Суммарные издержки на собрание сочинений составили 112 856 рублей 92 копейки. В период с 1837 по 1840 годы от подписчиков было собрано 263 939 рублей 48 копеек. Проценты за размещение этой суммы в банках составили 6280 рублей 98 копеек. Чистая прибыль составила больше 155 тысяч рублей.
Позже право на получение полной прибыли от продажи новых изданий Пушкина  продлевались по истечению срока наследования по ходатайству Натали, несмотря на то, что она была вдовой всего несколько лет и стала женой генерала и командира полка кавалергардов, поручик которого и ранил смертельно Пушкина

Такие вот нюансы кокюажа, о котором Пушкин стонал все последние пять лет семейной жизни …