Жизнь, отданная людям

Не стало той, кого я описала в нескольких своих рассказах, в том числе в рассказе «Активистка», Клавдии Васильевны Дубововой. И уже не хочется вспоминать какие-то размолвки, споры, вспоминается хорошее. А ведь его было много! Светит с фотографий её добрая улыбка, и понимаешь, как много в ней было доброты, как она стремилась поддержать, объединить людей. И ей удавалось! Защитить, добиться справедливости не очень удавалось, в тот период, когда я её узнала, это вообще мало кому удавалось.  А объединить, подбодрить, поддержать она могла.

Мне она помогла избавиться от своей постоянной скованности, замкнутости, стать более смелой, открытой, свободной. Я с удовольствием пела вместе со всеми красивые, душевные песни, она умела их выбирать. Мы слушали и читали стихи известных и не очень известных поэтов, сочиняли свои стихи. Главное, чтобы в выбранных стихах обязательно присутствовали смысл и душа.

Клавдия Васильевна могла прикрикнуть, оборвать, но могла и сочувствовать, понять человека, не обижалась на заядлых спорщиков, но бывало, что некоторых переставала приглашать. Люди вокруг неё собирались достойные, каждый был чем-то интересен. Своей семьи у неё не было, эти люди стали для неё семьёй. Она называла их своей командой, любила песню со словами:
  Тебе судьбу мою вершить,
  Тебе одной меня судить,
  Команда молодости нашей,
  Без которой мне не жить.

Команда менялась, одни уходили в никуда, приходили другие, она продолжала идти:
  Пока я ходить умею,
  Пока глядеть я умею,
  Пока я дышать умею,
  Я буду идти вперед!

Клавдии Васильевне хотелось включать в концерт как можно больше песен, поэтому она не давала допеть их до конца, обрывала после второго, а то и первого куплета. Мне это не нравилось, каждая песня – рассказ, оборванная, она теряет смысл. Много репетировать Клавдия Васильевна не любила, могла на выступлении объявить вдруг песню, которая ни разу не репетировалась, слова мы не помнили, сбивались в мотиве. Для Дубововой важнее было общение с людьми, чем пение, а нам не хотелось выглядеть перед зрителями полностью неумелыми. Конечно, мы не профессионалы, но нельзя же все выступления превращать в застолье.

Застолья у нас тоже были. Предполагалось, что мы ограничиваемся чаем, но некоторые приносили вино, а порой и водку. Водку для женщин Клавдия Васильевна крайне не одобряла, но от бокала хорошего вина не отказывалась. За столом часто начинали говорить каждый о своем, Клавдии Васильевне приходилось кричать, чтобы сосредоточить внимание на чем-то одном.

Интересных встреч с интересными людьми было немало. Дубововой всегда хотелось, чтобы эти встречи описывались, публиковались заметки в газетах. Но я не могла писать так, как это делают журналисты, у меня на первый план обычно выходили свои эмоции, публиковать такие заметки газеты отказывались. Да и собирались мы нередко позднее какой-то даты, которой посвящена встреча, то есть время для опубликования уже прошло.

Что заставляло Клавдию Васильевну постоянно куда-то торопиться, подгонять нас? Наверно, возраст, осознание уходящей, готовой оборваться в любой момент жизни. Хочется еще так многое успеть, договорить, рассказать, показать, научить, а времени все меньше и меньше.

Шла она до последнего, и даже в последние дни, преодолевая слабость, звонила людям, говорила о том, что надо бы встретиться. Жалобы от нее вряд ли кто слышал.

Она ушла на восемьдесят девятом году в здравом уме и с достаточно ясной памятью, не лежала, никого не обременяла. Закончилась жизнь, полностью отданная людям.