Деревенская Троица

В деревне всегда радовались приезду городских родственников. Те с пустыми руками никогда не приезжали, везли гостинцы – платки, кофточки, колбасу, селедку и прочую снедь. Городские приезжали веселые и нарядные, стараясь показать, что хорошо обустроились. А деревенская родня радовалась подмоге на сенокосе, в огороде.

 Но был один раз в году праздник, называемый Троицей, на котором крестьянский труд не приветствовался. Как говорила моя баба Нюра:
-Птица гнезда не вьет, девица косы не плетет.
Хоть и уходили корни  праздника в религиозную тематику, но все его праздновали как праздник цветения, благоухания всей  природы. И люди объединялись с окружающей их благодатью, ожидая приезда братьев, сестер, детей. Ближе к обеду, когда земля прогревалась под лучами яркого солнышка,  шли семьями на кладбище. Мужчины в белых рубашках, женщины в красивых платьях.Посещение почивших родных, не было  утомительным и грустным событием. Отнюдь. Люди шли гурьбой,  делились радостью с ушедшими в иной мир, несли им цветы. Памятники на могилках не отличались помпезностью в отличие от городских. Светлое, чистое кладбище располагалось на горке неподалеку от  деревеньки под названием Смородиха. Накануне деревенские родственники тщательно прибирались здесь и сажали анютины глазки, тюльпаны, кусты сирени. Приехавшие навестить родные пенаты, многочисленные дяди и тети раскладывали по могилкам конфеты и печенье. Сначала подходили к близким родственникам, здороваясь и кланяясь, потом к дальним, односельчанам. Со всех фотографий смотрели знакомые лица. Местные родственники в это время отходили в сторонку, старались не мешать общению. Потом все вставали вкруг и долго молчали под шелест листьев старых дубов и берез. Женщины смахивали набежавшие от воспоминаний  слезы. Мужчины оглядывали оградки, где подкрасить, что поправить. А потом снова не спеша кланялись, крестились, прощаясь до следующего свидания  с усопшими, и выходили за ограду.

Потом также дружно шли в молодые посадки. Накрывали газетами, а потом белой холстинкой лужайку на взгорке. Женщины резали сало, холодец, большие пироги с зеленым луком и яйцом, мужчины разливали водку по стопочкам, ребятишкам открывали лимонад и раздавали хлеб с колбасой. Первую рюмку выпивали за помин души, не стукаясь, а потом начинались разговоры, воспоминания. В нашей семье полагалось рассказывать в этот день только забавные истории из жизни с хорошим концом. Самым талантливым рассказчиком была моя бабушка Нюра. Ее повествование, разбавленное словами из местного диалекта, было интересным и смешным. Очень часто бабуля рассказывала про мои детские выходки. А у моей фантазии не было границ.
- Утпросилась Светынька как-то  с утра на Радоницу ненадолго погулять. Нарядила ее в ново платье. Ушла и пропала. Уббежала я кругом всю деревню три раза, хожу у всех спрашиваю: « может кто видал?». Никто не видал. Солнышко на запад клонится, трава не колыхнется, а я стою и плачу. Идет моя Светынька – волосы все дыбом в белой краске, платье - не поймешь чем обляпала. Раскудрит твою в затраву, как с печи ляпнулась. Бог с ним, с платьем. Голову керосином мыли, не отмыли. Пошла за Женей. Принес машинку волосы стричь. Обрил наголо. Сидит на табуретке, плачет да причетыват: « Меня топери в солдаты заберут». Убвязала ей бриту голову платком. Месяц никуда не убегала, а потом опять за свое.

Польщенная общим вниманием, я скромно улыбалась, чувствуя бабушкину любовь. Родня слушала, посмеиваясь. Потом мужчины рассказывали свою небывальщину про охоту. Народ дружно хохотал над охотничьими байками. Подходил черед  кульминационного момента – пения народных песен. Мужчины в нашей семье обладали хорошими баритонами. А вот у трех женщин был невероятной красоты сопрано. Тетя Галя - жена дяди, потомками которой являлись крымские турки, обладала малиновым голосом. Легкий вибрирующий голос моей мамы, бывшей  наполовину эрзя, поднимался до небес. Мощные серебряные трели издавала  Анна – жена двоюродного брата Виктора, предки которой переселились в здешние края из Украины. Трио пело так, что пташки замолкали от удивления, слушая рулады неведомых птиц. Обладательницы уникальных голосов и не подозревали, насколько они талантливы. Для них пение было обыденным делом. Остальная родня создавала фон поющим высокими голосами женщинам. Такого пения я больше никогда и нигде не слышала. Особенно жалостливо звучали протяжные грустные песни о  брошенных невестах, одиноких матерях. Слезы наворачивались на глаза. Но все-таки веселых  песен было больше. Так могли  петь только счастливые свободные люди довольные своей судьбой. Хор звучал на всю округу, слышно было на Смородихе и на Красном хуторе. Люди останавливались, спрашивая:
-Это кто ж так выводит?
- Кочергины собрались.

Напевшись вдоволь, собирались домой – хозяевам надо было возвращаться на вечернюю дойку. С шутками и прибаутками  возвращались мои родные в деревню. А мы – ребятня, чувствуя вселенскую радость, носились около взрослых.
Гости размещались в просторных комнатах на ночевку, долго гоготали, а наутро, попив чайку, отправлялись на Пьяну рыбачить. Дружной гурьбой садились в машины, мотоциклы, захватив с собой бредень  и мешки под рыбу. Прибыв на место отдыха, братья быстро разводили костер, и пока женщины кипятили воду в котелке, несли огромных раков, вытащенных из нор. Страшные с виду, но вкусные членистоногие быстро варились. Нам – детворе, конечно, было интересно глядеть на процесс ловли рыбы.

Речка была холодной, своенравной и быстрой. С одной стороны берег был высокий и обрывистый, с другой - пологий. Неподалеку располагался Ичалковский бор со своими карстовыми пещерами. В округе сложили много сказочных баек про омуты Пьяны. В километрах трех находилась бывшая усадьба Дельвигов, куда приезжал погостить Александр Сергеевич Пушкин из Болдина во время карантина. Если ехать наискосок - верст двадцать, не более. На берегу Пьяны стоял огромный дуб, под которым любил сидеть поэт. После посещения прекрасной усадьбы Александр Сергеевич написал много сказок. Здешние места вдохновили его на создание поэмы «Русалка», на которую Даргомыжский написал оперу.

Тем временем, мужчины, покрякивая, заходили в холодную воду и шли по заводям Пьяны. Потом вытаскивали бредень полный окуньков, голавлей, и подлещиков на берег. Женщины, услышав крики ребятни, бросив накрывать полянку, неслись с ведрами на помощь. Серебристые рыбешки норовили выскользнуть из рук, трепыхались в ведрах, стараясь выпрыгнуть. Бабушка разливала водку по маленьким стаканчикам, поднося озябшим сыновьям и внукам для сугрева. Мужчины, охваченные азартом, подбадривая друг друга, снова заходили в воду, подводя бредень под ивняк. Старший брат лупил по воде толстой палкой, выгоняя большую рыбу из-под коряг. Мы стояли на берегу с замиранием сердца, ожидая очередного улова. Кто-то огромный и белый рвался из сетей, стараясь вырваться на свободу. Рыбаки старались теперь быстрее выйти на берег, кричали друг другу, отдавая команды.
- Русалку поймали, - закричал маленький Сережка. Мы с Анной, быстро скинув тапки, прыгнули в воду, стараясь помочь вытащить сеть. Огромный сом неистовствовал, оказавшись на суше, небольшие щучки били хвостами. Все обступили бьющегося об землю сома, восхищаясь его размером:
- Ну, чистый поросенок.
 
Мужчин посадили греться к костру. Стряпухи, быстро почистив  рыбу, принялись готовить тройную уху. Сначала запустили в кипящую воду лук с картошечкой, затем марлевый мешочек с мелкой рыбешкой, а под конец щучек и белые куски сома.   Запах стоял такой, что в носу щекотало. Какая же вкусная наваристая уха получилась у наших поварих. Все дружно принялись хлебать варево, нахваливая готовивших женщин. А те в ответ, не скрывая восхищения, поднимали  тост за рыбаков.
Сегодня первыми дружно запели дядья:
-Ревела буря, дождь шумел;
-Во мраке молнии блистали.
-И беспрерывно гром гремел,
-И ветры в дебрях бушевали.
Суровая песня о казаке Ермаке поднималась все выше и выше, быстрым течением Пьяны уносилась дальше по заливным лугам. А потом все вместе пели про Стеньку Разина. Не истребить в нашем народе любовь к свободе,  к героям, которые жизни клали за волю. На второй день пели еще лучше, чище, проникновеннее. Соловушки наши с таким самозабвением выводили коленца, что мне казалось – во всем огромном мире живет только счастье и доброта. В этот день я тоже запела вместе с взрослыми, не удержалась. В сердце что - то щемило. Каким-то необъяснимым чувством я понимала, что такое счастье долго продолжаться не может. Бабушка, собиравшая всю родню, сильно состарилась.

А потом засидевшаяся ребятня побежала играть в футбол, не удержались и взрослые. Одна баба Нюра наблюдала за происходящей борьбой за мяч на поле, довольно улыбаясь и поддерживая обе команды. Вдоволь набегавшись, все шли купаться. Солнце клонилось к лесу. Уставшая, разомлевшая на солнце родня  собирались домой.

У калитки нас встречал кот Василий, ждал. При виде выгружаемой рыбы, котяра встал в стойку на две лапы, как его приучил брат Левка. Наутро Ваську с раздувшимся брюхом нашли под кустом смородины бездыханным. Как мы ни пытались его оживить, полосатый усатый не подавал признаков жизни. Взрослым тоже было жаль объевшегося рыбой Ваську. Праздник закончился. Родственники обнимались, целовались, сморкались от набежавших слез расставания. Гостей повезли на станцию в набитом до отказа газике. К вечеру кот из-под смородины исчез, кто-то видно потихоньку закопал серого кота. Но какова же была наша радость, когда увидели Ваську, сидящим на заборе и невозмутимо глядящим сверху вниз на соседскую тявкающую собачонку.

Как давно это было, но воспоминания детства всегда остаются свежими. Память сохраняет все мельчайшие детали. Ушли родственники один за другим, Вот и мы уже нянчим внуков, пришло на смену другое поколение. Молодежь уже не поет старых песен, а ведь в них вся наша сила, мощь. Мы не научили их петь.  Но время еще есть. Как я жду лета, чтобы обнять поседевшую сноху Анну и вспомнить с ней те песни, что пели наши родители.  Про душистую черемуху, кудрявую рябину, белоснежную вишню. Троица не за горами.