Уникальная фамилия

Мой дедушка верил в уникальность нашей фамилии. В то, что есть он, мы и один известный советский сценарист, приходящийся деду двоюродным братом. Остальные либо родственники, либо самозванцы, утверждал дед.

Вера его была настолько сильна, что он ухитрился заразить ею всех своих друзей, знакомых и коллег. И, конечно, бабушку.

Ну а как тут не поверить? Тридцать с гаком лет на момент описываемых тут событий бабушка отработала врачом. Через её руки прошли тысячи медкарт, лиц и тел. Десятки Антоновых, Глазуновых, Гольдманов и всяких там Шнеерсонов. И среди них ни одного дедушкиного однофамильца. Напомню: интернетов тогда не было.

И вот как-то вечером она вернулась домой с работы немного не в себе и почти вприпрыжку. Откуда такая внезапная прыть в кругленькой и не слишком спортивной бабушке, деликатно выражаясь, за 50, выяснилось уже с порога.

— Миша! Представляешь? Ко мне сегодня пришёл пациент. Открываю карту — а там Дунский!! Ой, говорю, вы что же и правда Дунский?? Да, говорит, правда! У нас таких Дунских целая деревня!

Что тут началось! Даже я, печально знакомая с непростым дедовым нравом и порой совсем не рыцарскими его замашками, представить не могла, что он учудит дальше.

— Врёшь ты всё!

— Миша, ну как же? Зачем мне это?

— А чтобы меня позлить! Скажи, что ты всё придумала!!

— Но это правда!

Тогда дед схватил сковородку и с криком «врёшь!!! ты всё врёшь!!» кинулся вдогонку за бабушкой. Мы бросились ему наперерез, отобрали сковородку, накапали валокордина. В существование деревни Дунских дед так и не поверил.

Его нет с нами уже двадцать пять лет.

А недавно я насчитала 430 Дунских, мелким шрифтом впечатанных в электронный мемориал Еврейского музея и центра толерантности. 110 из них погибли или пропали без вести во время Холокоста и Второй мировой войны.

Дед умер бы снова, если б узнал. Я рада, что не узнал. Хотя наверняка где-то там, куда мы все однажды попадём, они уже встретились — а родственники или самозванцы, не так и важно.