Письма деда. Строительная часть. Ч. II

Дед попадает в военно-строительные части оборонительных работ, так как для Советской власти является неблагонадёжным: бывший офицер, суждённый по ст.50-10 УК во время «раскулачивания», отбывшего ссылку на Дальнем Востоке в Хабаровском крае (5 лет) на руднике «Белая Гора», к тому же по возрасту (47 лет) – такому место только в военных строителях и под присмотром ответственных товарищей. 

ПИСЬМО 10 (Среда - 18.03.42 – река Кубань)

Мои далёкие дорогие!
Ляп – ляп – ляп – захлопали колёса речного парохода, и я отчалил от Краснодара на Темрюк. Предполагалась сначала мне ехать через Новороссийск, где я мечтал снова повидать наше родное Черное море, море – хранящее память о всех наших живых и умерших… не пришлось. Из станицы Ладожской, откуда я написал вам всего одно письмо (получили ли) я неожиданно решил выслать письмо на Тамань. помните Лермонтова? [1]

Возможно, что ваше письмо придёт в станицу Ладожскую. Это не беда, я оставил там адрес и письмо будет передано по новому адресу. Я только думаю об одном, чтобы у вас было бы так же благополучно, как и со мной. Возможно, что на новом месте работа будет интересней, пикантнее, с перчиком…[2]

Мельком пришлось просмотреть Краснодар – красивый город – 300 000 жителей, как будто куда культурнее Орджоникидзе. А река Кубань? Всё-таки многих своих красот мы ещё не видали. Самая же Кубань – земля – препротивная, такие мерзкие ветры…в общем я её возненавидел. Такие небольшие морозы и такие сильнейшие, без перерыва ветры, как и в Донбассе.

Вчера и сегодня уже как будто полный поворот на весну. Вокруг потянуло теплом. И остатки снега слизывает солнце, ветра нет. Теперь о себе, у меня до сих пор ещё сбереглись деньги, что вы мне дали. Я их тратил экономно … В Ладожском сыр 11руб. кг, молоко – 4 руб. литр, десяток яиц 10-12 руб. Паразитов пока нет, надо было захватить нашатырного спирта, говорят, помогает. Один ботинок скоро развалится, починить нечем. Как вы живёте? Загоняйте всё моё, ведь на мне и так брюки, Музины же ботинки, мамина фуфайка, Митин пиджак и больше ничего не нужно [3].

Через денька два сообщу вам новый адрес и будем надеется, что переписка у нас восстановится нормальным образом. Как же ваше здоровье? Жалеют ли Муза и Толя, тебя, Оля? Дружно ли вы живёте в эти трудные времена? Прибавили ли Музе зарплату, дали ли новую квартиру? Что вы кушаете? Каковы рыночные цены. Здесь в Краснодаре всё вдвое дороже, чем в станице. Ну вас обнимаю и желаю мужества, здоровья и бодрости. Ваш Лёлик и папа.

КОММЕНТАРИИ
 [1] М.Ю. Лермонтов писал. Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голоду, да еще вдобавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру.
[2] Дед явно иронизирует. В письме он старается всячески смягчить трудности, чтобы не волновать родных.
[3] Для военно-строительных частей, в одну из которых направлен дед, такой наряд был делом обычным, в «чём призвали, в том и ходите».
Так в адрес Наркома обороны И. В. Сталина и Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина обратились строители из 24-го строительного батальона 3-го (Западного) управления оборонительных работ: «Мы до сих пор не знаем, что творится на земле Советского Союза. Радио не слышим, газет не видим. Большинство из призванных находятся в обуви и одежде летнего покроя, потому что пришли в военкомат прямо с производства. Некоторые из нас не получили даже расчета. Необходимо обеспечить одеждой, обувью, а главное, чтобы на месте работ было все предусмотрено».
Ну что ответил вам товарищ Сталин? – неизвестно, ему не до этого. Может быть, всесоюзный староста дедушка Калинин написал, что-нибудь оправдываясь? – сомневаюсь.
Начальник 5-го УОБРа бригинженер А.Н. Комаровский в докладной записке в ГКО написал следующее: «С 7 сентября для строительного управления Южного фронта стали поступать мобилизованные по постановлению ГКО (госкомитета обороны) от 22 августа 1941 г. Однако вместо организованных воинских подразделений на место прибыла неорганизованная рабочая сила, совершенно не обмундированная, одетая в рубища и без обуви». Это прямо бригинженер портрет с деда списал. А дальше у инженера просто истерика началась: «Люди старших возрастов, а также политически неблагонадежные (уголовники, немцы-колонисты). У нас нет ресурсов, начались заболевания, работоспособность батальонов снизилась». Ну, вот контингент, ну, вот условия, описанные специалистом в кожаном пальто.
Наконец, по словам начальник инженерных войск Южного фронта генерал А. Ф. Хренов (симпатичная у генерала фамилия?!) военно-строительные организации руководили либо полу гражданскими формированиями, либо местным населением, мобилизованным на оборонительные работы. И совсем на закуску. Широкое использование военно-строительные частей, некоторые исследователи прямо называют - «промежуточной ступенью между заключенными и вольнонаемными».
Вот в какие отборные, «элитные» части попал дед.

ПИСЬМО 14 (Вторник – 16.06.42 – станица Варениковская)

Дорогая Оля!
3 дня назад получил от тебя письмо. В наших условиях это большая радость. Как я живу? Да так, помаленьку. Взял книги в библиотеке. Читаю в обеденный перерыв – он у нас длиться 3 часа – это из-за лошадей, которым нужен и отдых, и корм. Книги никак переменить не могу, так как прихожу с работы и обеда (дают его вечером) уже темно, света конечно нигде нет. Читаю «Вождение Войск» генерала фон – (забыл какого) [4] о постановке военного дела у фашистов, потом взял «Справочник десятника по строительству» [5] и киносценарий из американской жизни. Сегодня ровно полгода после 19 декабря… [6] справить бы годовщину, так денег нет.

Между прочим, можете поздравить меня, кушаем уже 3 раза в день в 4 часа утра, в 12 и 9 часов. Зато хлеба уменьшили, уже 800, а 650 на день. А у вас как? По-прежнему ли Музе- 800, а вам по 400. Или тоже урезали?

Последние дни любуемся воздушными боями. Немец как видно стал экономить свои фугасы и летает на большой высоте. Экономит и снаряды, и самолёты.  Наверное, там в Германии ему приходится туго от английских налётов в массовом масштабе. Эти налёты, я считаю уже половина второго фронта и война нашей коалицией – Англия, Америка и СССР – безусловно, будет выиграна.

Здоровье моё в порядке. Получил ли Толя письмо, написанное дня 4 тому назад. Поздравляю его с благополучным переходом в 7 класс. Небось, переполз еле-еле? А?
Ну а твой ревматизм как? Раз нет лекарств, то забинтовываешь ли ты руку, как это делал я, когда заболела у меня рука в бытность мою рабочим в Горстрое, на бетонной работе. Мне помогло, и рука совершенно не болит. Пусть Муза напишет, над какими вопросами она работает. Дали ли ей серьёзную ответственную работу? Конечно, пусть пишет «в пределах законности» [7].  Пусть она не обижается – следующие письмо её. Она тем более этого заслуживает, что в отношении писем она оказалась наименее ленивой, чем ты и особенно Толя.

Ну ещё о себе. В обед загораем на солнце. Пока учётчик… отдыхаю. Напрасно и напрасно думаешь, что я сердился на тебя и Музу и не писал. Сейчас пишу под подводой, голова в тени… ветерок непрерывный, тут почти не потеешь, как и на нашем участке…[8]
Ну всех благ. Целую тебя, Музу и Толю. Адрес немного изменился, смотри на конверте. Извините, что не клею марок. Более подробно о моей жизни сможете узнать, когда вернусь домой.

21 июня 1942 г. Мои Дорогие! Только сегодня вечером я опущу это письмо в ящик. Так устаёшь – ходить на работу очень далеко, что как только придёшь, да пока получишь ужин, поделишь хлеб, так клонит ко сну… Поймал черепаху – их здесь очень много – думал варить из неё суп, да как её варить, да как её открыть, не знаю… пусть живёт.
Как у вас с газетами обстоит дело? Здесь получаем не регулярно и с большим опозданием, что делается на белом свете вовремя, не знаем. Крепко надеемся на Англию, на Америку, на открытие 2-го фронта. Вот тогда уже начнём серьёзно думать о возвращении домой, а пока всё… пустая болтовня. Кое-кто выехал на Урал, но я ехать не захотел, слишком далеко от вас… Ну ещё раз обнимаю и целую всех, Ваш папа.

КОММЕНТАРИИ
[1] Ох и не знаю, какой смысл ты, дед, вкладывал в это «хороший народ кубанские казаки»?
 [2] станица Ладожская, в которой кроме казаков до войны находилась немецкая колония, после депортации немцев в Сибирь, в опустевшую станицу прибыли евреи беженцы.
[3] В Ткварчели жили сестра Антонина с Андреем и брат Дмитрий с Евгенией
[4] Дорогой дед, ты забыл, а мы нашли: речь идёт о книге фон Кохенгаузен «Вождение войск», пособие для командира соединения и его помощников.
[5] И эта книга найдена: её авторы Гельперсон, Иогансен, Павлюк «Строительный справочник для техников и десятников» 1931г. М. Север. Твердый переплёт под голову не положишь, но книга толстая - 539 страниц. В ней дед рассматривал справочные таблицы, читал о разбивки и нивелировки, о строительных материалах, о строительных работах с учётом рабочей силы и материалов, о строительных конструкциях.
[6] Вот и сообщил наш конспиратор день аварии на заводе в Грозном (куда был мобилизован), нарушил запрет, не удержался, видно для него – это были значимые события, когда его жизнь была поставлена на грань: выжить или умереть. В таких случаях говорят: «заново родился». Возвращаясь к дедовским письмам, написанным ранее. Впервые он сообщил о ожогах 19 января, то есть спустя месяц после аварии, когда он «горел как факел и извивался как змея», и получить такие обширные ожоги «в бане от опрокинутой лампы» (так он писал из цезурных соображений) извини, дед, невозможно, мы этому не поверим. А вот что горел лигроин, ты об этом обмолвился, мы верим. Мы верим, что вы все «задыхались от сернистого газа и полусумасшедшем и полубессознательном состоянии вы бросились во двор». Оказывается, ты, дед, горел не один, мы не военная цензура, которую ты хотел ввести в заблуждение. Ожог от керосиновой лампы не лечат так долго.
«В больнице по ночам плавал в гною». Дед, мы можем представить себе эти мучения, бессонные ночи от боли, о которой ты не пишешь, ожоги – это всегда очень больно, «эти мучительные перевязки», когда врачи в буквальном смысле отдирают присохшие бинты, а ощущение такое, как будто с тебя живого сдирают кожу.
Из письма от 13 февраля мы узнаём, что дед ещё в больнице и собирается убыть из неё через 6 дней. Дед всё жизнь увлекался математикой, но и мы тоже считать умеем. Путём обычного сложения 13+6 получаем опять 19-е, заколдованное, число.
Ничего себе ожог от лампы в бане (?!), который лечат врачи, да ещё в военное время 2 месяца (?!), да «ещё рука некрасивая», и только спустя 2 месяца «пальцы начинают сгибаться», сие значит, что ожог глубокий.
Да и 27 февраля дед, вероятно, ещё в больнице и ему обещают, что с рукой у него всё будет в порядке. И, наконец, он выходит из больницы «шатаючись», так как при этом «ходить разучился». Читая письма деда, его трудно заподозрить в преувеличении действительности, наоборот он старается из всех сил сгладить и свои страдания.
И ещё несколько слов о лигроине и сернистом газе, о которых дед пишет в своих письмах. Лигроин служит топливом для дизельных двигателей, а также растворителем в лакокрасочной промышленности. Большие количества его перерабатывают в бензин. В военное время – это стратегическое сырьё.
Наряду с углеводородами в нефти при переработке присутствуют химические соединения других классов. Большинство из указанных соединений относится к классу сернистых соединений. Сернистый газ обладает удушающим действием и отвратительным запахом.
[7] Дед постоянно помнит о цензуре.
[8] Вероятно дед вспомнил родной хутор.