Octo

«TERTIUM NON DATUR»

    Набрав номер службы спасения, я скороговоркой продиктовала диспетчерше свой адрес на ломаном финикийском (при бешеной тяге к иностранным языкам, с карфагенским диалектом французского я не дружила, поскольку основная часть населения понимала гомериканский), попросила ее оставаться на связи и прислать бравых молодчиках с наганами в случае неудачных переговоров. На всякий пожарный отрепетировав пламенную речь не брать грех на душу и уплетывать подобру-поздорову, прихватив парочку побрякушек из моей шкатулки, я щелкнула выключателем и уже настроилась, войдя в раж, разыграть спектакль, пока Гульбахор связывается с группой оперативного реагирования, но внимательно вглядевшись в смутно знакомую фигуру за прозрачной дверью и, сделав по инерции еще несколько шагов, уронила челюсть на пол и заморгала, убежденная, что со мной случился приступ галлюцинации, и я могу быть опасной как для общества, так и для себя самой. Прохрипев «прошу прощения, ложная тревога», я опустила смартфон на нижнюю ступеньку и, размахнувшись, влепила себе смачную оплеуху, однако морок по ту сторону стекла не растворился в воздухе, не осыпался золотыми искринками на старомодный кафель, а нахмурившись, сперва прислонил ладони к створке, словно желал просочиться through the door аки лишенный физической оболочки призрак, а затем жестом попросил меня успокоиться и срывающимся на шепот баритоном (не голос, а услада для ушей) повторил свой запрос, но слова, прекрасно слышимые, не обрабатывались впавшим в некое подобие анабиоза мозгом, потому что спутать этого парня, придуманного восемнадцатилетней Гекубой и провозглашенного эталоном мужской привлекательности я не могла бы ни с кем, даже если бы со свойственным мне скептицизмом принялась внушать себе, что когда-то мельком увидела его в толпе и решила сделать своим кумиром, ибо долго и упорно перебирала в памяти внешности любимых актеров и написала портрет, слепив свое персональное божество, эдакого Франкенштейна, вобравшего в себя те черты, которыми я восхищалась: очень темные, totally black like obsidian, a fire stone, child of formidable volcanoes волосы коротко коротко острижены, челка раздвинута и открывает взору матово поблескивающий forehead, прямой аккуратный нос, острые скулы, немного грубая линия челюсти, придающая образу строгость, thin lips оттенка переспевшей малины, надменно-холодные глаза - очень светлые, практически бесцветные, бликующие льдисто-голубым огнем в обрамлении густых ресниц. Над верхней губой очаровательные точечки пробивающейся щетины, созвездия родинок, придающие живость, поблескивающие в мочках кристаллы и как апогей безумия - черная футболка с принтом подмигивающего акуленка, которую я миллион веков назад купила на выдаваемые родителями карманные деньги в качестве прощального подарка Гекки и праздничная лиловая ленточка, кокетливо закрепленная на шее моей ожившей фантазии и до кучи украшенная пышным бантом. Трясущимися от волнения руками я распечатала присобаченный к створке скотчем мятно-зеленый конверт, вытащила одну-единственную карту Таро - тринадцатый номер, старший аркан, la muerte, полюбовалась на изображение седовласой женщины в цветастом сарафане, скрывающей свой лик за маской, имитирующей оголенный череп и, развернув сложенный вчетверо лист формата А4 с обожженными краями, вчиталась в выведенное каллиграфическими буквами послание и, подавив нервный хохот, повернулась к стене, несколько раз приложилась лобешником к прохладной твердой поверхности, полагая, что накручивающий фуэте мозг утихомирится, займет свое место и, запрещая себе пялиться на нетерпеливо постукивающего костяшками пальцев по glass юношу, вытряхнула from the envelope удостоверение личности на имя, отсылающее нас к древнегреческой мифологии with звучной фамилией французского происхождения, наконец повернула торчащую из скважины головку ключа, выслушала злобное шипение мало что соображающего fellow и молча вручила ему letter, опасаясь, что если пророню хоть слово, пространство завибрирует, уплотнится, меня выбросит из этого измерения, и я снова окажусь на втором этаже за столом, осознаю, что вырубилась и все, начиная с намерения позаниматься спортом - плод утомившегося нудной работой воображения, подстегиваемого эстрогеном, жаждущим внедрить в мое сознание желание заняться любовью с красавчиком, забеременеть и родить детей, ибо негоже матке и яичникам молодой и здоровой особы, пребывающей в фертильном возрасте, прохлаждаться без дела.
    - То есть своим появлением я обязан тебе, - процедил, рассерженно взъерошив пряди на затылке мой визави и, резко опустившись на корточки, грустно вздохнул. - Я был уверен, что меня похитили, ввели стирающую memory дрянь и хотят сбагрить в рабство или выпотрошить и продать органы нуждающимся в трансплантации богачам, а оказывается, какая-то Камилла, которой, видите ли, горестно смотреть на затворничество некоей Гекубочки Лейбниц, просто сотворила bad boy specially for you… Какого хрена меня вообще наделили волей и разумом? Разве тебе не достаточно просто безвольного мальчика, исполняющего любую прихоть?
    Вместо ответа я, встав на колени, беззастенчиво притянула Паскаля к себе и впилась в губы, наплевав на все правила приличия и посылая мысленные мольбы мирозданию не прерывать this dream, чтобы я могла познать воспеваемое ванильными романами блаженство хотя бы в мире грез, раз уж the best man on our planet, воплощенный, доступный, находится так близко. Замычав от возмущения, Кой попробовал отпрянуть, но его жалкая попытка избежать собственного предназначения была такой нелепой, что он, рассмеявшись, обхватил мои щеки и вторгся, неумело орудуя языком, в ротовую полость, и его слюна, отдающая ароматом малины, защекотала, обжигая пронзающей нутро сладостью, вызывая дрожь и не поддающуюся контролю слабость, продиктованную обуявшим нас обоих умопомрачением. Моя фригидность, являвшаяся лишь прикрытием, треснула, и вырвавшаяся наружу чувственность компенсировала недостаток (вернее, полное отсутствие) опыта, и я интуитивно понимала, где именно расположены эрогенные зоны, и что нужно сделать, чтобы my sweet like candy guy забился в экстазе, хрипло нашептывая «наглая распутница» и беспрерывно целовал, пока мои кисти скользили по его блестящей, влажной от пота спине, оглаживали бедра и ягодицы, а fingers запутывались в распушенных прядках. То замедляясь, то наращивая темп, я цементировала every second in my brain, чтобы по пробуждении вспомнить некоторую часть и использовать при написании интимной сцены в другом романе, отнюдь не детективном; мой разум расфрагментировался, разделился на несколько личностей, и пока одна наслаждалась волшебным коитусом, а другая стояла в углу и запоминала каждую мелочь, третья слизывала капельки пота с висков молодого человека, оставляла chain of kisses на ключицах, потеряла счет времени и не сумела бы ответить, как именно мы переместились в душевую кабину, намыливая друг друга душистым гелем (raspberry, oh my gosh, мой личный сорт амфетамина!), обнимаясь, сплетались в клубок змеями, и казалось, конец света, коим стращали не первый год журналисты, наступил, и происходящее сейчас - моя персональная агония.
    Разлепив распухшие веки, я обнаружила себя на кровати, подорвалась к комоду, чтобы тезисно обозначить основную идею будущей новеллы, однако, зацепившись взглядом за бант, ID-карту и переброшенный через спинку предмет одежды, сорванный с мужчины в параллельном измерении, обернувшись, узрела лежащего on my bed Паскаля и, ломанувшись в ванную, сунула башку под упругую струю воды и, простояв так минуты три, сползла вниз и призналась себе, что все это происходит на самом деле, и следовательно, я только что лишилась невинности и провела несколько прекраснейших часов своей жизни не в бреду, взаправду насладившись близостью с парнем, сочиненным как недостижимый эталон, служащий приблизительным ориентиром для выбора партнера и напоминающим о том, что подобных людей существовать не должно ввиду абсолютной недостижимости, коей мечтатель наделяет объект своего вожделения, выкручивая на максимум удовлетворяющие его параметры. Получается, не напрасно я подвергала сомнению сверхъестественное, раз боги, разгневанные моим неверием, вздумали отомстить и вручить в качестве подарка живого человека, чтобы я раскаялась и перестала высмеивать тех, кто постится, ходит в церковь или приносит кенгурят в жертву кровожадной Саннибанни. Но что, если я сама - придуманный кем-то персонаж, обитающий на страницах чернового варианта рукописи, и автор, устав корпеть над одним и тем же, не придумал ничего уместнее частично или полностью неожиданного чуда, ломающего картину восприятия, но взамен дарующего героям несомненно заслуженное happiness? Вероятно даже - отчего не допустить и такой вариант? - Гекуба - не просто двумерный аватар создательницы of this story, замыслившей побаловать себя неимоверно прекрасными эпизодиками on the pages of her strange and messy novel, а - заруиним rules and boundaries, ну их к чертовой матушке! - является этой самой писательницей, и пока я проговариваю витиеватый монолог, она удовлетворенно ухмыляется, довольная проницательностью своего отражения, а значит, незачем впадать в панику, тревожить себя questions, ответы на которые известны, но покрыты пеленой отрицания очевидного, чтобы monde продолжал функционировать, подчиняясь законам элементарной логики, прикидываясь выпуклой действительностью, будучи всего лишь карандашным наброском на шершавой тверди прикнопленного к мольберту ватмана.
    Успокоенная, ведающая, что отчим не станет возражать, примет моего ненаглядного радушно и купит нам билеты до СШГ, чтобы мы улетели в Сакраменто, узаконили наши отношения и сепарировались, сняв апартаменты, как только Цезария с Нереем вернутся домой, я на цыпочках прокралась в свою спальню, сунула под мышку ноутбук и, устроившись в зимнем саду за кофейным столиком, сбросила последние оковы самообмана и принялась за переделку детища, потому что всегда хотела создать что-то флаффное, но побоялась осуждения большинства, считающего любовные романы - графоманством and guilty pleasure изнывающих от похоти домохозяек и трусливо замаскировала стремление сочинить something trivial не шибко достоверными потугами в жанре триллера, намешав в него кучу (лишних, по мнению критиков, чью реакцию не так уж и сложно предугадать) деталей, но теперь мне, пожалуй, следует отдать дань уважения тем, кто right now наблюдает за мной и перекроить все так, чтобы закрыть гештальт, наплевав на брюзжание ханжей, обзывающих эротические повести третьесортным дерьмом. Я уже и так вызвала немало вопросов касаемо личности Кастиэля Гелло, расследующего убийство Нау и одновременно завоевывающего расположение Швимера, укравшего его легкое в интерактивной love story, ведущейся от второго лица. У меня нет адекватных объяснений, как персонаж из «Кротовой норы» перенесся в иную плоскость, так что пускай readers домысливают все нераскрытые моменты по своему усмотрению, ибо мне совестно ограничивать полет их фантазии. В эпилоге я simply разрежу гигантскими ножницами податливый пластилин пространства-времени, внедрю в полотно текста до безобразия мэрисьюшную девчонку, которая подобно Кою возникнет из ниоткуда, перенаправит симпатию Валлетты со стервуньи Лашанты на себя, убедит Агенобарба и Светонию довериться ей, увезет их сына из Фелликса до того, как он посетит Сигурни Веласкес, а шайка малолетних преступников пускай перестреляет хоть половину населения штата, - главное, спасти тинейджера, к которому я успела привязаться и завершить my first book на оптимистичной ноте, воскресив мертвую птицу и выпустив ее из золотой клетки на волю.
    Поставив финальную точку, я с чувством глубочайшего умиротворения выключила компьютер, облачилась в подходящий торжественному случаю наряд и, выйдя на балкончик, облокотилась о перила и замерла, enjoying sunset. Солнце, прежде чем нырнуть за крышу возвышающегося напротив особняка и исчезнуть, сплющилось, придавленное метровыми блоками редко навещающих Карфаген облаков, отчего каждое их появление вызывало бурный восторг, разлило ярко-оранжевый сок над горизонтом, сделавшись невнятным расплывчатым бликом в эпицентре, эдаким лимоном, оказавшимся на трассе и раздавленным проезжающими мимо электромобилями или желтком глазуньи, проткнутым вилкой и лениво растекшимся по тарелке. Запоздало вспомнив о том, что планировала получше раскрыть характер Диабло, увлекающегося строительством крошечных теплиц из кусочков пластика, я решила оставить все как есть и переключить внимание на парня, наполнившего my life смыслом, - нижайший за него поклон тебе, Камилла, кем бы ты ни была. Прошмыгнув в окутанную сумерками bedroom, я нырнула под одеяло, прижалась к теплому боку Паскаля, и он, сонно пробормотав что-то, перевернулся на спину и издал протяжное «хм-м-м», когда я, прильнув к обнаженной груди, провела кончиками пальцев по животу, спускаясь ниже, чтобы понежить бедра, упирающиеся в лобок косые мышцы, словить кайф от прикосновения к бархатной коже и спровоцировать возлюбленного зажмуриться от удовольствия, вытянуться, прогибаясь в пояснице как довольный кот, а затем раздвинуть мои ноги, втиснув меж ними кисть правой руки и, внимательно разглядывая меня, фыркнуть в притворном возмущении, нависнуть и продолжить истязать my body and my soul, самодовольно приговаривая «do you want me, mon etoile?», потому что я, Люцифер меня раздери, невзирая на данную себе когда-то клятву образовать ячейку общества только с ментальным близнецом сострадательного мистера Харрельсона, всегда питала слабость к высокомерным бэд-боям, обожающим язвить, не стесняющимся произносить пошлости и разбалтывать эмоциональные качели до предела.