Прабабушка и муралисты Сюрприз гражданина Толстико

Повесть. Продолжение

Через пятнадцать минут у ступенек Дома культуры было не протолкнуться. Тут уж, действительно, собрался весь город. Друзья не успели занять выгодное место в первых рядах и стояли теперь, зажатые со всех сторон волнующимися жителями.
– Ну что не начинают-то? Шесть часов, пора уже, – раздражался сзади чей-то бас, дышавший чесноком прямо над Павликовым ухом.
– Ещё четыре минуты. У вас часы спешат, уважаемый, – отвечал интеллигентный тенор с другой стороны Павлика.
– Да нет у меня вообще никаких часов! – кипятился бас. – Я и без часов знаю, что пора! Сто раз уже можно было результаты подсчитать.
– Сто не сто, но было объявлено, что в шесть – значит, в шесть и начнут. Должен же быть порядок.
– Ну сейчас-то уже шесть, наконец?
– Без трёх минут.
Ещё целых три минуты! Странно, что на крыльце до сих пор никого не было. Павлик скосил глаза на друзей. Костя вроде не волновался, но так только казалось. Сжатые губы его подрагивали, глаза щурились, хотя никакое солнце уже не слепило. Васька так просто извёлся – приплясывал на месте, даже ногти начал грызть, чего Павлик за ним раньше не замечал. Один Слава стоял спокойно, но это понятно: во-первых, спортсмен, во-вторых, понимает, где его место в рейтинге. Это и называется «олимпийское спокойствие», с завистью подумал Павлик, чувствуя, что из него олимпиец никакой, хотя что волноваться? Ему, как и Славе, здесь ничего не светило.
– Эй, Славка! – раздалось откуда-то сверху.
Слава повернул голову на крик.
– Мы тебя целый день ищем! Давай сюда, отсюда всё видно!
Кричали изнутри развесистой липы, от которой на площадь ложилась длинная косая тень. Павлик пригляделся – на ветках сидела целая компания.
– Это наши, из секции, – сказал Слава. – Пошли вместе, а?
Мысль была очень незряшная. Павлик, правда, никогда по таким серьёзным деревьям не лазил – яблони на даче у друга не в счёт, – но надо же когда-то начинать? К тому же там, где они стояли, вообще ничего видно не было.
Друзья стали пробираться сквозь толпу к липе.   
– Ну объявляйте уже результаты! – выкрикнуло истеричное сопрано, перекрывая шум. – Я от волнения сейчас в обморок упаду!
– Вот сейчас как раз… – услышал Павлик за спиной голос тенора с часами, но его заглушил восторженный людской рёв. Началось!
– Друзья! – услышал Павлик усиленный микрофоном голос прабабушки и заработал локтями. До липы оставалось чуть-чуть.
– Я чувствую, с каким нетерпением вы ждёте объявления результатов. – Люди вокруг зашумели, демонстрируя нетерпение, но тут же смолкли. – Потерпите минутку, результаты уже печатают. Но сначала обещанный сюрприз. Ведь устроить фестиваль «Украсим город» и выбрать победителей – это только половина дела. Вторая половина – по-настоящему украсить город! Перенести все эти замечательные рисунки на стены наших домов – вот задача! Кто её выполнит? Все задаются этим вопросом, но никто не знает ответа. Его не знает даже наш мэр. Правда, Юрий Борисович? – кокетливо спросил голос прабабушки, и Павлик понял, что и мэр стоит на крыльце.
Друзья выбрались из толпы. Отсюда тоже ничего было не разглядеть, но вот она, липа. Толстенная. А залезать-то как?
Васька, лёгкий и шустрый, полез прямо по стволу, цепляясь за только ему заметные выступы и впадины. Небось, не первый раз лезет, подумал Павлик и нервно сглотнул. Слава подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку, легко подтянулся и скрылся в листве – только кеды мелькнули. Павлик представил, как позорно он будет болтаться, по-лягушачьи дрыгая ногами. Подтягиваться он не умел.
– Я тоже здесь не подтянусь, – улыбнулся Костя.
С ветки свесилась крепкая рука.
– Давайте, по очереди.
В два счёта они оказались наверху.
– До последнего момента и я не знала, получится что-нибудь или нет, – звенел между ветвями прабабушкин голос, пока Павлик осматривался, усаживался и кивал новым знакомым, которых Слава представил просто: наши, из секции. Наконец, угнездился более или менее безопасно и смог найти брешь для наблюдения. Крыльцо Дома культуры было как на ладони. В центре, у микрофона стояла розово-белая прабабушка, рядом с ней стискивал от волнения руки высоченный Юрий Борисович. С краю – как бы отдельно от всех – почётный гость фестиваля Андрей Антонович невозмутимо смотрел поверх людских голов как раз в направлении липы, но учеников своих видеть, конечно, не мог. На руках его возлежала Нур Джахан, милостиво позируя телеоператору. Тот периодически отбегал к микрофону и даже спускался вниз, чтобы поснимать жителей, но всё время возвращался к императрице.   
– И вот только сегодня, прямо перед началом церемонии, благодаря помощи одного отважного шофёра всё, наконец, сложилось, как надо! И сейчас я представлю вам команду молодых художников, которые готовы превратить наши дома в шедевры. Внимание…
– Вон там, на ступеньках – смотри, Пашка! – видишь, дядька стоит? – зашептала Васькиным голосом нависшая сверху ветка.
– Да подожди ты! Не мешай.
Павлик не отрывал взгляд от крыльца. Сердце у него почему-то замерло.
– Это отчим мой! Это она про него говорила, про отважного шофёра. Что он чего-то там помог…
– Встречайте! – Прабабушка картинно махнула рукой, и мэр заозирался. – Вот они – красавцы молодые, великаны удалые, все равны как на подбор!
От толпы отделились несколько парней в джинсах и чёрных майках. Они взбежали на крыльцо, встали рядом с прабабушкой, и большие белые буквы на их майках сложились в слово «СТЕНА».
– Дэн! – заорал Павлик, потерял равновесие и еле успел обхватить обеими руками ветку, на которой сидел.
– Арт-группа «Стена» – так они себя называют, – продолжала прабабушка. – Эти ребята хотят и умеют расписывать стены, но у них нет стен. А мы хотим раскрасить свои дома, но не умеем это делать – зато стен у нас сколько хочешь. Когда встречаются умение, желание и возможности, результат обязательно будет! И будет он великолепный!
Она передала микрофон парню с буквой «С» на майке. Это же Дэн, Дэн, шептал Павлик и не верил своим глазам.
– «Пусть радугами перекинутся картины на улицах от дома к дому» – это знаете кто сказал? Маяковский!
Павлик вспомнил: точно, про Маяковского и про картины величиной с дом Дэн говорил ему на берегу реки во время их первой встречи.
– Мы Маяковского не подведём. Перекинем картины от дома к дому! – продолжал Дэн. – «Через четыре года здесь будет город-сад» – это тоже он, Маяковский. А я скажу лучше – через четыре года здесь будет город-музей! А может, и раньше. Мы постараемся!
Горожане захлопали, затопали, а те, кто умел, засвистели от восторга.
– А теперь, Юрий Борисович, вам слово, – сказала Прасковья Фёдоровна и передала микрофон мэру.
Потрясённый явлением арт-группы «Стена» Юрий Борисович совершенно забыл, что боится телевидения, и заговорил по-человечески, как будто его никто не снимал.
– Прасковья Фёдоровна, вы волшебница! Как вы это всё… То есть можно прямо сразу и начинать, получается? В смысле, раскрашивать город?
Участники «Стены» закивали головами.
– То есть, прямо с понедельника? Ура! – закричал он совсем как школьник. – Значит, успеем до дождей!
Тут Юрий Борисович вспомнил, что он всё-таки мэр, поправил галстук и вытащил из кармана какой-то листок.
– Дорогие со… друзья! А теперь, как положено, я хотел бы от лица… то есть, от имени администрации выразить благодарность всем, кто помог организовать наш фестиваль.
Послышался сдержанный ропот. По мнению горожан, самое время было объявить результаты голосования, но из благодарности они согласились подождать ещё.
– В первую очередь, это, конечно, Прасковья Фёдоровна – душа фестиваля… да что там – душа нашего города!
Раздались бурные, но нетерпеливые аплодисменты.
– Затем это наш неоценимый гость, внёсший почётный вклад… то есть, неоценимый вклад, внёсший почётный гость… в общем, это заслуженный деятель Андрей Антонович Невашев!
 Аплодисменты стали короче и ещё нетерпеливее. Мэр развернул листок.
– И вот тут у меня ещё целый небольшой список…
Но на этом терпение горожан иссякло.
– Давай результаты говори! – рявкнул кто-то из задних рядов. – Потом благодарности! Измучились все уже.
«Результаты! Результаты!» – зашумели вокруг.
– Огласите результаты! А то я сейчас точно в обморок упаду! – угрожающе пищало знакомое сопрано.
Мэр смешался, засуетился.
– Да-да, конечно… В общем, мы всех-всех благодарим. А результаты… вот, пожалуйста: сто восемнадцатые котики, четырнадцать, где хохлома, и девяносто один. Победил девяносто один, это номер пять. У него больше всего голосов.
На площади воцарилась тишина. Потом разом закричали все.
«Ну ничего себе объявил!»
«Это как это – девяносто один номер пять?»
«Какая картинка-то?»
«Эй, люди! Врачи рядом есть? Тут женщина, кажется, в обморок падает!»
«Да не надо врачей! Она уже полчаса падает, всё никак не упадёт!»
«Девяносто один – это что? Или кто?»
Мэр начал объяснять, но до липы не долетало ни звука. Голос от страха сел, определил Павлик, глядя на побагровевшего Юрия Борисовича. Или батарейки сели у микрофона. Девяносто один, девяносто один… Где же он видел эти цифры? Павлик закрыл глаза и наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться.
– Спасибо всем, кто принял участие в голосовании, – услышал он спокойный прабабушкин голос. Ага, значит, не микрофон. – В результате у нас есть три победителя. Как вы знаете, все работы были зашифрованы, и мы не знаем, кому они принадлежат. Прошу подняться сюда авторов вот этих рисунков. Внимание! Посмотрите: это номер сто четырнадцать!
Павлик перестал сосредотачиваться и увидел, что рядом с прабабушкой стоит секретарша и держит в поднятых руках огромный плакат. Да не плакат – это свежеотпечатанный рисунок, вот что! На рисунке был изображён торец дома с нарисованными окнами, и на каждом окне сидели весёлые коты. Подробности с такого расстояния были видны не очень, но Павлик рисунок узнал – коты там, точно, были весёлые. Площадь зашумела. К ступенькам вышел толстый лысый дядька и стал тяжело подниматься наверх, где уже встречал его мэр с раскрытыми объятиями и оператор с нацеленной камерой.
– А вот номер четырнадцать!
Секретарша подняла следующий плакат, на котором разбегались причудливые разноцветные узоры.
– Ах! Это мой! – воскликнуло сопрано нечеловеческим голосом.
– Дайте воды! – закричали рядом. – Женщина в обморок падает!
– Не надо воды, дайте пройти! Это же мой, мой!
Дама в развевающемся цветастом платье взбежала на крыльцо, с налёта обняла камеру с оператором, потом мэра и сто четырнадцатого автора котиков и уже шагнула с распростёртыми руками в сторону почётного гостя, но приостановилась и только церемонно поклонилась Нур Джахан.
– И вот, наконец, работа, которая набрала большинство голосов! Девяносто один!
Секретарша ещё не успела поднять рисунок, как Павлик вспомнил, чей это номер. Да, там была цифра «пять»…
 – Первый! Ты первый! Красава! – заорали сидевшие на ветках спортсмены и посыпались вниз. Под липой образовалась куча мала, мелькали руки и ноги, все хлопали друг друга по чему попало, а Павлик всё смотрел недоумённо на плакат, где чередовались разноцветные квадраты и прямоугольники, а посередине всей этой геометрии выгибалась полукруглым задом размашистая пятёрка. Прямо как в дневнике… Слава. Надо же! Интересно, почему именно эту выбрали, у Славки там и другие рисунки были.
Ветка под ним качнулась. Павлик обернулся – Васька.
– Видал? Ну, ни фига себе!
Рот у Васьки улыбался, но криво, как-то вбок, а глаза – растерянные, ничего не понимающие, будто его кто-то обманул.
– Насмотрелся Мондриана этого, и теперь чемпион, получается? Мондриан-мандарин, Мондриан-марципан, Мондриан-в-морду-дам…
– Паша! Васька! Вы чего сидите – слезайте, бежим туда! Славу поздравлять! – кричал снизу Костя.
Васька спрыгнул с ветки, и Павлик за ним – автоматически, как будто так и надо с дерева слезать. Даже не успел подумать, что здесь вообще-то высоко. Они помчались вслед за Славкой и его спортивными друзьями, огибая площадь, чтобы не пробираться сквозь толпу, и мысли Павлика в голове болтались, сталкиваясь друг с другом, как ягоды в компоте. То всплывала радость за Славу с этим его прямоугольным Мондрианом, то хотелось сочувствовать Ваське, потому что он ведь, точно, самый из них талантливый. И себя тоже было жалко, хотя и знал, что не его это конкурс, но знать одно, а надеяться-то – совсем другое!  Пришла даже мысль, что нет почему-то мыслей про Костю. И ещё – Дэн. Узнает его Дэн или нет? Ему нужны были стены – и вот, пожалуйста, получил целый город стен, и это, между прочим, только благодаря встрече с Павликом…
Оторопевший от своего неожиданного чемпионства Слава поднялся на крыльцо. Там уже вовсю распоряжался «Голос Губернии», который не привык долго находиться на вторых ролях. Андрея Антоновича он благоразумно обходил, но победители не могли уклониться от его кукурузного микрофона. Да и не хотели. Всё-таки не каждый день вопросы тебе задаёт телевидение, не каждый день на тебя с восхищением смотрят соседи! Автор котиков и так и не упавшее в обморок сопрано наслаждались интервью и делились творческими планами, но главный чемпион Слава на всё отвечал «да» или «нет», а то и просто кивал и явно хотел побыстрее уйти со сцены. Заулыбался он, только когда подошёл его поздравлять Андрей Антонович.
– У Славы минута славы, а он не слова, – скаламбурил Васька всё с той же кривой улыбкой.
Рядом возбуждённо переговаривались зрители.
– И вот эти котики среди победителей? Странно, очень странно. Подозреваю, что тут не обошлось без Клуба любителей кошек, тем более в жюри вон тоже кошка, а все эти кошатники… Это, знаете, не собаководы. И вообще: сказано же, что каждый дом будет выбирать себе рисунок самостоятельно, так что всё ещё впереди. А то наголосовали, понимаешь, целый кошкин дом! Не представляю, как в таком можно жить, – брюзжал какой-то мужчина.   
– Да что вы такое говорите! Кошка вовсе не в жюри – это кошка почётного гостя! А у вас, видимо, собака, вот вы и собачитесь!
– А, так вы сами кошатница! Тогда понятно…
– Ничего вам не понятно! У меня хомяк! – с достоинством ответила защитница кошек.
Васька посмотрел на Павлика.
– Слышал, что этот дядька сказал? Что всё ещё впереди. А результаты – это просто так результаты…
– Смотри! – перебил его Павлик. – Это же этот… Хозяин магазина!
У микрофона, растолкав всех, стоял сияющий гражданин Толстиков.
– Снимайте меня, снимайте! – закричал он оператору. – У меня тоже сюрприз для города! Вот вы ещё только собираетесь всё раскрашивать, – он ткнул пальцем в сторону окаменевшей «Стены», – а мой магазин уже раскрашен! То есть, бывший магазин – потому что с завтрашнего дня он превращается… – Толстиков сделал театральную паузу и обвёл площадь торжествующим взглядом, – превращается в Клуб любителей компьютерных игр «Логово монстра»! Приглашаю всех на открытие! Завтра все игры – бесплатно! Самые крутые стрелялки! Самые летальные леталки! Самые перебродившие бродилки! Битвы супермонстров за мир и дружбу! Буфет с кровавым меню «Выбор Дракулы»!
– Самое место этот буфет, чтоб омлеты из тухлых яиц делать, – сказал повеселевший Васька. – Во хитрый, что придумал! Получается, мы ему своим страшилищем рекламу сделали!
– Приходите все! А для пенсионеров, которые ещё не освоили компьютер, в нашем «Логове монстра» будут столы для домино и шахматные доски!
Толстиков махал руками, обнимался с мэром, отвечал на вопросы телевизионщиков – и, наконец, спустился с крыльца. За ним сошли на площадь и все остальные. Переполненные впечатлениями горожане стали потихоньку расходиться, обсуждая всё произошедшее.
Пятеро парней в чёрных майках с белыми буквами вот-вот должны были пройти мимо Павлика. Он несмело шагнул вперёд и сказал:
– Привет, Дэн!
Тот остановился, пригляделся.
– О, это ты? Здорово, брат!
– Так вы и есть, значит, Пашкин брат? Он ваши работы показывал, – тут же влез Васька.
Павлик помертвел.
Дэн широко улыбнулся.
– Конечно, брат! Мы все тут братья!
И похлопал Павлика по плечу.
 


Продолжение следует.