Единственная пристань. Глава седьмая

В ту дождливую осеннюю субботу Светка вышла из университета и даже успела сделать несколько шагов в сторону дома, до которого всего десять минут ходьбы. Она была одета в модное кожаное пальто и импортные демисезонные полусапожки. После трёх пар в холодных аудиториях на улице показалось тепло, и если бы не моросивший осенний дождик, то можно сказать, что погода вполне хорошая. Её настроение было на подъёме, дома её ждал Миша. Сейчас они пообедают вместе на крохотной кухонке, вечером сходят в кино, а потом «банный день», ставший уже традицией по субботам. «Банный день» давал такой заряд эмоций, что их хватало на целую неделю.
     «Света, подождите, пожалуйста, мне нужно поговорить с Вами», - сзади раздался незнакомый женский голос. Светка остановилась и повернулась. Рядом стояла женщина лет сорока-сорока пяти, с короткой стрижкой, интересными чертами лица, высокая, стройная, в длинном кожаном пальто, на высоких каблуках, с ярко-красным зонтом в руках и красивой дамской сумочкой.
«Здравствуйте. Меня зовут Галина Михайловна. Я мама Вашего однокурсника Сергея Ряпихова. Мне очень нужно поговорить с Вами. Я целый час Вас жду». – Голос у женщины был немного низкий, но приятный. Света поздоровалась и сказала, как бы  оправдываясь за то, что заставила себя долго ждать: «У нас третья пара закончилась в час, а потом у меня была консультация у профессора Щеглова. Я у него буду курсовую работу писать по информационным технологиям».
     Галина Михайловна с интересом разглядывала Свету. «Да, ничего удивительного, что Серёжка сошёл от неё с ума. Красивая, море обаяния, глаза умные, добрые, и в то же время с искоркой озорства. А как одета! Вкус у девчонки отменный и возможности, видимо, есть. Такие вещи просто так не достанешь и на барахолке не купишь. Вот тебе и жена дворника!» - Мысли в голове Галины Михайловны пробежали одна за другой.
«Да-да, я понимаю, про Ваши способности к науке уже все говорят, и «информационные технологии» - направление весьма актуальное», – Галина Михайловна вдруг поймала себя на мысли, что слегка комплексует перед Светой и даже немного заискивает. «Пожалуй, такая бы могла держать в руках нашего оболтуса, не то, что «простушка Лена», - посетила её неожиданная мысль.
«У меня предложение, здесь, совсем рядом, на набережной есть небольшое кафе. Мы могли бы выпить по чашечке чая, и заодно поговорить. Это займёт у Вас час, не больше. К тому же, у меня машина, я Вас и до дома довезу», – Галина Михайловна говорила быстро, обратив внимание, как Света демонстративно посмотрела на часы.
     Первое, о чём подумала Светка, что Миша уже её ждёт, возможно, даже собирается встречать, и наверняка он будет волноваться. Но, в то же время, совсем неудобно отказывать взрослой женщине, тем более, разговор предстоит серьёзный. В конце концов, ничего особенного не случится, если она придёт домой на час позднее. Просто придётся отказаться от сна. Света согласно кивнула.
    «Пойдёмте, машина стоит тут рядом, за углом», - произнесла радостная Галина Михайловна и взяла Светку под руку. Возле соседнего дома стояли «Жигули» последней модели, нежно-голубого цвета. Светка сразу узнала машину. Ряпихов несколько раз предлагал подвезти её до дома на ней. Галина Михайловна сама села за руль, а Светке предложила место рядом: «Нашему папе учиться некогда, вот и пришлось нам с Серёжей автошколу заканчивать. Муж сутками на работе. Сами понимаете, торговая и бытовка - отрасли сложные, а он в облисполкоме как раз за них и отвечает». Глядя на машину Ряпиховых, Светка решила для себя, что когда-нибудь тоже научится водить машину.
     Они проехали мимо стелы с большим портретом Брежнева, украшенного геройскими звёздами, затем повернули в сторону набережной.
«Мой муж, Евгений, ещё кода в горисполкоме работал, как раз отвечал за благоустройство набережной. Он строитель по образованию. А теперь вот, торговля.  Что поделаешь? Партия сказала «Надо!» - а он – под козырёк. Ну, вот мы и приехали». – Света ещё раз обратила внимание на необычный голос Галины Михайловны – низкий, очень приятный. «Интересно, что ей всё-таки от меня нужно?»
     Кафе располагалось на первом этаже двухэтажного здания в центре набережной. Что было на других этажах, Светка не знала. Чувствовалось, что Галина Михайловна была здесь частым гостем. Официант, узнав её, улыбнулся и предложил столик на двоих у окна.
«Вы не курите?» - спросила Галина Михайловна, когда сделала заказ.
«Нет, что Вы!» - Света даже покраснела от смущения. В её родном провинциальном городке курящие женщины были большой редкостью.
«А я, с Вашего позволения, затянусь. Привыкла, когда нервничаю». – Галина Михайловна подвинула к себе пепельницу, достала из сумочки зажигалку и пачку с длинным названием, Светка только успела прочитать слово «Данхил». Английский давался ей легко, а не далее, как сегодня, профессор Щеглов сказал, что английский для её научной темы просто необходим. Большинство работ по информационным технологиям пока, к сожалению, только в иностранных журналах.
«Видите ли, Света, Серёжа – наш единственный сын, плохой он или хороший, сейчас не имеет значения. Он – сын. Когда у Вас появятся свои дети, Вы меня поймёте», - Галина Михайловна затянулась и стряхнула пепел с сигареты. Светка только теперь заметила на её правой руке перстень с большим изумрудом и обратила внимание на её необычный маникюр – неестественно длинные ногти с ярко-красным лаком.
     Галина Михайловна сделала несколько глотков из фарфоровой маленькой чашечки и аккуратно поставила её на маленькое блюдце. Светка, вдруг, поймала себя на мысли, что совсем не знает, как нужно вести себя в обществе таких дам.
     «Мужа переводили из одного района в другой, здесь, в областном центре мы всего десятый год. Пять лет в горисполкоме и пять в облисполкоме. Серёжка четыре школы сменил. Там, в райцентрах было всё по-другому. Проще что ли, добрее как-то. Да Вы, Света, наверняка и сами всё знаете. Вы, как я слышала, из маленького городка», – Света молча кивнула. «Там он был милый, домашний мальчик. Учился неплохо, много читал. А здесь, Свет, всё по-другому, совсем по-другому. Здесь даже ценности у людей другие и отношения между людьми. Мы живём в особенном доме, только для начальства. Серёжка сразу попал в плохую компанию. Слышали, поди, про «золотую» молодёжь? Так вот, это не выдумка и не фигура речи, уверяю Вас, Света. Начал приходить домой пьяным, обкуренным, под подушкой презервативы находили, девчонки табуном ходили одна за другой. Цинизм в словах появился, да ладно бы, только в словах. Слышали, наверно, про неудачную женитьбу?» Светка снова молча кивнула. «Хорошая девочка, милая, красивая, скромная, сына родила, Владика, ангелочка. Он уже узнавать меня начал, улыбаться, ручонки всё ко мне тянул». Света заметила на глазах Галины Михайловны слёзы. «Я и курить-то начала после их развода, думала, с ума сойду. У мужа микроинфаркт случился».
Некоторое время они молча пили чай с пирожными.
«Когда Вы появились, да с ходу отлуп ему дали, он неожиданно меняться начал. Понял, что Вы другая, и все его замашки из компании «папеньких сынков» с Вами не пройдут. Сейчас он в больнице, очень плох. Врачи говорят, что порок сердца, видимо в детстве не заметили. Так бывает. Предстоит серьёзная операция. Врачи мужу прямо сказали, что шанс на успех всего пятьдесят на пятьдесят. Я каждый день хожу к нему по вечерам».
Света отодвинула чашку с блюдцем: «Я понимаю. Сочувствую. Но я-то чем могу помочь?»
     Галина Михайловна встрепенулась: «Он только и говорит о Вас, часами говорит, или молчит, в потолок смотрит. Я уже с психиатрами советовалась и с психологом. Знаю, что гадость он совершил, анонимки Вашим родителям отправил. Сам мне сказал это. Очень переживает, раскаивается. Умереть, говорит, боюсь, не зная, простила она меня или нет», – Галина Михайловна промокнула глаза салфеткой: «Поговорили бы Вы с ним, поддержали как-то. Ему сейчас особый настрой нужен. Простите его, пожалуйста. Знаю, это не просто. Но, Вы же добрая, великодушная, это видно сразу. Если он умрёт, я не переживу». У Галины Михайловны опять появились слёзы и потекла тушь. Она открыла сумочку, достала перевязанную резинкой пачку, завёрнутую в бумагу, и положила перед Светкой.
«Что это?» - удивилась Света.
«Деньги. Тысяча рублей. Извините, это всё, что у меня пока есть. Мужу ничего не говорила».
Светка испуганно огляделась по сторонам, потом даже отодвинулась немного от стола и произнесла, понизив голос: «Причём здесь деньги, да ещё такая сумма?» За окном закричали чайки.
Галина Михайловна подвинула пачку поближе к Свете: «Берите, не бойтесь. Никто не узнает, от меня во всяком случае. Я слышала, у Вас свадьба в конце года, так что деньги пригодятся».
Светка отодвинула от себя пачку и взяла обеими руками чашку. Сделав два глотка вкусного чая, настоянного на травах, она спросила в полголоса: «Я не понимаю, причём здесь деньги? За что? Я ничего не возьму!»
Галина Михайловна тоже огляделась по сторонам: «А Вы упрямая, всё Вам разъясни и поясни. Я же говорила – здесь, в областном центре, всё по-другому. Здесь за добрые услуги положено платить, или деньгами, или ответными услугами. Понимаете?» Светка отрицательно покачала головой.
Галина Михайловна тяжело вздохнула: «Я же прошу Вас поговорить с Серёжей. Просто поговорить, ничего более. Но поговорить спокойно, доброжелательно. И обязательно сказать, что прощаете его за ту дурацкую выходку с анонимными письмами. Может не один раз поговорить придётся. Понимаете?» Она замолчала и почему-то посмотрела на часы.
«Я не возьму у Вас, Галина Михайловна, никаких денег. Это даже не обсуждается. А с Сергеем я поговорю. Обещаю». – Света подвинула пачку с деньгами к Галине Михайловне, а та, посомневавшись секунду-другую, убрала её назад в сумочку.
«Может быть, прямо сейчас поедем?» – неуверенно произнесла Галина Михайловна: «Чай допьём и поедем. Я уже волноваться начала».
Света согласилась, хотя опять подумала про Мишу. Он, наверняка, места себе не находит. Профессор Щеглов говорил недавно на семинаре, что лет через десять-пятнадцать человечество, с помощью информационных технологий, создаст мобильную телесистему. Тогда у каждого взрослого в кармане будет лежать телефон, и можно будет связаться друг с другом в любое время суток. Светка в это не особенно верила, но сейчас ей очень захотелось иметь такой телефон, чтобы позвонить Мише и сказать, пусть не волнуется. Она хотела попросить Галину Михайловну сначала заехать на несколько минут домой, но, потом, подумав, решила, что это совсем ни к чему. В конце концов, сколько они пробудут в больнице? Час? Полтора? Потом, сразу домой. Так, пожалуй, будет лучше.
     Всю дорогу до больницы они ехали молча. Светка внезапно начала думать о Сашке. К горлу подступил ком. Она вспомнила выражение его лица, во время того разговора в их дворницкой. Всегда живые, с озорным огоньком, его глаза как-то сразу потухли, стали бесцветными и обречёнными. Уходя, он обнял Свету за плечи и прошептал ей на ухо: «Ты – самое лучшее, что было в моей жизни. Я всегда думал о тебе – и в радости, и в печали. Смотреть ни на кого другого не мог. Думал, Свет, что навсегда мы с тобой. Как жить-то теперь и не знаю». Потом Светка увидела через окно, как Сашка шёл по двору в сторону арки. Он как-то неуверенно ставил ноги, иногда попадая в лужи, плечи совсем ссутулились, голова низко опустилась, а обычно Сашка ходил твёрдой уверенной походкой. В тот вечер Светка не успела хорошенько обдумать их разговор. Она испытала лишь чувство облегчения после того, как он закончился. Потом пришёл Миша, и она весь вечер купалась в его любви.
     Света подумала: «А где сейчас Сашка? Ещё дома или вернулся на Урал на практику? Что он рассказал своим родителям, которые относились к ней уже почти как к дочери? – и впервые за последнее время, задала вдруг себе вопрос, – А правильно ли она поступила? Имела ли право так поступать? Можно ли построить своё счастье на горе другого?» То, что случившееся стало для Сашки большим горем, она осознала только сейчас, сидя в новеньких «Жигулях» нежно-голубого цвета рядом с Галиной Михайловной, мамой Серёжи Ряпихова, её однокурсника, которого ещё сегодня утром ненавидела, а сейчас ехала к нему в больницу.
     Сергей лежал в небольшой отдельной палате, отделённой стеной со стеклянным окном от ординаторской. Палата называлась «Интенсивная терапия» и была наполнена различными приборами и датчиками. У самой стены напротив кровати больного стоял большой столбик для капельницы. Рядом с окном стол, покрытый резиновой клеенкой, на которой стоял медицинский тазик с многочисленными использованными ампулами.
     Низенький полный доктор со смешной бородкой и маленькими пухлыми ручками сообщил Галине Михайловне, что с утра у Серёжи резко упало давление, и усилился пульс. Ему делали инъекции и ставили капельницу.  Сейчас, слава Богу, лучше, лежит, дремлет.
«Как же Вы, любезная, порок-то сердца проглядели? Явно врождённый. И образ жизни, ох, я извиняюсь, печень огромная, поджелудочная повреждена, двадцать два года, а организм, как у старика», – доктор говорил всё это, поправляя халат, сгрудившийся на животе, и размахивая маленькими толстенькими ручками.
     Когда они вошли в палату и сели на табуретках возле кровати, Сергей открыл глаза, словно ждал их. Увидев Свету, он улыбнулся и взял её за руку. Света только теперь заметила, какие у него без очков красивые глаза – добрые, подслеповатые, с разлившейся грустью, а щёки впалые и очень бледные.
     Галина Михайловна, сказав несколько фраз, вышла в ординаторскую, оставив их одних. Серёжа по-прежнему крепко держал Свету за руку, словно боялся, что она сейчас встанет и уйдёт. За окном уже начало темнеть, а по карнизу и стеклу застучали капли дождя. Дождь сегодня шел весь день. Он начинался, то резко заканчивался. Света снова подумала о Мише, он,  наверное, от ожидания и волнения за неё, уже сходит с ума.
     «Свет, прости меня ради Бога, за письма эти проклятые, места себе не нахожу. Знаешь, как увидел тебя в первый раз, так всё, сам не свой. Никогда раньше не было со мной такого. Я раньше никогда в любовь не верил. Английские психиатры её даже болезнью считают. А теперь я точно знаю, есть она, любовь-то эта. Есть! Каждой клеткой это ощущаю. А тут, какой-то дворник с метлой. Я же не знал, что он просто красивый, сильный парень. У тебя, Свет, хороший вкус», – в это время Серёга закашлялся, а рука его сделалась потной. Пот выступил и на лбу. «Я ведь, как дурак размышлял, думал, стыдно тебе станет перед родителями и подругами за такой выбор, да и бросишь ты его. Рассуждал, как дитё малое, а ещё злило, что ты на меня ноль внимания. Я уже давно отвык от такого. Девчонок самых разных легко завоёвывал, даже азарт какой-то появлялся, прямо, как на охоте. Хотя, понимаю, что многие не на меня зарились, а на отцовские возможности, или по пьяни, были и такие». Он говорил, говорил, словно хотел за один раз вывернуть всю душу.
«Я ведь, Свет, и запил опять от отчаяния. Что не сделаю, всё мимо», – голос у Сергея стал хриплым. Он поднёс к губам её руку и начал целовать каждый пальчик. «Я и жену-то тогда побил от злости. На тебя злился и на себя тоже. Если выберусь отсюда, сразу к ней поеду, прощения просить буду. Хорошая она, милая, только уж очень простая. А ты умная. Я слушал, как ты доклад делала про метод Гауса. Так интересно! И говорила ты с сильными эмоциями.  Люблю я тебя, Свет! Люблю! Первый раз говорю это честно и от чистого сердца», – он снова закашлялся, потом лёг на спину и уставился в потолок. Света увидела, как пот покрыл всё его лицо. Она начала осторожно гладить его по щекам, затем по лбу, стирая капельки пота. Серёга блаженно закрыл глаза. Полумрак, дождь за окном, нарушающий тишину, Света, её руки, волосы, её дыхание совсем рядом. Это всё то, о чём он мечтал всё последнее время. Серёга вдруг услышал звучавшую где-то далеко-далеко музыку органа. Звуки постепенно приближались к нему.
«Знаешь, Свет, а я ведь не всегда таким был».
«Я знаю», - подала голос Света: «Галина Михайловна мне рассказала».
«Мы тогда в Унже жили, отец там в райкоме работал. В седьмом классе был у нас Новогодний огонёк, танцы под магнитофон и всё такое. Как «белый танец», так всех мальчишек разберут, а я стою, стенку подпираю. Сам приглашать начинаю, отказывают. И так каждый раз – и на двадцать третье февраля, и на восьмое марта. Сам не знаю, почему, вот и развились у меня тогда комплексы. До сих пор со мной живут. Тогда и захотелось мне всем доказать, что я – «мачо» сексуальный, вертеть могу любой. Потом отца сюда перевели. А тут такие нравы! В компании я самым младшим оказался. Там – все из себя, особенно Гарик. И пили, и курили, и кололись, и групповухой занимались. Первой у меня была Жанна – высоченная, под сто девяносто. До меня уже со всеми из компании побывала, а мне только пятнадцать стукнуло. Ну, и понеслось. Какая уж тут любовь? Правда, в десятом влюбился, её звали Виолетта, красивая, но взбалмошная, Ремарком всё грезила, на филфак собиралась. Всё о верности и преданности поговорить любила, а сама, когда я заболел ангиной, с Гариком спуталась», - Серёга снова закашлял, потом начал говорить полушепотом, задыхаясь: «А ты у Ремарка «Триумфальную арку» читала?»
«Нет», - простодушно ответила Света.
«Почитай, очень стоящая книга. Если выйду отсюда, то подарю тебе, у меня есть экземпляр с потрясающими иллюстрациями». – Серёга говорил совсем тихо, ладони у него начали дрожать. «Мать жалко, – внезапно произнёс он. – А у отца любовница. Я даже знаю кто».
Дождь за окном стал сильнее, повсюду включили уличные фонари. Музыка органа приближалась всё ближе. Сергея вдруг начал колотить озноб. Света встала, взяла лежащий на стуле в углу плед и заботливо укрыла им Серёгу.
«Ты посидишь ещё немного?» – Света молча кивнула. «Свет, пожалуйста, прости меня!»
Света улыбнулась: «Считай, что простила».
Он снова схватил её за руку и начал говорить что-то несвязное: «Я приду к тебе по росе при луне, с облака спрыгну. Господи, как же страшно! А ты не бойся, ничего не бойся. Вот как-то так. Смотреть на тебя буду оттуда», - Серёга показал пальцем вверх: «Светик, Светик, милый мой, любимый».
Музыка органа зазвучала совсем близко, прямо у уха. Появились какие-то тени, послышались голоса, совсем незнакомые голоса.
«Свет, я люблю тебя. Я стану, чёрт возьми, другим. Мне больно, но работа над собой и начинается с боли. Я не помню, кто это сказал. Не помню. Свет, ты не уходи, мне страшно, стра…..», - Серёга попытался набрать в грудь воздух, но оказалось, что его нет в палате, попытался ещё раз вздохнуть, то же самое…
     Потом суетились врачи и медсёстры, зарыдала Галина Михайловна. Она долго гладила Серёжу по волосам, причитая: «Сыночек, сыночек!» Потом злобно перевела взгляд на Свету: «Это всё из-за неё! Она его погубила. Ведьма! Ненавижу!»
Пухленький врач вывел Свету в коридор: «Девушка, Вы не подумайте чего. Он был обречён. Печень совсем разложилась – пил литрами. Идите домой».
     На улице было совсем темно. Дождь почти закончился. Транспорт уже не ходил, и Света шла домой пешком, не была уверена, что идет правильно, но шла. В ушах всё ещё звучал голос Серёги. В то, что он «ушёл», как-то не верилось, а сил обижаться на Галину Михайловну за «ведьму» не было.
     Во двор через арку она вошла глубокой ночью. Окна в дворницкой горели все окна, и окно на кухне у Лидии Владимировны тоже. Света разглядела у подъезда силуэт Миши и почему-то остановилась. Увидев её, Миша побежал навстречу. Он два раза споткнулся и упал. Подбежав, схватил её сильными руками и прижал к себе. Несколько минут они стояли молча, потом Света начала беззвучно плакать.
«Что случилось, Свет, где ты была? Я уже в милицию собирался. И Лидия Владимировна не спит, и Александр Васильевич с Юлей».
«Я была у Ряпихова», - еле выговорила, всхлипывая Света.
Миша отстранил её, начал разглядывать руки, ноги: «Почему у Ряпихова?! Он что, силой увёз тебя? С тобой всё в порядке? Если эта мразь что-то сделал с тобой, я придушу его!!!»
«Поздно. И ничего он мне не сделал», - Света перестала плакать и обняла Мишу: «Скажи, я похожа на ведьму? Нет, ты посмотри, ты хорошо посмотри. Может, ты живёшь с ведьмой?»
Света вдруг начала громко смеяться. Миша понял, что у неё истерика. Он взял Свету на руки и понёс в дом.