Свирид Петрович

                Свирид Петрович Петухов неказистый мужичонка лет сорока пяти, поздно вечером возвращался домой с работы. Сегодня на заводе, где он работал слесарем по пятому разряду был аванс, и он немного засиделся с друзьями по цеху в пивной, недалеко от завода. Взяв на грудь полкило родимой, усугубив тремя кружечками пивка под плавленый сырок с килечкой пряного посола, теперь сидя в трамвае в полудрёме вспоминал свою жизнь. Мысли текли ровно, лишь изредка спотыкались при воспоминание о жене Клавдеи, которая наверняка уже распаляла себя для скандала, который она устроит ему при его появлении дома. Баба она, конечно, брехливая подумал Свирид, но двадцать прожитых вместе лет никуда не денешь, как не крути. Сделав небольшой крюк мысли Свирида, опять вошли в своё русло и вспомнилось ему его детство, несытое, безрадостное и без отцовское. Родился он за два года до войны, так что отца он и не помнил, где-то в дальнем уголке памяти, как в тумане, видел он мужика, подкидывающего его хохочущего вверх, да ещё похоронка которую мать хранила за божницей, вот и всей памяти. Из-за постоянного недоедания рос Свирид хилым, мелким и каким-то невзрачным на вид. Дворовые мальчишки не хотели брать его в свои игры и постоянно унижали и поколачивали. От этого Свирид озлобился и смотрел на мир из подлобья, по волчьи. Мать выбивалась из сил на двух работах, но всё равно не могла свести концы с концами. Занимала деньги по соседям до зарплаты и получив её, раздавала долги и шла занимать снова. В детском саду, куда мать с трудом определила Свирида, как сына погибшего на войне героя, с харчами тоже было не густо, все работники детсада, начиная с директора и кончая няньками имели свои семьи, которым они и несли в сумках после работы урезанные от детского пайка продукты. Мать по вечерам ходила мыть подъезды в соседних домах и порой не могла забрать сына из сада, благо он был не далеко от их дома и Свирид добирался до дома сам. Мать оставляла ему сваренную картошку завернув её в одеяло и накрыв подушкой, чтобы не остыла, газовую плиту доверить Свириду было боязно.
                Приоткрыв на секундочку глаза Свирид оценил своё местоположение, прикрыл их опять и поплыл по волне памяти в свои школьные годы. Учёба давалась трудно и неохотно, палочки да крючочки никак не хотели выходить ровно, с цифрами не удавалось ладить, ум никак не хотел их ни складывать, ни вычитать. Стихи доводили до исступления и никак не хотели запоминаться, он даже вспомнил, как ненавидел ту ласточку, которая летела в сени. Когда всех принимали в октябрята, Свирид заболел и не получил вместе со всеми звёздочку с кучерявым Ильичом и одноклассники смеялись над ним называя беззвёздным. Да, что говорить звёзд с неба он не хватал, за то с пацанами постарше, да похулиганистей быстро научился курить, да материться. Шли годы, Свирид с трудом переползал из класса в класс, учителя входили в тяжёлое положение его семьи и как могли помогали ему закончить семилетку и в год смерти отца народов он домучил своих учителей и себя.
                Куда пойти дальше вопрос не стоял, страна нуждалась в мастеровых людях, на каждом углу висели доски с объявлениями, в которых требовались токари, фрезеровщики, слесари, плотники и умельцы других рабочих профессий. Свирид недолго думая поступил в ремеслуху учиться на слесаря, тем более что учащийся находился на государственном обеспечении, что значительно облегчило существование его матери, к тому времени страдающей от тяжёлой работы большим количеством болезней. Здесь в ремеслухе, среди таких же как он сам простых парней он научился не только слесарить, товарищи научили его пить портвейн, обратили его внимание на девчонок, которые к большому сожалению из за его малого роста и физической неразвитости не обращали на него внимания, чем злили его ещё больше, а ещё сравнивая то, что говорили на собраниях  с реальной жизнью, понимал всё врут. На последнем году обучения Свирид, поддавшись пагубному влиянию, чуть не загремел в тюрьму за кражу, но бог миловал, прошёл по краешку свидетелем и зарёкся больше в криминал не соваться. Окончив ремеслуху, получив свой второй разряд, пришёл на завод и про слесарил год до призыва в армию, не получив от работы никакого удовольствия.
                На призывной комиссии видавшие всякое врачи, удивились худосочности и неразвитости Свиридова тела, но не найдя серьезных заболеваний, направили в стройбат. На сборный пункт Свирид пришёл вместе с матерью, которая всё причитала, что умрёт и не дождётся его, на что он ничего не говорил, а только гладил её по голове. Мать была единственным родным человеком, к которому он был привязан и искренне любил. К месту службы везли через всю страну почти пять суток, как будто не было ближе места, где можно было бы отдать свой долг родине. Первые сутки пути и часть вторых, будущие защитники пили и блевали, пока запасы спиртного не закончились, угомонившись стали рассказывать ужастики о дедовщине. Прибыв на место службы и хлебнув полной ложкой все прелести солдатской жизни, они поняли, что реальность намного хуже тех россказней, что они себе представляли. Свириду на первом году службы досталось по полной, он использовался старослужащими бойцами на самых тяжелых и грязных работах, чистил сортиры, мыл полы, стирал портянки дембелям и неоднократно был бит ими по поводу и без. Но отслужив свой первый черпаковский год, Свирида было не узнать. Хоть внешность его не поменялась, зато гонору прибавилось с лихвой и всё то, что с ним проделывали старослужащие он с большим удовольствием и с какой-то садисткой ухмылкой так же проделывал с молодыми бойцами.  И когда Свирид отбыл на дембель многие вздохнули с облегчением.
                Открыв глаза и поняв, что до его остановки ещё пять Свирид продолжил вспоминать. Мать дождалась, но через три месяца рак забрал её. Умирала тяжело, препаратов, которые помогли бы уйти безболезненно не хватало, все они были на строгом учёте и выдавались очень скупо и мать постоянно кричала и рвала Свириду душу. В последнюю ночь боль была особенно нестерпимой, мать выла от боли, и он молил бога, что бы он скорее прекратил эти страдания. На сиротские похороны едва хватило денег, пришлось ещё и занять. За простым, из самых дешёвых, гробом, в котором мать лежала похожая на высохшую старушку с лицом измученным недолгой, но страшной болезнью, шли трое соседок по подъезду, две женщины с работы и сам Свирид. Могильщики справились быстро со своей скорбной работой и выклянчив у Свирида ещё пузырь, закинув лопаты на плечо пошли к следующему покойнику. Придя, домой сели за скромно накрытый дочкой одной из работниц стол и помянули покойницу. Здесь на поминках Свирид и познакомился с Клавдией, будущей своей женой.
                Особенных ухаживаний не было, на второй встрече пришли домой и провели ночь вместе, Клавдия стала его второй женщиной, первой была пьяная шалава ещё в армейские годы, от которой он получил птичью болезнь и долго лечился у армейского доктора. Расписавшись с Клавдией и отметив это событие, с соседями по коммуналке, как-то буднично начали они свою семейную жизнь. Зарплаты, которую они получали вдвоем почти хватало, но на очень скромную жизнь. Через год стараний Клавдия понесла и через семь месяцев, на свет появился недоношенным сын Николай. Здоровьем он не блистал, да и откуда яблочко от яблоньки падает недалеко. Николай почти в точности повторил жизненный путь своего отца от колыбели до ремеслухи, вот только в пьяной драке схватился за нож и зарезал сокурсника, получив за это восемь лет строгого режима, который и отбывал сейчас в Мордовских лагерях. Мать ездила к нему на свиданку, сказала вернувшись, что лучше не стал.
                Объявили его остановку, он вышел и удивился, что воспоминания вышибли из головы весь хмель. Присев на лавочку, он уткнулся головой в колени и не находя ответа зачем он родился и прожил свои годы, горько зарыдал.