Аз есмь...

   Страстная седьмица в этот год была сурова к постникам более обыкновеного. Заместо, чтобы услаждать взоры цветением, умащивать вздохи благоуханием, да солнцу ластится благоговейно к покорно переносящим тяготы усмирения в себе гнева, зима, распахнувши пошире врата, рядилась с весной, - чей нынче в самом деле теперь черёд. И не раньше ли прежнего была выпровожена зима, всё ли по чести, либо лукавством заманили её в сумрак опочивальни.

   Весна краснела, смущаясь моментом, и не отыскав причин виниться, принуждала деревья кланяться гостье низко, дабы оказать честь, да чтобы после, как подобает, она и возвернулась в свои хоромы, ожидать ейного, значит, часу.

   И было б зиме внять, да, видно, невмочь сиживать одной в выстуженной горнице. Приоткрыла зимонька тую дверку, ну из-под неё-то на округу, ровно из погреба, потянуло сыростью со стыдью, так что не то по двору ходить, из окошка на улицу зябко глянуть.

   Утро Великой субботы сделалось спокойно. Над землёй зримо парил сладкий дух прихваченной морозом зелени, и невзирая на то, что зима так и не удосужилась прикрыть свою дверь, день, как и всё в нём, был готов к воспринятию Пасхи.

   Едва закончилась пасхальное богослужение и солнце крашеным яичком выкатилось на голубое блюдце небосвода, ветер, утихший было накануне, вновь принялся за своё.
   Совершенно сбитые с толку комары падали с неба сухими хлебными крошками, царапая щёки, а ветер, не желая признаться, что уже утомлён, горстями швырял их прихожанам в лицо. Но те, не обращая внимания на мошек, на тяжесть в ногах и телесные от недосыпа содрогания, улыбались мечтательно и безотчётно, единой радости, без упования на которую  человеку никак нельзя.


Рецензии