Миллион, миллион, миллион алых роз...

     Девчонка, которая мне очень нравилась, обожала цветы. Все представительницы слабого пола неравнодушны к цветам, но в данном случае это был просто талант от природы - так преображаться при виде подаренных цветов.

     Она светилась вся: глаза лучились мягким приглушённым светом интимного вечера при свечах, улыбка зажигала вас необъяснимым оптимизмом, её голос и смех, движения, жесты и походка становились ангельскими, будто пронизанными первыми лучами солнца после дождя, и, можно сказать, ранняя зорька начинала играть на прелестных щёчках.

      Вечером, накануне праздника, я посетил рынок и купил самый роскошный букет из пяти алых роз.
      Розы были трёх оттенков и, гениально составленные, представляли собой шедевр икэбаны: переливающийся нежно-розовый свет рождался где-то в лепестках идеальных бутонов и плавно растворялся в синеющем вечернем воздухе.

      Прохожие с жалкими букетиками завистливо поглядывали на меня и вздыхали. Согласен, дорого, но красоту трудно оценить рублями.

      На вахте в общежитии при моём появлении наступила восторженная тишина, прерывать которую я не стал, и медленно и гордо прошёл в комнату к знакомому, где собирался похранить букет до утра, чтобы моя девушка раньше времени не узнала о своём предстоящем счастье.

      Довольный, в прекрасном расположении духа, я присоединился к друзьям, и мы сыграли в преферанс.

      Мои намерения отдыхать до девяти утра были прерваны в семь знакомым - хранителем букета. Через полчаса я проникся к нему сочувствием.
Его жена, которую он любил (хоть и весьма своеобразно), будучи проездом, зашла к нему, чтобы сказать, что покидает его навсегда, увидела мой никакими словами неописуемый букет и почему-то решила, что это муж чуть ли не единственный раз в жизни хочет подарить ей шикарные цветы.
Она его расцеловала, обняла и переменила своё прежнее намерение.

      От денег за букет я не отказался и, невольно спеша, зевая и называя себя остолопом, устремился за новым букетом.

      Розы были алые, но одного оттенка. Этот недостаток я компенсировал количеством, отчего букет был просто огромен, и нести его пришлось двумя руками.

      Просочиться незамеченным в общежитие не удалось.
Повозившись с букетом в дверях, я в недоуменной тишине озабоченно проследовал сквозь удивлённые взгляды прямо в направлении места проживания моей драгоценной.

На лестнице мне попался мой одногруппник:
- Ты наверх?
- Угу.
- Забрось сумку ко мне в комнату, опаздываю…
- Угу.

Он пристроил сумку мне под мышку и исчез.
Его комната оказалась закрытой.
Я с большим трудом (обе руки были заняты) постучался к соседям.

      Мне открыла девушка, с которой я пару недель назад премило танцевал на вечеринке и задушевно прогуливался под звёздным небом.
      Я успел только поздороваться. Всё остальное она сказала сама: как здорово, что я её не забыл, какое огромное спасибо за цветы, какие они прелесть, а я так просто Аполлон и джентльмен, какой у неё уже горячий чай и какой вкусный торт, и что в такой праздник шампанское можно с утра…

       Цветом лица я слился с розами, но внутри я был зелен как стебли. Сумка рухнула на ногу.
       Через секунду я сидел за столом с лицом Ивана Грозного, только что убившего своего сына, держа в одной руке раскалённый стакан с чаем, в другой - внушительный кусок торта.
       Я тупо смотрел на розы, с трудом втиснутые в трёхлитровую банку.
В голове, как ошалевшая рыбка в аквариуме, билась одна единственная фраза: «Я только на минутку!»
Ниагарский поток восторженности прервать удалось минут через десять.

      Когда я появился с цветами на вахте в третий раз, изумление на лицах регулярно меня встречающих подсказало, что дар речи покинул их на очень большой срок.

      Всё подошло к своему логическому концу, когда я взялся за ручку двери в комнату моей недосягаемой.
      Получилось так, что она как раз выходила из комнаты. То ли внезапность была причиной, то ли потеря равновесия, так или иначе, но сметана для праздничных салатов из банки, находившейся в руках моей непредсказуемой, толстым слоем покрыла букет, а заодно и меня от подбородка до ботинок.
       Я тепло улыбнулся, а моя проказница от души рассмеялась и первым делом то, что было цветами, отправила в мусорное ведро.

… …

       За большим праздничным столом, те молчаливые с вахты вдруг разговорились, и мало-помалу эта история в деталях стала известна всем.

       Все по-доброму смеялись, а моя неповторимая смотрела на меня так, как раньше смотрела только на самые красивые цветы…