Амфора

(Опубликовано впервые в сборнике: Анатолий Тарков.  ДУШИ  ДОВЕРЧИВОЙ    ПРИЗНАНЬЯ...Поэзия и проза

Астрахань - 2024
УДК 82-821
ББК 84(2...)
Т19

Тарков А.В.
Души доверчивой признанья. Поэзия и проза. – Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024. – 588 с.: ил.
            
ISBN  978-5-00201-187-2)

АМФОРА

Каким незатейливым и доступным может быть ощущение полного счастья! На этот свет у Луиджи были вполне определенные виды. Через пару-тройку дней отступят кошмары уроков, исчезнут с глаз долой ненавистные рожи учеников, которым он безрезультатно пытался привить любовь к истории – науке божественной и, по мнению Луиджи, самой главной на свете.
Итак – да здравствует свобода! Будь благословен человек, придумавший тайм-аут под названием – каникулы!
Решено – он поедет к Мраморному морю, будет жить у разговорчивой синьоры Терезы, с которой в былые времена были в приятной дружбе его родители. Естественно, жена останется дома. Может быть, в его отсутствие от нее перестанут исходить запахи древних ароматов, от которых у благоверного Луиджи частенько бывала аллергия.
Всё начиналось, как он задумал.
Несколько огорчало присутствие в скромном домишке Терезы еще одного постояльца - «дикаря». Однако, Пьетро оказался спокойным и ненавязчивым субъектом, сбежавшим от смрада автозаправочной станции сюда, где можно бесконечно смотреть на море, слушать его музыку и наслаждаться воздухом, каким он был дарован первозданными временами.
Луиджи давно освоил акваланг, а потому уверенно проделывал все операции, необходимые пловцу, задумавшему оказаться в сказочном чреве моря.
Пьетро молча наблюдал, как Луиджи спиной заходил (вернее – пятился) в море. Он останется на берегу со своей астмой и с мыслями о том, что жизнь – штука очень привлекательная. Последний камешек, брошенный Пьетро в море, едва не попал в блестящий полупортрет Луиджи. Он медленно выходил из воды, держа в напряженных руках какой-то продолговатый предмет.
- Пьетро, помогай...Иначе пожалеешь!
Вдвоем они перенесли к своим пожиткам то, что минуту назад казалось в руках мокрого аквалангиста запеленутым ребенком. Луиджи знал, что послало ему дно морское. Это была амфора.
- Слушай, Луиджи! А вдруг внутри этого кувшина – золотые монеты? Мы станем богачами! Думаю, что сокровище мы разделим поровну, а?
Два лица почти соприкоснулись, наклонившись к находке.
Да, без моих услуг тебе, Луи, не обойтись... Смотри, как хитро заделано горлышко этого кувшина...
- Снаружи что, смола?.. Как камень...
Пущенный в дело нож Пьетро легко сделал свое дело. За смоляной обливкой была почти черная пробка. Задетая ножом, она матово заблестела.
- Похоже на свинец. Вот, Пьетро, образец древней амфоры, какие в изобилии штамповали древние греки...
Любопытство перехлестывало через край, фантазии обретали все цвета радуги, когда, наконец, свинцовая пробка покинула свое место. Увы, амфора не была наполнена золотыми монетами. Когда Луиджи погрузил свою ладонь в то, что явилось на поверхности, фантазии окончательно исчезли, уступив место обыкновенному любопытству. Амфора была наполнена зерном. Обоих удивило лишь то, что зерна были совершенно целыми, словно несколько дней назад кто-то старательно наполнил ими этот завидный на прочность сосуд.
- А я-то понадеялся, что уже никогда не вернусь на проклятую бензоколонку...
- А я – в проклятую школу, где совсем скоро превращусь в цепного пса...
Амфора лежала на боку, пристыженная, униженная, виноватая. Она не смогла сделать счастливыми двух, еще молодых, мужчин. Не в деньгах счастье, не в деньгах счастье...Вот уж чепуха... Находились же счастливчики, коим повезло больше, чем Луиджи и его случайному знакомому...
Молча они оделись, собрали разбросанные пожитки, на которые золотистый закат набрызгал призрачное червонное золото.
- А знаешь, Пьетро, я все-таки возьму с собой немного этих зерен. Есть одна задумка. Пусть поломают головы знатоки растительного мира...Амфора, вне всякого сомнения, довольно преклонного возраста. Говорю тебе как историк.
- Валяй, историк, загружай мешок зернышками. Вернешься домой, будешь кормить голубей. Помёт у них будет крепче. Бронзовые кони и головы истуканов очищать будет гораздо труднее. Вот будет позолота – прочнее настоящей!
Они были итальянцами. Неудача уже не печалила их. Весело, ударяя друг друга ниже пояса ладонями, направились они к уютному домику Терезы. Лишь на минуту остановил Луиджи приятеля. Положив пожитки на камни, он легко сбежал к тому месту, где еще несколько минут назад сжигало их любопытство и согревала надежда на удачу. Учитель истории приподнял с земли глиняный привет далекого прошлого. Теперь амфора крепко стояла острым донышком в песке, опираясь боком о прочный камень. Она была так похожа на девочку, заглядевшуюся на золотой закат.
***
Жена с искренней любовью обняла Луиджи.
От нее все так же исходил запах старых библиотечных фолиантов, но теперь они казались бывшему отпускнику ароматом дорогих французских духов. Потом все стало так, как и должно было быть. Поглаживая волосы своей Патриции, Луиджи рассказал ей о подводной находке. Сумка с необычной пшеницей ждала своего часа.
Потом была оранжерея частного ботанического заведения, маленький седовласый специалист по селекции растений, которому Луиджи, после краткого изложения случившегося, с легким сердцем вручил мешочек с пшеничными зернами. С вежливой улыбкой принял он слова благодарности за принесенное «сокровище», с готовностью оставил ученому мужу свой домашний адрес и номер телефона.
Потом была шумная улица, памятники и скульптурные композиции,  щедро и неприхотливо помеченные голубями. А потом...Да, наступило это самое, от чего так страстно мечтал избавиться отдохнувший Луиджи.
Замаячили рожи подрастающего поколения, которые показались не столь уж блестящему историку совсем безвредными, а совсем наоборот...Потекло время привычной суеты... Как-то само собой ушли в далекое далеко и Пьетро со своей астмой, и тетушка Тереза, обещавшая пожаловать с ответным визитом, и зерно, оставленное в полное распоряжение растроганному селекционеру.
Потому была осень, на середину которой приходился день рождения Луиджи. Его поздравляли, дарили подарки. Необыкновенными показались ему вечно орущие, непоседливые ученики. Может быть, так казалось, но они любили его, о чем свидетельствовали их знаки внимания, от которых на душе становилось светло и беззаботно.
Кто-то позвал его к телефону. Приглушенный расстоянием голос показался Луиджи знакомым. Да, да, это был тот человек, которому он вручил мешочек и зерном, добытым из древней амфоры. Человек в белом халате приглашал его вновь посетить оранжерею, чтобы сообщить что-то необыкновенное.
- Еще один подарок к моему тридцатилетию. Благодарю вас, синьор... Конечно, конечно, синьор Гринелли, буду у вас завтра, к обеду. До встречи.
Волшебник зеленого мира встретил Луиджи с радостной, торжествующей улыбкой.
- Представляете, синьор Луиджи, мы посадили ваши зерна, и они, все до единого, дали всходы! А знаете, сколько лет пролежали они в той амфоре? Около полутора тысяч лет! Разве это не чудо? И это еще не всё. Пойдемте.
Они пришли в небольшую комнату. На столике высилась бутылка вина, хрустальными боками светились тонкие фужеры. В центре столика стояла покрытая салфеткой тарелка. Синьор Гринелли отодвинул кусочек ткани. Да, это была тарелка, на которой красовались четыре аппетитных булочки.
- Вот, угощайтесь! Это из муки, что получилась от ваших зёрен!
Да, было чему удивляться. Простодушный Пьетро советовал скормить эти бесценные зерна голубям. Жаль, что нет его рядом. Одна из булочек могла бы найти убежище в его желудке. А они были изумительны на вкус. Впрочем, Луиджи могло это просто показаться. Неблизкая дорога к частной загородной оранжерее, конечно же, преувеличивала достоинства обыкновенной свеженькой булочки.
- Луиджи, Луиджи, проснись...Что там к тебя? Кто тебя ждет...Кто – она?..Проснись же...
Патриция гладила по щеке мужа горячей ладонью, пытаясь ускорить его возвращение из непонятного мира к реальностям их маленькой спальни.
- Святая Дева Мария...Опять тот же сон...Она зовет меня к себе...
- Кто, милый?
- Она, амфора, которую я оставил на берегу Мраморного моря.
- Луиджи, тебя совсем измучила твоя школа. Надо к врачу. В последнее время ты часто видишь один и тот же сон. Не к добру это.
Что он мог возразить? Да, одно и то же видение заполняет его сны. Стройная, похожая на девочку, амфора, тесно прижимается к мокрому камню. Волны лижут ее основание. Нет, не основание, – ноги! Волны бьют ее в грудь. Они смыли песок, они опрокинули амфору и покатили в море...
- Луиджи, помоги!.. Луиджи!
Однажды, проснувшись, как всегда первой, Патриция увидела, что Луиджи отсутствует. Тревожно обвела она спальню расширенными глазами. Взгляд остановился на маленьком листке бумаги, лежащем на туалетном столике.
«Патриция, не волнуйся, я скоро вернусь. Я только занесу бедную амфору к тетушке Терезе. Должны же, наконец, мне сниться приятные сны. Пожалуйста, не пускайся за мною в погоню. Это опасно для нашего будущего малыша. Твой Луи».
Мраморное море ничем не походило на тот белый благородный камень, из которого великий Микеланджело ваял свои бессмертные творенья. Огромные волны обрушивались на берег, как обрушиваются на двери таверны вдрызг пьяные матросы. Тучи не давали лунному глазу рассмотреть кипящее лоно моря. Луиджи не зашел в домик тетушки Терезы. Его окна были черны и неприветливы. Амфоры не прежнем месте не было. О, боже, далась мне эта амфора...Что это? Болезнь? Но я в своем уме, а поступаю, как безумец...
- Луиджи, Лу-ид-жи...Помоги нам, Луиджи! Мы тонем, тонем...
Кто это зовёт его? Неужели с того корабля? Да, да, с корабля... Вот он – изогнутая корма, широкий парус, изрядно подранный ветром... Вон люди за решетчатой оградой над палубой...Греческий торговый корабль. Откуда?!
- Луиджи, спаси нас, мы погибаем!
- Святая Дева Мария! Ведь это же голос Патриции! Зачем она там...Патриция, я плыву к тебе!
Тело Луиджи так и не нашли. Много было пересудов, гипотез, предположений и, конечно же, безутешных слез. Что с ним случилось? Чем объяснить его странные сны и этот совершенно безумный поступок? Зачем он достал со дна Мраморного моря амфору древних греков? Зачем дал жизнь зернам, похороненным самой судьбой в стихии Нептуна? Зачем съел аппетитную булку полуторатысячелетней давности? Не с нее ли пошли все беды молодого историка? Кто ответит на эти вопросы? Разве что волны Мраморного моря...