из памяти

Сидя в шезлонге под ярким весенним солнцем, продуваемый тёплым ветерком, мне вспомнилось как вот примерно таким же образом я проводил все субботние дни во Флориде. Каждую субботу я поднимался в семь утра, завтракал на скорую руку и выходил гулять по знакомому мне маршруту- от порта, через кладбище и в уютную кофейню на пересечении 9 авеню и Кингсроуд. Весь путь занимал примерно два часа, с учётом того, что через кладбище я шёл совсем с ленцой, то и дело останавливаясь на залитых солнцем короткостриженных лужайках, в надежде углядеть в траве  игуану или белку. Мой любительский Canon S-40 висел на шее, готовый в любую секунду запечатлеть мои шпионские находки. Игуаны позволяли подкрадываться к себе почти вплотную, и только тогда, когда я уж слишком наглел, пускались с места наутёк, скрываясь в густых зарослях прибрежных кустов. Черепахи были более осторожными. Грелись на торчащих из воды стволах деревьев, но стоило мне их увидеть лишь издалека- тут же  рептильным мозгом чувствовали любителя фотоохоты и делали громкий и дружный «бултых». Впрочем, иногда мне всё же удавалось понаблюдать и за ними. Насладившись вдоволь живописными аллейками, я покидал старинное кладбище и через десять минут был уже у кофейни. Там заказывал себе гранд- американо, выходил на улицу и в закутке среди пальм и решётчатого заборчика выбирал себе местечко за одним из круглых железных столиков. Там я сидел с планшетом несколько часов, обзванивая родных и друзей, а порой и просто так, листая взятую с витрины газету. С любопытством я прочитывал новости баскетбола. «Леброн Джеймс впервые в карьере пропустит плей-офф!» В разделе политики Трамп вновь пытался сделать Америку великой. В рубрике «casual»  писали об очередном священнике растлителе малолетних. Рядом судили Вайнштейна, за то что с особенным интересом смотрел за работой своих секретарш. Пока я сидел и медленно отпивал из трубочки горячее кофе, палящее флоридского солнце двигалось по кругу и заставляло меня время от времени менять свою дисклокацию- я попросту передвигал столик туда, где было побольше тени от пальм. Как-то так сложилось, что несмотря на жару, я не любил сидеть внутри в кондиционированном мавзолее с рядом сидящими и болтающими посетителями. А на улице - почти всегда никого не было. Мне нравился продувающий ветерок и то, что я мог побыть в полном одиночестве. Кофе довольно долго не кончалось, и я никогда не брал добавки. И вот только сегодня, пять лет спустя, сидя под приятным солнышком с благоухающим ветерком я почему-то вспомнил далекую теперь Флориду, мою молодость. И удивился тому, отчего же мне никогда не приходила мысль о том, чтобы уходя из кафе брать с собой ещё кофе, чтобы пить его по пути? Сейчас - я конечно непременно так бы и сделал. Идти с кофе гораздо приятней, чем просто идти! Я так всегда поступал, когда гулял в парке недалеко от дома. Но то- было уже совсем другое время. В парк я брал с собой Мураками, находил любимую скамеечку под раскидистой ивой у пруда и принимался за чтение. Передо мной блестела гладь воды, по которой время от времени проплывали сданные в прокат лодки и катамараны. Часто ветер тормошил страницы книги, и тогда я захлопывал её и открывал Ай-фон, начиная записывать приносимые ветром слова. Сколько таких записей я оставил? 50? 100? И хоть это время было не так давно, в отличие от Флоридского, но кажется-  прошли столетия, и вообще, будто это было во сне, не со мной, а с кем-то другим. И у меня осталась от него вот такая вот память- фотографии изумрудных игуан, наброски простеньких стихов и прозаических зарисовок... Я сижу сейчас дома  под елью и думаю, что тогда ему, этому прошлому мне, несмотря ни на что, было очень хорошо. Но что же случилось, что произошло, что так сильно изменило мое мировосприятие? Наверное, что просто не стало самого  внешнего мира. Вот выйди на улицу, закрой глаза, - и ничего не увидишь! Осталось только внутренне восприятие, обострившееся до предела. И вот в этом внутреннем - по-прежнему живет память. Она помогает сравнивать, рассуждать, грустить и находить нечто хорошее, что ещё осталось внутри. Снаружи- выжженная пустыня, и это совсем не преувеличение, а реальность. В мире живут тысячи людей, соревнующихся в степени любви к себе, своей родине, своей стране, вере, расе, языку... Эти соревнования зовутся олимпийскими играми или  войнами. В этому году как раз полный комплект. Всё и вся втягивается в эти игры, и даже те, кто не хочет играть. В моём выдуманном мире этого нет, и потому я его люблю и в нем обитаю. Там всегда может быть полная свобода. Там - я тот, кем и должен быть на самом деле. Там я могу опять отправиться во Флориду или в соседний парк, захватить с собой записной блокнот, и когда придёт вдохновение, оставить его текстовый след. Там я могу всё, что здесь даже нельзя представить.