Разговор в поезде

Разговор этот памятный случился в купе поезда дальнего следования. Я тогда уже порядочно времени ехал домой в одиночестве и успел отоспаться, насмотрелся на золотую осень в окне, напился крепкого чая. На одной из станций пожилой проводник молча привел ко мне пассажира. Мы с ним поздоровались, бегло оглядев друг друга. Пока он снимал куртку и устраивал свои вещи, я пригляделся к нему повнимательнее.
Человек, с которым провидение обязало меня провести некоторое время вместе, произвел на меня спокойное впечатление. Это был мужчина около сорока лет на вид, среднего роста и телосложения, русый с серыми строгими глазами. Он был явно флегматичен, четок в движениях и очень замкнут. Казалось, что он состоит из огромного количества пружин в себе, которые постоянным внутренним напряжением воли, ему приходилось сдерживать от роспуска. При всем этом новоявленный сосед совершенно не вызывал чувства опасности, и поэтому мне показалось, что я угадал каков он. Мне подумалось, что он такого же типа русских людей, как мой тесть, а именно с виду хмурый и необщительный, но в душе очень добрый и совестливый человек, просто уставший от людских подлостей.
Я представился, назвав имя и профессию, и собеседник, приветливо кивнув, отозвался:
- Меня зовут Вадим, я инженер.
Потом он откинулся на сидении и достал книгу, на обложке я прочитал: «А.П. Чехов. Сборник рассказов». Я понял, что, если не завяжу беседу, весь оставшийся путь мы проведем в полном молчании.
– Может, по малой за знакомство? – предложил я.
– Нет, благодарю.
– Не употребляете совсем?
Вадим, немного улыбнувшись, ответил:
– Нет, немного могу себе позволить, но стараюсь полностью воздерживаться. Беда русского народа, это дело. Да и генетическая расположенность у меня к этому лютая. Так что, не обессудьте уж.
В этот момент постучали, дверь купе открылась и к нам, нерешительно поздоровавшись, зашла очаровательная девушка. Но мы услышали голос проводника:
– Нет, нет, вам дальше! Дальше дверь!
И прекрасная особа, чуть поклонившись, упорхнула.
Немного придя в себя, я заметил:
– Вот уж не знаю, огорчен я или обрадован, что ей не в наше купе. Очень красивая, не находите?
– Кажется, вы правы. – и чуть помолчав добавил – Знаете, в царское время мы бы с вами не задумываясь встали бы, когда она вошла. И это было очень правильно.
Я ответил:
– Да, это так.
Я определенно начинал симпатизировать моему попутчику.
Вадим, улыбнувшись, предложил:
– Слушайте, давайте, если не алкоголь, так хоть чай с бутербродами попьем?
– С удовольствием!
Мы, покопавшись в своих сумках, выложили нехитрую снедь на стол, и я сходил налил горячего чая в стаканы.
Вернувшись, я заметил:
– Знаете, я до сих пор под впечатлением от девушки. Наверное, это в силу моего молодого возраста. Впрочем, я всегда в восторге от прекрасной половины человечества. А вы как?
– По-разному бывает. Но моя восторженность давно прошла, может и в силу прожитых лет, но больше, я думаю, из-за личного опыта.
– Расскажите, пожалуйста, путь долгий, и, кто знает, может у меня получится не совершить ваших ошибок.
– Это вряд ли. Учатся на своих промахах. Но ехать долго, вы правы, поведаю, что вспомнится.
Отпив чая и задумчиво посмотрев в окно, Вадим словно погрузился в давние воспоминания и начал спокойно и размеренно рассказывать.
– В детстве я часто влюблялся. Самое раннее такое событие помню произошло со мной, когда я лет в семь-восемь долго лежал один в больнице. Я сейчас ее смутно уже помню, ту девушку… Хотя нет, это была, скорее всего, девочка, затрудняюсь сказать какого возраста, но она была ощутимо старше меня и выше ростом. Лица ее не помню совершенно, но мне сильно нравилось в ней все: и телосложение, и форма пальцев на руках и ногах, и манера двигаться и голос. Я, конечно, не решался даже и подойти к ней, просто со стороны любовался. Она меня не замечала. Когда она нянчила малышню, мне хотелось оказаться на их месте…
Потом мне сильно понравилась девочка из своего двора. Она снова была много старше и выше меня ростом, но ее лицо я, кажется, помню. У нее были белокурые волосы, светло-зеленые глаза с восточным разрезом на правильном овале, черты лица изящные и красивые. Зимним вечером в темноте мы гуляли в нашем городском дворе, и я, в силу обуреваемых меня чувств, попытался ей сказать, как мог, о самом лучшем, что я понимаю, вижу, чувствую: о том, как красиво небо со звездами, снег в лунном сиянии. Я хотел ей поведать, что прекрасен мир, в котором столь красива она… Затем доброхоты из детворы нашего двора передали мне её слова обо мне, что, этот маленький дурачок, нес какую-то чепуху про звезды.
Здесь мой собеседник весело и, вместе с тем, несколько горько усмехнулся, а я спросил его:
– Обидно было?
– Конечно, но это не главное. Более всего меня поразила несостыковка внешней красоты этой девочки и отсутствие у нее понимания прекрасного, ее духовная ограниченность и безобразность. Я тогда, понятное дело, не мог это выразить, как сейчас, просто почувствовал разрыв мысленного и духовного шаблона у себя.
– Когнитивный диссонанс.
– Да, да, он самый. Но это все из детства. Я рассказал о нем, чтобы передать начало и общее направление и настрой этой темы для меня.
– Тренд!
– Да, вы вот все модными словами объясняете. А я не люблю новояза.
– Почему? Пусть будет что-то новое. Все течет, все изменяется.
– Конечно, хотя ирония в том, что последние слова, это утверждение древнегреческого философа Гераклита, то есть выходит, что не так много того, что по-настоящему изменилось с тех времен. А новояз… Видите ли, язык программирует наше сознание, и современное включение большого количества иностранных слов в нашу речь, с моей точки зрения, это попытка переделать нас в иностранцев, и мне это не по душе.   
– Значит вы убежденный консерватор!
– Конечно, – медленно произнес Вадим и, чуть погодя, добавил, – но только в части доброго и чистого, что было раньше.
– Я, кажется, отвлек вас от основной темы, продолжите ее, пожалуйста. И что, вам, по большому счету, так и не везло всегда.
– Нет, конечно, бывало и отвечали взаимностью. В юности, когда гуляли компаниями, я дружил с девушками, мы целовались, потом разбегались. Серьезным это стало только когда я встретил ту, на которой женился. И я вам так скажу, что счастье в браке – это лотерейный билет.
– Повезет, не повезет!
– Да.
– Ну, нет, не согласен, – возразил я, – можно же понять, что за человек перед тобой.
– Нет!
– Ну почему?!
– Если коротко, то потому что женишься на одной девушке, а разводишься совершенно с другой женщиной.
– Это как так?
– А так, что сочетаешься браком с веселой хохотушкой, которая не сталкивалась с жизненными трудностями и привыкла жить под крылышком родителей и ничего не решать, и не делать для других, а потом она, при столкновении с семейными трудностями, родами, бессонными ночами стает женщиной перманентно сварливой, безрадостной, жалеющей себя и осуждающей окружающих людей, в первую очередь, конечно, мужа. И, я вам скажу, жизнь в такой обстановке, мягко говоря, не сахар.
– Да, печальную картину вы нарисовали! – воскликнул я, – хоть не женись теперь…
Вадим усмехнулся, и отпив чая, заметил:
– Да нет, во-первых, может повезти с выбором. А во-вторых… В царское время разводов было очень мало, и причин этому, понятное дело, было много – это и обязательное благословение на брак родителей, с их жизненным опытом они видели с кем лучше их чаду будет жить, и венчание Православной Церкви, и отрицательное отношение общества к распаду семей. Хранение целомудрия до брака и верности в нем было нормой, вот люди и не разводились. А сейчас что? А семьи – это то, на чем держится общество и страна, кирпичики здания, и, если эти кирпичики разрушаются, не сложно догадаться, что будет со зданием. Вот вам и консерватизм.

 2024 г.