***

Л. была такая классная, мы как-то почти случайно познакомились. Она гуляла с кошкой, а я с собакой.

Кошка была дикая, а я была, как эта кошка, но спустя несколько дней я вдруг зашла к Л. и пригласила погулять вместе. И мы подружились.

Л. потом говорила мне:
- Я согласилась и пошла, а сама думала: как я с ней гулять буду?

и передразнила меня:
- Девушка, я сейчас уберу собаку!

Я была суровой, как советские нитки, ко мне было не подойти. А я вдруг пришла сама и всё как-то легко сложилось.

Мы так много времени проводили вместе. Я была изголодавшейся по новым эмоциям, новому, интересному общению, я узнавала человека, с которым не выросла в одном дворе, не знала, как свои пять пальцев, я открывала для себя какой-то новый, интересный мир.

Л. была красива какой-то спокойной, свежей и тихой красотой, я удивлялась тому, как красив может быть человек, жизнь которого подразумевает принятие и любовь в семье, я же была избитой, израненной птицей со сломанными крыльями, и кишками с кровью - наружу.

Рядом с ней я и сама становилась спокойнее и тише, и мне как-то тактильно нравилась такая жизнь, вся, даже уютный клетчатый плед на диване, на котором мы сидели со спицами. Хотелось просочиться в этот плед, стать его волокнами, и стать невидимкой для окружающих.

Л. не умела вязать, я учила ее, и мы вязали себе свитера - разного цвета, но с одинаковым рисунком. У Л. была пряжа цвета фуксии, а у меня - беж, найденный в маминых запасах.

Рисунок был не особенно сложным, но требовал терпения и внимания, результат выглядел очень интересно, и недавно я нашла его в интернете, заскринила себе схему - что-нибудь свяжу! Тот свой свитер я почему-то так и не довязала.

Мы вместе пробовали курить. Купили почему-то Кэмел, нашли с чего начать, и было это как-то не по-настоящему, и мы выглядели не по-настоящему вместе, и с этими сигаретами.

Высокая, со светлыми пушистыми волосами и голубыми глазами, белокожая Л., и я - миниатюрная, черноволосая, со смуглой кожей и карими глазами. Мы были как Пат и Паташонок.

Курить нам не понравилось, мы больше как-то бестолково набирали дым в щеки, а не вдыхали, провоняли ужасно, конечно, и на этом всё закончилось.

Л. была единственной дочкой у родителей, они в общем, нормально общались, я состояла в каком-то жёстком абьюзе с отцом, почти каждый наш разговор заканчивался ором, грязными оскорблениями и ругательствами.

Его ненависть разбивалась о мою ярость, подозреваю, что ненавидел он меня потому, что любить меня было совсем трудно, почти невозможно.

Ни с кем больше я никогда так не вела себя, никому не позволяла так с собой обращаться, и распознавала эти приемы сразу, с первых звуков, отстреливая на подлёте - он оказался хорошим учителем.

Мама Л. меня не любила, и я ее вполне понимаю теперь, с высоты своего возраста. Не так просто пустить в дом такое израненное, гремящее болью и яростью существо, да ещё и подпустить к своему любимому ребенку.

Обычно она очень недовольно здоровалась со мной, думая, наверное: и что тебя снова черти к нам принесли?!

Но однажды она сделала исключение и проявила доброту ко мне. Я прибежала к Л. трясущаяся и зареванная, я совсем не могла остановиться, мы снова орали дома, и я внутренне выла от усталости и боли происходящего в моей жизни.

Мама Л. принесла бутылек настойки пиона и Л. попросила меня открыть рот,  влила в меня ложку, а потом, подумав, влила ещё одну. Я попила воды и мир вокруг и внутри меня вдруг стал очень тихим, будто кто-то сильно убавил звук, выкрутив ручку почти полностью против часовой.

- А теперь иди домой и поспи - сказала мама Л., и я послушно встала и пошла домой. Залезла под одеяло, свернулась калачиком и уснула. Отца дома не было.

Я научилась исчезать из реальности, опрокидываясь в сон, мир раскачивался, орал на меня, слова били - больно, жёстко, грубо, а во сне я принадлежала только себе самой. Просыпаться совсем не хотелось.

Сон был моим личным пространством, безопасным пристанищем моей души. Существовать вне сна временами было невыносимо. Однажды я нашла у отца блистер с транквилизатором, там была всего пара таблеток, я их приняла, бросила упаковку на пол и уснула.

Проснулась от криков отца, он тряс меня, как грушу:

- Сколько ты выпила?

Рядом стояла испуганная соседка, зачем-то он позвал ее. На помощь?

Его лицо было белым, в глазах стояли слезы, а руки тряслись. С чувством мстительной радости (а вот теперь попрыгай!) я промычала, что не помню, закрыла глаза и уснула.

Всё я помнила, конечно, но совсем не собиралась говорить. Эти эмоциональные качели мы раскачивали вместе, и я обычно целилась в голову, или в сердце - куда повезет. Я то побеждала в этой схватке, то проигрывала, но истребляли и ранили меня эти конфликты очень сильно.

Мы дружили с Л., у нас были какие-то планы на будущее /молочный туман в моей голове, в котором я с трудом находила ориентиры, Л. была одним из немногих/

Мы как-то интересно проводили время. Я была фанатом стиля жизни burda, любила готовить по каким-то непривычным рецептам, а у Л. была родня в деревне, которая время от времени вручала ей всякие кабачки.

Я помню, как приготовила очень вкусный немецкий суп Айнтопф с этими кабачками, грибами и говядиной. В тот день Л. была приглашена к обеду, и пришла с младшей двоюродной сестрой. Суп оказался каким-то очень вкусным, мы съели по две тарелки, было необыкновенно хорошо и спокойно. Я нуждалась в этом спокойствии, я его искала.

Стояло лето, в моей семье случилось перемирие, солнце светило, а жизнь выглядела беззаботной - каникулы. Я поступила в вуз и валяла дурака до сентября.

Как-то я сшила Л. шорты по выкройке из burda, и они получились прямо как в журнале. Швейную машинку мы случайно купили у соседей - алкашей, которым срочно требовались деньги, и тут всё совпало - моя вечная любовь к красивому и изящному, прекрасная ткань в цветочек, и журналы.

Местные не оценили, что с них взять, жители окраины были весьма далеки от стиля жизни burda, и обозвали мои шорты мужскими трусами.

Но они не были трусами - в них были боковые карманы и поясок на кулиске. Я немного умела шить, т.к. училась этому профессионально, и мне нравилось создавать своими руками красивые вещи.

Вспоминая свою юность, я нахожу ее кошмарной, но это не было кошмаром в чистом виде. Повсюду были разбросаны прекрасные моменты и события, ставшие прекрасными воспоминаниями.

Л. училась моделингу, и однажды пригласила меня на свой выпускной. Я сидела в зале, а она шла по языку, и два ярких пятна алели на ее щеках - она очень сильно волновалась.

А я волновалась в зале, вокруг было много людей, дома я потихоньку утащила стильную горчичную водолазку брата,  надела ее на показ, и, когда фотограф направил на меня камеру, чтобы массовка попала в видеорепортаж, я моментально окаменела - я не знала, куда убежать, поэтому убежала в себя.

Мы вышли на улицу, и Л. сказала:
- Я искала тебя в прорезь занавеса, но не нашла!

А мама Л. сказала:
- Вот жили бы мы в центре, вы бы сейчас гуляли в Нарымском сквере!

А я ничего не сказала. Я думала, что водолазку надо вернуть на место, пока брат не заметил, и мы поехали домой.

А однажды наш сосед, Паша К, устроился на работу водителем большого румынского внедорожника. Это был какой-то сарай на колесах.

Паша был очень добрым, хорошим человеком, что не мешало ему быть совершенно бестолковым. Он позвал нас прокатиться, и мы сели, довольные, и покатили в джипе, как принцессы с принцем.

Где-то в пути Паша вдруг решил нас с Л. учить водить машину, и первой за руль села я. Это был провал! Я дергала руль, путала педали, шарахалась по дороге, объезжая вековые ямы, и меня очень быстро отправили на заднее сиденье, как бесперспективную.

Л. проявила себя намного лучше. Это был успех! Она как-то сразу хорошо повела машину, Паша похвалил ее, повернулся ко мне, чтобы сказать, какая я бестолочь, не то что Л., и тут случилось странное.

Я помню, как время вдруг потянулось очень и очень медленно, Л. съехала с дороги, легко преодолела паребрик и поехала прямо в тополь.

Я замерла и ничего не могла сказать, смотрела как зачарованная. Паша как будто очень медленно отвернулся от меня, ещё медленнее протянул руку к рулю, и через несколько будто дней выкрикнул:

- Стой!

И тут время опомнилась, очнулось, побежало! Л. перепутала педали газа и тормоза, и хрустко обняла тополь бампером. Прямо под своим балконом.

Тополь устоял, джип изменил свою геометрию на более округлую, а внутри восстановилась какая-то неудобная тишина. Ненадолго, правда, потому что Паша вспомнил множество громких слов, а мы с Л. заторопились домой.

Это было единственное дтп в моей жизни, да и то за рулём была не я. Позже я без проблем водила наш с мужем внедорожник (эх, Suzuki, моя любовь!)

Паша замёрз, когда возвращался домой в подпитии, в октябре, тогда и морозов ещё не было. Я случайно узнала об этом спустя время.

Мы стали очень близки с Л., будто срослись спинами, и она как-то рассказала мне, что первой меня заметила ее мама, а не она:

- Эта девочка всё стирает и стирает, у них мамы нет, наверное.

Я стирала белье и вешала на балконе, мамы у нас не было уже несколько лет. Внутренне я умирала тысячи раз от осознания этого, а внешне всё равно как-то происходила моя жизнь.

Как-то я пришла к Л., а ее папа открыл дверь и сказал, что ее нет дома. Я ушла, но вернулась позже, ведь мы постоянно заходили друг к другу, мы жили в соседних домах. Папа Л. снова сказал мне, что ее нет дома. Что-то смутило меня, и я спросила:

- Ее действительно нет, или вы просто мне так говорите?

Пришла его очередь смутиться, и он пригласил меня пройти в комнату к Л. Она была дома со своей подругой, они пили чай. Я вдруг как-то сразу всё поняла.

Злости не было, было неудобно, неловко, больно! Было так, будто Л. с размаху ударила меня по лицу, и я отчётливо поняла, что я совсем не кстати. Мне не рады.

Если бы такая ситуация случилась сейчас, я бы просто сделала выводы, сказала:

- Извините, я, кажется, не вовремя - и ушла.

Но в тот момент я сделала выводы, сказала только:

- Вот дерьмо! - и ушла навсегда.

Что-то произошло, я шла домой и чувствовала жар своих щек, слёз не было, было как-то стыдно за себя, как-то грязно и неприятно.

Л. прибежала ко мне спустя час, зареванная и возмущенная, сказала, что ее никогда в жизни так не называли, и потребовала вернуть ее вещи.

Я отдала провод для магнитофона и ещё какие-то мелочи, извинилась, сказала,что это адресовалось не ей, а ситуации в целом, но мне было уже всё равно, на самом деле.

Я винила себя за то, что Л. так со мной обошлась, и в общем, никакой Л. для меня уже не существовало. Она будто умерла для меня, а во мне будто что-то сдохло.

Мы больше не общались, проходили молча мимо. Мне было стыдно, стыд за себя вообще был совершенно привычным в моей жизни, мама Л. холодно смотрела мимо меня, Л. отводила глаза.

Я вышла замуж, родила сына, как-то солнечным и прохладным утром поехала с ним к врачу, и на обратном пути, когда мы ждали трамвая, я вдруг увидела Л.
 
Она подошла ко мне и заговорила так, будто ничего плохого между нами не произошло:

- Привет! У тебя ребенок? Сын? Вот хотела Наталья сына, сын и родился!

Я отвечала вежливо, к себе не подпускала, стригла ушами, как нервная лошадь. Я была уставшей молодой матерью с кругами под глазами, с маленьким ребенком в рюкзачке.

Между нами с Л. лежала тысячелетняя пустыня отсутствия.

Л. была в ярком длинном платье с открытыми плечами, с маленькой дамской сумочкой, от нее божественно пахло. Я узнала этот аромат. Это была очень популярная в то время туалетная вода, и мне она так сильно нравилась!

Как-то мне понадобилось собрать волосы на ветру, Л. предложила мне свою резинку для волос, и она так чудесно пахла, что я то и дело утыкалась в нее носом, пока она лежала у меня дома в ожидании Л. Аромат был тонким, свежим и нежным. Тихим, солнечным и спокойным, и он очень подходил Л.

Позже, в гостях у брата на ВАСХНИЛе, мы зашли в торговый центр, когда он провожал меня на остановку, и там я увидела эту туалетную воду.

Было начало весны, и я сказала, что, если он захочет сделать мне подарок на Восьмое, я буду рада. Брат сказал что-то про деньги на карте, и никакого подарка я, конечно же, не получила, но была к этому привычна - он не баловал меня вниманием.

И вот, в то утро на остановке Л. так приятно пахла, а я чувствовала этот аромат, и понимала, что нас там будто совсем нет. Разговаривают чужие люди, улыбаются вежливо.

- Ой, мой трамвай, пока!

Я уехала, и в голове моей не было больше места Л., я думала о чём -то своем, придерживая маленькую голову сына у груди. Я переехала всего на несколько остановок, а кажется, на другую планету.

Ранее, когда ещё ребенка не было и в проекте, я возвращалась с работы по Крылова, и вдруг увидела маму Л., которая пряталась за деревьями, потихоньку подбираясь к молодому мужчине, стоящему на перекрестке. Она не сводила с него глаз и меня не заметила.

Он стоял с большой корзиной красных роз. Он кого-то ждал, разговаривая по телефону, а мама Л. была похожа на большую седую кошку, выслеживающую птичку. Я подумала о том, что, возможно, мечта ее сбудется, и она переедет жить поближе к Нарымскому скверу.

Я встречала Л. ещё несколько раз - она выбирала творог в супермаркете, обедала с мамой в Меге, я, на тот момент то толкала свою тележку с продуктами, то каталась на катке, взяв коньки напрокат, и ни разу не захотела подойти поздороваться.

Тот давний мой стыд всё ещё жил во мне, я так и не избавилась от него, хотя он был уже не очень острым, кусался несильно, будто старыми беззубыми челюстями хватал, мне не было больно.

Как-то я увидела ее в университете, я уже заканчивала, а она только поступила. Щеки ее снова горели румянцем, наверное, физкультура была, подумала я, мы встретились глазами, но я не поздоровалась, просто прошла мимо.

Однажды в Мегасе мы с Л. столкнулись лоб в лоб. Она шла с сыном, а я - с ключами от машины в руке, я уже была светловолосой и, наверное, совсем другой - повзрослевшей и сильной.

Я прислушалась к себе - стыдно не было, искренне и радостно улыбнулась своими брекетами (да, я начала меняться к лучшему), кивнула и прошла мимо.

Я не остановилась, но обернулась один раз. Л. тоже обернулась на ходу, она не улыбалась, она выглядела удивленной(?)

Мы стали совсем взрослыми, другими, между нами не оставалось уже ничего общего.

Больше я никогда ее не видела. Недавно маркетплейс вдруг подкинул мне рекламу той самой туалетной воды, вроде бы той, но я не уверена, ведь их появилось под этой маркой несколько видов с очень похожим названием.

Я прочитала пирамиду и подумала, что это очень похоже на тот аромат из прошлого, и заказала ее, но не особенно надеюсь, потому что это было бы слишком хорошо, а так в жизни редко случается.

И вот так, из рекламы этого парфюма вдруг получился целый ворох воспоминаний, которые я сейчас, в половине третьего ночи, заканчиваю писать из своей головы - по букве, одну за одной.

Но это очень, очень громкий ворох, сильное потрясение моей ольфакторной памяти, которая сводит меня с ума время от времени.

В моей жизни однажды тоже случилась одна туалетная вода - лёгкая совсем, сладкая и нежная фиалка. На девять дней, на маминых поминках один из присутствующих мужчин вдруг сказал:

- У тебя же завтра день рождения? Сколько тебе исполнится? Пятнадцать? Вот, это тебе! - и тяжело вздохнул.

Он достал из нагрудного кармана своей рубашки совсем маленький бутылек с нарисованными фиалками, вручил мне, и это оказался очень приятный, нежный, свежий и сладкий аромат.

Это было каким-то невозможным чудом в той кошмарной реальности - будто бездомному ребенку дали сладкую карамельку.

Я не сдержала слёз. Я гнала от себя мысли о маминых поминках, я старалась держать себя в руках, но разрыдалась, взяв в руку подарок. Меня было невозможно остановить. Момент был сокрушительным, моё сердце просто рвалось от существующей во мне боли.

Мне давно уже не больно, боль больше не грызет меня своими беспощадными зубами, я живу свою московскую жизнь (Новосибирск, прости, но ты был и остаёшься кошмаром!), и время от времени меня накрывает ароматическое безумие, я всё ищу и ищу какие-то ароматы из прошлого, настоящего и будущего(?)

С отцом я теперь состою в очень счастливых (отсутствующих) отношениях - я вычеркнула его из своей жизни. Но я ничего не забыла, и совсем не умею прощать.

Я не испытываю ненависти, потому что это очень тяжёлая, живая, прожорливая эмоция, которую надо кормить и давать ей выход, иначе она разорвет изнутри.

Но рука всегда занесена, и, если жизнь предоставит мне такую возможность, я ударю наотмашь. А, может, и не придется - иногда жизнь прекрасно справляется сама.

Сегодня, когда я вдруг вспомнила и начала рассказывать мужу про эту фиалку, и о том, что всё ещё хочу её разыскать, у меня свело горло, а из глаз сами собой попросились слезы, и я была вынуждена замолчать, чтобы они не пролились.

Моё тело все помнит. Моё лицо всё помнит, мышцы моей гортани всё помнят, мои глаза всё помнят и проистекают морями слез - стоит мне только самой это вспомнить.


И если мне не будет лень, и если я буду в силах
Я приду поплясать на ваших могилах(с) Егор Летов


Завтра, вернее, уже сегодня, курьер доставит мне мою туалетную воду, и я узнаю, моя ли это история. Очень жду.

Май 2024.